Молли навсегда (гет)

«Как больно! Как же это больно!»

Эжени шла, покачиваясь от сводящей с ума невыносимой боли в голове, отпускающей очень медленно. Она и не заметила, что умудрилась спуститься в подземелья. Наверное, больничное крыло искала. А представляла почему-то дорогу из гриффиндорской башни, вот и пошла вниз.

Здесь она ещё никогда не была. Кабинет зельеварения в другой стороне, слизеринская гостиная где-то справа осталась, и, кажется, в ту же сторону, но дальше (или ближе?) были квиддичные раздевалки. Один раз она была там с Робертом. Но давно, ещё на пятом курсе.

Эта же часть подземелий была вовсе безлюдной, и куда вела — непонятно. Когда в голове достаточно прояснилось, она замерла, привалившись к стене. Ужас уже начинал шевелить волосы — каменные стены и темнота со всех сторон, нарушаемая тусклыми отблесками пламени от факела, оставшегося шагов двадцать назад высоко на стене. Широкий проход скрывался во тьме. Возможно, он вообще идёт под всем замком, а может, заканчивается тупиком, но проверять не хотелось. Важной казалась лишь одна мысль: «Бежать! Бежать отсюда срочно!»

Только сил не осталось, а мысли уже давно путались. С еле слышным стоном Эжени опустилась на пол, скользя боком и спиной по шершавой и влажной каменной кладке. Сознание терять отчаянно не хотелось, хотя всё к тому шло.

Закрыв глаза, она оперлась спиной о стену, оседая на неудобно подогнувшиеся ноги. Рука поднималась с трудом, словно чужая. Заколка запуталась в волосах. Можно было ругать себя сто раз, что подобрала её тогда на выходе из Большого зала, да так и не вернула, но, похоже, только благодаря ей кошмар стал лишь наполовину кошмаром. Но как же больно! И уже не в голове, а гораздо ниже. Там, где сердце.

Наконец заколка поддалась и, вырвав несколько волосков, Эжени наконец поднесла её к глазам. Липкая на ощупь, она была запачкана чем-то темным. И в полумраке не сразу стало понятно, что это кровь. Девушка сжала зубы со всей силы, чтобы унять нервную дрожь и не дать воли слезам. Она уже большая девочка, чтобы плакать. Или нет?

Слёзы всё же пробивались сквозь плотно прикрытые веки, капали с кончиков ресниц, обжигая щёки, попадали в нос, мешая дышать. Холод от камней шёл такой ощутимый, что словно наяву она услышала голос матери, зовущий её, маленькую дочурку из сада: «Нельзя сидеть на камне, Ласточка, заболеешь! Придётся пить горькие зелья!».

Она давно выросла, и сама понимает, что нельзя. Но все силы куда-то подевались, словно боль, измучившая голову, выпила их без остатка. Перед зажмуренными глазами мелькали образы — много, разные. Они отвлекали от холода, от окровавленной заколки Молли в руках, от страшного места, где не повезло оказаться в таком состоянии. Ведь никто не найдёт, и она останется здесь навсегда.

Италия… Как там хорошо и тепло. Как красиво, интересно и совсем не страшно. Солнце плавится на крышах домов, тонет в глубоких каналах Венеции, заливает площадь перед собором Святого Петра, и впитывается без остатка камнями полуразрушенного Колизея. Рим, Неаполь, Флоренция, Верона, Салерно, Сиракузы… Они побывали много где за два неполных месяца. Сполна насладились памятниками истории, походили по многочисленным музеям, наполнились красотой увиденного, казалось, до самого горлышка. Папа ещё шутил, что глаза у неё стали размером с галеон и никогда не станут прежними. Она смеялась. Ей вообще было там весело, с папой и мамой.

А ещё у неё приключился самый настоящий курортный роман. О таком она только читала — в потрёпанной магловской книжке Эвы Стэнли, которую та как-то оставила на диване в гостиной.

Эти итальянцы вообще были очень любвеобильны. Ей столько комплиментов в жизни не говорили. И все эти пылкие взгляды, намёки, слова... Эжени заразилась ощущением волнения и предвкушения чего-то прекрасного и запретного. Хотелось тоже испытать всё, что обещали горячие взгляды. И случай представился.

Франко Риччи, их гид по Вероне, был милым, кудрявым брюнетом с очень смуглой кожей. Совсем молодой, стройный красавец. В первый же вечер, едва она осталась одна, ловко пробрался на её балкон. Конечно, она рассердилась для вида, но парень был неподражаем — столько цветов подарил, наговорил комплиментов, так трогательно держал её за руку, стоя на коленях. И она позволила ему один поцелуй. На следующий вечер ещё один, а потом ещё…

С ним было весело и волнующе. На главном он не настаивал, да она бы и не позволила, но и без этого она узнала немало нового о своём теле, да и о мужском тоже. Десять дней в этом романтичном городе пролетели как миг, и она рассталась с Франко без сожалений. Маглорождённый итальянец был очень хорош, но никакой любви к нему она не испытывала. И ещё каждую минуту боялась, что отец или брат застанут. Так что даже грусти не было при расставании, только немного неловкости. Провожая их к камину для перемещения в следующий город, синьор Риччи бросал на неё украдкой обиженные и тоскливые взгляды. Но при отце она не смогла ничего сказать на прощание и надеялась, что пылкий итальянец сам всё понял, ведь даже писать ему Франко не просил. И хорошо, что не просил.

А потом случился Дамиан.

Эжени влюблялась много раз, за шесть школьных лет это были разные мальчики. На первом курсе ей даже слизеринец нравился, который помог ей собрать учебники с пола. Она не помнила даже, кто толкнул её на выходе из библиотеки, а его помнила. Это сейчас он стал похож на медведя, здоровенный и наглый. А тогда был улыбчивым мальчишкой с весёлыми глазами, худеньким и славным. Только недолго это продлилось. Староста собрал их перед Рождеством и всё про слизеринцев объяснил. Эжени перестала поглядывать в его сторону в Большом зале. Стала садиться спиной к слизеринскому столу. И привычка сохранилась до сих пор.

На втором году она без памяти влюбилась в того самого старосту. Голубоглазый Девлин Уайтхорн много времени проводил в библиотеке, как и она. Однажды он улыбнулся ей и подмигнул, и Эжени влюбилась. Всё закончилось в конце года, безответная любовь сошла на нет сама собой, когда Уайтхорн выпустился из школы и затерялся где-то во взрослом мире.

На третьем году она пала жертвой красавца Даррена О’Хары, капитана квиддичной команды Хаффлпаффа. Он пришёл посмотреть на гриффиндорцев, когда капитан Кроули набирал новых игроков. Эжени пришла с Молли, та подбила её попробоваться на охотницу, уверяя, что у неё получится. Роберт пошёл с ними заодно — поболеть на трибунах. В итоге противный гад Кроули со смехом её отстранил, велев топать в библиотеку и книжки зубрить, а Роберта неожиданно сам пригласил вратарём. И Роб прошёл. А она, зарёванная, упорно сидела на трибуне, глядя на подругу и брата, и всем сердцем ненавидела Глена Кроули.

Даррен неожиданно присел рядом с ней и погладил по коленке. Она вздрогнула — семикурсников все опасались. Они были сильно загружены учёбой, вечно выглядели хмурыми и неприветливыми.

«Знаешь, деточка, — произнёс он очень низким голосом, отчего даже скамейка завибрировала. — Меня тоже высмеяли на втором курсе. А теперь посмотри — я капитан, и намерен играть в квиддич профессионально».

Она возразила ему, что у него талант, и вообще он ирландец, а говорили, что ирландцы так и рождаются на мётлах. Как он смеялся! Заразительно, громко, весело. А отсмеявшись, погладил её по голове, и сказал, что она «прелесть». Досматривать набор гриффиндорцев он не стал, ушёл, всё ещё посмеиваясь и крутя головой, даже не подозревая, что запал в её сердце раз и навсегда — то есть до очередного выпуска семикурсников. Весь свой третий курс Эжени бывала на всех играх и на всех тренировках не только Гриффиндора, но и Хаффлпаффа. Врала Молли, что следит за их тактикой, и подруга верила, даже компанию ей составляла. Молли вообще всегда её поддерживала и была очень близка. Это в последний год они как-то отдалились. То ли Эжени стала другой, то ли перемены в Молли так повлияли.

