Платье в полоску и черный мундир ( Banded Dress and Black Coat ) (гет)

Аливия напевала песню со своей Родины, собирая вещи для следующего этапа путешествия своей маленькой группы. Они пробыли в Эбу Дар две недели, пока Бодевин общалась со своим братом, и он познакомился с Рифтеном. И ей пришлось признать, что в Шончанской колонии стало легче расслабиться. Никто на нее не нападал и не надевал ошейник. Она неохотно поняла, зачем оставшимся Дамани понадобился ошейник; жизненные уроки не исчезают легко, особенно для тех, кто жил так долго, как они. Но, по крайней мере, Шончане, казалось, сдержали свое слово.

— Жаль, что ты уезжаешь, — сказал кто-то. Услышав знакомый голос, Аливия обернулась и увидела Мин, прислонившуюся к дверному косяку с легкой ухмылкой на лице. Мин, казалось, отвергла идею Шончанского наряда для Благородных и надела вышитые штаны и рубашку. Как всегда.

Девушка нравилась Аливии. Она была доброй, сильной и подружилась с Аливией, даже когда та ей не доверяла. За последние две недели, обсуждая Лорда Дракона и его загадочные планы, они стали еще ближе.

— Я никогда не думала, что скажу это, но мне жаль уходить, — ответила Аливия.

— Часть меня хотела бы пойти с тобой, — сказала Мин. Аливия вопросительно посмотрела на нее. Мин пожала плечами.

— Знаки, которые я видела, над этими двумя, указывают на что-то большое. И не обязательно хорошее. — Мин посмотрела Аливии в глаза с легкой улыбкой. — Будь осторожна, Аливия, — сказала она.

Аливия широко улыбнулась.

— Всегда, сестра, — сказала она. Мин во многом была младшей сестрой, которой у нее больше не было. Они обнялись, прежде чем Аливия ушла, чтобы присоединиться к своим друзьям.

* * *

Боде шла позади Рифа, когда он проходил через Врата. Они вышли на каменистую скалу, откуда открывался вид на небольшой город. Дома были сложены из добытого камня с черепичными крышами, покрытыми горным снегом; несколько улиц были вымощены булыжником. Город был известен своими небольшими каменоломнями, добычей железа, а также золота и серебра, которые поставляли в Байрлон, а следовательно, и в остальную часть Андора. Они прибыли в Камфри.

Боде чувствовала тревогу Рифа. Если не считать Эбу Дар, именно этого места он больше всего хотел избежать, ради себя, а не ради нее. Ее губы дрогнули в быстрой улыбке при мысли, что он поставил ее собственную безопасность выше своей. Боде взяла его руку в свою, но, хотя он улыбнулся ей, улыбка была вымученной. Аливия откашлялась, чтобы привлечь их внимание.

— Мы идем? — спросила она, озаренная сиянием саидар и открыла Врата в город. Боде повела Рифа на окраину города. Всем, кто наблюдал за ними, казалось, что они вышли из большого дуба у дороги. Аливия шла впереди, когда они вошли в город.

— Куда мы идем, Рифтен? — спросила бывшая Дамани. Прежде чем Риф успел ответить, кто-то выкрикнул его имя. К ним подошел крупный, дородный мужчина в кожаной куртке кузнеца с широкой улыбкой на лице.

— Свет, парень, это ты? — Боде почувствовала, что беспокойство Рифа немного улеглось, когда он улыбнулся и заговорил с кузнецом, который с восхищением указал на его мундир, булавки на воротнике и меч. Наконец он отпустил их, и страх Рифа вернулся.

Риф повел их через город, пока они не добрались до большой гостиницы «Шепчущие Ивы». Он медленно открыл двери и провел их внутрь. Общая комната была чистой и светлой. Обслуживающие девочки, а также странное зрелище, обслуживающие мальчики, вытирали столы и расставляли напитки. В большом камине ревел огонь.

Одна из девочек, или, вернее, женщина, обернулась к ним, когда они вошли; она остановилась как вкопанная, когда ее взгляд упал на Айз Седай и Аша’Мана.

— Привет, Сабина, рад снова тебя видеть, — сказал он. Служанка Сабина ахнула, прижав руку к груди, очевидно, узнав Рифа. Она повернулась и почти побежала вглубь гостиницы. Риф нервно сглотнул и кивнул Боде и Аливии, указывая на стол. Все трое сидели и ждали. Они сидели недолго, когда из задней части гостиницы донесся шум.

