Изменяя судьбы (гет)

— Гарри, дорогой, ты носки собрал? — доносился голос откуда-то с первого этажа, видимо, с кухни.

— Да, мам! — крикнул в ответ, точно зная, что их-то точно взял. Вон они, сверху лежат, рядом с футболками.

— А трусы?

— Мам! — уже возмущённо. Конечно, взял! С такой-то опекой и частой проверкой содержимого чемодана.

— Дорогой, ты трусы взял? — раздался издевательский голос братца со стороны двери. — А носки? А форму? А...

— Если ты сейчас же не заткнёшься... — угрожающе. А что, надоели мне все: мама, постоянно повторяющая список вещей и проверяющая их местоположение в чемодане, Ричи, всё время издевающийся и пародирующий маму! Хорошо, хоть отец молчит.

— Да, Ричи, а ты всё собрал? — раздался голос матери уже рядом с комнатой, на втором этаже. Я быстренько закинул оставшиеся вещи в чемодан и уселся рядом с ним.

— Но, мам, — протянул братец, — мне в Хогвартс ехать ещё только через неделю!

— Всё равно нужно начать сборы уже сейчас! — она зашла в комнату. — Гарри! Как можно всё так неаккуратно складывать? Нельзя класть трусы и носки рядом!

Все разговоры происходили на повышенной громкости, как, впрочем, всегда во время сборов. Поэтому неудивительно, что из кабинета на первом этаже раздался голос отца:

— Не могли бы вы все заткнуться?! — Раньше он не позволял себе таких слов, это всё мама на него влияет. Как он сам говорит, «нахватался этих плебейских словечек!». А мама отвечает: «Да неужели? Ты сам недавно так ругался, что мне хотелось записать эти перлы твоей фантазии!» И так всегда. — Я, вообще-то,работаю!

Ну, конечно, мама не смогла промолчать. Они всегда препираются по малейшему поводу, но никогда у них не доходит до настоящей ссоры. Они вообще по-настоящему редко спорят. Но в любом случае бурно мирятся за дверьми спальни.

— То, что ты наш новый, опять, Министр Магии, не даёт тебе права приказывать нам!

И она, наконец-то, удаляется, чтобы препираться с отцом, и оставляет меня и мои вещи в покое.

— А ты что стоишь? — набрасываюсь я на брата. — Иди, собирайся, ведь мама тебе сказала, а ты же её всегда слушаешься! Свою мамочку!

Он вскинул на меня обиженный и яростный взгляд, будто прямо сейчас набросится на меня с кулаками. Но нет, только посмотрел мне в глаза, развернулся и ушёл. Я знаю, что обидел его, но в такие моменты ничего не могу с собой поделать. Я ведь им не родной. Ричи — сын матери и отца, а я им даже не дальний родственник. Нет, у меня есть родители, но, после того, как обо мне несколько лет заботилась мама, я не захотел к ним возвращаться. И мама, и Ричи, и даже отец были против того, чтобы я уходил. Ричи так вообще расплакался, прося «не оставлять его, своего брата». Я, наверное, единственный в нашей семье, кто вспоминает об этом.

Мама как-то узнаёт обо всех моментах, когда я об этом думаю. Вот и сейчас она зашла в комнату, закрыв за собой дверь и глядя на меня понимающим взглядом. И это было так — мама меня всегда понимала. Мы, конечно, ссорились, ругались, мама даже пару раз била посуду, но, в конце концов, приходили к решению, которое устраивало всех. И его чаще всего предлагал отец, самый уравновешенный и трезво мыслящий в нашей семье. Даже Ричи пошёл характером в мать, хотя внешность у него — вылитый отец в молодости. Так мама говорит. А он потом бурчит под нос: «Будто ты меня видела в юности!», но соглашается.

Мы немного посидели, обнявшись, а потом нашу идиллию разрушил Ричи. Он ворвался в комнату, но, увидев нас, хотел выйти, да мама ему не дала, снова оседлав своего любимого конька:

— Ричард Фрост! Почему ты всё ещё не собрал вещи? До Хогвартса неделя осталась! — А потом, повернувшись ко мне: — Это и тебя касается, Гарри!

— Я не первый раз еду на сборы по квиддичу! Всё будет в порядке!

— Я последний раз еду в Хогвартс, наверное, я знаю, что нужно взять с собой!

Одновременно говорим мы с братом,а потом тянем вместе, переглянувшись:

— Ну, мам!

Она закрывает уши, ничего не слушая, и уходит вниз, чтобы всё-таки закончить готовить завтрак.

