Морок и Пламень (гет)

Мир в душе Салли постепенно уступал место тревоге, пока она смотрела в пустой проём окна, где только что стоял Джек. Так безоблачное небо заволакивают сначала лёгкие облачка, потом они сереют, наплывают, и не успеешь оглянуться — ты уже стоишь под сплошным низким пологом туч и пытаешься вспомнить: что это — голубое небо? Что это — солнце? Это было полчаса или полжизни назад?

Нет, Салли по-прежнему чувствовала непередаваемые уверенность и лёгкость, которые влились в её душу в огне Эостре. Грубый и ехидный внутренний голос, не её голос, сопровождавший её всё существование, замолк, как она надеялась, навеки. В голове не толклись беспорядочные мысли, не раздирали противоречия, и Салли бы ощущала свою душу как безмятежную гладь воды, но… Сейчас эту гладь возмущал внешний шторм: тревога за другого. А механическое сердце вторило неравномерной, то нарастающей, то затухающей пульсацией.

Салли попыталась сосредоточиться на происходящем здесь и сейчас.

Вот Джуэл любезно приглашает Мэра на чашечку чая. Мэр сияет, как солнце-тыква, и идёт за ней. Вот Гарик получает собачью печеньку за бдительность. Вот ведьмы собираются уходить. Довольная Зельдаборн щебечет, как девчонка, которой подарили новое платье, и кокетничает направо и налево. Как будто не удушающий туман над городом и не загадочно пропавшие кости, которые сейчас, возможно, ходят по городу и невесть что творят, а внеочередной Хэллоуин. Вот хмурый Финкельштейн уже подпихивает её к выходу. На него её бесстыдные, чарующие взгляды никогда не действовали. Вот Хельгамина замыкает шествие, и её лицо, как всегда, непроницаемо.

Салли с некоторым отставанием пошла следом проводить ведьм. Если они сами к ней не зайдут, сидеть ей теперь в добровольном заточении до Вальпургиевой ночи…

Зельдаборн уже была у входной двери, Хельгамина чуть отстала, и до Салли донеслись тихие слова Дока с середины пандуса:

— Спасибо… Хельги. Я сожалею… О сделанном и о несделанном…

Хельгамина ответила понимающим кивком, чуть сжала его руку и, встретившись глазами со стоящей наверху Салли, слегка улыбнулась ей.

Повинуясь внезапному порыву, Салли сбежала по пандусу и крепко обняла сначала одну ведьму, потом другую.

— Спасибо! Вы спасли мне больше, чем жизнь!.. Вы… — И она разрыдалась, но как-то по-светлому.

Хельгамина гладила её по волосам, а Зельдаборн лукаво улыбнулась и весело сказала:

— А то! У нас на тебя большие планы! Раз Верховной ведьмой для тебя быть слишком мелко, мы не откажемся от такой шустрой подмастерья!

Салли рассмеялась сквозь слёзы. Как она привязалась к этим разным, озорным и по-своему заботливым сестрам! Никогда у неё не было ни матери, ни старшей сестры… Джуэл появилась недавно и не была ей близка, слишком послушная их создателю и закрытая как существо…

Ведьмы пожали Салли на прощание руки и ушли. И она опять осталась в такой привычной, такой порой ненавистной ей башне, которая, по сути, пока являлась её единственным домом. А будет ли у неё когда-нибудь другой — только Хэллоуин знает.

У двери стояла метла Птица, и что-то розовелось в её ветвях. Салли нагнулась и с удивлением обнаружила крохотный цветочек олеандра, запутавшийся в прутьях. Бережно взяла его и, вытащив из-за пазухи маленькую бузинную палочку, приложила цветок к ней. Бузина — символ жизни в смерти и смерти в жизни. Цветок с расцветшей мёртвой ветки. Единство и борьба противоположностей.

Я положу вас вместе, и вместе вы когда-нибудь напомните мне об огне Эостре и дне, когда я стала собой.

Салли отнесла палочку и цветок в свою комнату и спрятала в тайник. Потом присела на кровать и задумалась. Спать не хотелось, несмотря на бессонную ночь, — огонь Эостре ещё струился во всём теле и наполнял бодростью. Кроме того, Салли подспудно боялась сна: а вдруг кошмар никуда не делся, неподвластный очищающему огню?.. Она зябко обняла себя за плечи. Надо пойти к Доку и попросить какой-то работы, а то так и с ума сойти недолго от беспокойства и бездействия… Салли встала, сделала два шага по направлению к двери и чуть не упала. Никогда ещё боль не была такой сильной. Как будто… её пронзили кинжалом в спину, и острие вышло через грудь. Дыхание остановилось, в глазах потемнело. Натыкаясь на стены, Салли ощупью выбралась из комнаты. Неровным шагом преодолела слишком крутой пандус. Рукоятка метлы. Как якорь в бушующем море. Уходящий из-под ног пол… Дверь… Вверх…

И резкий рывок за руку.

Салли попыталась сфокусировать взгляд на лице того, кто ей мешает. Опять он… Она вяло дёрнулась, но тот был сильнее.

— Пусти…

— Э, нет! Куда собралась? Тоже хочешь протаранить поле? Оно выдержит твоё захудалое тельце, поверь.

— Мне… надо лететь… к нему…

— Никуда ты не полетишь! Мало тебя чинили?! Только что «парой слов» обменялись, что, уже «разобралась в себе»? Сорок дней минуло?

