Морок и Пламень (гет)

Примечания:

Для не фэндомников видео с Шито, Крыто и Корыто :)

https://youtu.be/_7SdWkcTr_0

На Эостре Салли убедилась, что мир куда больше, чем она думала. Теперь же ей казалось ровно наоборот, как будто опытный софист в сотый раз доказал ей, что Хэллоуин — это Рождество, а Рождество — это Хэллоуин¹.

Механические сердца сделала первая фрау Финкельштейн, ну надо же! Салли зажмурилась и попыталась уместить это новое знание в свою картину мира. Вряд ли это на что-то сильно повлияет, но уж точно сблизит её, Салли, с создателем, хочет она этого или нет. Но это сейчас не так важно, как…

— Я должна узнать, что с Джеком! — выпалила она. — Отпустите меня!

— Ну уж нет. Зря я тебя подловил что ли? Надеюсь, ты оценила, — усмехнулся Док. — Если понадобится, я буду держать тебя привязанной, пока всё так или иначе не разъяснится. А то я тебя знаю… Несносная девчонка. — И сам будто удивился, как давно не употреблял этих слов.

Салли в отчаянии отвернулась. Хоть ругайся, хоть плачь — если уж Док что решил, так просто его не переубедишь. И тут она, к своему удивлению, почувствовала, что ремни отстёгивают. Повернула голову. Финкельштейн пристально смотрел на неё.

— Обещай, что не сбежишь. А я… Просто конфискую на время твой летательный аппарат. И к готовке не подходи. А как отключать поле, знаю только я, учти.

"Все пути мне отсёк", — тоскливо подумала Салли.

— Постарайтесь узнать про Джека, — тихо попросила она, садясь и разминая затёкшие руки и ноги.

— Ладно уж.

— Обещаю… До Белтейна².

Учёный хмыкнул.

— Иди, перечерти начисто с синьки. — Он отъехал к столу и уткнулся в какие-то эскизы.

Салли медлила.

— А что случилось с вашей женой? Той, которая сделала сердца?

— Авария, — не глядя, бросил Док. — Иди, работай.

* * *

А к вечеру едкий чёрный дым оставил Хэллоуин-таун, и Салли поняла, что ведьмы осуществили их план. Противотуманное зелье опять сработало. Надолго ли? Утро покажет. Салли устало отошла от кульмана и поняла, что бодрствует уже вторые сутки. Этой ночью она узнает, повлиял ли огонь Эостре на её кошмар…

Золотился светлый весенний вечер, и Салли вошла к себе в комнату — как будто тысяча лет минула. Всё было знакомо и незнакомо. Всего четыре дня назад она под властью химических веществ рвала здесь нитки на себе и кромсала ни в чём не повинное старое платье. Салли даже жалела о нём, ведь в том платье она так недолго была счастлива с Джеком... Теперь же на ней зелёное платье, которое ей дала Лилит, красивое, но чужое. Медная отделка холодила кожу.

Салли подошла к окну и взглянула на башню Джека, тёмным кривым пальцем торчавшую на фоне бледно-голубого неба. Механическое сердце Салли проверила сразу, как только Док её освободил: оно пульсировало еле заметно, словно через силу, как будто его обладатель очень утомлён. Но ровно. И это давало Салли надежду. А к вечеру пульсация стала почти обычной, слава Хэллоуину!

Салли присела на подоконник и сквозь дрожащее, как мираж, поле стала смотреть, когда же в башне зажжётся свет. Но пока зажигались только звёзды в небе. Зажигались и гасли.

* * *

Если Пламя из всех так высасывает силы, удивительно, что друиды не передавали его ещё раньше положенных пятидесяти лет. Тут и «добровольно почить» немудрено. Так думал Джек, прислонившись к надгробию, сразу после битвы.

Он опустил взгляд и долго изучал дыру в рубашке, оставленную кинжалом Харриса. Треснувшие рёбра ныли, камни под спиной были твёрдыми и неровными, но даже просто сменить позу казалось подвигом.

"Если на меня кто-то нападёт сейчас, он будет приятно удивлен", — с досадой подумал Повелитель тыкв. Интересно, а если попытаться зажечь огонь, силы вернутся? После этого, наверное, только к Умертвию на «реабилитацию»… При мысли об этом Джек содрогнулся.

Издали, со стороны города, раздался многоголосый стон, и Джек медленно повернул туда череп. Воздух на глазах обретал прозрачность, а дым, евший зрение, собирался рваными клочками и обращался в ничто. Зелье, отлично. Хотя бы на время. И теперь им не нужно искать толстую и мешковатую причину, она вероятно, сама скоро нанесет им визит. Он. Одной проблемой меньше… Больше. И её надо встретить во всеоружии, а не как сейчас.

