Игнотус (джен)

Скамейка была очень холодной. Даже от того, что на ней сидели, она не спешила хоть сколько-нибудь нагреться, оставаясь все такой же ледяной конструкцией из дерева и металла.

Гарри сунул руки в карманы куртки и вжал голову в плечи.

Зима в Лондоне. Здесь и так сырой воздух даже при легком морозе высасывает тепло быстрее, чем счета за отопление — последние деньги из вашего кошелька, но сейчас можно было просто плюнуть и услышать через секунду звон льда. Наверное. Он не пробовал: хватало взгляда на снег, который лежал повсюду.

Обычно, если в какой-то год в Лондоне снег и выпадает, он существует не более пары часов в виде коричневой жижи, которая хлюпает под ногами. А эти сугробы будто бы прибыли прямиком откуда-нибудь из северной части островов. И при взгляде на них в вашей голове не было никаких веселеньких образов рождественских огней, венков из остролиста и красного бархата — нет, такому снегу полагалось лежать в мертвой тиши полярной ночи, где в милях и милях промерзшего воздуха над ним беззвучно мерцают зеленые полотна света.

Парк, где Гарри сидел, был пуст, но неподалеку на одном из деревьев возилась какая-то птица. Она чем-то напоминала сойку или сороку, даже кричала похоже. Разве что была чуть ли не в два раза меньше.

Странно, что при таком морозе она вообще предпочла прыгать среди голых веток, а не прятаться где-нибудь, скажем, на чердаке.

— Сорокопут, — произнес голос рядом.

Гарри оглянулся на своего соседа по скамейке.

— Давно не видел их в этих краях, — спокойно ответил тот на незаданный вопрос. — Вам не холодно здесь?

— Холодновато, — Гарри поежился.

— И мне. Давайте пройдемся.

— Знаете, такая погода — большая редкость, — продолжал неожиданный спутник несколькими минутами позже, когда они вышли на одну из городских улиц. Казалось, он был очень рад просто с кем-нибудь поговорить. — Я почти и не выходил никуда последние дни, а тут вдруг выглянул — и такое. Что-то новенькое!

Гарри мельком покосился на него. Все во внешности — начиная от одежды и заканчивая даже манерой держаться — говорило о том, что когда-то этого человека было значительно больше. Он походил на одного из тех счастливчиков, что прошли все круги ада реанимации, но наконец стали на ноги и обнаружили, что даже собственная кожа висит на плечах, как неудачно купленная с рук рубашка.

— Похоже, это были тяжелые для вас деньки, — осторожно произнес Гарри.

Спутник вздохнул. И вздох был каким-то не таким: в нем не было облегчения.

— Да, — ответил он. — Я все время работал. Столько дел, столько обязанностей… К тому же, я совершенно не высыпался. Сон не приносил никакого отдыха. Каждый день словно копия, снятая с копии, которая так же снята с копии… Иногда я даже задавался вопросом: а действительно ли я сплю по ночам?

— Сочувствую, — рассеянно ответил Гарри, глядя на поземку, несущуюся мимо его ботинок.

Странно… Почему странно? Он не знал ответа на этот вопрос, но какая-то мысль встревоженно бежала по коридору разума, стучась во все двери подряд и неизменно натыкаясь на табличку: «Обеденный перерыв».

Безрезультатно подергав еще одну дверную ручку, мысль упрямо помчалась дальше.

Тем временем улица, по которой они шли, сделала замысловатый поворот и ушла под уклон. Наверное, одна из тех, что ведут к набережной.

— Я ведь не за себя волнуюсь, понимаете, — немного смущенно произнес спутник Гарри, осторожно идя по наклонной дороге. — Бывало и хуже. Моя прежняя работа и так была не из легких. А здесь… От моих решений зависели жизни стольких людей! И попробуй тут оступись… — он достал из кармана изогнутую трубку и принялся на ходу начинять ее табаком. — А не курил я, наверное, целую вечность. Ужасно хочется. Вы не против?

— Нет, — лаконично ответил Гарри.

Они шли мимо заметенных витрин и запертых дверей.

Мысль все еще бежала вперед, вглядываясь в полумрак, который едва рассеивался моргающими лампами на стенах. Где-то здесь, очень близко…

— Так-то лучше, — собеседник выпустил клуб дыма из ноздрей. — Снова чувствую себя живым. Если бы еще не этот собачий холод, я бы сказал, что просто чертовски рад вообще что-то чувствовать. Все эти дни… как в тумане. Очень странно…

Он остановился. Гарри, заметив это, тоже замер.

— Что-то случилось, сэр? — спросил он своего спутника и тут же мысленно пробормотал: «Хотел бы я сейчас задать тот же самый вопрос себе».

— Я хорошо знаю Лондон, — пробормотал его собеседник. — Даже если мне завязать глаза, я смогу определить улицу просто по расположению люков канализации под ногами или количеству шагов от квартала до квартала. — Он вытащил трубку изо рта и покрутил головой по сторонам. — И если верить карте в моей голове, улица находится в Сити, но вот эта ее часть — из Ист-Энда. Хм… а из какого парка мы вышли?

— Я не помню, — честно признался Гарри.