— Может, он там умирает… Никогда… не было… так больно…

— С чего это тебе больно-то? Только что тут вещала, как самая умная.

— Вы не поймёте…

— А ты попробуй.

Салли с сомнением посмотрела на своего создателя. Соображала она плохо. Но почему-то вдруг решилась. После огня Эостре ей хотелось верить в лучшее, доверять окружающим… И она кратко и сбивчиво, насколько позволяла ей режущая боль в груди, рассказала Доку про механические сердца. Тот выслушал её, ни разу не перебив, и задумчиво почесал мозг.

— Как они выглядят? — спросил он негромко и как-то мирно. Но руки её не выпустил.

— Как… механизмы. Я не знаю… Странно, что вы не видели, ковыряясь во мне. — Салли попыталась вывернуться. — Пустите.

— Ладно, — неожиданно покладисто согласился Финкельштейн. — Тебе плохо. Ты не пролетишь и трёх метров. Пойдём в лабораторию, я тебе дам тонизирующее, и сразу…

Салли удивлённо опустила на него глаза, она-то думала, что придётся вырываться силой или опять обманом. Небольшая задержка, и она полетит.

Салли в нетерпении поднялась вместе с учёным в лабораторию и смотрела, как тот, повернувшись к ней спиной, набирает в шприц какую-то жидкость. Укол — дело привычное. Салли еле дождалась, когда игла выйдет из её плеча, и сразу вскочила, бросившись к выходу. Но не сделала и двух шагов. Пол вдруг оказался слишком близко, холодный и твёрдый, и руки даже не успели смягчить падение. А потом — темнота перед глазами, тёплая лужица крови из рассечённого лба и одеревеневшее тело. Цокающие каблучки прибежавшей на шум падения Джуэл. Обездвиженную Салли поднимают, кладут на стол, обрабатывают рану… Последнее, что она слышит:

— Будет в башне сидеть. Я сказал. Дых-ханье лягушки!..

И только потом — боль в груди, боль бессилия, боль обмана... И снова — беспамятство.

* * *

На Повелителя тыкв наступали скелеты разной степени сохранности. Кто-то спотыкающейся походкой, кто-то более ровной и мягкой. Обрывки одежды обнажали белые кости, глазницы смотрели с тупой злобой, рты щерились в оскалах.

Кое-кого Джек даже узнал — своих бывших соратников на службе у Уги. Эти станут самыми опасными соперниками, если нападут. Заметив у многих из них в руках кинжалы, он поправил сам себя: когда нападут.

По правде сказать, Джек не сильно боялся. У него был кинжал, огонь и ещё одно важное преимущество: он не был зомби-скелетом. Но не должны по Хэллоуин-тауну вот так запросто бродить толпы непонятно откуда взявшихся скелетов. Всё это очень дурно пахло. Как мешок с жуками.

Скелеты подошли уже совсем близко, и Джек разглядел потёки мутно-зелёной слизи, то тут, то там покрывающие их одежду и кости. Через прорехи и рёбра было видно, что в их грудных клетках копошатся мерзкого вида твари.

Джек извлёк свой длинный кинжал из ножен и тоже оскалился как можно более зловеще. На наступающих это не произвело ровно никакого впечатления, они даже не замедлились. Вперёд их гнала чужая воля, а инстинкт самосохранения они утратили после своей второй смерти вместе с разумом.

Доба и Боба, или как там их звали на самом деле, среди них не было, и Джек почему-то почувствовал облегчение от этого. Всё-таки они помогли ему в схватке с ругару…

Последние несколько шагов... Передний ряд скелетов лавиной накатился на него, стремясь смять и опрокинуть. У этих даже не было оружия, и Повелитель тыкв в буквальном смысле разбросал их несколькими точными и сильными ударами кинжала, оставив на земле бесформенные груды костей вперемешку с расползающимися во все стороны личинками.

Но дальше шли его бывшие соратники, которые тогда ничем ему не уступали в искусстве владения оружием, а в опыте даже превосходили — они-то не избегали кровавых поручений Уги… Джек понял, что пора зажигать огонь, надеясь, что не зря провёл предыдущие два дня, пробуя вызывать Хэллоуинское пламя на разные лады.

Он сосредоточился, ожидая ощутить внутри уже знакомый щекочущий жар… Но что же это?! Только лёгкий тёплый ветерок колыхнулся в грудной клетке, и вместо огненного шара на ладони мелькнула и исчезла искорка. То, что раньше проявлялось сначала нежданно и даже против воли, а потом всё более и более осознанно, но всегда ярко и мощно, теперь так же внезапно исчезло. Первая нелогичная мысль: "Я теперь смогу быть с Салли!" — угасла, как потухшая искра. "Да, если переживу этот бой". Теперь надежда только на сталь, ловкость и разум.

Враги, словно почувствовав неуверенность Повелителя тыкв, расплылись в злорадных оскалах (их или их кукловода?) и подняли свои кинжалы. Секунда — и они напали. Джек как будто вернулся в далёкое прошлое, когда все они днями напролёт бились друг с другом во дворе разрушенного ныне дворца Бугимена.

Внимание полностью поглотило сверкание клинков, звучный лязг стали о сталь, череда хлёстких ударов, блоков, плавных перестроений.

Джек мельком порадовался, что скелеты не сообразили навалиться на него всей оравой. Они только мешали друг другу, безоружные лезли под руки вооружённым и сами рисковали лишиться конечностей.

