Возвышение Волшебников (джен)

Ремус Люпин никогда не был «жаворонком». Обычно, поскольку все считали его книжным червем (кем он, в общем-то, и был), люди представляли себе оборотня человеком, который просыпается ни свет ни заря и с первой же минуты полон сил. Это предположение только укрепилось, когда его однокурсники, а также ближайшие друзья — Джеймс Поттер, Сириус Блэк и Питер Петтигрю — просыпаясь утром, неизменно находили его уже одетым и готовым к занятиям. Его друзьям потребовалось почти пять лет, чтобы осознать правду (кстати, на то, чтобы понять, что он оборотень, у них ушло гораздо меньше времени): Ремусу Люпину требовался почти час, чтобы собраться. Единственная причина, по которой его считали «жаворонком», заключалась в том, что он вставал раньше всех, пока остальные еще спали, и не спеша готовился к новому дню. К тому времени, как его друзья и соседи по спальне просыпались, он уже был в полной готовности. "Пушистая проблема" Ремуса делала его скорее ночным существом, чем дневным. Иными словами, он был «совой», а не «жаворонком». В юности ему удавалось заставлять себя засыпать раньше обычного, чтобы просыпаться немного раньше и успевать на занятия. Однако вся эта выдержка пошла коту под хвост, когда ему исполнилось пятнадцать. Тогда-то и выяснилось, что он не был стереотипным прилежным книжным червем. Поначалу он проводил первые несколько утренних часов в пограничном состоянии — не совсем проснувшись, но и не окончательно уснув, — прежде чем постепенно прийти в себя, обычно к девяти утра. А в дни до и после полнолуния он бывал довольно раздражительным, пока окончательно не просыпался.

Окончание школы подарило ему роскошь нежиться в постели в полусонной дреме, прежде чем окончательно проснуться и взяться за дела. В основном по этой причине он обычно брался либо за ночную работу, либо за ту, которая требовала его присутствия ближе к полудню.

Поэтому Ремус, по понятным причинам, удивился, когда в то утро проснулся, мгновенно насторожившись. Осознать свое удивление он смог, лишь взглянув на часы, которые показывали всего восемь. На добрый час раньше его обычного пробуждения.

Озадаченный, он рассеянно оглядел комнату, в которой находился. Тонкс нигде не было.

«Нимфадора», — мысленно поправил себя Ремус с улыбкой. Он вспомнил их вчерашний разговор. Ремус отказался называть свою девушку (это слово до сих пор вызывало у него приятную волнующую дрожь) по фамилии. Поначалу он уступил её желанию («Аврор Тонкс» звучало весьма неплохо, когда они шутили или когда он отыгрывал большого злого волка в их ролевых играх... особенно когда у неё в руках был кнут для верховой езды). Но со временем ему захотелось получить удовольствие называть её именем, которое было позволено произносить только ему. После некоторых переговоров, включавших множество нелепых прозвищ, она наконец решила даровать Ремусу эту привилегию. Впрочем, выбора у неё особо и не было. Она воротила нос (что, по мнению Ремуса, выглядело очень мило) от обычных ласковых обращений вроде «любимая» или «дорогая», говоря, что они звучат слишком слащаво, и пришла в ужас от «Нимфи» и «Ним», находя их еще глупее, чем её собственное имя. В конце концов, не имея другого выбора, она очень неохотно и весьма ворчливо разрешила ему использовать своё имя.

Фыркнув от смеха при этом воспоминании и наслаждаясь своей маленькой победой, Ремус встал с кровати и, всё ещё обнажённый, прошлёпал из спальни квартиры Нимфадоры в коридор, держа в руках подобранную по пути вчерашнюю одежду. Направляясь на кухню, он положил одежду в стиральную машину к остальным грязным вещам и коснулся волшебной палочкой магического устройства, установленного вместо обычного магловского, запуская стирку. Когда неделю назад, закончив поручение Дамблдора, он переехал к Нимфадоре, квартира была в полном беспорядке. Однако благодаря его склонности к чистоте эта проблема была быстро решена. Нимфадора, безусловно, ценила преимущества возвращения домой в чистый дом, не говоря уже о возможности носить чистую одежду.

Она также охотно согласилась с Ремусом, что он не «зациклен на чистоте».

Сделав дело, Ремус поставил чайник кипятиться и направился в ванную, чтобы узнать, как для Нимфадоры приготовить яйца, решив на этот раз удивить её домашним завтраком.

Первые признаки дурного предчувствия он ощутил, когда его возлюбленная не ответила на стук в дверь. Беспокойство только усилилось, когда он обнаружил, что дверь не заперта. Обычно Нимфадора всегда запирала дверь, заходя в ванную. И хотя в других вещах она была довольно раскованной (тот факт, что они оба разгуливали по дому совершенно голыми, служил тому доказательством), в этом вопросе она была непреклонна.

— Дорогая? — неуверенно спросил Ремус, просовывая голову в ванную. Он увидел её сидящей на крышке унитаза, голой, в чём мать родила. Её густые чёрные волосы ниспадали, прикрывая грудь и скрывая грозовые серые глаза, которые невидяще смотрели на что-то в её руках.

— Всё в порядке? — спросил он с возросшим беспокойством, когда она не ответила сразу. Обычно она рычала на него, когда он называл её «дорогая». Этого всегда хватало, чтобы привлечь её внимание в любой ситуации. Поэтому, обеспокоенный тем, что она по-прежнему молчит, он присел на корточки перед ней. Хотя вид его возлюбленной в любом состоянии мог его возбудить, он пришёл к выводу, что ситуация требует сдерживать эти порывы.

После неопределённого времени, проведённого в молчании, которое Ремус терпеливо выжидал, глядя на неё, Нимфадора Тонкс наконец заговорила.

— Я беременна, — рассеянно произнесла она.

Мозгу Ремуса потребовалось некоторое время, чтобы обработать её слова.

— Прости, что? — наконец глухо произнёс он, когда его сознание частично осмыслило значение слов, сорвавшихся с её губ.

Нимфадора наконец посмотрела на него и медленно произнесла:

— Я. Бе-ре-мен-на.

В её голосе не было ни радости, ни грусти. На самом деле, Ремус понятия не имел, что она думает обо всей этой ситуации.

— Ох, — наконец нашёлся он что сказать. — Ты уверена? — спросил он, решив, что это достаточно безопасный вопрос.

— Да, — коротко ответила его девушка, с которой они встречались меньше года. — Я проверила пять раз, используя и магловские, и магические методы. — Она подняла волшебную палочку, на которую всё это время смотрела. Кончик её светился ярко-голубым, жизнерадостным цветом. — Я использовала чары для определения беременности. Если бы он не загорелся, результат был бы отрицательным. Голубой цвет означает, что, скорее всего, будет мальчик, а жёлтый — что, возможно, девочка. Конечно, в книге говорится, что на этой стадии цвет не слишком надёжный индикатор, и лучше проверить ещё раз позже, чтобы точно узнать пол ребёнка. В книге также сказано, что чары точны на сто процентов. — Она продолжала говорить, указывая куда-то в сторону книги на столешнице, которую Ремус заметил. Книга называлась «Беременность и вы».

— Более того, в последнее время мне стало трудно менять облик, — механически продолжала она. — Особенно по утрам. Это верный признак того, что я беременна.

— Но... но мы же предохранялись!

— Я знаю.

— Я регулярно принимал зелье, — сказал он, вставая и начиная мерить шагами ванную.

— Я знаю, — сказала она, глядя, как он ходит туда-сюда по полу ванной. Она чувствовала себя довольно отстранённой.

— И я даже использовал эти магловские штуковины в качестве дополнительной меры предосторожности.

— Опять же, я знаю. В конце концов, я была там, хихикала и говорила, что ты ведёшь себя глупо и параноидально, когда ты впервые надевал этот... презверитив.

