Лед и Пламень (гет)

На пути в Королевскую Гавань — ДЕЙНЕРИС​

Дени улыбнулась, заметив улыбку Джона. Она не представляла, что заставило его перестать хмуриться, но была рада, что это случилось. Ребенок внутри нее, будто почувствовав настроение Дейнерис, легонько толкнулся, привлекая к себе внимание, и она улыбнулась шире, положила ладони на округлившийся живот. Но тут же нахмурилась, закуталась плотнее, ощущая острое желание уберечь свое дитя от любой опасности.

Еще год назад Дейнерис жила с уверенностью, что у нее не будет детей. Ведьма забрала у нее и мужа, и будущее. Ночами девушка не спала, проливая горячие слезы и глуша свои стоны подушкой. Никто и никогда не должен был видеть Королеву слабой, но самой себе Дени лгать не могла.

Даже стоя в продуваемом ветрами зале с картой на Драконьем Камне и слушая рев волн, даже думая о том, как завоюет страну, прежде бывшую домом ее семьи, Дейнерис не могла отделаться от горьких слез, но плакала так, чтобы ее никто не видел.

Разве мог ее десница понять, какую боль причиняет ей, заговаривая о наследовании? Нет. Но и рассказать ему об этом Дейнерис не могла. Не нашла бы слов. Не было слов ни в общем языке, ни в валирийском, ни в дотракийском, чтобы выразить то горе, что терзало ее душу. Слова бесполезны, когда боль режет изнутри, рвет когтями, кусок за куском пожирая силы, когда отчаяние срывается с губ криком, стоном, мольбой, когда опускаются плечи и не остается ничего. Ничего… Лишь пустота.

И остается лишь одно — не оборачиваться. Там позади пустота. Тьма. И если увидеть ее, то уже не вернешься.

И Дени не поддавалась, собирала силы и волю в кулак. Она сражалась, она оставалась сильной, она не щадила себя. И не собиралась отступать от задуманного.

Но в снах прошлое настигало ее. И там она не могла от него укрыться.

В снах она видела предков, которых никогда не знала, видела Дрого, чья смерть была на ее руках…

Он был сильный, ее Солнце и Звезды, как черный с алым дракон, когда-то приснившийся ей. Тот дракон дал ей силы и ярость пережить первое время в кхаласаре. И Дрогон стал ее силой, символом того, что она справится со всем.

Ей снился брат, которого она не знала, но о котором ей рассказывал Визерис и сир Барристан. Его именем она назвала дракона, чье яйцо приносило ей покой и счастье.

Видела она и Визериса. Он часто навещал ее в видениях, кривил свой прекрасный рот и издевался над ней. Его кожа все еще дымилась там, где расплавленное золото коснулось ее. Она обнимала золотистое яйцо в тот день, когда потеряла все. И золотистого дракона Дейнерис назвала именем брата, помня и о той боли, что он принес ей, и о той боли, что ей пришлось пережить. С Визерисом связывала она свое отчаяние, все свои страхи.

Но чаще всего она видела ведьму, тусклым голосом шептавшую ей с горькой усмешкой:

— Когда солнце встанет на западе и опустится на востоке. Когда высохнут моря и ветер унесет горы, как листья. Когда чрево твое вновь зачнет и ты родишь живое дитя…

И тьма кошмара с издевкой твердила:

— Никогда… Никогда… Никогда…

Никогда...

Сколько раз она вспоминала это пророчество, сколько раз искала в нем хоть тень лазейки, но ничего не находила. Не может солнце встать на западе, не могут упасть горы. Значит, и ей не суждено родить ребенка. Ее прокляли. Ее лишили всего. У нее отобрали дитя, о котором Дейнерис мечтала, и лишили самой надежды иметь детей. Ее лишили мужа. Ей остались только драконы, она сама и силы делать хоть что-то. И Дени жила. Черпала силы в своей боли, в своей ярости, в своем отчаянии, в тоске и одиночестве. Она стала матерью людям, но они не могли быть ее детьми. Она стала матерью драконам, но они оставались лишь драконами. Она жила, играла роли, улыбалась. Казнила и миловала. И пыталась не думать о том, что будет с ней самой. Что останется после нее.

