Нетерпение сердца (гет)

Северус

В кабинете так холодно, что он придвигает кресло поближе к огню и наливает в стакан немного огневиски. Снова — один. Преподаватели все еще сторонятся его и не приглашают проводить вместе воскресные вечера за чашкой кофе в Хогсмиде или в уютной гостиной Пуффендуя, куда всех зовет мадам Стебль. Студенты тоже смотрят на него косо, а некоторые, у кого не выходят зелья или кто получает низкую оценку, — так с презрением и обидой.

Северус достает из кармана записку, переданную ему Лили для Петунии, и в сотый раз вертит в руках. По-хорошему ее нужно вскрыть, и он бы обязательно так поступил — с чужой запиской. Но здесь хранился секрет Лили, а поэтому он только бережно гладит сложенный вчетверо пергамент и снова прячет его в карман.

Лили не может всерьез верить, что он выполнит ее просьбу и заглянет к Петунии. Даже если попытаться обмануть Лорда и сделать вид, что он разыскивает ее сам, наложить несколько заклинаний и по-настоящему применить Круцио к толстяку с жирком, это может иметь последствия. Самые непредсказуемые. Пожиратели могут заявиться туда еще раз и вытащить из Петунии все воспоминания.

Северус делает глоток, и огневиски обжигают рот.

Лили не была такой в школе. Возможно, она и с Поттером такой не была, либо тот сделал ее отчаянной и безрассудной. Три раза бросить вызов Лорду — на что она рассчитывала? Дамблдор — единственный человек, который способен сражаться с Лордом на равных. Ради чего лезть навстречу смерти?

Северус выпивает остатки огневиски.

Ему никогда не нравилось признаваться самому себе, что у них с Лили — разные темпераменты. Она вычитала эта дурацкое слово в книжке, которую ей подарила Мэри на третьем курсе, и все уши прожужжала ему о том, какие они разные и как странно, что они дружат. Она еще гордилась этим: разные, а друзья.

Северуса временами раздражали ее открытость и способность легко болтать с каждым встречным, временами он ей страшно завидовал или пытался перебороть свою любовь к одиночеству и заговаривал с первым встречным в библиотеке. Но у него не было миндалевидных глаз и темно-рыжих волос, и его обходили стороной. Впрочем, харизмы у него тоже не было.

И настоящая, теперешняя Лили его пугает. Эти ее глаза — холодные, с ледяным блеском — не обещают никакой дружбы и расположения, не говоря о любви. Что бы она там ни обдумывала, ее нужно отвлечь от этих мыслей. Подтолкнуть к пониманию того, что он чувствует к ней. Ее обязательно нужно чем-то занять, потому что ей все запрещено. А Лили — даже та Лили из школы — терпеть не могла, когда ей что-то запрещали.

Северус выдыхает. Он был неправ. Он совершил в отношении Лили чертовски много ошибок. Произнес то чертово слово. Связался с Пожирателями Смерти, чтобы стать заметным и нужным — то есть стал частью тех, кто ненавидел таких, как она — и это сейчас кажется ему чудовищной ошибкой. Но тогда все выглядело иначе — в его глазах. Как ей это объяснить?

И его сердце довольно истосковалось по ласке, которую никогда не получало. Ему хочется — отчаянно хочется тепла. Но у Лили — холодные глаза, как ледяные изумруды. И они отталкивают его. Опять! Опять биться в дверь, которая не просто закрыта — замурована. Но он сможет.

Северус снова вытаскивает пергамент из кармана рубашки. Должен ли он сказать об этом Дамблдору? И, повертев в пальцах, он возвращает записку на место, поближе к сердцу.

Настенные часы глухо бьют семь вечера, и Северус, протянув руки к огню, вдруг вспоминает о безумной просьбе матери. Придется идти к тому, кого он ненавидит больше всего на свете.

Накидывая теплый зимний плащ с меховой оторочкой, Северус отчего-то вспоминает теплые глаза Мэри удивительного болотного цвета.