Мы с Ричи, хотя и не родные братья, очень похожи. Нет, не внешностью — характером. Ричи, в свои семнадцать, уже немного выше меня, а мне уже девятнадцать. Но если посмотреть на отца, то становится ясно — это ещё и не предел для его роста. У нас часто сходятся мысли, идеи, часто весёлые (все взрослые называют их глупыми, несмешными и опасными), поэтому мы подружились с братьями Уизли,хотя и учились на разных факультетах. Меня Шляпа отправила в Слизерин, а братец захотел просто быть ближе ко мне. Отец гордился нами, а мама только смеялась над его "предрассудками" о хогвартских факультетах. А мне было наплевать, мне и в подземельях неплохо жилось. Всё-таки, когда твой отец — Волдеморт, а друзья — Малфои, это что-то да значит.

В общем, жили мы дружно, наплевав на мнение окружающих. Когда в мою сторону или сторону Ричи совершались какие-то нападки со стороны старшего поколения, на сцену выходил отец и затыкал им всем глотки. Но иногда и он не справлялся. Тогда мы подключали тяжёлую артиллерию: рассказывали всё маме. Она-то всех могла поставить на место. После этого ещё долго все отходили, хотя мне так ни разу не удалось услышать того, что она там говорит им.

После того, как все вещи были уложены по чемоданам (даже братца — мама кого хочет заставит), мы все сели обедать. Отец, когда появился в моей жизни, выглядел странно и молодо, и даже сейчас, по прошествии стольких лет, его внешность ни капельки не изменилась. И он не выглядел на свой возраст — дату его рождения мне как-то по секрету мама рассказала, — что было ещё более странным. Но я предпочитал не заморачиваться этим вопросом, как мне и советовала мама.

Всё-таки хорошо, что меня не уговорили вернуться к ним мои биологические родители. Я, несмотря на все свои комплексы и внутренние терзания, люблю и маму, и Ричи, и даже отца. Я люблю свою семью, которая вырастила и воспитала меня.

И я счастлив.

* * *

Ну вот, опять с самого утра разорались, поспать спокойно не дают! Да, Гарри нужно собираться, но нельзя сделать это после завтрака? Пришлось вставать. Со стоном открыв глаза, осмотрел свою комнату. Обычная комната обычного подростка: средней захламлённости и загаженности. Хотя, если бы не мама, я бы вообще не прибирался в ней. А домовые эльфы у нас на что? Но маме, видите ли, нечем нас наказывать, вот и запретила она эльфам в наших комнатах убираться. Поэтому так и получалось: провинился — убирайся. И ведь даже домовиков не попросишь! Нет, они бы с радостью прибрались и маме бы ничего не сказали. Но она как-то определяет эльфийскую магию, поэтому увильнуть от наказания никак не получается. Но ладно, пора к брату зайти.

Перед тем, как выбежать из комнаты, заглянул Гарри в глаза. Там отражалось много чувств и эмоций: злость, обида, даже зависть. Но единственное, что удержало меня от того, чтобы набить ему морду, было глубоко на дне глаз, хорошо спрятанное: запоздалое осознание и сожаление. Я всё понимаю, он чувствует себя немного ущербным по сравнению со мной. Но это не повод постоянно срываться на мне из-за своих комплексов! Я хотел вернуться в свою комнату, но мимо по коридору проходила мама. Видимо, уже поругались с папой, помирились и разошлись, довольные друг другом. Что-то быстро в этот раз. Наверное, мама снова как-то догадалась о том, что мы опять поссоримся с братом из-за Этого. Поэтому она просто обняла меня и сказала:

— Ты умный мальчик, Ричи, и всё понимаешь, — заглянула в глаза, увидев, впрочем, как и всегда, понимание. Сжала крепче и отпустила, только сказала напоследок: — Иди, умойся. Небось, сразу, как проснулся, бросился в комнату к Гарри.

С ухмылкой, появившейся от вида моего смущенного лица, она потрепала меня по волосам, для чего ей пришлось вытянуть руку вверх на всю длину, и ушла к Гарри в комнату. Всё-таки мама у нас маленькая: я перерос её уже в тринадцать лет. Поэтому, когда мы вместе, всегда смотримся немного несуразно: мы такие высокие и мама, едва достающая даже Гарри до подбородка. А до папы ему ещё расти и расти.

Я уже и умылся пару раз, и причесался, даже пижаму снял, хотя я предпочитаю завтракать в ней, а они всё ещё сидят там вместе! Не выдержал, ворвался в комнату. И сразу попал под мамину опеку, чрезмерно возрастающую во время каких-либо сборов.

