Истории, рассказанные шёпотом (джен)

Горетобер, день двадцать четвёртый: воскрешение Канон: Шива-пурана

— Персики, купите персики!

— Манго, спелые, недорого!

— Свежая рыба!

На рынке было шумно. Люди толкались у прилавков, отчаянно торговались, надеясь выгадать несколько монет, кто-то играл на флейте, кто-то пел, немилосердно фальшивя, зато искренне, от всего сердца; девушка танцевала с закрытыми глазами, не заботясь, что подол её юбки испачкала грязь. Дождь лил всю ночь и всё утро, земля ещё не успела высохнуть.

Рати шла осторожно, боясь поскользнуться на мокрой глине и выронить мешок, который она прижимала к груди, словно ребёнка. Толпа обтекала её, чужие руки не касались ни скорбных белых одежд, ни мешка, словно они знали, что находилось внутри. Рати усмехнулась. Возможно, знали. Слухи разлетаются быстрее ветра, а тот вор испугался чуть ли не до заикания. Во всяком случае, бежал он… Как говорится, аж пятки сверкали.

Тогда Рати только появилась в городе и поселилась в заброшенной хижине на отшибе. Одинокая женщина, потерявшая мужа, некому вступиться, некому защитить — грех не ограбить такую. Вор — высокий, грузный мужчина с платком, закрывающим нижнюю часть лица, — был разочарован, не обнаружив денег, ценных вещей или хотя бы еды. Размахивая ножом, он двинулся к Рати, и тут его взгляд упал на мешок.

— Показывай, — потребовал он, — пока я тебе горло не перерезал.

Дрожащими пальцами Рати распутала завязки. И вор отпрянул в ужасе при виде серой пыли с фрагментами костей.

— Что это?

— Мой муж, — кратко ответила Рати. Мужчина с ножом не приходился ей ни отцом, ни братом, он не имел права на повесть о её любви и её печали. К тому же, после её слов он выскочил из хижины, будто за ним гналась тысяча ракшасов.

Рати завязала мешок, погладила грубую ткань.

«О Камадев, зачем ты оставил меня? Ты решил, твои стрелы поразят самого Махешану, и, ослеплённый гордыней, радостно бросился выполнять поручение Индры. Твоя самонадеянность тебя погубила. Не дрогнул Махешана, не подействовали цветочные стрелы, ибо смутить покой аскета невозможно, пока он сам того не дозволит. Неужели ты позабыл, что мешать подвижничеству — великий грех? И был за проступок наказан— открыл Махешана свой третий глаз, и его гнев сжёг тебя. А я наказана вместе с тобою — не знать мне ни покоя, ни счастья, пока ты ко мне не вернёшься».

~*~

Кама обратился в пепел мгновенно. Рати надеялась, что ему не было больно. Дэвы приказали ей собрать этот пепел и обратились к Шиве:

— Послушай нас, о великий! В действиях Камы не скрывалось корысти. Это мы приказали ему выпустить стрелу, чтобы пробудить тебя, — злобный асур Тарака причиняет нам невыносимые муки, и лишь твой сын способен освободить нас от них. Сжалься над нами, смилуйся над безвинной Рати — её страдания и нас заставляют страдать непомерно.

Рати не поднимала глаз и не видела лица Шивы, но голос его, наполненный сожалением, звучал непривычно мягко:

— Пламя моего гнева необратимо. Камадев сейчас дух; он получит телесную форму, когда Вишну сойдёт на землю в образе Кришны и возьмёт в жёны Рукмини. Их сын Прадьюмна станет воплощением Камы. Ему суждено убить асура Шамбару. Когда сбудется это, Рати вновь обретёт своего супруга.

И Рати, продолжая заливаться слезами, отправилась в город, указанный Шивой, — ждать исполнения пророчества.

Утром она сидела на берегу океана, днём бродила по улицам, пока не начинали ныть ноги: если она и могла уснуть, то от усталости. Солёный ветер иссушил кожу, зной окрасил её в тёмный цвет. Дожди были благословением.

«Сколько продлится моё ожидание, Кама? Югу, две, три, четыре? Каждый миг твоего отсутствия ранит душу, и на ней уже нет живого места. Я не могу, не могу!.. О, создатель, хранитель и разрушитель, заклинаю, помогите мне, утешьте моё бедное сердце».

Солнце внезапно выглянуло из-за туч, заливая рынок ярким радостным светом. С неба посыпались лепестки, распространяя повсюду чудесное благоухание.

— Махадев женится, — в изумлении шептались люди. — Его невеста — дочь царя Гималаев. Царь намерен устроить праздник, который три мира запомнят навеки…

Рати застыла. Сильнее прижала мешок к груди. Мысль мелькнула и упорхнула напуганной бабочкой. Осмелится ли она явиться на свадьбу Махадева без приглашения — кто пригласит вдову на светлое торжество? Посмеет ли просить, чтобы он вернул ей мужа и жизнь? Шива уже проявил милосердие, поведав ей о будущем рождении Прадьюмны. Кто она, чтобы требовать большего? И пророчество никуда не денется, даже если Кама воскреснет, и им придётся снова ненадолго расстаться, чтобы сын Кришны и Рукмини мог появиться на свет.