Мэри

Бабушка покорно берет ложку и опускает в тыквенную кашу. Приступ ярости позади, и ближайшие пару дней можно не беспокоиться. Мэри подходит к пальто и достает из кармана кошелек: до зарплаты осталось два галлеона, а ехать в Мунго за зельем нужно уже послезавтра.

Мэри целует бабушку в щеку и садится напротив нее. Если бы не эта просьба со стороны Дамблдора, которая принесла ей работу, крышу над головой, деньги для лечения — чем бы она сейчас занималась? Учитывая ту ситуацию, что творится в Лондоне. Может быть, устроилась бы работать в «Дырявый котел» или в какой-нибудь магазинчик в Косом переулке. Но тех денег хватало бы впритык. Дамблдор, приглашая ее, словно знал, что в ее жизни все стало так сложно?

Мэри дует на ложку с горячей кашей. Задача ее сейчас проста — молчать, продолжать ухаживать за магическими существами, не привлекать к себе внимание. Но Лили задала определенный вопрос — про будущее, и Мэри теперь тоже терзается размышлениями.

Накинув шерстяной плащ, Мэри неторопливо идет в Хогвартс. Кеттлберн и Граббли-Дерг уехали на конференцию в Шотландию, а Мэри осталась присматривать за животными. Первым делом она занимается лунными тельцами, потом идет за мокрицами для лукотрусов, которые теперь радуются ее появлению. Один лукотрус — может быть, девочка? — садится к ней на плечо и с восхищением трогает за ухо. Ведь таких ушей у лукотрусов нет.

Возясь с животными, Мэри постоянно думает о том, что в природе все гармонично, все для чего-то нужно. И только люди могут бесцельно болтаться в мире, ничем не занимаясь.

Мэри оставляет лукотрусов развлекаться с мокрицами и медленно бредет к загончику с саламандрами.

И останавливается, невольно касаясь уже зажившей руки.

Наверное, ошибки должны учить. Хотя бы иногда.

Мэри проходит через массивные двери в холл, где расположены разноцветные песочные часы, и оглядывается по сторонам. Двери ведут в самые разные помещения, и, подумав с минуту, Мэри решительно идет ко входу в гостиную Слизерина. Пароль она не знает, поэтому терпеливо ждет первого же встречного слизеринца, чтобы «позвать профессора Снейпа».

Он появляется не сразу, и Мэри, скучая, переминается с ноги на ногу, рассматривая мельтешащих студентов. Удивительное место Хогвартс. Время тут застывает, не течет. В мире вечно что-то происходит, изменяется, а здесь — те же мантии, те же уроки, даже преподаватели держатся до последнего.

Снейп соглашается помочь без вопросов, молча. Только слегка кривит губы, но он часто так делает, и Мэри не понимает: это сердитость или усмешка. Они шагают друг за другом к Запретному Лесу — и разом останавливаются у саламандр.

— Что нужно делать? — сухо интересуется Снейп.

— Следить, чтобы не лезли ко мне всей толпой, — Мэри использует манящие чары, чтобы придвинуть еду, уже приготовленную для саламандр. — Как только полезут, наложи Конфундус или что-нибудь останавливающее. В прошлый раз одна меня потому и укусила, что все кинулись одновременно, а я попыталась ее отодвинуть.

Вдвоем они справляются быстро, и Мэри, удовлетворенно вздохнув, запирает загон. Придется попросить помощи еще завтра, а там и Граббли-Дерг вернется.

— У тебя лукотрус в кармане, — Снейп хмуро кивает на ее мантию. — Смотри, не унеси в Хогсмид.

Мэри пожимает плечами, вдыхая запах прелой листвы.

— Спасибо за помощь. Извини, что вытащила посреди рабочего процесса.

Снейп усмехается, но в его глазах сквозит удивление. Словно его никто не благодарит.

— Ненавижу этот процесс, — признается он. — Слишком много идиотских мелочей. Еще и эти постоянные стены, стены, стены, будь они прокляты. Начинаешь привыкать к замкнутости.