В этот раз, как это часто бывает, мы помирились с братом без произнесения извинений и слов раскаяния. Просто опять поймали одну волну и поняли друг друга. Нахождение «на одной волне» часто помогало нам в разных шалостях, да и вообще по жизни неплохо пригодилось. Во время такого единения мы понимали друг друга не с полуслова — с полувзгляда. И даже мама (а это что-то да значит!) не понимала, как мы могли сочинить одинаковые отговорки, что часто спасало нас от наказаний. Я люблю своего брата, без мамы я жить не могу — не представляю, что может со мной случиться, если её вдруг, тьфу-тьфу-тьфу, не станет, — а папу уважаю и беру с него пример. Ладно, к нему я тоже испытываю нежные сыновние чувства, только никому не говорите!

И сейчас, собирая свои трусы, носки и футболки, не всерьёз препираясь с мамой и братом, я могу с уверенностью сказать, что я счастлив.

* * *

Вот так шумно и начинается у нас почти каждое утро. А сейчас уровень шума возрос из-за ответственного мероприятия — собирания вещей. Ведь Гарри нужно ехать в очередной раз на сборы по квиддичу: хотя ему ещё девятнадцать, он уже в основном составе команды в качестве ловца (я отговорила его в своё время от желания стать аврором, но это не значит, что мои сыновья — и тот, и другой — не умеют защищать себя). А Ричи в последний, седьмой раз едет в Хогвартс, и это тоже важно — всё-таки в этом году у них выпускные экзамены! Даже то, что Гарри сделал карьеру в спорте, как уже решил к концу шестого курса, не помешало ему, по моему настоянию, сдать все Ж.А.Б.А. почти на «превосходно» (только одно «выше ожидаемого» по астрономии). Ага, попробуй тут не сдай, когда собственный отец всё лето муштровал его и проверял знания (как у великого Тёмного Лорда — бывшими Тёмными Лордами не бывают — может быть сын-неуч?). Вместо прорицаний, как в книге, Гарри, опять же по моему настоянию и советам отца, взял Древние Руны.

Ричи тоже хорошо учился, намного усердней и старательней, чем Гарри: читал много дополнительной литературы, не входящей в программу, и ему доставляли удовольствие почти ежедневные блиц-опросы, устраиваемые отцом. А я не вмешивалась, только просила Морта поменьше доставать Гарри насчёт проверки знаний.

Когда родился Ричи, мне было довольно тяжело с двумя детьми на руках, но потом ежедневные проблемы стали привычными. Да и Гарри подрос к тому времени, так что помогал мне всеми силами. Когда вернулся Морт, мне стало намного легче, он помогал мне, отбросил (не без моего участия) свои планы о кровопролитном завоевании магического мира, даже сменил имя на Мортимера Фроста (да, мы сочетались законным браком, и что?) и начал (хотя скорее продолжил) карьеру политика. У него, как вы поняли, неплохо получилось, и сейчас его в очередной раз выбрали Министром магии. Морта, конечно, немного боялись, но и это было нами преодолено.

И вот мы собираем вещи, переругиваемся, ссоримся, миримся, в общем, живём, как обычная семья.

— Ну, ты опять размышляешь на тему благополучия нашей семьи? — отвлёк меня от мыслей голос Морта. Да, он сначала отплёвывался и открещивался от этого имени, но я упорно называла его только так, вот он и смирился. По-моему, ему даже понравилось имя Мортимер.

— Да, иногда на меня накатывают воспоминания. И я снова и снова сравниваю свои жизни: до перемещения в этот мир и после.

— И что? Какие выводы ты сделала? — так ехидненько посмотрел на меня. А я ответила, нимало не смущаясь:

— Я всегда одёргиваю себя, ведь их нельзя сравнивать. В них обеих было что-то плохое и что-то хорошее, — я замолчала. А он обнял меня и спросил:

— Ты счастлива сейчас, именно в этот момент: рядом со мной, имея двух великовозрастных сыновей-оболтусов? — он усмехнулся, но потом серьёзно продолжил: — Скажи, ты счастлива?

— Да, — недолго думая ответила я. После непродолжительного молчания я спросила:

— А ты? — он не спешил с ответом, поэтому я сказала: — Рядом со мной, сыновьями, имея семью, но без мирового господства, о котором ты так мечтал?

— Я хотел изменить Магический мир, его закостенелые порядки, ввести новые правила, но не получилось достичь этого мирным путём, тогда я не нашёл другого пути. Ты показала мне его, — он опять замолчал, но я его не торопила. — И да, наверное, сейчас я намного счастливее, чем раньше.

Я покосилась на него, и он, тихонько засмеявшись, подтвердил свои слова:

— Да, я счастлив.