Пока Джек ещё справлялся: всё-таки зомби-скелеты были убиты, потом оживлены, полтора века пролежав в земле, и поэтому растеряли былое мастерство. Но не до конца. Джек чувствовал, что долго с такой сворой он сражаться не сможет. В перерывах между ударами он пытался оживить в груди Хэллоуинское пламя, но его жар еле теплился, как тлеющий уголёк, уже утративший багровый цвет. Дымный смрад вызывал жжение во рту, в глазницах, в груди. Его соперников, похоже, это не донимало.

В основном они не имели тактики, но трое знакомых действовали более слаженно, чем остальные. Не успел Джек среагировать, отвлечённый атакой, как пара скелетов зашла ему за спину. Раздался неприятный скрежещущий звук стали по кости, и в следующий миг Джек уже смотрел на острие кинжала, торчащее из собственной груди. То ли они забыли, что скелетам подобная рана не сильно повредит, то ли наоборот — знали слишком много…

Сердце… Мысль об этом придала Джеку сил, и он неистово крутанулся, своим телом вырывая оружие из руки пронзившего его. Рёбра треснули, но это не смертельно — при условии, что сегодня он выберется отсюда, не превратившись в сырьё для зомби-скелета.

Джек нырнул под кинжал второго, ещё вооружённого скелета, и неожиданным ударом снизу вверх вогнал свой клинок под солнечное сплетение так, что острие, пройдя внутри грудной клетки, глубоко вошло в череп через нижнюю челюсть. Он дёрнул — и грудь соперника распалась напополам, а челюсть отлетела на несколько шагов. Скелет с лёгким стоном осел на землю и больше не встал. Повелитель тыкв закинул длинную руку за плечо и вытащил из спины чужой кинжал, короче и шире, чем у него. Два клинка крест-накрест — и проткнувший его скелет лишился черепа.

Всё это произошло за несколько секунд, но оставленный за спиной бывший соратник не терял времени. Он не стал больше протыкать Джека, но и бить по незащищённой шее тоже не спешил. Вместо этого он рубанул по ногам. Кость выдержала, но Джек упал на пыльную землю. И со всех сторон его окружали безоружные и вооружённые скелеты, трое прижали его к земле, выбив клинки из потерявших хватку рук. Остальные стояли рядом, готовые в случае чего навалиться всей кучей.

Уронивший Джека скелет вышел из-за спины и довольно-таки осмысленно оскалился. Обездвиженный Джек злобно посмотрел на него и даже вспомнил его имя. Это был Харрис, его давний знакомый, оживлённый одновременно с ним и основной соперник по тренировочным схваткам. Харрис всегда отличался подлыми приёмчиками.

Заговори ещё, зомби-скелет. Хотя сегодня я рискую к вам присоединиться. О, какая непоколебимая уверенность, что меня потом кто-то оживит!..

И вдруг скелет действительно заговорил резким и неприятным, но вполне осознанным голосом.

— А-а, Джек! Давно не виделись, старый мешок с костями!

Повелитель тыкв изумлённо расширил глазницы: не только разум, но и память и даже, похоже, старая вражда — всё сохранилось в Харрисе.

Джек дёрнулся и попытался скинуть с себя скелетов, но из этого ничего не вышло.

— Харрис! Тебя земля не приняла за все твои делишки? — с вызовом спросил он.

Тот самодовольно осклабился, трогая острие кинжала костяными пальцами.

— Порассуждай напоследок… Повелитель тыкв. — Последние слова он произнёс издевательским тоном и приблизился к Джеку, поудобнее перехватывая оружие.

— И какие же у вас на меня грандиозные планы? — Джек старался не смотреть на острие. Отвлекая противника разговором, он снова и снова пробовал призвать предавшее его в самый нужный момент Пламя...

— Оу, ничего грандиозного, зазнайка! Размечтался! Пришьём тебя по-тихому и всё. Ему нужны только твои мослы и черепушка, а не твоя шутовская жизнь.

Приблизившись к лежащему Джеку, Харрис присел, заглянул глазницы в глазницы и прошептал:

— Я просто хотел ещё разок взглянуть тебе в лицо. Как тогда, идиотик. Посмотреть бы опять как у тебя глаза вылезут!

Тогда? Опять?..

Харрис оставил на время кинжал, запустил пальцы Джеку в глазницы, прижав его голову другой рукой, и пошарил там в поисках чего-нибудь, что можно было бы выдернуть. Но увы… Даже у оживших скелетов внутри черепа пусто — с физической точки зрения.

Тогда Харрис снова схватил оружие и замахнулся. Джек изо всех сил попытался вывернуться, но его держали крепко. А бывший соратник в последний момент остановил клинок и загоготал.

— Что, страшно? Жаль, что ты не можешь обмочиться, пугало огородное! Не-ет, я тебя придушу медленно! — Харрис двумя руками взял кинжал и плашмя прижал к шее Джека, давя всё сильнее и сильнее.

— Проси пощады, уродец! — проговорил он с садистским наслаждением. — Это тебе, конечно, не поможет, но на несколько минут продлишь свою дурацкую жизнь!