— Меня не волнует, хоть сама Амерлин пришла, никто — особенно Айз Седай или те Аша’маны, не могут вызвать меня в моей собственной гостинице! — Вошла женщина, скорее всего хозяйка, она подошла прямо к ним, как будто чувствовала, кто они. — И еще одно, я… — Она замолчала, увидев, как Риф встал, высокий и гордый, несмотря на неуверенность, бушующую в Узах.

— Привет, мама, — сказал он.

* * *

Ирелла старалась сохранять спокойствие Айз Седай, следуя за Сибеллой и двумя другими женщинами из Родни, которые образовали треугольник вокруг королевы Илэйн, почетного караула в стенах Черной Башни. Предполагалось, что Королева совершала эти поездки время от времени, чтобы проверить Аша’Манов, которых она считала чем-то вроде почетных граждан Андора.

Габрелле Седай ехала вместе с ними, а также с двумя предполагаемыми «Теламонами», которые были лидерами в группе М’Хаэля. Ирелла сравнила их с Советом Восседающих в Белой Башне или, может быть, приближенными генералами.

Габрелле Седай объясняла королеве какую-то политику в Черной Башне, но Ирелле было трудно сосредоточиться в окружении стольких мужчин, способных направлять. Они были повсюду! Они расхаживали по городу, казалось, не заботясь ни о чем на свете, выполняя поручения и задания. Приглушенный гул вдалеке указывал на практику разрушения валунов, и прямо перед ними какие-то люди в Черных мундирах помогали «ремонтировать» дом, одна небольшая группа разрушала деревянные стены, в то время как другая бОльшая группа поднимала кирпичи и разбрасывала раствор, а следующие обжигали кирпичи и раствор в прочную стену.

Это было ужасно. Еще до того, как ее имя вписали в книгу Послушниц, бабушка Иреллы рассказывала истории о мужчинах, способных направлять, чтобы пугать ее по ночам. Она слышала истории о безумии, которое охватило их, и об ужасах, которые они творили. Они, люди, которые разрушили мир.

Айз Седай верили, что порча на саидин была очищена, и, возможно, они были правы, но это не имело значения. Эти люди опасны, безумны они или нет. Мужчины были переменчивыми, агрессивными, темпераментными существами, которые думали кулаками больше, чем головой, если вообще думали. Они не имели права использовать Единую Силу. Только женщины, спокойные, уверенные и всегда правые, могли использовать ее со всей ответственностью.

После нескольких часов исследований и споров королева установила Круг с женщинами из Родни и открыла Врата обратно во дворец Кэймлина; затем Родня вернулась в свое поместье. Когда Ирелла начала снимать седло, она почувствовала что-то странное. К одной из пряжек был привязан войлочный мешочек. Повинуясь порыву, она спрятала его, пока не закончила чистить лошадь, а затем ее освободили на весь день. Она ненадолго задумалась о том, как хорошо было бы пройти традиционный шестинедельный испытательный срок. Ей придется найти… работу, но, по крайней мере, она сможет действовать самостоятельно, без наставника, заглядывающегося через плечо.

Вернувшись в свою комнату, Ирелла достала из кармана платья мешочек и высыпала его содержимое на кровать. Из него выпали три кольца из серебристого металла, два из которых выглядели как браслеты, а одно было больше, как тугое ожерелье. Рядом лежала записка, и она взяла ее, чтобы прочесть.

«Мое время скоро закончится. Ключи к нашему успеху — держи их в тайне. Я свяжусь с тобой в ближайшее время. Записку сожги.»

Взгляд Иреллы вернулся к металлическим браслетам, лежащим на простынях. Ключи к их успеху? Не было сомнений, что их послал Завьер, но как они могли помочь? Ирелла обняла Источник и сплела нить Огня, осветив угол записки, прежде чем бросить ее в маленький камин своей комнаты.

Ирелла глубоко задумалась о том, что мог иметь в виду Завьер, прежде чем решила, что он объяснит свои причины, когда она увидит его в следующий раз, так или иначе. Она собрала браслеты и спрятала их в шкаф, прежде чем выйти из комнаты.

Так или иначе, она получит то, что ей нужно.