Джек давно подозревал, что дело идёт к возрождению Бугимена. Но убедиться в этом лично — совсем другое дело. Таинственный шёпот Харриса всё ещё звучал в голове: «А ты знаешь, что он возродился?» И ещё много чего, о чём Джек подумает после. Хотя бы когда соберёт в кучу эти непослушные длинные ноги и эти бессильно лежащие руки. А ведь в летописях не было ни слова про то, что Пламя забирает силы. Уж откровенный Джонатан бы написал… Может, скелету вообще нельзя владеть Пламенем и в конце концов оно его по-тихому добьёт.

Но силы постепенно возвращались, а с ними и тревожные мысли — о прошлом. Джек не мог вспомнить больше ничего нового, и мелькнувшие на мгновение лица казались смутными видениями из забытых снов. Отец… Неужели у него и правда был отец? Глупый вопрос. А мать? Почему он не вспомнил в первую очередь её лица, её голоса, а только этот холод и отчуждённость… И почему, по словам Харриса, его, Джека, прятали, и почему в те далёкие, полные суеверий времена в его семье отрицали загробную жизнь, и сотня разных других «почему», на которые теперь никто не даст ответ, если память в пустом черепе не выдаст ещё порцию воспоминаний…

Джек думал о той жизни, которую у него отняли и, похоже, довольно рано. Хорошо быть ловким и сильным скелетом, но сюда бы он не опоздал, а там у него была семья, самая настоящая, как пишут в книгах. И наверное, его там любили и он был кому-то нужен… Сначала пухлым младенцем, как на картинах голландских мастеров, потом резвым трёхлеткой, любознательным почемучкой семи лет, смотрящим на мир широко раскрытыми… глазами. Колким подростком, который уверен, что его-то уж точно никто не понимает, а мир — одно сплошное страдание. И наконец, молодым человеком неизвестного возраста, уже высоким, но ещё без своей собственной семьи.

Откуда он знал все эти нюансы разных возрастов, видел их как будто со стороны? Не мог помнить, но почему-то знал…

А потом случился Харрис и его банда и отобрал у Джека всю будущую жизнь. До своей собственной семьи несостоявшийся граф уже не дожил, в этом он был уверен. Только родители…

Ну ничего, теперь он создаст свою семью здесь — с Салли. Дело за малым — избавиться от Уги навсегда и укротить Пламя.

Джек почувствовал, что может встать, и, оперевшись на камень, поднялся. Он нашёл и подобрал с земли только два кинжала — свой и Харриса — остальные пусть пока останутся здесь. Надо прислать кого-то навести тут порядок: всё перекопано, кругом останки, оружие валяется…

А теперь в город. Рёбра неприятно скрипнули, внутри качнулось сердце. Джек заглянул в грудную клетку и в свете пробивающегося солнца увидел на талисмане узкую блестящую царапину от кинжала. Хорошо, что он сжёг мерзавца! Плохо, что толком не расспросил. Куда может податься озлобленный мешок, которого лишили дымного укрытия? Наверное, он затаится и будет искать случай подловить Повелителя тыкв в одиночку и исподтишка. Или… Джек невольно ускорился… постарается ударить по самому дорогому — Салли.

Знает ли он? Если не знает, то скоро узнает, в городе обязательно найдётся или болтун, или недоброжелатель, или тот, кого легко припугнуть. Так что, поле Финкельштейна — это полезное изобретение, а решение Салли не высовываться — верх мудрости.

Дойдя до города, Джек выудил мистера Рэйвена из сторожки и очень убедительно напомнил, что ворота города должны быть заперты. Всегда. Вне зависимости от погодных условий. Да, может, прислать Оборотня на помощь? Нет? Тогда Хранитель ворот должен вспомнить, что он, собственно, хранит, а не бросать город нараспашку.

Ворон пристыженно каркнул и начал с преувеличенным рвением смазывать зубчатую передачу подъёмного механизма, лишь бы не смотреть в глазницы Повелителю тыкв.

Джек вздохнул и направился к башне Финкельштейна, обошёл её по периметру. В кустах виднелась наполовину опустошённая бутыль, с которой он вчера застукал троицу. Странно, что хулиганы бросили свою добычу. Трава кругом была примята, а в центре полянки возвышалась горка камней, и Джек догадался, что его поручение выполнялось исправно. Он взял верхний камень и хотел швырнуть в поле для проверки, но тот был чем-то испачкан. Джек поднёс камень к лицу. Больше всего это напоминало засохшую зеленоватую кровь зомби. Он нахмурился и, наскоро бросив в сердито зажужжавшее поле другой камень, с самыми нехорошими предчувствиями бросился обратно из города к дому троицы.

