Индрадэв Лиламрита (джен)

Как и следовало ожидать, план Индры отлично сработал: он не был бы царём богов, если бы его планы проваливались.

Потихоньку, понемногу, а столы в небесных чертогах заполнялись вкуснейшими сластями, кашами на молоке, салатами, супами, и даже — изредка — мясом.

Мясо, правда, периодически оказывалось человеческим, но Сурья всё равно его ел — в конце концов, к человечине он привык ещё в ту самую конскую аскезу.

Сангья ужасалась, конечно, но больше так, для виду. Она знала, за кого идёт замуж, и мужа любила таким, каков он есть. (А когда любить становилось уж совсем невмоготу, всегда можно было подменить себя Чхаей и отдохнуть где-нибудь в тенистом лесу или в отцовском дворце.)

Смертные, как им и положено, дружно купились на божественный обман и послушно приняли Индру — за Шиву, его жену — за суровую воительницу Ади Шакти, а сладкоголосого нежного юношу Сому Чандру — за легендарного пастушка Кришну.

Работать, правда, теперь приходилось вдвое дольше, ведь основных-то обязанностей никто не отменял: солнце и луна должны были светить, ветер — дуть, реки — течь, а царь богов — следить, чтобы всё происходило строго в нужном месте, в нужное время и в должном порядке.

Даже Агни, пусть и не без помощи близнецов Ашвинов⁽¹⁾, постепенно пришёл в себя, оставил затвор и отправился греть мироздание. Цветы, листья и прочую пакость, которую смертные по-прежнему бросали в огонь, он отправлял на скотный двор.

В конце концов, слонам, лебедям, павлинам и лошадям, на которых ездили боги, тоже надо было что-то есть.

Нет, боги не были бы богами, если бы не изыскали возможность совмещать все обязанности. Далось им это нелегко, но что на свете и кому легко даётся? Так уж Вселенная устроена.

Благо всех сразу замещать не приходилось. Людям было достаточно разок увидеть божество, чтобы соединить его с тем мысленным образом, которому они молились, и перенаправить поток пищи в сторону небесных чертогов.

За Брахму, вон, удалось выставить вообще Праджапати, Всеотца, породившего некогда дэвов и асуров. Тот даже не проснулся (и к лучшему, ведь он просыпался обычно накануне Пралайи).

Брахму, конечно, нечасто вспоминали, но лишняя кроха еды после долгого голода лишней не бывает.

И всё же работы хватало — ведь принимая жертвы, боги принимают и обязанность помогать жертвующим.

* * *

Вот, например, Сангья.

Ей, как дочери красавицы Шачи и тоже красавице, досталась роль Прекраснейшей Лакшми. Титул этот, пожалуй, матери подошёл бы больше, но та наотрез отказалась променять копья, булавы, мечи и ожерелье из черепов на какие-то розовые лотосы и унылое золотишко. Опять же, Лакшми вечно сидела у ног мужа да изредка любовалась красивыми лошадьми, а Шачи была особа деятельная, иногда даже слишком.

Лошадиный момент был, конечно, обидным. Отец откровенно развлекался, намекая на ту самую аскезу, из-за которой у Ашвинов человеческая только половина тела... но Сангья не была бы Сангьей, если бы не умела сносить тупые отцовские шутки.

Нет, они её почти не трогали и в целом не тревожили. Тревожило её совсем другое.

— Чхая, они опять! — пожаловалась она.

— Перепостят? — уточнила сестрица⁽²⁾ Чхая.

— Угу. И денег просят. Но они же в меня не верят. Эта вот вообще христианка, а тот — мусульманин!

Чхая покачала головой. Мать справедливого Шани, она и сама неплохо отличала должное от недолжного.

— Непорядок, да. А аскезы хоть творили?

Сангья посмотрела в зеркальце, быстрыми движениями проматывая в нём жизни смертных просителей — от рождения и до сего земного дня.

— Ну... если быть очень щедрой... вон у той дамочки вроде ребёнок трудный...

— И это ты за аскезу зачесть хочешь?

— Ну, если быть очень, очень щедрой...

Чхая решительно мотнула головой:

— Нет уж. Вот у меня Шани — да, трудный. У тебя Рудра — тоже хуже некуда. А это...

— ...так, пустяки, — согласилась Сангья. — Но они же просят и просят, аж в ушах звенит, — капризно пожаловалась она. — Может, проще дать?

Чхая снова мотнула головой:

— Я вон тоже однажды решила: ну просит же и просит, аж в ушах звенит, и дала. И сколько лет мы это расхлёбывали?!

Против этого довода ответа не нашлось.

* * *

А вот ещё один труженик — Сома Чандра.

Казалось бы, обязанности у него были простенькие: играть с пастушками во Вриндаване, музицировать на флейте и ублажать шестнадцать тысяч жён, ждущих его в Голоке, особом небесном чертоге, где паслись коровы, доившиеся фруктовым соком, сливками и топлёным маслом.

Ну, и ещё не забывать присматривать за Луной, чтобы та в срок вставала и заходила, меняла фазы в должном порядке и не попадала в пасть Кету чаще, чем раз в месяц.

И обихаживать двадцать семь своих законных жён, которые следили за двадцатью семью созвездиями его небесной сферы.

И детей не забывать воспитывать, особенно Будху, который вечно с ним ссорился.

И тех детей, которые дети Кришны, тоже не забывать.

И собирать лунную росу, из которой его жёны варили сому, священный напиток богов.

И следить, чтоб лунная роса выделялась в нужном количестве и не высыхала, пока он её не соберёт.

