Сезон безответственности (гет)

— Ну вот, а ты боялся, — Виолетта сунула мне ватку, смоченную в спирте. — Прижми.

Медсестра отошла к столу, бросила шприц с перчатками в урну и обратилась к Славе:

— Так, а с тобой что? Шальная бандитская пуля?

— А? Ой, это… это его, — растерянно пролепетала та.

Виолетта присвистнула.

— Здо́рово. Приставал?

— Да… нет! Он сам, когда падал.

— Конечно, сам, я же ничего такого и не говорила… — голос медсестры прозвучал глумливо. — Раз больше жалоб нет, можешь забирать своего мальчика.

Славя недоверчиво покосилась на меня:

— Так это всё?

— Ну да. Стресс из-за небольших проблем с акклиматизацией, жару плохо переносит. Видишь, какой малахольный, толком на улице не бывает, а его на юга выслали.

Вот, значит, как: «на юга». Это куда же, интересно? Я было собрался спросить у Виолетты, но меня оборвала Славя:

— Вставай, отведу тебя к вожатой, — судя по голосу, её заметно воодушевила новость о том, что можно покинуть обитель медсестры.

— Давай-давай, — подбодрила Виолетта. — Мне ещё бардак за тобой прибирать. Позже загляну, проверю, как дела.

Похоже, достигнута критическая масса неперевариваемой информации на единицу времени, потому что в голове вдруг стало совершенно пусто. Ни одной мало-мальски ценной мысли, мозг словно вывалился в BSoD. Я на автопилоте поднялся и вышел из медпункта следом за пионеркой.

— Может, ты уже скажешь, почему такой дёрганый? — она преградила путь, скрестив руки на груди. — Это ведь простой пионерлагерь, а ты так смотришь на нас, будто мы гестаповцы какие-то. Припадки ещё твои…

— Ты же слышала — жару плохо переношу, — отбрехался я, только бы отвязалась с дурацкими вопросами, ответов на которые у меня всё равно нет.

Славя насупилась недоверчиво, но продолжать разговор не стала.

— Ладно, давай за мной.

Она развернулась и пошагала вперёд, даже не проверяя, иду ли я следом.

* * *

Славя несколько минут вела меня по узким дорожкам мимо одноэтажных деревянных домиков различной формы с тонкими дощатыми стенками. Дорогу я не запоминал, лишь механически переставлял ноги и следил глазами за белой спиной с красным треугольничком галстука, плывущей впереди меня.

— Посиди пока тут, я сейчас.

Мы остановились возле зелёного домика с высоким остроконечным фасадом, обрамлённым пышными кустами сирени. Судя по расставленному рядом в тени шезлонгу, здесь действительно обитает некая начальственная особа. Я, кивнув, уселся на крыльцо, и Славя исчезла за дверью.

— Устинова, где тебя носит? — требовательно вопросили в домике. — Ты нашла его?

Продолжение разговора слилось в неразборчивый гул двух голосов. Но и без того понятно, кто стал предметом беседы. Секретничали они не очень долго, скоро дверь приоткрылась, и Славя позвала:

— Семён, зайди.

В комнате передо мной предстала вожатая: расположившаяся за столом у окна, высокая загорелая молодая женщина лет двадцати пяти, с распущенными длинными каштановыми волосами и красивым строгим лицом. Тоже одетая в пионерскую форму, и также отнюдь не обделённая внешними данными. Перед ней корешком вверх книжка в мягком переплёте, а возле настольной лампы стакан с чаем в металлическом подстаканнике.

— Можно я пойду, Ольга Дмитриевна? — спросила из-за спины Славя.

— Иди уж.

Пионерка незамедлительно выскочила из помещения, даже не сказав ничего на прощание. Похоже, я её успел порядком достать.

— Ну что, будем знакомы. Я — Ольга Дмитриевна Миронова, старшая вожатая смены и по совместительству вожатая твоего первого отряда, — она встала и прошлась по комнате, обмахиваясь белой панамкой. — Да-а, начудил ты сегодня. Ну ладно, спишем это на твоё состояние, Славяна мне уже всё рассказала вкратце. Родители твои тоже звонили, объяснили всю ситуацию, почему ты так опоздал и приехал без вещей, можешь за это не беспокоиться.

«Ещё бы мне кто-нибудь рассказал про мою ситуацию! Бред какой-то…»

— Можно спросить?