«Ничего, ничего, ничего, — шептала ей тьма из ночи в ночь. — Твои предки жили и умирали. Твоя семья правила огромной страной и пала. И что осталось от великого дома? Ничего! А ты последняя и таковой останешься. Пеплом! Пеплом осыплешься, когда угаснет пламя в твоей крови!»

В Вестеросе Дени рано или поздно собиралась остановить свой выбор на одном из лордов, чтобы через брак закрепиться в Королевствах и усилить свои позиции. Но она оставляла этот ход на самый крайний случай, ведь совсем не хотела даже толику власти выпускать из своих рук.

Но с Джоном все с самого начала пошло не так. С ним невозможно было играть в придворные игры, а его откровенность вынуждала так же говорить откровенно. А открываясь перед ним, давая увидеть себя без маски Королевы, Дейнерис раз за разом ловила себя на том, что им не нужны слова, чтобы вести беседу. Она читала его взгляд и видела, что он тоже все понимает. Понимает и дает ей шанс отступить, передумать. И она тоже давала ему шанс, честно сказав, что у нее не может быть детей. Любой лорд возьмет в жены Королеву, имеющую армию и драконов, но какому мужчине нужна она, бесплодная, в качестве жены? Она тоже дала ему шанс остановиться. Ведь то, что происходило между ними, не имело ни малейшего отношения ни к Семи Королевствам, ни к людям, что их населяют. В безмолвных диалогах были лишь два человека, не способных солгать друг другу.

Джон знал правду, но все равно пришел к ней. И в тот миг, когда Дейнерис открыла дверь, она знала, что на ее пороге не Король, желающий через нее получить ценного союзника, и не лорд, готовый ради выгоды пожертвовать своим будущим, но мужчина, принявший ее такой, какой она была.

Дени улыбнулась.

Джон переступил через ее страхи и ее проклятие, как до этого отмел ее маски и сотню имен.

— А вы уверены, что ее словам стоит верить? — спросил он ее о проклятии. В тот миг, глядя в теплые карие глаза, Дени на миг ощутила, что злые слова ведьмы не властны над ней.

Она бережно погладила живот, глядя на разговаривающего с Арьей Джона.

— Ты — маленький дракон. Ты родишься сильным, и однажды будешь править этой страной.

Ей почудился сильный темноволосый юноша с мечом в руке. У него были ее глаза, но чертами лица он скорее напоминал Джона, взявшего многое от Старков. Она улыбнулась этому видению.

— Я буду защищать тебя, а твой отец подарит тебе твой первый меч и научит держать его в руке. У тебя будет все, что ты захочешь, малыш. Только, молю, родись. И я подарю тебе землю предков. Мы подарим, — поправила она себя и задумалась.

Она вспомнила то, как они стояли с Джоном под чардревом. В тот миг ей это казалось правильным, и, глядя друг другу в глаза, они с Джоном произнесли слова старого северного обычая, скрепившего их пред ликом Старых Богов. И она не лгала тогда.

Чуть позже, после победы, Дени сообразила, что северяне знают. Она не представляла, как это произошло, но, кажется, каждый на Севере знал, что пред ликами богов Дейнерис вышла замуж за Джона. У них не было свидетелей и родни, как того требовал обряд, но, похоже, северян это мало волновало. Они просто знали, что это произошло, и окончательно изменили к Дейнерис отношение, ведь пред ликами Старых Богов нельзя солгать, они все равно увидят правду.

Прежде она была сильным и важным союзником Севера в войне. Все признавали ее заслуги и отвагу ее людей, но сама Дени оставалась для них чужой. Пожелай она, чтобы Север покорился ей и лорды подчинялись ей, а не Джону, она бы получила мятежный регион. Север не признал бы ее без Джона. Именно за ним шел этот народ, как северяне, так и вольные. И через него они признали ее.