— А здесь вольно дышится, но зябко, — Мэри поеживается и дует на замерзшие руки. — Вот вроде и надеваю на себя два свитера, а все равно холодно. Может, заклинание обогрева придумать, пока мокриц набираю.

У Снейпа дергаются уголки губ, словно он хочет что-то предложить, но сомневается. Мэри застывает в этом ожидании: не все можно делать ради Лили, во всяком случае, переступать через свои желания в ситуациях вроде этой. Если ее общество нежелательно или неприятно, он промолчит.

Мэри бессовестно разглядывает его лицо: оно другое, не такое, как пару недель назад. В нем словно меньше надежды, но больше упрямства. Снейп встречается с ней взглядом, и Мэри, слегка покраснев, отводит глаза.

Не так уж он и некрасив, как вечно говорила Джессика — еще одна их с Лили однокурсница. Ей почему-то не нравилось, что «Лили общается с этим уродливым неряхой». В конце концов, Джессика со своим носом-пятачком была ничуть не лучше.

— У меня есть кофе, — произносит Снейп отрывисто. — Горячий.

— Болтать будут, — Мэри переступает с замершей ноги на замерзшую ногу. — Ну, что я к тебе в кабинет хожу.

Снейп приподнимает брови.

— Кто будет болтать, тот вычистит котлы без помощи магии.

И Мэри, улыбаясь, идет за ним в замок. Лили неправа: в этом человеке есть сострадание, есть душа. Ей кажется, что сейчас он желает ей помочь совсем не из-за выгоды.

Регулус

Розье идет быстрым шагом, даже не оглядываясь по сторонам. Он выглядит совершено уверенным в себе и в том, что делает — или собирается сделать. Регулус старается не отставать, но мысли, кружа в голове как стая черных птиц, словно ставят перед ним преграды.

Они идут по очередной просьбе Лорда: узнать, не хочет ли семья Дженкинсов примкнуть к Пожирателям Смерти. Старинная чистокровная семья, один из младших детей которой сейчас учится в Когтевране.

Окраина Лондона выглядит совсем заброшенной и серой: дома с заколоченными окнами, настороженные лица редких прохожих. Сириус сказал, что город теперь кажется чужим, но Регулус не может поверить, что все изменилось так сильно. Словно он спал — а теперь проснулся.

Выдвинуть себя в пару к Розье было непросто: Лорд только скривил губы, услышав о просьбе, и велел вернуться за книги, Беллатриса расхохоталась, и только Лестрейндж, посмотрев на него внимательно, через сколько-то попыток все же уговорил Розье взять Регулуса с собой. С того вечера Регулус больше не мог заниматься учебой, только ходил по гостиной мимо гобелена, пугая мать и Кричера.

Если Сириус прав — что дальше? Как поступить?

Розье останавливается напротив домика с серой крышей, усыпанной рыжими и желтыми листьями старого клена. Ворота заперты, но Розье взламывает их заклинанием практически мгновенно и, зажав палочку в руке, осторожно идет через сад к одноэтажному дому.

Регулус тянется к карману, но не торопится доставать палочку. То, что Сириус прав во всем, теперь кажется ему совершенно очевидным. Человек, который будет просить, не станет готовить оружие, не будет таиться. Мерлин, как он был смешон и наивен! Сидел за книгами, углубляясь в Темные искусства, в тишине и спокойствии дома, смотрел на мать и на холеное лицо Люциуса, ел изысканные блюда, а тут — кровь, грязь, унижения, смерти.

Насколько может уйти в себя человек, чтобы не замечать всего этого.

Что Розье будет делать, если в просьбе откажут, Регулус спросить не успевает: дверь в дом распахивается вовнутрь, сорванная с петель, и Розье одним движением оказывается внутри. Шагая вслед за ним, Регулус с неприязнью осознает, что и он сам сейчас выглядит отвратительно: в черной мантии с капюшоном и в этой противной своим изяществом маске.

— Никого. Дьявол! — Розье громко топает ногой, ураганом пройдя по комнатам. — Словно знали, что мы придем.

— Что бы ты сделал, если бы они отказали? — Регулус дышит часто, пытаясь прийти в себя.