— Попробуй, — вожатая улыбнулась.

Я решил зайти хитрее и подыграл:

— Не могу путёвку свою найти, она не у те-е… не у вас случайно?

— Случайно у меня, — Ольга Дмитриевна взяла со стола и протянула мне сложенный вдвое лист плотной бумаги с картинкой на обложке. — Не роняй больше где попало.

Я мельком оглядел писульку и сунул в задний карман джинсов. Уже кое-что, вот бы ещё выяснить про «родителей»…

— А что, тут и телефон есть? Можно позво…

— Нельзя, — отрезала вожатая. — Телефон только для персонала и неотложных нужд.

— У меня как раз неотложная нужда!

— Какая, умираешь? — Ольга Дмитриевна подбоченилась. — В лагере надо отдыхать, вот и отдыхай. Если сейчас все начнут бегать звонить, как дирекция будет работать в таких условиях? Кто все эти переговоры оплатит? Вам и так государство предоставляет возможность ездить сюда практически бесплатно, беря на себя бо́льшую часть расходов. Надо уважать это и благодарить Комсомол, партию…

Ещё немного, и у меня в голове запоёт: «Союз нерушимый республик свободных…», ей-богу.

— Извините, — я бестактно перебил вожатую, пока она не перешла к освещению «непростой международной обстановки» или краткому курсу политэкономии.

Вообще, эти косплееры уже порядком бесят.

«Есть здесь хоть один адекватный человек, кроме меня?!»

Да и на свой счёт я тоже давно засомневался.

— Ладно, друг ситный, иди уже смотреть жилплощадь, — Ольга Дмитриевна вручила мне небольшой ключ-бабочку с кольцом, на котором болтается погнутый исцарапанный алюминиевый ромбик с выдавленным номером: «15». — К сожалению, соседа у тебя не будет, мальчиков до этого момента в отряде было чётное количество, и пополнения больше не ожидается.

Только я открыл рот для возражений, мол, у меня и в планах нет оставаться тут, и вообще, хорошее дело лагерем не назовут, как вожатая сходу пресекла эти поползновения:

— Разговоры потом, у тебя ещё много дел сегодня: нужно явиться на склад, получить форму, бельё, средства гигиены, — она стала загибать пальцы, делая внушительные паузы между пунктами моей развлекательной программы, словно обращаясь к умственно отсталому, — переодеться, познакомиться с отрядом, пройтись по территории с кем-нибудь, чтобы показали тебе лагерь, изучить распорядок дня. Вот сколько всего! А ты и так уже полдня проваландался. По разным незначительным вопросам можешь смело обращаться к Славяне, она — моя помощница.

«Активистка, спортсменка и просто красавица. Это я уже понял».

— Всё, свободен.

«Да что ж такое-то!»

Я даже не заметил, как меня плотно взяли в оборот, и вот я уже заселяюсь в домик, хотя ещё час назад в истерике пытался сбежать отсюда на угнанном автобусе. Может, эта покладистость из-за укола медсестры?

«“Витаминки”, вашу Машу».

Махнув рукой, вышел из комнаты вожатой. Наверное, действительно стоит перевести дух и найти место, где можно спокойно обдумать всё. Собственный отдельный угол подходит для этого как нельзя лучше. Я осмотрелся по сторонам, прикидывая, куда надо идти. На вожатской избушке табличка: «17», значит, нужно вернуться на пару мест назад.

Мой домик оказался бежевым деревянным полуцилиндром, крытым оцинкованным профлистом. С фасада у него только двойная дверь и фонарь над ней, в отличие от других домиков, имеющих ещё и окно. Внутри же это обыкновенный вагончик со сводчатым потолком, по размерам чуть меньше единственной комнаты в моей квартире. Из мебели тут присутствует всё ровно то же самое, что и у вожатой: шкаф, две панцирные кровати, на которых уже лежат матрацы, стол с лампой, пара стульев и тумбочек, полки на стене слева и справа от окна.

В воздухе витают редкие пылинки и запах чего-то химического: возможно, отравы для вредителей или дезинфекции. Побросав вещи, раскрыл форточку и подошёл к зеркалу на дверце шкафа, чтобы уже получше рассмотреть себя.