«И что более важно, я не помню, как мы оттуда ушли».

…Вдалеке, в темном конце коридора, будто бы мелькнула тонкая нитка света — словно от полуоткрытой двери. Мысль устремилась туда.

Его спутник припустил вперед немного неуверенной трусцой — кажется, бежать ему было не так уж легко. Гарри поспешил за ним.

— Сохо… — бормотал тот, оглядываясь на дома вокруг. — А Сент-Мери-ле-Боу никогда не была видна отсюда, если, конечно, я не впариваю пироги со свининой[1]. Риджент-стрит? Чушь какая!

«Почему его голос мне так знаком? Я знал его раньше? Раньше… когда же это самое "раньше" было?»

…Полоска света впереди все увеличивалась.

Они выбежали на одну из улиц Камден-тауна. Это место Гарри узнал безошибочно: он не так хорошо ориентировался в Лондоне, но его самый разгульный уголок не торопился выветриваться из головы, застряв в ней, как запах пролитого спиртного в квартире после хорошей вечеринки.

А еще он готов был поклясться, что Камден-таун почему-то стал намного больше, чем раньше. И только здесь Гарри вдруг осознал одну очень, очень важную деталь.

…Мысль уже почти коснулась дверной ручки.

— На улицах нет ни одного человека! — воскликнул Гарри, обращаясь к спутнику. — Никого, кроме нас!

Тот не ответил, лишь продолжил рысить дальше, касаясь рукой стен так, словно в любую минуту рисковал свалиться от слабости.

Улица все шла и шла под уклон.

Они продолжали бежать вперед, поскальзываясь. Гарри заметил неподалеку пожарную лестницу на одном из зданий и потянул своего собеседника за рукав.

— Если мы хотим увидеть всю картину, — сказал он, указывая на лестницу, — то нам нужно туда.

Вообще, он был уверен, что на таком холоде быстрый подъем превратит легкие в две тяжелые ледяные глыбы боли в груди, но даже опомниться не успел, как белкой взлетел на самую верхнюю площадку. Несколькими секундами позже там оказался и его спутник.

Они вместе подошли к ограждению и целую минуту молча смотрели на открывшуюся им картину. Целую минуту ни один не находил слов, чтобы точнее выразить свои впечатления.

— Это не Лондон… — наконец прошептал спутник Гарри, тяжело дыша. — Это… — он надсадно закашлялся, прервав речь.

Гарри смотрел.

Это был не только Лондон. Он узнал и улицы Хогсмида, и улицы других британских городов — некоторых их частей. Здесь была Темза, но здесь же находился и кусочек Черного озера. Огромная мозаика, лабиринт дорог, стекающих к центру внизу — словно они оказались в воронке настолько больших размеров, что изгиб ее стен почти не замечался. Город был повсюду — он окружал их: он был напротив, он был сзади, он был с боков, он нависал над ними.

А в самом его центре…

В самом его центре, где сходились все улицы, стоял Хогвартс.

Гарри поднял взгляд кверху. Там, где должно было быть небо, не было ничего. Ни темноты, ни белого пятна, которое бывает на пустом месте — нет, просто ни-че-го.

…И дверь широко раскрылась, впустив яркий свет в сумеречный коридор разума.

Теперь все стало ясным.

Он вспомнил все, что произошло с ним до того самого момента, когда он осознал себя на скамейке в заснеженном парке. А в особенности — красные глаза с вертикальным зрачком, которые в самый последний миг снова уступили черным.

— Это не город… — прошептал Гарри. — Это сознание…

А затем он обернулся и внимательно посмотрел на своего спутника.

— Рад видеть вас, мистер Бруствер. Хоть и в таком состоянии.

* * *

Кингсли Бруствер — точнее, тень, оставшаяся от него прежнего — сидел, прислонившись спиной к ограждениям площадки, и слушал сбивчивый рассказ Гарри. Тому удалось уложить все минут в пять — даже три, если выбросить все комментарии по поводу случившегося, порой не всегда цензурные.

— Я верю всему, что ты рассказал, — тихо ответил министр, когда Гарри умолк. — Я вспомнил все. С самого мая… того дня, когда я вместе с остальными захоронил тело Волан-де-Морта в Лесу… я как будто бы начал терять контроль над собой. Медленно, почти незаметно. Он правил мою память каждый раз, когда я обращал внимание на то, что творится со мной. Замещал мое сознание собственным… Я опомнился слишком поздно — кажется, на Совете. Вдруг ощутил чье-то присутствие в своем разуме и попытался сопротивляться… Я тогда просто взглянул в твою сторону, и вдруг проснулась такая ненависть…

— Поэтому и случился взрыв, — догадался Гарри. — Это не было запланированным: он испугался, что сейчас все выйдет из-под контроля.