— Тогда как?..

— Вот этого, — сказала она беззлобно, — я не знаю.

— Чёрт побери, — произнёс он, наконец садясь и прислоняясь к стене рядом с ней.

— Мне нужно выпить, — сказала она после нескольких мгновений тишины.

Всё ещё в шоке, Ремус автоматически ответил:

— Ты не можешь... ты же беременна, помнишь? — он не заметил ядовитого взгляда, брошенного в его сторону за это довольно очевидное заявление.

— Скажи что-нибудь, — сказала она после ещё нескольких мгновений молчания.

К этому времени у Ремуса накопился приличный опыт в отношениях. Несмотря на свою проблему, ему удалось завязать несколько романов. К этому добавлялись истории, которые он слышал от Джеймса о Лили и от Сириуса о его многочисленных интрижках. Все эти источники сходились во мнении, что эта фраза, вкупе с дрожью в её голосе, не сулили ничего хорошего. Ему придётся действовать очень, очень, очень осторожно, если он хочет выйти из этой ситуации живым.

— Думаю, — осторожно начал он, — нам нужно успокоиться... выдохнуть... свыкнуться с тем, что мы узнали. А потом, в конце дня, поговорить об этом. Эти тесты дают положительный результат так стабильно, только если ты точно беременна. Это значит, что ты беременна уже довольно давно. Иди в Министерство, закончи свою работу, а потом, когда у нас обоих будет время всё осмыслить, мы поговорим.

Его речь прозвучала спокойно, однако внутри он паниковал. Он молился Мерлину, Моргане и всем четырём основателям, что он подобрал правильные слова.

К счастью, казалось, он сказал то, что нужно, поскольку Нимфадора не выказала явного гнева (или скрытого, насколько Ремус мог судить). Помолчав, она кивнула и согласилась с ним.

День прошёл как в тумане. К счастью, в тот день у аврора Тонкс не было полевой работы. У Ремуса же было предостаточно времени для размышлений, поскольку он находился в том промежутке, когда уже попрощался с предыдущим работодателем, но ещё не поздоровался с новым. Другими словами, у него не было того, что называется «работой». Не то чтобы он мог себе позволить устроиться на другую, учитывая, что, по словам Дамблдора, он находился «в режиме ожидания».

Поэтому, когда его девушка вернулась домой, её ждал горячий, аппетитный ужин из её любимых блюд, чистый дом и план. План, который она нашла таким разумным и романтичным, что практически сорвала с него одежду, целуя до беспамятства. В конце концов, именно так обычно и поступают со своим новоиспечённым женихом.

Лёжа в постели, Нимфадора устремила на него свои большие серые глаза и спросила:

— Ну что, есть идеи, будет ли ребёнок оборотнем?

— Нет, не совсем, — ответил Ремус, проводя пальцем по её плечу. — Думаю, это первый случай в истории, когда у оборотня и волшебницы будет ребёнок. Обычно им обоим трудно поддерживать отношения, учитывая, что один, как правило, убегает от другого.

Его комментарий заслужил фырканье от его возлюбленной.

Остаток ночи они провели, обсуждая, как проблема Ремуса скажется на ребёнке. Оба (Ремус больше, чем Нимфадора) были обеспокоены этим. Станет ли ребёнок оборотнем? Останется ли он обычным человеком? Или станет каким-то странным полуоборотнем? И не станет ли от этого сама Нимфадора оборотнем?

Из этих вопросов на последний было ответить проще всего. Она не превратилась в полнолуние после того, как они начали свои отношения. Таким образом, ликантропия передавалась не половым путём, а только через кровь.

По крайней мере, у них уже была какая-то информация для специалистов из Центра исследования магических заболеваний. Хотя это было сопряжено с большим риском и ненужным вниманием к их отношениям. В настоящее время Ремус был довольно неизвестен, несмотря на то, что информация о его проблеме просочилась благодаря одному сальноволосому типу, с которым он очень надеялся никогда не встретиться в тёмном и безлюдном переулке, иначе он мог бы его и прикончить.

Сначала Ремус не хотел обременять Нимфадору своими проблемами. Он даже думал порвать с ней, говоря, что быть с ним слишком опасно. В конце концов, обычные противозачаточные зелья на него не действовали. Кто знает, что ещё могло случиться.

Затем он передумал. Нимфадора тогда осталась бы одна, молодой аврор, с ребёнком на руках и работой, с которой нужно справляться. Это был нездоровый способ растить ребёнка. Конечно, ей могла бы помочь мать. Андромеда была бы более чем счастлива растить внука. Но это было бы не то же самое, что иметь настоящую мать.

Был ещё и тот небольшой факт, что он был безумно влюблён в неё и не хотел оставлять ни её, ни ребёнка. Не тогда, когда именно он был ответственен за её беременность.

Джеймс, Лили и Сириус никогда бы его не простили, как и родители Нимфадоры. И он содрогался при мысли о том, что подумал бы об этой ситуации Гарри. Он также знал, что этим он опозорит память своего собственного отца. Если его отец смог вырастить его, несмотря на то, что его укусил оборотень, то меньшее, что мог сделать Ремус в память об отце, — это не бросить своего собственного ребёнка.

Конечно, всё это меркло по сравнению с тем, что сама Нимфадора сделала бы с ним, если бы он только подумал её бросить. Он всё ещё живо помнил, как она ворвалась к нему и отчитала за то, что он ведёт себя как идиот, и велела поцеловать её немедленно... или пожалеет. Этот опасный и решительный взгляд в её глазах тогда решил всё. Ему не хотелось даже думать, что она сделает с ним, если он её оставит.

Поэтому он решил, что самым благородным поступком будет попросить её выйти за него замуж. Таким образом, его ребёнок вырастет в нормальной жизни.

Предложение не было романтичным (по крайней мере, для него, хотя ей, видимо, оно таким показалось). Он просто честно рассказал ей о своей любви и о том, как он хочет быть частью жизни ребёнка. Он даже добавил то, что только что пришло ему в голову, когда он делал предложение: что он на самом деле, в самых потаённых уголках своего разума, подумывал задать ей этот вопрос в ближайшем будущем. Ещё до того, как узнал, что она беременна.

Нимфадора Тонкс была уникальным человеком, потому что она подружилась с ним и полюбила его, зная с самого начала, кто он такой, и это делало её особенной в его глазах. Последними, кто поступал так же, были его родители. Джеймс, Лили и Сириус (о Питере он даже не думал) узнали обо всём уже после. Хотя он ценил, что они остались с ним и не отвергли его, когда узнали о его проблеие, у них была возможность узнать Ремуса-человека до того, как они узнали о Ремусе-оборотне. Лишь благодаря годам дружбы два чистокровных парня не отвернулись от него. Нимфадора же знала о состоянии Ремуса с той минуты, как увидела его. Она с самого начала знала о Ремусе-оборотне... и любила его несмотря ни на что.

Он был бы глупцом, если бы упустил это. Многие бы его отвергли, и Ремус понимал это чувство. Он знал, что в поведении оборотней с людьми он был исключением, а не правилом. Запах человеческой плоти влёк оборотней ежедневно, даже в их человеческом обличье, так же, как человеческая кровь заставляла колотиться нефункционирующие сердца вампиров. Он был одним из немногих, кто мог противостоять искушению и оставаться в здравом уме, по крайней мере, когда не был обращён. Он был, так сказать, ошибкой природы; оборотень, эквивалентный вампиру, способному гулять при дневном свете. В отличие от Дамблдора, который считал, что оборотня определяют его выборы, Ремус знал лучше. Он знал, что оборотни опасны. Хотя некоторые предпочитали держаться подальше от цивилизации, довольствуясь плотью животных, они были в меньшинстве. Большинство приняли свою истинную природу и часто нападали на деревни в ночи полнолуния, охотясь на ничего не подозревающих людей, и обращали лишь тех немногих, кого считали полезными для своего дела.