* * *

Крыто окинула взглядом новый «дом». Жить можно. Где они только ни жили, пока Мэр, по распоряжению, если подумать, Джека, нехотя не выделил им пустующий домишко за городской стеной, много лет назад. Судьбоносное решение. Ребята быстренько обнаружили рядом манящий вход в пещеру, где безвылазно сидел таинственный господин, всегда готовый сыграть интересную шутку или кинуть кости. Он принял их очень радушно, притом их одних. С ним всегда было весело, азартно и как-то будоражаще. Он поощрял вседозволенность, подсказывал, кого лучше разыграть в городе и как уйти от наказания. А взамен требовал только послушания ему самому. Что ж, такому видному джентльмену и подчиняться приятнее, чем нудному Мэру или манерному Повелителю тыкв. Мешок был с ними на одной волне и веселился, как ребенок, потешно обхватывая объёмный живот конечностями, когда они приносили ему новости об очередной удавшейся шалости.

А как интересно было у него в пещере! Гигантская рулетка напоминала карусель, и когда хозяин был в особенно хорошем настроении, он давал ребятам на ней покружиться. Кругом празднично сияли разноцветные огни, а летучие мышки доверчиво принимали из детских ладошек птичьи яйца и бабочек.

А ещё он забавно танцевал свои уги-буги танцы, для своей фигуры на удивление грациозно перемещаясь на вертящейся рулетке, и пел хорошо поставленным голосом хулиганские песенки, от которых ребята прыскали в кулачки, и устраивал целые шоу с неоновыми фонариками, фехтующими королями и скелетами на циркулярных пилах, пролетающими над колодцем с лавой. Дети были в восторге.

Но годы шли, и добрососедские отношения постепенно превращались в служение. Мешок приказывал, ребята исполняли. Они стали его опасаться. Они и сами изменились, заматерели, перестали верить в добрые сказки и бояться чего и кого бы то ни было. Кроме своего шефа. И ещё иногда — Джека.

И теперь Крыто, аккуратно придерживая раненую руку, вспоминала об этом. Попади она в Хэллоуин-таун ещё на несколько лет взрослее, она бы сейчас задавала себе умные вопросы и думала, как бы пошла жизнь, если бы да кабы во рту росли ядовитые грибы. Но дети здесь навсегда оставались детьми, и она просто вспоминала. И сравнивала. Но и то недолго.

Что сравнивать, пещера, как пещера, мало ли они их облазили? Только кругом какие-то громоздкие механизмы, шестерни что ли. И шкафы почему-то гудят низко так, у-у-у, как шмели, а на них молния нарисована и череп с костями. В общем, дело ясное: не влезай — убьёт. А ещё тут тепло, даже жарко. Кажется, копни немного — и брызнет в лицо раскалённая лава.

Бугимен завязал им глаза и привёл сюда поодиночке. Крыто догадывалась, что эта пещера находится как раз под подземельем с рулеткой, но по пути они долго петляли и поворачивали, и найти самим выход отсюда было бы непросто. Как и вход — тому, кто захочет их отсюда вытащить. Если захочет…

В домик Уги им возвращаться запретил и приказал сидеть тут до дальнейших распоряжений и ничего шаловливыми ручонками не трогать. А иначе кто-то ручонок не досчитается. И Крыто была склонна ему верить.

Мешок ушёл в темноту широкого подземного хода, и теперь ребята отчаянно скучали, соревнуясь друг с другом громкостью урчания пустых желудков. От голода зомби не умирают, да и в пище, строго говоря, не нуждаются. Но есть почему-то не отвыкли.

Они попытались было поиграть в какую-то игру, но Крыто отвлекалась, пропускала ходы, и в итоге игра развалилась. Разговоры быстро затухали в красноватом свете зарешёченных ламп.

Крыто попила тепловатой, отдающей металлом воды, скопившейся в углублении сталагмита, и, свернувшись клубочком на нагретом подземным жаром камне, попыталась уснуть. Руку дёргало, но боль потихоньку отступала — на нежити вообще всё заживает, как на дохлых кошках. Зато накатывала обида, досада и злость. Крыто припомнила своё видение в тумане, насмешку над единственным, что было ей действительно дорого, издевательский хохот Бугимена… Но даже думать о какой-либо мести было страшно. Кто она и кто он. Крыто обхватила голову рукой, словно боясь, что тот прочитает её мысли. Воплотил же он её тайные страхи… Так она и лежала, уставившись в тёмный ход, и глаза моргали всё реже.

* * *

Крыто была в полусне, когда её в бок ткнула мешковатая конечность.

— Кто это тут у нас притулился? Я сейчас помру от умиления. — Бугимен сложил щупальца вместе и вскинул «брови» домиком. — Просыпайся, котёночек, тебе почесать за ушком, поурчишь мне? — И он заржал, откинув голову назад и раскрыв огромный чёрный рот, в который лучше было не вглядываться. — Давай, лежебока, поднимайся, работа есть, — добавил он нормальным приказным тоном.

Крыто подобрала под себя ноги и осторожно слезла с камня, исподлобья глядя на своего господина. Шито и Корыто стояли тут же и старательно изучали «ноги» мешка.

