Подкидыш (джен)

Осень 1981г.

Погода, как в День рождения Квентина, была отвратительной. В хмуром небе сверкали молнии, напоминающие смертоносные лезвия, и слышались угрожающие раскаты грома за облаками. За окном барабанил дождь, мелкими каплями рисуя на стекле паутину узоров при каждом порыве взбешенного ветра, который завывал, словно одинокий волк, посвистывал в щелях, грозил своими ледяными пальцами сорвать и унести все, что попадалось ему на пути, и нагонял еще большую тоску. Казалось, что сама природа предупреждает об грядущей опасности, нависшей над семьей Поттеров.

Джеймс, сидя в гостиной, играл в шахматы с достойным противником, с которым было не грех помериться силами. То есть с самим собой. Партия тянулась уже пару дней, успела надоесть и зайти в тупик: обоям сторонам для победы не хватало пару ходов, и кто-то один должен был сглупить, закрыв глаза на простые уловки соперника. Джеймс задумчиво покрутил в руках пешку, вспоминая шумные партии в гриффиндорской спальне: Бродяга всегда жульничал, воровал с доски чужие фигуры и разыгрывал целое представление, громко возмущаясь и картинно обижаясь, когда его обвиняли в пропаже коня или королевы; Лунатик был хорошим соперником, щедро делившийся своими приемами, но делал это не с высока, а в своей обычной виноватой манере, что обижаться на него за проигрыш было бы свинством; а Хвост…верный Хвост, ставший хранителем вместо Сириуса, просто преданно смотрел на Сохатого, ловя каждое слово и позволяя друзьям потешаться с его нелепых ходов.

Джеймс отбросил пешку и перевел взгляд на календарь, стоящий на каминной полке. Еще несколько месяцев назад жизнь, сотканная из ярких нитей радости, была простой и понятной, а сегодня…сегодня было тридцать первое октября — день, в который они всегда устраивали шумные костюмерные вечеринки в честь Хэллоуина и именины Квентина. Целых два праздника, но только вот настроение похоронное.

Парень поднялся и прошел в столовую, где застал мать. Она была занята письмами, которые им передавал раз в несколько недель Питер, ставший их единственной связью с внешним миром. Необходимые меры безопасности сделали их затворниками, заставляя довольствоваться обществом лишь друг друга, а редкие и короткие визиты Хвоста едва ли вносили разнообразия. Джеймс любил повторять, что еще ни один заключенный не вел такую суровую, ограниченную и скучную жизнь, как он в своим лучшие годы. Он задыхался от одиночества, тщетно пытаясь задавить в себе растущее раздражение к виновнику их заточение — к маленькому Квентину. Понимая все нелепость своих обвинений, Джеймс чувствовал себя жалким эгоистом, но поделать с собой ничего не мог.

— Твой отец пишет, что Мопси и его американка ждут пополнение в семье к Рождеству, — сообщила Юфимия, недовольно поджав губы. — Ах, бедная Дорея! Пару лет назад было невозможно представить, что потомки Блэков будут говорить с ужасным акцентом и вырастут настоящими янки.

Джеймс усмехнулся, представив кузена в окружение слюнявых щенков Мопса. Парень, заняв место рядом с матерью, не без удовольствия отметил, что и к жене двоюродного брата в их семье относятся не лучше, чем к Лили. Конечно, это было ужасно, неправильно и все такое, но почему-то такое одинаково плохое отношение выглядело справедливым: никому не было обидно. Признаться, Джеймс был даже готов заключить перемирие с матерью на выгодных для него условиях, чтобы иметь возможность наблюдать в первых рядах за падением кузена с пьедестала идеального сына.

— Дорее уже так легко с этим браком не разделаться, — продолжала миссис Поттер, не скрывая злорадства. — Вся эта новомодная суматоха, весь шум вокруг свободного выбора — это, знаешь ли, всего лишь признак тщеславия, замаскированный под вызов обществу. Мальчишеская попытка доказать близким свою самостоятельность, при этом будучи зависимым от них, а подобные вещи никогда хорошо не заканчиваются. Возьмем, к примеру, тебя, — Юфимия с жалостью посмотрела на Джеймса и обвела руками комнату. — Сколько раз я тебе предупреждала? Но ты не захотел прислушиваться к моим советам и куда тебе это привело? -Парень поднялся, собираясь возразить, но мать жестом попросила его помолчать. — Я знаю, ты будешь твердить, что зато у тебя есть чудесный сын. Малыш, действительно, очень милый, но уж поверь моему опыту: ничего, кроме хлопот, неприятностей и разочарований, ребенок не приносит, — изменившейся выражение лица сына, должно быть, испугало Юфимию, потому что она сразу же сдала позиции и миролюбиво предложила: — Впрочем, если ты попросишь прощение, я готова забыть все обиды.