Шейные позвонки уже начинали противно хрустеть, и Джек вдруг почувствовал, как из глубины поднялся страх. Не от нынешнего безвыходного положения, нет, сейчас он скорее испытывал досаду за такой глупый и бездарный конец, за то, что не сказал всего Салли, за много-много неиспытанного, несделанного… Будто тень когда-то пережитого страха, давным-давно забытого, накрыла его. Что-то всколыхнулось в памяти… Он немигающим взглядом смотрел в глазницы Харриса, нависшего над ним… Черты врага смазались — и вновь обрели резкость. Джек увидел насмешливо оскаленное человеческое лицо, злые серые глаза, спутанные темные волосы… И в следующий миг зрение заволокло темнотой, и он потерял сознание.

* * *

Салли медленно приходила в себя. Сначала она различила звуки — тысячу раз слышанные, опостылевшие звуки лаборатории. Потом ощутила металлическое прикосновение стола, врезающиеся в запястья и голени ремни. И последним вернулось зрение. Сквозь веки проходил яркий свет лабораторных ламп.

Салли открыла глаза и сразу же закрыла — кто-то забыл выключить свет. Кто-то… Тот, кто её предал.

Она шевельнулась. Прибор, который отслеживал её состояние, издал пронзительный писк. Через минуту отворилась дверь лаборатории и вошла тихая и грустная Джуэл. Не говоря ни слова, она проверила показания приборов, рассечённый лоб и… свежий шов на груди.

Только сейчас Салли почувствовала саднящую боль в этом месте. Вполне терпимую. Снаружи. А внутри — ничего…

Салли дёрнулась в своих ремнях. Они что же, вырезали сердце?!

Она прислушалась к себе, задержав дыхание. Ей кажется, или пульсация ощущается? Или это обман мутящегося сознания, которое желаемое готово принять за действительное?..

Салли умоляюще взглянула на Джуэл.

— Скажи мне…

Та виновато отвела взгляд.

— Сердце… — в ужасе выдавила из себя Салли, боясь услышать ответ.

Джуэл вскинула на неё глаза.

— Что? Нет! Оно на месте! Просто…

— Что?! Ну говори, говори же!

— Когда мы до него добрались, оно вдруг остановилось… Потом вздрогнуло… Я не знаю. Виктор… Зашил всё обратно и долго не мог прийти в себя…

Салли перестала вырываться и прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Сердце по-прежнему с ней… Возможно, только неподвижной, молчаливой памятью, но с ней.

Про предостережения Валентина Салли сейчас и не вспоминала. В конце концов, что ещё может случиться с нежитью... Джуэл молчала, делая незначительные дела в лаборатории, переставляя с места на место какие-то колбы…

— А что вообще… происходит? — спросила опять Салли, приподняв голову. — Который час? Какое число?!

Джуэл перестала смахивать невидимые пылинки со стола.

— Ты была без сознания всего два часа, так что ничего существенно не изменилось. Ведьмы, видимо, ещё не осуществили свой план… И от Повелителя тыкв тоже никаких вестей.

— Где… доктор? Отстегни меня, пожалуйста.

Джуэл с сомнением посмотрела на неё.

— Сейчас я его позову, пусть сам отстёгивает…

"Она боится моей реакции, — поняла Салли. — Что я сбегу, или ударю, или ещё что-то в этом роде. Мало ли что можно ожидать от такой психованной истерички, какой я была в последнее время…"

Джуэл, косясь на Салли, вышла, и по каменному полу послышались её торопливые шаги. Салли осталась одна.

Значит, Док обманом помешал ей уйти. «Дых-ханье лягушки». Достойный ответ, горько признала она. За все её супчики с сонным зельем. Но как не вовремя…

Что же могла значить резкая боль в груди и почему её сейчас нет? Либо опасность миновала, либо… Но она-то жива! Правда, Валентин и сам тогда не знал, как сработает связь в их случае.

Салли ещё раз прислушалась к себе. Ничего непонятно. Еле слышно гудит поле. Щёлкают приборы. И почти инфразвуком слышится основной генератор.

Дверь отворилась, и прожужжала коляска Финкельштейна. Он смотрел угрюмо и вызывающе, будто готовясь отражать нападки и нападать в ответ. И раньше бы Салли плюнула ему в лицо даже связанной и обвинила в предательстве, но теперь… Она ясно видела, что только неуклюжая забота толкнула учёного на эту подлость. Пусть даже о сохранности своей собственности. В его системе ценностей неудобная привязанность бывшей прислужницы явно стояла гораздо ниже её же жизни.

Салли хотела и не могла ненавидеть его. Её создатель. Её, по сути, отец. Её мучитель. Он дал ей жизнь, кров, знания. Он забрал её свободу и использовал её тело как поле для сомнительных экспериментов. Имел ли он на это право? Да. Нет. Может ли почти живое, мыслящее существо быть чьей-то собственностью, даже если создано специально для этого? Слишком сложный вопрос. Слишком неоднозначный ответ.

Салли отвернулась, чтобы не смотреть в лицо Финкельштейну, и тихо спросила:

— Эксперимент завершен? — и услышала, как Док от неожиданности подавился и закашлялся.

— Откуда ты… — выдавил он из себя, постучал кулаком по груди и прочистил горло. — Да. Я хотел тебе давать стабилизатор весь последний этап, уж больно ты была сумасшедшая, но сегодняшние пробы показали, что ты на удивление стабильна.

Салли слегка кивнула. Ну вот и всё. Дальше — только последствия. И только её три огня. Если будет в её жизни ещё огонь.

— Я уйду после Вальпургиевой ночи — Белтейна. — Она не спрашивала.