И являться по первому зову на передовую, гонять асуров...

— Лунные затмения стали чаще, — пожаловался Индре Брихаспати. — Сома Чандра не справляется.

Индра и сам был не слепой, видел, да и сложно было не заметить, что некогда вечно весёлый (и часто навеселе) круглоликий юноша постепенно превращается в тощего, постоянно куда-то спешащего злобного аскета.

— Кажется, пытаясь проучить, я нагрузил его слишком сильно, — покаянно вздохнул Брихаспати. — Но уж прости, господь и царь мой, не могу никак перестать на него злиться. Да и Тара нет-нет, а вспомнит его, и потом неделями на меня не смотрит.

Индре его боль была совершенно непонятно: они-то с Шачи жили душа в душу. Но царь богов — на то и царь, чтобы разбирать и решать проблемы своих подданных.

— Ну так пусть Тара отправляется к Соме, если у них такая любовь. Превратится, например, во всех его жён, авось, и ему полегче станет, — предложил он. — А ты себе найди другую жену, которая тебе больше подойдёт. Вон, Сарасвати незамужняя гуляет. Красавица, умница, а как на вине⁽³⁾ играет!

— На вине играет, говоришь, государь? — Брихаспати всерьёз задумался. — И незамужняя до сих пор? Нехорошо, нехорошо, с такими талантами надо быть замужем!

* * *

Сидя на троне и лениво дожёвывая сочный манго, Индра с удовольствием наблюдал за свадебными торжествами. Сам он сегодня танцевать не собирался: как раз недавно отработал День Шивы, пройдясь по всем жаждущим визита своего божества. Бессмертный, не бессмертный, а ноги после такой прогулки у любого ныть будут. Так что он сидел на троне, изредка шевелил пальцами босых ног и любовался тем, как замечательно он всё сумел устроить.

Вот Сома Чандра с Тарой сидят, глядят друг другу в глаза и оторваться друг от друга не могут. Тара для него готова стать всеми его тысячами жён на Голоке и народить ему сколько положено сыновей. Сразу видно — идеальная пара.

А вот Рохини, старшая законная жена Сомы Чандры. Стоит, сердито скрестив руки на пышной груди, смотрит злобно на этих голубков. Ничего, от неё не убудет: обернётся всеми пастушками Вриндавана, и никуда от неё муж не денется.

Ну а прочие двадцать шесть жён уже привыкли, что мужу до них дела нет, и без него прекрасно обходятся.

Мудро царь решил? Мудро.

А вот суровый Брихаспати — размяк, расчувствовался под перебор серебряных струн, склонил голову на плечо молодой жене, смотрит на неё заворожённо. А она для него играет, и пока играют — сыплются из вины цветы, золотые монеты и пёстрые птицы.

Может, и они сумеют сыграть кого-нибудь из новых богов, выбить из смертных ещё немного уважения, благодарности и еды.

Мудро царь решил? Мудро.

* * *

А вот и Шукра...

Так, стоп.

Индра резко выпрямился, отложил в сторону манго, нахмурился, нашаривая мыслями верную молнию-важдру.

Что это наставник асуров забыл в небесных чертогах, куда его никто не звал?

И почему с ним пришли Великие Сёстры? Нет, он им, конечно, всегда рад, но...

— Не стоит гневаться, государь, — попросила Шанти.

— Прости нас за такое вторжение, мы лишь надеялись на твою милость, — добавила Гаятри.

— И на твою мудрость, ведь Шукра пришёл не хвастать и не требовать, а просить твоего совета, — объяснила Сваха.

Вот такие вот делегации Индра терпеть не мог, потому что ничего хорошего они для него не значили. Зато предвещали очень много работы, того больше занудства и всяческого нытья, а главное — очень мало удовольствия или хотя бы благодарности.

Но всё-таки он был царь богов, а царь обязан принимать всех своих подданных и решать те проблемы, которые они сами решить не могут.

— Говори, Шукра, только быстро, — недовольным тоном потребовал он.

Шукра потеребил бородку, пожевал губу, посмотрел по сторонам, переступил с ноги на ногу и наконец решился:

— Такие дела, царь Индра, подопечные мои с голоду мрут. Огни-то для нас зажигают, но и только. А ты, я слышал, наладил поставку пищи. Поделись методом, а? За нами не заржавеет, мы тебе за добро отплатим как следует.

— Настораживает, — хмыкнул Индра. — Но ничего, текст клятвы я тебе сам составлю, никаких лазеек не найдёшь. Научу тебя, как мы еду добываем. Потому что я добр и милостив. Готов, Шукра?

Шукра достал письменный прибор и приготовился слушать.

Индра усмехнулся.

Всё-таки мир послушно ложился под руку своего царя: стоило задуматься, что боги не успевают на две ставки работать, как ответ явился.

Три сестры переглянулись и рассмеялись.

— Джай, Индра! Нет добрее тебя! — сказала Шанти.

— Джай, Индра! Нет мудрее тебя! — добавила Гаятри.

— Джай, Индра! И хитрее тебя ещё поискать, — подмигнула Сваха.

Индра только благостно улыбнулся. Он любил, когда его восхваляли — а именно сейчас у него наконец было время как следует насладиться похвалой.

1) Дети Сурьи и Сангьи, кентавры, божества исцеления.

Вернуться к тексту

2) В ряде мифов они именно сёстры.

Вернуться к тексту

3) название струнного инструмента; есть много разных, тот, который у Сарасвати похож на лютню.

Вернуться к тексту