— Мило поболтали, — фыркнул Джеймс и, направляясь к лестнице, бросил: — Лучше займусь более полезным делом — проведаю жену.

За время их заточения Лили настолько ослабела, что не могла встать с постели. Состояние ухудшалось с каждым днем: температура сбивалась на пару часов, а затем росла вверх; за ней бешено скакало давление, вызывая страшные головные боли; мучал сильный кашель, раздирая слизистую до крови. Юфимия лишь разводила руками, сетуя на «магловское» здоровье и варила невестке бесполезные зелья, которые не помогали, а лишь вызывали рвотные позывы.

— Твое поведение меня очень расстраивает, — покачала головой миссис Поттер, не остывая, последовала за ним.

Когда они вместе поднялись на второй этаж, мощный толчок магии сбил Поттеров с ног. Коттедж охватила непрерывная вибрация и раздался сильный нарастающий треск, исходящий от входной двери. Джеймс, жадно хватая воздух, вскочил, вжимаясь спиной в стену, и помог встать матери. Второй толчок оказался слабее, и они смогли удержаться на ногах. Сверху посыпалась штукатурка, лампочки сорвались с креплений и со звоном разлетелись опасной стеклянной пылью. Юфимия прижала сына к себе, закрывая его голову от дождя осколков в попытке защитить.

Вдруг все как будто замерло, лишь время от времени звякало — отдельные осколки еще падали на пол. Такое бывает перед жуткой грозой, когда над миром властвует тишина и безмолвие. Неожиданная передышка подействовала на Джеймса отрезвляюще, вернув способность осмыслить происходящее и действовать. Его тошнило: естественная реакция на тот кошмар, в котором они были заперты. На мгновение сердце остановилось, показалось, что кровь сгустилась и перестала двигаться по венам. Сглотнув, Поттер подавил неприятные позывы и выпрямился. Сердце, словно заведенная механическая игрушка, бешено застучало, и в горле засвистело дыхание. Он, отправив патронус директору, отстранился от матери и подтолкнул ее в сторону детской.

— Бери малыша и бегите, — прошептал Джеймс, не понимая, что его голос дрожит.

— Джейми, золотце, — беспомощно пробормотала Юфимия, вцепившись в его руку. — Я тебя не брошу.

— Позаботься о Квентине, — припросил он, освобождаясь, и соврал: — Я возьму мантию и догоню вас, — и, видя сомнения на лице матери, грубо толкнул ее и прикрикнул: — Ну, живо! Иди же!

Юфимия, вздрогнув, подчинилась, а Джеймс, больше не тратя драгоценное время попусту, влетел в их спальню с Лили и кинулся к жене. Лили было совсем плохо. Она металась по постели в бреду, горела огнем, с трудом дышала, а жестокий кашель сотрясал худенькое тело кашель.

— Цветочек, цветочек, — затряс ее Джеймс, пытаясь привести жену в чувства.

Никакой реакции не последовало. Тогда парень бережно подхватил Лили, как пушинку, на руки и бережно отнес в гардеробную, где устроил ее в встроенный чулан, служивший для хранения чемоданов. Слабое убежище, но другого нет. Джеймс, достав заранее приготовленную мантию, поцеловал на прощание жену.

— Моя самая сильная девочка, ты только дождись подкрепление, — ласково сказал он, накидывая на Лили мантию-невидимку. — Только не завянь, цветочек, а я выиграю для вас время.

Джеймс заклинаниями запер двери и, вернувшись в коридор, кубарем свалился в гостиную, встав в боевую позу и приготовив палочку. И только теперь, когда парень остался один, стало по-настоящему страшно. Разумные мысли начали покидать под нашествием животного страха, который липкими осадками начал садиться на дно его души.