Именно за это чувство Ремус по-настоящему любил её и ценил за то, что она смотрела сквозь зверя на человека. Это и убедило Нимфадору сказать «да».

Мысль об аборте им в голову не приходила. В основном потому, что в волшебном мире противозачаточные зелья использовались и производились уже очень давно. И их эффективность только улучшалась с тех пор, как они были изобретены в 18 веке. Настолько, что теперь завести ребёнка было возможно, только если оба родителя этого желали. Благодаря этим зельям были приняты и поддержаны обществом чрезвычайно строгие законы об абортах. Последний зарегистрированный легальный аборт был сделан в 1781 году, за год до того, как первое противозачаточное зелье было запущено в производство, а последний закон против абортов был принят в 19 веке. Таким образом, прошло достаточно времени, чтобы слово «аборт» исчезло из лексикона среднестатистических ведьм и волшебников. Конечно, были исключения, когда это было необходимо по медицинским показаниям, но они были настолько редки, что практически не существовали. Так же, как и сбой зелья в случае Ремуса.

На следующий день счастливая пара отправилась в дом Андромеды Тонкс, чтобы сообщить новость. Объявляя о помолвке, они, однако, не упомянули, что Нимфадора беременна. Хотя Ремус знал, что Андромеду долго не обманешь. Эта женщина была из рода Блэков. Вся семья была известна тремя вещами: острым умом, склонностью выведывать самые тёмные тайны и безумием. «Почти каждый из них был по-своему безумен», — рассеянно размышлял Ремус, наблюдая, как мать и дочь сплетничают, пока он сидел с Тедом Тонксом, отцом Нимфадоры, а тот пытался разыгрывать перед Ремусом роль «отца девушки».

Во-первых, был его дорогой приятель, Сириус Блэк. В детстве Сириус решил, что будет забавно направить другого мальчика прямо на путь полностью обращённого оборотня. Став мужчиной, он оказался достаточно сумасшедшим, чтобы стать первым человеком в истории, сбежавшим из Азкабана, только чтобы отправиться в следующее хорошо укреплённое место — Хогвартс, — несмотря на то, что тот был окружён теми же дементорами из Азкабана. И это было только начало сумасшедших и граничащих с безумием поступков, которые Сириус совершил за свою жизнь. Ремус до сих пор живо помнил стычку Сириуса и Джеймса с магловской полицией на летающем мотоцикле Сириуса.

Затем была его дорогая Нимфи-Пуси (так он звал её в самых потаённых уголках своего разума... скажи он это вслух... что ж, Грейбек на её фоне показался бы милым щеночком), она была достаточно сумасшедшей, чтобы выйти за него замуж, зная с самого начала, кто он такой.

Потом Андромеда, её мать. Она была достаточно безумна, чтобы выйти замуж за маглорождённого вопреки воле своей семьи. Несмотря на то, что эта семья считалась одним из самых тёмных и могущественных домов британского магического общества. Ах да, и не стоит забывать, что эта женщина считала имя «Нимфадора» милым для девочки.

И были ещё два члена семьи: Беллатриса и Нарцисса. Не нужно было перечислять поступки первой, чтобы подтвердить её безумие. Нарцисса же, казалось, была исключением. Или, возможно, её безумие было просто скрыто. Ремус не имел удовольствия встречаться с этой Блэк. Она всегда держалась так, будто была выше остального мира. Она также была единственной блондинкой в роду Блэков. Может, это как-то повлияло.

Когда они сели ужинать, Андромеда «предложила» поскорее сообщить эту новость Гарри. Хотя он и не был непосредственно ответственным за Нимфадору, он всё же был главой семьи Блэк, семьи, в которой родилась Андромеда. Андромеда высоко ценила юношу, поскольку именно он вернул её имя на гобелен, вместе с именем её мужа, навсегда смыв с неё и её семьи клеймо «предателей крови». Хотя Андромеда любила своего мужа, она всё ещё сокрушалась из-за того, что семья от неё отвернулась. В конце концов, её родители проявляли к ней привязанность до того, как она вышла замуж. Она также была близка со своими двоюродными сёстрами и даже поддерживала вежливые отношения с Беллатрисой (до того, как та совсем свихнулась), и изгнание из семьи означало, что она никогда не сможет с ними общаться.

Добавление имени Теда стало вишенкой на торте. Это означало, что её муж теперь считался частью семьи Блэк. Как только война закончится, Андромеда и Тед намеревались в полной мере воспользоваться этим фактом для продвижения своего бизнеса и репутации.

Так что было справедливо проявить к юноше любезность. И это включало в себя обмен семейными новостями, такими как помолвка её дочери.

Ремус задавался вопросом, почему Андромеда так настаивает на этом. В конце концов, насколько оборотень знал, Андромеда никогда не встречалась с мальчиком. Так зачем просить рассказывать новость почти незнакомому человеку? Не то чтобы он планировал скрывать эту информацию от Гарри. В итоге он не задал этот вопрос. Он выяснит всё непосредственно у Гарри.

— Она беременна, — констатировал Тед Тонкс своей прекрасной жене после ухода дочери и её жениха.

Андромеда, сидевшая в кресле рядом с ним, фыркнула:

— Конечно. Не знаю, кого она пытается обмануть этой своей шарадой. Ради Мерлина, мы же её родители! Она может скрыть это от тех тупоголовых идиотов, которых называет коллегами, но с нами это не пройдёт!

— Думаю, мы бы тоже не узнали, если бы не подслушали их разговор об этом перед ужином, дорогая, — сухо заметил Тед. — Вопрос в другом: знают ли они, что мы знаем?

— Не думаю, что они знают, что мы знаем, — рассеянно сказала Андромеда, переворачивая страницу книги, которую читала. — Хотя, даже если они знают, что мы знаем, это автоматически будет означать, что мы знаем, что они знают, что мы знаем, а я сомневаюсь, что они ожидают такое узнать. — Андромеда помолчала минуту, прежде чем снова заговорить, не отрываясь от книги. — Интересно, стоит ли нам дать понять, что мы знаем. Так мы бы узнали, знают ли они, что мы знаем об этом. Или, — она вопросительно посмотрела на мужа, — нам просто притвориться, что мы ничего не знаем, хотя знали с самого начала, пока они сами нам не расскажут?

— Над этим стоит подумать, — сказал Тед, отпивая свой односолодовый виски.

* * *

Несколько дней спустя, когда студенты Хогвартса отправились в Хогсмид, Ремус и Нимфадора встретилась с Гарри в Визжащей Хижине, чтобы сообщить новость о своей недавней помолвке.

— Так, дайте-ка я угадаю. Вы двое скоро женитесь? — спросил Гарри, потирая лицо и откидываясь в сотворённом им кресле. Он изначально гадал, зачем они прислали ему письмо несколько дней назад. Сначала он забеспокоился, что кто-то из них или они оба узнали о его похождениях в магловском мире. В конце концов, когда кто-то присылает записку со словами «нам нужно поговорить», за которыми следуют дата, место и время, это обычно не к добру. Честно говоря, он испытал облегчение, узнав новость.

Увидев, что Тонкс кивает, он выдохнул. Проницательно взглянув на них, он спросил темноволосую авроршу:

— Ты беременна, да?

Ремус тут же выпрямился на сотворённом диване, его глаза сузились, в то время как Тонкс лишь вздохнула и снова кивнула.

— Откуда ты это знаешь? — рефлекторно спросил Ремус в тот же миг. Краем глаза заметив молчаливый кивок Тонкс, он заключил, что она не говорила Гарри. А это означало, что ему сказал кто-то другой... вопрос был в том, кто?

— Дело в кольце, — смиренно ответила Тонкс.