— Будешь приходить каждую неделю для измерений, — напомнил Док, не возразив на основное.

Салли не ответила.

— Что с сердцем? — поинтересовалась она таким же бесцветным голосом.

Финкельштейн, растерявший весь боевой настрой, как-то скукожился в кресле и стал казаться совсем стариком.

— Я не трогал его раньше, потому что оно сразу обросло плотным коконом твоих листьев. Просветил рентгеном тогда, померил счётчиком Гейгера, пощупал зондом — ничего. Ну, думал, романтическая ерунда, ладно. Влюблённая кукла с инертным куском металла в груди — пусть. Но сегодня я вскрыл кокон и посмотрел. Совершенный механизм, как и всегда… Но на корпусе блестящая царапина, как от лезвия. И… Откуда оно у тебя? А у Джека — второе?.. — Салли даже повернула голову к Доку, такие жалостливые и просительные интонации в его голосе она слышала впервые.

— Из Валентин-тауна. Почему вы спрашиваете?

Док поднял руку к лицу и снял свои окуляры, чего не делал почти никогда. Глаза под ними были припухшими и покрасневшими, а учёный ещё и начал их ожесточенно тереть. Салли почему-то затаила дыхание.

— Когда-то их создала моя первая жена.

* * *

Злые и насмешливые серые глаза. Несвежее, сдобренное каким-то пойлом дыхание. Спутанные нестриженные волосы, грязные ногти. Разномастная одежда. Замах кинжалом — резкая остановка и жалящий смех.

— Испугался, идиотик? Проси пощады, уродец! Это тебе, конечно, не поможет, но на несколько минут продлишь свою дурацкую жизнь. Хорошо нас позабавишь — отправлю на тот свет не больно и по-быстрому.

Это что, разбойник? Я слышал о таких только в сказках. В страшных сказках. Когда-то отец читал… До того, как увлёкся наукой, много лет назад.

Разбойник замахивается — и мне страшно. Тело странно неуклюже, и в голове ни одной здравой мысли. Меня даже не держат, так почему мои длинные ноги не несут меня прочь отсюда? Разбойников всего трое, вскочить, сбить вот этого — и нырнуть в густой лес.

Но вместо этого я лежу неподвижно и тупо смотрю то на кинжал разбойника, то на его ухмыляющееся лицо.

Бандит корчит недовольную мину.

— Этот лежит, как бревно, и не дёргается. Скукота! Жаль, графчик того… А то бы можно было выкуп получить. Нет, циркачи вряд ли возьмут, слишком много возни… Так что это долговязое пугало теперь никому не сдалось. Дай-ка хоть посмотрю, на сколько у него глаза вылезут.

И тот, кто потом стал скелетом Харрисом, плашмя прижимает кинжал к моей шее, медленно увеличивая нажим. Глаза его безумны, и мне ужасно страшно. Противно хрустят шейные позвонки. Темнота уже готова поглотить меня. Я бы помолился Богу — наш пастор втайне от отца говорил мне, что это помогает. Но мне нельзя. Поэтому очень-очень страшно. Я же точно знаю, что там ничего нет. Отец не может ошибаться. И та прекрасная, далёкая, холодная женщина не может — мать. Где они?..

Темнота подбирается со всех сторон.

Только я, дикие глаза и невозможность дышать. И страх.

* * *

То ли Харрис ослабляет хватку, то ли воспоминание пробуждает угаснувшее сознание. Воспоминание о страхе. Но разве я тот боязливый человечек, который отягощал своей плотью мои крепкие кости? Это не мой страх. Это — его страх. Это прошлое, которое зарыли в землю вместе со мной. А когда меня оживили, прошлое осталось на дне могилы. Я родился заново. Я свободен от страха. Страх убивает разум¹. Страх убивает.

Вспомни. Проживи. Прими. Отпусти. Там, где прошёл страх, не остаётся ничего. Там, где прошёл страх, остаюсь только я¹.

Страх убивает… Пламя?!

А он — Бугимен — и есть страх. И он пробудился.

* * *

Корыто ещё сладко посапывал, обнимая ополовиненную ими бутыль. Рядом, прямо на земле, спал на спине Шито, широко раскрыв рот и по-взрослому похрапывая. Но по-девичьи чуткая Крыто вдруг проснулась и сейчас вертела гудящей головой, пытаясь понять, что же её разбудило.

Рядом лежала горка камней, которую троица собрала, чтобы кидать в защитное поле. Ребятам так понравилось это занятие, что они устроили соревнование по камнеметанию: у кого получится ярче искра и громче разряд. Впрочем, когда совсем рядом пролетел дрон Финкельштейна, злобно позыркивая камерой в поисках нарушителей спокойствия, троица скрылась в кустах и затаилась. Всё-таки секретная миссия. Объясняй потом Джеку…

Крыто втянула ноздрями воздух и почувствовала запах дыма. Он, что ли, её разбудил? Интересно, горит что-то стоящее или не очень?

Было ещё довольно темно, но не так, чтобы башня была видна настолько плохо, даже сквозь мерцающий купол. Крыто потёрла глаза — их щипало. Во сне закашлялся Шито, перевернулся на бок и перестал храпеть.

Крыто подошла к горке и выбрала камень поувесистее. Сейчас она устроит парням звонкую побудку! А то что они тут просто так лежат? Она-то проснулась. И в дурном настроении, к тому же.

