Сезон безответственности (гет)

Когда я уселся за стол, Алиса оторвалась от еды и испытующе посмотрела мне в глаза.

— Чего она хотела?

— Да ничего такого… не понравилось, как галстук сидит.

— Не свисти. Про меня говорила?

— Ты очень зациклена на себе. Мы просто поговорили о моём… новом качестве.

Алиса откинулась на спинку стула, а её губы скривились в неприятной ухмылке.

— Так что, ты теперь официально мой надзиратель?

— Не говори глупостей, какой я тебе надзиратель?

— А кто тогда?

Алиса безмятежно улыбнулась, но в пристальном взгляде внимательных глаз ясно читалось, что вопрос этот отнюдь не праздный. Я смутился и схватил стакан. Из-под мышки по рёбрам медленно съехала холодная капелька. Как сапёр в безвыходном положении: какой провод ни перережь — результат будет хреновым. Остаётся только спасаться бегством. Хотя бы фигуральным:

— Кстати о птичках… верни-ка мне ключ.

— Какой такой ключ?

— Не придуривайся.

Алиса осклабилась и повела плечами.

— Даж в мыслях не было!

Вот только игривая сияющая физиономия прямым текстом говорит об обратном. Я внимательно посмотрел на неё.

— Алиса…

— Да, Сенька?

Улыбка стала ещё шире, а взгляд прямо-таки заискрился.

— Верни ключ от кладовки, который я тебе оставлял.

— А волшебное слово?

Взгляд упал ниже, на её шею… а руки непроизвольно сжались.

«Спокойствие… только спокойствие… Алиса ведь хорошая девочка, поиграется и отдаст».

— Алисонька, солнышко, верни, пожалуйста, ключик, — процедил я.

— Ух, как мы, оказывается, умеем! Но что-то маловато дружелюбия в голосе. Попробуй ещё разок.

— Слушай, твоя шутка малость затянулась.

— Никаких шуток! Давай, я жду, Сенька.

— Нэ-нэ-нэ, — закривлялась Ульяна и хрюкнула. — Лиске просто понравилось, как ты её…

Рука Алисы рассекла воздух, но в этот раз мелкая задира была начеку.

— Бе-е, — она показала язык и отодвинулась из зоны поражения.

— Верни, пожалуйста, ключ, — спокойно повторил я.

— Да бери, — произнесла она со странной обидой в голосе. — Всё равно там больше нет ничего интересного.

Вынула из кармана ключ и передала под столом. Я сжал в ладони тёплый кусочек металла, и в голову вдруг полезли мысли о том, рядом с какими местами он успел побывать за эти дни.

— Тащ надзиратель, а вы теперь и в туалет будете меня сопровождать? — с издёвкой осведомилась Алиса, прервав мои захватывающие размышления.

— Прекрати. Чего тебя понесло?

Алиса молча изобразила воинское приветствие и, нарисовав на лице деланно серьёзное выражение, вернулась к своей тарелке.

 

Ульяна наколола на вилку картофелину и подняла перед собой. На её лице отобразился сложный мыслительный процесс.

— Слуште, я тут подумала… давайте после Нептуна свалим картоху печь! А то ведь опять запрягут таскать всякое барахло. Вы как хотите, а я уже натаскалась по самое не хочу!

Алиса недовольно поморщилась.

— Ага, свалим. Забыла уже, что Панамка нам обещала?

— Да ей не до нас будет, вот увидишь. И Сёмыч же с нами пойдёт, он подтвердит, что мы в это время занимались чем-нибудь полезным! Подтвердит же?.. — спросила она и в упор поглядела на меня.

— Например, чем?

— Тебе виднее. С нас картоха и гитара, а с тебя отмазка для вожатых. Чё думал, просто так тебя с собой берём?

Нахалка лучезарно улыбнулась. Алиса тоже не удержалась от язвительного смешка.

— Если я вам нужен только для этого, то давайте без меня. А то началось: берём, не берём — собачонка я вам, что ли?

— Я ж пошутила, чего ты сразу щетинишься.

— Это у Сеньки характер режется, — сказала Алиса с нескрываемым одобрением в голосе.

— Да идите вы…

— Ну, не капризничай, — Ульяна оттопырила нижнюю губу и виновато заглянула мне в глаза. — Я же, наоборот, хочу как лучше, чтобы мы втроём где-нибудь пошли позависали. Ты с нами не хочешь разве?

Я дёрнул плечом.

«Хочу, конечно…»

— Всё, договорились, значит, — безапелляционно подытожила Ульяна и поднялась из-за стола.

Алиса молча последовала за ней, оставляя меня наедине с моими мыслями.

 

И ведь действительно, почему бы не отметить героическое спасение Алисы из лап вожатой посиделками у костра с картошкой да под гитару. Не к тому ли я стремился в последнее время, чтобы быть ближе к Алисе? Возможно, это мой единственный шанс улучить удобный момент для разговора наедине, чтобы никто не мешал.

* * *

Рыжие улизнули, так и не дождавшись меня из столовой. Так что я, воспользовавшись минуткой затишья, вернулся в домик, расстелил покрывало и завалился прямо в одежде на кровать. Повертелся туда-сюда. Но даже спустя полчаса сон так и не пришёл. Вдобавок ко всему спина опять разнылась, лишая надежды на послеобеденный сон. Я сел на кровати, пригладил шевелюру, протёр глаза и поднялся на ноги одновременно с громким зевком. Блуждающий в поисках какого-нибудь занятия взгляд остановился на грязной мятой зимней одежде.

 

Доев последнюю таблетку обезболивающего из личных запасов, я взял мыло, снял с вешалки своё тряпьё и направился к умывальникам.

* * *

На мои глаза легли мокрые холодные ладошки.

— Угадай, кто, — прохрипел тихим сиплым голосом незнакомец, жарко выдохнув мне в область между лопаток.

Впрочем, гадать долго не пришлось. Учитывая, что ладошки едва достают до моего лица, а некто громко сопящий, судя по всему, вознамерился утереть сопли о мою рубашку сзади, вариант тут может быть только один:

— М-м, бабуля со склада?

Ульяна порывисто отдёрнула руки и отступила.

— Сёмыч, ну ты совсем, что ли? То малявка, то теперь бабуля!

— Так ты определись сама. Не хочешь быть малявкой — будешь бабулей. Не хочешь бабулей — будь малявкой. Мне не жалко, — ответил я, не отвлекаясь от намыливания футболки.

— Ненормальный!

Ульяна вспрыгнула и уселась на край соседней раковины, обняв стойку навеса. С интересом заглянула через мою руку и хмыкнула.

— Постирушки.

— Как видишь. А ты чего по лагерю шляешься в тихий час?

Вместо ответа она подалась чуть вперёд, показывая рюкзак за спиной.

— В поход собралась?

— Картошка там и так, по мелочи. Забыл уже?

— И правда, забыл. Не тяжело? Помочь донести… а кстати, куда ты идёшь?

— К дыре в заборе, не через ворота же нам переть. Ты прямо как… — она постучала костяшками себе по лбу, — сиди, я сам открою.

«Странно, а я свободно через них ходил».

Встряхнул выстиранную футболку, и спину снова кольнуло.

— Аптечку из музыкального тоже прихвати, пожалуйста.

Ульяна собралась было возразить, но быстро опомнилась и просто кивнула.

— Болит?

— Переживу. Но будет лучше, если Алиса поменяет пластырь и глянет, что там.

Ульяна затихла, наблюдая, как я намыливаю и жулькаю неподатливые громоздкие зимние джинсы.

 

— Ну и долго ты тормозить будешь? — неожиданно спросила она после длительного молчания.

— А?

— Бэ! Смена не резиновая.

— Не понял, ты о чём?

— Ну ты и бревно, Сёмыч… — Ульяна покачала головой и закатила глаза.

Меня внезапно осенило:

— Ты про Алису, что ли?

— Заметь, это ты сам сейчас её вспомнил, не я! — Ульяна забавно сморщила носик. — Значит, нравится тебе Лиска всё-таки?

Я глубоко вздохнул и отвернулся.

«Тьфу ты…»

Этот лагерь определённо разумен, и он определённо задался целью растоптать остатки моего самолюбия руками… то есть ногами своих обитателей! Даже двенадцатилетняя девочка, которой положено смущённо краснеть от таких разговоров, видит меня насквозь и выворачивает наизнанку всю мою сущность, а я в ответ тушуюсь как школьник!

— Слушай, а она рассказывала тебе о своих парнях? — осторожно поинтересовался я.

— Ой, да нет у неё никого!

— Я не об этом. У неё же был кто-то.

— А. Ну что-то такое рассказывала… мне не очень-то интересно было.

— И как она с ними сходилась вообще, у неё же такой характер… эм…

— Трудный?

Я кивнул и грустно улыбнулся.

— Понимаешь, Сёмыч, — начала Ульяна, напустив важности и приняв вид препода, объясняющего тему глуповатому студенту, — с Лиской надо решительнее быть, настойчивей. А ты как ослик Иа ходишь такой и мычишь чево-та без конца… — она выпучила глаза и оттянула подбородок вниз, передразнивая мою физиономию.