— В каком кольце? — спросил Ремус. Внезапно у него сложился паззл, и он, взглянув на Гарри, сказал: — Значит, Сириусу удалось передать тебе всё, да? — он попытался скрыть горечь. Гарри не был виноват в натянутых отношениях между двумя старыми Мародёрами. Он не знал, что, хотя Сириус простил Ремуса за мысль, что тот мог предать Джеймса, а Ремус в свою очередь простил Сириуса за то, что тот считал его шпионом, весь инцидент, который в конечном итоге привёл Сириуса в Азкабан, изменил их отношения. Хотя они всё ещё были друзьями, им не удалось вернуть ту близость, которая была у них в школьные годы. Сириус определённо не простил Ремуса до конца, если судить по тому, что он ничего ему не оставил. А Гарри можно было простить за то, что он не задавался вопросом, почему Сириус ничего не оставил своему лучшему другу, и не думал о Ремусе в первую очередь. В конце концов, до этого лета он мало что сделал для развития отношений с мальчиком.

— Почти, — сказал Гарри, блеснув кольцом.

— Но как? — спросил Ремус. Он был уверен, что главенство в роду переходит только кровному родственнику. Это любопытство помогло заглушить горечь.

Гарри кратко объяснил ритуал кровного усыновления, который устроил для него Сириус, приукрасив некоторые детали и умолчав о других.

— Так что теперь из-за аномалии я полноценный Блэк. Гоблины тоже понятия не имеют, как это произошло, — заключил он.

Ремус откинулся назад, чтобы обдумать это. Он и не подозревал, что Древние и Благороднейшие дома следят за потомством дочерей замужних членов семьи. Будучи чистокровным из незначительного рода, семья Ремуса не вращалась в этих кругах. Таким образом, он, как и остальной волшебный мир, не был посвящён в дела Древних и Благороднейших домов. Похоже, теперь он узнал одну из их тайн. Хотя в таком случае их фамильное древо должно быть просто огромным.

— Так зачем держать это в секрете? — спросил он Гарри через несколько секунд. Теперь, присмотревшись к сыну своего лучшего друга, он мог разглядеть в нём некоторые черты Сириуса.

— Да нет особой причины, — сказал Гарри, небрежно пожав плечами и закинув ногу на подлокотник кресла, что ещё больше напомнило Ремусу о его покойном друге. — Я просто не планирую упоминать об этом до... определённого момента. Это сохранит некоторые вещи в тайне. Например, тот факт, что я изгнал члена семьи из рода, не станет достоянием общественности. — Увидев вопросительный взгляд Ремуса, Гарри улыбнулся и сказал: — Беллатриса, её муж и любые будущие потомки теперь будут считаться предателями крови.

Ремус присвистнул.

— Отлично, волчонок, — одобрительно сказал он.

— Что?

— Что «что»? — ответил Ремус с невозмутимым лицом.

Гарри лишь кисло посмотрел на него и повторил вопрос:

— Как ты меня назвал?

— Волчонок, — сказал Ремус. — Я так называл тебя, когда ты был младенцем. Почему-то Лили не была большой поклонницей этого прозвища, — ностальгически закончил он.

— Понимаю почему, — сухо сказал Гарри. — Из всех прозвищ, которые ты мог придумать, ты выбрал самое убогое. Честно говоря, я ожидал, что Сириус придумает что-нибудь глупое вроде «щенок» или что-то в этом роде. Но не ты!

Улыбка Ремуса стала ещё шире от заявления Гарри. Увидев это, Гарри с растущим ужасом произнёс:

— Он называл меня щенком, да?

— О да, — сказал Ремус, на его лице появилась озорная улыбка, а в глазах блеснул огонёк, когда подвернулась возможность разыграть сына своего лучшего друга. — Я думаю, имена, которые мы с Сириусом придумали, были лучше того, что изначально придумал Джеймс. Он начал называть тебя «Бэмби», как только впервые взял тебя на руки. — Он на мгновение замолчал, делая вид, что задумчиво смотрит вдаль и вспоминая, что уже давно не разыгрывал подобных шуток. — Он считал, что твои большие зелёные глаза напоминают ему персонажа из одного магловского мультфильма, который Лили однажды заставила нас посмотреть. Знаешь... тот, про оленёнка? Это как движущийся портрет...

Увидев, что Гарри тупо кивает, Ремус продолжил, наслаждаясь шоком на лице юноши:

— На самом деле, Джеймс всерьёз думал официально дать тебе это имя, — сказал он достаточно невинно. Однако озорной блеск в его глазах выдавал его истинные намерения, и он выглядел почти демонически, когда сбросил эту последнюю бомбу.

— Бэмби, — возмущённо произнёс Гарри. — Бэмби? Нет, серьёзно, Бэмби? Бэмби Поттер? Мой отец собирался назвать меня Бэмби? Что, чёрт возьми, с ним было не так?

Тонкс, которая к этому времени уже практически сползла на пол, задыхаясь от смеха, встряла:

— «Бэмби Джеймс Поттер»... Б. Дж. Поттер... Ох, Гарри, могу только представить, через что бы тебе пришлось пройти в жизни с именем Б. Дж... Ой, уморительно! — выдохнула она, прерываясь приступами смеха. (Прим. пер.: BJ является сокращением от «blowjob»)

— Вообще-то, должно было быть «Бэмби Сохатый Поттер». Аргумент Джеймса был в том, что раз его прозвище было Сохатый, его анимагическая форма — олень, а ты — его сын, то было бы вполне уместно так тебя назвать.

— ЧТО? — в ужасе воскликнул Гарри, а Тонкс начала практически рыдать от смеха.

— О да, он даже успел написать половину букв твоего первого имени, прежде чем Лили узнала об этом и топнула ногой, — бурно фантазировал Ремус, теперь уверенный, что Гарри купился на историю. — Она так его сглазила, что бедняга дёргался ещё неделю спустя. А потом, вписывая твоё нынешнее имя в новое свидетельство, предварительно заставив Джеймса съесть первое, Лили запретила ему давать имена любым живым существам.

— Что ж... хорошо, что... что вышло не Б. Дж. Поттер... — сумела выдохнуть Тонкс. — В любом случае, не думаю, что смогу радовать Ремуса, не думая при этом о тебе! — при этих словах она разразилась новыми раскатами смеха.

Гарри потребовалась минута, чтобы понять, о чём говорит Тонкс. Нахмурившись, он сказал:

— Ой, замолчи! Не тебе говорить... Нимфадора Единорога Тонкс. Твоё имя на самом деле официально и юридически такое, а моё — Гарри Джеймс Поттер-Блэк. Так-то! — и он показал ей язык.

Тонкс тут же перестала смеяться.

— Откуда ты знаешь моё полное имя? — ошеломлённо спросила она, в то время как Ремус спросил: «Это твоё полное имя?» — голосом, едва скрывающим восторг.

Тонкс метнула на Ремуса свирепый взгляд, а Гарри сказал:

— О, ты не знал, Ремус? Что ж, посмотри на это с другой стороны, Тонкс, он бы всё равно узнал в день свадьбы, как минимум. — Он обаятельно улыбнулся хмурой Тонкс, которая проводила пальцем по горлу, злобно глядя на Гарри. — Кроме того, «Единорога» не такое уж плохое второе имя... вполне подходящее, на самом деле... Я слышал, твоя мать была очень привязана к своей двоюродной бабушке Единороге, так что это хороший способ почтить её память, дав тебе её имя, и я думаю, единороги очень... любят девушек! — Он широко улыбнулся в ответ на убийственный взгляд, которым Тонкс одарила его за последнее заявление.

— Если кто-нибудь из вас что-нибудь скажет, я вас прикончу! — угрожающе прорычала Тонкс.

Гарри лишь поднял руки:

— Я буду молчать, если вы с Ремусом не будете упоминать, каким могло бы быть моё имя.

— Договорились, — немедленно ответила Тонкс.