Она замахнулась, целясь в верх купола… И вдруг на плечо легла чья-то рука. Хм, не совсем рука. Крыто от неожиданности подпрыгнула чуть ли не на треть своего роста. Сейчас кто-то получит! Она резко развернулась к шутнику и чуть не выронила камень, подавшись назад. Нет, второй раз с ней этот номер не пройдёт! Зато можно круто приколоться над пацанами.

Не сводя взгляда с грузной фигуры, Крыто ногой толкнула Корыто, потеребила Шито. Те недовольно завозились, начали ругаться и ворчать, но внезапный кашель помешал им в полной мере высказать всё, что они думают о своей подруге и её методах. Крыто и сама чувствовала в глазах едкие слезы, а в горле сгусток дыма. Но она чуть склонила голову набок и сделала картинный жест рукой.

— Ребята, посмотрите, кто к нам пожаловал!

Шито и Корыто тут же подскочили, как мячики, расширили глаза от ужаса и бросились на колени. Крыто осталась стоять с самым самодовольным и независимым видом. Мальчики посмотрели на неё снизу вверх, как на ненормальную, и Корыто потянул её за руку вниз, кидая испуганные, подобострастные взгляды на неподвижную фигуру.

Но Крыто лихо подкинула камень вверх и, крутанувшись вокруг своей оси, ловко поймала его другой рукой.

— Хотите фокус покажу? — спросила она и хитро прищурилась, делая красивый, широкий замах — на зависть древнегреческим атлетам.

И прежде чем ребята успели её остановить, под их ошарашенные взгляды и одновременно вырвавшиеся вскрики ужаса и недоверия, она с силой метнула тяжёлый камень в фигуру мешка и дерзко выкрикнула:

— Сгинь, Морок! Ха!

Камень полетел тому в «лицо». Только он стоял как истукан и чёрные провалы глаз смотрелись дырами, как вдруг резво распахнул огромный рот, показав неприглядное, шевелящееся содержимое, и со смаком проглотил летящий камень.

— Ха. Ха! Ха-ха-ха, — захохотал мешок. И очень правдоподобно.

Крыто неуверенно попятилась, глядя в ожившие, полные зловещего веселья провалы глаз. Нет. Не может быть! Она затравленно поглядела на бутыль, потом окинула взглядом окрестность… Воздух не был свеж, чист и прозрачен, как буквально накануне вечером, тёмная пелена всё больше заволакивала поле зрения. Горло и глаза саднило от несильного, но какого-то жгучего запаха дыма.

А-а, всё равно хуже уже не будет!

Крыто, собрав всю свою наглость в кулак, подошла к существу вплотную, тронула рукой грубую ткань, заглянула в прорехи глаз, из которых выползло два жука, ощутила зловонное дыхание… Точно он. Но в тот раз всё тоже выглядело реальнее некуда!

Мешок с усмешкой наблюдал за её телодвижениями, сложив щупальца на груди. Крыто в сомнениях отошла, он качнулся в её сторону и деловито осведомился:

— Тебе нужны доказательства, моя меткая юная леди?

Крыто оглянулась на соратников, но те заняли наиболее безопасное положение — на земле. Она презрительно сморщила нос и с вызовом повернулась к мешку.

— А если и нужны!

Он умер, твердила она себе. Джек его убил. Джек бы не стал врать…

— Легко! — обрадовался мешок и в предвкушении потёр конечности. — Ты помнишь, какие раны получили те, кто пришёл из Чёрного леса?

Крыто покачала головой и сделала ещё шаг назад. Такое начало ей не очень-то нравилось.

— Да в том-то и дело, что никаких! — жизнерадостно пропел мешок. — Морок — это все игры разума для впечатлительных… А вот я… — Он откинул голову назад и вместе с горстью личинок выплюнул камень обратно себе в щупальце. — Я вполне себе могу позволить чуточку плотского!

И с этими словами… Уги? схватил Крыто за запястье, прижал кисть к горке камней и с размаху саданул её же брошенным камнем по ладони.

Крыто взвыла от боли и попыталась вывернуться, но мешковатая конечность держала её неожиданно крепко. К искажённому от боли и страха лицу приблизилась беззубая физиономия, и низкий, утробный голос нежно шепнул на ушко:

— Теперь веришь, дорогуша? Будешь ещё бросаться камнями в своего господина?

Крыто мелко закивала, потом судорожно затрясла головой, уже мало что соображая. Тогда Бугимен удовлетворённо хмыкнул и отпустил её. Крыто, всхлипнув, осторожно взяла левой рукой разбитую правую, из которой сочилась зеленоватая сукровица и проглядывали кости. В глазах её стояли слёзы. Мальчишки, как зачарованные, смотрели то на Уги, то на ладонь своей атаманши и инстинктивно прятали руки за спину.

— Отлично! Теперь мы всё разъяснили, и можно начать наводить порядок! — нараспев проговорил мешок, прохаживаясь перед троицей. Он задержал требовательный взгляд на всё ещё стоящей Крыто.

Шито потянул её за здоровую руку, и она с остекленевшим взором неуклюже опустилась на колени.

— Итак, — продолжил Уги, вновь принимаясь ходить. — Моя верная банда! — Он с усмешкой подчеркнул слово «верная», и Крыто, вздрогнув, начала выходить из ступора. — Что за розовые сопли творились в городе, пока я собирался в кучку, я и без вас знаю. Вопрос, как вы это допустили?