Гнетущая, невыносимая тишина неприятно давила на психику. Джеймс на миг пожалел, что не залег в засаду на лестничном пролете, но сразу же отбросил эту идею. Попытка увести врага подальше от спален, тем самым дав возможность спастись остальным, стоила куда дороже, чем его бестолковая жизнь. Поттеру все время казалось, что сзади кто-то затаился, кто-то время следить за ним, и только ждет удобного момента, чтобы резко броситься ему в спину. Хотелось обернуться, развеять глупые опасения, но он, словно загипнотизированный, не мог отвести глаз от входа. Перед лицом смерти Джеймсу вдруг отчаянно захотелось жить. Трудно, невыносимо трудно в двадцать один год осознавать, что сегодня ты умрешь.

Раздался оглушительный взрыв. Входная дверь разлетелась в щепки и холод ледяным плащом окутал коттедж. В комнату, словно паря по воздуху, вошел Монстр. Тот-чье-имя-нельзя-называть. Лорд Волдеморт.

— Здравствуй, Поттер, — прошипел он, издеваясь.

— Секо! — крикнул Джеймс, кидаясь в атаку.

Тёмный Лорд легким движением руки, даже не доставая палочку, развеял в воздухе его заклятье.

— Ну-ну, разве так встречают дорого гостя? — безгубый рот Водеморт искривился в усмешки, а сам он осуждающе покачал головой.

— Остолбеней Триа! — предпринял еще одну попытку парень.

— Круцио! — поднял палочку Темный Лорд, которому уже успела наскучить разыгрывать из себя добряка.

Боль стремительным потоком овладела телом, заставив Джеймс скорчиться на полу. Казалось, что внутри него вспыхнуло пламя, которое уничтожало души и расплавляло кости. Во рту отчетливо ощущался мерзкий металлический вкус крови, рождающий страх, а перед глазами встала пелена красного тумана. Хотелось одного — умереть.

— Не так быстро, — произнес Волдеморт, прочитав его мысли. — Мы с тобой еще поболтаем, но сначала я хочу взглянуть на твоего щенка.

Сама мысль о том, что этот монстр прикоснется к его сыну, заставила Джеймса вскочить, вытянув перед собой палочку. Силы были неравны, тело ломало и каждое движение давалось с трудом, но Поттер был готов к любым пыткам, лишь бы выиграть время. Лишь бы Квентин остался жив.

Темный Лорд раздраженно щелкнул пальцами, и неведомая сила с шумом отбросила Джеймса к стене. Он прижал руку к затылку и почувствовал влагу под ладонью. Кровь небольшой струйкой текла по волосам и капала на рубашку. В глаза начало стремительно темнеть, а рука с палочкой бессильно опустилась. Уходя из сознания, Джеймс почувствовал, как по спине и конечностям прошлась запоздалая режущая боль, будто тысячи лезвий вспороли кожу…

* * *

Семейный склеп представлял собой небольшое строение из темно-синего мрамора с серебряными узорами на двухстворчатых дверях из стекла и стали, через которые можно было увидеть, что происходит внутри. По стенам, расписанным фресками, были выбиты ниши: некоторые уже прикрытые гранитными плитами, из открытых, ожидающих своего пассажира для путешествия в вечность, гостеприимно приглашала непроглядная тьма. По центру возвышалась статуя двух ангелов с изящно сложенными крыльями, достававшими до каменного пола. В руках они держали табличку, на которой были указаны имена тех, кто здесь погребен, с датами их рождения и смерти. Последней в списке значилась Юфимия Поттер.

Похороны подошли к концу, и гости постепенно начали расходиться, покидая обитель мертвых. Они подходили к членам семьи, неловко обнимая их, и каждый спрашивал, чем может помочь. Джеймс, кусая губы, лишь бесконечно кивал, скорее догадываясь, а не слыша, что ему говорят. Он чувствовал себя отвратительно: голова трещала, глаза болели от усталости, мозг работал бессмысленно и безостановочно, как испорченная пластинка, противно повторяющая одно и то же. Ты ее убил. Это было невыносимо. Джеймс подумал, не сходит ли он с ума, если только уже не сошел. Все было хуже, во много раз хуже, чем прежняя каждодневная рутина в заточении, когда он просто осознавал опасность и старался как можно быстрее выкинуть ее из головы. Джеймс ощущал себе солдатом в окопе, когда лишь пять минут отделяют от перемирия, то было ожидание актера перед занавесом, бег наперегонки со временем, когда все уже сделано и больше ничто не может помочь. Юфимия уже погибла, защищая его сына, и уже ничего нельзя было изменить.