— Оно уже один раз чуть не вышло, — прошептал Кингсли Бруствер, глядя в никуда. — Таддеуш Праудфут был единственным, кто заподозрил что-то неладное. Он был когда-то моим подопечным, когда учился на мракоборца… У нас с ним появилась небольшая традиция — мы всегда выходили вместе на перекур, где я рассказывал ему о полулегальных приемах и уловках фестусов… Ему было очень сложно на первых порах. Я помогал. Прошли годы, а традицию эту мы оба сохранили, даже в первый месяц моей бытности министром магии… Когда я перестал выходить, Таддеуш первый понял, что меня подменили. Он почти все сделал правильно… — Бруствер прерывисто вздохнул. — Кроме одного: нужно было звать на помощь всех мракоборцев. Он пошел против меня в одиночку. Волан-де-Морт просто сломал его, как сломал меня, и превратил в послушное оружие.

— А теперь он еще и устроил катастрофу невиданных масштабов, — Гарри попытался обнять себя за плечи, чтобы не мерзнуть, но холод как будто бы поселился в нем самом. — Пока мы тут… там вовсю хлещет магия! Я не знаю, сколько жизней набежало на счетчике, но нам нужно остановить это, пока еще есть что спасать. Не будь тут так холодно, я бы соображал побыстрее… Откуда вообще такой мороз?

— Это сконструированная реальность внутри чужого сознания, — едва двигая губами, ответил Кингсли Бруствер. Он как будто бы потихоньку терял все свои силы. — Как сон. И на ней отражается все, что создавший ее человек испытывает в действительности…

Гарри вспомнил жуткий холод, который обосновался в развалинах замка после взрыва портала.

— Получается… это как если бы кто-то спал в холодной комнате без одеяла и ему приснилась зима? — спросил он. Министр кивнул. — Хорошо… — Гарри огляделся по сторонам. — И кому же это тогда снится?

Кингсли покачал головой.

— Я не знаю. Мое сознание уже неотделимо от сознания Волан-де-Морта. Возможно, ты видишь меня только потому, что мы оба находимся в нем… Хотя… — Он приподнял голову и взглянул на город. — Нет. Оно другое. Совершенно другое.

Где-то резко и знакомо крикнула птица. Гарри обернулся: ему снова почудилось серо-черное оперение сорокопута.

— Не может быть… — прошептал он. — Подождите… Неужели это сознание Снегга?

— Скорее всего, так оно и есть, — ответил министр. — И боюсь, Волан-де-Морт тоже здесь, иначе здесь не было бы и меня.

— Я не понимаю…

— Зато понимаю я. С твоих слов, Снегг что-то сделал с Волан-де-Мортом, прежде чем ты оказался здесь. Он превратил в ловушку собственное сознание и, скорее всего, запер его где-то тут, в месте, которое должно обладать хорошей защитой. В безопасном месте. И это очень плохо…

Гарри почувствовал себя аборигеном, которому пытаются на высокой латыни читать труды математиков древности.

— Сэр, если я должен был понять что-то из ваших слов, то…

— Это сложно понять любому волшебнику, который не занимался ментальными чарами, — тихим голосом произнес Кингсли Бруствер. — Я и сам помню это лишь по мракоборческим курсам. Безопасное место — это особая часть сознания, где хранится все самое важное, в частности — личность человека. Там — вся база, средоточие всего. Это последний рубеж защиты любого менталиста. Его очень сложно разрушить. Если бы я хотел запереть что-то, что ни в коем случае не должно вырваться — я бы запер его в безопасном месте.

Кингсли взглянул сквозь ограду площадки на город. Гарри проследил за его взглядом — он смотрел прямо на Хогвартс.

— И это было бы моим смертным приговором…

— Что? — Гарри вздрогнул, отвернувшись от образа замка. — Почему?

— Потому что это палка о двух концах. Безопасное место очень надежно защищено, и при этом крайне уязвимо. Если его разрушить — человек убит. Физически, может быть, тело и оправится, но личность будет уничтожена. Умрет.

Гарри вскочил на ноги.

— Нам нужно туда! Немедленно! — крикнул он, указывая на очертания Хогвартса. — Если Снегг…

— Нет! — Кингсли Бруствер приподнялся с места. — Нет, ни в коем случае! Послушай, если он запер себя с Волан-де-Мортом в безопасном месте и привел тебя сюда — значит ему нужно, чтобы ты что-то сделал здесь, пока он будет его сдерживать, сколько сможет. Думай! Для чего именно ты понадобился?

— Может быть, я нужен именно для того, чтобы помочь ему там! — Гарри все косился вниз. — Сэр, я уже однажды смотрел на то, как умирают, и не делал при этом ничего, я не хочу еще раз переживать подобное!

Министр схватился за поручень ограждения площадки и рывком поднял себя на ноги.

— Нет, Гарри! — произнес он, пошатываясь. — Нет. У вас обоих задача — не Волан-де-Морта убить, а выиграть время, чтобы как-то минимизировать ущерб. Вам нужно закрыть тот портал. Вам нужен способ, и ответ должен быть где-то здесь! Снегг дал хотя бы какую-то подсказку? Хоть что-нибудь?

— Нет, он… — протестующе начал Гарри…

И умолк.

— «Билет», — прошептал он, осторожно крадясь по следу мелькнувшего воспоминания. — Он сказал «билет»…

Что-то укололо сквозь ткань куртки. Что-то… угловатое.

Гарри сунул руку в карман куртки и нащупал картонный прямоугольник, которого до этого там не было.

А затем вытащил его и поднес к глазам. Это был билет на Хогвартс-экспресс.