А тот скептически окинул чёрным взглядом свою команду и пророкотал:

— Пойдёте в тот ход и будете копать от завала вперёд. Руками.

Крыто быстро вскинула глаза и не удержалась:

— Ты же можешь оживить скелетов, и они в два счёта прокопают куда угодно…

Уги картинно всплеснул «руками».

— Ах, какая умняшечка! Как же это я сам не догадался? — А потом резко взял её за шею сзади, притянул к себе, лицо к лицу, и зловеще прошипел: — Слушай, ты, девчонка! Повторяю один раз! Если я чего сказал, значит делать и не вякать! Я теперь не такой добренький, как раньше. Разозлили меня вы и он, — Бугимен качнул головой вверх, — по-крупному! Ещё слово поперёк — будешь себе могилу рыть голыми руками! И к вам это тоже относится. — Он повернулся к Шито и Корыто.

Те только боязливо пожали плечами, как бы говоря: «А мы-то тут при чём? Можем копать, можем не копать».

Крыто застыла и больше не вякала. И не моргала. И на всякий случай не дышала, пока мешок не отпустил её шею и не отошёл. И ещё старалась не думать. Копать. Она будет копать.

А мешок, довольный взбучкой, тут же опять принял благодушный вид и, сделав полупоклон, указал обоими щупальцами в сторону тёмного хода, как будто к столу приглашал.

— Прошу!

Ребята, как по команде, посмотрели туда и украдкой вздохнули. Темноты они, конечно же не боялись, экая роскошь в Хэллоуин-тауне! Но из тоннеля веяло многими днями унылой, беспросветной и монотонной работы. Словно прочитав их мысли, Уги с леденящим душу весельем промурлыкал:

— А мы никуда и не торопимся! Пусть потеряют бдительность. Месть должна выдержаться и настояться. Как хороший самогон из пауков!

* * *

В домике Шито, Крыто и Корыто было пусто. Точнее, не совсем пусто: кругом маячили трофеи троицы, а также средства, с помощью которых они эти трофеи раздобыли. Джек только черепом качал, разглядывая полки с капканами, ножами, динамитом (и откуда он у них?), цепями, сильными кислотами в бутылках… За шторкой пряталась подставка с шипастыми дубинами, алебардами, копьями и другим оружием. Стены были разрисованы рыбными скелетами, а в центре самой большой комнаты стояла заговорённая чугунная ванна на четырёх литых ножках, которую троица использовала в качестве транспорта. На толстом слое пыли и грязи, кроме следов хозяев, виднелись многочисленные точечки — следы тараканов, тоже, в общем, хозяев этого островка свободы.

Но самих ребят тут не оказалось. Окна не были завешены тканью, значит, Шито, Крыто и Корыто не возвращались домой. Где же их теперь искать? И не нашёл ли тот их раньше? А если нашёл, то вполне мог узнать, кому они теперь служат. А значит, они в опасности.

Джеку вспомнилось внезапное появление Мэра в сопровождении троицы сразу после той победы над Уги. Это же они Мэра и привели! Наверняка услышали через свой трубопровод, что кроме безразличного им Санты да и Салли (Джек не забыл, как малолетние бандиты хотели отрезать ей руку), в подземелье появился объявленный совсем мёртвым Повелитель тыкв. А значит, дело запахло жареным. Как наяву услышал он диалог: «Живой!» — Мэр. «Как я и говорила!» — Крыто. Джек тогда ещё разозлился, что ему не дали поговорить с Салли, проявившей такое неожиданное самопожертвование, чтобы помочь ему…

Джек подошёл к трубе, снял заглушку и прислушался. Где-то на самой границе восприятия как будто слышались тихие скрежещущие звуки. Или ему уже мерещится от усталости… Да и крыс тоже никто не отменял.

Джек вернул заглушку на место. Будь он сейчас поживее, он, может быть, и спустился бы в подземелье, под полом которого троица как раз ещё рыла в самом близком к поверхности месте. И тогда бы всё пошло по-другому.

Но Джек не пошёл. А когда он оказался в пещере с рулеткой в следующий раз, копатели уже ушли далеко в глубь тоннеля, и никакие звуки не смогли бы пробиться сквозь толщу земли и камней.

* * *

На следующее утро всё повторилось. Город проснулся от удушливого запаха дыма, который в самый тёмный час ночи наползал невесть откуда. Джек, не теряя времени, сразу направился к ведьмам и едва успел их застать — они уже уходили к фонтану с очередной бутылью разведённого зелья наперевес. Хельгамина встретила его озабоченным взглядом, и даже Зельдаборн выглядела какой-то потускневшей.

Есть, над чем призадуматься. В прошлый раз эффекта зелья хватило на три дня, а теперь прошло меньше суток. Что же будет дальше?