— Что, вот прямо так и хожу?

— Ну, может, не совсем так… — протянула Ульяна и скосила в задумчивости взгляд. — У меня этого, как его… артисизму не хватит, чтоб в точности повторить.

— Да ну тебя, чума! — я замахнулся на неё мокрым носком.

— Ну, не дуйся, не дуйся, Сёмыч, — Ульяна ласково погладила меня по руке. — Ты лучше подумай, что делать будешь. А то ведь Лиска таких вот взглядов не разумеет. Не, ну я могу, конечно…

Ульяна сделала многозначительную паузу.

— Не надо ничего. Я сам. Мужчина я или кто, в самом деле.

Ульяна прыснула, похлопала меня по плечу и соскочила на землю, брякнув чем-то в рюкзачке.

— Ага, давай, мущина.

— Откуда ты только такая умная на мою голову…

— Оттуда. Должен же хоть кто-нибудь указать на твою тупость, — беззлобно обронила Ульяна.

Я проводил её своим дежурным гневным взглядом. Исключительно для соблюдения ритуального порядка, а так-то она права, конечно.

* * *

Едва вернулся в домик и нацелился-таки на кровать — даже успел сладостно зевнуть — как из репродукторов призывно затрубил горн.

Помаявшись, я всё-таки выполз из своей прохладной скорлупки. И застал на улице занимательное зрелище: вожатые, включая нашу Ольгу, самолично пошли по домикам, дабы раздать освежающие память персональные пинки всем, кто забыл о надвигающемся Нептунарии.

 

Когда я уже подошёл к месту, на боковой тропинке объявилась Алиса в купальнике. Вся перепачканная и затюканная, с ведром, наполненным вязкой серо-чёрной жижей.

— Явился, потеря!

— Чего это я потеря? У меня сон-час был.

— Вот так, значит. Дурака валял, пока меня заставляли работать.

— Тебе полезно дурь из головы выбить. И вообще, труд — облагораж…

— Ах ты… хамло!

Алиса не раздумывая зачерпнула из ведра шмат грязи, а я, не успев закончить свой нравоучительный пассаж, засмеялся и припустил вперёд по тропинке. Жирный влажный шлепок разбился от удара о землю, лишь слегка задев босые ноги в сандалиях, а в спину прилетело грозное обещание:

— Попадёшься ты мне ещё в тёмном переулке!

 

Народу на пляже уже скопилось немало. Но никто не занимался тем, для чего обычно приходят на пляж. Все пионеры, собранные поотрядно в неорганизованные кучки, чего-то нетерпеливо, возбуждённо ожидали.

Всю прилегающую территорию оформили развешанными по кустам рыболовными сетями с привязанными к ним украшениями: морскими звёздами, ракушками, рыбками, верёвочными водорослями и даже рисунками. Здесь же нашлось место и нашему вчерашнему плакату из библиотеки. В общем, всё как на Новый год, если бы его тематикой были море, лето и солнце.

На противоположной стороне пляжа прямо в воде установили помост метров семи в длину. С огромным задником с нарисованными элементами такелажа и корабельными поручнями на фоне морского пейзажа. Вкупе с прочими декорациями получилась как бы палуба какой-нибудь бригантины или шхуны. Короче говоря, парусника. В центре «палубы» поставили кресло, стилизованное под трон Владыки вод.

По краям декорации разместили большие чёрные колонки, а неподалёку на песке под навесом от солнца обустроили место звуковика с микшерским пультом, бобинником, усилком и прочими прибамбасами. Разумеется, командовать всем этим поставили Мику. Когда я вышел на пляж, она как раз окончила сражение с магнитофоном, и первая мелодия — что-то лёгкое, бодрое и электронное — вплелась в зной и шум воды, органично смешавшись с поднявшимся одобрительным гулом детских голосов. За музыкальный репертуар, определённо, стоит сказать ей спасибо. Благодаря Мику он оказался не таким тошнотворным, каким, в моём понимании, должен быть репертуар детского праздника в провинциальной глубинке.

 

Я разделся и примкнул к нашему сильно поредевшему отряду. Мику занята музыкой, Шурик ей помогает, Славя до сих пор носится по лагерю с поручениями, Алиса отдувается за своё хулиганство, а Сыроежкин вообще неизвестно где. Поэтому компанию мне составили лишь Лена и Женя: прямо-таки весь цвет социофобии в сборе.

* * *

Музыка плавно стихла, а вскоре и вовсе сменилась какой-то скучной классической мутью. С дорожки на пляж вступил персонал лагеря, включая начальника и виденную мной в администрации женщину. Все в простых строгих нарядах, что несколько не вязалось с лёгким и беззаботным детским праздником.

Под пристальными взглядами полутора сотен пар глаз процессия пересекла пляж и поднялась на помост. Какой-то пионер принёс им микрофон, и спустя секунду из фонящих колонок вырвался многократно усиленный густой потрескивающий голос Анатолия Степановича:

— Здравствуйте, дорогие ребята!

Пионеры отозвались громким нестройным приветствием.

— Наступает главный праздник смены — День Нептуна! Вы ведь ждали его, правда?

Пионеры оживлённо загудели.

— Вот и мы так думаем!..

«Ну, началось в колхозе утро — с переклички петухов», — я вздохнул и отодвинулся глубже в тень, предвкушая увлекательные полчаса душного официоза. Как будто каждодневной линейки им мало.

 

Начальник лагеря пустился разглагольствовать. Иногда вклинивался кто-нибудь из стоящих рядом с ним людей. Иногда пионеры гудели что-нибудь в ответ на вопросы. А я в полусонном состоянии следил за происходящим, осматривая пионеров, декорации, скучающую за пультом Мику и нянькающуюся с малышнёй Славю в скромном голубом купальнике-топе. А ведь раньше я её не встречал на пляже. Да и в купальнике ни разу не видел. Значит, не зря сходил на очередное никому не нужное унылое мероприятие.

Взгляд плавно переполз со Слави на Алису. У неё купальник более открытый, и стоит она гораздо ближе, а потому зрелище куда как занятнее…

Громкий протяжный свист прямо за моей спиной заставил как можно быстрее, практически в прыжке, развернуться к источнику шума. Из кустов вывалилось что-то чумазое, увешанное клочьями сухой травы, грязными тряпками и увенчанное довольно милыми рожками. Выбившиеся местами из-под банданы ярко-рыжие волосы выдали в этом подкустовом выползне никого иного, как Ульяну — собственной персоной.

Широко улыбнувшись, рогатое черномазое чучело подмигнуло мне и протолкалось вперёд. Отовсюду из кустов полезли похожие персонажи. Торжественно-усыпляющий трёп начальника лагеря прервался, когда басотра из двух десятков чертей, разбойников и прочих оборванцев высыпала и столпилась посреди пляжа. Потоптавшись на месте, чёрно-серая взлохмаченная многоножка исторгла из себя «парламентёра». Ульяну.

— Кончай занудствовать! — пропищала она, вызвав всеобщее оживление и редкий смех. — У нас тут праздник или что?

— Праздник, конечно, но для ребят, а не для чертей и разбойников!

— Мы не простые оборванцы, а посланники самого Нептуна! Он отправил нас приготовить тут всё к его приезду!

— Ничего не знаю, нам вот тут Нептун письмо прислал!..

Анатолий Степанович достал из кармана бутылку, подозрительно похожую на тару от «Агдама», перевернул вверх дном и стал выколачивать оттуда что-то. Ульяна упёрла руки в бока и потопталась на месте, выказывая нетерпение.

— Ну! — не выдержав, крикнула она.

Представляю, как Ульяна тащится от своей роли: когда ещё простой пионерке выпадет возможность поболтать в таком тоне аж с целым начальником лагеря.

Спустя некоторое время из бутылки вывалилось-таки что-то тонкое, продолговатое и перевязанное верёвочкой.

— Ага! — воскликнул Анатолий Степанович, поймав выпавший предмет.

Отставив бутылку, он медленно развязал тесёмку и в конце концов развернул трубочку в длинный узкий лист желтоватой бумаги. Приосанился и начал неспешно нудно зачитывать:

— Письмо! От короля речного, властелина озер и прудов, главнокомандующего тайменей, генерала чебаков, полководца окуней, его величества Нептуна Нептуновича!..

— Надоел ты мне! — крикнула Ульяна и снова засвистела. — Иди-ка лучше умойся!

Все её клевреты разом двинули на абордаж «корабля», а Анатолий Степанович замер с бумажкой в руках. Ульяна вырвалась вперёд, набрала скорость, взбежала на «палубу» и со всей своей залихватской дури толкнула Анатолия Степановича. Тот порывисто взмахнул руками, качнулся и кувыркнулся через ограждение. Разрисованный задник на пару секунд разошёлся, проглатывая начальника лагеря, и в наступившей гробовой тишине раздался громкий всплеск. А у меня внутри словно лопнула струна, обдав всё тело волной мурашек и шевеля волосы на затылке. Я сглотнул, лихорадочно соображая, как всё это понимать…

Гурьба переодетой детворы тем временем взобралась на «корабль» и принялась скидывать в воду остальной лагерный персонал, а пионеры стали улюлюкать, поощряя «бунт». Незаметно оказавшаяся рядом Алиса, пихнула меня локтем и рассмеялась, увидев моё лицо.