На четвёртом курсе бравого ирландского капитана в сердце романтичной заучки сменил нахальный Хиггинс. Бен даже не догадывался о её чувствах, как и его предшественники. Возможно, потому, что учёбе Эжени отдавала гораздо больше времени и сил, чем всяким глупостям. На пятом курсе она грезила иногда об Эрике Манче, семикурснике из Хаффлпаффа. Но, посчитав его глуповатым, закончила любовь прямо в мае, не дождавшись выпуска этого парня.

На шестом курсе она разрывалась, ей стали нравится сразу двое. И опять оба были семикурсниками. Один с Рэйвенкло — Джордж Моргис, другой с Гриффиндора — Брэдли Перкинс. Парни дружили, — может, поэтому, увидев их в библиотеке, она была очарована сразу обоими?

Закончилось всё как обычно — выпуск и каникулы. Но, только повстречав Дамиана, она вдруг поняла, что все эти влюблённости не стоят и кната по сравнению с тем, что она почувствовала к Вестерфорду с первого взгляда.

Он стал для неё всем. И впервые она не столько думала об учёбе, сколько о нём, его глазах, руках, замечательном уме и благородстве.

Он был сдержан, умён, шутил тонко, истории рассказывал интересные, подмечал в людях смешное, но без пошлости и грубости. С ним было интересно всегда, даже когда он молчал. И да, самое главное, что в этот раз всё было по-настоящему. Никаких безответных воздыханий. Он на самом деле стал её парой. Вот только как будто охладел после осеннего бала.

И Эжени заподозрила неладное. Ведь и в любви не признавался. И так до сих пор ни разу не поцеловал. И это было обидно, ведь много раз она пыталась намекнуть, что была бы не прочь.

Этим вечером она хотела поговорить серьёзно. Поставить вопрос ребром. Совсем скоро каникулы, а она соврала Молли и Роберту, что ждёт помолвку на Рождество. В глубине души она была уверена, что Дамиан улыбнётся и скажет, что любит. А там и до поцелуя дойдёт — ведь парням это тоже надо?

Встретились случайно, она буквально налетела на Дамиана, спускаясь по лестнице. И сразу решилась — упускать такой случай было глупо. И Вестерфорд не подвёл. Схватил за руку и завёл в кладовку. Её сердце дрогнуло от радости, когда он набросил на дверь запирающие заклинания. Неужели поцелует?

Поцеловал. Сразу по-настоящему, испугав и заставив испытывать странные ощущения. Но оттолкнуть не решилась, растеряв вдруг всю храбрость. И послушно подставляла под поцелуи шею, и даже грудь, лишь краем сознания отметив разорванную блузку. Пусть, раз они всё равно поженятся. А потом стало так ужасно, что вспоминать не хотелось.

Он стал таким чужим, словно сошёл с ума. Это было жутко и больно. И она до одури боялась сопротивляться, позволив всё. А потом он прокричал имя её брата, и все кусочки мозаики вдруг встали на своё место. Не зря говорили, что такое бывает. Не просто так он все время приглашал на прогулки Роба и сразу становился особенно весёлым и остроумным.

Это было ужасно и отвратительно. Она помнила, как прокусила его руку. Злость в ней переборола даже страх. Любовь? А была ли она? А потом был этот страшный момент. Страшнее, чем пережитый ею извращённый секс. Вестерфорд направил на неё палочку и, мерзко улыбнувшись, произнёс свой «Обливиэйт». В ту минуту она, наверное, от испуга смогла притвориться, что он подействовал. Боялась, что иначе он сделает что-то худшее. Даже боль от заколки отступила на задний план. И у неё получилось. За что-то даже парень её похвалил, вновь став ласковым и улыбчивым. И простились нормально. А потом она побежала вниз по лестнице, ощущая, как наваливается дикая боль в мозгу, лишая воли.

Значит, заколка Молли защитила её от страшного заклятия! И она не знала, радоваться ли этому. Эжени всхлипнула и тихонько побилась головой о камни, не в силах открыть опухшие от слёз глаза. Дрожь прошла, но ног она почти не ощущала. То ли замёрзли совсем, то ли отсидела. И голос, раздавшийся неподалёку услышала словно сквозь вату.

— Рег, пойди сюда! Тут такое!

— Что там, Марк?

Голос слизеринца Регана Мэдисона она узнала со странной радостью. Он! Хорошо, что именно он! Ей захотелось отозваться, только сил совсем не осталось. Ни открыть глаза, ни позвать. Губы шевельнулись, но звука не было.

— Оставь её, — говорил кто-то другой уже совсем рядом. — На нас же подумают, ты, идиот!

— Отвали! — прорычал Реган, поднимая её с пола и крепко прижимая к себе. А её затопило облегчение. Эжени только успела восхититься — какой же он сильный — и потеряла сознание.

* * *

Санни следовало сразу прекратить это безобразие с Басти, не собиралась же отвечать и сдаваться. Но так захотелось ещё чуть-чуть продлить ощущения мягкого огня во всем теле, не того сжигающего, пережитого в агонии, а совсем другого, вроде эйфории после выздоровления, только ещё острее. Так что всё же ответила, шевельнув губами, и тут же оказалась в крепких объятиях, а поцелуй превратился из нежного в страстный. Опомнилась она, когда его ладони опустились на бёдра, так явно оглаживая и прижимая ближе к себе, что Санни потерялась от острых ощущений и его явного возбуждения. Рабастан, перестав терзать её рот, стал целовать шею, отчего вместе с судорожным вздохом к ней вернулось частичное осознание происходящего. В глаза бросились парты и большая картина с изображением Биг-Бена. Это помогло враз прийти в себя и попытаться оттолкнуть Лестрейнджа, упираясь ладонями в его грудь.

Надо отдать ему должное, Басти сразу же разжал руки, отпуская её, и даже отступил на пару шагов, пряча руки за спиной. Только смотрел так, что подгибались колени, и дышал так же тяжело, как она, сжав зубы, отчего на виске вздувалась венка, а крылья носа трепетали от напряжения.

— Санни, — голос был хрипловатым, и он кашлянул, прочищая горло.

Она поспешно оторвалась от стены, протиснулась между ним и столом, — он не ожидал и просто не успел отойти, — и поспешила к двери. Разговаривать не видела никакого смысла. Ясно же, что в таком состоянии ничего путного ни он, ни она сказать не смогут.

— Подожди! — он в два шага догнал её у двери и на мгновение прижался к спине, обхватив за талию и уткнувшись носом в её волосы. Но заметив, как она напряглась, сразу отстранился. — Прошу, подожди!

Со вздохом она отпустила ручку двери, поворачиваясь к нему лицом. Басти уже улыбался виноватой и в то же время шаловливой улыбкой, демонстративно подняв руки вверх. Это успокоило, потому что она боялась, что он снова на неё набросится. И кто знает, как далеко это могло бы зайти.

— Твои волосы. Позволь мне заплести, я умею.

Санни спохватилась, что даже одежду в порядок не привела. Поспешно застегнула несколько пуговиц на блузке и заправила её в юбку. Волосы в самом деле оказались в беспорядке, и она смутилась ещё больше, вспоминая его пальцы, массирующие затылок. И когда успел расплести?

— Магией заплетёшь? — уточнила она. Сама она сейчас не могла никак вспомнить нужное заклинание.

— Руками!

— Нет! Не подходи! Я сама!

— Санни, пожалуйста, я бабушке заплетал. Правда, умею! Это не продолжение, и намерения у меня самые невинные, поверь!

— В тебе нет ничего невинного, — буркнула она, поворачиваясь к двери. — Ладно, только расчёски у меня нет. Не планировала как-то…

— Вот, смотри, — он показал ей деревянный гребень с широкими зубьями, — трансфигурировал из платка.

