Все будет хорошо... (гет)

Дракончик испуганно слетел со старинных напольных часов, гулко отбивших четыре часа утра. Чуть покружился вокруг, заинтересовавшись, видимо, собственным отражением в стекле циферблата. Мягкое шуршание его крыльев успокаивало…

Гермиона вот уже три часа сидела в мягком кресле своей гостиной и смотрела, как в камине горит огонь, изредка подбрасывая в него поленья…

Проводив своих гостей, она некоторое время прибиралась, пытаясь не думать о Джордже. Правда, это выходило из рук вон плохо… И ведьма поймала себя на том, что злится — злится откровенно, качественно так. Вот только не понятно на кого… На не пришедшего друга или на себя, за то что приняла его отсутствие так близко к сердцу? В конце концов, швырнув в переполненную раковину блюдо из-под мяса и, не глядя, взмахнув палочкой запуская процесс мытья посуды, она взяла со стола ополовиненную бутыль вина и удалилась в опустевшую сумрачную гостиную…

И битых три часа изводила себя размышлениями…

Постепенно злость прошла, оставив обиду. Горькую, тягучую, болезненную…

Ну, вот почему Джордж не пришел? Она уже было подумала, что он излечился, вернулся… И ведь она решилась! Гермиона так готовилась к этому дню только потому, что надеялась, что друг придет. Что набравшись, наконец, смелости, она скажет ему о своих чувствах. Три дня убеждала себя в правильности собственного решения… А он не пришел!

— И с чего я вязала, что нужна ему? — Тихо проговорила девушка.

Голова чуть кружилась, гостиная в мягком неясном свете каминного огня плыла перед глазами, то ли от слез, то ли от выпитого вина. Дракончик, увлеченно изучавший территорию, вдруг подлетел к ведьме, невесомо опустившись на её ладонь, безвольно лежащую на подлокотнике; внимательно взглянул на новоприобретенную хозяйку, по-собачьи склонив голову. Гермиона грустно посмотрела в черные глазки фамилиара, поймав себя на мысли о том, что он понимает её. Может, конечно, это был некий самообман под влиянием алкоголя, но ей чудилось сочувствие в его взгляде.

И она вдруг, совершенно не задумываясь о том, как это должно быть глупо, принялась рассказывать существу о Джордже и своём к нему отношении. О том, что её дом каждым своим уголком напоминает ей об этом человеке. Что она почти не может здесь находиться, но при этом, одна только мысль о том, чтобы продать дом, причиняет явственную боль. О том, что её глупая любовь к другу, ей совершенно не нужна, и она бы с радостью забыла о ней, но не может. О том, что ей, и это парадоксально, не требуется ответное чувство. Что ей было бы достаточно перманентного присутствия Джорджа в собственной жизни, но он лишил её и этого! Теперь она просто не сможет прийти к нему сама, разумно предположив, что её появление будет неуместно, а ей, черт побери, мало встреч по праздникам у общих знакомых!

Дракончик как-то странно фыркнул и, показалось ведьме, с некоторым непониманием уставился на неё. И именно этот чуть удивленный взгляд подтолкнул Гермиону к неожиданной мысли, словно именно это и хотел спросить у неё фамилиар: а что мешает прийти к нему самой? Прийти и спросить в лоб! Ведь она никогда не была трусихой. Ну что страшного в том, что она признается Джорджу, ведь всё равно хотела это сделать, ну и пусть он не пришел. Если гора не идет к Магомеду, Магомед придет к горе!

Гриффиндорка резко поднялась с кресла, чуть качнулась, с отстраненным удивлением отмечая, что последний бокал янтарного вина был явно лишним, протянула руку для вспорхнувшего мгновеньем раньше дракончика и, дождавшись, пока хрупкое существо оплетет запястье, подошла к камину.