* * *

Боде, затаив дыхание, наблюдала, как Тора, мать Рифтена, смотрит на сына широко раскрытыми глазами. Очевидно, служанка не сказала ей, чего ожидать в общей комнате. Рифтен гордо выпрямился, но Боде заметила, что его руки дрожат, пальцы сжимаются и разжимаются. Не говоря уже о бушующем потоке вины и страха, поднимающемся и опускающемся через Узы.

— Значит, ты вернулся домой, — ледяным тоном произнесла Тора. Риф сделал шаг назад, словно его ударили, и кивнул. Тора скрестила руки на груди и холодно посмотрела на него. — Почему ты думаешь, что тебе здесь будут рады? — спросила она. Служанки, стоявшие у стен, ахнули.

Риф судорожно сглотнул, чувство вины чуть не задушило ее сквозь Узы.

— Понятия не имею. Я просто… — он оборвал фразу и вздохнул. — Я скучал по дому. Я скучал по тебе, мама. — Риф достал из кармана пачку писем. — Я писал тебе каждую неделю, но не думал, что ты прочтешь их. — Риф положил письма на стол.

Тора шагнула к сыну, ее глаза горели. Риф закрыл глаза, словно ожидая удара. Боде ахнула, когда Тора обняла его. Риф удивленно распахнул глаза, но все же удержал ее. Тора отступила назад, слезы катились по ее щекам. Она слабо улыбнулась и погладила Рифа по щеке.

— Добро пожаловать домой, сын мой, — сказала она.

Риф улыбнулся, и слезы выступили у него на глазах. Тора покачала головой, вытерла слезы и хлопнула в ладоши.

— Шевелитесь, девочки! Не теряйте времени! Мой мальчик привел гостей домой, а вы хотите просто постоять? Идите, быстро, принесите рагу и чай!

Риф со вздохом сел, устало улыбаясь. Боде почувствовала… удовлетворение через Узы, как будто его утешило что-то знакомое. Боде взяла его за руку и он улыбнулся в ответ. Сабина принесла три миски тушеной оленины и чайник чая.

— Она очень скучала по тебе, — сказала она, прежде чем повернуться, чтобы обслужить другого клиента.

Боде принялась за рагу, оно было восхитительно, но что-то ее беспокоило. Служанки смотрели на нее с… почти жалостью. Боде взглянула на Рифа, который, казалось, ничего не заметил. Она отмахнулась от всего и продолжила есть. Глаза служанок не отрывались от нее в течении всего дня.

* * *

Карл улыбнулся в предвкушении, направляясь к площадке для Перемещений Тар Валона, в сопровождении Аша’Мана. Кайриэнский Лорд был наконец освобожден от пребывания в Белой Башне и заменен кем-то другим. Он оглянулся на своего спутника, тот, вероятно, был Шайнарцем, который сердито смотрел на него. Карл отмахнулся от него, когда вошел на площадку и схватил Источник, готовый сплести Врата домой.

Карл напрягся, когда Шайнарец схватил его за плечо, нахмурился еще сильнее и покачал головой, словно предупреждая. Карл прищурился, но блеск, отразившийся от булавок на воротнике, заставил его вспомнить свое место. Он отпустил саидин с чувством потери. Кайриэнец вцепился в рукоять меча, стараясь сохранить самообладание, изо всех сил стараясь обуздать гнев, который проявлялся у него с детства.

Шайнарец схватил Источник, и Карл ощутил, как в животе поднимается угроза, и мастерски сплел врата, ведущие в Черную Башню. И не только в Башню, но и во дворец Таима, который Лорд Логайн неохотно использовал для некоторых дел. Шайнарец втолкнул Карла через Врата, которые тут же закрылись, когда они прошли, и направился к дверям, украшенными резьбой в виде Клыка Дракона. Когда Карл попытался последовать за ним, Аша’Ман бросил взгляд через плечо. Сообщение было ясным, оставайся на месте. Хотя это и раздражало его, Карл повиновался, когда его сопровождающий вошел во дворец.

Не прошло и десяти минут, как Шайнарец вышел, оставив лишь предупреждение, чтобы быть почтительным. Карл сглотнул, чувствуя, как в животе поднимается страх, и вошел во дворец. Большой зал, выложенный после Последней Битвы плиткой в виде Знамени Дракона, был перед ним. Карл прошел дальше к тому месту, что во времена Таима было его Тронным залом. Карл на мгновение подумал о том, как жаль, что он был другом Темного. Кайриэнцу нравилась дисциплина бывшего М’Хаэля.