Никаких сомнений, я за одну ночь непонятным образом помолодел на полтора десятка лет. Вот и объяснение странности с одеждой: просто она сейчас вся стала мне на вырост. До последнего момента оставалось подозрение, что это дурацкий и очень сильно затянувшийся розыгрыш, но теперь уже стало ясно: ни одного разумного объяснения у происходящего просто нет.

С тяжёлым вздохом сел на кровать и вытащил из заднего кармана путёвку. Полиграфия явно не современная: бумага из вторсырья, графика, шрифт, исполнение — всё в ней будто родом из далёкого прошлого.

Внутри несколько заполненных от руки разлинованных граф.

«Имя и фамилия: Семён Персунов» — здесь всё верно.

«Дата: 1989» — так и написано, без конкретики. Может, это путёвка с открытой датой?

«Адрес: Ростовская область» — феерично.

Печать и подпись начальника лагеря. Всё, больше никакой информации.

Если совсем уж отойти от сухого рационализма и предположить, что я не просто помолодел, а — гулять так гулять — переместился во времени, то этим можно объяснить остальные сегодняшние странности, начиная от внезапно наступившего лета и заканчивая исчезнувшими спутниками системы глобального позиционирования. Иначе просто никак, все возможные реалистичные версии разбиваются об упрямые факты, которые, как говорится, налицо. В прямом и переносном смысле. Похоже, это действительно пионерский лагерь в самом настоящем Советском Союзе конца эпохи перестройки.

«Что же теперь делать?»

Хоть моя асоциальная сущность всеми фибрами протестует, кричит и рвётся бежать вон отсюда, мне сейчас остаётся только прикинуться валенком и сделать вид, что всё в порядке. Это лишь для меня происходящее — дикость, а для всех остальных я — самый обыкновенный подросток, пионер, просто приехал на отдых с опозданием.

Пламенных историй о внезапном перемещении во времени посредством рейсового автобуса тут вполне могут и не оценить по достоинству. Меж двух зол — пионерлагерем и палатой в дурке — следует выбрать меньшее. Так что, перекантуюсь в сторонке серой мышкой, как привык делать ещё со времён школы, а там отъезд, и остаётся надеяться, что вернут меня именно домой, а не забросят снова куда-нибудь.

К горлу поступил ком, и на нервах начало потряхивать. Захотелось забиться в тёмный угол подальше ото всех и тихо сдохнуть. А если всё гораздо хуже, что я буду потом делать без документов, денег, жилья? Пополню ряды бомжей? Блестящее завершение моей никчёмной жизни!

«Вытянул счастливый билетик, мать вашу за ногу!» — я бросился ничком на матрац и в исступлении замолотил кулаками по постели.

* * *

— На склад явиться, говорите? Охо-хо…

Я обречённо закатил глаза, обнаружив, что хожу по кругу. Изнуряющий мучительный зной вышел на предвечерний пик. Солнце жарит беспощадно, я весь вспотел, и теперь это мешает думать и вообще сосредоточиться. Наверное, только благодаря тени от крон повсеместно растущих в лагере деревьев до сих пор не получил очередной тепловой удар. Так я буду долго здесь петлять, нужно выловить аборигена. И как назло, на горизонте никого — очевидно, тихий час до сих пор не закончился. Я решительно развернулся туда, где, по моему представлению, должен находиться мой домик, и, о чудо, увидел споро вышагивающего по дорожке, смутно на кого-то похожего, парнишку с шапкой вьющихся русых волос. Судя по почти полному отсутствию загара, на улице он бывает не особо чаще меня. Проходя мимо, пионер остановился.

— Новенький?

— Угу.

— Сергей, но все дразнят Электроником, — бойко представился парень, протягивая руку.

Так вот откуда он мне показался знакомым.

— Скажи ещё, что фамилия Сыроежкин.

— А ты как узнал? Сказал уже кто?

— Не важно, — отмахнулся я, из вежливости пожимая протянутую руку. — Меня Семёном звать. Подскажи-ка, где у вас тут склад?

— Так ты совсем не туда забрёл, — сообщил он голосом настолько звонким, что я испытал жгучее желание найти-таки, где у него кнопка, и убавить громкость. — Сейчас по этой дороге иди прямо, — Сыроежкин указал в сторону, откуда сам только что пришёл, — там выйдешь на центральную аллею, свернёшь по ней налево, минуешь площадь, потом столовую — её трудно с чем-то спутать — и следом сразу увидишь склад. Запомнил?