— Эй, а у меня нет права голоса? — спросил Ремус у Тонкс. — Ты не можешь просто обещать моё молчание за меня!

— Конечно, могу, — чопорно ответила Тонкс, ведя себя так, будто Ремус только что сказал что-то особенно глупое. — В любом случае, это твоя вина, что всё это случилось.

— Как это моя вина? — запнулся Ремус.

— Если бы ты не развязал свой болтливый язык, он бы меня не шантажировал! Но тебе просто необходимо было проболтаться.

— Что ж, мне пора, — сказал Гарри, прерывая ответ, который, казалось, собирался дать Ремус. Он взмахнул палочкой, вставая, и его кресло исчезло. — Скажите мне, когда будет свадьба. Я бы хотел хотя бы на ней присутствовать.

Быстро попрощавшись, он направился к двери комнаты. Однако, когда он уже был за порогом, Ремус заговорил.

— Гарри, я не думаю, что фамильные кольца могут определять, когда член семьи беременен, — мягко констатировал он, его тон в конце повысился, ясно обозначая вопрос, который он хотел задать. Любопытство было очень заметно в этом предложении.

— Что ж, я расскажу тебе про это, если ты скажешь мне, как ты забеременела, Тонкс. Разве вы двое не принимали зелья? — спросил Гарри, поразмыслив над словами Ремуса.

— Принимали, — смиренно ответил Ремус. — По крайней мере, я. Я даже использовал презерватив. Мы думаем, что зелье было не таким сильным, потому что я оборотень. Возможно, дело в моём ускоренном метаболизме, если бы мы только учли это... в любом случае, я всё ещё люблю её и планировал попросить её выйти за меня замуж ещё до того, как узнал новость. Это лишь ускорило мои планы. — Он с любовью посмотрел на свою невесту, которая смотрела на него с вожделением в глазах.

— Хм, — сказал Гарри, — интересно... — Он повернулся, чтобы выйти из комнаты.

— Эй, ты не ответил на мой вопрос, — сказал Ремус, останавливая Гарри. — Могут ли кольца определить, беременен ли член семьи, или нет?

— М? О да, могут. Хотя есть ограничение. С кольцом связаны только дети женщин-членов семьи. Их внуки уже не регистрируются. Если бы это было так, главы семейств сошли бы с ума от переизбытка информации! И это если кольцо вообще не взорвётся.

— Но ты же только что сказал, что кольцо оповестило тебя о беременности! — воскликнула Тонкс.

— О, нет, я этого не говорил.

— Тогда... тогда откуда ты узнал? — заикаясь, выдавил Ремус.

Прикрыв дверь наполовину, Гарри посмотрел на пару с благостной улыбкой на лице:

— Вы сами мне сказали! Я просто догадался, что ты беременна. Вы всё для меня подтвердили! Тем, как вы оба себя вели... спасибо, что рассказали! — с этими словами Гарри ухмыльнулся и захлопнул дверь.

Пара сидела в ошеломлённом молчании, слушая, как удаляются шаги подростка, который убегал, смеясь.

— Ах ты, маленький...

— О, забудь, — засмеялась Тонкс, прерывая Ремуса. — У этого маленького паршивца теперь на нас дополнительный компромат, по крайней мере, пока. Уверена, он догадался, что мы ещё не сказали маме о моей беременности. По крайней мере, у тебя теперь есть дополнительная причина помалкивать, Ремус.

Нимфадора прижалась к Ремусу, и они минуту сидели в уютной тишине.

— Ремус?

— Да?

— Джеймс ведь на самом деле не собирался называть Гарри «Бэмби», правда?

После минутного молчания, как раз когда она собиралась повторить свой вопрос, Ремус заговорил.

— Нет, не совсем...

Шокированная, она посмотрела в глаза Ремуса и увидела в них веселье.

— Ты это выдумал? — недоверчиво спросила она.

— Я не подтверждаю и не опровергаю, как Джеймс изначально собирался назвать Гарри, — дипломатично ответил Ремус с невозмутимым лицом, хотя глаза его выдавали. В любом случае, это помогло смягчить то небольшое неприятное чувство, которое он испытал к подростку за его выходку.

* * *

Свадьба состоялась неделю спустя. Поскольку Нимфадора не хотела, чтобы её полное имя стало достоянием общественности, а также не желала, чтобы обсуждался статус Ремуса как оборотня, они воспользовались старым контактом Ордена для проведения церемонии. Она, по сути, свелась к подписанию свидетельства о браке и обмену клятвами и кольцами в присутствии Гарри в качестве свидетеля, пока счастливая Андромеда и сентиментальный Тед Тонкс наблюдали за происходящим. До сих пор не было принято закона, запрещающего оборотню вступать в брак, поскольку общее мнение сводилось к тому, что никто не будет настолько глуп, чтобы выходить замуж за одного из них, а два оборотня вряд ли смогли бы приблизиться к другому человеку и находиться рядом с ним достаточно долго, чтобы официально пожениться, не заразив его. Однако Ремус и Нимфадора не хотели раскачивать лодку. Тот факт, что Нимфадора, несмотря на свою нелюбовь к имени, планировала сохранить его, служил тому доказательством.

Несколько недель спустя они сочли, что можно безопасно объявить о беременности Нимфадоры её родителям. Андромеда и Тед Тонкс были искренне рады этой новости, но не дали дочери и зятю понять, что знали о беременности до свадьбы, хотя она им об этом и не говорила. В конце концов, старшая пара решила, что будет лучше, если молодая пара не будет знать, что они знали.. пока что.

— Думаю, мама с папой знали о ребёнке, — сказала Нимфадора, водя пальцем по груди Ремуса.

— Что? — воскликнул Ремус. — Но как? Если только Гарри не сказал...

— Нет, не думаю, что Гарри что-то сказал. Думаю, мама с папой сами догадались. Я никогда не могла ничего скрыть от мамы, — вздохнула она, прижимаясь к мужу. — По крайней мере, они не знают, что мы знаем, что они знали.

— Угу... — Ремусу потребовалось время, чтобы осмыслить то, что только что сказала его жена. — Но что, если они на самом деле знают, что мы знаем, что они знали? — азартно продолжил он, надеясь, что правильно всё сформулировал.

— Что ж, тогда они не будут ожидать, что мы знаем, что они знают, что мы знаем, что они знали, — рассеянно сказала Тонкс, заставив Ремуса пожалеть, что он вообще открыл рот, вместо того чтобы пытаться играть в эту игру. Он явно был не в своей стихии.

Хихикнув, Ремус поцеловал её и сказал:

— Кажется, я уже не знаю, кто что знает. Но я точно знаю, что готов на ещё один раунд... — он многозначительно посмотрел на неё.

Нимфадора лишь улыбнулась ему и поцеловала в ответ, положив конец их разговору на эту ночь.

* * *

Гарри отложил книгу и вздохнул. Жизнь за последние несколько дней стала довольно интересной. Приближалось Рождество, и теперь в коридорах каждый раз, когда ему нужно было идти на следующий урок, его ждало настоящее испытание. Каким-то образом бешеные фанатки умудрились раздобыть информацию о его расписании и о том, какие у него уроки в какой день. Они использовали это как возможность сбиваться в кучи под веточками омелы, чтобы устроить ему засаду по пути на следующий урок. Поначалу он был не против и пользовался предоставленной возможностью, чтобы хорошенько поцеловаться с несколькими из наиболее привлекательных девушек, толпившихся там. Ему даже нравилось использовать техники, которым его научила Виктория в дополнение к их оговорённым урокам, во время этих поцелуев. Девушки, безусловно, ценили то, что он делал.

Однако через несколько дней это стало довольно утомительным. По мере того как распространялись слухи о его мастерстве в поцелуях, всё больше и больше девушек хотели испытать «магию Поттера», как они это называли. Это привело к увеличению скоплений девушек под омелой, готовых наброситься на него, и ко всё более враждебным взглядам со стороны их парней.