— Интересно, что ты такого нашел в этой девчонке, — тихо сказал Флимонт, указав глазами на Лили, которая разговаривала с Лунатиком, — что выбрал ее, а не мать?

Это прозвучало совсем не как вопрос, а было больше похоже на обвинение. На гвозди, которые забивают в крышку его, Джеймса гроба.

— Жизнь за жизнь, — едва разборчиво пробормотал Флимонт, на этот раз обращаясь к самому себе.

Парень, чувствуя, что больше не выдержит и секунды в этой громадной могиле и задохнется духотой горя, вышел на воздух. Он, закрыв лицо руками, присел на корточки у стены и беззвучно заплакал, наплевав на окружающих. Слезы, словно раскаленный свинец, обжигали щеки, а страшные спазмы душевной боли сжимали грудь и горло, куда сильнее, чем Круцио от Волдеморта.

Джеймс тяжело задышал, пытаясь успокоиться, и полез в карман в поисках салфеток, но, не найдя ничего, едва не взвыл от нового приступа рыданий: в детстве, в подобных случаях, мама давала ему свой платок, пропитанный успокаивающим запахом лавандой. Парень наскоро вытер лицо рукавом, размазывая слезы, и поднялся, направляясь к особняку.

— У Юфимия были серьёзные проблемы с головой, — догнали его слова отца. — Я не специалист, чтобы ставить диагнозы, но ослабленная психика может творить удивительные вещи. Думаю, она действительно верила, что Квентин — это наш сын и материнская…

Джеймс обернулся: за ним медленно шли отец и профессор Дамблдор, о чем-то оживленно беседуя. Флимонт не был похож на измученного и скорбящего вдовца, напротив, выглядел хорошо отдохнувшим, а его едва заметно загорелое, посвежевшее лицо резко отличалось от того бледного и осунувшегося, которое парень видел при их последней встречи. Джеймс схватился за мысль, что отец мог часами работать в саду, но сразу же почувствовал себя дураком: откуда взяться солнцу в конце октября в Англии?

— Мама находилась в здравом рассудке, — твердо заявил Джеймс, смерив их враждебным взглядом.

Полуулыбки, которыми обменялись мужчины, ему очень не понравились. Было в них, что-то неправильное, даже подлое по отношению к Юфимии. Складывалось впечатление, что Флимонт, пользуясь ее беспомощностью, пытался оклеветать память жены. Джеймс сжал кулаки и со свистом втянул воздух, стараясь побороть неприязнь к отцу, неизвестно откуда возникшую. Он, не желая закатывать скандал в день похорон матери, молча побрел домой, понимая на уровне подсознания, что основной винтик в механизме их отношений с отцом только что выпал и потерян навсегда.

* * *

Джеймс нашел Лили с малышом в новой детской, под которую отдали главные покои (и как дядя Чарлус только позволил?) и что было странно успели сделать ремонт. Квентин, как настоящий наследный принц, занял все восточное крыло, а из его окон открывался вид на Английский канал. Наверное, поэтому морская тематика преобладала в интерьере. Так, например, стены громадной спальни делились на две части: нижняя часть была отделана деревянными резными панелями, а верхняя расписана причудливым образом: солнце косыми лучами освещало разноцветные кораллы и причудливые губки, а вокруг сотни различных трилобитов шевелили усиками и перебирали десятками мохнатых ножек; сиренами и дельфинами прыгали в волнах среди стройных водорослей; прозрачными зонтиками висели медузы; акулы обыскивали в поисках добычи песчаное морское дно, по которому ползали причудливые улитки и важные осьминоги; возвышался затонувший корабль, чьи паруса были изорваны, мачты сломаны, но пушки грозно охраняли сундуку со сверкающими сокровищами.

Огромная колыбель, украшенная затейливо вырезанными коньками, располагалась напротив окна, полупрозрачный кружевной балдахин плавными струящимися волнами опускался до самого пола. Рядом находился пеленальный столик и комод с ракушками вместо ручек. На столе громоздилась целая коллекция бутылочек, шампуней, присыпок и кремов.