Колонки, выдав короткое «хр-р!», ожили и выплеснули наружу новый заводной синти-поп хит, а Мику запрыгала у пульта, забавно болтая хвостами и размахивая тонкими ручками в такт мелодии, как заправский диджей. Из-за декорации вышел Анатолий Степанович, улыбаясь, помахал всем над головой и удалился за ширму. За ним потянулись остальные жертвы «бунта» пионеров, а у меня окончательно отлегло.

— Готовься, Сенька, скоро и тебе достанется! — радостно сообщила Алиса мне прямо в ухо, перекрикивая музыку и голоса детворы. — Гляди!

Она опять пихнула меня локтем и показала взглядом в сторону дальнего конца пляжа. По песку шествовала чинная кавалькада из переодетых взрослых и детей. Первым делом я узнал нашу Ольгу, наряженную во всё белое и с венцом на голове. Рядом с ней вышагивал Нептун: в курчавом парике, с короткой и такой же курчавой зеленоватой бородой. Из одежды на нём только корона, набедренная повязка да надетая прямо на голое тело рыболовная сеть, изукрашенная чем-то имитирующим чешуйки.

— Класс, физрука нарядили, — шепнула Алиса, наклонившись ко мне и не отрывая завороженного взгляда от Нептуна.

Хоть он и показался мне худосочным, когда был в одежде, на деле телосложение у него очень даже спортивное, с ярко выраженным рельефом, по которому запросто можно изучать анатомию мышц. В глазах Алисы мелькнули маслянистые искорки, а меня изнутри хлестнуло волной ревности.

 

— У вас всё готово? Где ведро? — выпалила прибежавшая откуда ни возьмись Ульяна.

— А? — сонно отозвалась Алиса, нехотя переключив внимание с физрука-Нептуна, усевшегося на свой «трон».

— Ведро где, спрашиваю?

— Да вон твоё ведро.

— Ну всё, Сёмыч!.. — многозначительно выдала Ульяна, подмигнула Алисе и поскакала дальше.

Только сейчас я заметил, что у каждого отряда есть по ведру, а у кого и два, с густой тёмной жижей. Получается, Ольга просто так заставила нас вчера заниматься золой. Её и без того припасли явно больше, чем требуется.

 

В самой дальней части пляжа Славя уже натирала грязью кого-то из мелких пацанов.

«Алиса, кстати, грозилась, что и меня измажут…»

Я снова посмотрел на Славю, и в воображении мигом нарисовалась картина, как она нежными ласковыми движениями размазывает по мне золу. И в самый кульминационный момент этой нескромной фантазии мне в челюсть прилетело что-то тёплое и липкое, забрызгав лицо, грудь и плечи. На зубах хрустнули крупинки, а на языке возник привкус какой-то горьковато-землистой гадости. Женя и Лена тихонько прыснули, поглядев на меня.

— Ой!

Повернувшись на звук, я увидел глупо улыбающуюся Алису. Она опустила руку, в которой уже держала новую порцию золы и гадко захихикала, прикрыв рот чистой ладошкой.

— Двашевшкая… — прошамкал я, кривясь и вытирая губы от грязи.

— Я не спецом, Сенька. Вообще не туда метилась…

Не слушая её оправданий, направился к ведру.

— Сенька, ты это… Сенька! — взвизгнула Алиса и, наотмашь швырнув в мою сторону заготовленный шмат грязи, скрылась за спинами Лены и Жени.

— Эй, эй, — тут же завозмущалась последняя, когда я зачерпнул из ведра хорошую такую порцию густой жижи с горкой и стал примеряться, как бы достать Алису.

— Отойдите-ка.

Лена неожиданно проворно отбежала в сторону, открыв мне отличный «прострел», и грязевой снаряд отправился в цель…

Алиса громко захохотала, а Женя стала неуловимо походить на Харви Дента из-за размазанного ровно на пол-лица комковатого шлепка.

— Хунта криворукая! — выругалась она и уверенно двинула на меня.

Я растерялся и даже не сообразил свалить подальше или извиниться, когда Женя подошла к ведру, загребла обеими руками большой ком грязи и, привстав на цыпочки, торжественно опустила его мне на голову.

Алиса захохотала пуще прежнего, но теперь к ней присоединилась ещё и Женя. Мне ничего не осталось, кроме как стоять и обтекать. В прямом смысле. Недолго думая, я собрал с себя что собралось и метнул в Алису, попав точно в место, где соединяются оранжевые треугольные лепестки. Тёмно-серая клякса украсила почти всё её тело и запачкала купальник. Она склонила голову, разглядывая масштабы бедствия.

— Гад! Мне же теперь стирать его!

Но не успела Алиса договорить, в неё врезалась новая порция грязи, а рядом со мной возникла Лена с испачканными руками. Бросила короткий взгляд и робко улыбнулась.

— Ну всё, теперь квиты, — примирительно сказал я, выставляя перед собой пустые ладони.

— Ни хрена… — прошипела Алиса, собирая с себя грязевые потёки.

Набрав полную пригоршню, она коротко размахнулась и швырнула ком, целясь в Лену. Та ойкнула и, едва не упав, скрылась за моей спиной. Чёрный шарик, как птичка, промелькнул рядом, шлёпнул обо что-то позади нас, и в ближайших окрестностях неожиданно воцарилась подозрительная тишина. Алиса так и вовсе сбледнула, вытянув лицо, и съёжилась.

Оборвалась тишина так же внезапно, как и наступила:

— Да твою ж налево… Двачевская!

Вопль отчаяния, обрушившийся только что из-за спины, совершенно точно принадлежал Ольге… У меня внутри всё похолодело, и я мучительно медленно развернулся на пятках, зачем-то безуспешно пытаясь привести в порядок свой внешний вид хотя бы на лице.

Моему взору предстала Ольга, облачённая в некое подобие хитона, сделанного, похоже, из обыкновенной простыни. Прямо по центру её белоснежной фигуры растеклось тёмное пятно, а намокшая ткань облепила живот. У нас с ней одновременно вырвался обречённый выдох. Подняв голову, Ольга одарила Алису испепеляющим взглядом, а потом заметила Лену рядом со мной…

— Лена? — и перепачканную Женю… — Женя? Вот от тебя совсем не ожидала… Понадеялась, что вы себя сможете хотя бы два часа вести как взрослые люди! Как же, размечталась!.. — она приложила ладонь к лицу и воздела глаза к небу, бормоча что-то неразборчивое.

Лена густо покраснела и сделала пару шагов в сторону, пряча грязные руки за спину. Женя тихонько ругнулась себе под нос и принялась вытирать очки. Не очень результативно. Алиса шмыгнула носом и пробубнила:

— Я отстираю…

— Сейчас-то уже чего, отстирает она, — перебила Ольга. — Зла на вас не хватает, чесслово… Короче, Семёна подготовьте — скоро посвящение. И лучше не попадайтесь мне на глаза до конца дня!

Вожатая развернулась и побрела прочь. Сделав несколько неуклюжих шагов, она чертыхнулась, подобрала руками полы наряда, обнажив икры, и пожаловалась в пустоту перед собой:

— И как только они в этой фигне ходили там!

Девчонки молча переглянулись.

— Ну я почти готов, так-то…

— Осталось только спину, руки и ноги вымазать, — подтвердила Лена и беззастенчиво отёрла о меня грязные ладони.

— А чо тут думать-то, у остальных отрядов своя зола есть, так что выходит, это всё Сенькино.

Алиса толкнула пальцами ноги на треть опустевшее ведро.

— Значит, надо лишь доделать начатое… — Лена подошла к ведру, зачерпнула обеими руками ком грязи, шагнула ко мне и серьёзно сказала: — Развернись, Семён.

Мне на плечи осторожно легли ладошки и начали размазывать золу. Между моей и её кожей остались считанные миллиметры, и они стремительно истощаются по мере распределения грязи. Ещё чуть-чуть и последует касание…

— Отойди-ка! — донеслось из-за спины.

Лена тихонько пискнула и отскочила в сторону. Над моей головой громыхнуло ведро и сзади потекла тёплая обволакивающая жижа, заливая всё от шеи до плавок, и даже чуть ниже.

— Вот и всё! — подытожила Алиса. — Остальное сам давай!

Она от души хлопнула меня по плечу и поставила рядом ведро, в котором на дне осталось ещё немного грязи. На этом претворение в жизнь моей лёгкой эротической фантазии окончательно заглохло. Лена украдкой бросила взгляд на Алису и стала оттирать ладони песком. А я принялся размазывать грязь по тем немногим местам, что остались чистыми.