— Угу, спасибо.

— А то могу проводить, заодно лагерь покажу. Ты же только приехал, и тебе надо всё-всё увидеть, без экскурсовода никак! — отрекомендовался он, нацепив лучезарную улыбку.

Понимая, что вряд ли выдержу общество этого раздражающе жизнерадостного паренька и уже через пяток минут буду готов придушить бедолагу, я поспешил откланяться.

— Не утруждайся, у тебя наверняка полно дел, — похлопал его по плечу и скоренько отбыл в указанном направлении, пока пионеру не пришло в голову настоять на своём.

Следуя нехитрой инструкции Электроника, мне вскоре удалось добраться до бежевого кирпичного одноэтажного здания с верандой на высоком фундаменте, лавками и перилами. О том, что это столовая, сказали множество больших окон, мощная вытяжка и газовые трубы. Действительно, трудно спутать с чем-то ещё.

Пройдя мимо, почти сразу наткнулся на другое одноэтажное здание: теперь уже деревянное, практически без окон. Когда-то оно было белым, а сейчас стало серо-грязно-коричневым с ржавыми подтёками и следами пионерских художеств, сделанных цветными мелками и углём. Как и любой уважающий себя склад, здание оборудовано большими воротами под разгрузку. Обрадовавшись возможности хоть ненадолго скрыться от свирепствующего южного светила, я решительно направился к отдельной небольшой двери на углу.

Единственный обитатель склада — кастелянша: преклонного возраста бабуля, которая, несмотря на почтенные седины, весьма проворно управляется со своими обязанностями. Назвав ей номер отряда и фамилию, получил на руки объёмный баул с постельным и полиэтиленовый пакет с полотенцем, в которое завёрнуто что-то ещё.

— Форму надоть? — проскрипела кастелянша, смерив меня или, скорее, мой буржуинский гардероб неодобрительным взглядом из-под взъерошенных бровей.

— Надоть, — передразнил я её.

Не обратив на это внимания, она удалилась вглубь стеллажей и уже через минуту вернулась со стопочкой глаженой одежды и сандалиями.

— Спасибо, — я похватал барахло и развернулся к выходу.

— Куда побёг, орёл? — осадила бабуля. — Закорючку свою сперва поставь.

Она ткнула узловатым кривым пальцем в журнал, показав три идущие подряд клеточки на разлинованном жёлтом листе, левая часть которого исписана неразборчивым почерком. Я подмахнул разом всё одним автографом по диагонали и, получив в ответ утвердительный кивок, пошёл обратно к себе.

Уединившись в своей комнате, принялся осматривать, чего мне тут перепало с партийно-комсомольских щедрот. Оказалось — не густо, лишь самый необходимый минимум: чтоб было на чём спать, во что одеться и чем умыться.

Баул с постельным, в основном, содержащий большую пуховую подушку — ночной кошмар аллергика — дополненную наволочкой, простынкой и тонким стёганым одеялом в пододеяльнике, сразу полетел на кровать справа от двери: если я правильно понял, сюда по утрам не должно светить солнце.

В качестве банных принадлежностей, помимо полотенца, обнаружился кусок «Детского» мыла и круглая картонная баночка «Особого» зубного порошка, по десять копеек за штуку, если верить надписи на бело-синей крышке. Сто лет такого не видал. Отсутствие штрих-кода и значков всевозможной стандартизации, которыми обильно усыпаны привычные мне этикетки, лишний раз подтвердило, что вещица явно не из моего времени. Ещё здесь же нашлась мочалка из лыка — натуральное орудие пыток, особенно пока новая. Эта — именно такая.

Пионерская форма. Меньше всего мне хочется наряжаться в это посмешище, но и в зимнем ходить по тридцати-сорокаградусной жаре — то ещё удовольствие. Примерив рубашку с шортами, не мог не отметить, что подошли они почти идеально. Видать, глаз у кастелянши намётан. Даже с сандалиями не промахнулась старая: и как только разглядела через зимние обувки, какой там у меня размер ноги. Но к галстуку не прикоснулся: как хотите, а эта пакость по доброй воле на моей шее не пропишется.