— Диагон-Аллея, магазин «Всевозможных Волшебных Вредилок». — Камин недовольно чихнул — Заблокировано, — грустно прокомментировала ведьма, на что дракончик ответил хитрым взглядом, смешно то ли рыкнул, то ли зевнул, дернул мерцающим хвостом — и красное пламя камина сменилось зеленым, заставив гриффиндорку удивленно охнуть.

Фамилиар нетерпеливо фыркнул, словно поторапливая, и ведьма шагнула в огонь…

Девушка вышла в темноту. Думала даже, что промахнулась, но слева раздалось знакомое шуршание: там, в большом прозрачном аквариуме, как помнила Гермиона, находились смешные пушистые существа — плод неуемной фантазии близнецов…

— Темно… — Констатировала гриффиндорка.

Дракончик глубоко вздохнул и слабо засветился. Гермиона смогла рассмотреть витрины и дверь в кабинет Джорджа в дальнем конце павильона.

— Спасибо, конечно, но я могла бы и сама, — произнесла ведьма, — у меня, вроде, и палочка есть.

Ей было не совсем приятно, что она не догадалась о Lumos сразу. Однако в слабом мерцании, исходящем от тела дракончика была своя прелесть, и голубоватого свечения вполне хватало для того, чтобы не натыкаться на мебель. Девушка благодарно коснулась теплой чешуи…

Она появилась в магазине тихо и, стараясь не шуметь, пробиралась по павильону. Дверь в кабинет была чуть приоткрыта, и из проема на гладкий деревянный пол торгового зала падал желтоватый свет. Гермиона осторожно заглянула в щель — кабинет был слабо освещен несколькими свечами, в камине горел огонь. Слева от двери в лабораторию слабо светилась большая каменная чаша, возле неё лежал опрокинутый хрустальный флакончик. Джордж сидел за столом спрятав лицо в ладони, чуть ссутулив плечи… На столе перед молодым человеком стояла початая бутылка с янтарной жидкостью. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что это Огневиски…

Девушка вздохнула, в голове её возникла предательская мысль вернуться домой, но руку вдруг чуть кольнуло, и под недовольным взглядом гневающегося дракончика она вошла в комнату. Джордж, видимо, её не заметил, потому что продолжил сидеть в прежней позе…

— Ты не пришел. — Вместо приветствия выдала гриффиндорка.

Молодой человек вздрогнул, поднял голову, отняв от лица руки, удивленно посмотрел на вошедшую в кабинет ведьму.

— Герм? — Хрипло прошептал он. — Что ты тут делаешь?

— Я тебя приглашала, а ты не пришел…

Парень устало провел рукой по волосам, с тоской посмотрел на пустой стакан, но, видно, не решившись пить при Гермионе, прочистил горло…

— Прости, Герм, я не смог… Работы много.

— Да?

— Угу…

Гриффиндорка чувствовала себя донельзя глупо. Ну, ведь видно же, что она не вовремя и что сейчас её здесь быть не должно. Развернуться бы и уйти, но ноги словно приросли к полу, а взгляд никак не желал отпускать лицо Джорджа. Она всё стояла посерди кабинета, опустив руки. Пристально вглядываясь в друга, но он не смотрел на неё…

— Я не вовремя…

— Я просто устал…

Бред какой-то… Ей вдруг показалось, что она вернулась на три года назад, в то жуткое послевоенное время, когда Джордж напивался до потери ориентации и интереса к происходящему вокруг, с той лишь разницей, что сейчас он не был настолько пьян…

— Джордж… Что случилось? — Тихо спросила ведьма.

— Я просто устал.

А чего она ожидала? Что он кинется к ней с объятиями и признаниями в вечной любви? Ведь никогда не была дурой! На глаза почти навернулись слёзы, почти… Девушка не дала им пролиться, решив, что поплакать можно и дома, в одиночестве, где никто не увидит её боли, а тут — зачем? Легче от этого не станет, а только усложнит и без того неудобную ситуацию…

— Даже присесть не предложишь?

Джордж непонимающе взглянул на неё, словно не расслышал вопроса, а потом кивнул в сторону удобного мягкого стула:

— Присаживайся, Герм.

