Орфей (гет)

Даже во время каникул, когда студенты могли вставать попозже, а учителя не так сурово снимали баллы, заставая своих подопечных в коридорах после отбоя, даже в эти золотые для проказников и непосед времена, между двумя и четырьмя часами ночи замок бывал тих и пустынен. Даже обитатели большинства картин возвращались в свои владения, чтобы насладиться несколькими часами спокойствия. Домовые эльфы тоже спали. Только миссис Норрис, кошка смотрителя, бродила по коридорам в поисках неосторожных грызунов — но даже и они, казалось бы, в это время вели себя не так активно.

Но в первые часы Рождества от портрета к портрету пробежала вспышка активности, как будто искры по невидимому фитилю. Стайка поросят пронеслась с визгом на задворках фермы, старуха-ведьма уронила вязание и чуть не упала со стула. Рядом с ней монах, наблюдавший в телескоп за ночным небом, потряс рукой и прорычал пару совершенно не подходящих для монашеского лексикона фраз, осторожно трогая покрасневший глаз; на натюрморте перезрелый персик упал из серебряной вазы для фруктов и треснул, испачкав белоснежную парчовую скатерть. Пастухи побежали за своими блеющими овцами, а многоуважаемый пожилой колдун возмущенно покачал головой.

Но две белокурые девочки — виновницы этого беспорядка — были слишком возбуждены, чтобы заметить что-нибудь. Они бежали так, будто за ними гнались демоны, и только в спальне пятого класса Равенкло остановились в зимнем пейзаже.

— И что будем делать? — Прошептала Тисифона, сразу начав дрожать в легкой летней мантии.

— Попробуем ее разбудить!

— Тогда мы и остальных разбудим! Все-таки придется подождать до утра, я же говорила!

— Давай попробуем, — взмолилась Электо. — Она хотела как можно быстрей узнать новости.

— Как будто не все равно — узнает она сейчас или через пару часов. — Тисифона завела глаза. — Ты жуткая сплетница.

— Неправда!

— А вот и правда!

— Нет!

— Да! Да!

Люцертола спала очень чутко. А с тех пор, как прочитала последнее письмо от деда, ей вообще не спалось. Девочку одолевали сомнения — правильно ли она поступила? Записи и формулы, которые она скопировала, выглядели такими странными, такими… Темными. Что если магглокровка планировала что-то ужасное? Она уже бросила одного мужа, так может от второго хочет отделаться по-другому? Эти мысли постоянно крутились у нее в голове, а когда Люси все же удавалось заснуть, сны были кошмарными. Ее дед не любит Директора, если не сказать больше. Вдруг он понял по формуле, что магглокровка хочет отравить мужа, и велел Люцертоле ждать, чтобы она не предупредила Снейпа? Каждое утро Люцертола просыпалась от ужаса, представляя себе, как входит в Большой Зал и слышит, что этой ночью Директора не стало.

Сейчас ей снова снился Директор Снейп, извивающийся на каменном полу, и его жена, со злорадством наблюдающая за агонией. Люцертола проснулась и в очередной раз подумала, что наверное это произошло на самом деле, и она увидела последние минуты любимого благодаря чему-то типа телепатической связи. В спальне было темно, только слабый свет от снега, укрывшего все вокруг замка и сверкающего под ясным ночным небом, отражался от каменных стен. Люси услышала тихий, сдавленный шепот и сначала решила, что ее соседки по комнате болтают в одной из кроватей за пологом.

Но звуки доносились с другой стороны. Люцертола села и всмотрелась в полутьму. Краем глаза она заметила какое-то движение — что-то шевелилось на зимнем пейзаже, висящем на противоположной стене. Девочка нащупала шлепанцы, поежилась, накинула халат и подошла к картине.

На фоне унылого, бесцветного пейзажа Люси сразу же заметила золотистые волосы и пастельные мантии Электо и Тисифоны. У девочек стучали зубы, и Люцертола улыбнулась.

— Может мы спустимся в гостиную? — Еле слышно предложила Электо. — Тут так холодно!

Люси кивнула и пошла к двери. Когда она оглянулась, девочек на картине уже не было.

В гостиной было много картин — в основном пейзажи и изображения волшебных тварей. Особенно шумная компания драконов была перенесена в другое помещение всего неделю назад по просьбе двух старост, потому что их постоянный рев и привычка плеваться огнем мешали студентам заниматься. Вместо нее повесили картину с пасущимися единорогами, в которой сейчас и ждали Люцертолу сестры. Они возились в траве с одним из жеребят, но увидев Люси тут же бросили игру.