Подойдя к шкафу, скептически осмотрел представшее в зеркале существо и выправил полы рубахи поверх — вот так уже гораздо лучше. Ещё бы не дурацкие шевроны с погонами и не унылый синий цвет шорт в духе робы жителей «Города 17» или Океании из оруэлловского «1984». Ну да ладно, спасибо, хоть без пилотки и лент через плечо.

Единственная нашедшаяся в шкафу вешалка приняла на себя всю мою одежду и была приторочена снаружи к его дверце. Из сумки вытащил лишь телефон и, отключив, чтоб зря не расходовал аккумулятор, положил в шорты. Вряд ли мне может пригодиться здесь что-то ещё из моих вещей. В последний момент только наткнулся на сигареты — в пачке осталось всего две штуки. Курить желания нет, но возникла идея проверить кое-что, поэтому я забрал пачку в карман и бросил сумку вместе с ботинками на дно шкафа.

* * *

Выскочив из дверей, осмотрелся и, не обнаружив никого поблизости, шмыгнул в кусты за домик. Из репродуктора зазвучала какая-то дудка. Наверное, это должно что-то значить, но я не силён в лагерной тематике, да и вникать не хочется. Сейчас мне интереснее выяснить нечто другое.

Забравшись в заросли достаточно глубоко, чтобы исчезнуть из виду с дороги, закурил. Первая же крохотная затяжка вызвала отвратительное удушье, резь в горле и жуткий приступ кашля. Через силу затянулся ещё раз, слезоточивый дым начал разъедать глаза, а никотин шандарахнул по мозгам. Такое обычно бывает, если довольно долго не курить, но тут дало прямо от души, меня аж повело, словно пьяного. Похоже, этот организм и впрямь никогда в жизни даже не прикасался к куреву. Любопытно, тело мне выдали новое, с иголочки, а потравить тараканов в голове не удосужились. Надо бы пожаловаться в местный Межпространственный Потребнадзор.

— А чо эт мы тут делаем?! — гаркнул кто-то позади, заставив меня что есть мочи подпрыгнуть.

Весь красный, заплаканный из-за сигаретного дыма и с квадратными глазами от никотина, я, хватая ртом воздух, ошарашенно вытаращился на возмутителя моего душевного порядка. Точнее, возмутительницу. Передо мной, едва ли не сложившись пополам, скорчилась от хохота какая-то деваха.

— Штаны не попачкал, надеюсь, а то карга новых не даст — заставит эти стирать! — упиваясь весельем, выдала бандитка.

Скоро девчонка успокоилась, а я, поняв, что это всего лишь очередная пионерка, унял мандраж и отёр трясущимися руками слёзы. Как и все представительницы слабого пола, встреченные мною здесь, эта тоже оказалась по-своему привлекательна: круглое лицо с милыми ямочками на щеках, немного вздёрнутый носик — в лад к высокомерному нагловатому взгляду из-под низко опускающейся чёлки. Медно-рыжие недлинные волосы, собранные в два аккуратных хвостика, задорно болтающихся от каждого движения головы, гармонично довершают её легкомысленный образ.

Но больше всего рыжую выделяет манера одеваться. Весьма своеобразная для пионерии. Подвязанная узлом почти полностью расстёгнутая рубашка, плотно облегая всё, что полагается облегать, демонстрирует подтянутый животик, стройную фигуру и необременённость хозяйки такими пустяками, как нижнее бельё. Носить галстук на шее? Скучно. Вот в виде напульсника на запястье правой руки — совсем другое дело.

Бунтарка, одним словом. Зато она не вызывает такой подозрительной настороженности, как старпом вожатой. Здесь сразу понятно, что можно ждать от человека такого склада характера, и особенно, если это девчонка-тинейджер — однозначно ничего хорошего. Люблю определённость.

— Что глазеешь? — пионерка оглядела свою одежду и руки, наверное, ожидая увидеть что-то выбивающееся из благопристойной картины, и не подозревая, что в моём понимании из этой картины выбивается вообще вся она, от мысков сандалий до кончиков рыжих хвостов.

— Да так… своеобразный у тебя взгляд на местный дресс-код.

— Дресс-что? По-русски говори, — рыжая задиристо повела носиком.

— Не бери в голову.

Она помедлила, разглядывая меня, и осведомилась холодно-безразличным тоном:

— Это ты, что ли, новичок?

— Угу.

Пионерка приподняла бровь.