Она медленно опустилась на указанный предмет мебели.

— Вижу, я не вовремя. — Повторилась гриффиндорка.

— Ты не можешь быть не ко времени, Герм, — тепло улыбнулся парень, но эта улыбка показалась ведьме вымученной. — Я просто устал…

— Я же говорю — не вовремя…

— Брось, — отмахнулся друг, — Так что привело тебя?

— Просто ты не пришел… И я… — Голос сорвался, девушка не знала что сказать…

Что она переживала? Или что она обиделась? Или что она так ждала его прихода, что отсутствие Джорджа принесло почти физическую боль? Что она очень соскучилась? Что она не понимает, что произошло, и почему он вдруг так резко пропал, исчез?

А стоит ли это говорить?

— Я зря…

— Выпьешь что-нибудь? — Перебил молодой человек.

— Нет, спасибо…

Они молчали. Тихо потрескивал огонь в камине, щелкали странные приборы на книжных полках, напоминая о кабинете директора Дамблдора и Хогвартсе. Джордж, передернув плечами, потянулся за бутылкой Огневиски, налил себе в бокал и вдруг поднялся, так и не выпив, даже не взяв в руки стеклянный сосуд…

Парень обошел стол, оказавшись прямо напротив подруги, серьезно и грустно посмотрел в её глаза.

— Я очень рад тебе. Правда. — Тихо произнес он.

Гермиона закусила губу. Что-то было в его голосе, что-то важное, искреннее…

— Я скучал, только… — Он недоговорил, провел ладонью по лицу, силой сжав виски, и столько было боли в этом движении, что гриффиндорка перестала вообще что-либо понимать.

Молодой человек некоторое время молчал, потом глубоко вздохнул, и уставившись в верх заговорил:

— Это хорошо, что ты пришла, Гермиона, я должен тебе кое в чем признаться. Возможно, это покажется тебе глупым, но ты всегда имела надо мной совершенно потрясающую власть. Почему-то я всегда не мог тебе отказать. И когда я тебе даже не слово давал, а ничего не значащее обещание, я не мог его нарушить. Просто физически не мог. Фред даже посмеивался. И, знаешь, я очень давно хочу у тебя спросить, ещё со Школы… Просто всё времени не было, а потом и вовсе стало неважно, но всё же… Ты всегда безошибочно нас различала. — Джордж перевел на девушку внимательный взгляд — Как?

— Не знаю… — Недоуменно прошептала ведьма. — Вы просто разные, и всё. Вас забавляло то, что люди не могут понять кто из вас кто, мне даже думалось, что вы тратили немало времени, чтобы быть максимально похожими, и вам это замечательно удавалось. Но вы совершенно разные. Фред, он… — она задумалась, подбирая слова. — Он был менее серьезным, безалаберным каким-то, мне даже иногда казалось, что слово «ответственность» начисто отсутствует в его словаре… Конечно, вы одинаково талантливы. Но ты был совершенно другим… У вас глаза разные были, что ли. Или улыбки… Не знаю. А ещё с Фредом было холодно. Это не значит, что он не был добрым или был бессердечным… Просто от тебя всегда шло тепло, которого никогда не исходило от Фреда. И, наверное, именно поэтому я так легко могла понять кто из вас кто…

Джордж какое-то время смотрел на неё, а потом отвел взгляд и заговорил:

— Был ещё один человек, который никогда не путал нас. Этот человек тоже говорил, что мы для неё разные. И сколько бы мы ни пробовали её запутать, она всегда выходила победительницей… А однажды, кажется, я тогда пил, а, может, уже нет… Словом, она пришла попрощаться. Сказала, что не может больше жить в Англии, что ей предложили работу в США. Мы с ней долго тогда проговорили, а уходя, она кое-что сказала — Парень сбился и посмотрел Гермионе в глаза. — Иди сюда, я тебе покажу.