— На сколько хватит зелья? — спросил Джек у Хельгамины.

— Пока хватает, — ответила та.

— Но если так и дальше дело пойдёт и ты не положишь нам в котёл причину всего этого беспредела, скоро опять понадобится кровь девственницы, а Салли заперлась в башне старого психопата, — как всегда встряла Зельдаборн.

Хельгамина укоризненно посмотрела на сестру и опасливо — на Повелителя тыкв.

— Какая кровь и при чём тут Салли? — не понял Джек. — Она же кукла!

— Ку-укла! — передразнила его Зельдаборн, начисто проигнорировав предостерегающие взгляды сестры. — Как ты отстал от жизни, твоё тыквенное величество! Не видишь, что у тебя под носом творится! Разуй глаза или что там у тебя!

Джек, чувствуя себя последним идиотом, осмысливал слова ведьмы. Исчезнувшие нитки. Изменения в характере. Кровь… Эксперимент! Не додавил он тогда Дока, ох-х, не додавил! Что же твой создатель сотворил с тобой, Салли?!

Спокойно. Что можно сделать прямо сейчас? Можно будто по делу проникнуть в башню Финкельштейна и прижать его окончательно. О, Док его, без сомнения, впустит! А потом… Это приятно, но бесполезно. И даже опасно. Учёный говорил, что состояние Салли нестабильно, хотя вчера она выглядела вполне уравновешенной…

Зельдаборн, с интересом понаблюдав за ходом его мыслительного процесса и всей гаммой испытываемых эмоций, сжалилась и утешительно похлопала по руке.

— Ладно, не пили́ себя понапрасну, ты нам ещё пригодишься целенький и хорошенький. Вы ж почти не виделись в последнее время. Я могу тебя обрадовать: вчера, в ночь Эостре, произошло чудо обновления! Думаешь этот старый Пер Гюнт восстановил руку Салли? Ха! Как бы не так! Это всё мы! Мы вот этими вот руками отвезли её на ведьмин шабаш и представили пред ясны очи Верховной ведьмы! — И Зельдаборн, добавляя всё новые и новые подробности, красочно описала всё, что произошло в Ночь весеннего равноденствия.

Джек слушал и не верил. Так вот откуда она вчера вернулась! Они заставили Салли шагнуть в огонь, после всего, что случилось… Гвозди бы делать из этой тряпичной куклы! Не куклы. Кто она теперь? Он явственно ощутил запах горелой плоти, её плоти, когда распалась огненная связь, вспомнил странную реакцию Итана на Салли. "Как от вампиров пахнет", — сказал он. Кровью. Ох-х, Хэллоуин!.. Кажется, ему, Джеку срочно нужно наведаться в башню Финкельштейна и кое-кого расспросить.

Одна мысль задержала его. Обновление. Они постоянно твердят про какое-то обновление, возрождение…

Повелитель тыкв остановил ведьм, которые собирались оставить его наедине с внезапными озарениями и заняться делом, и спросил:

— Мог ли в эту ночь возродиться кто-то ещё?

Хельгамина и Зельдаборн переглянулись, и обе, одновременно поняв, кого он имеет в виду, с ужасом уставились на него.

— Да вашу ж ведьму…

— Он — мог. Это же ночь роста, рождения, созидания всего в природе… А для природы нет хороших и плохих. Если он ползал здесь в виде мелких частичек, то мог слиться воедино в эту ночь. — Для Хельгамины это была целая речь. — Огонь Эостре не даёт дыма. А нам достался его дым без огня… Символично, — добавила она задумчиво.

— А когда вы появились в Хэллоуин-тауне? — спросил вдруг Джек.

— Да при нём и появились, перебрались из Ничьих земель, незадолго до тебя…

Значит, они, как и большинство хэллоуинцев, не знают про Пламя.

— Будет ему огонь без дыма, — заверил их Джек, хищно прищурившись, и отправился в лабораторию Дока — по личному делу.

* * *

Выбросив последних присохших личинок и протерев стол начисто, Салли закончила наводить порядок во второй лаборатории и выглянула в окно. На улице уже прояснилось. Зелье работало безотказно, и хотя бы ненадолго хэллоуинцы получат передышку. И можно пока не опасаться, что из-за поворота на них в тумане может кто-то наброситься. Например, пропавшие кости — или ещё кто похуже… И дышать снова можно свободно.

Обитателям башни в этом смысле повезло: поле не пропускало дым, и они не так сильно зависели от кратковременного эффекта Противотуманного зелья. Но там, в городе, — Джек, ведьмы, уже ставшие родными, и ещё две сотни мирных, ни в чём не повинных жителей…

Вчера Салли сама не заметила, как уснула, прямо на подоконнике, хорошо хоть вниз не свалилась. Её надеждам не суждено было сбыться. Повторённый до мельчайших подробностей, кошмар разбудил её в самый тёмный час ночи, и никаких звёзд она уже не увидела — только чёрно-серый давящий купол дыма, обтекающего полусферу поля. На ночь эффекта зелья, очевидно, не хватало, и завтра ведьмы снова пойдут к фонтану с бутылью. И так будет продолжаться, пока наконец причина не будет найдена и устранена. Если и зелье не перестанет действовать… Салли надеялась, что Антагонного хватит хотя бы до конца её временного добровольного заточения.

