Причуды Мориарти (джен)

Льюис улёгся рядышком, обнимая всеми руками и ногами брата, что нежно над ним смеялся. В ночь перед днём рождения младший так стеснительно просил приютить у себя в комнате, будто волшебство могло улететь. Он, быть может, и догадывался, что праздник приходит независимо от брата, но эта мысль не доходила до сердца. И потому сейчас он был у него и уткнулся лицом в шею, напоминая очаровательного котёнка.

Но каждый котёнок знал, что приходит время сомкнуть глаза и погрузиться в сон. Кроме этого, что требовал безмолвно от брата колыбельную. И Уильям никогда не мог ему в этом отказать. Уж больно много просьбы было в этих почти таких же алых глазах, и как нетерпеливо обнимал в ответ. Они пережили чуть больше, чем обычные дети их возраста. Но и им порой хотелось побыть такими вот детьми, что капризничают.

Тем более младший брат редко когда капризничал.

Старший брат ласково поправил волосы братца, насколько это было возможно, когда его плотно обхватили и не отпускают. Он прикрыл глаза, наслаждаясь этими минутами. На следующий день брат получит кучу подарков, и будет так забавно смущаться. А сейчас лучшим подарком была всего лишь колыбельная.

Льюис улыбнулся чуть шире при первых звуках песенки. Дело ли в словах колыбельной, или в тихом голосе, что бархатом ложился на ночь, но он вскоре засыпал. Но в голове и дальше слышалась некая мелодия песни детства.

Лу-ли-ла, лу-ли-ла,

В тиши звучит мольба —

Песня та грустью давней омрачает времена,

Серебрят луны лучи землю, что во мраке спит.

Превратился тьмы клинок в Замечательный цветок,

Превратились семена в замечательный бокал.

Если суметь отшлифовать камень зла в ночь полной луны,

То в четыре зеркала он превратится в тот же миг,

Но с бутылкой маленькой прогнать сумеют мрак они.

И Уильям чувствовал подсознательно, что песня была больше, чем он запомнил. Но что там было — всё кануло в небытие, и он был отчасти этому рад. Ему не хотелось вспоминать жизнь в трущобах... и, как ни странно, вспоминать что-то, что оставалось в памяти от матери, что пела эту песенку. Это была её искусная ложь для младшего и раздражение для старшего — думать, что одна песня сделает их семью нормальной. Старший брат прикрыл глаза, почувствовав вновь этот запах алкоголя и табака.

Когда-нибудь он точно забудет эти глаза матери, что смотрели на них с ненавистью. Забудет побег. Забудет, как доверился вместе с братом, и получил шрамы. Но он знал — ничего из этого не забудет, никогда. Он приобнял брата, что чуть завозился во сне.

Ради Льюиса он потерпит это «никогда».