Наваждение, или Зовите меня Джейн Доу (джен)

К ночи погода окончательно испортилась. С затянутого тучами неба сыпал мелкий ледяной дождь вперемежку с ледяной же крупой, и налетающий порывами, казалось, со всех сторон одновременно ветер так и норовил швырнуть в лицо пригоршню этой адской смеси. Ночь Самхейна, а не Хэллоуина, как его поименовали много позже, отдавая дань пришедшей с материка новой вере, — ночь безвременья — как нельзя лучше подходила для Дикой Охоты, и, возможно, где-нибудь северо-западнее по вересковым пустошам сейчас, действительно, мчалась кавалькада призрачных всадников, гоня прочь сумевших пересечь грань мира изголодавшихся духов, но над мирно отходящим ко сну Хогвартсом властвовало одно лишь ненастье.

Притворив за собой массивные двери замка, Снейп поднял воротник, плотнее запахнул полы дорожного плаща, укрывая от дождя объемный продолговатый сверток, и, устало сутулясь, зашагал к антиаппарационному барьеру.

Празднование Хэллоуина в этом году выдалось беспокойным, не в пример прежним, и благодарить за такое разнообразие следовало как минимум трех личностей, хотя основная благодарность все же доставалась Лорду, так как идея попытаться добыть философский камень в годовщину собственной гибели, несомненно, принадлежала ему. Лорд всегда придавал слишком большое значение символике чисел, пророчествам и прочим бессмыслицам, которые в итоге погубили и его, и тех, кого он счел предсказанными противниками. Вновь заявить о себе спустя ровно десять лет с момента собственного исчезновения, разумеется, было бы весьма символично, и, объективно оценивая произошедшее, Снейп вынужден был признать, что, пройди все в соответствии с задумкой Квиррелла, предприятие имело бы шансы окончиться успехом.

Троллей, действительно, было двое. Это выяснилось уже после того, как Доу и Драко, наконец, удалось отправить в относительно безопасные помещения факультетов. Как оказалось, Макгонагалл и Хуч, привлеченные доносящимся с верхних этажей шумом, покинули подземелья и столкнулись на лестницах с озадаченным Квирреллом до того, как бродящего по подземным коридорам непрошенного гостя удалось обнаружить, но поднявшийся на четвертый этаж с изрядным запозданием Флитвик сообщил, что того тролля, в конце концов, тоже нашли и обезвредили. Итак, не окажись шум поднят раньше срока, первая тварь, запущенная в подземелья, должна была послужить вполне надежным способом отвлечь внимание на продолжительный промежуток времени, за который можно было бы успеть подняться на четвертый этаж и спустить ждущего у лестниц тролля к запретному коридору. О дальнейшем развитии событий гадать было бесполезно, поскольку слишком многое зависело от случайностей. Снейп был уверен лишь в одном — снимать защиту с двери, ведущей в коридор, он не собирался, а значит, хотя бы вмешательства цербера можно было избежать, но и без этого при необходимости полной концентрации на поддержании противотролльего заклинания даже Квиррелл с его скудными знаниями и малыми возможностями мог оказаться лишним элементом. Мог бы, если бы не непредвиденное обстоятельство в лице Доу, одним махом разрушившего сложное построение. О том, зачем тот вообще полез в пасть к троллю, разговор будет завтра вечером, поскольку, если мальчишка знал о том, что должно случиться в Хэллоуин, на основании прочитанных мемуаров, то причины должны будут быть очень вескими, чтобы оправдать риск не только собственной жизнью, но и жизнями сопровождавших его учеников. Попытка вмешаться в планы Лорда к таковым не относилась. Если бы хотел полезного вмешательства — лучше бы заранее предупредил о том, что затевается. Хотя умолчание о планах Квиррелла Снейп, пожалуй, стал бы припоминать Доу в последнюю очередь. Уже было ясно, что Квиринус попытался минимизировать угрозу для учеников, а в остальном… Раз уж Лорд твердо намерен воскреснуть, придется вспоминать, каково это — постоянно быть настороже, не уповая на чью-либо помощь или подсказку.

Обвинять Доу в использовании Бастиона тоже было бессмысленно, поскольку это, действительно, было единственным заклинанием из его арсенала, которое могло удержать тролля на расстоянии. Скорее уж следовало удивиться тому, что без должной подготовки ему удалось создать заклинание достаточной силы. Правда, и цена оказалась соразмерной. Снейп с досадой поморщился, сжав и снова разжав левую ладонь, онемение которой до сих пор еще до конца не прошло. Принудительное восполнение магии всегда было неприятной процедурой для обеих сторон, а сейчас, помимо затухающих отголосков ритуала, сказывалось еще и то, что восполнять пришлось немало. Доу выложился практически досуха. Можно было, конечно, оставить все, как есть: не умер бы, в конце-то концов. Ну, полежал бы неделю-другую под присмотром Помфри, зато в следующий раз, может, наконец, вспомнил бы про необходимость постоянного контроля вкладываемой в плетения силы. И все-таки Снейп предпочел вмешаться. Почему? Мерлин его знает. Вероятно, потому, что такое плачевное состояние Доу не вписывалось в легенду о Колопортусе, — повод не самый разумный, но уж какой есть, поскольку других причин быть просто не могло.

Как бы то ни было, винить в теперешнем отвратительном самочувствии кроме самого себя профессору было некого, и это не могло служить причиной для внесения изменений в дальнейшие его действия, остававшиеся неизменными на протяжении последних девяти лет. Хотя, признаться честно, сегодня при выходе из замка у него возникло желание остаться в Хогвартсе и попытаться отдохнуть, чтобы не сидеть весь завтрашний день на бодрящем зелье, но в ночь Самхейна подобное выглядело бы как предательство. Холодный дождь, казалось, только усиливался со временем. Снейп аппарировал сразу, как только переступил невидимую черту барьера. Оставалось лишь понадеяться, что двухсот пятьюдесятью милями южнее погода будет лучше.

Надежда оправдалась. Дождь разом прекратился и, вроде бы, даже потеплело. Откинув со лба намокшие волосы, Снейп взглянул на слабо мерцающие в ясном небе звезды. Сейчас это, да еще серп убывающей луны, были единственными источниками света близ Годриковой Впадины. Само поселение давно уже спало, огни в небольшой церкви возле деревенского кладбища были погашены. Снейп уверенно зашагал вглубь кладбища. Дорогу он знал хорошо и, пожалуй, даже с закрытыми глазами смог бы отыскать простое мраморное надгробие среди множества других.

Белый мрамор, казалось, светился в темноте. На плите, достаточно широкой, чтобы укрыть двоих, как и прежде, не было ни цветов, ни каких-либо иных знаков памяти. Возможно, их носили к памятнику, установленному на деревенской площади, но Снейп не был в этом уверен. Что бы ни собирались внушить по планам Дамблдора Поттеру-младшему, в действительности магический мир предпочитал по возможности реже вспоминать, как о Лорде, так и о тех, кто оказался причастен к его исчезновению.

Опустившись на колени, Снейп развернул сверток, укладывая на надгробную плиту букет роз. Едва начавшие распускаться бутоны в контрасте с белым камнем выглядели кофейно-черными, хотя по-настоящему черные цветы вряд ли когда-нибудь будут выведены — хоть магами, хоть магглами. Странные все-таки выверты порой устраивает жизнь.

Тот, кто попытался бы намекнуть ему двенадцать лет назад или ранее, что когда-нибудь он будет носить цветы на могилку Поттеру, рисковал обзавестись неснимаемым родовым проклятием, распространяющимся на три последующих колена.

Одиннадцать лет назад он бы не поверил сказанному, потому что был уверен — Дамблдор способен защитить своих сторонников, если будет видеть пользу от этого действия и если предложенная за защиту плата окажется приемлемой. Информация из Ближнего круга Лорда была сочтена достойной ценой за безопасность Поттеров, это становилось ясно по торжествующему блеску в глазах старика, который тот не успел скрыть, понадеявшись на темноту. К информации в довесок также прилагалась собственная жизнь Снейпа, но с момента его появления на Трапраин-Ло без ведома и без дозволения Лорда она стоила недорого и мало интересовала Дамблдора. Обе стороны договора приносили клятву, прекрасно отдавая себе отчет, что, когда — сослагательного наклонения «если» здесь даже не предполагалось — Лорд догадается о заключенной сделке, жить бывшему Пожирателю Смерти останется ровно столько времени, на сколько сочтут нужным растянуть казнь. Лорд Волдеморт терпимо относился ко многим вещам, считавшимся неприемлемыми на светлой стороне, но предательства, которое Дамблдор лицемерно именовал раскаянием, он не простил бы никому. «Тебе придется постараться, чтобы это случилось как можно позже», — цинично заметил тогда величайший светлый маг современности. Он и постарался — как вскоре выяснилось, куда успешнее тех, о чьей защите просил, хотя на протяжении всего следующего года флакон с Дыханием смерти постоянно находился в потайном кармане на поясе его мантии. Снейп совсем не был уверен, что при возникновении необходимости успеет принять зелье, но его наличие все же немного успокаивало.

Десять лет назад он все еще не мог поверить в случившееся: даже не в то, что Поттер мог допустить глупейшую ошибку, назначив Хранителем Фиделиуса одного из своей школьной шайки, — как раз в это почему-то верилось легко, а в то, что ему эту ошибку позволили совершить. Теперь же, после упоминания Доу о защите на крови, установленной на Гарри, он, пожалуй, поверил бы, что Дамблдор знал о странном поступке своего подопечного, а возможно, и сам потворствовал ему, ведь по сравнению с возможностью уничтожить Темного Лорда две человеческие жизни не значили ровным счетом ничего. Десять лет назад Снейп и сам бы так сказал, если бы одна из жизней не принадлежала Лили…

Поднимался пронизывающий ветер, свидетельствуя о грядущей перемене погоды. Возможно, скоро дождь доберется и до Годриковой Впадины. Профессор машинально поправил примятые листья цветов. В этот раз говорить ни о чем не хотелось. Да и что нового он мог сказать? Что сын Лили прибыл на учебу в Хогвартс? Это было бы осознанным обманом. Что вместо сына Лили, вплоть до своего десятилетия по прихоти директора Дамблдора прожившего в чулане у Дурслей, в школу приехал кто-то другой? Об этом было опасно говорить вслух даже на удалении от Хогвартса, да и вряд ли Лили обрадовалась бы такой новости.

В воображении отчетливо возникла расстроено качающая головой рыжеволосая девушка. Снейп попробовал представить, как бы она могла выглядеть сейчас, будучи его ровесницей, и не смог. И на колдографиях, и в памяти Лили Эванс так и осталась девчонкой-школьницей, с которой они когда-то вместе убегали к проходящему через Адлингтон каналу или же за окружную дорогу к ближайшей роще, лишь бы подальше от неодобрительных взглядов обеих семей. Кажется, это было в другой жизни, в которой не было места ни Поттеру, ни нелепому спору темного и светлого магов, в жизни, от которой не осталось ничего, кроме старого тесного дома в конце Спиннерс-Энд, стоящего пустым большую часть года.

Окончание школы оборвало последнюю нить, которая хоть как-то связывала его с Лили. О ее замужестве и о ребенке ему стало известно слишком поздно. Случись это немного раньше, будь у него самое малейшее подозрение, что пророчество может оказаться связано с Лили, и Лорд вряд ли узнал бы хоть слово из услышанного Снейпом в «Кабаньей голове», даже прибегнув к кругам смерти, куда уж там круциатусам. Однако все произошло именно так, как произошло, и ему оставалось лишь попытаться исправить ошибку. Тогда это еще казалось возможным.

За последний год — год работы на Дамблдора — он так ни разу и не встретил Лили, и даже не смог узнать, сильно ли она изменилась за прошедшее время. Обелиск на центральной площади Годриковой Впадины изображал что-то совсем уж несусветное, этаких античных бога и богиню возмездия, заставляя подозревать, что неизвестный ваятель не был лично знаком с Поттерами, да и колдографиями его, похоже, обделили, так что образу, запечатленному в камне, Снейп не верил. Никого из четы Поттеров он не видел и перед похоронами. Впрочем, самих похорон он тоже не видел — Помфри, используя все имеющиеся у нее таланты колдомедика, удалось вытащить его буквально с того света лишь сутки спустя после того, как Лили обрела вечный покой под плитой из белого мрамора.

…Метка полыхнула прожигающей до кости болью, отдающейся даже в плечевой сустав и ключицу, уже заполночь первого ноября одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Не самый лучший способ побудки, хотя порой случались и такие. Впрочем, все познается в сравнении, и если выбирать между общим вызовом и Энервейтом в перерыве между Круциатусами Лорда, то лучше уж вызов, пускай и такой пронизанный безумной яростью, как сейчас. Приглушенно выругавшись сквозь зубы, Северус сел в кровати, зажимая пальцами левое предплечье, и только тогда до него дошло — ни черта это не вызов. Что угодно, только не вызов. При тусклом свете зажегшегося ночника было видно, как бешено извивается гробовая змея на татуировке, словно силясь вырваться из-под кожи. Пару секунд Северус оторопело смотрел на бьющуюся в агонии гюрзу, а потом, действуя одной рукой, кое-как натянул мантию, едва не забыл про брюки и поспешил к апартаментам директора. В последние несколько дней Дамблдор с особым настоянием повторял, что о любых странностях в поведении Метки следует сообщать ему незамедлительно, значит, придется старику проснуться ради такого дела.

Дамблдор не спал. Мельком взглянув на уже затихшую, крепко обвившую череп и, вроде бы, даже поблекшую змею, он коротко распорядился:

— Никому ни слова. Оставайся в замке до моего возвращения. Что бы ни случилось.

— Даже если последует вызов? — сухо уточнил Северус. Ему уже было известно, как дорого обходится промедление с исполнением приказов Лорда, особенно длительное промедление. Разумеется, клятва есть клятва, исполняя ее, он бы и в глаза Лорду сказал о собственном шпионаже, сочти Дамблдор это нужным для каких-нибудь целей, но… не хотелось, очень не хотелось.

— Если последует вызов… — взгляд старика как-то странно блеснул, — если последует вызов, ты, разумеется, можешь на него ответить. Но только если последует вызов.

До рассвета вызова к Лорду так и не было, да и вообще ничего не было. Метка, ранее свидетельствовавшая обо всех переменах в настроении ее создателя, непривычно молчала. Ни о каком сне речи, конечно же, уже не шло. Стоя в восточной галерее, Северус наблюдал за тем, как светлеет небо над горизонтом. По мере восхода солнца росла и его тревога — почему-то за Лили. Глупейшая и необоснованная тревога. Лили надежно укрыта под Фиделиусом и, наверное, еще спит, даже не подозревая о его беспокойстве. А может, уже проснулась и готовит завтрак. Поттеру. Да черт с ним, хоть бы и ему, лишь бы только все шло, как всегда, лишь бы то, что случилось — а что-то случилось несомненно, — ее не затронуло. Если бы только Северус мог знать, в каком поселении Лили находится, он бы наплевал на приказ Дамблдора с Астрономической башни. Откаты от обоюдной клятвы полнейшая чушь, их и перетерпеть можно, такие договоры не на угрозе жизни зиждутся. Да, укрытый заклятием Доверия дом он бы найти не смог, но хотя бы удостоверился, что в поселке все тихо, и просто побыл бы рядом…

Названия поселения он, разумеется, не знал. Старик не был намерен доверять подобную информацию тому, кто постоянно контактирует с Лордом, и с точки зрения здравого смысла Северусу приходилось признать правильность такого решения, поэтому теперь ему оставалось лишь одно: ждать. Он никогда не понимал, что такого притягательного и люди, и маги находят в религии, но сейчас, наблюдая, как медленно выбирается из-за горизонта кроваво-красное солнце, он мысленно молился маггловскому богу, чтобы все обошлось.

Когда к восьми часам утра Дамблдор так и не вернулся, Северус дошел до совятни и отправил Люциусу составленное в самых нейтральных фразах письмо, спрашивая, знает ли тот, что произошло ночью. До завтрака ответа так и не последовало, а в Большом зале выяснились еще две странные вещи. Во-первых, в Хогвартсе, кроме Дамблдора, отсутствовали старая кошка Макгонагалл и Хагрид, а во-вторых, сегодня был, пожалуй, первый на памяти Северуса день, когда за завтраком совы не принесли выпуск «Ежедневного пророка». Эти странности заметили все, но вряд ли кто-то еще придал им тогда большое значение.

Ближе к обеду Северуса понемногу начало трясти. Спасало лишь то, что день был воскресным, поскольку он крайне сомневался, что сумел бы в нынешнем состоянии провести хотя бы одну пару. Спустившись в свои комнаты в подземельях, он попытался было читать, но, поймав себя на том, что в четвертый раз перечитывает одну и ту же фразу на современном английском, совершенно не понимая ее смысла, бросил это бесполезное занятие и оставшуюся часть времени бесцельно пробродил по коридорам. Ученики, даже с собственного, слизеринского, факультета, шарахались прочь при встрече с ним, в том числе и старшекурсники, которые, теоретически, должны были помнить нового преподавателя зельеварения одним из учеников.

К обеду плотину, блокировавшую доступ в школу информации, казалось, прорвало, и на Большой зал обрушился целый шквал из сов. Пожалуй, по численности они вполне могли сравниться со стаями летучих мышей, бороздившими зал во время вчерашнего ужина. Совы бросали на столы свернутые газеты и письма, взмывали к потолку, а на их место опускались новые, повторяя то же самое действие. Малфоевский филин добрался до преподавательского стола раньше хогвартских почтовых сов и уронил перед Северусом небольшой конверт. Послание Люциуса было непривычно кратким. Посреди листа дорогой бумаги чернели всего три слова: «Предположительно, Лорд погиб».

Пока Северус в третий раз перечитывал записку, перед ним с увесистым шлепком легла одна из принесенных совами газет. Шапка статьи, занявшей всю передовицу, по смыслу мало отличалась от присланной Люциусом записки, но, вчитавшись в саму статью, Северус пришел к успокоительному выводу о том, что, похоже, просто забыл английский язык, поскольку напечатанные в газете слова не могли значить то, что они значили. Не имели права. Лили в безопасности, под Фиделиусом, под защитой Дамблдора. Она не могла быть в том полуразрушенном коттедже, который был изображен на колдографии. И все-таки где-то в глубине души он осознавал, что написанное является чистой правдой. Молитвы не помогли, предательство тоже. Лили больше не было.

То, что его кто-то окликает, он понял не сразу. За два месяца работы обращение «профессор Снейп» так и не успело уложиться в голове, хотя никто из преподавательского состава Хогвартса, кроме Дамблдора, принципиально не называл его иначе. Впрочем, директорское «Северус» звучало так, что лучше уж ледяная вежливость с откровенно читающимся в подтексте «аврорам бы тебя сдать, щенок, да запретили».

— Профессор Снейп! — повторил с нарастающим раздражением голос Вектор. — Директор Дамблдор просил передать, что желает видеть вас в своем кабинете.

Вот как, значит, старик вернулся…

— Благодарю вас, профессор Вектор, — скомкав в кулаке записку Люциуса, Северус поднял голову. Преподавательница нумерологии отступила на шаг и отвела взгляд. Черт с ним, теперь уже не важно. Направляясь к директорскому кабинету, Северус поймал себя на том, что отстраненно просчитывает, какое из темномагических проклятий у Дамблдора будет меньше шансов успеть отразить. Что последует дальше, не имело значения — хоть Азкабан, хоть поцелуй дементора.

Горгулья шарахнулась в сторону, не спрашивая пароля. Дверь кабинета была приоткрыта. Старик сидел за столом и преспокойно пил чай. Северус швырнул принесенный «Ежедневный пророк» в благодушное лицо директора. Газета не долетела до цели, словно натолкнувшись на невидимую преграду, и упала на стол, накрывая блюдце с горкой мармелада.

— А, — сказал Дамблдор, мельком глянув на статью. — Ты уже знаешь.

— Это правда? — спросил Северус. Собственный голос показался ему чужим и далеким. Наверное, в тот момент он еще надеялся, что все может объясниться, что случившееся окажется просто очередным ложным ходом старика, призванным ввести в заблуждение противника.

— Да, — коротко ответил Дамблдор, разрушая последнюю надежду. — Мне жаль.

Таким тоном можно было бы сожалеть о разбитых чашках. Впрочем, иногда и о чашках сожалеют больше, если успевают к ним привязаться.

Северус закрыл глаза. Внутри что-то оборвалось, и это было настолько больно, что хотелось завыть. Но только не здесь, здесь его слабости не увидят.

— Они с Джеймсом доверились не тому человеку, — между тем продолжал говорить Дамблдор. — Как и ты. Ты ведь тоже надеялся, что лорд Волдеморт ее пощадит, не так ли?

Слова старика были даже не бредом, а откровенной ложью, хотя Северус и не мог понять, чего именно Дамблдор желал добиться с их помощью. Убедить его, что в случившемся с Лили виновен он? Это Северус и без того знал, за это он расплачивался весь последний год. Доплатить оставалось самую малость, и он доплатит, но немного позже. Для начала следовало попробовать разобраться еще с одним делом. Скорее всего, ничего не выйдет, но он хотя бы попытается.

— Нет, не так, — медленно произнес Северус, оглядывая находившиеся неподалеку от директора предметы в попытке вычислить, что именно создает окружающий старика щит. Причина точно не в заклинании, а значит, где-то поблизости должен был присутствовать артефакт. — Если бы я надеялся на милость Лорда, я бы никогда к вам не пришел. Но я полагал, что вы сможете защитить ее. И вы бы смогли, если бы захотели. Очевидно, я и в самом деле доверился не тому человеку, сэр.

Дамблдор говорил что-то еще — долго, с чувством и, кажется, весьма убедительно. Северус кивал и даже отвечал, хотя до сознания не доходило ни единого слова. Все внимание его было сосредоточено на малахитовом прессе для бумаг и на плетении Отсроченной Смерти. Два заклинания нужно будет отправить друг за другом с как можно меньшим временным промежутком, пока старик безоружен. Сейчас.

Зеленый с прожилками камень, зачарованный на поддержание перед директорским креслом пассивной защиты, треснул надвое, однако, похоже, он был не единственным, потому что полетевшее следом за Бомбардой с задержкой всего в секунду или две проклятие все равно ушло в сторону, вдребезги разнеся хрустальный шар, стоявший на полке за спиной Дамблдора, а в следующий миг пол ушел из-под ног Северуса. Мерлин его знает, обо что он ухитрился приложиться затылком при падении, но когда перед глазами — вроде бы практически сразу — прояснилось, старик уже стоял над ним, задумчиво рассматривая изъятую палочку.

— Мальчик мой, ты меня разочаровываешь, — то, как это было сказано, заставило Северуса стиснуть зубы, вскидывая подбородок. У Лорда за подобной фразой, как правило, сразу следовало пыточное заклятие, однако Дамблдор просто продолжил говорить:

— Признаюсь, я ждал чего-нибудь более изящного. Возможно, отравы… или попытки наложить проклятие на какую-либо из личных вещей… но, конечно, не столь грубой работы. За кого ты сейчас пытаешься мстить? За лорда Волдеморта, или за Лили Эванс?

— А это имеет для вас значение? — прошипел Северус. — Клятва разорвана. Вызывайте авроров. Остатки плетения и Метка, что еще нужно для доказательства? Ведь остальной круг уже в Азкабане, верно?

— Авроров? — Дамблдор сокрушенно покачал головой. — Зачем? Думаю, с муками совести моего агента в рядах Пожирателей Смерти мы разберемся и сами. Ты умный мальчик, Северус. Все, что тебе нужно, это немного успокоиться и подумать. Как я понимаю, ты мало что слышал из сказанного мной, однако повторять все это сейчас, при твоем нынешнем состоянии, не имеет смысла. Ты полагаешь меня виновным в смерти Лили и вряд ли будешь слушать. Возможно, так оно и есть. Я, действительно виноват — в том, что позволил Джеймсу самостоятельно выбрать Хранителя Фиделиуса. Увы, мое доверие к нему оказалось излишним, но совершенного уже не изменишь. Я только надеюсь, что когда-нибудь ты все-таки сможешь простить старика, хотя среди последователей Лорда умение прощать, кажется, не в чести. Мы продолжим разговор, когда ты будешь в состоянии слышать и понимать обращенные к тебе слова, а твою палочку, если не возражаешь, я пока что подержу у себя. На уроках зельеварения она все равно не особо нужна. А сейчас ступай, отдохни. Надеюсь, в твоих запасах отыщется немного зелья Сна без сновидений?

Северус устало кивнул. В общем-то, он и не слишком рассчитывал на положительный результат. Палочку, конечно, жаль, но, если постараться, то можно обойтись и без нее.

В подземелья он спустился, как в тумане, и уже в лаборатории, привалившись спиной к захлопнувшейся двери и ощупывая пояс, понял, что старик забрал не только палочку. Проклятье! Откуда он вообще мог узнать про зелье? Впрочем, теперь не важно. Нет приличного яда — придется использовать то, что есть. Северус шагнул к стеллажу, смахивая с полок ингредиенты, сохранение порядка которых уже не имело ни малейшего смысла. Отыскав флакон с соком болиголова — сто миллилитров, три смертельные дозы как минимум — Северус, не задумываясь, осушил его до дна.

Странно, но именно это действие почему-то возвратило ему ясность мышления, хотя по описанию симптомов в справочниках должно было быть совершенно наоборот. Северус с минуту постоял, зажмурившись и дожидаясь, пока пройдет горечь во рту, а потом направился обратно к входной двери. Пожалуй, лучше будет все-таки запереться, причем на что-нибудь покрепче стандартного заклинания. Посетителей он сегодня не ждал, но опыт подсказывал, что по закону подлости кто-то обязательно постарается вломиться именно тогда, когда не надо. Не хватало еще, чтобы его обнаружил кто-нибудь из мелюзги, либо чтобы кто-нибудь из преподавателей нашел его раньше срока.

Метка отзывалась крайне неохотно, однако и такой малости хватило, чтобы запечатать замок намертво. Теперь тому, кто пожелает войти, придется либо вышибать дверь, либо хорошенько повозиться со снятием плетений, причем школьных знаний, даже седьмого курса, на это не хватит. Северус криво улыбнулся, вытирая рукавом мантии проступивший на лбу холодный пот. Все-таки и от Метки бывает польза, когда требуется применить беспалочковую магию. Осталось еще успеть проделать то же самое с камином, пока сохраняется возможность вербального озвучивания заклинаний. Предметы перед глазами понемногу начинали расплываться, теряя четкость очертаний, а язык немел, как после хорошей дозы алкоголя. Придется поторапливаться.

На камин, в конечном счете, времени ушло раза в два больше, чем на дверь. Завершив последний узел, Северус тяжело облокотился на каминную полку, сжимая ладонями виски. Усиливающаяся головная боль мешала сосредоточиться. Кажется, он забыл что-то еще… Ах да, безоар. Где он там теперь находится? Коробка с почти-универсальным-противоядием, завалившаяся в самый угол одного из стеллажей, полыхнула пламенем, ярким смазанным пятном выделившись в застилающем помещение сером тумане, и погасла, оставив после себя лишь горстку пепла. Та же участь постигла и флакон из-под болиголова. Просто на всякий случай, если кто-то вдруг окажется внутри раньше времени. Хотя кому, к черту, он нужен, чтобы беспокоиться?

Комната завертелась перед глазами. Северус привалился к стеллажу, переводя дыхание и пережидая приступ головокружения. Вот и все, остается только попробовать добраться до кресла. Без записки он, пожалуй, обойдется: пускай думают, что хотят. Та, чье мнение его единственно волновало, уже ничего не смогла бы прочитать, а вскоре, возможно, им представится возможность объясниться лично. Хотя, если выбирать, он бы, наверное, предпочел небытие, в котором нет ни памяти, ни боли. А Лили пусть будет счастлива в лучшем из миров — она заслужила.

Когда головокружение немного ослабло, Северус сделал шаг, другой и… очнулся, лежа на полу. Провал в сознании напоминал наполненную темнотой пропасть, у которой не определишь ни дна, ни противоположного края. С равным успехом он мог продлиться как минуту, так и час. Сил, чтобы подняться, уже не хватало, ног Северус не чувствовал. Самое большее, что ему удалось, это перевернуться набок, сжав зубы и перебарывая сухие рвотные позывы. Обмороки теперь следовали один за другим, и это балансирование на грани реальности вызывало ассоциации с тонущим пловцом, скрывающимся под водой все чаще и на все большие промежутки времени, а возвращаясь в сознание, Северус с отстраненным, почти академическим интересом наблюдал за тем, как расползается по телу оцепенение. Судя по всему, дело шло к развязке. В один из моментов ему показалось, что он слышит стук в дверь, но этот стук был таким глухим и далеким, что мог и вовсе оказаться плодом воображения. Следующее погружение в холодную темноту сопровождалось нарастающим удушьем и, в отличие от предыдущих, имело некую воспринимаемую рассудком длительность — вероятно, из-за того, что в темноте присутствовали звуки.

Когда ему было лет тринадцать, мать, к тому времени почти полностью утратив магическую силу, ударилась взамен в маггловскую религию, вплоть до причащений, исповедей и непременного воскресного посещения церкви. Причинно-следственная связь ее действий, впрочем, могла быть и полностью противоположной, но суть не в этом. Суть в том, что в каком-то из текстов Священного Писания, которое мать тогда читала в каждую свободную минуту, недостойным войти в царствие небесное было обещано пребывание во внешней тьме, наполненной плачем и зубовным скрежетом. То, что сейчас ощущал Северус, забавным образом совпадало с маггловским описанием, только вот звуки не слишком-то походили на скрип зубов — скорее уж на голоса, казавшиеся смутно знакомыми. Голоса то затихали, то вновь начинали звучать. Это длилось бесконечно долго, но постепенно сквозь темноту начало проступать светлое пятно, приобретающее все большее сходство с потолком палаты в Больничном крыле. Потолком это, в конце концов, и оказалось.

Вероятно, был день, потому что сквозь плотно задвинутые шторы просачивался свет, больно резавший глаза. Северус сморгнул, щурясь. На фоне потолка возникло слегка расплывчатое и очень хмурое лицо Помфри.

— Слава Мерлину, очнулся, — проворчала колдомедик, поднося к его губам чашку с зельем. — Ну-ка выпей.

Северус покачал головой. Точнее попытался это сделать, потому что получилось в итоге только едва заметное движение.

— Пей, кому сказано, баран упрямый, — прикрикнула Помфри. — Или под Империусом заставлю.

Блефовала, конечно. Даже если Министерство и пересмотрело на радостях список Непростительных заклинаний, те, кто более-менее владеет защитой сознания, Империусу не подвержены. Но такую длительную отповедь Северус бы сейчас вряд ли осилил, да и вообще сомневался, что сможет произнести хоть слово, поэтому просто сделал глоток, чтобы от него отвязались. В чашке оказалось зелье очищения крови. Отвратительного качества. На уроке он бы за подобное и «Ожидаемо» пожалел поставить.

Помфри еще постояла, комкая в руках льняную салфетку, и в сердцах выпалила:

— Дурень малолетний! Как же ты нас всех напугал! Ты хоть понимаешь, что сделать-то пытался?

Северус вновь перевел взгляд на потолок. Вопрос, вероятно, был риторическим, ведь не считали же его и в самом деле кретином, решившим от скуки попробовать ингредиент на вкус.

— Неужели, действительно, решил, что Альбус позволит тебя в Азкабан упечь? — тем временем разорялась Помфри. — Не позволит, чай не для того в Хогвартс на работу принимал. Если бы не доверял, не принял бы. А в Визенгамоте его, слава Мерлину, слушают.

Вот как. Значит, общественное мнение пришло к выводу, что бедный мальчик испугался тюрьмы. Что ж, тоже вариант, имеющий право на жизнь.

Потолок опять куда-то уплывал, голос Помфри превратился в неясный шум. Но на этот раз беспамятство не принесло облегчения, потому что даже в нем Северуса продолжало преследовать понимание того, что спокойно уйти ему не дадут, что старику все еще что-то нужно от посаженного на цепь ПСа.

Впрочем, этот вопрос как раз-таки начал проясняться быстро. Когда Северус в следующий раз пришел в сознание, возле кровати сидел Дамблдор — с тошнотворно сочувственным выражением лица и спасибо еще хоть, что без чая с лимонными дольками.

— Мадам Помфри сказала, что ты идешь на поправку, — сообщил он.

Даже так? Жаль. Хотя к Помфри, конечно, предъявлять претензии бессмысленно. Она просто делала то, что считала правильным. В следующий раз всего лишь придется озаботиться меньшей доступностью выбранного места и, возможно, большей скоростью выбранного способа.

— Я хотел бы еще раз принести тебе свои извинения, Северус, — между тем продолжал старик. — Если бы я только знал, какую реакцию вызовет у тебя эта дурная весть…

— Теперь знаете… — еле слышно прохрипел Северус. Голосовые связки все еще не желали повиноваться.

— Да, — согласился директор, — но, знай я об этом раньше, быть может, мне удалось бы смягчить горечь известия. Мне слишком хорошо известно, каково это — терять людей, которые тебе дороги. Я бы никому не пожелал пережить подобного.

Северус пристально, почти не мигая, изучал дефекты в побелке потолка. Похоже, старик решил сменить тактику, но слова его все также не имели ни малейшего значения. В словах сочувствия от Лорда и то, пожалуй, отыскалось бы больше искренности. Здесь же не было ничего, кроме расчета, даже когда старик говорил про Лили Эванс — чего уж там, в особенности когда он говорил про нее и про то, что она, по всей видимости, до последнего пыталась защитить сына, которому каким-то чудом удалось выжить и глаза которого так похожи на глаза его матери. Странно, но мысль о гибели Лили больше не вызывала боли. Впрочем, чувств вообще не осталось, их подменила всеобъемлющая пустота. Даже осторожная оговорка старика насчет того, что Лорд, вероятнее всего, не погиб, поскольку Метка не пропала, не породила никаких эмоций. Если Лорд решит вернуться в ближайшее время, то, во всяком случае, не придется заботиться о новом, более действенном способе, чтобы уйти. Если же запоздает, то это возвращение, тем более, не будет его головной болью.

Дамблдор тем временем чего-то ждал. Возможно, хоть какой-то реакции на собственный спич.

— Так чего вы от меня хотите теперь? — старательно выговорил Северус. — Чтобы я признал непреднамеренность ваших ошибок? С каких пор вас стало заботить мнение ПСа?

— Бывшего ПСа, мой мальчик, бывшего, — назидательно поправил старик. — Каждому из нас случалось по молодости лет принимать скоропалительные решения. Не могу не признать, что Игорь Каркаров приложил немало усилий, пытаясь утянуть тебя за собой в Азкабан, но, к счастью, в Визенгамоте все еще преобладают маги, способные мыслить здраво. Этот вопрос уже решен, так что преследований можно не опасаться.

— Неужели? — Северус постарался вложить в голос всю доступную ему сейчас иронию. — И что же вы намерены потребовать взамен этой… услуги?

— Взамен? — задумчиво повторил Дамблдор. — Вряд ли при нынешних обстоятельствах я имею право что-то требовать, но попросить бы все же хотел. Когда Темный Лорд вернется, сыну Лили Эванс будет грозить опасность еще большая, нежели грозила до сих пор. Я прошу тебя помочь защитить его.

— Помочь защитить? — выдохнул Северус. — Нет уж, спасибо. Думаю, у сына Поттера отыщется немало защитников и на вашей стороне, а если вам нужен кто-то из ПСов, обратитесь к Каркарову. Он неплохо разбирается в темных искусствах и, полагаю, согласится сотрудничать в обмен на здравомыслие Визенгамота. А я в ваши игры больше не играю. Делайте, что хотите.

Старик покачал головой.

— У Каркарова есть один недостаток, — серьезно сказал он. — Игорь совершенно не разбирается в зельях, а мне позарез нужен хороший преподаватель по зельеварению. Надеюсь, ты не откажешься довести до конца хотя бы этот учебный год? Думаю, в сравнении с защитой сына Джеймса, это не такое уж большое одолжение, верно?

Северус не разделял уверенности Дамблдора, но следовало признать: если директор будет уверен, что он намерен спокойно продолжить работу, это может облегчить задачу.

— Вы правы, — произнес он вслух. — В таком случае, позвольте узнать, когда мне вернут палочку?

— Как только ты будешь в состоянии возвратиться к ведению занятий, — заверил старик. — Когда это произойдет по твоей оценке?

— Завтра, — сказал Северус.

— Ты уверен? — в голосе директора промелькнуло сомнение. — Мадам Помфри считает иначе.

Северус мрачно усмехнулся. Помфри могла считать, что угодно, однако правильно приготовленный эликсир волчанки был способен творить чудеса. Правда, и ломка по окончании действия зелья оказывалась соответствующей, но если ему немного повезет, то ломки уже не будет.

— Я не мадам Помфри. Я уверен.

— Это хорошо, — старик удовлетворенно улыбнулся. — Я рад, что ты успокоился, Северус. Ах да, еще два момента. Во-первых, в ближайшее время тебе будет разумнее не покидать пределы Хогвартса. Аресты до сих пор идут, и переусердствовать сейчас могут как авроры, так и приверженцы Лорда, до которых, возможно, дошла информация о моей речи в Визенгамоте. Так что лучше не рисковать. А во-вторых… надеюсь, ты не будешь в большой обиде на нас с мадам Помфри и профессором Флитвиком. Мы не ожидали такого резкого улучшения твоего самочувствия, а потому озаботились созданием сигнального браслета, отслеживающего состояние пациента.

Дамблдор помолчал и добавил чуть виновато:

— Он зачарован на неснимание, и чары, по примерным расчетам, должны продержаться еще недели две. Возможно, это и к лучшему. Мало ли какие осложнения могут возникнуть.

Северус с трудом поднял левую руку. Запястье обвивал тонкий плетеный ремешок из темной кожи. На вид не особо прочный, но внешний вид обманчив. На деле, чтобы снять подобную вещицу, нужен не один час, и без ведома создателя браслета этого не сделаешь никак. Итак, на ПСа уже пытаются надеть ошейник… Стоило бы еще проверить, не с ментальным ли воздействием. Защиту сознания оно, конечно, вряд ли преодолеет, но приятного все равно мало.

Дамблдор разом засобирался, сообщив, что профессор Спраут оставит конспекты проведенных занятий на столе в кабинете зельеварения. Северус отстраненно кивнул, вяло размышляя, о чем Спраут вообще могла рассказывать ученикам на занятиях по зельеварению. Максимум — о способах добычи и обработки растительных компонентов: совершенно бесполезная информация, если учесть, что даже редкие и труднодоступные ингредиенты мало кто из магов пытается достать сам, чего уж говорить про то, что имеется в свободном доступе в Косом переулке. Иными словами, несколько занятий — а кстати, сколько именно? — потрачены впустую, и программу все равно придется как-то наверстывать. Хотя, с другой стороны, почему это должно его волновать? Наверстывать все равно будет уже другой преподаватель.

— А еще, — выговорил Северус, — возвратите мне то, что вы забрали вместе с палочкой.

Старик растянул губы в улыбке, казавшейся приклеенной.

— О, непременно верну. Но чуть позже, когда буду уверен, что то, что я забрал, не применят по назначению. И, кстати, Северус, будь добр, воздержись в ближайшее время от приготовления сложносоставных эликсиров. Браслет отчего-то срабатывает и на них — вероятно, какая-то ошибка в заклинании, хотя профессор Флитвик не признается в допущенной неточности.

Директор, коротко кивнув, вышел из палаты, похоже, так ничего и не сообщив Помфри, потому что чуть позже та, узнав о намерении пациента покинуть Больничное крыло, закатила скандал. Впрочем, все претензии колдомедика ровным счетом ничего не изменили. В половине десятого вечера Северус уже был в подземельях, в лаборатории, занятый приготовлением дозы волчанки, которой должно было хватить, по примерным прикидкам, часов на тридцать. Принять ее следовало, чем быстрее, тем лучше, поскольку эффекта от зелья бодрости хватало лишь на то, чтобы устоять возле котла и вспомнить порядок закладки ингредиентов. На предупреждение старика об ограничениях в смешивании эликсиров можно было плевать. Краткая диагностика показывала, что на браслете помимо прочей дряни висит совершенно не ошибочное, а вполне осознанно и профессионально поставленное заклятие, способное определить, с каким зельем или набором ингредиентов контактирует носитель браслета. Видимо Дамблдор всерьез опасался попытки зельевара изготовить новый яд взамен утраченного. На возвращенной палочке маячков было не меньше, чем на браслете, их даже не слишком-то пытались скрыть. В другое время подобная откровенная наглость вызвала бы злость и желание сопротивляться, но сейчас даже она не могла пробиться через окончательно окружившую Северуса стену безразличия. Собственный поступок, и тот теперь казался бессмысленным. Кому и что он хотел доказать? Лили не простила бы его даже такой ценой, она его и за меньшую-то оплошность прощать не пожелала. Сам себя он не простил бы тем более. А смерть старика не смогла бы воскресить мертвецов.

Дождавшись, когда волчанка остынет до приемлемой температуры, Северус принял зелье и начал просматривать записи Спраут, накопившиеся за полторы недели замещения. Потом взялся перепроверять эссе, потом — смешивать основу для лечебных зелий, запас которых в Больничном крыле наверняка подходил к концу. Волчанка все равно не позволила бы ему заснуть, и нужно было хоть чем-то заняться, чтобы не думать.

Состоявшиеся на следующий день занятия прошли спокойнее обычного. Даже седьмой курс сидели тихо, как мыши, старательно не глядя на преподавателя. Впрочем, в этом было не так уж много удивительного. Северус и сам, решив с утра, что побриться все-таки не помешает, с трудом заставил себя смотреть на отразившуюся в зеркале посмертную маску. Частично причина была в побочном эффекте от принятого зелья, но, несомненно, не в нем одном.

За первым днем последовал второй, а за ними третий и четвертый, мало отличавшиеся, как друг от друга, так и от тех, что шли за ними. Утром — бодрящее зелье или волчанка, вечером — зелье Сна без сновидений, и работа, работа, работа — так, чтобы не осталось времени на воспоминания. Браслет не исчез ни через две, ни даже через три недели. Дамблдор успешно делал вид, что забыл про его существование, а Северус не видел смысла напоминать. Даже с ошейником можно было свыкнуться, если ничего не ждать от будущего.

Что-то изменилось только перед Рождеством, когда начались каникулы, а в школе стало воцаряться раздражающее оживление. В вечер сочельника вдруг оказалось, что все планы на следующий семестр написаны, а работа валится из рук. Стрелки часов близились к восьми вечера. Наверху, в Большом зале, вероятно, начинался праздничный ужин магов, знающих, как создаются чудеса, но все еще продолжающих в них верить. Стоило бы принять зелье и лечь спать раньше времени, однако вместо этого Северус некоторое время просидел у камина, бездумно глядя в огонь, а потом достал с полки конверт из плотной бумаги — в первый раз с вечера Хэллоуина. В конверте было то немногое, что осталось ему от Лили: три старые колдографии и пять открыток, надписанных еще детским, немного угловатым почерком. Рождественские. С тысяча девятьсот семидесятого по тысяча девятьсот семьдесят четвертый год. В семьдесят пятом, за полгода до их окончательной размолвки, никакой открытки уже не было. Северус помнил наизусть каждое из наивных пожеланий, так что у него не было необходимости смотреть на тексты, чтобы повторить их вслух, но с каждым произнесенным словом в области сердца усиливалась боль, как будто от засевшей иглы или, возможно, лезвия ножа. Странно. Оказывается, за полтора месяца он успел почти полностью забыть, каково это — что-то чувствовать.

— …с любовью и наилучшими пожеланиями, Лили, — почти беззвучно выдохнул Северус. Как же мало эти слова значили во время получения, в тринадцать лет, и как много спустя всего четыре года, когда, уже вполне осознанно и предсказуемо, оказались предназначены не ему.

Понимание того, что именно он должен сделать, пришло внезапно. Сложив открытки обратно в конверт, Северус покинул подземелья, захватив пальто. Плевать, даже если браслет и отсигналит старику. Ничего предосудительного в его действиях все равно не было.

Аппарация до Годриковой Впадины не заняла много времени. Куда больше потребовалось, чтобы отыскать среди множества надгробий на деревенском кладбище то единственное, которое было ему нужно. Надгробие оказалось мраморным, довольно скромным и как будто бы излучающим внутренний свет.

— Привет, — тихо сказал Северус, коснувшись ладонью холодного камня. — Прости, мне, наверное, следовало прийти раньше. С Рождеством тебя, Лили.