— Убил. Такой приказ, — Розье распахивает дверцы кухонных шкафов и повторяет уже сказанное трижды: — Гоменум Ревелио!

Регулус сдергивает капюшон и стаскивает маску. Убить! За что? Черт подери, где были его уши раньше?

— Все, кто дает отказ, обычно присоединяются к Ордену Феникса — непосредственно или пассивно оказывая поддержку. Тебе нужно, чтобы у Лорда было больше противников? А так, нет человека — нет и возможной угрозы. Сейчас не то время, когда можно прощать.

Регулус сглатывает: если он сам захочет уйти из Пожирателей, это будет очень непросто.

— Я не хочу убивать людей.

— Тогда возвращайся к своим учебникам, мальчик.

Слова произнесены так презрительно, что Регулуса передергивает, но он молчит, не сводя с Розье глаз. Да, от него ничего не ждут, кроме денег и изучения книг. А в такой ситуации любые деньги — не лишние. Тем более что у Лорда их нет. И никогда не было. Когда-то это казалось романтичным: человек без средств радеет за справедливость для чистокровных. Теперь же все становится ясно.

— Я доложу о твоих словах.

— Докладывай, — Регулус пожимает плечами. — Только скажи: неужели тебе это нравится? Вот это все? Нападение на невинных людей, насилие, принуждение?

Розье несколько секунд молчит, кусая тонкие губы. Когда-то он тоже учился в Хогвартсе и был краснощеким мальчишкой, которого часто оставляли на отработки. Теперь от того мальчишки ничего не осталось.

— В наше время нужно или стать кем-то, или уметь приспосабливаться. Я выбрал второе, но я ревностно следую своему выбору.

До самого возвращения в особняк Лестрейнджей они оба не произносят ни слова, но Регулус думает только об одном: как уйти от Лорда незаметно и не вовлечь в это мать. Вряд ли Лорд отпустит его просто так — придется бороться за право быть собой и за путь от обмана к правде.

Северус

Отца ему помогает разыскать один из помощников Дамблдора с крайне неприятным прошлым и внешностью: Флетчер. Северус не думал, что когда-нибудь обратится к нему, но сейчас нельзя привлекать к себе лишнее внимание, и Наземникус остался последним шансом.

Северус касается нагрудного кармана, где лежит палочка. Если бы он мог, он оставил бы ее дома. Что там может случиться у отца — никто не знает, и использовать магию будет неразумно, но гнев не всегда можно сдержать.

Дом, в котором живет отец, явно построен для съема: несколько этажей, длинные узкие коридоры с множеством дверей, тусклое освещение и неприятный запах. Шагая все дальше, Северус нетерпеливо считает номера на дверях: семь, одиннадцать, двадцать пять…

И стучит в предпоследнюю дверь. Держаться, нужно держаться. Не позволять своим эмоциям выиграть. Не для этого он изучает окклюменцию уже второй год.

— Кто? — низкий голос отца звучит приглушенно.

Северус легко открывает тонкую дверь и оказывается в небольшой комнатенке с низким потолком и единственным окном, завешенным темной шторой. Мебели почти нет — только диван, шкаф и два стула. Северус про себя отмечает, что в комнате довольно чисто, лишь пахнет какими-то маггловскими средствами для уборки, и отцовские ботинки брошены на коврике.

— Что застыл? Проходи, — отец, кажется, не удивлен его появлению либо хорошо скрывает чувства. — Только ничем тебя не угощу. Самому есть нечего.

Северус садится напротив него и долго смотрит исподлобья. Этот человек принес ему немало несчастных моментов. Точнее сказать — несчастное детство. Ему всегда было плевать, чем занят сын или о чем он думает. Ему хотелось, чтобы от него все отстали, накормили и купили газету на вечер, потому что работа на заводе изматывала его слишком сильно, чтобы обращать внимание на собственную семью.

— Мать прислала? — отец усмехается, откидываясь на спинку стула. — Сам бы не пришел, я понимаю.