Дени обдумала это, пытаясь ощутить гнев, но его не было. Лишь уверенность.

Теперь Север смотрел на нее не как на захватчицу или союзника, а как на спутницу Короля Севера. Через Джона Дейнерис вдруг стала Королевой Севера. И в таком статусе ее признавали. Но это не вызывало негодования.

Речные земли и Долина выступили союзниками в войне, но они были союзниками Северу, а не ей, Дейнерис. Теперь же, когда война с мертвыми закончилась, стало ясно, что присяга — лишь однажды преклоненное колено, а люди этих земель и без присяги признали власть над собой... Джона. Прямо сейчас, пока армия двигалась на юг, Джон был неназванным Королем Трех Королевств. Никто не произносил подобного титула, но все знали истину.

И вновь Дени не испытала горечи. Не она была единоличной Королевой, сплотившей эти три региона, но Джон ни разу не завел речь о своем превосходстве над ней, не вспомнил, что по закону его право на Вестерос выше. Нет, здесь и сейчас они были вместе, как единое целое.

— Ни речники, ни долинцы не пойдут за мной, если я захочу штурмовать столицу, — без тени расстройства признала Дейнерис. — Они много воевали и много страдали. И для них я все еще остаюсь чужой.

Когда-то ее верный медведь напомнил Дейнерис, что лорды Вестероса не пойдут за ней. Ей следовало завоевать их, подчинить. Оленна Тирелл примкнула к ней не из-за любви к Таргариенам, не из-за того, что верила в новую Королеву. Роза желала мести. Мести же хотели дорнийцы. Сильного союзника — железнорожденные. И никто из них не пошел бы за Дени, если бы ее цели не совпадали с их целями.

— Я не Визерис, — прошептала девушка. — Я могу признать истину, какой бы горькой она не казалась. Это моя страна, но для этих людей я — чужестранка. Дочь Безумного Короля. Я могу пытаться завоевать эту страну, но это ли мне нужно?

Мормонт до сих пор недовольно ворчал, говоря, что Дейнерис упускает власть из своих рук. А вот Тирион понял то, что не было сказано, и за это Дени была благодарна деснице.

Часть лордов Простора откликнулись на призыв Тарли, но толстяк Сэм — друг Джона. Это для него Тарли писал письма вассалам своего дома. Часть лордов примкнула к альянсу, но опять же из-за Джона, когда до них донесли вести, что Три Королевства объединились и победили страшного врага на севере. Для них Дени — Королева, казнившая Рендилла Тарли.

Дорн все еще желал мести, и его лордам было все равно, кто держит карающий меч.

Железнорожденные привезли в Вестерос наемников. Но брат и сестра Грейджой в своем письме обращались и к Джону, и к Дейнерис.

И вновь Дени задумалась и не ощутила обиды.

— Я не одна. И у меня есть спина, за которой я могу спрятаться. У меня есть те, кого я могу защищать. У меня есть будущее, будет дом и будет ребенок. И будет страна, Королевой которой я стану. И уже сейчас у меня есть Король, разделивший со мной власть.

Эти мысли не вызывали негодования. Кровь не закипала в жилах от желания избавиться от соперника на трон. Не возникало ненависти из-за того, что в какой-то миг ее будто потеснили.

«Нет, не потеснили, — поправила себя Дейнерис. — Я сама позволила этому произойти. И рада, что это случилось».

Она смотрела, как подходит Джон, отметив, что в последние недели он неизменно носит только черное.

— Ты же замерзнешь, — сказал он с беспокойством, заметив, что под плащом Дейнерис лишь в мягких брюках из шерсти и рубашке.

— Дракон не может простудиться, — улыбнулась ему Дейнерис.