К тому же, толпа девушек становилась всё моложе. Хотя Гарри был готов целоваться со случайной девушкой, не заботясь о том, есть ли у неё парень (в конце концов, они сами к нему подходили!), он проводил черту и не целовал никого младше четырнадцати лет.

Поэтому, чтобы сохранить мир, Гарри прибег к использованию своих знаний о замке, чтобы срезать путь на уроки. Он также использовал своё положение старшего старосты факультета, чтобы срывать пучки омелы по ночам, когда все ученики спали. Не то чтобы это ему сильно помогало. Они загадочным образом появлялись снова через день или два.

Он был благодарен, что были и девушки с головой на плечах. Иначе он был уверен, что не выжил бы.

Его новые друзья восприняли это спокойно. Невилл особо не возражал, в то время как Джастин, Эрни и Блейз находили положение Гарри просто уморительным. Сьюзен, Ханна и Астория, напротив, были довольно самодовольны. Каждая по-своему, но все они предупреждали Гарри, что это добром не кончится, если он будет продолжать поощрять такое поведение. Дафна тоже находила ситуацию довольно забавной. Она не возражала, что Гарри заигрывал с разными девушками. В конце концов, она дала ему полный карт-бланш. И она не особо беспокоилась: что бы Гарри ни делал, он всё равно окажется с ней благодаря этому трижды проклятому контракту.

Однако она планировала скоро заявить на него свои права. После их первого свидания они стали встречаться чаще, проводя время вместе каждые вторые выходные, когда у них не было никаких обязанностей. Они даже вместе занимались, и недавно Дафна присоединилась к нему, когда он помогал гриффиндорским первокурсникам в пустом классе, который любезно предоставила МакГонагалл для создания лучшей учебной атмосферы. Это вскоре вдохновило Дафну привести слизеринских первокурсников, которых она «вызвалась» обучать. За это время она прониклась восхищением к уму и доброте, которые проявлял Гарри. Ей также нравилось, как он вдохновлял гриффиндорских первокурсников выкладываться на полную, терпеливо объясняя им сложные концепции понятными для них словами. Она наблюдала, обучая слизеринских первокурсников, как он отпускал небольшие, иногда неуклюжие шутки, связанные с темой, чтобы помочь им лучше запомнить материал. Приглушённый смех, доносившийся от группы гриффиндорцев, также привлёк внимание слизеринских первокурсников.

Так что к концу второго совместного занятия Гарри завладел безраздельным вниманием как гриффиндорских, так и слизеринских первокурсников, поскольку они тоже нашли его объяснения более понятными. Он воспринял это спокойно, продолжая объяснять материал, не сбиваясь с ритма и без проблем включая в беседу слизеринских первокурсников.

Гарри всё ещё помнил поцелуй, который они разделили сразу после того, как ушёл последний первокурсник. Он должен был признать, что начинал сильно привязываться к Дафне. Он задавался вопросом, была ли это любовь. Как и многие подростки, Гарри понятия не имел, что значит быть влюблённым в другого человека.

Что делало всё ещё более запутанным, так это одна рыжеволосая девушка. С тех пор как он увидел Джинни Уизли и Дина Томаса, чьи губы были прочно сцеплены друг с другом после тренировки по квиддичу, он не мог выбросить её из головы. Она была звездой большинства его снов, уступая лишь Дафне. И это сводило его с ума. Что ему было делать? Если бы Джинни была любой другой девушкой, он бы без колебаний начал за ней ухаживать, залез бы к ней в трусики и через некоторое время, разобравшись в своих чувствах к ней, пошёл бы дальше. Однако она была сестрой его лучшего друга и, что более важно, Уизли. Семья так много сделала для него за то короткое время, что он их знал, и он не был готов рисковать их гневом, если разобьёт сердце их младшенькой дочери.

Ему также не хотелось злить Билла, взломщика проклятий. Гарри уважал его и равнялся на него. К тому же старший брат Уизли знал тонну проклятий, под которые Гарри не хотелось бы попадать. После Билла был ещё Чарли. Даже без драконов в его распоряжении, этот парень был достаточно крупным, чтобы задать Гарри хорошую трёпку. Однако они оба не так сильно беспокоили Гарри, как мысль о том, что за ним будут охотиться Фред и Джордж! Близнецы были очень изобретательны. Не говоря уже о том, что довольно злобны, когда хотели. Мишка Рона, превращённый в паука, и последующая арахнофобия Рона были тому доказательством!

Рон и Перси даже не воспринимались как угроза. Гарри был уверен, что сможет одолеть первого в любой дуэли, магической или магловской. Он знал больше заклинаний, чем Рон, а благодаря дорогому Дадли и его друзьям у Гарри было достаточно опыта, чтобы знать, как выпутаться из драки. Перси был слишком большим занудой, подлизой и педантом, чтобы представлять угрозу. Он был как Гермиона, на самом деле, только более заносчивый.

Даже без Перси и Рона оставалось ещё четверо братьев и двое родителей, более чем способных превратить жизнь Гарри в ад, если он разобьёт сердце Джинни Уизли. И это не считая самой девушки. Она была та ещё зажигалка.

В конце концов, Гарри решил держаться от неё подальше. Он знал, что отношения между ними не сложатся. Не тогда, когда он всё равно собирался жениться на Дафне. Будет лучше, если Джинни найдёт кого-то, кто сделает её счастливой, и устроит свою жизнь с этим человеком. С Дином она выглядела вполне счастливой. К тому же, он постепенно привязался к Дафне. Она была красивой, умной и в целом хорошей. Гарри мог представить, как состарится с ней. Хотя она и не заставляла его кровь бурлить так, как Джинни, с её шелковистыми рыжими волосами, большой пышной грудью...

Гарри встряхнулся. Думать в таком ключе было неразумно. Это определённо не шло ему на пользу. Раздражённо он приподнял одеяло, посмотрел на "палатку" в своих штанах и сказал:

— Лежать, парень, лежать!

Когда его тело отказалось подчиняться, он разочарованно вздохнул. Он снова взял книгу, надеясь, что жизнь Слизерина окажется достаточным отвлечением.

Гарри был уже на полпути пятого тома. После Индии Салазар отправился дальше на восток, в Китай и Японию. Китайские маглы сосуществовали со своими магическими соотечественниками. Это сосуществование лучше всего проявлялось в монастыре Шаолинь. Салазар остановился там и сделал важное открытие.

Эти монахи не используют волшебные палочки для своей магии, как остальной мир. Вместо этого, благодаря интенсивным тренировкам, они научились подчинять свою магию, усиливая рефлексы, силу и скорость. Время, необходимое для тренировки, зависит от магического потенциала человека. Их тренировки настолько эффективны, что даже те, у кого нет магического таланта, становятся сильнее, быстрее и проворнее своих сверстников, не прошедших обучение. Однако им приходится тренироваться всю жизнь, чтобы достичь того, что их магические собратья могут сделать за годы.

Использовав свои навыки, мне удалось получить доступ в их священные залы. Они могут утверждать, что выше таких мелочей, как богатство, но даже я знаю, что для содержания такого поместья нужны деньги. При правильном и осторожном применении моего накопленного состояния, было лишь вопросом времени, когда они впустят меня внутрь.

Мне удалось завершить тренировки, которые назначил мне Мастер. Это заняло у меня менее пяти лет. В основном благодаря моей собственной значительной магической силе в сочетании с техниками медитации, которые я изучил в своих путешествиях.

Я не только чувствую себя быстрее и сильнее, но и... моложе. Мои волосы, поседевшие от преклонных лет, вернули свой первоначальный цвет. Следы времени на моей коже, оставившие столько пятен и шрамов, отступили. Мастер говорит, что это побочный продукт более свободного течения магии по моему телу. Сам он утверждает, что живёт более двухсот лет, благодаря своей высокой магической силе. И я знаю, что он говорит правду, ибо я чувствую силу, текущую в нём.