* * *

После нескольких конкурсов, в которых участвовали команды разных отрядов, началась церемония посвящения новичков. Как мне мимоходом объяснила Алиса, все, кто приезжает в лагерь впервые, должны на День Нептуна измазаться грязью, проползти в таком виде сквозь длинный «мешок» и окунуться в воду. После этого мне выдадут специальное удостоверение, подтверждающее, что я прошёл посвящение.

Будь я единственным таким новичком, наверняка уже свалил бы куда-нибудь по-тихому, а так позориться в компании двух десятков других пионеров из разных отрядов уже не настолько обидно.

 

Мы построились в очередь у раструба длинного цветастого «мешка» под перекрёстным обстрелом взоров всех пионеров и персонала лагеря. «Мешок» — его правильнее, пожалуй, назвать кишкой — проложили по песку и по «палубе», а окончание его свесилось за борт с обратной стороны. Оттуда мы и должны вывалиться прямо в воду на потеху публике.

Первой в кишку полезла девчушка из младшего отряда и тут же заплутала внутри, тыкаясь как котёнок в разные стороны. Пионеры засмеялись, стали выкрикивать что-то с мест и пытаться подсказывать, куда бедняжке ползти. В конце концов к ней подбежал её вожатый и помог пионерке обрести верный путь, а Мику запустила под это дело какую-то бодрую мелодию.

 

Вскоре подошла и моя очередь. Под цветастым пологом оказалось довольно душно, и я поспешил вперёд. Благо с моими габаритами ориентироваться внутри не настолько тяжело, как малявкам, тонущим под наслоением складок. В общем, путь до финиша прошёл без происшествий. Надо мной даже не сильно смеялись. Разве что позади то и дело звучал хохот, принадлежащий, как мне показалось, Двачевской.

«Смейся-смейся…»

Из неожиданно раскрывшегося раструба накатило освежающим, показавшимся на контрасте прохладным, бризом. И так же неожиданно под руками пропала опора. Я качнулся вперёд, крякнул и, потеряв равновесие, бултыхнулся в воду. Прямо в грязно-серое пятно, оставшееся от предыдущих новичков. Не успев правильно сгруппироваться, моментально пошёл ко дну, набрал полный рот воды, замолотил руками и едва не захлебнулся на ровном месте. И тут уже засмеялись все. Особенно обидно стало, когда я прокашлялся и смог-таки принять вертикальное положение, потому что на поверку глубины здесь оказалось всего лишь по пояс.

Сопровождаемый дразнилками и подначками, я перепутал от волнения стороны и рванул на берег по длинному пути, тем самым продлив тягостные минуты позора.

Запыхавшийся, красный и злой на самого себя, наконец-то выбрался из воды, очутившись между помостом и навесом Мику. Увидев меня, она задорно подмигнула и продемонстрировала двумя пальцами «Викторию». Я в ответ лишь кисло улыбнулся и пошлёпал к своему отряду. Но примерно на середине мой поход прервал зычный голос Ольги, ударивший в спину из колонок:

— Семён, это ещё не всё, вернись к нам!

Пионеры дружно захохотали с новой силой, а я, красный как рак, развернулся и рысцой двинул на «палубу».

Вожатая успела переодеться в другой наряд — столь же похожий на обыкновенную простыню, как и предыдущий. Физрук-Нептун широко улыбнулся при моём появлении, Ольга же посмотрела с хитрым прищуром: мол, хоть на ком-то получилось отыграться за испорченный костюм. Пусть этот кто-то и виноват лишь в своём патологическом невезении, из-за которого оказался не в том месте и не в то время.

«Да, пожалуй, именно так: и место не то, и время — не моё. Лучше не скажешь».

— Как, говоришь, звать-то тебя, парень? — неожиданно нарушил молчание физрук-Нептун.

Я снова растерялся и лихорадочно забегал глазами по лицам переодетых пионеров, изображающих свиту Владыки вод.

— М-меня?

— Тебя, конечно же, — повторил он, старательно имитируя говор, называющийся, кажется, вологодским.

«Странный ты, дядя. Где Вологда и где Греция…» — промелькнула в голове неуместная мысль, почему-то окончательно вытеснив оттуда информацию о том, как меня зовут. Я на полуслове закрыл рот и растерянно моргнул, глядя в лыбящееся загорело-зелёное лицо физрука-Нептуна.

— Семён его зовут, — пришла на помощь Ольга и с тревогой посмотрела в мои полные первобытного ужаса глаза.

— Точно, — подтвердил я и скривил губы в подобии придурковатой улыбки.

— Семён, значит, — с наигранной задумчивостью произнёс физрук-Нептун.

Он зашарил в бумажках, разложенных на стоящей рядом бочке. А ко мне постепенно стало возвращаться самообладание. Впрочем, не настолько, чтобы осмелиться посмотреть через плечо на пионеров, заполнивших пляж.

— Ну во-от! — произнёс физрук-Нептун. — Держи своё удостоверение!

Я опомнился и переключил внимание с ползущего в мешке очередного бедолагу новичка на протягиваемый мне альбомный лист. Тот самый, что видел вчера, когда подошёл к Лене в библиотеке. Взяв подрагивающей рукой «Удостоверение», хриплым голосом поблагодарил физрука-Нептуна, поймал одобрительный кивок Ольги и с облегчением ссыпался по ступеням на песок. За спиной раздался всплеск воды, и пионеры дружно засмеялись над следующей жертвой Нептунария.

* * *

Когда посвящение закончилось, всех пригласили к расставленным прямо на траве столам, где нас ждал полдник: пирожки со сладкой начинкой и только-только сваренный свежий горячий компот.

 

Убойная доза глюкозы вернула мне способность мыслить, а с ней вернулось и спокойствие. Алиса куда-то запропала, даже не улучив момента, чтобы встретить меня после посвящения дружеской подначкой. Да и Ульяну тоже нигде не видно.

«Вполне возможно, то и другое как-то связано…»

Я поспешил отогнать тревожные мысли, понадеявшись, что рыжие не станут вот так сразу плевать на все мои старания и устраивать очередную хулиганскую выходку.

А потому, разделавшись с полдником, спокойно умылся в душевых, облачился в свою форму и, мысленно вознеся хвалу Ктулху за долгожданное окончание очередной эстафеты позора и унижения, вернулся на пляж. Здесь снова начались всякие конкурсы и соревнования для малышни.

И тут мой взгляд приковали две до боли знакомые фигурки, крадущиеся по периферии к густым зарослям, отделяющим пляж от рощи за нашими спинами. Напоследок Ульяна бегло оглянулась и прошмыгнула за Алисой, унося с собой подозрительно выглядящую сумку. Кроме меня этот манёвр увидела и Ольга, а когда мы встретились глазами, показала мне кивком, чтобы я проконтролировал рыжую парочку.

Перебирая в уме варианты того, что они могут вытворить при помощи такого компактного реквизита, нырнул в пролесок и ступил на тропу, усеянную жёлтой хвоей, приятно пружинящей под подошвами. Однако вскоре этот ориентир начисто растворился в жидком подлеске, расстелившемся по довольно большой поляне.

Я встал и прислушался. Сзади доносятся отзвуки Нептунария: голоса, музыка, смех… но вот в них вплелись обрывки какого-то разговора. Я ещё сильнее напряг слух, стараясь отсеять шум с пляжа. Голоса обозначились отчётливее и где-то совсем рядом — за обильной растительностью.

Осторожно приблизившись к кустам, снова нашёл точно такую же тропинку, уходящую вглубь рощицы. Голоса стали ещё ближе и громче; тут я уже без труда опознал моих беглянок.

— Какой же он приставучий! — воскликнула Алиса.

— И не говори, — отозвалась Ульяна.

Я испугался, подумав, что сказанное относится ко мне, и стал оглядываться, нет ли где просвета, через который они могли заметить меня, но ничего такого мне на глаза не попалось. Зато наконец-то углядел сквозь листву какое-то движение. Ещё пара тщательно выверенных крадущихся шагов… и передо мной раскинулась живописная картина: стоящая спиной Алиса, нависая над Ульяной, старательно стирает с неё грим при помощи тряпки и крепкого словца.

— Не могли, что ли, как остальных, золой извазюкать! — заворчала Алиса, наклоняясь ещё ниже и с ещё большим остервенением орудуя тряпкой.

На секунду показались плечо и загорелая спина Ульяны, покрытая серыми разводами.

— Тогда бы оно водой всё смылось.

Алиса цыкнула и потопталась на месте, разминая ноги. Бёдра соблазнительно качнулись из стороны в сторону, а мой взгляд приклеился к оранжевому треугольничку плавок и стал выписывать неспешные восьмёрки.

Алиса наклонилась к самой земле и зарылась обеими руками в сумку, ища там что-то. Ткань плавок натянулась и тщательно, в мельчайших деталях обрисовала всё, что под ней находится… Бугорок, впадинка, бугорок… в горле пересохло, и я шумно сглотнул. Лицо против моей воли расползлось в улыбке. Наверняка преглупой.