— Но Джек же… это… — высказал общее мнение Шито, а Корыто яро закивал.

— Джек — это, — задумчиво повторил Бугимен, принимая величественную позу мыслителя. — Джек — это дважды покойник. — Всё напускное веселье мигом слетело с него, и кончик щупальца поочередно ткнул в лицо каждому из троицы. — Или ещё чего похуже… И ВЫ мне в этом поможете. — Уги загримасничал, размахивая конечностями. — У меня для вас секретная миссия!

* * *

Мир перевернулся и встал под другим углом.

Невозможно зажечь Пламя, пока жив предыдущий Повелитель тыкв, ведь так говорят старинные летописи? Но если этот король уже был убит, разметан на ползучие части, сожжён, то есть ли шанс?.. Даже если он восстал и успел оживить себе свиту из пары десятков милейших скелетов. Кто он, что оказался способен на подобное?

Для меня — мой старый страх. Тот, который отделил меня от мира живых. И тот, который сейчас я преодолел.

Страх убивает Пламя. Победи свой страх — и оно возродится.

Мгновение — и Джек уже не смог бы понять, как у него это не получалось раньше. Жар в груди разгорелся яростно и мощно, заструился к ладоням и ногам, которые держали скелеты, и те в минуту превратились сначала в пылающие факелы, а потом — в обугленные, бесформенные останки. Стоящие рядом скелеты, несмотря на отсутствие разума, попятились, хоть и не побежали. А Харрис…

Джек опять посмотрел на своего убийцу. Очень внимательно. Тот от неожиданности ослабил нажим, но всё равно касался кинжалом шеи Джека. И под тёмным взглядом обладателя Пламени клинок быстро раскалился докрасна, и державшие его костяные пальцы почернели и осы́пались со стали, как сгоревшая бумага. Харрис вскочил и непонимающе поднёс лишённые кистей руки к лицу, рот его в ужасе раскрылся.

Блики огня от горящих пособников высвечивали каждую неровность его щербатого черепа, когда он в панике начал оглядываться в поисках помощи. Бросившись за спины зомби-скелетов, Харрис оттуда начал понукать их напасть на Джека. Те зашевелились, задвигались и начали со всех сторон медленно наступать на Повелителя тыкв. А он не спеша встал, оправил фрак, небрежным жестом стряхнул с себя пепел… И зажёг на ладони первый огненный шар.

"Эту свору вполне можно посчитать за неподвижные мишени, — промелькнуло в голове у Джека, когда он подпалил первого зомби-скелета. — Не то, что юркие короли".

И дальше понеслось, как по накатанной. Шар — бросок, шар — бросок…

Оставшиеся несколько скелетов подошли слишком близко, и Джек по наитию крутанулся вместе с пламенным шаром, не выпуская его из ладони, и вокруг образовалось огненное кольцо. Он расставил руки в стороны, и кольцо, расширившись, охватило скелетов. Всех, кроме одного. Самый умный спрятался за надгробием — Харрис.

Джек покачнулся от большой затраты сил, но повернулся к нему и оскалился. Теперь ты мой, гад. Ненависть и жажда мести окрыляли.

— Ну что, посмотрим, у кого теперь глаза вылезут?

Харрис начал пятиться, ошалело расширив глазницы.

— Ты вспомнил земную жизнь!

— Я вспомнил свою смерть, этого пока достаточно. И тебя вспомнил, мразь! Два вопроса. Первый: как получилось, что ты сам там остался, ведь потом нас оживили вместе?

Харрис испуганно затараторил, видимо, надеясь потянуть время и придумать, как сбежать.

— Да собственные дружки пришили! Мы остались ночевать неподалёку и стали делить добычу. Повздорили, и Картавый взял и пырнул меня ножом, сволочь! Не насмерть, долго я там провалялся, истекая кровью, и пялился на твою дохлую рожу — они подтащили меня ко всем остальным трупакам. А эти подонки смылись с добычей, на которую я, между прочим, их и навёл! — Харрис даже, казалось, забыл, где находится, досадуя на ту неудачу.

— Тебе посочувствовать? — с издевательским участием осведомился Джек.

Бывший разбойник вздрогнул и исподлобья глянул на Повелителя тыкв. Очевидно, вспомнил, что жить ему осталось один вопрос.

— Второй вопрос. Кто такой «графчик» и что с ним стало? — Джек внутренне содрогнулся. «Мой отец, граф» — эти три слова всплыли и слились в почти потерянных воспоминаниях в одно, вызвав чувство защищённости, заботы, любви… Джек даже на миг смутно увидел родное лицо, но оно тут же пропало.

— Я пронюхал, что граф и его… наследник поедут через наш лес. А графья, как известно, пустыми не ездят. Вышло не совсем складно, и люди графа и мои покоцали друг друга… И сам граф Эллингтон… — Харрис вдруг в страхе схлопнул челюсти.

Теперь я знаю свою фамилию, настоящую фамилию. Недалеко же я от нее ушёл… А имя?..

— Как меня звали? — спросил Джек, подаваясь вперёд, как будто от этого зависела его жизнь.

Харрис отступил ещё и впечатался лопатками в каменный крест.

— Э-э… Не знаю… Мы тебя знали, как графского сынка… которого он прятал… И больше ничего.

— Граф, Харрис, — жёстко напомнил Джек. — Что с ним стало?