Внезапно поле мигнуло и исчезло, но она даже не успела испугаться. Защитный купол поднялся снова, но внутри теперь быстрым шагом шёл к входной двери Джек. Джек… На вид совершенно невредимый, такой же энергичный и подвижный, как и всегда. Впрочем, Салли показалось, что одной рукой он слегка придерживал рёбра и иногда морщился, словно у него там болело. Лицо его было хмурым и напряжённым, но всё равно она ощутила такую острую радость, что аж дыхание перехватило. Пока она раздумывала, не окликнуть ли его, он уже скрылся внутри здания. Тогда Салли соскользнула с подоконника и бросилась к выходу из комнаты. Будем считать, что в себе она уже разобралась! После вчерашней ужасающей боли, пронзившей механическое сердце, и всех вызванных ею мыслей и страхов Салли на многое была готова взглянуть по-другому. Увидеть бы его только, сказать хоть несколько слов, узнать, что вчера произошло… Она уже подошла к коридору, ведущему на пандус, как вдруг услышала недовольный шепоток Дока, обращённый к Джуэл.

— Ну и зачем ты его впустила? — Они вдвоём стояли у вершины пандуса, ожидая гостя. Салли остановилась и вжалась в стену.

— Но как же… Повелитель тыкв… — пролепетала Джуэл, убирая руку с контрольной панели управления полем.

Ага. Значит, не только Док может его отключить.

— Да хоть редисок! М-м-м… Бродит тут, как привидение. Сейчас опять к ней сунется. И ведь не отвадишь теперь, только хуже будет. Обоим.

— Почему? — робко спросила Джуэл, которую за последние дни учёный совсем застрожил. Конечно, руку восстановил не он. В борьбе с туманом Повелитель тыкв отдал предпочтение каким-то средневековым фокусам, а не его будущим гениальным изобретениям. И Финкельштейн, и так имевший скверный нрав, стал совсем невыносимым. Доставалось же в первую очередь той, кто под руку подворачивался чаще всего.

— Почему, почему… Ты не поймешь, — грубо отмахнулся он.

— Мозгом не вышла? — горько и вместе с тем испытующе спросила Джуэл, опустив глаза под длинными накрашенными ресницами.

Док зашипел от такого неуважения к своему главному достоянию.

— Мозг тебе как раз достался самый лучший, и для меня вообще загадка… Неужели она была права, что… — Он резко оборвал себя и повернулся к вошедшему Повелителю тыкв. — Сейчас я у него ещё всё вызнаю. Уйди.

И Салли, сдержав свой порыв, решила пока остаться незамеченной и послушать. Так порой она узнавала самые важные для себя вещи, что греха таить… Она нырнула в нишу, и прошедшая мимо неё с низко опущенной головой несчастная Джуэл её не заметила. Салли её прекрасно понимала и очень сопереживала: создали, вдохнули жизнь и теперь так обращаются. Но внизу Финкельштейн подал голос, и Салли забыла о чужих проблемах, вся обратившись в слух.

— С чем пожаловал? — неприветливо осведомился Док. — Что, дало сбой зельице, и ты решил обратиться к профессионалу? — съехидничал он.

Джек молча стоял и смотрел на него. Салли видела, что руки его подрагивали, но учёный, который всегда и везде видел только то, что хотел видеть, решил, что это молчание — знак согласия и признания своей неправоты. Но затаившаяся Салли ощутила такую угрозу, что чуть было не крикнула Доку, чтобы бросал всё и спасался бегством. Хотя и это было бы бесполезно…

А Финкельштейн, пользуясь моментом, как он думал, морального превосходства, решил разом высказать все свои претензии.

— И за её руку ты мне, между прочим, ещё не ответил! Ты! Исчадие ада!

Салли успела только один раз испуганно моргнуть, а картинка внизу уже кардинально изменилась. Джек быстрее змеи преодолел разделявшие его с учёным два шага и, вытащив его из коляски за подмышки, прижал к стене.

— Нет, это ты мне сейчас будешь отвечать! Откуда у неё кровь?!

— Ах это… — промямлил Док, враз утратив всю свою заносчивость. Его ноги двумя безжизненными культяпками болтались где-то в районе коленей Джека.

— Да — это. Видимо, у тебя короткая память! Я спрашивал тебя в тот раз, в чём суть эксперимента. Ты солгал. Что мне сделать с тобой за это?