Санни вздохнула, когда он начал расчёсывать волосы, зубья мягко массировали затылок, задевали спину и ниже… Она спохватилась, пусть и не сразу:

— Басти!

— Всё-всё! Уже заплетаю! Поверь, я быстро. Хотя, если бы ты позволила…

— Рабастан!

— Понял!

Сначала она удивилась, что он действительно это умел. Пальцы быстро и ловко собирали прядки по всей голове, выплетая в какую-то хитрую косу. А потом только надеялась, что он не знает, какое это удовольствие, когда тебя так заплетают. Что он не подозревает, какие приятные ощущения вызывает каждое прикосновение его пальцев, и не ощущает мурашки, которые бегут по затылку. Выдохнула очень медленно и незаметно, когда он стал плести косу ниже, и прикрыла глаза. Ну а что, в пору расслабиться и получать удовольствие, коль уж так получилось.

Справился с её волосами он действительно очень скоро и, к счастью, Санни тоже успела кое-как совладать с собой. Даже улыбнулась, когда он показал ей пушистый хвостик. Где он взял вплетённый в рыжую косу зелёный шнур, уточнять не стала, не доверяя своему голосу. Дура ведь, что согласилась на это, но кто же знал, что это такой интимный процесс?!

— Ну как, понравилось? — спросил он бархатным голосом.

Поискала подвох в его словах, плюнула на паранойю и решилась ответить:

— Красиво. Спасибо большое!

— Санни! — поспешил он, когда она снова взялась за ручку двери. — Прости меня, пожалуйста!

— За что? — она сразу напряглась, думая, что всё сейчас выскажет, что думает про этот поцелуй. И что он, конечно, не имел никакого права, но просить за такое прощение…

— За бал. Я не имел права оставлять тебя одну. Я ужасно сожалею. И готов понести любое наказание.

Она даже развернулась к нему снова. Парень был абсолютно серьёзен.

— А за поцелуй извиниться не хочешь? — растерялась она.

— Нет, — и этот наглец даже головой мотнул, всё же ухмыльнувшись.

— Ну знаешь! За бал я давно простила, ничего мне не надо! А вот поцелуй… — как же трудно было об этом говорить, но только он сам её разозлил своим нахальством. — Это ничего не значит, понял?

— Понял, — охотно кивнул он. — Совсем ничего!

— Тебе весело? — подозрительно спросила она.

— Мне-то? — он перевёл взгляд на её губы. — Мне не весело, мне мало.

— Знаешь, Басти, ты бы не наглел так. Мы не пара. Мы немножко увлеклись, но это было ошибкой.

— О да, — он кивнул и весело сверкнул глазами. — Людям свойственно ошибаться.

— Что? — её начала злить его покладистость, слишком подозрительная. Не иначе, имеет в виду совершенно другое.

— Ты права, — поспешил он заверить, честно глядя прямо в глаза. — Увлеклись!

— Лучше бы молчал! — Вздохнула она, хватаясь за ручку двери. Да пусть там сто Ноттов по коридору бродит… — О! Выгляни, будь другом.

— Как пожелаешь, милая. — Басти лишь улыбнулся, когда она поспешно отступила от двери.

Глупо было продолжать пререкаться, пока он в таком непробиваемом настроении. И Санни проигнорировала обращение. Вот правильно, так и будет делать! Слово серебро, а молчание — золото.

Лестрейндж выглянул в коридор, потом просто вышел, плотно прикрыв за собой дверь, и с кем-то заговорил. У Санни ещё не успокоившееся сердце сразу ушло в пятки. Посмотреться в зеркало показалось срочной необходимостью, она же не проверила, что с лицом. А если там отец?

Зеркало было лишь одно, то самое, сквозное. И она рискнула его достать, надеясь, что тётка чем-то занята.

Отражение показалось почти приличным, что вызвало вздох облегчения. А чуть распухшие губы и румянец на щеках всё равно никак не уберёшь. Хорошо, новое жилище отсюда совсем недалеко. Есть шанс никого не встретить.

— О-па! — вместо собственного вдруг появилось лицо тётушки, — детка, я правильно понимаю, чем ты только что занималась? И кто он? Тебе хоть понравилось?

— Тётушка! Тише. Я не могу говорить! — испугалась Санька, задумавшись, а разве не нужно было для вызова постучать палочкой? Или тётушка как раз постучала?

— Он, что — рядом? Ну не говори, просто кивни, — не смутилась та, перейдя на шёпот. — Лестрейндж, да? Целовались, или уже того.

— Ничего не того! — ахнула Санни. — Скажешь тоже! Это учебный класс!

— Если запирается, то какие проблемы? — Тётушка ухмыльнулась с таким понимающим видом, что захотелось громко застонать.

— Лучше скажи, нормально я выгляжу?

— Прелестно, — усмехнулась она. — А причёска-то! Подскажешь заклинание?

— Это не заклинание, — покраснела она.

— Младший Лестрейндж так талантлив? — восхитилась Мюриэль. — Детка, да он же сокровище!

— Потом поговорим! — твёрдо шепнула девушка и спрятала зеркало в сумку.

И вовремя. Басти вернулся и застыл у двери, странно на неё глядя, словно забыл, что собирался сказать.

— Ну! — поторопила его Санни.

— Нам лучше подождать здесь, — вздохнул он. — Мистер Нотт зашёл в гости к профессору Робертсу и может выйти оттуда в любую минуту. Ты ведь не хочешь его встретить?

— Не хочу, — кивнула она. И если бы он так не смотрел, согласилась бы подождать. Только совсем не верилось в его бездействие, останься они тут ещё на часок. — Но переживу как-нибудь.

Выпустил, никуда не делся. А сам остался внутри.

Санни поспешила к себе, радуясь, что в коридоре пусто. И, конечно, по закону подлости, едва не столкнулась с резко распахнувшейся дверью кабинета ЗОТИ.

— Мисс Прюэтт, — ухмыльнулся ей Магнус Нотт и вдруг прищурился, разглядывая её лицо. — Какая… приятная встреча!

— Мы виделись совсем недавно, — постаралась она ответить самым спокойным голосом. Фиг его знает, что он разглядел. Не написано же у неё на лбу, что только что целовалась с другим? Она вдруг с ужасом представила, что сзади откроется дверь и на глазах Магнуса из кабинета Магловедения выйдет Лестрейндж. — Надеюсь, вы извините меня, я спешу. А в мою гостиную мужчин приглашать нельзя.

Он шагнул в сторону, преграждая ей путь.

— Я вас не задержу. Позвольте вопрос, мисс Прюэтт, прежде чем мы расстанемся?

Ей очень не нравилось новое выражение его лица. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, и Санни казалось, что он слышит его стук.

— К-какой вопрос? — побиться об стенку от своего дрогнувшего голоса захотелось со всей силой. И только страшным усилием воли она заставила себя вежливо улыбнуться, надеясь, что это не выглядит жалко.

— Как ваше самочувствие?

— Прекрасно, — выдохнула она. И ухватилась за безопасную тему. — Я только что от целителя. Он заверил, что со мной всё в порядке. Спасибо, что поинтересовались.

— Я рад, — коротко кивнул он. — Поверьте, мне было больно узнать, что с вами произошло.

Она выдохнула, поняв, что задержала дыхание.

— Мне надо принять зелье…

— Прошу прощения. — Он отступил с дороги, пропуская её. — Мисс Прюэтт!

Она уже сделала несколько шагов к своим апартаментам и оглянулась.

— Мне бы хотелось загладить свою вину за своё поведение на балу и неподобающий подарок, — быстро произнёс он.

И этот про бал! Ох, недаром Бель её учила книксен делать. Чуть присесть, поклон, выпрямиться, скромно улыбнуться.

— Не стоит, право, мистер Нотт. Я на вас уже не сержусь.

Он даже приоткрыл рот, что было лучшей наградой. Но моргнув, твёрдо ответил:

— И тем не менее, мисс Прюэтт. Приглашаю вас пообедать со мной в субботу.

Это он так свидание ей назначил? Санни беспомощно улыбнулась, краем глаза заметив, как Басти покинул кабинет Магловедения, застыл, явно заметив их, но несколько секунд спустя уже скрылся за поворотом в районе лестниц.