* * *

Мы только сели завтракать, как раздался звонок в дверь. Мы окружили дом защитой, так что внутрь аппарировать могли только хозяева, а по камину можно было только общаться. Поэтому все гости приходили к нам по-маггловски — через дверь. Я ещё не села, так что пришлось мне встречать незваных гостей.

За дверью обнаружился весело скалящийся Сириус Блэк. Ну, понятно, пришёл попрощаться с крестником, ведь «Гарри так надолго уезжает!». Сириус говори так каждый раз, но, по-моему, ему доставляет удовольствие выводить Морта из себя, ведь тот так не любит, когда Блэк заявляется к нам на порог, поэтому сильно раздражается.

Блэк же младший ни с того ни с сего вдруг проникся чувствами к великому искусству зельеварения, да и ушёл с головой в научную работу. Помогал ему в поднятии уровня «отечественной науки» сам Северус Снейп — общепризнанный мастер зельеварения. Вместе они начали работу над зельем «Вечной молодости» (надо же откуда-то брать средства для более глубокого изучения неразрешённых вопросов «тонкой науки»?), и, надо сказать, вполне успешно. Открыли ещё парочку способов применения крови дракона (я не вдавалась в подробности), усовершенствовали ликантропное и оборотное зелья, в общем, совсем теперь потеряны для нас, обычных людей. Нет, они не сидят безвылазно в лаборатории (Северус даже частные уроки иногда даёт — преподавание в Хогвартсе он, конечно, бросил), изредка даже в свет выходят, но говорят иногда о таких заумных вещах, причём считая их совершенно элементарными, что чувствуешь себя — как бы помягче выразиться — совсем ничего не понимающим в зельеварении. А чувствовать на себе презрительный взгляд Северуса и Регулуса вместе — сущая пытка для собственной самооценки! Они, конечно, иногда забегают к нам в гости, но не так часто, как Сириус.

В этот раз Гарри действительно надолго уезжает — по сравнению с другими сборами, — на целых два месяца! Я пропустила Сириуса вовнутрь. Тот сразу направился на кухню, обнялся с Гарри — тот сильно смутился, как всегда, — пожал руку Морту и Ричи.

Сириус, в отличие от Джеймса и Лили, проживших в Австралии больше десяти лет, да и оставшихся там вместе со своей дочерью Мэгги, не захотел покидать Англию, хотя на него до сих пор косились с опаской. Он сказал, что не мог бросить Гарри одного вместе с такими страшными нами, поэтому и не уехал даже после уговоров Джеймса. Вот он и заявляется с неприличной регулярностью к нам в гости.

Я его не намного старше, а чувствую так, будто нас разделяет с десяток лет. Ну, это довольно объяснимо: всё-таки загреметь в Азкабан в двадцать лет, да просидеть там столько времени рядом с дементорами, забирающими у тебя все хорошее, оставляя внутри только пустоту и отчаяние. Непрекращающийся изматывающий страх сопровождает всех узников Азкабана. Сириус не стал исключением. Да, ему было полегче из-за анимагии, но и она не могла спасать его вечно. И, освободившись, Сириус будто решил разом навеселиться за все пропавшие годы. И я не могла его судить за это, только держать в рамках приличия.

Вот и сейчас он неприлично громко ржал — иначе не назовёшь — за столом, что я отвесила ему подзатыльник. Не сильный, но ощутимый. Он повернулся и, сверкая своими ярко-синими щенячьими глазками, с показной обидой в голосе спросил:

— За что?

— За всё хорошее! — отрезала я. — Ешь.

Его глаза искрились смехом, и не каждый мог заметить на глубине глаз хорошо спрятанную даже от него самого грусть и звериную тоску.

Завтрак закончился как обычно шумно и в сопровождении воплей Ричи: «Я не буду мыть посуду! У нас эльфы есть! Я не собираюсь привыкать к ручному труду! И вообще, я собираю вещи!»

Он, конечно, всё-таки помыл посуду, и мы все вместе отправились провожать Гарри. Он вместе со всем составом команды и их тренером должны были доехать на поезде до стационарного порт-ключа, который отправляет всех желающих (и заплативших) на юг Болгарии, где проходят совместные тренировки нескольких сборных из разных стран.

Я так долго обнимала Гарри, что тот смутился и с бормотанием «мам, не навечно же я уезжаю!» попытался вырваться. Но всё-таки я отпустила его, и вскоре Гарри махал нам рукой из окна вагона уже тронувшегося поезда. Мы махали ему в ответ — ну, я и Ричи, а Морт просто стоял рядом, приобняв меня за талию.

«И всё равно жизнь прекрасна!» — подумала я перед тем, как мы вернулись домой с помощью аппарации, страх перед которой я в себе так и не победила.