Карл подошел к возвышению, которое когда-то занимал трон, а теперь стояло гораздо менее изысканное кресло, предназначенное для комфорта, и большому дубовому столу, заваленному бумагами. Логайн сидел, изучая бумаги и тихо разговаривая с Теламонами, вероятно, о расходах, производстве, войсках и всяких мелочах.

Карл откашлялся, заставив мужчин немедленно замолчать и посмотреть на него. Карл почувствовал, как его страх усиливается при виде их одинаковых выражений лица; разочарование, возможно, смешанное с отвращением. Логайн встал и подошел к своему столу, Теламоны без раздумий двинулись в его сторону.

— Карл Завьер, — сказал Логайн, — я много слышал о тебе от наших сестер. — Эти слова заставили бы Карла гордиться собой, если бы они не были произнесены как предупреждение. — Я не буду лгать. Тебя послали в Белую Башню не за дипломатические навыки, которые, согласно сообщениям Айз Седай, ничтожны. Тебя послали учиться дисциплине и, возможно, даже смирению у наших сестер, которые имеют многовековой опыт в обучении подобным вещам. И все же наши усилия кажутся напрасными.

— По словам Айз Седай, ты не проявил ни самообладания, ни дипломатичности, которые необходимы, чтобы получить булавку с Драконом. Ты относился к Принятым в Белой Башне с неуважением и непочтительностью, несмотря на мои личные приказы. И, что еще хуже, ты, очевидно, замышляешь что-то против одного из нас.

Логайн глубоко вздохнул.

— За эти действия ты ничего не заработал, по крайней мере ничего хорошего. Настоящим я приостанавливаю ваше право на повышение. Если ты не докажешь обратное, то никогда не получишь булавку с Драконом; ты останешься Посвященным. Тебя назовут Задержанным, тем, кто не будет возвышен до Аша’Мана. Мы не выгоним тебя из нашей Башни, это не наш путь. Но мы не верим тебе. Как сказали бы Айильцы, у тебя нет Джи.

Логайн повернулся к столу.

— Возвращайся в казармы и отдохни. Завтра ты будешь отвечать за подготовку солдат. — С этими словами Теламоны возобновили разговор, обращаясь с Карлом так, словно его здесь не было.

Выйдя в двери, Карл с трудом удержался от того, чтобы не побежать из дворца. Он пошел знакомой дорогой к своей бывшей казарме, которую делил с несколькими другими Посвященными. Он вернулся в свою комнату, которая была такой же, какой он ее оставил. Карл тяжело опустился на кровать, бормоча себе под нос ругательства, которые заставили бы его няньку в детстве надрать ему уши. Как они могли так поступить?!

Карл стукнул кулаком по подушке, и та затрещала. Он только что смял конверт. Карл открыл его, обнажив бронзовую булавку и короткую записку. Он перечитал. В записке говорилось, что он должен носить эту булавку вместо Дракона. В нем также указывалось, что по рангу он равнялся любому другому Посвященному, никогда не отдавая им приказов. Ему было запрещено покидать Шар’Аман без письменного разрешения, подписанного тремя Аша’Манами. Письмо заканчивалось подписью Логайна. Клык Дракона, печать М’Хаэля.

Карл скомкал письмо и швырнул его через всю комнату. Это несправедливо! Он сделал то, что должен  был сделать Аша’Ман! Он утвердил свою власть, а не отступил перед ведьмами Белой Башни. Он ясно дал понять, что находится под их командованием лишь незначительно, и должен рассматриваться как таковой. Он сделал гораздо лучше, чем Грегор или трижды сожженный Арасон! Карл почувствовал, как ярость и негодование вспыхнули в нем, обжигая, как огонь. Затем он погас, сменившись холодной яростью.

Они не могли так поступить с ним. Но если они так думают, если они хотят верить, что могут, пока он не покажет им обратное, кто он такой, чтобы судить. Карл встал и взял письмо, затем подошел к письменному столу, готовясь легким прикосновением подделать письмо Логайна и подписи трех Аша’Манов. Пришло время использовать другую игру, которую он изучал в детстве. «Игра Домов» ему не поможет. Но узурпация — должна.

У него был свой план; все, что ему было нужно, — это немного подправить его. Время пришло. Скоро… очень скоро он получит все, что захочет.