— Я бы с радостью, — соврала она. И пояснила: — Но завтра я не могу, встречаюсь с братьями.

— Завтра и у меня дела, — кивнул он. — Я про следующую субботу.

— Не получится. Завтра последний раз, когда нас отпускают в Хогсмид. А потом до каникул нельзя.

— Не волнуйтесь, мисс Прюэтт. Ваше разрешение отлучиться из школы в следующую субботу я беру на себя, — разбил Магнус её надежды увильнуть. И улыбнулся понимающе. — Главное, что вы согласны. Всего доброго, мисс Прюэтт.

Оставалось лишь кивнуть и поспешить к себе, ощущая спиной его взгляд.

Мельком оценив крохотные помещения в верхней части её нового жилища, она прошла в маленькую спальню. Присев на край кровати, застеленной миленьким цветочным покрывалом, она смотрела в узкое окно на кусочек свинцово-серого безрадостного неба и ругала себя последними словами. Ведь могла же отказаться от свидания с Магнусом, сославшись на учёбу. Седьмой курс, ТРИТОНы — оправдание круче некуда. Только когда у неё получалось всё, как у людей?! Одна надежда, что просить разрешение он будет у МакГонагалл, и декан Пожирателю откажет. Должна же она их не любить?

Санни вздохнула и вынула из кармана флакон из больничного крыла. Поставив зелье на тумбочку, она прикрыла глаза, вспоминая поцелуй Басти. Но тут же встряхнулась, прогоняя слишком яркие воспоминания. Стоило лечь пораньше — день после тяжёлого отравления силками Майя оказался слишком насыщенным.

* * *

Директор Хогвартса был великолепен. С видом третейского судьи он восседал за своим столом и благожелательно выслушивал все нападки на сжавшуюся в уголке Помону Спраут. Так ловко направить гнев попечителей на преподавателя — Робертс был разозлён и восхищён одновременно. Но продолжал молчать, радуясь, что и Магнус благоразумно помалкивает. Из попечителей не разразилась гневной тирадой лишь Ванесса Дешвуд, не рискнувшая, однако, обвинить Дамблдора в происшедшем.

Да лорд Паркинсон предпочёл дремать с открытыми глазами, делая вид, что внимательно всех слушает.

Миссис Креншер громко закончила свою речь предложением не просто уволить мисс Спраут, но и вынести дело о халатности на разбирательство в Визенгамоте.

-— Не будем так спешить, — директор воспользовался паузой и мельком глянул на Помону, закрывшую лицо ладонями. — Мистер Лестрейндж!

Префект, застывший возле Робертса, встрепенулся.

— Прошу вас, позовите мисс Прюэтт. И да, ваше присутствие больше не понадобится.

Паркинсон что-то проворчал себе под нос, Нотт хмыкнул, Ванесса высоко подняла брови, а миссис Креншер закашлялась и потребовала вина. Остальные молча ждали, пока Рудольфус покинет кабинет.

После ухода домовики доставили бокалы с вином всем присутствующим, но за исключением престарелой мегеры Креншер к ним никто не прикоснулся.

— Всё-таки жаль девочку, — мягко проговорил директор, щелчком пальцев уничтожая поднос с бокалами. — Чаю, господа?

— Жаль? — взвилась Креншер. — Девчонка едва не погибла!

— Верно, — печаль Альбус изобразил не менее талантливо. — И ведь мисс Спраут так подробно объяснила всем ученикам, как опасны эти силки. На занятии Слизерина и Хаффлпаффа никто не пострадал, слава Мерлину. Это вообще удивительно, что мисс Прюэтт так беспечно уснула в теплице.

— Нашли с кем сравнить, — буркнул Гренхазл, представительный маг лет пятидесяти с испанской бородкой клинышком. Поговаривали, что он делает деньги на совместных с маглами предприятиях, но, как говорится, не пойман — не вор. Тем более что из попечителей он щедрее всех снабжал школу деньгами, экзотическими ингредиентами и растениями. Заядлый путешественник, именно он пожертвовал Хогвартсу росточки силков Майя, раздобыв их где-то в Южной Америке. — Надо было экзамен принимать у каждого гриффиндорца, прежде чем допускать к занятию.

— Вы-то, конечно, учились в Хаффлпаффе! — хмыкнула бывшая гриффиндорка Креншер. — И если одна девица не соблюла правила безопасности, это не значит, что виноват весь дом!

— Ну что вы, — всплеснул руками Дамблдор, — не будьте так несправедливы к бедной девочке. Невнимательность — ещё не порок…

— Да что вы! — Гренхазл одарил старую каргу обжигающим взглядом. — То есть загубить дорогостоящие силки по невнимательности — это нормально? Может, мне вовсе не стоит снабжать школу такими растениями? И партию юных мандрагор продать гербологам? А то вдруг они откусят палец ещё одному невнимательному гриффиндорцу?

— И всё же, — мягко улыбнулся директор, — девочка уже была наказана слишком сурово. Не будьте так строги. Кто из нас не совершал ошибок в молодости?

Антуан Робертс готов был аплодировать. Менее чем за десять минут попечители были настроены против мисс Прюэтт. И он чувствовал себя бессильным перед манипуляциями старого паука. Магнус осторожно наступил ему на ногу, и это заставило профессора ЗОТИ глубоко вздохнуть.

А потом, после короткого стука, в кабинет вошла мисс Прюэтт. И чуть не с порога подверглась допросу.

Появление лорда Прюэтта оказалось как нельзя более кстати. Робертс уже готов был сам взорваться. И, глядя, как девчонка цепляется за отца, мечущего молнии в сторону директора и попечителей, он расслабился, наслаждаясь каждым следующим мгновением.

Оказалось, отец Александры был прекрасно осведомлён о произошедшем и, едва за мисс Прюэтт закрылась дверь, холодно процитировал выдержки из обязанностей директора по отношению к жизни и здоровью учеников.

Теперь Дамблдору можно было посочувствовать. То ли он не знал этих обязанностей, то ли забыл, но попытка спорить только всё усугубила.

— Где были вы, господин директор, когда моя дочь умирала в больничном крыле? — отчеканил под конец своей речи Лорд Прюэтт и взял со стола директора какую-то безделушку, которых там наблюдалось довольно много. Он достал палочку, заставив всех вокруг напрячься, шевельнул губами, направив кончик на блестящий шарик в своей руке, и сжал его в кулаке. Кверху поднялся тонкий вонючий дымок, а долетевшие до стола осколки не успели приземлиться из раскрытой ладони Джейсона на матовую поверхность, сгорев бесследно. — Тёмные артефакты держим, а?

Паркинсон, начавший проявлять интерес с приходом отца пострадавшей, закашлялся. Миссис Креншер громко ахнула.

— Что вы себе позволяете? — отшатнулся Дамблдор. — Это был подарок моего друга…

— Рад, что друзья вас так любят, — зло прошипел Прюэтт. — Год-два с этой штуковиной на столе, и вы потеряли бы половину своей магической силы. Я не говорю о посетителях, на которых подарочек точно действовал сильнее.

— Безобразие! — слабым голосом воскликнула старая карга.

— Где вы были? — рявкнул Джейсон, опершись о край стола обеими руками.

— На экстренном заседании Международной конфедерации магов, — вздрогнув, ответил Альбус, пытаясь отодвинуться от стола вместе с креслом. — Тайное заседание. Моя помощница…

— И декан Гриффиндора в одном лице, — перебил его Прюэтт, — не посчитала нужным оповестить меня о происшествии. А экстренное заседание, как мне случайно стало известно, было созвано вами лично. И вся тайна была в обсуждении исключения заклинания Круциатус из списка непростительных. А что, мне даже нравятся ваши добрые идеи, директор. Жаль, что к вам не прислушались.

— Как вы…

— Поклянитесь, что были не в курсе происшествия в школе! — резко потребовал Джейсон. — Я жду!

— Вы не имеете права!