Нашарив в сумке чистую тряпку, Алиса резко распрямилась, упёрла руки в бока и потянулась, выгибая спину. С её уст слетело тихое томное «М-м-м…»; она слегка повернулась вправо, затем влево. Медленно, словно специально дразня и позволяя рассмотреть каждую линию и каждый изгиб. На бронзовой коже заиграли тени от листвы, подчёркивая изящный рельеф тела.

Как и в тот раз, когда я впервые увидел Алису на пляже, через всё моё естество прокатилась жаркая волна.

 

— Давай быстрее! — поторопила её Ульяна, оборвав волнующее представление.

— Да даю, даю… — отмахнулась Алиса и села на корточки. — Повернись-ка.

Ульяна тут же развернулась лицом к Алисе и, соответственно, ко мне. Я еле-еле успел скрыться из виду, сделав размашистый шаг в сторону.

— Что это? Ты слышала? — насторожилась Алиса.

— Птичка, наверное. Или белочка.

«Вот бы сейчас визгу было, заметь они меня…»

Я осторожно глянул через листву, уже не рискуя высовываться так же смело, как до этого. Алиса взялась оттирать тёмные пятна с лица и шеи Ульяны, а та уставилась на деревья поверх её головы. Не иначе, выискивая ту самую белочку.

 

В конце концов Ульяна была избавлена от всех следов грима, а я зачем-то всё стоял и наблюдал за этим действом, разглядывая то её, то Алису. В основном, конечно, Алису.

Получив добро, Ульяна быстро оделась, бросая между делом заинтересованные — если не сказать завистливые — взгляды на различные округлости подруги. Время от времени она пробегала глазами по кустам и по тому месту, где засел я.

 

Алиса закончила приводить себя в порядок и снова зарылась в сумке.

— Лиска, погоди, у тебя там… — Ульяна зашла ей за спину.

— Чего опять?

— Грязь на шее осталась. Сядь, я не дотягиваюсь.

Алиса присела и покорно наклонила голову. Ульяна взялась за тряпку, помедлила и неожиданно посмотрела прямо на меня. Широко улыбнулась, подмигнула и одним ловким движением распустила оба узелка на завязках купальника Алисы.

— Э!.. Куда?!

Она попыталась прижать внезапно отделившийся от тела лиф, но Алисе помешали собственные колени. Ульяна вырвала купальник и, дико хохоча, метнулась с ним прямо к моему укрытию!

— Стоять! — заревела Двачевская.

Она взмахнула руками, пытаясь поймать буквально улетающий от неё оранжевый лепесток. За те несчастные две секунды, пока продолжался её отчаянный рывок вслед Ульяне, лицо Алисы успело изобразить удивление, испуг, злость и, уже в самом конце своего неистового броска, горькую безысходность и смущение. Потеряв равновесие, она плюхнулась на четвереньки, но тут же вскочила.

— Чо началось-то, эй!

Стервенея, Алиса кинулась в погоню, а меня с головой поглотило безотчётное созерцание её аккуратной, подтянутой груди с тёмно-коричневыми кругляшами сосков посреди светлых треугольных пятен, эффектно подчёркивающих безупречную форму. Всё это продолжалось лишь несколько мгновений, но образ обнажённой Алисы, похоже, навсегда врезался в мою память…

— Не поймаешь, не поймаешь! — передразнила Ульяна и побежала в обратную сторону, лавируя между деревьями.

Алиса обогнула одну за другой две сиротливые берёзки, хватаясь руками за шершавые стволы, и, сверкая пятками, снова устремилась в погоню. А мой взгляд приковали её непривычно голая спина с тонкой светлой полоской от купальника, оранжевые плавки и манящая ложбинка меж округлостей. Сердце снова набрало обороты.

Совершенно наплевав на то, что Ульяна давно заметила и раскрыла мою нычку, я замер в предвкушении новой порции зрелища. Но Алиса, то ли почувствовав чужой взгляд, то ли просто рефлекторно, прикрыла грудь рукой и продолжила погоню за Ульяной уже в таком виде.

— Стоять, я сказала — хуже будет!

Та в ответ рассмеялась и юркнула в заросли перед самым носом Алисы. На некоторое время я совсем потерял их из виду. Девчонок выдавал только звук хлещущих по телам листьев и ломающихся под ногами веток да ругательства, постепенно сменившиеся просьбами остановиться и перестать хулиганить.

 

Наконец Ульяна снова появилась в поле зрения. А следом за ней и запыхавшаяся Алиса. Пока я ловил взглядом каждое её движение, пытаясь урвать хоть краешек красоты, рыжие миновали валяющуюся на земле сумку и опять пропали из виду — теперь уже в ближайших ко мне зарослях.

Ульяна вынырнула передо мной совсем неожиданно.

— Прветсёмч! — брякнула она, проносясь мимо.

Прежде чем я понял, что произошло, мне в лицо прилетело что-то почти невесомое и оранжевое, пахнущее влагой и… земляничным мылом? Совсем рядом зашумели шаги Алисы. Саму её я не успел увидеть, будучи всецело поглощённым предметом из треугольных тряпиц и верёвочек.

— А-а! — вскрикнула Алиса и отпрыгнула к кустам, чтобы прикрыться листвой. — Ты это каво?.. Ты это чо… купальник мой обнюхиваешь?! Ты откуда тут взялся ваще?!

— Да… нет… — промямлил я, опуская лиф.

— А-а-а, я поняла! Это ты её подговорил! У-у, извращуга!

Алиса подхватила с земли охапку сора и запустила в меня, но расстояние в добрые пять метров преодолела одна лишь сосновая шишка.

— Он, он.

Я в недоумении оглянулся: рядышком как ни в чём не бывало объявилась Ульяна и радостно оскалилась.

— А ты!.. Ты!.. — Алиса раскраснелась, от гнева ли, от смущения, или от всего понемногу, и жадно схватила ртом воздух, не в силах подыскать достаточно ёмкий эпитет для Ульяны. — Опять опозорила меня!

— Она врёт! — запоздало попытался оправдаться я, всё ещё огорошенный всем произошедшим.

— Да ладно тебе, вовсе ничего позорного. Гляди, как ему понравилось!

— Так он… ты и… там всё видел?!

Алиса со злостью ударила по ветке перед собой, показав на мгновение притягивающую взгляд округлость с остроконечным пятном на коже. Ещё сильнее вознегодовала и почти уже собралась рвануть ко мне, даже замахнулась рукой, но вовремя поняла, что находится сейчас не в самом выгодном положении. Хмыкнув с досадой, она отступила глубже в заросли так, что остались видны только голова и шея. Я попытался разрядить обстановку:

— Н-нет, Алис… а что такого? Никто ведь ничего не видел… то есть почти никто. И к тому же правда… ну, есть, на что посмотреть.

Её глаза расширились в изумлении.

— Похабник!

— Да я в том смысле, что… как сказать-то…

— Даже знать не хочу, что там у тебя на уме!

Алиса обречённо выдохнула, покраснела ещё гуще и обиженная отвела взгляд. Я почувствовал, что и сам стремительно краснею.

«И кто сказал, что девушки любят комплименты?! Почему-то Двачевская не очень обрадовалась…»

— Мало того, что подглядывал и купальник забрал, — забубнила Алиса, — так ещё и… пошляк…

Она осеклась и снова затихла. Ульяна шепнула что-то неразборчивое и пихнула меня плечом.

— Гм… — я прокашлялся и облизнул пересохшие губы. — Говорю же, случайно тут оказался. Меня Ольга попросила посмотреть… то есть, короче, узнать, куда вы пошли. Вы ж не сказали, что переодеваться идёте.

— А самому додуматься? Нет? — огрызнулась Алиса. — И мы, ваще-т, не обязаны перед тобой отчитываться! И хватит стоять столбом, верни мне купальник, извращенец!

Я стал приближаться к Алисе, и с каждым шагом ветки расступались, делая её импровизированную ширму всё менее плотной. Мой взгляд тут же спустился к ключицам, а потом ещё ниже…

— Стой! Нет, назад! Блин!

Пришлось вернуться туда, где стоял.

— Да ладно тебе, я и так уже успел всё увидеть. Совсем чуть-чуть, — поспешно вставил я, заметив, как Алиса звереет прямо на глазах от одного только упоминания сцены на поляне.

— Давай я передам ей, — вызвалась Ульяна и потянула руку к купальнику…

— Нет! — выкрикнула Алиса. — Не давай ей!

Ульяна хихикнула и демонстративно встала по другую сторону тропинки. Повисла пауза.

«Да уж, ситуация…»

Я почесал затылок, прикидывая, как вернуть Алисе купальник…

— Раз не хочешь, чтобы я подходил, тогда лови.

Скомкал и швырнул его Алисе. Но, расправившись в полёте, лиф зацепился за ветку и упал на дорожку практически посередине между нами.

— Ой…

— Бестолочь! — разозлилась Алиса. — Короче, отвернись и не смей подглядывать! Я выйду заберу его.