Пушистый ковер был завален многочисленными разноцветными коробками с подарками с благодарственными письмами от близких и незнакомых людей. Их было столько, что с трудом можно было пройти. Чего здесь только не было! Набор шахмат из слоновой кости от министра магии, а ее заместитель⁽¹⁾ расщедрился на миниатюрный Хогвартс; посвящённый Квентину сборник стихов от союза магических поэтов, лошадка-качалка ручной работы с президентской печатью от Уинстона Фишера⁽²⁾; браслет из восемнадцати кратного белого золота и боевой шлем от гоблинов; именная форма британской сборной, набор для игры и последняя модель Кометы с автографами всей команды; золотой котел от профессора Слизнорта; настоящий вредноскоп от Международной конфедерации магов…и эта была только малая часть подарков. Весь магический мир, израненный войной, чествовал и боготворил своего героя.

А что он сам? Квентин, в силу возраста не осознавая, что стал объектом всеобщего внимания, вопил на руках матери. Лили пыталась хоть немного успокоить малыша, укачивая и уговаривая поспать. Квентин, весь красный и сморщенный, не унимался, продолжал кричать и заливаться плачем.

Джеймс подошел к ним и сзади уткнулся сзади в плечо жены. Рыжий завиток ее волос мягко коснулся его лица. Но прикосновение вызвала не привычный прилив нежности, а едва ощутимое раздражение, словно надоедливый комар тоненьким голоском напоминал ему: «Если бы не твой выбор, твоя мама была бы жива!».

— Ремус сказал, что Сириуса арестовали, — сообщила Лили, пытаясь перекричать малыша. — Нужно что-то предпринимать, но я даже не могу связаться с Милдрид. И учитывая весь этот ужас с Питером, я не знаю…

Осознание предательства обжигало нервы изнутри, как кипяток, и прокатилось по желудку жгучим спазмом. Оно, грязное и мерзкое, накрывало Джеймса, заставляя сжимать кулаки, бесноваться и яростно кричать в душе, испытывая мучительное разочарование в том, кого считал другом. Это был нож в спину по самую рукоятку, который получил от того, к кому привык доверчиво поворачиваться спиной. Самое ужасное, доставляющее дополнительные страдание, заключалось в том, что Джеймс так и мог назвать имени этого человека. Сириус и Питер. Хвост и Бродяга. Эти имена смешались в воспалённом от боли рассудке Джеймса, смешав их воедино и не давая понять, кто из них оказался тайным соратником Того-кого-нельзя-называть. Мог ли предателем оказаться Сириус, считавший Сохатого братом? Нет, конечно, нет. А Питер, который всегда благотворил Джеймса? Тоже нет… Но преступление против дружбы свершилось и один подозреваемый был мертв, второй же стал убийцей. Нужно было сделать выбор, сохранив себе душу.

— Мне так плохо, — признался Джеймс, возвращаясь мыслями к Юфимии. — Мама хотела помириться, а я…я, — он беспомощно замолчал, глотая слезы на вдохе.

От собственных обид, теперь казавшиеся ничтожно мелкими и несущественными, стало противно. Юфимия его любила, любила больше всех на свете, а ее ласка и поддержка были надежным щитом против любой опасности, исходящей из враждебного мира. Чем оплатил ей сын? Оказался неблагодарной свиньей, думающей только о себе.

Квентин, измотанный плачам, уже не кричал, а только разочарованно кряхтел. Джеймс невольно улыбнулся, встретившись с зелеными глазами ребенка. А Квентин, продолжая внимательно смотреть на него, вдруг потянул ручки к отцу и улыбнулся ему.

— Дай мне его, — просил Джеймс, забирая и прижал к себе малыша.

В душе появилось новое чувство — это было самое трепетное, светлое и непередаваемое ощущение, когда он впервые взял на руки ребенка. Нет, не просто ребенка, а родного сына, который жив благодаря подвигу его матери. Джеймс с удивлением отметил, что снова может спокойно дышать, а сердце сжималось от незнакомой волны нежности, когда он смотрел на беспомощного малыша, нуждающегося в новом защитнике. Стало ясно — ничего уже не будет как прежде. Потому что с этого момента жизнь приобрела новый, совершенно особенный и правильный смысл.

1) имеется в виду Корнелиус Фадж

Вернуться к тексту

2) президент Магического Конгресса США

Вернуться к тексту