— Вы знаете, что разбудили меня в три часа утра? — Спросила Люцертола, стараясь, чтобы ее голос не дрожал от дурного предчувствия. — В чем дело? Что-то случилось?

Две девочки, ухмыляясь, замотали головами — жест получился очень забавным из-за подпрыгивающих хвостиков. — Нет, — ответила Тисифона. — Ничего плохого, даже наоборот. Помнишь, как ты передавала нам первое письмо для Люциуса? Ты еще тогда сказала, что кого-нибудь возможно упекут в Азкабан?

— Д-да? — Люси совсем не понравился такой поворот разговора. Вдруг это они про нее? Вдруг кто-то узнал, что она шпионит за учительницей, и донес? Могут ли отправить в Азкабан в пятнадцать лет?

— Так вот, — с торжеством в голосе провозгласила Электо, — похоже на то, что тебе не придется долго ждать. Люциус и твой отец уже все устроили. — Она самодовольно ухмыльнулась. — Мы подслушивали, мы все знаем. Если хочешь, можем рассказать.

Так значит, это не про нее. Люси почувствовала огромное облегчение, но ноги почему-то именно сейчас ослабли в коленях, и ей очень захотелось сесть. — Да, да, конечно, расскажите.

— Ну ла-а-адно. — Девочки уселись на траве, и Тисифона, вопросительно посмотрев на сестру и получив кивок одобрения, начала. — Недели через две после того, как ты передала Люциусу второе письмо — то, в котором было много листов — он велел нам вызвать Драко в библиотеку, потому что им срочно нужно поговорить.

— Он сказал "неотложно"!

— Да, верно. Не перебивай. Потом будешь рассказывать, в свою очередь. Ну вот, — продолжила она, снова повернув голову к Люцертоле, — мы подумали, что такой срочный разговор должен быть очень важным, поэтому сразу же побежали и спрятались в Turner — там немного странно, потому что видно все как будто в дыму, но слышно было неплохо. Люциус сказал Драко, что у него есть сведения, что Снейп — он же Директор, правда? — Люси кивнула, чувствуя, как сердце снова замирает от страха. — Так вот Люциус сказал Драко, что практически уверен, что Директор готовит запрещенное зелье, и Драко должен сообщить об этом в Министерство Магии.

У Люси перехватило дыхание. — Что? Но…

— Подожди, — остановила ее Электо, довольная тем, что смогла перехватить инициативу. — Драко слегка удивился, но Люциус ему все объяснил, и тогда Драко вернулся в кабинет…

— Пришлось нам побегать, — встряла Тисифона, и обе сестры захихикали.

— И он сразу же сел писать министру — как там его зовут? Тоттер? Роттер?

— Поттер, — машинально подсказала Люцертола.

— Ах, да, Поттер. Он прибыл прошлым вечером, почти ночью. Сначала мы были очень разочарованы, потому что они разговаривали в библиотеке и мы не могли его разглядеть, но потом…

— Потом, — снова перебила ее Тисифона, — они перешли в кабинет Драко, и мы наконец спокойно посидели в своем портрете. Министр очень симпатичный. Немного скучноватый из-за этих очков в золотой оправе, и волосы…

— Так что он сказал? — Нетерпеливо спросила Люцертола, которой казалось, что она не выдержит, если немедленно не узнает, что случилось.

— Да почти ничего, — ответила Люцертола. — Увидев бумаги, которые ему показал Драко, Министр страшно разозлился, и сказал, что сначала проверит, и если это окажется правдой — только я понятия не имею, что за "это" — они так запутанно разговаривали…

— Что? Что будет, если это окажется правдой? — Прошептала Люси.

— Снейп получит то, что ему причитается. И судя по взгляду Министра, я бы сказала… что такое, Люси? Ты совсем не рада это слышать?!

— Я…нет, все в порядке, я… я просто… спасибо, что рассказали.

Качая головами и чувствуя себя немного разочарованными, Электо и Тисифона смотрели, как Люси идет через комнату и поднимается по ступеням, а потом вернулись в свою картину, уже не так поспешно, как раньше.

Вернувшись в кровать, Люси задернула полог и уставилась в теперь уже абсолютную темноту. Хотелось заплакать, но слез, к ее удивлению не было. Глаза пересохли и болели, ком в горле мешал дышать, но казалось, она не заслужила облегчения, приходящего со слезами. Тогда она попыталась подумать, что делать дальше, но это оказалось столь же невозможным. Она хотела спасти Директора и отправить магглокровку в Азкабан — на пожизненное заключение или навстречу поцелую дементора — все равно, лишь бы вон из их жизни. Но как она могла предположить, что все так повернется? Ее отец отдал компрометирующие документы Министру. Если бы бумаги все еще были бы у отца, оставалась бы надежда убедить его обвинить во всем магглокровку, но с Министром такое не пройдет. Она же его совсем не знает, он не станет ее слушать…

С другой стороны, если она сейчас предупредит Директора, он соберет вещи, возьмет свою проклятую жену и уедет из страны. И она больше никогда его не увидит. Может, рассказать обо всем магглокровке? Нет, это очень плохая мысль. Если эта женщина обманула мужа, она будет только рада помахать ему ручкой, а когда за ним захлопнутся двери Азкабана уехать с другим.

Люцертола взъерошила волосы, пытаясь найти хоть немного ясности в вихре охватившего ее страха и паники. У нее только два выхода: рассказать обо всем директору, или смириться с тем, что его и магглокровку упрячут в тюрьму, и питать слабые надежды на то, что отец его вытащит. Для нее, для своей дочери, которую он любит — она скажет ему, что ей никогда не нужны будут никакие другие подарки, лишь бы директор Снейп вышел из Азкабана и был с ней. Он же ей не откажет, правда?

Почувствовав себя немного лучше, Люци легла в постель, обняв подушку. Она закрыла глаза, но перед взглядом все равно плясали картинки — Снейп, осунувшийся и изможденный, но счастливый от возможности видеть ее после месяцев, проведенных среди холодных каменных стен и дементоров. Снейп, берущий ее на руки и шепчущий страстные благодарные слова ей на ушко. Снейп, отправившийся вместе с ней на Оушент, чтобы прожить там длинную и счастливую жизнь…

Первые лучики света уже заглянули в окна замка, когда Люцертола наконец уснула. На ее губах играла счастливая улыбка.

* * *

— Что это ты так рано поднялась? — спросил Северус, приподнимаясь на локтях и пытаясь вспомнить, какой сегодня день.

Гермиона повернулась к нему и улыбнулась. — Уже девять часов, а я обещала маме, что приеду в десять.

— Ох, — Северус нахмурился и потянулся. — Значит, сегодня двадцать восьмое?

— Да, соня, двадцать восьмое. Это также означает, что вчера мы были у Люпинов, хорошо провели время и порядочно выпили, и мне пришлось тащить тебя через камин, потому что если бы ты аппарировал, ты бы точно расщепился. А потом, — добавила она, не давая ему вставить слово. — Я тащила тебя от Трех Метел до замка.

— Эээ… — он прикрыл глаза — от солнечного света болела голова. — Нас кто-нибудь видел?

— Ну, если и видели, это не важно. Не думаю, что посетители мадам Розмерты вспомнят что-то из того, что видели прошлым вечером, судя по их состоянию. Так что, — она села на край кровати и начала массировать его голову, — твоя репутация не пострадала, если это тебя волнует.

— Немножко, — ответил Северус, настолько безразлично, насколько смог. — Людям лучше не знать… о…, Ежик, твои руки… — Он вздохнул. — Это невероятно.

— Знать о чем? О том, что Его Правильность Северус Снейп, который угрожал мне разводом, если я посмею затащить его в логово оборотня, так наслаждался собой, что напился в стельку и даже играл в фанты.

— Что? — Северус в ужасе распахнул глаза, поморщился и снова зажмурился. — Что я делал?

— Ты играл в фанты, милый мой. Там было…

— Мне обязательно об этом знать? — попытался остановить ее Северус.

— Ну, наверное, лучше, чтобы ты узнал об этом от меня. Или ты предпочитаешь услышать от Аластора, что ты пел… Нет, ну ты совершенно не умеешь петь…

— Что пел?

— Рождественские гимны. — Северус застонал и потряс головой. — Стоя на столе.

— Скажи мне, что ты шутишь, Ежик.

— Хотела бы, да не могу. Это правда. При этом на тебе было надето…

— О, Мерлин! Что? Ничего?

Гермиона поцеловала его в кончик носа. — Нет, глупенький. Парочка пушистых ангельских крыльев — скажи спасибо Сириусу — и светлый парик. Это было очень мило.

Северус откинулся на подушки. — Это звучит как длинный пересказ слов "вечный позор". Пожалуйста, скажи мне, что остальные тоже делали глупости.

— Да еще какие! — Она захихикала. — Например, Ремусу пришлось переодеться в женщину. Нимфадора танцевала канкан, а я… Это Сириус придумывал мне задание, — сказала она извиняющимся тоном.

— Что бы это ни было, я тебя прощаю. Я знаю, что придумывает Сириус в трезвом виде, а вчера он был так же пьян, как и я.

— Даже больше, если это вообще возможно. Короче, он велел мне нарисовать твой портрет.

Северус рассмеялся, но тут же замолчал, потому что мозг начал подавать усиленные сигналы о том, что ему не нужна дополнительная тряска. — Надеюсь, эта бессмертная работа была предана огню.

— Э… нет. На самом деле она все еще в моей сумочке.

Северус очень осторожно покачал головой. — Невероятно. Можно посмотреть?

— Думаю, сначала тебе стоит выпить кофе и антипохмельное зелье.

Без пяти десять Северус проводил все еще хихикающую Гермиону в холл. Нарисованная ей картинка (если это можно было так назвать — на самом деле там был изображен большой крючковатый нос и копна спутанных черных волос, все остальное скрывалось под огромным пятном чернил и красного вина) лежала сейчас в его кармане. Рисунок достался ему в качестве приза за победу в раунде реслинга на ковре в гостиной.

— До скорой встречи, любовь моя, — сказал Северус, обнимая ее.

— Это всего на три дня.

— Я ведь сказал "до скорой".

— Да, но это звучало как укор.

— Это я и имел в виду. Я тебя люблю.

Они поцеловались.

— Я люблю тебя, Северус. Хорошо тебе провести время и смотри, не взорви мои котлы.

— Не дождешься! Не убей свою мамочку.

Он еще раз обнял ее, и долго глядел ей вслед. Гермиона брела по двору, прокладывая тропинку в свежем снегу.

Снейпу понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку замка. Сначала он не узнал человека, маячившего в тени у лестницы. Это определенно была какая-то студентка. Северус подумал, не стоит ли окликнуть ее, ведь она определенно видела сцену их прощания с Гермионой. Эта мысль не доставила ему удовольствия. Но потом он решил оставить все как есть. Наверное, добродушно-меланхоличное настроение было следствием действия алкоголя в сочетании с сожалением о разлуке с Гермионой, пусть даже всего на три дня.

Внезапно Северус почувствовал себя очень одиноким, даже не зная, почему. В замке осталось несколько учителей и студентов (в том числе и мисс Малфой, вспомнил он и нахмурился), и он мог навестить любого из них. У него была работа, к тому же Гермиона уехала всего на семьдесят два часа. Нет, восемьдесят, поправил он себя.

Позже он аппарирует к ее матери и поужинает в компании этой невыносимой женщины. И все же… Северус покачал головой, удивляясь сам себе и собственной сентиментальности, и продолжил путь в подземелье, подправить зелье, как выразилась Гермиона.

Он работал не дольше десяти минут, когда услышал стук в дверь. Снейп нахмурился. Черт побери, кто это может быть? Камин по понятным причинам был заблокирован, так что может быть, это Минерва его ищет? Он наложил на рабочий стол Скрывающие Чары и открыл дверь.

— Мисс Малфой? — Снейп посмотрел на девушку, отметив бледность ее лица и темные тени под глазами. — Вы… вы больны?

— Нет… — ее глаза странно блеснули.

— Вы уверены? Вы странно выглядите.

— Нет, со мной все в порядке, я просто… Можно с вами поговорить? Пожалуйста!

Нет, подумал Северус, ему это совсем не нравится. Мало того, что девочка пришла к нему в лабораторию, о существовании которой она вообще-то не должна знать, так она к тому же питает к нему некие чувства. Он вспомнил сцену в холле. Значит, она знает, что Гермиона уехала. И ей показалось, что самое время открыть ему свои чувства, а если он ее отвергнет, она может сочинить историю о том, как он пытался ее совратить. Что же, если это зайдет слишком далеко, можно воспользоваться чарами Забвения. Но судя по ее виду, она не собирается говорить о любви. Скорее девочка выглядит напуганной.

— Хорошо, — сказал он. — Входите. Но у меня мало времени.

Она кивнула и вошла. Странно, подумал Снейп, она даже не огляделась по сторонам. Заинтригованный еще сильнее, Северус предложил ей стул, она села на краешек, выпрямив спину и опустив голову. — Директор… Я должна вам кое-что рассказать.

— Так расскажите, мисс Малфой, — он присел на стол, чувствуя, как холод мрамора проникает через слои мантии.

— Кажется, я совершила ошибку…

Северус слушал рассказ Люси с возрастающим ужасом. Когда она закончила и наконец подняла голову, он не смог вымолвить ни слова. Это звучало абсурдно, абсолютно нереально, и все же в ее рассказе была странная логика. Значит, Гермиона была права. Девчонка за ними следила. А он тратил бесценное время, строя гипотезы о том, что она может планировать, и не подозревая, что она настолько опасна…

— И… — Северус потер виски, пытаясь собраться с мыслями. — Министр сказал… Это я абсолютно не понял. Он знает о зелье, так почему… Мисс Малфой, — обратился он к ней. — Мне нужно поговорить с теми двумя девочками. Они слышали разговор вашего отца с Поттером, а вы нет. Возможно, что-то… Немедленно отведите меня к картине.

Люси закусила губу. — Но я не должна…

— Я сказал, немедленно отведите меня к картине! Она вздрогнула, в глазах блеснули слезы. Люси поднялась и подошла к двери.

Тисифона и Электо молча смотрели на директора. Снейп закусил губу от ярости. — Мы ничего не слышали, — пробормотала Электо.

— Мисс Малфой. Вы слышали о картине в Слизеринской гостиной? "Каменная симфония". Я знаю дюжину заклинаний, которые навсегда оставят вас в этой картине.

Девочки попятились. — М-ммы ничего не д-дделали, директор. Мы просто… мы просто бегали туда-с-сюда… и….

— Скажите, что Малфой рассказал ему о зелье!

— Он… — Тисифона попыталась спрятаться за старшей сестрой. — Он сказал, что оно может оживлять умерших.

* * *

Северус оставил Люцертолу стоять посреди коридора, и помчался вниз, не сказав ей ни слова. Сейчас она не имела значения, к тому же была слишком напугана, чтобы рассказать кому-нибудь о зелье. Если бы даже она это и сделала, Северус не чувствовал бы себя хуже. Ему нужно было срочно побыть в одиночестве, подумать, и принять решение. Он понял, что у него дрожат руки. Неудивительно — дело может принять дурной оборот, если он не примет соответствующие меры.

Сначала он подумал, не стоит ли написать Поттеру, но потом понял, что это только ухудшит дело. Это означало бы признание вины. Нет, пусть лучше Гермиона пока остается у матери в блаженном неведении, а он пока уничтожит записи Поттеров и напишет новую формулу, слегка изменив оригинал, так чтобы никто не догадался. Потом нужно дождаться Поттера — или ауроров, если Поттер решит разыграть драму для пущего эффекта — и объяснить, почему он не сообщил ему всю правду о Глотке Жизни. Он предъявит фальшивую формулу и скажет, что их исследования зашли в тупик. Затем он согласится на то, чтобы его подвергли Чарам Забвения и Гермиона, наверное, тоже.

Снейп начал быстро и методично изменять формулу, работая над мельчайшими деталями — немножко здесь и чуть-чуть здесь, меняя "по часовой стрелке" на "против часовой", и, что важнее всего, изменив слова последнего заклинания. Он мог бы сделать все чище, но время было не на его стороне.

Как только формула была изменена, Северус уничтожил копию дневника Лили и ингредиенты, хотя сердце его при этом болезненно сжалось. Возможно, им придется возместить министерству пятьдесят тысяч галлеонов, подумал Снейп, сжигая чешую дракона. Они успели израсходовать примерно половину суммы, возмещение будет довольно неприятным, однако это будет небольшой платой за безопасность.

За окнами уже стемнело, когда он, наконец, закончил. Лишь один котел с полученным ими настоящим Глотком Жизни стоял на огне. Северус глядел на него, сложив руки на груди. Так жалко… но придется его уничтожить. Пропадут результаты многодневного труда. В конце концов, он пришел к компромиссному решению. Северус наполнил маленький хрустальный флакон, закрыл и запечатал его, затем превратил в пуговицу, точно такую, как на его рубашке. Пуговицу он кинул в карман, а остаток содержимого котла с тяжелым вздохом вылил в раковину. Какая жалость… Но он был готов пойти на все, лишь бы никто не узнал о возможности оживлять умерших.