После этого Салазар отправился в Японию, где раскрыл некоторые их секреты скрытности. Вдохновившись ими, Салазар разработал заклинание, которое стало предшественником современного заглушающего заклинания.

Через пять минут после того, как он открыл книгу, Гарри снова пришлось её отложить. Он как раз наткнулся на место, где Салазар описывал женщину, на десятилетия моложе его, которую он встретил и в которую влюбился, и эта женщина, как назло, оказалась рыжей. И если этого было недостаточно, этот извращенец описал (в мучительных подробностях), что они делали вдвоём в ночь после свадьбы. Эти образы снова заставили Гарри думать о Джинни. Он, конечно, был благодарен, что Салазар не описывал свои предыдущие подвиги в таких же подробностях, иначе, Гарри был уверен, он бы получил травму на всю жизнь. И этого было достаточно. Он сомневался, что смог бы вынести больше!

Гарри в конце концов заснул. Хотя его сны были путаными, что привело к беспокойному сну. На следующий день он проснулся совершенно не в духе и был благодарен, что это было воскресенье.

Он провёл день в не самом весёлом настроении, старательно избегая Джинни. К концу дня он немного пришёл в себя, что и отметил Невилл, когда Гарри присоединился к кареглазому мальчику в гостиной Гриффиндора.

— Кажется, настроение у тебя стало получше, — небрежно заметил Невилл.

— Да, я не очень хорошо спал, — сказал Гарри, потирая нос.

— Хочешь рассказать? Может, я смогу помочь, — нерешительно сказал Невилл. — В конце концов, ты, кажется, многое держишь в себе. Если поговорить, может, станет легче.

Гарри на мгновение посмотрел на Невилла. Затем, проведя рукой по волосам, он сказал:

— Думаю, можно. Ты кажешься довольно надёжным... но мне... мне нужно... — он оборвал фразу, не зная, как сформулировать то, что хотел сказать. Предательство Гермионы действительно сделало его очень осторожным.

— Тебе нужно больше доказательств моей надёжности, — проницательно сказал Невилл. Когда Гарри лишь пожал плечами, Невилл произнёс: — Я понимаю, Гарри. Я не знаю, почему ты так скрытен, но я понимаю. — Он помолчал немного, прежде чем вытащить свою палочку. — Я могу принести клятву молчания, если хочешь.

Гарри обдумал предложение, сделанное так охотно. Он был поражён, что кто-то готов на такое пойти.

— Хорошо, — сказал он через некоторое время. Они провели несколько минут, обдумывая клятву, которую принесёт Невилл, подбирая правильные формулировки. Вскоре они пришли к компромиссу, и Невилл принёс свою клятву.

Гарри огляделся и наложил вокруг них простое заклятие приватности. Хотя он не думал, что в этом была необходимость. В это время в гостиной было довольно шумно.

Сделав глубокий вдох, Гарри начал говорить. Он рассказал другому мальчику о своей ситуации между Дафной и Джинни. Имени Джинни он не называл, а говорил о ней в самых общих чертах.

— Подожди, откуда ты знаешь Дафну? И почему ты должен быть с ней?

Гарри поднял брови. Он не ожидал такого вопроса.

— Ну, это из-за этого брачного контракта между моей семьёй и её семьёй, который заключили наши предки и который мы должны соблюдать.

Невилл на мгновение нахмурился.

— Погоди, это не может быть правдой. Дела семьи Блэк не имеют к тебе никакого отношения.

— Что ты имеешь в виду? — удивлённо спросил Гарри.

— Ну, этот контракт стал довольно известным в высшем обществе, — сказал Невилл, пожимая плечами. — В основном потому, что люди, которых он касался, даже не были названы, да и не родились ещё! Обычно контракт заключается после того, как семьи встречаются, и пара, которая должна пожениться, находит друг друга подходящими. Это был первый контракт, по крайней мере в современной истории, который был заключён без согласия пары, а просто называл вступающих в брак как «наследника Благороднейшего и Древнейшего Рода Блэков» и «девочку-ребёнка Благородного и Древнего Рода Гринграсс». Все считали, что контракт был результатом безумия Вальбурги и Ориона Блэков и отчаянного положения Джонатана Гринграсса, деда Дафны по отцовской линии, которому нужны были деньги. Конечно, об этом вслух не говорят. Но последствия контракта много обсуждались в кругах сплетников. — Невилл на мгновение посмотрел на Гарри. — Так что, видишь ли, я не знаю, какое отношение контракт между Блэками и Гринграссами имеет к тебе... если ты, конечно, не пытаешься меня разыграть, — сказал он с растущим подозрением.

— Невилл, уверяю тебя, я не пытаюсь тебя разыграть, — прервал его Гарри. Он тихо выругался себе под нос: — Отлично, мне просто должен был достаться самый необычный контракт в истории волшебного мира.

Взглянув на заинтригованного Невилла, Гарри вздохнул и сказал:

— Ты же знаешь, что Сириус Блэк был невиновен и был моим крёстным, верно? — Увидев, что тот кивает, темноволосый подросток продолжил. — Ну, ты, вероятно, также знаешь, что он был последним оставшимся мужчиной в роду Блэков. Так вот, в своём завещании он оставил мне всё. Прям всё. Чтобы не было никаких проблем, он оставил свою кровь в Гринготтсе, чтобы гоблины могли провести ритуал кровного усыновления, если я соглашусь. И по очень личным причинам я решил согласиться. Таким образом, Сириус стал моим приёмным отцом.

— Но это всё ещё не объясняет, почему ты связан контрактом, — сказал Невилл. — Насколько я понимаю, приёмный наследник им не связан.

— Это было бы правдой, — вздохнул Гарри. — Однако, случилось нечто... странное, и из-за этого меня считают полноценным Блэком в дополнение к тому, что я Поттер. И никто не знает, почему, и никто не имеет ни малейшего представления, как это произошло.

Невилл тихо присвистнул.

— Ого, это... необычно, — сказал он после паузы.

Гарри фыркнул.

— И не говори.

Невилл на мгновение посмотрел на Гарри, вглядываясь в его лицо так долго, что Гарри спросил:

— Что?

— М? О, ничего, — сказал Невилл. — Просто я заметил на твоём лице черты, напоминающие Блэков. Почему я раньше этого не замечал? — спросил он больше самого себя.

Невилл продолжал смотреть на Гарри ещё несколько мгновений, прежде чем наконец спросить:

— Так почему же ты встречаешься почти с каждой свободной девушкой в замке?

— Ну, Дафна, по сути, сказала мне «набраться опыта», чтобы я мог «заставить её кричать в первую ночь», — сказал Гарри, грубо перефразируя слова Дафны.

— Ого, везёт тебе, — сказал Невилл с лёгкой завистью. — Так почему бы тебе просто не сделать то же самое с девушкой, о которой ты говоришь? Ты мог бы просто встречаться с ней, а когда закончишь, двигаться дальше.

Гарри безрадостно рассмеялся.

— Если бы всё было так просто. Причина, по которой я не могу этого сделать, в том, что её зовут Джинни Уизли.

Невилл расхохотался.

— Бедняга! — хихикнул он. — Теперь я понимаю твою дилемму. Если ты с ней переспишь, а она разозлится, что ты её бросил, то за тобой будут гоняться шесть её братьев! И это если от тебя хоть что-то останется, чтобы они могли отомстить, после того как она с тобой разберётся сама! Кто бы мог подумать, что Гарри Поттер влюбится в свою самую большую фанатку? — он зашёлся от смеха, заставив Гарри нервно оглянуться, несмотря на установленное им заклятие.