Джон лишь хмуро фыркнул. И даже Призрак, неизвестно как оказавшийся рядом, издал звук, похожий на смешок. Джон бережно подхватил Дени под попку и приподнял так, чтобы ее ноги не касались земли. Она ойкнула и уперлась ладонями ему в плечи.

— Тебе стоило оставаться в палатке, — почти проворчал он. — Даже здесь еще очень холодно.

После победы зима не отступила мгновенно, но стала мягче и люди не страдали от лютых морозов, продвигаясь на юг.

— Возвращаемся, — сказал Джон и понес Дени через лагерь к их палатке.

Прежде она бы запротестовала. Хотя только слепой и глухой мог не знать, что два правителя делят один шатер, вне его Дени и Джон оставались Королевой и Королем. Но сейчас Дени совсем не хотелось об этом думать, а хотелось улыбаться.

— Как пожелает мой Король, — ответила она так тихо, что только Джон мог ее услышать. Джон поднял на нее взгляд и широко улыбнулся, от чего ее сердце затрепетало, как сотня бабочек, и продолжил путь.

Внезапно малыш решил напомнить о себе и ощутимо толкнулся. Джон снова улыбнулся, явно ощутив этот удар то ли крошечной пяткой, то ли кулачком. Дени широко улыбнулась в ответ, чувствуя себя совершенно счастливой.

— Это будет сын, — внезапно сказал Джон.

— Что? — переспросила Дени. — Сын?

— Да.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, но Призрак знает. Он уверен, что родится волчонок.

Дени улыбнулась еще шире и, чуть изогнувшись, с благодарностью запустила пальцы в густой белый мех идущего рядом волка, ни на миг не усомнившись, что Джон сказал правду.

Винтерфелл — САНСА​

— Отец! Отец! — зашептала Санса, вцепляясь в его рукав. Тот почему-то оказался холодным, как камень. — Это Джоффри! Он первый напал на Арью! Она говорит правду!

Девушка всхлипнула и зажмурилась, боясь смотреть на Королеву Серсею. Сердце голубкой билось в груди. Хотелось убежать, спрятаться, обнять за шею любимую волчицу и забыть все, как страшный сон.

— Лгунья! Лгунья! Лгунья! — заплясало вокруг нее эхо. Санса слышала яростные возгласы сестры, раздосадованное, почти змеиное шипение принца.

— Но как же? — промямлила девушка и удивленно осмотрелась. — Я не хотела... Я не хотела, чтобы это случилось.

— Хорошей леди не пристало лгать! — строго напомнила сгустившаяся вокруг тьма голосом септы Мордейн.

— Я!.. — хотела было оправдаться Санса, но не смогла сказать ни слова, увидев перед собой пику с насаженной на нее головой септы. Глаза женщины выклевали птицы, щеки высохли и ввалились, а серый прежде платок, покрывавший ее голову, полностью пропитался кровью. Санса не могла знать, но была уверена, что ткань пропиталась не только кровью септы, но и кровью других северян, которых жестоко убили в тот кошмарный день.

— Я… — выдавила девушка, отступая. — Я не виновата. Я… я не хотела лгать.

Сансе хотелось заплакать, но она не могла выдавить ни слезинки. Лишь глухие стоны, похожие на волчий скулеж, вырывались из горла. Упав на колени в обступившей ее тьме, девушка сжалась, закрыла голову руками и зашептала: — Папочка! Папа!

За ней, заслоняя от мрака, возникла серебристо-серая тень волка, неуловимо похожая на Леди.

— Ах, моя голубка… — прошептала тьма голосом златовласой Королевы, и Санса ощутила, как тает, исчезает тень волка за ее спиной. А вместе с ней тает и она сама.

Первая слезинка с шелестом упала на подол ее платья. Серо-голубого. Того самого, с розами по вороту. Она сшила его сама и самой себе в нем казалась прекрасной принцессой. Считала себя взрослой. Задирала нос и не терпела отцовской ласки.