«Не имеет значения. Я пойду к царю Химавану, — решила Рати. — Если прогонят, пусть. Я должна попытаться».

~*~

К основным ритуалам она опоздала. В одиночестве, без повозки и лошади, нелегко добраться до царского дворца, особенно если путь так далёк. Исцарапанные ноги болели, траурные одежды истрепались.

Рати не рассчитывала смешаться с многочисленными гостями: на фоне многоцветных нарядов, сияющих драгоценными камнями браслетов и ожерелий она выделялась досадным однотонным пятном, сулящим несчастья. Она судорожно сжимала мешок с пеплом Камы и не отрываясь смотрела на колесницы мудрецов и богов. Словно почувствовав её взгляд, Вишну обернулся. Потом наклонился к жене и что-то тихо сказал ей. Лакшми кивнула и тоже повернулась, чтобы найти её глазами в толпе.

Когда гости скрылись за воротами, Рати глубоко вдохнула, собираясь с силами. Тело не слушалось. К страже она подошла на негнущихся ногах. В голове сделалось пусто, она мучительно искала слова, чтобы вытолкнуть их из пересохшего горла.

Ворота приоткрылись. Двое — мужчина в одеждах царского стражника и женщина в ярком сари — уважительно поклонились ей.

— Госпожа, — произнесла женщина. — Мне приказано проводить вас к дэви Лакшми.

Рати безмолвно заторопилась за ней. Они миновали двор, затем нырнули в боковую дверь. Без провожатых она бы точно заблудилась в хитросплетениях коридоров.

— Спасибо, Сауманасья, — Лакшми буквально втянула Рати внутрь предоставленных ей покоев. — Принеси нам чего-нибудь освежающего, если не трудно. — Сауманасья исчезла с поклоном. — Лаванья, всё ли готово для купания? Тебе не помешает освежиться, сестрица.

— Я… — руки Рати вцепились в мешок, будто кто-то вознамерился его отнять.

— Мы присмотрим, чтобы с дорогим тебе прахом ничего не случилось, — пообещала Сарасвати, словно возникшая из воздуха. — Хм… Кажется, есть у меня подходящее сари. И пара браслетов.

— А у меня найдутся не только браслеты, — подхватила Лакшми.

Рати покачала головой:

— Негоже вдове наряжаться и украшать себя.

— Негоже счастливой жене надевать белые одежды, — возразила Лакшми. — Я знаю, зачем ты здесь, сестрица. Скоро мы пойдём поздравлять Махадева и Парвати. Сегодня день радости, а когда кто-то радостен, он стремится разделить эту радость с другими. — Лакшми ободряюще коснулась предплечья Рати и потянула её в сторону купальни.

Погрузиться в горячую воду было блаженством. Рати закрыла глаза. Лакшми говорила так уверенно. И надежда в сердце Рати проросла цветком париджаты.

~*~

Пожелать Шиве и Парвати счастья пришли все богини, небожительницы и жёны мудрецов. Они добродушно подшучивали над новобрачными. Парвати смущалась и алела щеками, Шива терпеливо внимал речам богинь, но Рати показалось, что он с удовольствием перенёсся бы с женой на Кайлаш, ничуть не жалея о том, что праздник продолжится без него.

— Пора, — шепнула Лакшми и подтолкнула её вперёд.

Слова в очередной раз покинули Рати. Ожерелья на её шее ощущались камнями, она ловила ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Шива молча смотрел на неё. Ему, без сомнения, были известны её чаяния и стремления, но он ждал, пока Рати выскажет их. Правдой становились лишь произнесённые речи.

— Шамбху, — выдавила Рати. К её ужасу, голос прозвучал глухо и хрипло. — Тебя называют воплощением сострадания. Ты разрушаешь грехи и уничтожаешь скорбь. Три мира ликуют, видя твою с Парвати свадьбу; одна я несчастна. Камадэв был моей единственной драгоценностью. Прояви милосердие, подари и мне немного радости, потому что грех плакать в день великого праздника.

— Мы все просим тебя, — сказала Лакшми.

Парвати молитвенно сложила ладони.

Шива кивнул. Рати протянула ему пепел. Не было ни вспышек света, ни раскатов грома. Только бездонный пристальный взгляд, и перед ней появился Кама, одетый в привычные одежды и с колчаном за спиной. Рати вскрикнула. Ей хотелось сдавить Каму в объятиях, потребовать клятвы, что он больше никогда её не покинет. Кама склонился в глубоком поклоне.

Богини, окружившие Рати, улыбались. Парвати сияла. Она прислонилась к плечу Шивы, а он улыбнулся ей краешком губ.

— О Махадев! — воскликнула Рати. — Что мне сделать, чтобы отблагодарить тебя?

Шива задумался на мгновение.

— На свадьбу принято приходить с подарками, — наконец произнёс он. — На твоих ладонях осталось немного пепла. Я хочу получить его.

И он протянул руку.