— Подожди, что ты имеешь в виду под «самой большой фанаткой»? — растерянно спросил Гарри.

— Ты не знаешь? — недоверчиво спросил Невилл. — Это самый плохо хранимый секрет в школе! Как ты мог этого не знать! Джинни Уизли была одной из основательниц фан-клуба Гарри Поттера, ради Мерлина!

— «Фан-клуб Гарри Поттера», — с ноткой истерики повторил Гарри. — У меня есть фан-клуб? С каких пор?

Невилл посмотрел на Гарри с величайшей жалостью.

— Парень, этот клуб существует уже пять лет, с нашего второго курса. На самом деле, ходят слухи, что он был создан ещё на первом курсе, после того как ты попал в команду по квиддичу.

— Чёрт, — было лаконичным ответом Гарри. Он провёл рукой по волосам. — Так почему я об этом не знаю? В конце концов, я старший староста факультета. Им бы пришлось обращаться ко мне для организации любых мероприятий.

— Ты думаешь, что президент клуба на нашем факультете? Насколько я понимаю, этот человек может быть в любом из двух других факультетов, — сказал Невилл. — К тому же, клуб более-менее подпольный. Никто за его пределами не знает, кто президент, и они держат это в секрете от учителей. Лично мне на это наплевать. Я вообще услышал об этом только от Ханны, а её источник — это школьная «сарафанная почта».

— Так может быть это просто чушь? — с надеждой спросил Гарри.

Невилл лишь пожал плечами:

— Может быть.

Гарри некоторое время сидел, обдумывая эту новую информацию. В конце концов он решил, что ему на это, в общем-то, всё равно. Самым важным было то, что теперь он знал, что Джинни Уизли — всего лишь фанатка. Ещё одна из томных представительниц женского пола. Внезапно привлекательность знакомства с ней померкла. Конечно, она была замечательным человеком, с некоторой долей решимости, и порой бывала хитрой и находчивой, но всё это ничего не значило, если она была просто фанаткой.

— Хорошо, что я поговорил с тобой, Невилл. Благодаря тебе всё стало гораздо яснее. Так что, спасибо, наверное, — с благодарностью сказал Гарри.

Невилл лишь скромно пожал плечами.

— Рад помочь. — Он на мгновение запнулся, а затем, набравшись смелости, продолжил: — Я-я никому ничего о тебе не расскажу, ты знаешь. Надеюсь, ты можешь доверять мне так же, как Рону и Гермионе. Я, может, не так уверен в себе и не так храбр, как Рон, и не так умён, как Гермиона, но я умею слушать.

— Конечно, я тебе доверяю, Невилл, — сказал Гарри, глядя на внезапно смутившегося мальчика. — И не принижай себя, парень, ты и сам довольно умён. И ты потихоньку становишься увереннее. Ты определённо прошёл долгий путь с первого курса. И ты точно так же храбр, если не больше, чем любой из нас. Я не знаю, смог бы я противостоять трём своим друзьям и пытаться справиться с ними без палочки, как ты тогда.

Невилл покраснел при воспоминаниях о первом курсе.

— Я тогда действительно думал, что вы собираетесь нарушить ещё больше правил. Я не знал, что вы планируете спасать волшебный мир!

— Я знаю, и я понимаю, — сказал Гарри. — Но это всё равно не меняет того факта, что ты тогда был очень храбрым. Так что да, я доверяю тебе и знаю, что ты меня прикроешь.

— Ты уверен? — неуверенно спросил Невилл. — Потому что, ну, ты многое держишь в себе... Я знаю, что это не моё дело, и я не собираюсь просить тебя делиться, но иногда это немного расстраивает. Я просто хотел убедиться, что ты можешь мне доверять.

Гарри увидел честность, сияющую в глазах другого мальчика, и это заставило его задуматься. Невилл определённо отличался от Рона и Гермионы. Гермиона в особенности настаивала, чтобы Гарри делился с ней всем, и это... раздражало. Рон даже не догадывался, что у Гарри есть секрет, пока Гермиона на это не указывала. Обычно в этом не было бы ничего плохого, но затем рыжий начинал пассивно-агрессивно давить на Гарри, чтобы тот заговорил, говоря что-то вроде «ты же знаешь, она не отстанет, пока ты не расскажешь». Было действительно приятно общаться с кем-то, кто понимал, что у тебя могут быть секреты.

И всё же...

— Что заставляет тебя так говорить? — осторожно спросил Гарри. Он хотел знать, что знал другой мальчик. Возможно, это даст ему подсказку о том, что знали остальные.

Невилл посмотрел на Гарри с досадой.

— Ну, ты, кажется, иногда исчезаешь на неопределённое время. Особенно по выходным... Я не знаю, куда ты ходишь, и я не собираюсь спрашивать. Но я точно знаю, что ты не с Роном или Гермионой. И не с кем-то из других.

— Справедливое замечание, — ответил Гарри. — Опять же, в данный момент довольно трудно находиться рядом с Роном Уизли. — Он указал на упомянутого рыжего, который в данный момент целовался с Лавандой Браун, сидевшей у него на коленях на диване неподалёку от них.

— Я знаю, — сказал Невилл, глядя на сцену со смесью восхищения и отвращения. — Что это такое? Он что, пытается высосать из неё жизнь?

— Тебе бы видеть лицо Гермионы, когда упоминают Рона. И тебе бы видеть её лицо, когда упоминают их двоих вместе. Хотя это ничто по сравнению с её выражением, когда она сама о них думает или когда действительно видит их вместе.

— Да, я слышал, она напала на Рона с помощью сотворённых канареек.

— О да, я сам это видел. Кстати, у вас со Сьюзен что-то есть? Я не мог не заметить, что вы двое кажетесь довольно близкими. — Гарри дразняще посмотрел на Невилла, наконец оторвав взгляд от завораживающей, но ужасающей сцены с Роном и Лавандой.

Невилл покраснел.

— Да, может быть, мы пойдём вместе на вечеринку Слизнорта, — рассеянно сказал он, его глаза всё ещё были прикованы к сцене перед ним. Его лицо внезапно стало ещё краснее. Удивляясь, в чём дело, Гарри повернулся, чтобы снова посмотреть на сцену.

Он столкнулся с видом довольно округлых ягодиц Лаванды, обтянутых крошечными чёрными трусиками, которые практически исчезали в ложбинке между ними. Не то чтобы он мог многое разглядеть, поскольку довольно большие руки Рона прикрывали большую их часть, когда он начал её лапать, с энтузиазмом целуя блондинку. Не то чтобы Лаванда жаловалась. Она была занята тем, что водила одной рукой по груди рыжего сквозь его расстёгнутую рубашку, в то время как другая рука направлялась вниз...

Гарри оглядел гостиную. Их действительно нужно было остановить. Гарри заметил группу первокурсников и второкурсников, которые с восхищением смотрели на задницу Лаванды, следя за каждым движением и жестом влюблённой пары. Гарри не думал, что им нужно это видеть. По его мнению, они были слишком молоды. Кроме того, если это продолжится, он содрогался при мысли, что ещё может быть показано. Он также был шокирован их непристойностью и отсутствием у них приличия. Не говоря уже об отсутствии здравого смысла. Были сотни более уединённых мест, где они вдвоём могли бы провести свою маленькую... сессию (Гарри лично знал довольно много таких мест и использовал большинство из них). Если МакГонагалл узнает об этом... что ж, потеря должности старосты будет наименьшей из забот рыжего. Ему повезёт, если он отделается только отработками до конца года.

Он тихо зарычал от досады, не найдя поблизости старосты, который мог бы положить этому конец. Внезапно его осенило: он был старшим старостой факультета, у него были полномочия это остановить.

С этим прозрением Гарри быстро снял установленное им заклятие приватности и встал, чтобы положить этому конец, прежде чем кто-нибудь потеряет свою невинность... или свой ужин.