— Вот мы и знаем, куда нам нужно, — произнес Кингсли Бруствер.

В эту секунду площадку под их ногами тряхнуло с такой силой, что им обоим пришлось вцепиться в ограждение. Донесся грохот сразу из нескольких мест «города». Что-то опасно заскрипело и затрещало совсем рядом.

Гарри открыл глаза, которые непроизвольно зажмурил до этого.

В один миг несколько кварталов «города» превратилось в руины. Над крышами стоял странный треск, похожий на тот, с которым ломается ледяной панцирь на реке.

Еще через секунду одна из улиц превратилась в длинное облако из пыли и разлетающихся обломков.

— Вот оно… — тихо произнес Бруствер. — Похоже, он проигрывает.

— Мы все еще не знаем, что нам искать! — крикнул Гарри, уже спускаясь с пожарной лестницы так быстро, насколько он был способен. — Вы же могли видеть, что делал Волан-де-Морт все это время, вспомните что-нибудь!

— Я почти ничего не помню! Он с самого Совета постоянно держал меня взаперти!

За их спинами медленно обваливался в Темзу Лондонский мост.

Теперь они мчались по улице наугад, лишь надеясь, что она приведет их к вокзалу Кингс-Кросс. Ко всему прочему, министр очень быстро выбился из сил. Гарри пришлось подхватить его и, перекинув руку через плечо, тащить почти что на себе. Наверное, в реальности это было бы совершенно невозможным.

— В крайнем случае… — с усилием пробормотал Бруствер. — Если мы найдем выход отсюда… Я все равно связан с разумом Волан-де-Морта. Слишком долго соседствовали в одной голове… Выбросит меня — выбросит его, и, возможно, Снегг уцелеет.

Гарри молча тащил министра за собой. Об альтернативе думать не хотелось. А меньше всего хотелось оглядываться — он слышал, как участок дороги, по которому они только что прошли, как-то нехорошо хрустнул прямо за их спинами.

Главное — не думать о том, что сейчас на его глазах натурально трескается черепица чьей-то крыши перед тем, как та поедет.

Вокзал… Чертов вокзал. Гарри даже не попытался высмотреть его с площадки, когда они еще были на пожарной лестнице. Здесь, в городе, сотканном из воспоминаний о Лондоне и других городах, можно было даже не надеяться, что Кингс-Кросс будет стоять абсолютно на том же самом месте, что и в действительности.

Во сне, как и в воспоминаниях, расстояния всегда не те.

Дорога под их ногами треснула ровно посередине, и пришлось отступить на одну из боковых улиц. Булыжник тут же посыпался в провал, расширяющийся с каждым мгновением.

Гарри осмотрелся в поисках удобной точки обзора, откуда можно было бы заметить здание вокзала Кингс-Кросс. Но здесь не было ничего, кроме нависающих над головой невысоких домов, выглядевших так, словно над их созданием не особо трудились. Это были те самые дома из снов, с окнами и дверьми, которые никогда не открываются, потому что они не более чем рисунки на стенах. Декорация, на которой мозг сэкономил ресурсы.

Земля дрожала под ногами. Улица напротив рассыпалась, как замок из влажного песка, не выдержавший собственный вес.

— Сэр, — обратился Гарри к Кингсли Брустверу. — Вынужден признать, что мы по уши в… извините. Я не знаю, куда нам идти.

— А звук?

— Какой звук?

Вместо ответа в поле зрения Гарри возникла рука министра и указала куда-то в дальнюю часть улицы.

Гарри прислушался.

Где-то на самом краю слуха, едва выделяясь на фоне грохота разрушающегося «города», проступило несколько аккордов, показавшихся почему-то синеватыми и какими-то потертыми. Весь превратившись в слух, Гарри побрел вперед, продолжая тянуть Кингсли Бруствера за собой.

«Этот мотив… Я ведь уже слышал его. Я точно так же не могу разобрать ни единого слова, но…»

Его осенило. Еще этим утром, которое казалось теперь таким же далеким, как и год изобретения книгопечатного станка, Снегг что-то такое напевал под нос, когда на пустошах дожидался Гарри.

Похоже, он не просто так медлил тогда. Он уже разрабатывал весь этот план, подготавливая не только ловушку для Волан-де-Морта, но и пути отступления для них самих. Вдумчиво и хладнокровно.

Гарри не ошибся. Мотив так и не стал громче, но вывел их на площадь, прямо перед вокзалом Кингс-Кросс, продолжая неразборчиво звучать из невидимых колонок, как не музыка, а всего лишь повторяющееся воспоминание о музыкальной форме.

Они пересекли площадь, где уже начинала трескаться заметенная снегом плитка, и оказались в здании вокзала.

Тот был совершенно пуст. Не было даже поездов. Здесь Гарри ощутил себя той самой последней горошиной в консервной банке, которую поленились вытряхнуть, прежде чем выбросить в урну жестянку.

— Может быть, что-то должно быть в камерах хранения… — хрипло произнес Кингсли Бруствер.

— Тогда это был бы не билет, а ключ от ячейки!