Повелитель тыкв стоял спиной к Салли, но она видела, как исказилось страхом лицо её создателя, освещённое бликами пламени. Не хотела бы она видеть этот огонь в глазницах обращённым на себя… Но пальцы Джека его не извергали — он ещё держал себя в руках.

Тот раз?.. Салли со всей чёткостью вспомнила свои горькие переживания в тот день, когда Джек сказал, что им лучше пока не быть вместе, всю силу своего отчаяния и безысходности, всю тяжесть обломков рухнувших надежд… И как она пыталась залечить душу свистом ветра и скоростью. И потом — мысли о силе и злости, о новом дне и о том, что Джек обсудил с Доком свои дела и ушёл. Не свои. Она с убийственной ясностью увидела свежую повязку на шее Дока, и как он рефлекторно и нервно её трогал, и то, как он буквально за ночь резко помягчал к ней. Порезался, когда брился. Конечно.

Значит, Джек тогда припугнул Финкельштейна и попытался докопаться до сути, в то время, как она скрывала даже сам факт того, что с ней что-то происходит. Обжёг за неё. Салли обхватила собственную шею руками. Это неправильно, что ей так радостно от этого. Хорошие девушки не испытывают радости от таких вещей. А ей хочется петь и плясать. Но кто сказал, что она — хорошая? Урождённая хэллоуинка, создание сумасшедшего, слепленная из непонятно чьих частей, полуведьма и к тому же адски влюбленная в повелителя кошмаров? Подслушивающая сейчас за углом.

— Да делай, что хочешь! — услышала она резкий голос создателя.

В прямом смысле припёртый к стенке учёный, очевидно, решил, что лучшая защита — это нападение, и упёрся руками Джеку в грудь. Тот зашипел от боли.

— А лучше пусти! Эксперимент завершён. Всё! Ты уже ничего не изменишь! Как и я. Хоть режь, хоть жги.

Джек помедлил, но опустил Дока обратно в коляску. Потом с нажимом спросил:

— И что же получилось в результате? В прошлый раз ты говорил, что сам не знаешь. Теперь ты не можешь не знать. Она что, стала человеком?!

Салли в своём укрытии затаила дыхание.

— Я что, сумасшедший, по-твоему? — сварливо проговорил Док, потирая там, где его до синяков сдавили костяные пальцы. — Делать из куклы человека, ха! Я ещё не выжил из ума! Если ты сейчас хоть что-то поймёшь, то пожалуйста, слушай! Я сделал ей несколько кругов кровообращения в искусственных венах и артериях с бесшумным шнековым насосом, рядом пустил сосудики с протолимфой, создал зачатки гормональной системы, усовершенствовал дыхательную систему и систему энергообеспечения… — перечисляя все эти достижения, Финкельштейн на глазах раздувался от гордости, словно не висел минуту назад в воздухе, а выступал на научном конгрессе.

Джек слушал его и явно не понимал — того же, что и Салли.

— Но зачем всё это?!

— Научный интерес! — Док посмотрел на Джека, как на студента-недотёпу. — А в следующий раз я возьму более подходящий материал и создам настоящего человека!

— Уж не из Джуэл ли? Или Гарика? М-м, хороший вариант! — Джек деланно-задумчиво приложил палец ко рту. — Зачем создавать человека, когда там, — он неопределенно махнул рукой за спину, — их миллионы?

— Человек человеку рознь, — с уверенностью сказал Док. — Я создам идеального. Сверх! Джуэл — нет. Неудачное творение, странные флуктуации изначально алмазного интеллекта…

Похоже, учёный уверен, что окружён сплошь своими неудачными творениями. Вот бедолага. Так, может, ему в лаборатории что-то исправить?..

Но Джек, очевидно, почувствовал, что Финкельштейн опять его заговорил.

— Салли. Что теперь будет с Салли? Меня не интересуют другие.

— Да, как видишь, ничего особенного. Бодра, весела, излишне нахальна и самоуверенна… Я, конечно, её ещё понаблюдаю, но она стабильна.

Салли заметила, как Джек с облегчением выдохнул. Воодушевлённый Док решил развить успех.

— И кстати, о летучих мышках. Все кругом поют девчонке дифирамбы за чудо-зелье! И ни один дурак не сообразил, КТО дал ей кровь, для этого зелья необходимую! Да-да, Джуэл мне шепнула, она прочитала рецепт, пока Салли была в отключке. Кровь девственницы! М-м, ну надо же, как это мило! По химическому составу она же ничем не отличается от крови не девственницы, ох уж эти ведьмины штучки… Но ты молодец, коли так… А вообще увольте меня уже от этой вашей любви! — капризно прокаркал вдруг учёный. — Одни неудобства! Эти ваши ещё… «сердца»! Не для этого они создавались, ох, не для этого! «Сердца» — вообще неграмотное название. Это вам не тупые куски мышечной ткани, которые только и могут выполнять примитивные насосные функции, а чудо инженерного гения… Так и не испытанное. Потерянное на долгие годы…

Салли увидела, как спина Джека опять напряглась.