— И это ты наехал автобусом на выскочку? — на её лицо медленно выползла бесоватая улыбочка.

Быстро же тут новости разносятся, даже несмотря на тихий час.

— Ты про Славяну, что ли?

Рыжая скривилась.

— Её самую.

— Ну, выходит, что я. Она сама на дорогу выскочила передо мной.

— Я ж говорю — выскочка, — пионерка ухмыльнулась, обнаружив забавную игру слов. — Так ты тоже лагерную принудиловку не терпишь?

«Тоже?»

— Меня сюда не спрашивая упекли, — как на духу, честно выдал я.

— Ясно, — она понимающе мотнула головой. — Что хоть куришь, угостишь?

Я кинул ей пачку «Честера», в которой осталась зажигалка и одна сигарета. Рыжая поймала посылку, повертела в руках, хмыкнула и заглянула внутрь.

— Последнюю не беру, — пионерка укоризненно стрельнула в меня янтарными глазами, протягивая пачку назад.

«О, вот и дворовые пацанские обычаи подъехали, до комплекту».

— Не парься.

Я выбросил недокуренную сигарету и направился обратно в домик.

— Семён, на полдник не хочешь сходить? — окрикнула вожатая, вынырнувшая позади на перекрёсток. — Ты же, как приехал, не ел ничего.

Кстати, о птичках… до этого я как-то не замечал голода. Находились занятия поважнее: закатить пару-тройку истерик, например. Сейчас же, когда возбуждение немного улеглось, на первое место стали выходить простые житейские потребности.

Согласно кивнув, спустился с крыльца и направился в сторону столовой — теперь-то эта часть лагеря не представляет трудностей для меня, благодаря недавним поискам склада. Когда подошёл ближе, Ольга Дмитриевна обратила внимание на мой внешний вид:

— Ты как одет, разгильдяй? Галстук где, почему форма как попало висит?

— Что угодно, но только не галстук, — запротестовал я, заправляя рубашку в шорты.

Ольга Дмитриевна упёрла руки в бока и наставительно продекламировала:

— Пионер должен быть опрятен и с гордостью носить пионерскую форму! Какой пример ты подаёшь младшим товарищам своим видом?

Я растерянно почесал щёку, не зная, что ей ответить. Эта сторона вопроса меня, в принципе, заботит меньше всего.

— Неси его сюда, лично проконтролирую, чтобы был надет. Будем делать из тебя образцового пионера. Иначе никакой столовой!

Вот так бы сразу, понятным русским языком, а то началось: «пример», «товарищи», «гордость» — такие штуки на меня уже давным-давно не действуют. Я быстро вернулся в домик, нашёл злосчастную красную тряпку и выскочил на улицу.

— Повязывай, — велела Ольга Дмитриевна.

Уже интереснее. У меня нет ни малейшего понятия, как это делается. Утерев галстуком выступивший на лбу пот, я начал примеряться, что с ним сделать. Вожатая, наблюдая мои потуги и постепенно страшно меняясь в лице, заставила лишь ещё сильнее нервничать.

— Да ну его в баню! — не вытерпев, сорвал галстук с шеи.

— Дай сюда.

Она выхватила тряпку из моих рук, перекинула через голову и ловко пропустила под воротником, а потом неуловимым движением в две секунды соорудила правильный узел…

— Глядите, новичок себе уже няньку нашёл! — прилетело из-за спины.

Я развернулся, поправляя галстук и стараясь не думать о том, насколько глупо сейчас выгляжу. Возле крыльца моего домика встали сразу три девицы, но голос, безусловно, принадлежал той самой недавней задиристой пионерке. К слову, она тоже приняла подобающий вид: не иначе, как сама боится гнева вожатой по поводу формы.

Я покачал головой и, ничего не говоря, направился в столовую, а Ольга Дмитриевна тут же принялась песочить хулиганку по поводу её «примера», «гордости» и прочего «товарищества». Мне, привыкшему к общению в интернете с его неизменными троллингом и оскорблениями, для выхода из равновесия требуется что-то более серьёзное, чем детские подколки левых пионерок.

* * *

Столовая представила собой… столовую. Тривиальнейшее заведение общепита, какие существуют в каждой школе или крупном предприятии: просторное помещение с высокими потолками, заставленное длинными рядами столов со стульями или лавками, кафель на полу и стенах, большие окна с тюлями, плакаты, горшки с цветами и репродукторы под потолком, закреплённые на колоннах. Чисто, светло, порой довольно шумно и пахнет едой. К сожалению, не всегда вкусной.