И он подвел её к большой каменной чаше, на дне которой серебряной дымкой клубились воспоминания. Девушка посмотрела на Джорджа, не решаясь окунуться в чужую душу, она всегда считала воспоминания чем-то очень и очень личным, старалась всячески избегать таких моментов, но видела, что это ему почему-то было очень важно, и, глубоко вздохнув, Гермиона опустила голову в думосброс.

Красивая смуглая девушка стояла в дверях кабинета Джорджа, словно решаясь на что-то, а потом тихо и грустно заговорила:

— Тебя и Фреда всегда интересовало, почему вы разные для меня… Всё очень просто: мы любили друг друга. Когда-нибудь ты поймешь, если не понял до сих пор то, что дошло до твоего брата ещё на седьмом курсе. Он не сказал тебе тогда… Считал, что важно, чтобы ты догадался сам. Вы с Фредом уродливы, как все близнецы, потому что все чувства у вас на двоих, вся жизнь поровну, кроме одного… Вы не можете любить одного и того же человека, просто потому, что разные, но ваша целостность мешает Вам понять, не пропустить ту самую, единственную. Фреду повезло, а тебе нет… Ты попросту не заметил. Фред видел её, а ты нет. Ты не понял… Я очень хочу, что бы ты был счастлив Джордж. Ты это он, но другой… Однажды он сказал мне, что ты влюбился, сказал, что с этой девушкой ты обязательно будешь счастлив, потому что она тоже тебя любит. Фред находил очень забавным, что ни ты, ни эта загадочная девушка не видели для него очевидную вещь. Я спросила тогда, с чего он это взял, а он не ответил — показал… Она тебя узнавала, Джордж, всегда. Фред порой специально все подстраивал, чтобы вы, наконец, поняли… Только не успел… Сначала вас исключили, потом была война, а потом… — Девушка тяжело вздохнула, прикусила губу, стараясь сдержать слезы, и ушла.

Гриффиндорка вынырнула из воспоминаний и непонимающе посмотрела на Джорджа. Он стоял у камина, засунув руки в карманы брюк, и, чуть ссутулив плечи, смотрел на огонь.

— Анжелина не назвала имени. Да и не надо было… Я и без того понял, о ком она говорила. Вот только та девушка встречалась с другим. А я… Я просто не стал ничего менять, мне казалось, что я не могу быть счастлив, если Фреда нет… Да и отбить эту девушку не мог себе позволить, ведь это была невеста моего младшего брата…

Молодой человек обернулся.

— Я действительно считал, что вы с Роном счастливы. Старался даже в мыслях не допускать иного, ведь это бы значило, что я совершил ошибку… И ваш развод… Он стал чем-то неожиданным. Тогда меня словно раздавило. Я в тот день так и не смог довести эксперимент до конца. Дня три потом восстанавливал лабораторию. А потом подумал, вдруг ещё не поздно… Может, Фред был прав. Может, стоит хотя бы попробовать…

Джордж запустил пальцы в и без того растрепанные короткие волосы, закрыл глаза, собираясь с духом закончить, сказать то, что было чертовски сложно сказать, потому что это действительно тяжело произнести вслух. То, что мысленно он произнес столько раз. То, что сейчас было важнее всего. Но горло словно чем-то сдавило, и он не мог вымолвить ни слова. Так и стоял с закрытыми глазами и запущенной в волосы рукой. И когда он уже собрался заговорить, на его губы легла её теплая ладошка. Он открыл глаза и встретился с Гермионой взглядом. Ведьма очень серьезно и одновременно невозможно нежно смотрела на него, ласково проведя ладонью по его лицу. Джордж видел, как медленно-медленно по её щеке скатилась прозрачная слезинка…

— Скажи, что всё будет хорошо. Если ты это скажешь, то так и будет.

Хрипло, словно наелся сухого песка, молодой человек произнес:

— Всё будет хорошо.

— Спасибо. — Очень тихо ответила Гермиона и, приподнявшись на цыпочки, осторожно коснулась губами его губ.