Побледневшего директора было бы жаль, если бы Робертс сам не был так зол. Моргана и все её прелести! Круциатус-то ему зачем понадобился?

— Это вас надо лишить всех прав! — Прюэтт выпрямился. — Напомните-ка мне, за что был изгнан с поста директора Хогвартса Файверли Андерклифф в тысяча шестьсот шестьдесят первом году?

Дамблдор молчал, покраснев от нескрываемой уже злости.

— Я помню, — скромно прощебетала миссис Дешвуд, — его обвинил Бонам Мунго в гибели двух студентов из чистокровных родов. Директор не стал принимать его помощь, в результате чего дети скончались через несколько суток.

— Отдавая свою дочь в школу, — откашлялся директор, — вы клялись быть лояльным Хогвартсу, а значит — и директору.

— Да-да, нас всех обязали отдавать вам своих детей на обучение! И если считаете, что связали этим нас по рукам и ногам, спешу обрадовать — это не так! Так что стоит подать жалобу в Визенгамот…

— Вы не можете подать жалобу, иначе…

— Да что вы?! — «удивился» Джейсон. — Угадайте, кто принёс мне весть о состоянии дочери! Не знаете? А я вам скажу. Целитель Сметвик, которого вызвал ваш целитель! Именно он спас Александру. И он уже приготовил жалобу. Два слова моему Патронусу, и вы…

Лорд Прюэтт обвёл тяжёлым взглядом попечителей:

— И вы все тоже, господа… И дамы. Поимеете много неприятных минут.

Робертс с мстительным удовольствием наблюдал, как впервые на его памяти от жёстких аргументов Прюэтта закачалось директорское кресло под Великим Светлым. Попечители краснели и бледнели, но ни один не решился что-то сказать. Только Магнус казался довольным и расслабленным. Казалось, он даже наслаждается происходящим.

— Вы мне угрожаете? — уточнил директор, попытавшись подняться.

— Экспелиармус, — мгновенно отреагировал Прюэтт и перехватил узловатую палочку директора. — Сядьте, Альбус. — Не советую никому доставать палочки!

Директор охнул и опустился обратно в кресло. Попечители, казалось, боялись шелохнуться.

— Таким образом, директор, у меня предложение, — от ледяного голоса Прюэтта у Антуана холодело внутри. Хотя трусом он себя не считал. — Вы подаёте в Министерство прошение о переводе моей дочери на домашнее обучение по причине того, что вы не можете отвечать за её безопасность.

— Не делайте этого, — Дамблдор говорил так тихо, что приходилось напрягать слух. — Я уверен, что такое не повторится.

— Тогда переводите её на Слизерин, — обманчиво доброжелательным тоном заявил Прюэтт. — Старик Слагги тоже не так надёжен, но я буду в курсе, что происходит с моей девочкой.

— Невозможно… И я не вижу причины…

— Бойкот Гриффиндора Александре для вас сюрприз? Мне любезно сообщил об этом отец вашего ученика Ратклиф Хиггинс меньше часа тому назад.

— Отдельные апартаменты, — пролепетал директор. И тут же попытался вернуть свой добродушный вид. — Девочке будет сложно переходить в другой Дом под конец учёбы, но если она будет жить отдельно…

— И что это даст?

— И свой эльф в услужении.

— Вот уж нет! — хохотнул Прюэтт, щелчком пальцев сбив со стола песочные часы странной формы. — В них тоже не очень светлая магия, чтоб вы знали. Но оставляю на вашей совести. Мой эльф, и никаких школьных эльфов в её апартаментах.

Не хотелось бы Антуану стать врагом такого человека, и он возблагодарил Мерлина, что ему накануне удалось не только спасти его дочь, но и стать родичем всей семейки. Ничего удивительного, что попечители тут же поддержали лорда Прюэтта, а бледный до синевы Альбус безропотно согласился на условия, включая запрет на любые контакты дочери с директором без присутствия декана и, как ни странно, профессора ЗОТИ. Робертс тут же выразил согласие и принёс необходимые клятвы.

Возвращать волшебную палочку Джейсон отказался, несмотря на умоляющий и полный смирения взгляд директора.

— Отдам на выпускном балу Александры, — Прюэтт небрежно засунул узловатую палочку в свой карман. — Если не передумаю. А пока… Купите себе другую, Альбус. Полагаю, на этом собрание можно закончить?

Вызванный домовик, получив от Дамблдора приказ о приготовлении покоев для мисс Прюэтт, низко склонился перед её отцом:

— Прошу вас, добрый господин, — пролепетал ушастик.

— Какой угодно, но не добрый, — хмыкнул лорд и приказал: — Веди, мелкий, и никакой аппарации!

Миссис Дешвуд задержалась, дождавшись, пока кабинет покинут почти все попечители. Она подошла к столу директора и выложила на него большой бумажный пакет.

— Что это? — Дамблдор всё ещё косился со страхом и неприязнью в спину выходящего Прюэтта.

— Хотела побаловать племянницу, — мило улыбнулась Ванесса. — Но вам, мне кажется, нужнее. Магловское угощение, если честно. Попробуйте, они называют их «Лимонными Дольками».

— Вы очень добры, мисс Дешвуд, — у Дамблдора задёргался глаз. — Но я не люблю лимоны.

— Поверьте, милый Альбус, — со своей обычной непосредственностью заявила самая молодая попечительница. — Это не лимоны, а такие конфетки в виде лимонных долек. Вроде Берти-боттс, но без экзотических вкусов. Сладкие. Вы их ещё полюбите.

Антуан едва удержал лицо. Они с Ноттом покинули кабинет последними, сразу после Ванессы, прихватившей с собой Помону. На потерянную Спраут даже забыли наложить дисциплинарное взыскание.

— Вот и мой отец так же может, — пробормотал Магнус, как только Помона с Ванессой удалились на достаточное расстояние. — И если это мой будущий тесть…

— Не волнуйся, с тобой он так церемониться не станет, — хмыкнул Антуан. — Ты знаешь, что он преуспел в темных искусствах настолько, что даже Герман Фрейзер искал с ним встречи, когда нужда припёрла.

— Его германское темнейшество? — загорелись глаза Магнуса. — И что Прюэтт?

— Сказал, что с приспешниками Гриндевальда дел не имеет и иметь не собирается. Фрейзер был сильно оскорблён и прислал ему в подарок проклятое ожерелье. Снять проклятие не мог никто, включая его самого.

— И что?

— Прюэтт снял. И отправил обратно. Но уже с другим проклятием, которое даже распознать не смогли. Ни Фрейзер, ни его многочисленные ученики и друзья.

— Байка, небось, — они уже дошли до кабинета ЗОТИ и Магнус ждал, пока Антуан откроет дверь.

— Возможно, — кивнул Робертс, — и я знаю подобных баек ещё дюжину. Его боятся и мечтают заполучить в союзники. Или убить. Можешь поспрашивать вашего Лорда. Уверен, у него имеются сведения о многих.

— Постойте, — мисс Дешвуд окликнула их уже на пороге. — Магнус, будь джентльменом. Помоги мне, дорогой. Надо выслушать, что скажет Джейсон Прюэтт, и подождать его дочь в её новых комнатах, чтобы всё объяснить.

— С радостью, — улыбнулся Нотт. — Иногда и я для чего-то сгожусь, не так ли, Ванесса?

— Конечно, — она цепко ухватила его под локоть. — Это рядом. Там сейчас её отец всё проверяет, а я его страшно боюсь.

— Тогда почему именно ты…

— Он попросил. Не смогла устоять перед его обаянием, знаешь ли.

— Понимаю, — усмехнулся Нотт и обернулся к другу, смотрящему им вслед. — Антуан, увидимся позже.

* * *

Санни проснулась страшно рано, чувствуя себя как никогда бодрой и выспавшейся. Не было и шести утра, но ведь и легла она ещё до ужина, так что честно проспала все двенадцать часов, пока действовало зелье.