«Это должен быть интуитивный ответ. Что-то максимально простое. Такое, что можно было придумать за секунду и за секунду же расшифровать». Мозг Гарри — хотя кто знает, что сейчас отвечало за его мысли, если он сам, Гарри, здесь был не более чем совокупностью все тех же мыслей, — работал на пределе, ища ответ с таким же отчаянием, с каким студент на экзамене стремится разглядеть решение прямо на билете с вопросами.

Его очень сильно сбивало с толку то, что этот вокзал, в котором оказались они вместе с министром, до ужаса напоминал ему Кингс-Кросс из того предсмертного — или все-таки посмертного? — видения в Лесу, когда он встретил Дамблдора. У этих двух образов было что-то общее… что-то принципиально схожее… идея, воплотившаяся в них.

Несмотря на то, что здесь на платформах тонким слоем лежал снег, а в том лился неведомый мягкий свет, они были куда ближе друг к другу, чем к реальному вокзалу Кингс-Кросс.

«Я не знаю, почему так, и не хочу думать об этом — я должен попасть на платформу 9 ¾, я должен успеть на поезд…» — мысленно твердил Гарри, упрямо пересекая вокзал и поддерживая Кингсли Бруствера.

С «улицы» продолжали доноситься звуки разрушения, словно там буйствовала армия особо фанатичных специалистов по спецэффектам. Несколько стекол огромной аркообразной крыши треснуло, и осколки посыпались на пути.

Вход на платформу оказался там же, где и всегда. На своем месте стоял и Хогвартс-экспресс, совершенно такой же, как и тот, на который Гарри впервые за столько лет не сел. Разница была лишь в том, что этот состав, похоже, никуда и не направлялся. Ни клубов дыма. Ни гудка. Ничего. Тихо и мертво. И занесенные снегом рельсы.

Они ввалились в первое же попавшееся купе, где Гарри и ссадил окончательно обессилевшего Бруствера на один из диванов.

— Мы на месте, сэр, — сказал он и выглянул в окно — на пустой заметенный перрон. — Но… я не знаю, что делать дальше. Снегг больше ничего не сказал. Хотя подождите… — он сунул руку в карман куртки и снова достал билет. — Тут есть места… и номер купе. Нам нужно седьмое.

Седьмое оказалось всего через два купе от них.

Там на столике под окном лежал небольшой чемодан.

— Здесь бирка с вашим именем… — пробормотал Гарри, беря его в руки.

— Подай сюда, пожалуйста, — тихим голосом попросил Кингсли Бруствер.

Гарри сел напротив, глядя, как министр открывает чемодан. Щелкнул замок, поднялась крышка, и лицо Бруствера осветилось, словно внутри чемодана горела лампочка.

Несколько секунд он смотрел на содержимое.

А затем захлопнул чемодан быстрее, чем Гарри успел вытянуть шею и рассмотреть, что же именно было там.

— Что там, сэр?

— Ответ, — это слово Кингсли Бруствер произнес резко, словно обрубая голосом все последующие вопросы, которыми Гарри мог его засыпать. — Нам нужно спешить. Этот поезд, он поедет вообще?

— Я не знаю, — Гарри выглянул в коридор и вернулся в купе, встав у двери и сложив руки. — Сэр, что именно это за ответ? Вы уж простите, но, как мракоборец, я не могу позволить откупиться от меня словом, которое совершенно ничего не объясняет.

— Это не так важно…

— Для меня это важно. Я расследую преступление огромных масштабов, сэр. Моя желтая заградительная лента — это граница всей Великобритании, и жетон, уполномочивший меня, — Гарри постучал пальцем по лбу, — тоже при мне. Это моя работа. Скажите, что это за ответ?

Министр посмотрел на него тусклым взглядом, за которым все-таки еще теплились отблески того прежнего старого доброго Кингсли Бруствера, мракоборца и члена Ордена Феникса.

— Это небольшая часть рассказанного Темпусом Наративом Волан-де-Морту, — наконец тихо произнес он. — То, из-за чего Волан-де-Морт его убил. Маленькое предсказание, которое он предпочел выбросить из головы. Он почти во всем следовал тому, что узнал от этого странного волшебника. Он даже червоточину создал, ориентируясь на то, что видел Наратив.

— Получается… Волан-де-Морт создал портал, зная, что он его создаст, потому что это описал ему Темпус? И способ он подсмотрел у самого же себя из будущего?

— Парадоксально, но да. Он делал то, что уже сделал в будущем, хотя это будущее он попытался частично проигнорировать. Он думал, что это лишь одна из вариаций.

Гарри посмотрел на чемодан.

— Получается, здесь — та часть рассказа, где портал закрывают?

— Да.

— Но…

— Гарри, у нас нет времени! — воскликнул Кингсли Бруствер с неведомо откуда взявшейся силой в голосе. — Мы в разуме человека, которого прямо сейчас, возможно, убивают! Ты же видишь, что все вокруг рушится, Снегг уже почти не в состоянии поддерживать эту иллюзию! Мы должны выбраться как можно быстрее. Выход должен быть где-то здесь. Ищи его.

— Да, сэр. Я понял.