— Граф отбросил копыта в начале потасовки. Видно, сердечко ёкнулось. А графиня, небось, и рада была избавиться от вас обоих. — Харрис балансировал между страхом и бравадой, не решив, видимо, как ему сподручнее будет спастись. — А давай я тебе расскажу всё, что знаю, а ты меня отпустишь, м-м? — Наверное, он решил, что делает предложение, от которого невозможно отказаться.

— А давай, ты мне расскажешь всё, что знаешь, а я тебя сожгу не больно и по-быстрому? — мгновенно отозвался Джек и для подтверждения своих слов зажёг на ладони маленький огонёк.

Харрис заворожённо смотрел на послушный своему бывшему соратнику и сопернику огонь, который ему самому уже успел отъесть кисти. Сделал над собой усилие, перевёл взгляд на лицо Джека и с ужасом увидел в глазницах такое же пламя. Загнанно огляделся. Сзади камень, впереди — огонь. Где же его господин?! Но господин не спешил приходить на выручку. Надо самому выговорить себе жизнь.

— А ты знаешь, что он возродился? — спросил он доверительным шёпотом этого огненного демона.

— Догадался, — кратко ответил Джек. — Судя по тому, что ТЫ здесь и… ещё кое по чему. Это тебе не поможет. Рассказывай, что ты знаешь о моём прошлом.

Харрис раскрыл было рот, но чёрный смог сгустился у его лица настолько, что стал почти осязаемым. Скелет гулко закашлялся и никак не мог остановиться, его лающее доханье разносилось на всё кладбище. Еле успевая делать вдохи, он выдавил из себя:

— Простите… Я… не должен… был… говорить ему… что вы… ожили… Господин… Нет… мой… разум!.. — Харрис схватился остатками рук за череп, словно пытаясь изгнать из него затекающий туда через глазницы дым… А потом внезапно успокоился, отнял конечности от лица и поднял на Джека совершенно бессмысленный взгляд. Взгляд настоящего зомби-скелета, который теперь не то, что чужое прошлое не вспомнит, но и шага без приказа извне не сделает. Обидно.

Бывший Харрис, а ныне груда костей в щупальцах кукловода, поднял руки и пошёл на Повелителя тыкв. Как оригинально.

Джек по-кошачьи обошёл его сбоку и, сожалея, что убийца уже не сможет оценить всей иронии ситуации, подхватил с земли остывший кинжал Харриса и прижал к его шее. Он не стал долго мучить лишённого разума скелета, и сорвавшееся с длинных пальцев Хэллоуинское пламя пробежало по металлу, как по дереву, и охватило безумца.

Этот горел особенно ярко и красиво, как с удовлетворением отметил Джек. Лицо, в котором он вспышками видел человеческие черты, как будто оплывало от жара, из глазниц и ноздрей валил чёрный дым. Наконец череп изнутри пронизали трещины, и он лопнул, извергнув облачко белёсого пепла — с едва слышным стоном того, кто в нём засел.

Сладкая месть. Жаркая месть. Почему же от воспоминаний так веет холодом?..

Я вспомнил свою смерть. Дайте мне вспомнить свою жизнь… Даже если это больно.

А в том, что это больно, он не сомневался.

Джек оглядел место побоища, хотя правильнее было бы сказать — пепелище.

Сегодня он преодолел страх, который тогда помешал ему спастись, и победил.

А что тот, вся суть, жизнь и пища которого — страх — приготовит ему завтра? Или… не ему?

* * *

А из-за дальнего уцелевшего склепа за схваткой наблюдало три пары глаз. Да, везде, где что-то происходило, всегда были эти ребята. Но сейчас их занесло сюда не по своей воле. На лицах всех троих появились влажные повязки, защищающие от дыма.

Крыто сидела в двух шагах от мальчишек и отстранённо баюкала изувеченную руку, перевязанную грязным носовым платком. Она лишь изредка поглядывала на ход битвы, пока Джека не прижали окончательно. Лишь тогда она, спотыкаясь, приблизилась к краю склепа и с силой скрежетнула ногтями здоровой руки по шершавой стене. Что она думала в этот момент, за кого болела — этого не узнал никто. На побелевшем лице, в изгибе синюшных губ, прищуре запавших глаз не было ничего, кроме боли.

А потом, когда началось огненное шоу и рты Шито и Корыто превратились в букву «О», Крыто отошла назад и приняла прежнюю позу. Весь диалог с Харрисом прошёл мимо неё. И когда всё было кончено и пацаны повернулись к ней, чтобы обсудить новости с пылу с жару, она неприветливо поинтересовалась:

— Всё? Насмотрелись?

Шито и Корыто непонимающе переглянулись.

А Крыто вздохнула и сказала:

— Мы должны рассказать ему, на что он способен. — Она кивнула в сторону бессильно привалившегося к склепу Джека. — И знаете, что будет дальше?

Мальчишки покачали головами.

— Вот и я не знаю, — хмуро проговорила Крыто. — За неё — он нас точно поджарит. А не выполним — дым повалит из ушей, как у того скелетика. Выглядит, как подстава… Наша секретная миссия стала СЛИШКОМ горячей.

И только теперь Крыто, кажется, начала понимать весь смысл своего видения с Уги, палицей и связанным Джеком. Плохо быть слабыми пешками в битве королей.

Примечания:

¹ Цитаты из «Дюны» Фрэнка Герберта. С этой фразой я сдавала экзамены…