Решив посвятить время до завтрака осмотру своего нового обиталища, она сначала приняла душ, отметив, что ванная ничем не отличается от той, что была у них с сокурсницами в гриффиндорской башне. Разве что теперь она принадлежала только ей одной, и не нужно будет вскакивать пораньше, чтобы закончить с гигиеническими процедурами до всеобщего пробуждения, или выжидать свою очередь. А девушки обычно никуда не торопились, подолгу наводя красоту. Выпускной курс, как-никак.

Завернувшись в махровый халат, обнаруженный на стене возле душевой, она с любопытством прошлась по остальным помещениям.

Гардеробная оказалась совсем крошечной, там уже стоял её сундук, на массивных крючках были развешаны мантии, а в шкафу, утопленном в стену, аккуратно разложены все её вещи. Одну из стен полностью занимало высокое зеркало с подставкой для косметики. Удивительно, но крем, подаренный Уизли, среди нескольких баночек косметических средств отсутствовал. Санни решила спросить об этом домовика. Хотя особо горевать о нём она точно не будет.

Спальня, которую вчера толком не рассмотрела, тоже была более чем скромной. Кровать под балдахином слева, тумбочка у изголовья, узкое окно с широким подоконником, никаких излишеств. Правда, на полу, в отличие от прежней комнаты, лежал потёртый, но толстый ковёр, занимая всё небольшое пространство перед кроватью.

Кабинет был чуть больше, чем остальные комнаты, и окошко тут было шире, чем в спальне. Массивный стол с шестью ящиками по бокам занимал всё пространство перед широким подоконником. На столешнице уже стояли две чернильницы, в стаканчике ждали очиненные перья, стопка чистых пергаментных листов и две свечи в тяжёлых подсвечниках. Кресло перед столом казалось удобным, справа размещался закрытый стеклянными дверцами стеллаж, где на нижней полке сбилась в кучку вся её скромная «библиотека». А в углу стоял столик пониже и поменьше с графином воды и стаканом. И два стула с резными спинками. А говорили, что здесь она никого не сможет принимать!

— Оскар! — позвала Санни.

Домовик тут же появился, чопорно выпрямился и безмолвно на неё поглядел.

— Оскар, ты не мог бы раздобыть мне чашку чая и каких-нибудь бутербродов?

— Мне запрещено связываться со школьными эльфами, — проскрипел домовик, хмурясь. — Желаете получить это из Прюэтт-холла?

— О нет-нет, — Санни тут же передумала. Не хватало ещё беспокоить родителей по таким пустякам. Судя по всему, им будет всё доложено. — Я что-то уже не хочу. А это ты переносил мои вещи?

— Да, Оскар перенёс всё-всё!

—— А ты не видел такой зелёной баночки с кремом.

— Оскар не видел, — испугался эльф. — Оскар не брал такой баночки!

— Успокойся, — поспешно попросила она. — Кстати! Мой отец просил тебя вернуться к нему, как только я призову Лакки.

— Оскар подождёт, — кивнул чуть просветлевший эльф.

Видимо, решил её проконтролировать. Ну и пусть!

— Лакки! — не стала откладывать Санни.

Эльфиечка тут же появилась. Она с ужасом отпрянула от Оскара, которого не сразу заметила, случайно его толкнув. Покраснела и сделала шаг поближе к Санни. Домовик лорда Прюэтта надменно вздёрнул подбородок.

— Оскар больше не нужен хозяйке?

— Нет, — постаралась девушка скрыть веселье. — Передай папе большое спасибо за всё.

— Оскар передаст, — кивнул домовик, метнув суровый взгляд на хихикнувшую Лакки.

— Иди, Оскар!

Домовик исчез с громким хлопком.

— Позёр! — фыркнула домовушка, одёргивая свою тунику. — Простите, хозяйка! Бывшая хозяйка Мюриэль сказала, что вы любите по правилу четыре.

— Э-э, правилу?

— Значит — по-простому. Как друзья, — важно пояснила мелкая.

— О, да! Тётушка Мюриэль права! Лучше так, — Санни приятно удивилась прозорливости тётушки. И вспомнила заодно об обещании с ней поговорить. Но лучше вечером. — А ты могла бы мне принести чай и бутерброды?

— Могу смотаться к школьным задохликам, — предложила Лакки задумчиво. — Надо же с ними подружиться. Не против? Или к вашей тётушке?

— Попробуй подружиться со здешними, — решила Санни.

Скоро она уже уплетала бутерброды с ветчиной, запивая их горячим чаем, а Лакки восседала на втором стульчике, болтала в воздухе маленькими ножками и, морща носик, подпирала подбородок кулаком. Словно маленькая подружка, она в красках рассказывала об «этих запуганных снобах», используя слова вроде «я обалдела», «не могу поверить» и «чудаки». Влияние тётушки было несомненным, но Санни была в восторге.

Как и планировала, уже вскоре она бодро шагала по направлению к Хогсмиду. Сердце усиленно стучало. По братьям она успела сильно соскучиться.

Не успела она войти в «Три метлы», как заметила их, сидящих за столиком с дымящимися чашками кофе. Аромат разливался по пустой ещё таверне.

Увидев сестру, оба вскочили и принялись по очереди тискать, целуя в щёки и лоб. Санни смеялась и пыталась увернуться:

— Ну вы чего?

— Радуемся, что жива! — сказал Фабиан. Она уже научилась их различать. Гидеон был серьёзнее, и у него был маленький шрам, пересекающий правую бровь. А у смешливого Фабиана справа на подбородке красовалась крошечная родинка в виде точки.

— Отец нам рассказал, — кивнул Гидеон. — Ты скажешь мне очень честно, кто виноват.

Ей не понравилось свирепое выражение, мелькнувшее на обоих лицах.

— Э-э, — Санни искоса взглянула на обоих, — а вы когда-нибудь принимали Долг Жизни?

— Причём тут…

— О да, — Фабиан расплылся в улыбке и толкнул локтем брата. — Забыл?

— А, да ну тебя. Вспомнил тоже.

— Расскажите! — потребовала Санни, чувствуя, что сейчас всё поймёт.

Парни переглянулись, Гидеон фыркнул:

— Ты говори.

— Ещё в Хоге было дело, — ухмыльнулся Фабиан. — Была там одна девушка…

— Семикурсница, — вставил его брат. — А мы были на пятом.

— Эй, вот чего ты влез? Ну да, Лиана была старше. И она мне нравилась.

— Фабиан втрескался в неё по уши!

Санни вздрогнула. Слишком уж знакомая картина вырисовывалась. Фабиану не удалось дать подзатыльник брату, и он продолжил:

— Она мне нравилась! Я пригласил её на бал…

— Но девушка отказала.

— Слушай, ты…

— Молчу-молчу!

Санни хихикнула.

— А у неё был жених, — Фабиан сурово посмотрел на брата. — Сейчас уже муж. Не важно. Он меня отловил, и мы здорово подрались.

— Две недели в больничном крыле.

— Гидеон!

— Дальше давай, умник!

— Драка вышла неудачной, подробности тебе лучше не знать, но дело было в Запретном лесу и меня чуть не сожрал акромантул.

Санька охнула.

— Ага, тот парень его бросил в лесу со сломанной ногой.

— Я его сам послал, — поправил Фабиан.

— И всё же…

— Заткнись!

— Ну дальше, мальчики!

Гидеон потянулся и погладил её по голове.

Фабиан улыбнулся:

— Ну, мне повезло, отбился. Дополз до выхода, а там парни возвращались из Хогсмида, заметили, дотащили.

— Ох!

— Ага, а в больничное крыло припёрся этот жених и сразу попросил принять Долг Жизни.

— И этот идиот его принял!

— И что? Что плохого?

— Санни, — возмутился Гидеон, — ну он же чуть не погиб! А мстить нельзя было, сама понимаешь.

— Да, — ухмыльнулся Фабиан. — Отец мне за этот Долг потом двадцать розог всыпал.

— И мало, я считаю!

— Ага, зато воспользовался, и с женишка нехилый откат стряс.

— Семья ловкого парня лишилась небольшой фермы гиппогрифов.

— И освободилась от Долга? — догадалась Санни.

— Ну да. Ты голодная, кстати?

— Нет, Фабиан. Я завтракала недавно. — И она решила сразу признаться: — Вот и у меня так же.