— Глупая! Глупая! Глупая северная дура! — вскричала девушка, ударив себя по щеке и не ощутив боли. — Дурочка!

Тут только Санса вспомнила, что она не та маленькая глупенькая девочка, которая уехала из Винтерфелла. Отца нет… И ей не отговорить его, не убедить вернуться домой. И Леди нет. И септы. И она уже никогда не увидит мать.

Из темноты, протягивая к ней руки, выступила Кейтилин Старк. Разрыдавшись, девушка бросилась к ней, стремясь обнять, вдохнуть теплый аромат волос матери, услышать стук любимого сердца, но горделивая фигура растаяла, стоило Сансе коснуться ее. И руки самой девушки истончились, стали полупрозрачными.

— Санса? — окликнул ее Робб, появившись чуть правее, и девушка бросилась к нему, но и он растаял.

Рикон возник перед ней не тем юношей, которого Санса вместе с Джоном схоронила в крипте, а малышом, едва прожившим шесть мирных счастливых лет, но и он исчез, когда девушка попыталась коснуться его.

Бран улыбнулся ей из тьмы и молча погладил по полупрозрачной щеке.

— В этом мире нет справедливости, — произнесла тьма сладким, как мед, голосом Мизинца. — Мы сами вершим ее.

Санса зарыдала, ощущая, как ее собственное тело растворяется во мгле. И услышала душераздирающий вой, будто дикий зверь пытался выскрести из себя боль. Волк взвыл громче… И Санса проснулась.

Слезы струились по ее щекам, на лбу выступила испарина, а по шее за ворот ночной сорочки скользнула капля пота. Девушка стиснула одеяло, уткнулась в него лицом и глубоко задышала, пытаясь перевести дух.

— Это лишь сон, — напомнила она себе. — Только сон. Только сон.

Один из кошмаров, что снились ей все последние годы.

Встав с постели, девушка плеснула в таз воды из кувшина и ополоснула лицо, стремясь вместе с потом смыть свой страх и проникшую в сны боль.

— Я знаю этого волка, — внезапно сообразив, прошептала девушка. — Это Призрак. Но…

Ей не снились волчьи сны. Арья рассказывала о них Сансе, но девушка не верила ей. Теперь же на долю секунды ей показалось, что не только кошмар настиг ее этой ночью, но и отголосок чужой боли.

Она прислушалась к собственным ощущениям и поняла, что где-то там, на самой грани между сном и явью осознала присутствие брата и сестры. И почувствовала, что этой ночью они тоже видели во сне тех, кого уже никогда не вернуть обратно.

Забравшись под одеяло, Санса обняла себя за плечи и не смогла сдержать печальную улыбку.

— Я не одна, — уверенно напомнила она себе. — Я на самом деле дома. Я дома. И у меня есть семья.

Тень тоски, проникшая в реальность, ушла. Сансе показалось, что не одеяло покрывает ее плечи, а объятия брата и сестры согревают ее.

— Они живы, просто очень далеко, — напомнила она себе. — Они поехали на юг, но они — не отец, не мама, не Робб. Джон так же силен, как его волк. С ним ничего не случится. А Арья… Пусть лучше другие боятся за себя, чем я буду бояться за сестру. Эта девчонка выживет и вернется.

Санса вздохнула и вытерла последнюю слезинку. Боль и страх ушли, растаяли от той уверенности, что поселилась в сердце девушки.

Она встала, подошла к окну и распахнула его, желая полной грудью вдохнуть морозный воздух. Все последние недели Санса жила страхом за своих родных, решивших двинуться на юг, но этой ночью что-то изменилось, что-то волчье проснулось в ней.

— Я дочь Севера, — прошептала девушка. — Я волк. Не нарисованный волчонок на гербе, не слово на бумаге. Я волчица Севера.

Ее заставляли забыть об этом, жить, опустив голову. Пресмыкаться перед львами. Прятаться. Смириться со смертью родных. И она забыла, кто она.