Северус с отвращением смотрит в его лицо: те же черные волосы, тот же изгиб губ и этот острый подбородок. Ну почему он не пошел полностью в мать?

— Хотела убедиться, что ты жив, — слова даются ему нелегко. — Вижу, что у тебя все в порядке. Работа есть?

— Перебиваюсь подработками. Последнюю неделю ничего не найти, пытаюсь сэкономить остатки, чтобы заплатить за комнату, — уголки его губ чуть дергаются. — Если так не будет везти и дальше, от голода помру. Ну, вам с матерью легче станет. Да и мне тоже.

Северус приподнимает брови.

— С чего это?

— Да сейчас обо мне вроде как помнить нужно, неудобно это. Ты в этой своей школе работаешь, мать домом занимается. Уже все поменяла так, как хотела? А я вот тут. И забыть меня некрасиво, вам же совесть не позволит, и видеть — противно. Впрочем, это взаимно. Вы одного поля ягоды, я — куст на краю, — отец произносит это спокойно и вдруг кажется невыносимо серым от безысходности.

И Северус совершенно по-детски ерзает на стуле.

— Я думал, ты ушел к другой женщине, — признается он тихо. — И уже заранее тебя возненавидел еще больше.

Отец смотрит на него насмешливо.

— Я мог бы объяснить, но ты не поймешь. Ты всегда был на стороне матери. Так что передай ей: я все еще жив.

Северус поднимается и некоторое время не двигается, рассматривая отца сверху вниз. Что он хочет сказать? Хочет вывернуть все в свою сторону? Северус вытаскивает из кармана пару сиклей и кладет на стол рядом с отцом.

— Они серебряные, так что можешь сдать их в ломбард, — произносит он быстро. — Если не найдешь работу, они пригодятся.

Отец что-то говорит ему вслед, но Северус уже не слушает, выходя из комнаты обратно в плохо освещенный коридор. Жаль, конечно, этих сиклей: у него и так практически нет денег, а на два сикля можно было бы купить Лили какой-нибудь подарок. Впрочем, несколько кнатов у него осталось, и он обязательно заглянет в «Сладкое Королевство» по пути в школу.

Но мысли об отце с этой минуты застревают в голове.

Мэри

Она сидит напротив худой женщины в темном пальто, с распущенными темными волосами. Женщина спокойно мешает кофе ложечкой, но пальцы слегка дрожат, хотя утром вторника в «Сладком Королевстве», кроме них двоих, никого нет.

— Бродяга связался со мной позавчера, — женщина хмурится. — И рассказал довольно интересную историю. О младшем псе, который начал сомневаться.

Мэри делает глоток горячего чая. То, что Сириус наконец появился, — уже чудо само по себе. Имя его брата Мэри помнит смутно, но спрашивать здесь — рискованно.

— И что младший пес? Будет теперь кем-то вроде Нюниуса? — интересуется Мэри, едва не поморщившись от прозвища, которое терпеть не могла еще в школе. — Или сам по себе?

Женщина пожимает плечами: информации у нее, наверное, еще нет, но и поверхностной хватит, чтобы рассказать Дамблдору. Впрочем, игра может быть и обратной. Если Снейп переметнулся в Орден, чтобы спасти Лили, то брат Сириуса может играть за другую сторону.

— У него все хорошо?

— Потрепанный больше обычного, а так — живее других.

Мэри украдкой смотрит на женщину и едва заметно улыбается. Да, Люпин под оборотным зельем и в женском обличье весьма похож на себя: худой, с этой обреченностью в голубых глазах.

— Я рада, что он жив, — произносит женщина тихо. — После смерти Сохатого ужасно было бы тяжело терять еще одного друга. Учитывая, что крыса оказалась настоящей крысой, вся история четверки превращается просто в иллюзию.

Мэри допивает уже остывающий чай. Лично ей никогда не нравились дерзость и самоуверенность Сириуса, который всеми силами старался не быть похожим на свою семью и оттого только больше походил на нее. Они с Джеймсом были умны, талантливы, богаты — и чувствовали себя на высоте. А тут — этот лохматый неопрятный мальчишка Снейп, который почему-то оказался другом девушки, которая только нос воротила от них обоих.