— Чего?

— Ты приняла Долг Жизни? — сразу насторожился Гидеон.

Она виновато кивнула. Нахмурились оба.

— Отец уже знает? — вздохнул Гидеон.

Санни испуганно на него посмотрела и помотала головой:

— Выпорет?

— Надо бы, — сурово кивнул тот. — Я тебе растолкую, Санни, коли ты, как Фабиан в своё время, не понимаешь. Долг Жизни приносят, чтобы избежать мести, и готовы оплатить откат в разных вариантах, вплоть до готовности пойти в рабство и прочее, что тебе знать рано. Но знаешь, за некоторые вещи лучше было бы отомстить, а то натворивший остаётся безнаказанным, а за всё платит его род. Так что не удивлюсь, если отец будет очень недоволен и применит какое-то наказание уже к тебе. Не розги, конечно, но…

— Да щас! — хохотнул Фабиан. — Чего ты её пугаешь? Отец не тронет тебя, ты же знаешь! Вся в меня малышка! Но блин, как обидно! Гидеон прав.

— Теперь отца понимаешь? — язвительно спросил его брат.

— Отвяжись! Ой, Санни! Подарок же!

— Ага, — Гидеон перестал хмуриться и полез за пазуху.

Девушка насторожилась, мысленно молясь, чтобы отец не оказался прав. Яйцо дракона уже представилось во всех красках.

Но братья сумели удивить, — в ладони Гидеона покоился маленький пушистый комочек.

— Ой! — умилилась Санни, протягивая руки. Комочек развернулся, оказавшись очаровательным дымчато-серым котёнком с чуть приплюснутой мордашкой. Он зевнул и открыл глаза, очаровав её ещё больше. — Какой хорошенький!

— Как назовёшь? — загорелись глаза у Фабиана. — Говорил же, что она будет рада!

— Барсик, — Санни осторожно прижала к себе малыша. Тот извернулся и схватил её маленькими зубами за палец, но кусать не спешил, глядя выжидательно, как ей показалось. Вот только отнять палец не получалось.

— Ого! — синхронно воскликнули братья.

— Что?

— У тебя же нет фамильяра, — пояснил Гидеон. — А ты ему понравилась, видишь? Хочет стать защитником.

— И что это значит?

— Ну, Санни, просто же всё, — хмыкнул Фабиан. — позволь укусить, и скажи, что принимаешь защитника и фамильяра. Всё как обычно. Это же книззл.

Благодарная за подсказку, Санни не стала раздумывать:

— Кусай, монстрик! Принимаю тебя, как защитника и фамильяра.

Котёнок как будто понял и больно куснул, быстро слизывая кровь. Ранки от острых зубов затягивалась на глазах.

— Поздравляю, — улыбнулся Гидеон. — Но ты же иначе назвать хотела.

— Ага, — радостно поддакнул Фабиан, — теперь всё. Никаких Барсиков. Придётся звать Монстриком.

— Нормально, — поспешил её утешить Гидеон. — Он из породистой семейки, здоровым будет. Так что Монстрик — даже лучше.

Монстрик тут же зевнул и попытался пролезть под тёплую мантию.

— Корми молоком пока. А через неделю можешь фаршик давать, куриный. У хогвартских эльфов можно попросить. — Посоветовал Гидеон. — Ну что, куда хочешь отправиться?

Санни устроила котёнка под мантией и подняла на парней благодарный взгляд.

— Я палочку сломала. Мне бы к Олливандеру. А потом можно к Фортескью.

Братья план одобрили и тут же аппарировали на Косую Аллею. Санни перенёс, крепко обняв, Гидеон, а Фабиан появился рядом — примерно там же, где уже целую вечность назад они приземлились с мистером Ноттом.

Магазинчик Олливандера был уже открыт.

— Александра Прюэтт, — сразу узнал девушку высокий старик со странными глазами. Санни уже где-то видела такие глаза — большие, с каким-то необычным серебристым свечением, но где — вспомнить не могла. — За новой палочкой? А я вас ждал. Ну-с, попробуем такую же? Двенадцать дюймов, бук и волос единорога.

Похоже, ответов ему не требовалось. Санни взяла предложенную палочку, оглянувшись на странный стук, но не поняла, откуда он идёт. Она взмахнула палочкой, но искры вышли слабыми и тут же погасли.

Олливандер обеспокоенно оглядывался — стук стал слышен сильнее.

— Какая-то палочка взбунтовалась? — попробовал пошутить Фабиан.

Хозяин лавки взглянул на него укоризненно и метнулся к полке с ровными рядами продолговатых коробочек.

Вынув одну, он открыл её и из коробочки полетели красивые разноцветные искры, взлетая до потолка.

Он торопливо протянул искрящую палочку Санни. Та опасливо её взяла, и искры закружились вокруг неё словно в хороводе.

— Ах! — палочка так удобно лежала в руке, словно была специально для неё изготовлена. Санни подняла на Олливандера сияющий взгляд.

— Проведите по ней ладонью, от рукоятки до кончика, — попросил тот.

Она так и сделала, искры сразу погасли, а палочка потеплела в руке ещё больше.

— Она ваша, мисс Прюэтт. Удивительно, но я наблюдаю такую картину уже второй раз. Это палочка из виноградной лозы и сердечной жилы дракона. Одиннадцать дюймов. Очень гибкая, хороша для всего, но особенно для чар. Такие палочки могут производить волшебство просто при входе в комнату подходящего хозяина, и я однажды уже наблюдал подобное явление в своём магазине. Да, Александра, это была ваша бабушка, Мануэла Прюэтт. В девичестве — Бёрк.

— Охренеть, — прошептал за её спиной кто-то из братьев.

— С вас семь галеонов. Желаете ножны на запястье? Красивую упаковку? Набор по уходу за палочкой?

— Берём всё, — Гидеон шагнул вперёд с уже приготовленным мешочком с монетами. — Не спорь, Санни!

Убрав покупку в сумку, парни повели счастливую сестру в кафе, где заказали огромный торт из разных видов мороженого. Уплетали его все вместе, но и когда наелись, оставалась ещё половина. Монстрик выглянул в разгар пиршества и быстро слизал с блюдца хозяйки остатки малинового мороженого.

— Ой, не давай больше, — обеспокоился Фабиан. — Он же маленький.

Монстрик в ответ тихонечко зарычал и тут же, смутившись, полез обратно под мантию девушки.

— Какой боевой! — восхитился брат. — Слушай, сестрёнка, колись, влюбилась уже?

Санни закашлялась, чувствуя, что краснеет.

— С чего ты взял?

— Никто не сватался? — поддержал его Гидеон.

— Никто! — твёрдо сказала она, как нарочно вспоминая вчерашний поцелуй.

Оба смотрели на неё с понимающими ухмылками.

— Ну же, Санни! — Фабиан взял её за руку. — Ого, как пульс участился!

Она выдернула руку из его пальцев:

— Не скажу!

— Так-так, — ухмыльнулся Гидеон. — Угадали, значит!

— А купите мне метлу! — быстро попросила она, ругая себя за неумение скрывать смущение.

— Не увиливай…

— Купим!

Они переглянулись, и слово взял Гидеон:

— Купим, если назовёшь имя. Санни, ну мы же твои братья, кому и знать, как не нам.

Было очень соблазнительно, — и метлу получить, и сказать. Только ведь совсем не была уверена ни в чём. Но желание получить метлу практически за просто так пересилило.

— Вы его не знаете.

— А нам и не надо, — тут же согласился Гидеон, бросив на брата суровый взгляд. — Просто имя знать. Только не говори, что Артур!

— О, нет! — сразу воскликнула Санни, и ощутила, что краснеет ещё сильнее.

Парни улыбнулись практически одинаково, глядя на неё выжидательно.

Котёнок у неё под боком мурлыкнул и прижался поближе, словно подбадривая.

— Хоть чистокровный? — спросил Фабиан, не выдержав молчания.

— Метлы не надо, — сразу передумала Санни. — И я вообще не уверена.

— Целовались?

— Фабиан! — рассердился Гидеон.

— Будто тебе не интересно, — огрызнулся тот на брата.

— Тебе что, обязательно надо давить?

— А вдруг он без спроса её поцеловал, или ещё хуже — проходу не даёт?

— Она бы сказала сама! — Гидеон выглядел расстроенным. — Он же не обижал тебя, сестрёнка?

Санни поглядела на него с благодарностью:

— Басти бы никогда…

Она охнула и зажала рот руками, видя широкие улыбки братьев.

— Всё-всё! — поднял руки Гидеон, пока Фабиан жмурился как сытый кот. — Фамилию и полное имя даже не спрашиваем, видишь?

Она тоскливо застонала. Как будто в Хогвартсе так много Басти!

— Вы точно никому не скажете? — с тоской спросила она.

— Не скажем! — хором ответили братья, а Гидеон поднялся: — И всё же метлу тебе купим. Пойдём выбирать.

— Не-а, не здесь, — тут же вскочил Фабиан, — в Ирландии у нас знакомый есть, делает классные мётлы. Только для квиддича пять разных видов.

— Мне не для квиддича! — испугалась Санни.

— О, тогда там есть просто отличная метёлка для тебя, — поддержал Гидеон. — Пойдём на площадку, у нас есть порт-ключ.

В Ирландии было очень ветрено, жилище мастера находилось на самом краю обрыва, за которым плескалось море — или океан.

Братья сразу повели во двор со множеством построек, не дав толком полюбоваться на водную гладь.

Мастер, невысокий жилистый мужичок с ярко-рыжей бородой и чёрной встрёпанной шевелюрой обрадовался парням, как родным, обняв обоих.

— Невеста? — широко улыбнулся он, глядя на Санни.

— Сестрёнка, — поправил Гидеон, с видимой гордостью приобняв её за плечи. — Хочет метлу для прогулок.

— Будем знакомы, — ещё шире улыбнулся мужичок. — Теренс Хич.

— Александра Прюэтт, — улыбнулась в ответ Санни.

Страшнее всего было, когда ей предложили опробовать выбранную красавицу. Метла была очень похожа на ту, что дарил ей Нотт. Только ещё лучше, как ей показалось. Насчёт оплаты мистер Хич только рукой махнул, сказав что-то вроде «Сочтёмся».

— Давай же, — подначивал Фабиан.

Пришлось положить метлу на землю и глубоко вздохнуть. Показать, что не умеет, было ещё страшнее. Ведь настоящая Молли играла в квиддич!

— Подождите, — мистер Хич, внимательно глядевший на её действия, без слов приманил метлу к себе. — Если она вам действительно нравится, сделайте привязку. Будет слушаться, как родная.

Конечно, она согласилась, и братья одобрили. Всего-то надо было капнуть кровью на рукоять.

Хич после этого что-то пробормотал метле как живой, огладил с любовью древко и протянул ей.

— И не обязательно на землю класть, — сказал он. — Это первачков так учат почему-то. Просто садитесь. Первый раз?

Она отвечать не стала, а братья промолчали.

Порадовалась, что надела брюки. Задрав мантию, она пристроила метлу между ног, ощущая специальное утолщение пятой точкой. Летать захотелось со страшной силой. В рукоять она впилась пальцами так сильно, что они побелели.

— Расслабьтесь, — посоветовал крутящийся рядом мастер. — Просто представьте, как взлетаете. Все эти команды нужны больше для начинающих.

Она представила, и метла ожила. Стремглав взлетела на пару метров и застыла в воздухе, словно ощутив её испуг.

— Вперёд, — шепнула она и задохнулась от восторга — метла плавно полетела вокруг двора, легко слушаясь нажимов на рукоять. Ноги ей удалось удобно поставить на подставки только на третьем круге — Фабиан подсказал. Вот только долго полетать не удалось, да и ввысь подняться было страшно. Но все за неё решил забытый за пазухой Монстрик. Вцепился вдруг коготками в бок от резкого поворота. Санни охнула и стала спускаться. Метла послушно приземлила её около братьев.

От восторга девушка не хотела выпускать её из рук. Хотелось громко крикнуть: «Я ведьма»!

— Пообедаете? — спросил мистер Хич.

— Нет, Терри, — покачал головой Гидеон. — Надо возвращаться. Санни в Хогвартс пора, да и нам…

— О, учитесь ещё? — удивился мастер. — А как там профессор Робертс? Ещё преподаёт?

— Да, ЗОТИ, — ответила Санни. — А вы его знаете?

— Ну ещё бы, вместе учились.

— На Слизерине? — удивилась она. Открытый и дружелюбный мастер никак не вязался со змейками.

— На Хаффлпаффе, — усмехнулся он. — Но дружили. С ним, да с Магнусом Ноттом. Слышали небось, сын лорда-дракона.

Про Нотта Санни спрашивать остереглась, хотя и очень любопытно было.

Они тепло распрощались с мистером Хичем, и портключ перенёс их сразу в Хогсмид.

Только там Санни вспомнила, что хотела бы зайти в Гринготтс, снять немного денег со счёта. Но решила, что не к спеху, несколько галеонов у неё ещё оставалось.

— Это был лучший день в моей жизни! — она уже сама расцеловала каждого из братьев на прощанье. — Спасибо вам! Вы у меня лучшие!

Они радостно обнимали её в ответ, обещая лично забрать на рождественские каникулы.

И надо же было столкнуться со слизеринцами около «Кабаньей головы»!

— О, мистер Лестрейндж! — первым поздоровался Фабиан с Рудольфусом. — Мисс Блэк!

— Рад встрече, господа, — ухмыльнулся Руди и взглянул на Санни в упор. — Мы как раз в Хог возвращаемся.

Кроме Беллатрикс и Руди, тут были Валери и Квинтус Флинт. И Санни опять заметила заинтересованный взгляд девушки на Гидеона. Впрочем, она сразу отвернулась, а брат поджал губы, сверля взглядом её затылок. Санни поспешила скрыть улыбку.

— Как удачно, — сказал Фабиан, — не хотелось Санни одну отпускать.

— Присмотрим, — ухмыльнулась Белла. — Не волнуйтесь, мальчики.

— Тогда всем пока, — ожил Гидеон. — Санни! Пиши, если что.

— Пока, малышка!

Они аппарировали, а Санни повернулась к слизеринцам.

— Пойдём, — кивнул ей Руди, — или полетишь?

Он тут же прикусил язык, словно сказал что-то не то, а Санни рассмеялась:

— Нет, налеталась уже сегодня. Пройдусь.

— Только Рабастана дождёмся, — напомнила Валери. — Где же он?

Сердце Санни пропустило удар, а потом затрепыхалось в груди раненной птицей.

— Я вперёд тогда, — сказала она поспешно, наплевав на приличия и на всё на свете. — А вы догоняйте.

И поспешила к тропинке, ведущей к школе.

— Вы ждите, а мы с Бель пойдём, — решил Руди за её спиной.

* * *

Братья вошли в кабинет отца с опаской.

— Ну? — спросил он сразу, поднимаясь из-за стола. — Узнали?

— Сказать не можем, — сразу улыбнулся довольный Фабиан, заметив, что отец в благодушном настроении.

— Ну так напишите, — понятливо усмехнулся Джейсон.

Гидеон протянул записку. Лорд Прюэтт прочёл, присвистнул и сжёг её заклинанием.

— Но она сама пока в себе не уверена, — дополнил Гидеон.

— Но краснела очень выразительно, — возразил его брат.

— Разберёмся, — кивнул Джейсон. — Поужинаете с нами?

— Не можем.

— Прости, отец.

— Свидание?

— Пап!

— Ладно, но к матери зайдите, охламоны!

— А завтра всё в силе? — забеспокоился Гидеон.

Джейсон кивнул и снова сел за стол, задумчиво покусывая кончик пера, что держал в руке.

— Идите уже, не задерживаю.

Они поспешно поклонились и вышли. Он улыбнулся, слыша их топот. И придвинул к себе заготовленный пергамент.

На самом верху он размашисто написал:

«Дорогой друг Майкью…»