Домой, в отвоеванный Винтерфелл, вернулась Санса, но не дочь семьи Старк, не наследница Королей Зимы, не сестра Короля Севера, а девушка, пытавшаяся вспомнить, кто она такая.

— Волчица никогда не покидала этот дом, — прошептала девушка, наслаждаясь холодом. — Ее душа всегда жила здесь, во мне, в этой земле, в этих стенах. Я была и буду волчицей Севера.

Она улыбнулась вновь и сжала подоконник, с удивительной ясностью чувствуя себя цельной. Живой. Собой.

Небо уже окрасилось первыми красками рассвета, пройдет еще час и дворы Винтерфелла оживут. Оживет Зимний городок у стен крепости. И начнется новый день для леди Винтерфелла.

Ей предстоит вновь выслушать мейстера, который каждое утро докладывал ей о перемене погоды. Мейстер Волкан озаботился этим всего через пару дней после того, как страшный северный враг был побежден. В те дни казалось, что то ли от костров, что горели днями и ночами, то ли по какой-то иной причине, но зима разом отступила. Чуть позже стало ясно, что морозы не отпустят Семь Королевств из своих лап так быстро. Поэтому мейстеры по всему Северу стали обмениваться своими наблюдениями и наблюдениями своих предшественников. И пока их вердикт вселял в Сансу радость — зима обещала задержаться еще на несколько месяцев, но быть мягкой.

Это означало, что утром Санса продолжит рассылать по замкам Севера те немногие излишки, что у них остались, не переживая за то, как ей прокормить гарнизон Винтерфелла и всех его обитателей. Это означало, что люди не будут страдать от долгих морозных ночей в ожидании весны. Это означало, что вскоре вернется тепло, и северяне смогут вздохнуть свободно.

— Если Джон победит, — напомнила себе девушка, но не ощутила ни капли страха.

Собираясь на юг, Джон позвал с собой свои знамена, но взял не всех людей, способных сражаться за него. Часть он оставил защищать Север. Когда он принял такое решение, Санса опасалась, что лорды оспорят его решение. Но никто не выказал ни слова недовольства.

И теперь, действуя согласно обговоренному плану, Санса списывалась со всеми замками Севера и по мере сил помогала где каменщиками, где плотниками, а где просто рабочими руками.

Опасности с моря Санса не боялась — пройдут еще многие недели, прежде чем корабли смогут причалить как к западному, так и к восточному побережью Севера, а вот внутри королевства оставленные Джоном отряды оказались необходимы. Бывшие черные братья во главе с хмурым длиннолицым Эддом, полного имени которого Санса так и не запомнила, с удивительным упорством объезжали селенья и мелкие крепости, избавляя жителей от всевозможного мелкого сброда, решившего, что опустевший Север — отличное место для поживы. Взяв с него пример, и другие замки собрали отряды, чтобы прочесывать окрестности.

За Перешейком о помощи просили Речные земли, более других пострадавшие от всех последних войн, но там дела, как узнавала Санса через письма, взял на себя сам Джон, вынудив долинцев затянуть пояса и помочь соседям зерном.

Санса не могла не улыбаться, думая о том, что сейчас ее семья правит большей половиной Вестероса.

— И если нам повезет, то очень скоро наша семья будет править той страной, которую Серсея считала своей, — с довольной усмешкой прошептала девушка, едва не оскалившись, как истинная волчица. — Мы отомстим за нашу семью. Отомстим за себя, — добавила Санса, представляя, как ненавистная мучительница сжимается на троне при виде замершего напротив нее дракона. — Тебе не сломить нас снова. И тебе не выстоять против моего брата и моей… — она запнулась, обдумывая подходящее слово, а потом усмехнулась, осознав, что уже довольно давно включила Дейнерис в состав своей семьи, — тебе не выстоять против волков и драконов. А я поступлю так, как ты сама учила меня. Я останусь здесь и просто дождусь твоего поражения.