— Думаю, Бродяге лучше не показываться в городе, — Мэри отодвигает чашку. — Я передам директору информацию. Не сегодня, завтра, может быть, в конце недели. Чтобы эту встречу не связывали с его осведомленностью. Чем будешь теперь заниматься?

Женщина-Люпин пожимает плечами. Дел у Ордена, конечно, много: защищать магглорожденных и полукровок, разбираться с Пророчеством. Только вот будни все тянутся и тянутся, покрытые серой краской однообразия. А надежды пока нет.

— У тебя все в порядке? — женщина-Люпин интересуется так мягко, что Мэри вздрагивает.

— Да, спасибо, — отвечает она по инерции. — Зверушки успокаивают, да и после свежего воздуха хорошо спится.

Не дожидаясь, пока Люпин спросит о здоровье бабушки, Мэри коротко прощается и выходит из «Сладкого Королевства» прямо под ледяной дождь. Все эти расспросы про здоровье, сочувствие и ненужные слова утомляют. Да всем дела нет до того, что она переживает. И нечего сотрясать попусту воздух.

Мэри на мгновение кажется, что сейчас она напоминает себе нелюдимого Снейпа — но его вполне можно понять. Везде только притворство.

Регулус

Регулус не знает наверняка, доложил ли Розье о сомнениях или оставил все между ними, но проходит неделя, а его все еще не просят прийти к Лорду. Регулус знает, что тех Пожирателей, которые чем-то не угодили Лорду, приводят на особый разговор. И до сегодняшнего дня Регулус ни разу не задумывается, а остаются ли они в живых.

Если бы он был один, сам по себе, как Сириус сейчас, то все казалось бы нипочем. Но дома, на площади Гриммо, его ждали мать и Кричер, и ими нельзя было рисковать. Если и уходить из Пожирателей, то нужно сделать это как можно незаметнее и тише. Сослаться на занятость учебой, изобразить совсем непонимающего дурачка, каким он и был недавно, и запереться дома. И сделать выбор, черт подери.

Регулус проводит рукой по влажным от моросящего дождя волосам и сбавляет шаг. Он долго не выбирался прогуляться просто так и теперь наслаждается запахом осени. Глядя на рыжие листья, он случайно вспоминает Марлин. Она по-прежнему красива, но в ее красоте таится грусть. Регулусу хочется поговорить с Марлин наедине, но Сириус ни за что ему этого не позволит. Марлин… Интересно, каково ей знать или догадываться, что он все еще влюблен в нее? Наивный мальчишка, с головой, забитой книгами. Наверное, приятно. А может — наоборот, тягостно.

Регулус подходит к дому неспешно, но прикоснуться к массивному дверному кольцу не успевает: заклинание, произнесенное за спиной, сбивает его с ног. Палочка, спрятанная в кармане, больно упирается в бок, достать ее быстро — невозможно. Регулус зажмуривается и медленно поворачивается, потянувшись к ней.

Следующее заклинание швыряет его о дверь, разбивая в кровь губы и нос. Регулус изворачивается, не обращая внимания на боль, и одним ловким отчаянным движением вытаскивает палочку, ожидая нового удара.

А потом замечает тень. Все происходит очень быстро, но это мгновение он запоминает навсегда: едва заметная тень, падающая на него, заслоняющая его от боли. Кто-то обменивается заклинаниями, и через мгновение тень обретает черты брата и, схватив его за руку, трансгрессирует.

Северус

Лили хмурится, разглядывая протянутую шоколадку. На руках у нее Гарри, который дергает ее за распущенные волосы и пытается запихнуть их в рот. Пахнет маггловским шампунем с розой, которым Лили, видимо, пользуется от безысходности.

— Ты серьезно? — спрашивает она холодно. — Гарри, перестань!

Северус тут же опускает руку со сладостью. Он ведь просто решил ее порадовать, вот и все. Это никак не влияет на все остальное.

— Думал, тебе будет приятно.