— И еще кое-что, — Бруствер поймал его за рукав. — Помни: я вернусь назад только вместе с Волан-де-Мортом. Берегись, он в ярости от всего, что с ним произошло. У нас будет всего лишь несколько минут. Держись от меня подальше, когда я очнусь.

Гарри кивнул и вышел в коридор.

«Снегг оставил здесь этот чемодан, — думал он. — Он не мог не знать о его содержимом, раз подбросил его нам как решение. Но если там кусочек будущего… Значит ли это, что он знал и обо всем, что произойдет в развалинах этого замка? Или все это — случайности, ставшие закономерностью, только потому что будущее диктует настоящее? Где в таком случае причина, а где — следствие этой причины?

А может быть, нет ни причины, ни следствия, а есть просто замкнутый круг действий и событий…»

Он рысил по коридору состава, заглядывая в каждое купе. Везде были только холод и пустота.

Но ведь это поезд! Зачем было создавать образ поезда, который никуда не может поехать? Это ведь самый очевидный выход из всех, которые только существуют! Он отвозит из точки А в точку Б: для любого волшебника Хогвартс-экспресс, как и сам вокзал Кингс-Кросс, напрямую связан с самым знаковым процессом перехода между двумя мирами, миром маглов и миров волшебников…

Гарри замер как вкопанный. А потом осторожно додумал мысль до самого конца.

…Переход между мирами. Из одного мира в другой. Из сна — в реальность. Из жизни — в смерть.

Вот почему этот вокзал и вокзал из его видения в Лесу полугодовой давности так похожи. Они — суть одного и того же. Граница двух миров, основанная на одном из самых ярких впечатлений из детства любого волшебника.

Он двинулся вперед.

А мир обрушился на него сверху.

Гарри швырнуло на пол, когда состав сотряс жуткий грохот. Перевернувшись на спину, он взглянул на потолок вагона: тот промялся, словно на крышу упало что-то очень тяжелое. По ближайшему окну рывками поползла стеклянная паутина трещин, похрустывая и тонко лопаясь.

Платформа разрушалась.

Вскочив на ноги, Гарри за считанные секунды рывком пересек весь оставшийся путь до кабины машиниста.

И едва не схватился за голову, взглянув на пульт управления.

Здесь было слишком много рычагов, слишком много кнопок и ручек с полустертыми обозначениями, причем некоторые очень подозрительно расшифровывались как «не трогать до ситуации С(п/ц)», или вовсе помечались непонятной маркировкой вроде «АЗ-5». Половина была за симпатичными красными печатями.

«Мне нужно всего лишь пойти дальше».

Справа сквозь стекло обзорного окна донесся ужасный треск: рушились перекрытия над перроном.

— Ну же, что именно мне нужно нажать?!

А затем по ушам (метафорично, конечно) хлестнул низкий скрежещущий звук — с таким наверняка должна начать проваливаться огромная крыша вокзала.

Гарри во все глаза уставился на пульт.

На одном из рычагов лежало небольшое серое перо. Или оно ему только почудилось.

Гарри ухватился и до упора потянул рычаг на себя обеими руками.

В кабине зашумело. Обзор на секунду закрыло огромное облако дыма. А когда оно рассеялось, Гарри увидел, как перрон тихо поплыл за окном.

Они тронулись. Рассудком, или же речь шла только о поезде — над такими деталями Гарри уже не стал задумываться.

Экспресс набирал скорость, а гул над головой приобрел металлические нотки, несколько раз издал что-то типа «бламц-бламц», словно лопалась сталь, и на платформе стало стремительно темнеть.

Состав разгонялся.

Крыша вокзала обрушивалась прямо на пути, медленно и неохотно преодолевая сопротивление воздуха.

Хогвартс-экспресс вырвался из-под ее тени в лучших традициях самого распоследнего момента и одного шанса на миллион. Теперь впереди не было ничего, кроме света, который затапливал все вокруг, с каждой секундой становясь все ярче и ярче…

…а затем рельсы закончились, и дальше было только падение в белое никуда.

* * *

Настоящий мир встретил его очень в своем духе — с удара, пришедшегося по всему телу, как будто бы на него налетела каменная плита.

Спустя несколько секунд, когда спазм от боли отпустил ребра и можно было вдохнуть, Гарри сообразил, что не на него налетели, а он сам плашмя упал на каменный промерзший пол.

«Все это время, пока я был там… я падал? Сколько же в действительности мы потратили на все это? Секунду? Две?»

Пока разум старался разобраться, тело, обнаружив, что, оказывается, не состоит на все сто процентов из боли, пыталось подняться. Раза с третьего, уперевшись в камень дрожащими руками, Гарри смог кое-как сесть.

Одна из линз очков разбилась, и левое веко саднило из-за вонзившегося осколка. В оркестре боли это была всего лишь пятая скрипка в третьем ряду, которую Гарри даже не сразу смог вычислить, лишь щурился от заливающей глаз крови.

Он осмотрелся. Портал по-прежнему бушевал синим в нескольких ярдах от него, замок все больше превращался в кривое зеркало самого себя, не прекращались и порывы ветра со снегом. Мир подернулся странными тонами: каждый объект как будто бы подсвечивался с одного бока фиолетово-синим и темно-красным — с другого. Словно Гарри смотрел сквозь особые линзы.