Когда шлепки босых ног удалились по тропинке обратно, я осторожно повернулся. Алиса, всё также закрываясь листвой и уже стоя спиной к нам, стала надевать лиф, бормоча что-то себе под нос.

Потом она вернулась на поляну, побросала в сумку грязные тряпки, грозно стрельнула глазами в Ульяну, хмыкнула и зашагала по тропе к пляжу. Такое подчёркнуто отстранённое обращение я у неё наблюдал, лишь когда она была реально и всерьёз обижена.

 

Подойдя ближе, Алиса взглянула исподлобья и стала демонстративно приглаживать чёлку, словно закрываясь от моего взгляда, но в конце концов не выдержала и мрачно буркнула:

— И не смотри на меня так.

Я опешил.

— Как?

Алиса прошла мимо, ничего не ответив и не сбавляя скорости. Я догнал её и осторожно взял за плечо. Она остановилась, заинтересованно осмотрела мою руку и скользнула взглядом вдоль неё к моему лицу. Ожгла колючим холодом так, что я вздрогнул и поспешно отдёрнул пальцы.

— Слушай, ты извини, я не хотел тебя обидеть. Всё по-дурацки так совпало, у меня и в мыслях не было специально подглядывать. И на Ульянку тоже не обижайся, она мелкая ещё, несмышлёная…

— Эй, я всё слышу, между прочим! — немедленно отреагировала «мелкая и несмышлёная».

Алиса резко развернулась, ухватила меня за концы галстука и дёрнула.

— Хоть одна похабная шуточка… — процедила она сквозь зубы, — или хотя бы намёк… да даже улыбочка… урою. Обоих. Уяснили?

Она бросила короткий взгляд на сжавшуюся у обочины Ульяну, а я широко распахнул глаза, боясь даже моргнуть. Впрочем, Алиса, как ни старалась, не смогла долго поддерживать эту нарочитую суровость. Её лицо смягчилось, морщинки на лбу разгладились, а густые тени бесследно растворились. Она разжала пальцы и поспешила отвернуться. Мне даже показалось, что увидел мимолётную слабую улыбку.

«Гроза таки миновала, а?»

* * *

Мы вышли на пляж и сразу двинули к Мику. Младшие отряды продолжили праздновать уже без сценария и программы, а всю аппаратуру отключили — она ждала отправки в музыкальный клуб. Сыроежкин воевал на песке с охапкой проводов, а Шурик безуспешно пытался втащить здоровенную колонку на двухколёсную тележку.

 

— Чо как варёные? — сходу вклинилась Алиса. — Давайте в темпе! Сенька, помоги ему, Улька, на тебе провода.

— Вы помогать пришли? — оживилась Мику. — Ой, спасибочки, а то я уже не знала, к кому бежать.

— А физрук ваш хвалёный где делся? — прокряхтел я, помогая Шурику в раскачку затолкать на язычок тележки огромный куб весом никак не меньше полуцентнера.

— Мишеньку Олечка Дмитриевна куда-то забрала, — грустно ответила Мику.

— Надо же, Мишенька… — бросил я в сердцах и со всей дури толкнул надоевшую чёрную бандуру — та наконец-то встала на своё место.

 

Наша процессия потихоньку двинулась к музыкальному клубу. Я в одиночку тащил за собой колонку, Шурик нёс складной стол, Ульяна волокла охапку проводов, а Сыроежкин — микшерный пульт и прибамбасы к нему. Алиса, смилостивившись над нами в самый последний момент, подхватила на руки коробчонку, брякающую несколькими катушками в картонных футлярах.

— Смотри не надорвись, — обиженно проворчала Ульяна, в очередной раз роняя на землю непослушный конец провода.

— Побузи мне ещё. Вот вывешу над домиком вместо флага твои труселя с зайчиками и морковками — пусть весь лагерь полюбуется на красоту.

Мы с Шуриком не удержались от улыбок, а Сыроежкин и Мику так и вовсе рассмеялись.

— Эй! Ты чё при всех-то!

— Чья бы корова… — хмыкнула Алиса.

— Сама ты корова! Тоже мне, отрастила холодец.

— Алисочка не корова, — вмешалась Мику. — Она очень даже хорошенькая! Правда, мальчики?

Кибернетики сдержанно закряхтели, не решаясь выступить со своим мнением. Я осторожно посмотрел на Алису, но та смутилась и перевела взгляд перед собой.

 

Пока мы пыхтели по дорожке к клубу, Алиса успела сделать крюк до домика, чтобы оставить сумку и взять гитару. И вернулась аккурат, когда мы закончили разгрузку.

— Всё, остальное давайте сами, а у нас ещё дела.

Я лишь почесал затылок и виновато улыбнулся. Как-то не очень вышло: взялись помогать и тут же бросили Мику наедине с её заботами. Правда, у неё есть Шурик с Сыроежкиным — какая-никакая, а мужская сила. Мику погрустнела и нехотя согласилась:

— Ну ладно, спасибо, хоть с этим помогли. Да там, кажется, и не очень много осталось. Вас дёргать нет смысла.

Она снова улыбнулась и поглядела на своих запылившихся бравых гвардейцев. Те невесело переглянулись.

— Вот и ништяк. А нам уже пора!

Алиса незамедлительно вытолкала нас с Ульяной на улицу.

* * *

Когда мы отошли от музыкального клуба и легли на курс к умывальникам, до меня дошёл смысл коварного плана рыжих: они кинулись помогать Мику, потому что от музкружка проще всего свалить, не попавшись на глаза вожатым.

— Так-то могли бы и Мику с собой взять, а может, и парней заодно…

— Нет! — в один голос ответили рыжие.

— Микуся свой человек, конечно, и картошки казённой нам не жалко, но будь уверен, ты не хочешь, чтобы она к нам присоединилась, — с нажимом пояснила Алиса. — А ботаники и сами не согласились бы. Тем более, им ещё неизвестно сколько разгребать барбитуру на пляже.

Я пожал плечами.

— Хм…

Стало быть, и я тоже — свой человек? Раз нахожусь сейчас тут, а не где-то ещё, припаханный к очередному неотложному делу или страдающий со скуки всякой ерундой. От этих мыслей на душе стало теплее. Я уже и забыл, как это здорово, быть сопричастным чему-то. Пусть это и всего лишь побег за территорию пионерлагеря, чтобы поесть печёной картохи и послушать гитару.

Не важно, что и зачем, главное — что кто-то искренне считает тебя своим человеком. Впускает в свой тесный круг. А зная Алису, круг этот действительно очень тесный, и попасть в него — знак большого доверия. Пусть она и не произносит это вслух, и вообще скупа на эмоции и проявление тёплых чувств, в её случае поступки говорят лучше и больше всяких слов.

 

Мы тем временем довольно быстро миновали умывальники и следующую за ними рощу. Рыжие всю дорогу перекидывались редкими фразами, а я шёл следом. Потому что ширины тропинки на всех не хватило, да и вид сзади меня вполне устроил.

 

Ульяна остановилась рядом с прорехой в кирпичной ограде, сделала несколько шагов в сторону, аккуратно пошарила меж крапивных кустов и выудила виденный мной ранее рюкзак. Мне же и выпала честь тащить его до места, а на все вопросы о том, куда и как далеко мы идём, было сказано, что «скоро сам всё увидишь».

 

Преодолев забор, рыжие пошли дальше тем же порядком, а я продолжил гипнотизировать сзади фигурку Алисы, совершенно беззастенчиво раздевая её глазами.

«Как ослик, бегущий за морковкой на удочке…»

* * *

Отойдя от лагеря на восток, мы ушли за поворот пустынного шоссе, пересекли его и снова нырнули в лес. Менее мрачный, чем на севере: жиденький, светлый, сосновый и, судя по всему, молодой.

Вскоре за деревьями стало видно голубоватую блестящую стрелку залива. А ещё через какое-то время мы спустились с пригорка на опушку, переходящую в песчаный берег. Если я правильно понял, по прямой от ворот можно было бы выйти сюда минут за десять вместо потраченного нами получаса.

 

— Зырьте, земляника! — крикнула Ульяна.

— Где? — спросила Алиса, аккуратно укладывая гитару на землю.

— Прямо тут! Целая поляна! И какая здоровенная!

Рыжие кинулись рыскать в траве, негласно перепоручив мне хлопоты по обустройству нашего бивуака. Спустя пару минут Алиса вернулась, ссыпала на траву горсть крупных ярко-красных ягод, по размеру больше похожих на клубнику, и полезла в рюкзак. Недолго порылась, вытащила газету и, отобрав из неё один лист, снова убежала.

Я не упустил возможности взглянуть на местную прессу… и не смог сдержать улыбки: «Ну конечно, что ещё могут таскать с собой пионеры, если не “Пионерскую Правду”». Передовица, увенчанная алой шапкой, сообщила архиважную информацию о каком-то всесоюзном марше юных ленинцев. Всё бы хорошо, но газета датирована позапрошлым годом.