Лили опускает Гарри на ковер и, натянуто улыбаясь, показывает тому разбросанные игрушки. Гарри ползет к самой первой из них — плюшевому медведю — и кидает его о стену.

— Мне будет приятно, если ты расскажешь, что нас ждет дальше. Я здесь уже три недели. Чем занят Риддл?

— Ищет тебя, — Северус смотрит на нее мрачно. — Лонгботтомы уже в Мунго и останутся там навсегда. Еще неизвестно, получится ли спасти их ребенка. Августа, конечно, сильная волшебница, но против Лорда она не выстоит. Сейчас их укрывает Орден. Я надеюсь, ты не хочешь рисковать?

Лили устало вздыхает. На кровати, застеленной темно-зеленым покрывалом, лежит книга. До этого он не видел, чтобы Лили пыталась чем-то себя занять. И это его настораживает.

— Сейчас — нет. Еще, может быть, с месяц. Но дальше скрываться станет невозможно лично для меня. Подумай сам, Северус: что изменится, если Орден будет просто отражать нападения Пожирателей? Ничего. Как только Риддл исчезнет, они исчезнут вместе с ним.

Северус нервно переплетает пальцы за спиной. Он приучил себя к этому жесту в Хогвартсе: когда хочется сказать что-то резкое или неприятное — переплети пальцы и выдохни. Разумеется, иногда сдержаться не получается.

— Ты не выстоишь против Лорда, — замечает он, и Лили сразу щурится. — Не смотри на меня так, ты же знаешь, что я прав.

— Дамблдор один может победить его, верно? — Лили садится рядом с Гарри на корточки и протягивает тому еще одну игрушку. — Но он бездействует. Значит, в чем-то сомневается. Значит, есть что-то, без чего Риддла не победить. Иначе разве он стал бы подвергать нас смертельной опасности? Но Дамблдор ищет, возможно, уже давно. И сколько еще он будет искать? Так что как только я пойму, что Риддлу надоело думать о моем сыне, я начну действовать.

Северус чувствует, как по спине пробегает холодок. Это слишком опасно! Неверный шаг, случайное появление, слухи — все это приведет к ужасным последствиям.

— Не думаю, что это хорошая идея, — замечает он сдержанно.

Лили громко фыркает.

— Как будто мне нужно твое разрешение.

— Это совет друга.

— Друга? — Лили поднимает на него удивленный взгляд. — Боже мой, очнись, Сев. Мы перестали быть друзьями в тот вечер у портрета Полной Дамы. Ты выбрал свой путь, а я — свой. Сейчас мы не более чем знакомые, которые когда-то дружили в детстве. Нельзя так цепляться за прошлое. Многие близки в детстве, а потом расходятся, ничего ужасного в этом нет. Прошло много лет, понимаешь? Я совсем не понимаю, что творится в твоей голове. Вот в прошлый раз ты рассказывал мне про Хогвартс, рассказывал по-своему, иначе, чем раньше. И я поняла, что ничего о тебе не знаю.

Северус слегка отшатывается. Вот, значит, как. Он для нее — всего лишь воспоминание из детства, ничего больше. Наверное, она права: у нее получилось влиться в свой факультет, найти друзей, общаться. Он же был привязан к ней, прикован, ходил по пятам — потому что ничего лучше в его жизни не было. Не случалось. Она для него была и остается целым миром, а он — кусочком ее пазла.

Сердце сжимает от боли, но он спокойно замечает:

— Тогда я хочу стать твоим другом снова.

Лили качает головой.

— Сейчас не лучшее время завязывать дружеские отношения, Сев. Я немного… путаюсь. Смотрю на тебя и вижу того Сева, до первого курса. А ты ведь совершенно другой, я чувствую. Это сбивает с толку. Я не хочу никому доверять, кроме себя. И Дамблдору я тоже не верю. Хочешь мне помочь — выспроси у него, чего мне ждать дальше, иначе я тут с ума сойду.

Северус отворачивается к окну, впервые думая о том, что настоящая Лили совсем не похожа на Лили из его мечты и даже на Лили из его детства. По спине пробегает холодок, и сердце нервно екает: так не должно быть! Если допустить, что она — другая, тогда цепляться уже не за что. Мечта о том, что он будет с ней, что она захочет быть рядом с ним, помогала ему жить последние месяцы. А теперь…

— Обещаю: я выясню все, что могу, — отрывисто произносит он, не поворачиваясь к ней.

И тогда, быть может, она захочет разглядеть в нем того человека, которым он стал.

Мэри

Мэри забирается в кресло с ногами и раскрывает давно недочитанный роман. В небольшом камине уютно горят толстые поленья, и комната сразу наполняется приятным теплом. Несколько минут Мэри просто наслаждается тишиной, пытаясь отогреться после дня на промозглом воздухе.

Мэри закутывается в шерстяной плед и раскрывает книгу где-то посередине. Когда она читала ее последний раз? Кажется, года два назад. Как раз когда ее бросил Томас — высокий кареглазый парень с Когтеврана. Она была по уши влюблена в этого умника Томаса, а он, кажется, просто приятно проводил с ней время.

Мэри пробегает строчки глазами снова и снова, пытаясь вспомнить, кто такие Кэтрин и Маркус. Кажется, они познакомились в маггловском метро и сразу влюбились друг в друга. Как в книгах все просто! Взгляд — и взаимный взгляд в ответ. Вот и все, что нужно для романа. Интересно, чем кончится эта история? Очередной сказкой о том, что случайности совершенно не случайны, что для каждого на земле рожден человек, который составляет с ним одно целое. А что если такого человека не существует? Вот раз — и произошла ошибка. Ищет человек свою половинку, а ее нет.

Мэри встряхивает головой и продолжает читать. Действие разворачивается неторопливо, с множеством деталей, которые кажутся Мэри нелепыми. Но история все же затягивает, и хочется верить, что иногда бывает и так — легко и просто.

Она вздрагивает от неожиданности, когда в дверь тихо, но настойчиво стучат. Взяв лежавшую на столике палочку, Мэри бесшумно подходит к двери. Стук повторяется: сначала два медленных стука, потом три быстрых.

В приоткрытую дверную щель видно усталое лицо Снейпа и темные глаза — почти черные, о чем-то просящие. Мэри молча пропускает его внутрь и запирает дверь заклинанием. Некоторое время они оба смотрят друг на друга изучающе, потом Снейп невозмутимо замечает:

— Подумал, что было неприлично приглашать на кофе и ничего к нему не предложить. Вот, принес шоколадку.

Мэри улыбается уголком рта.

— Спасибо. Я поставлю чай. Кофе у меня нет — бабушке он запрещен. И старайся ходить тихо, она только недавно уснула.

Снейп проходит вслед за ней на маленькую кухню с восточным узором на полу и на ходу снимает мантию. Под ней оказываются простой черный свитер с гербом Слизерина и черные брюки. Мэри хмыкает, поворачиваясь к чайнику. Без мантии он кажется более располагающим к себе, более понятным.

— Сириус вернулся, ты уже знаешь? — Мэри ставит перед ним кружку с крепким чаем.

Снейп кивает.

Мэри садится напротив и сосредоточенно раскрывает шоколадку, освобождая от немного смявшейся обертки. Потом кладет ее на середину стола и нервно заправляет прядь волос за ухо.

Неловко.

— Ненавижу его, — в тихом голосе Снейпа сквозит неподдельное презрение. — Мерзкий тип. Все гордился, что он не такой узколобый придурок, как его брат. А в итоге Регулус всегда вел себя намного лучше.

Мэри вертит кусочек шоколада в руках. Сладость уступает горячим пальцам, растворяясь и пачкая их.

— Не могу сказать, что ненавижу Блэка, — произносит она серьезно. — Просто он мне неприятен. Во всяком случае, был неприятен в школе. Сейчас, я уверена, он стал совершенно другим человеком.

Снейп зло усмехается.

— Сомневаюсь. Жизненные обстоятельства меняют людей, но внутри они остаются прежними.

— