Избыточная реакция (джен)

— Она не киборг, Вениамин Игнатьевич.

— Я рад это слышать с утра пораньше, — ответил доктор нейтрально, поскольку для такой радостной вроде бы новости Дэн имел слишком уж похоронный вид. Уточнил осторожно: — Только вообще-то, наверное, об этом лучше сообщить капитану.

— Капитан знает. — Дэн кивнул. — Я ему еще вчера сказал. Первому. Сразу, как только понял. Теперь вот вам. Я ошибся.

— Это нормально, — поощрительно продолжил беседу доктор, видя, что Дэн замер на пороге медотсека и уходить, сообщив новости, вроде как не собирается. — Никогда не ошибается только тот, кто ничего не делает. Ты ошибся, с кем не бывает, признал ошибку, прекрасно, молодец, непоправимого ничего не случилось — еще лучше. Но на этот раз… ты точно уверен, что не ошибаешься снова?

— Стопроцентно, Вениамин Игнатьевич. — Дэн вздохнул, мрачнея еще больше. Пояснил нехотя: — Ее не взял блокатор. В упор, с полуметра. Я был метрах в шести, и то чуть не вырубился, сами вдели, как меня корежило. А она не заметила. Повезло, что они ее тоже приняли за киборга и не стали палить из станнера.

— Серьезный аргумент… — Вениамин помолчал некоторое время, но потом все же осторожно уточнил: — А может быть, просто на Bond’ов блокатор тоже?.. Ну, как и сканер?

— Нет. Дексисты не стали бы запускать в производство такую модель, которую сами бы не могли отключить. А у них был дексистский блокатор. Я видел.

И замолчал, разглядывая шкафчик с медицинскими инструментами. Очень интересный, наверное, шкафчик, если его стоит так долго разглядывать.

— Но ты ведь хотел поговорить не об этом? — снова поощрил Вениамин, поняв, что Дэн на этот раз замолк надолго, если не навсегда. Дэн не стал вздыхать, переступать с ноги на ногу или мяться. Просто перевел спокойный и почти равнодушный взгляд со шкафчика на верхнюю пуговицу докторского халата и начал с прежним интересом рассматривать уже ее. Губы его шевельнулись словно бы сами собой:

— Она никогда раньше не видела киборгов.

И снова замолчал. У Вениамина просто язык чесался поинтересоваться с профессиональной интонацией: «И ты хочешь поговорить об этом?», — но не надо было быть диагностом, чтобы понимать: после такого вопроса разговора уже не получится. Поэтому он спросил совсем другое:

— Дэн, тебе чай с мятой или с ромашкой?

Спрашивать нервного пациента «Хочешь ли ты чаю?» — глупость редкостная: конечно же, он откажется, если ему предоставить такую возможность. А когда спрашиваешь вот так, вроде бы давая возможность выбора, а на самом деле вовсе ее не давая, с людьми срабатывает в девяти случаях из десяти.

Как оказалось, с киборгами тоже.

— С мятой... — Дэн моргнул, свел к переносице рыжие брови, бросил на доктора острый взгляд. В отличие от большинства пациентов, соображал он намного быстрее и догадаться о подвохе вопроса успел. Но, опять-таки в отличие от большинства, успел продумать ситуацию и дальше и понять, что отказываться нет ни малейшего смысла.

— Вот и славно.

*

— ...Она никогда раньше не видела киборгов. Вообще никогда. Даже не слышала о них. О нас то есть. Совсем. Она из какой-то дикой глуши, у них там даже нормальных скачковых кораблей нет, только туннели с четко фиксированными точками входа-выхода. Вот они и вынуждены жаться к этим туннелям и селиться только рядом с ними. Крохотные, чисто человеческие мирки. Они не делают ни андроидов, ни киборгов, они изменяют себя. Ну не совсем себя, своих детей. Следующее поколение. И не только удаление поврежденных генов или их замена, но и полное реконструирование. Причем каждый мирок по-своему, кто во что горазд. Им доступно не так уж много планет, и большинство из них не приспособлены для людей. А людей под планету изменить проще, чем провести глобальную терраформацию. Звучит дико, да, но они там все, похоже, такие. И не только под планету, кстати, — представляете, Вениамин Игнатьевич, у них есть такая раса, четверняшки, люди с руками вместо ног, специально выведенные для жизни в невесомости. Есть двуполые, есть двоякодышащие, настоящие люди-амфибии, есть такие, что и на людей-то непохожи, у нее сохранились кое-какие голо, мне было... интересно. Но это я просто к тому, чтобы вы поняли — до вчерашнего дня она вообще не знала о существовании киборгов. И она считает меня человеком. В этом и проблема.

— Пока особой проблемы не вижу, — с благодушной улыбкой пожал плечами довольный доктор: приятно, когда твои догадки подтверждаются. — Мы тоже считаем тебя человеком, и что это меняет?

— Это другое. Вы знаете, кто я такой. Она — нет. А я не хотел бы ей... врать.

— Ну так скажи ей, вот и не надо будет врать. Но только сразу про все расскажи, в том числе и про сорванных и разумных.

— Она знает про сорванных. Уже. Мы вчера посмотрели ролики. Я ей специально сделал так, чтобы она на них наткнулась. На разные. И от ОЗК, и... другие. Ну, когда понял, что она не знает.

— Ну вот. Тогда в чем проблема?

Вот тут Дэн как раз и помялся. Сказал не очень уверенно:

— Люди меняют свое отношение ко мне, когда узнают. Пугаются, разочаровываются, жалеют, начинают чувствовать себя виноватыми — у всех по разному. Но меняют. Всегда. Сейчас она меня не боится. И не жалеет. Но если я скажу — есть ненулевая вероятность. Проблема в том, что этого я тоже не хочу. Не только чтобы боялась, но и вообще. Но и врать не хочу тоже. Очень неприятное ощущение. Какое бы решение я ни принял, оно будет неприятным. Как так получается?

— Ну а как ты хотел? Между плохим и хорошим решением выбирать легко, между двумя плохими куда сложнее. Тут придется подумать. А чего ты не хочешь больше?

Дэн ответил мгновенно, что при его скорости обработки информации ничего не значило:

— Чтобы боялась... ну и другое.

— Тогда придется врать.

— Похоже...

— Не переживай, это же ненадолго! — постарался утешить доктор. — Через два дня будет Лямбда, высадим ко сем чертям эту бедную неродственницу, и врать тебе больше не придется.

— В том-то и проблема... — Дэн продемонстрировал, что умеет иронично заламывать не только левую бровь, но светлые глаза его показались Вениамину не просто серьезными, а чуть ли не испуганными. — Казино на Новой Юрюзани играют честно и честно перечисляют выигрыш даже тем клиентам, которые сбежали, его не забрав. Так что она теперь вовсе не бедная, она вчера уже оплатила проезд, как Станислав Федотович ни отказывался. А потом она попросила меня проложить трассу. Сложную. Мне интересно было. Множество переменных. Когда я показал готовую трассу. Она сказала: «Не может быть!» Что, мол, так быстро. А все сказали: «Ну эт же Дэн!» Ну и так получилось... Она предложила капитану нанять «Космический Мозгоед» для доставки ее и ее людей на Афон. И Станислав Федотович согласился...

* * *

Вместо эпилога

— Не надо делать мине нервы своим молчанием, Хаим, их и так есть кому попортить, а оно надо твоему старому дяде еще и от почти единственного родного племянника? Что это была за импровизация, Хаим, над которой теперь лопается от смеха каждая пузырчатая лягушка в нашей галактике — если, конечно, у этой лягушки есть доступ к информационным сетям и орган обоняния она использует не только для того, чтобы иногда прикладывать к нему хрен? Тебя таки поимела хуманская самочка, Хаим! И, что самое печальное, в твоей морде она поимела и твоего бедного старого дядюшку. Ой-вей, куда катится этот мир, и куда, интересно узнать, в это время смотрели твои со всех сторон драгоценные цепкие лапки, на которые старый бедный дядюшка возлагал такие надежды? Я уж не спрашиваю, Хаим, когда же в конце концов и наконец мои вконец выплаканные глаза смогут увидеть таки рядом с тобой нашего будущего почти что родственника с его драгоценными крыльями не будем упоминать какого цвета? А знаешь, почему? Потому что я знаю, что ты мне ответишь, и таки да, они улетели на сутки раньше и совсем не туда, куда собирались, а потом еще дважды меняли маршрут, словно лизнувший пива кузнечик, а оно мне надо, Хаим, чтобы ты мне такое отвечал? Ведь мне тогда придется спросить, почему ты не предусмотрел этого заранее и не подготовился, видишь, Хаим? Я не делаю тебе такой неприятности, чтобы мне врать. Но почему, почему, Хаим, я не вижу рядом с тобой хотя бы этой со всех сторон достойной хуманской самки? Почему она до сих пор не работает за ради нашей пользы, а только таки исключительно что во вред, и так продуктивно? Почему ты до сих пор не узнал, Хаим, кто ей платит — и не предложил больше? Эх, Хаим, да будь она не хуманкой, я бы взял ее третьей женой только для того, чтобы этого не сделал старый подлец Иегуда, долгой жизни и цепкой памяти его кредиторам! Да что там, Хаим, будь она авшуркой — я бы прогнал ради нее и первых двух, да будут их дни радостны без лишнего знания о том, чего все равно, увы, не может случиться, ибо не дело плодить наследников от менее достойных, чем имеешь возможность. Впрочем, нет, Хаим, я не буду задавать тебе и этот вопрос, потому что уже вдоволь насладился твоим ответным молчанием. Я спрошу о другом: что ты имеешь до мине рассказать за мои убытки по поводу этих клоунов, Хаим? Сколько ты им заплатил, чтобы предоставить своему дяде возможность повеселить всю галактику?

— Я рад, что имею возможность хотя бы немножко утешить своего уважаемого старшего родственника: нисколько. Это были не мои хумансы.

Молчание по межпланетной связи — роскошь невиданная и предосудительная для любого уважающего себя авшура. Но на этот раз старый Ицхак молчал почти полминуты. А когда продолжил, голос его был задумчивым:

— Это несколько меняет расклад... Не случайно я вспомнил об этом старом мерзавце Иегуде, ох, не случайно, чтоб он так жил, как мине сейчас нервы расчесывает. И ладно бы что еще безо всякой на то причины, а то ведь еще и с таким мерзким намеком... И чтоб ты понимал, Хаим, таки правы были древние с их вечной мудростью: если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо — сделай это сам, так что придется старому Ицхаку таки прогуляться и до этой горы, раз уж все равно ни о какой секретности более не может быть и речи. — А потом и вовсе добавил совершенно не в тему и совсем другим тоном, чем перепугал Хаима до полного безъязычия: — Эх, Хаим, а все-таки жаль, что эта самочка не авшурка.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