Неподалеку от него на полу простерлись две фигуры. Та, что ближе, принадлежала Северусу Снеггу.

Гарри с трудом поднялся на ноги и кое-как добрел до бывшего профессора. Здесь силы изменили ему, и он неловко сел рядом — хотя скорее просто упал.

Глаза Снегга были закрыты. Из носа и ушей текли струйки крови.

Он не дышал.

Зато признаки жизни подала вторая фигура, что лежала неподалеку. Гарри с трудом отвел взгляд от Снегга и посмотрел туда, где поднимался на ноги… нет, он не был уверен, кто именно из них двоих сейчас находился у руля.

Высокий человек, пошатываясь, посмотрел в сторону портала. А затем обернулся к ним. Гарри увидел простое темное лицо Кингсли Бруствера и такие же обыкновенные карие глаза с чуть синеватыми белками.

«У нас будет лишь несколько минут…» — вспомнил он.

— Что вы собираетесь делать, сэр? — хрипло крикнул Гарри.

— Для тебя уже неважно. Уходите! Быстро!

Гарри оглянулся: идти все равно было некуда. Пространство сумасшедше хохотало ему в лицо, искажаясь все больше и больше, разрушаясь, словно его пропускали через вселенский шредер.

Он посмотрел на Бруствера. Тот приблизился почти к самому порталу, затем так же, как и Волан-де-Морт, стал рисовать на каменном полу светящиеся символы. Разве что, первые даже на вид казались более угрожающими, чем оскаленная звериная пасть, а эти были просто очень сложными, хотя определенный риск взрыва содержимого черепной коробки все равно существовал.

Гарри взглянул вверх и вдруг вспомнил, что внутренняя часть замка полна целых кусков стен, вырванных взрывом и застрявших во времени и пространстве. Если закроется портал… есть большая доля вероятности, что здесь начнется самый настоящий каменный дождь.

Им действительно нужно уносить отсюда ноги.

Творить чары он, конечно же, все еще не мог: вокруг было бешеное количество свободной магии в воздухе. Значит, только пешком.

Он попытался поднять, возможно, еще живого Снегга с пола, чтобы вместе убраться от портала настолько далеко, насколько это будет возможно. План благополучно рухнул еще на стадии «перекинуть руку через плечо и сделать шаг». Даже при своей худобе бывший профессор должен был весить не менее ста с лишним фунтов.

В отчаянии Гарри просто ухватил его за воротник дорожного плаща и потащил в сторону, пятясь.

Руки отказали через пару-тройку ярдов.

«Я не могу… — шатаясь, лихорадочно думал Гарри, переводя взгляд с неподвижного тела на портал и обратно. — Я не могу его тащить. И бросить здесь — тоже…»

Кингсли Бруствер все еще стоял рядом с червоточиной, отвернувшись от них. Запоздалая мысль прилетела в голову Гарри, как брошенный в окно булыжник: а ведь Кингсли ни слова не сказал о том, как он намеревается выбраться отсюда и планирует ли делать это вообще.

К тому же, он ведь по-прежнему связан с Волан-де-Мортом, которого удалось угомонить совсем ненадолго…

Словно услышав его мысли, Кингсли Бруствер обернулся.

Его глаза неровно вспыхивали красным, а черты лица будто бы застыли в промежуточном состоянии между двумя обликами.

Гарри качнулся и рухнул на колени. Все кончено. Кингсли не успел.

Вокруг бушевала уже настоящая снежная буря вперемешку со свободными частицами чистой магии, которые на огромной скорости ударялись о саму материю реальности, расщепляя ее и дробя. Если хорошенько прислушаться, то можно было бы даже услышать, как где-то очень далеко, одна за другой, на пределе зазвенели натянутые вселенскими колками струны…

Мысли неохотно всплывали на поверхность разума и лопались, как пузырьки метана в болоте. Мозг Гарри сейчас походил на механизм, который уже взорвался на ходу, но где-то там вхолостую еще крутятся какие-то шестерни, еще передается сцепление, а половина деталей, раскатившись вокруг места катастрофы, пока не остановила свое движение, подпрыгивая на кочках.

Он сунул руку в карман по старой привычке.

И вытащил пару предметов.

Гарри мутно посмотрел на то, что держат его обмороженные пальцы. Это был квадрат полароидной фотографии с изображением трех каменных фигур на постаменте. И обыкновенный камень.

Механизм разума все еще искрил и плевался бензином из порванных трубок. Подчиняясь безумному вдохновению, Гарри отбросил фотографию и взял в руку камень.

Бумажный квадрат тут же был подхвачен порывом ветра и унесен в неизвестные дали.

А затем Гарри поднялся на ноги движением, которое уже целиком и полностью шло лишь от одной силы воли, когда мышцам проще повиноваться, чем выслушивать вопли подгоняющего их мозга. Сейчас он очень плохо контролировал собственное тело, которое, если он выживет, еще спросит свое двумя сутками беспрестанной тупой боли. Но тем не менее сделал шаг вперед. И еще один.

И еще.

Быть может, Гарри все-таки посчастливится даже разок ударить кулаком, утяжеленным сжатым в нем камнем, прежде чем он умрет.

Шаг.

Другой.

Еще один.

И еще.

За ним — следующий.

Левая нога.

Правая...

Удар кулаком пришелся прямо по острой скуле — такой, что свернул голову набок. Следующий разбил костяшки пальцев и край безгубого рта.

А затем настоящий град ударов обрушился на серое змеиное лицо, заставив Волан-де-Морта вскрикнуть от боли и ярости и пошатнуться.

Гарри замер, не дойдя каких-то нескольких шагов и просто глядя на происходящее. Потом растерянно посмотрел на собственный кулак и медленно моргнул.

Прямо перед ним Темный Лорд безуспешно пытался обрести контроль над руками, которые вдруг принялись колотить по его же собственному лицу.

— Кингсли Бруствер… — прошептал Гарри.

Одержимый министр и не собирался так просто сдаваться. Он наносил удар за ударом самому же себе с новой и новой силой, будто бы боль, испытываемая ими обоими, лишь подстегивала его. Волан-де-Морт пятился, огрызаясь на каждый хук, пытаясь отвернуть лицо всякий раз, когда перед ним снова возникал кулак — но тот неизменно обрушивался на самые болезненные участки: Кингсли и не думал позволить ему хоть единожды увернуться, сам подставляясь под собственные удары.

Они оба шаг за шагом подходили все ближе и ближе к границе портала, где по краю плавилось пространство.

И последний все-таки прошел точку невозврата.

Бруствер перестал бить.

Волан-де-Морт застыл, бешено сопротивляясь той силе, что не так давно утянула в глубины червоточины меч Гриффиндора. Он рвался вперед прочь из ловушки гравитации с таким неистовством, которое заставляет отрываться сухожилия от костей, но успеха в этом было не больше, чем в попытках доисторического насекомого выбраться из вязкой смолы.

Гарри стоял и смотрел, щурясь из-за разбитых очков.

В последнюю секунду взгляд красных глаз с вертикальным зрачком все-таки обратился к нему. По избитому, в кровоподтеках, серому плоскому лицу пробежала судорога.

А затем лорд Волан-де-Морт, глядя на Гарри, сардонически усмехнулся. Это было почти по-человечески.

И сам сделал шаг назад.

Червоточина вспыхнула синим. Гарри отвернулся.

Теперь в его голове царило такое же холодное запустение, как здесь, в развалинах замка и реальности, где осталось всего два человека. Или, что более вероятно, он один.

Символы, написанные Кингсли Бруствером вокруг портала, уже вовсю принялись за работу. Как и былые, они начали свое вращение по окружности, снова создав кольцо по диаметру сферы и вспыхнув ярким светом электросварки. Портал начинал стабилизироваться, и порывы ледяного ветра постепенно утихали.

Очень скоро он стал уменьшаться, превращаясь в такую же полупрозрачную двояковыпуклую линзу, которой был еще совсем недавно.

Гарри брел по направлению к тому месту, где он оставил Северуса Снегга. Какое-то время со всех сторон еще летели снежные хлопья, уже больше похожие на комки кое-как замерзшей воды, а затем они превратились в полноценные дождевые капли.

Вода стекала отовсюду. Даже снизу, взлетая вверх прозрачными шариками.

Воздух все еще звенел от магии.

Портал за спиной Гарри в последний раз проступил стеклянным шариком на ткани пространства и исчез. Символы погасли, оставив лишь выжженный круг и растрескавшуюся, как от удара огромным кулаком, вмятину на том месте, где был круглый каменный постамент.

Силы, что поддерживали развалившиеся стены замка в подвешенном состоянии, исчезли.

Камень устремился вниз — во всех осколках пространства, — подчиняясь гравитации, которой снова было разрешено диктовать свои законы на поле боя магии и реальности.

Воздух густо наполнился обломками кладки всевозможных размеров, которые прошивали пространство буквально во всех направлениях. Один и тот же участок стены в разных его вариациях трижды обрушился с небольшой разницей во времени. Словно они находились в огромном калейдоскопе с небольшим рассинхроном отражений, что начал схлопываться.

Гарри едва успел увернуться от здоровенного куска перекрытий, пролетевшего мимо его плеча, когда от кладки неподалеку отделился большой камень.

Обломок гранита пересек пространство на огромной скорости.

Боль в виске полыхнула ярко-белым, отозвавшись в глазах, и охватила весь череп в мгновение ока. Мир зазвенел, покраснел, начал темнеть и запрокидываться в сальто-мортале, бросая тело в черноту пустоты.

Потом пропало и ощущение веса.

Пропало все.

_________

1. Здесь Кингсли Бруствер намекает на сленг кокни. Существует поверье, что истинный кокни — это лондонец, родившийся в пределах слышимости колоколов именно церкви Сент-Мери-ле-Боу. На их сленге, где главный принцип — рифмовка словосочетания со словом, которое подразумевается, «пирог со свининой» («pork pie») означает «ложь» или «неправду» (porkpie = lie). Другими словами, Кингсли сказал что-то вроде нашего русского «если я не втираю какую-то дичь». Этим моментом автор прописался в тетради смерти лингвистов, потому что стопроцентно накосячил в попытках сказать что-то умное.