Чтобы поесть, нужно подойти с подносом к буфету, получить паёк и занять любое свободное место. Это для тех, кто постарше — самообслуживание. Малышня же, которая своими короткими ручонками не шибко достаёт до стойки раздачи, пользуется услугами дежурных, сервирующих им столы.

Когда я добрался до своего полдника, основная масса пионеров уже покинула столовую. По залу ходили двое в фартуках и складывали на тележки то, что малолетние посетители не удосужились за собой прибрать. В одном из дежурных узнал Славю — она еле заметно кивнула мне, а другого — незнакомого хмурого блондинистого парнишку в очках — увидал тут впервые.

Долго рассусоливать с полдником не пришлось, причитающуюся ватрушку я проглотил даже не отходя от раздачи, тут же запив едва тёплым чаем, и, не медля, направился к выходу. В дверях мне попались уже виденные ранее пионерки: рыжая хулиганка и две её спутницы, которых смог разглядеть получше, пока они заходили в столовую. Первая — невысокая, темноволосая девочка — на секунду задержала взгляд зелёных глаз и быстро прошмыгнула мимо, стеснительно потупившись; вторая же оказалась весьма колоритной особой, во всех смыслах. Мало того, что метиска, так ещё и причёской своей даст фору всему имеющемуся эпатажу рыжей: азиатка с гордостью носит два длинных, почти до пола, светло-бирюзовых хвоста в стиле персонажа какого-нибудь японского мультика. Ноги же её почему-то одеты в чёрные чулки вместо гольфов или носков. Даже удивительно, кто допустил всё это в пионерском лагере. Аквамариновая девочка, увидев меня, хихикнула, прикрыв рот ладошкой, и затараторила в ухо стесняше, на что та ответила лишь резкой сменой цвета лица с бледного на пунцовый.

Чудной тут бестиарий, однако. И это всё, вкупе с Гендой, навело на мысль, что на дворе не просто какое-то недавнее прошлое, а вообще альтернативная реальность, которая в общем совпадает с моей, но одновременно и отличается в деталях. Впрочем, детали эти местами очень даже привлекательны. Могло ведь и гораздо меньше повезти: на ум пришли злобные инопланетяне-садисты, сгрудившиеся вокруг операционного стола, держа наготове тентакли и анальные зонды.

«Вот это был бы номер».

После столовой я направился куда глаза глядят. А глядят они ожидаемо в сторону выхода. Так я снова попал на стоянку, теперь уже пустующую — автобус уехал, увезя с собой последнюю мою надежду выбраться отсюда по своему почину. Правда, возле столовой стоит серая «Волга», можно ещё попытать счастья с ней, если станет совсем уж невмоготу. А сейчас, здорово нанервничавшись, я уже не испытываю ничего, кроме апатии. Лагерь меня больше не пугает, во всяком случае исчезло опасение за свою жизнь или здоровье, остался лишь страх неизвестности, тревожное липкое ожидание чего-то неподвластного моим силам. После насквозь подконтрольной собственным хотелкам размеренной жизни, вся эта история совершенно выбила почву из-под ног. Наверное, я должен сейчас биться в истерике, кататься по земле, кричать и рвать на себе волосы, но на это уже не осталось никаких сил.

Поэтому просто уселся на разогретый солнцем бордюр и с отсутствующим видом принялся рассматривать землю под ногами. В трещине между асфальтом и бетоном обустроили гнездо муравьи. Чёрные букашки, не покладая всех своих конечностей, суетливо стаскивают в муравейник лут с близлежащей округи. Увлекательное зрелище, способное занять такого, как я, на многие десятки минут, а то и часы.

Хорошо им. Огромный коллективный разум, в котором нет места индивидуализму, рефлексии и экзистенциальным изысканиям, каждый чётко знает свою роль, не страдает кризисом среднего возраста и не впадает в депрессию из-за нереализованного жизненного потенциала. От каждого по возможностям, каждому по потребностям. Самый настоящий коммунизм, построенный за миллионы лет до того, как это стало модным, и безо всяких Марксов с Энгельсами.

— Лови её! — прокричал кто-то из зарослей позади меня.