«М-да… этот мир с завидным упрямством продолжает хранить инкогнито».

— Хватит прохлаждаться! — крикнули прямо над ухом.

На этот раз ко мне подбежала Ульяна. Вывалила из сложенных ладошек ягоду и бесцеремонно вырвала у меня из рук газету.

— Чего расселся? — продолжила наседать она. — Мы там вкусняшки собираем, а ты бездельничаешь!

— Да уж ты-то собираешь. Больше всех небось собрала уже, — я усмехнулся и выразительно посмотрел на испачканные соком губы Ульяны.

— Не будь занудой! Лучше костёр разведи, а то до ужина так досидишь!

— Да иду, иду.

Я забрал с собой горсточку больших круглых ягод и отправился искать дрова.

* * *

К моему возвращению рыжие притащили на пропитанных алым соком газетах две приличные горки земляники и успели раздербанить рюкзак, вывалив оттуда около десятка картофелин, пакетик с солью, ещё одну газету, термос и три старенькие потёртые кружки — все из разных наборов, с отколотыми кое-где краями и без ручек. А я смог похвастаться огромной охапкой дров и хвороста.

 

Мы перебрались к солнышку — ближе к воде, на самую границу между травой и серо-белым крупным песком с вкраплениями гальки.

Я стал разводить костёр при помощи выданных Алисой спичек, а сама она села колдовать над гитарой. Ульяна же, наскоро вымыв всю картошку, отправилась охотиться на своих «жуков», банка для которых тоже была среди вещей. В целом даже уютно вышло, можно сказать, по-семейному. Давненько я не выбирался с кем-нибудь на лоно природы, и успел уже позабыть, что это такое.

 

Алиса подняла на газете одну из горок земляники и поднесла к лицу. Шумно втянула воздух, прикрыла глаза и озарилась счастливой улыбкой.

— Вкуснотища! Обожаю землянику. В городе её даже летом днём с огнём не найти, или мелкая вся как семечки. Уже только ради этого стоило сбежать сюда.

— Надеюсь, Ольга не слишком больно расстреляет нас, если узнает, что мы ушли за ограду.

Алиса тихонько прыснула.

— Не бзди. Уже поздно бояться. Правда, Панамка что-то добрая последнее время… может, обойдётся, как думаешь?

— Может, и обойдётся. Ты б извинилась перед ней, что ли.

— За что?

— Да хотя бы за памятник. Она хоть и орала на тебя, но в лагере оставила всё-таки.

— И за что мне извиняться, не поняла. У неё работа такая, она же вожатая.

Последнее слово Алиса выделила интонацией, говорящей о вложенном в него весомом смысле.

— Работа не работа, а нервов она на нас тратит немерено. Я бы на её месте уже давно…

— Ой, кто это у нас тут стал святее Папы римского? — перебила Алиса. — Ты не на её месте, а на своём. И на этом самом месте ты сделал совсем по-другому.

Едва я открыл рот, Алиса вдруг устремила взгляд мне за спину и улыбнулась.

— Бу-у-у! — пробасила в самое ухо Ульяна, и у меня перед лицом замельтешило что-то большое, коричневое и клыкастое.

Я вздрогнул и отмахнулся.

— Чё серьёзные такие?

Ульяна уселась поближе к разложенной в теньке землянике и потянулась за банкой, чтобы упаковать свою очередную жертву — приличных размеров жука с большими жвалами. Однако её находка не стала сидеть сложа лапки, а извернулась и…

— С-схы-ы-ы!.. — зашипела Ульяна и вздёрнула руку.

Жук отлетел на песок и резво вдарил по тапкам, нацелившись в ближайшие заросли высокой травы.

— Ах ты… волк тряпошный! — выругалась неудавшаяся юная натуралистка, болтая в воздухе кистью.

Алиса от души рассмеялась, а Ульяна всхлипнула и оглядела место укуса.

— Чё смешного?!

— Нет, вы посмотрите на неё. Серьёзные — не нравится, смеёмся — опять не нравится. Что же нам тогда делать?

— Снимать штаны и бегать! — с досадой огрызнулась Ульяна.

— Ну ладно, ладно тебе. Дай гляну.

Алиса отложила гитару и подсела к ней. Ульяна нехотя протянула руку.

— Надо же, прокусил, — озадаченно проговорила Алиса после недолгого осмотра.

— Так а я о чём! Болит!

Я достал из рюкзака аптечку и бросил на траву рядом с рыжими.

— Вот, не зря тащили. Заодно мне пластырь поменяешь.

— Что б вы без меня делали.

Алиса раскрыла аптечку, порылась, извлекла вату, пузырёк со спиртом и клей.

— Сиди тихо, будет немного щипать.

Она смочила ватку и аккуратно протёрла кожу вокруг ранки.

— Ай! — вскрикнула Ульяна, и в уголках глаз сверкнули слезинки. — Ай-яй-яй! Лиска!..

Она поморщилась, оттопырив нижнюю губу, всем своим видом показывая, что вот-вот кинется в истерику со слезами.

— Всё-всё.

Алиса подула на её руку, и Ульяна постепенно успокоилась. Затем капнула на укус немного клея и снова подула.

— Теперь сиди жди. Не щиплет больше?

Ульяна активно замотала головой, растрепав несколько прядок из хвостиков. А я разулыбался от умилительно трогательной картины. Какой же она ребёнок, в сущности, хоть и храбрится на каждом шагу и пыхтит всякий раз, когда её называют малявкой.

— Так, теперь ты, глупая лыба, — беспардонно вклинилась в мои мысли Алиса. — Раздевайся, укладывайся.

Ульяна исподтишка подмигнула мне и странно улыбнулась. Я ответил ей пристальным строгим взглядом, одновременно снимая галстук и выпутываясь из рубахи.

Нагретый песок принял меня в свои расслабляющие объятья, и я в блаженстве растёкся по нему, прикрыв глаза. Алиса села рядом и издевательски медленно отлепила старый грязный пластырь. Тщательно протёрла кожу ваткой. Остро запахло спиртом, но я не почувствовал ни малейшего пощипывания.

— Выглядит гораздо лучше, и даже не красное, — она аккуратно потрогала корочку клея. — Думаешь, надо делать новый?

— Надо. А то мало ли…

Пусть хоть всего с ног до головы облепит. Это самое малое, на что я готов, чтобы снова ощутить её прикосновения. Побыть рядом с такой, настоящей Алисой, не стесняющейся искренне проявлять заботу — дорогого стоит. Можно было б даже навернуться с дерева и сломать себе руку, если знать, что заниматься мной будет именно она, а не Виола. Впрочем, можно попробовать заполучить внимание Алисы гораздо проще.

«И проще, и сложнее одновременно…»

 

— Лиска, гляди, ещё немного, и он замурлыкает.

Ульяна самым бессовестным образом обломала мне весь кайф и спугнула Алису — она тут же собрала всё обратно в аптечку и отсела к гитаре.

«Мерзавка!» — буркнул я про себя. Словно прочитав мои мысли, Ульяна показала язык и тоже отсела подальше от меня и поближе к землянике.

 

Я остался один-одинёшенек, слушая шум ветра, едва различимый плеск воды и негромкое треньканье гитары. Не знаю, сколько времени прошло, когда мне надоело так лежать, и я перевернулся на живот. Сдвинул в сторону покоящийся перед самым носом рюкзак, и тот отбросил длинную остроконечную тень на песок, словно солнечные часы. Я засмотрелся на неё.

«И правда, сколько времени мы уже провели здесь? И, похоже, совсем забыли о картошке…»

Костёр, как оказалось, прогорел, и мы с Ульяной, не сговариваясь, принялись зарывать клубни в углях.

 

Алиса заиграла какую-то мелодию. То ли что-то из дворового репертуара, то ли ещё откуда, но мне она показалась смутно знакомой. Вот только петь Алиса либо не любит, либо стесняется. А может, и не умеет вовсе. Всё так же лёжа на песке, я подпёр голову рукой, развесил уши и принялся глазеть, наслаждаясь умиротворяющей обстановкой.

Ульяна вскочила и стала нарезать круги по нашей полянке, пританцовывая в такт музыке и будто бы напевая что-то неразборчивое. Возможно даже слова именно к этой мелодии. Время от времени она останавливалась, высматривая что-то в траве, а потом продолжала свой одинокий полутанец-полупробежку.

Зазвучала новая мелодия: «Последняя поэма» — её я уже смог узнать без труда. Удивительно, насколько наши с Алисой вкусы в музыке совпадают. Наверняка ей понравится многое из того, что есть у меня на телефоне. Жаль только, батареи не хватит даже на малую часть моего плейлиста.

 

Ульяна вернулась к нам и села на прежнее место, продолжая мурлыкать себе под нос. Отправила в рот несколько ягод, а потом выбрала с десяток самых крупных земляничин из горки и очистила от звёздчатых зелёных черешков. Но не съела их, а подобралась ближе к Алисе и двумя пальцами поднесла ягоду к её губам. Потом вторую, третью… А Алиса кивала, принимала угощение и улыбалась. Так открыто и тепло, что я снова пропал в ней, не в силах оторвать взгляд.

И настолько эта сцена естественна, проста, но в то же время без слов говорящая очень много. Как они заботятся друг о друге, хотя ещё пару часов назад Алиса готова была прибить Ульяну за довольно жёсткую шутку с купальником. Вот кто действительно между собой самые что ни на есть свои. Куда уж мне — я тут абсолютно чужой. Неуместный. Лишний на этом празднике жизни.

К горлу подкатил удушливый ком обиды.

«Не в том месте и не в то время», — вспомнилось вдруг.

* * *

Едва расправившись со своей порцией картошки, Ульяна внезапно схватилась рукой за живот и скривилась.

— Ой, ребят, что-то у меня… живот заболел…

— Нажралась грязными руками, — посетовала Алиса. — Иди вон в кустики.

— Да не, я это… в медпункт пойду.

Она поднялась, отряхнула футболку с шортами и засобиралась.

— Так может, тебя проводить? — спросил я.

— Не надо! — Ульяна энергично замахала руками.

Алиса почесала макушку и пожала плечами, а я почувствовал лёгкий дискомфорт от мысли, что ребёнку придётся топать с больным желудком по такой жаре.

— Уверена? А то скоро ведь и так собираться…

— Сёмыч, отстань! — перебила Ульяна. — Ничего мне не сделается, пять минут по прямой — и я в медпункте, а вы только задерживать будете… сидите, короче!

На этом она подхватила свою банку и была такова.

— Дурёха, — хмыкнула Алиса и снова вернулась к гитаре.

Однако, поиграв недолго, остановилась.

— Не хочешь ещё попробовать? Задирать не буду. Можно что-нибудь простое сыграть… я бы поучила тебя, — неожиданно предложила Алиса и почему-то смутилась.

— Да не стоит тебе тратить на меня время. По правде сказать, я и не стремился никогда научиться.

— Понятно…

— Лучше сама поиграй.

— Да что-то не хочется больше. Пойду окунусь.

Она поднялась и, ничуть не смущаясь, скинула рубашку, юбку и сандалии с гольфами, оставшись в одном купальнике. Зайдя по щиколотку, поболтала в воде ногой. А я устроился поудобнее, чтобы снова — и на этот раз вполне легально — лицезреть её красоту и как вода сантиметр за сантиметром принимает её в себя, бросая подвижные блики на ноги и спину. Достигнув глубины по пояс, Алиса на секунду оглянулась и тут же нырнула.

 

Мне же подумалось, что момент как никогда благоволит, и пока она купается, есть время, чтобы дать себе мысленную оплеуху и собраться с духом. Поднялся и стал отряхивать рубашку. На песок выпало свёрнутое пополам удостоверение. Во время праздника я от волнения в спешке сунул его в карман почти не глядя, да так и забыл.

«Всем русалкам, сиренам, змеям, китам, акулам, дельфинам, скатам, пиявкам, крабам, а также и всем многим другим нашим верноподданным. Удостоверяется сим, что пионер первого отряда Персунов Семён Семёнович признан нами достойным быть сопричисленным к нашим верноподданным бывалым-солёным как подвергшийся крещению водою с посвящением в орден океанских глубин.

Нептун, владыка морей и океанов и морских стихий

22 июля 1989 года, пионерлагерь “Совёнок”».

«Ну вот, теперь я официально здесь прописан. У меня и документ имеется», — я сдержанно улыбнулся, хотя изнутри так и распирает рассмеяться во весь голос от странной накатившей радости. Солнце закрыла тень, и на удостоверение упали несколько капель воды, размывая буквы. Я смахнул их рукой, от чего кляксы расползлись ещё шире, смазав почти всю подпись и часть текста.

— Блин, ну Алиса!..

Я вздохнул, осмотрев испорченную бумагу. Алиса фыркнула.

— Так иди. Ленка тебе новое сделает.

Ухо резануло металлом. В её голосе звонко лязгнули нотки едва уловимого раздражения.

Она прошла к потухшему кострищу, выжала волосы, неспешно оделась, повязав рубаху по своему обыкновению узлом. Мокрый купальник проступил сквозь ткань. Алиса, не обратив на это внимания, подхватила остатки земляники на газетке и вальяжно развалилась рядом на песочке, нежась под последними тёплыми лучами катящегося к горизонту солнца. Закинула в рот пару ягод, зажмурилась, поморщив носик, и улыбнулась каким-то своим мыслям.

 

Я спрятал удостоверение обратно в карман и тоже откинулся на спину. В висках застучала кровь. Всё, что я собирался сказать и что так легко звучало у меня в голове, пока Алиса плескалась в речке, стало совершенно непроизносимо вслух сейчас, когда она рядом. Я прерывисто выдохнул и зажмурился. Снова накрыл страх, а с ним и апатия. Скрипнув зубами, со злостью ущипнул себя. Боль мгновенно привела в чувство. Будь я сейчас один, обязательно обматерил бы себя в голос самыми распоследними словами, но пришлось довольствоваться буквально физическим самобичеванием.

В голове зароились предательские сомнения. Из глубин подсознания вылез мерзкий голосок, обещающий, что всё будет хорошо — надо лишь отложить на потом все эти неприятные нервирующие разговоры. Этот голосок всегда появляется в такие моменты. Из-за него я и стал тем, кем стал, потому что всегда шёл у него на поводу. За долгие годы мозг уже выработал систему поощрения, щедро награждая меня эндорфинами всякий раз, когда я поддавался на уговоры и сбегал от проблем и связанного с ними стресса.

«Что, опять собрался всю жизнь бегать? — спросил я сам у себя. — Кто-то или что-то даровало тебе такой шанс начать всё сначала, а ты собрался его снова просрать? Ничтожество. Тряпка!»

Хоть и говорят, что признание проблемы — это половина её решения, мне не очень-то полегчало. Я стиснул зубы и снова ущипнул себя. За другую руку, чтобы Алиса случайно не увидела, как я занимаюсь самоистязанием.

 

«В конце концов, что я теряю? Правильно, ничего, — тут же согласился сам с собой. — Ведь невозможно потерять то, чего не имеешь…»

Мерзкий голосок заглох, и с новой силой нахлынуло волнение. Главное — начать, выдавить из себя первое слово, а дальше… дальше как-нибудь. Сделав глубокий вдох-выдох, я закрыл глаза и с головой кинулся в омут:

— Алис…

Правда, получился лишь сиплый писк. Выждав немного, прочистил горло и снова позвал. Ответом мне стало молчание и характерное посапывание. Я медленно повернул голову.

«Ну конечно — спит! Что ещё можно делать в моей компании».

 

Приподнялся на локте и потянулся к лежащей по ту сторону горке ягод, делая вид, что хочу взять себе несколько. И оказался совсем близко к Алисе. Так близко, что почувствовал щекой дыхание, а подбородком почти коснулся мерно вздымающейся и опадающей груди. И даже смог ощутить запах. Всё тот же — земляничный, с чуть терпкими нотками.

Сердце отчаянно замолотило, пытаясь проломить грудную клетку. Я не глядя сцапал пару земляничин и в смятении сунул в рот. Лёг обратно, унимая подкативший мандраж.

Не удивительно: ночью не выспалась, а днём умаялась — вот и разморило. Но как же это всё невовремя опять! Только я набрался храбрости и момент поймал удачный — и нате вам! А ведь больше такого удобного случая может не представиться.

«И что теперь, будить её и спросонья огорошивать своими идиотскими признаниями? Глупая картина выйдет. Глупая, несуразная, дурацкая — как и вся моя жизнь».

С другой стороны, может, оно и к лучшему… Я же опять не выдержу её взгляда. Она всегда так смотрит, будто испытывает на прочность, выискивает слабые места. Оценивающе. И словно задаваясь вопросом, чего ждать от человека напротив. Подспудно ожидая худшего, конечно же. Чему ещё может научить улица, как не готовности в любой момент отразить удар. Я обязательно облажаюсь, наговорю чуши или опять отморожусь и окончательно всё испорчу.

«Творить глупости — так на все деньги», — твёрдо решил я, приподнялся на локте и посмотрел на Алису. Да и Ульяна говорила, что с ней надо вести себя наглее, уверенней. Чтоб раз — и всё понятно без лишних слов.

«А там будь что будет».

 

Набравшись смелости, наклонился к ней… рука задрожала под весом тела, и я, едва не потеряв равновесие, судорожно выдохнул прямо в щёку Алисе. И стиснул зубы. Но она лишь громче засопела, а её голова слегка наклонилась в мою сторону. Уголки губ чуть дёрнулись вверх, намечая слабую улыбку. Сочтя это добрым знаком, я сглотнул и мысленно сосчитал до пяти, медленно подавшись вперёд.

Снова одуряющий запах земляники. Наверное, он теперь будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь… А когда подобрался настолько близко, что смог ощутить кожей исходящее от Алисы тепло, прикрыл глаза и осторожно коснулся её губ своими.