— Откуда вы всё это знаете?

— Да уж известно… Достаточно одного взгляда, — уклончиво ответил Док.

Надо же, а Салли и не знала, что её создатель — такой мастер обмана и прирождённый лицемер.

— Да, а ты знаешь, что здесь с ней было? — продолжил он между тем, уводя внимание от скользкой темы. — Она вся посерела-побелела от боли и кинулась в таком состоянии лететь тебя спасать. Глупее ничего не придумаешь! Призналась мне во всём. Надо было так извратить средоточия, вот валентиновский проходимец!.. Скажи ещё спасибо, что я её удержал! Пришлось вот вырубить наркозом посильнее…

Салли тронула заживающую ссадину на лбу. Да, наркоз удался.

На месте Джека она бы заострила внимание на новом термине — «средоточия» — и выжала бы всё, что недоговаривает этот эксцентричный гений. Но Повелителя тыкв, видимо, больше занимали подробности её состояния.

— И что с ней?! Где она?

— Она ещё спит. — Док врал, как дышал. — Всё хорошо, — уверил он. — У меня всё чётко.

Потерявший запал Джек отступил и вынужден был признать:

— Да, если бы Салли, не приведи Хэллоуин, нашла меня вчера, она была бы там определённо лишней… — Он даже поёжился, обхватив себя руками.

Странно видеть его — испуганным…

А Док, уже полностью оправившийся, как ни в чём не бывало спросил:

— Ну и куда тебя привели пропавшие кости? Я так понял, тебя там нехило прижали, судя по её реакции?

Джек глянул на него и тихо сказал:

— Два десятка оживших скелетов кого хотите прижмут. Надо признать, я еле выбрался…

Салли в ужасе зажала себе рот руками, чтобы не вскрикнуть. Джек оглянулся, будто услышав вздох, но не заметил её. Тогда он наклонился к Финкельштейну почти вплотную, и только хорошая акустика помещения позволила Салли расслышать его слова.

— Скоро нам понадобятся все средства, Док. Он возродился. И он жаждет мести.

Салли перестала дышать, прижавшись спиной к стене. Ей бы Джек этого не сказал — правильно она сделала, что подслушала. Бугимен будет мстить — им всем. Что же теперь с ними будет?..

* * *

Дни ползли за днями, и уже приближалась ночь Белтейна.

Бугимен больше никак себя не проявлял, и канувшие кости убитых скелетов тоже как за грань миров провалились.

Зелье пока ещё избавляло город от туманного смога на дневное время, и каждое утро можно было встретить сестёр-ведьм у Кислотного фонтана с бутылью зелёного стекла. Но ночью всё опять затягивало дымной пеленой. Джек, покараулив одну ночь на площади, лично убедился, что его фантазия о жутком шутнике, каждую ночь выливающем в фонтан Туманное зелье, неверна.

Поиски троицы ни к чему не привели, да и жители в этом деле проявили, прямо скажем, умеренное рвение. Сам Джек обыскал всё, что мог, и даже сунулся бы в Праздничную рощу, но Зиро ясно показывал, что дальше города и своего домика ребята не заходили.

В свободное время Повелитель тыкв спускался в подземелье Уги и продолжал испытывать Хэллоуинским пламя. Теперь оно загоралось безотказно, но всё так же пожирало силы.

Джек не стал проводить городское собрание и рассказывать всем о своих приключениях на кладбище, во избежание паники среди и так зашуганных хэллоуинцев. Только узкий круг посвящённых, который Джек окрестил «малым советом», был в курсе. И одна подслушавшая. На кладбище навели порядок силами самого Джека, Гарика и ведьм и опустили ворота.

Салли безвылазно сидела в башне под защитой поля, и Джек был более-менее за неё спокоен. Он не виделся с ней и ужасно тосковал, но так пока было лучше для неё.

Док со своей стороны так и не смог предложить ничего дельного, и общаться с ним стало совсем некомфортно. Джуэл использовала на лице всё больше косметики.

В Лечебнице Умертвия медленно выздоравливали два зомби, и вскоре семья должна была воссоединиться.

Шито, Крыто и Корыто всё глубже вгрызались в заваленный подземный ход, оставляя зеленоватые капельки своей сукровицы на острых камнях. Они уже отучились есть, а глаза их привыкли к кромешной тьме подземелья.

А в ведьминой лавке стройная фигура, в которой угадывался скелет, тихо кралась к одному из шкафов. Туда, где стояла драгоценная бутыль с Антагонным зельем.

Примечания:

¹ Софисты славятся искусством доказывать, что белое — это черное и что черное — это белое.

² То же, что и Вальпургиева ночь. Празднуется в ночь на 1 мая.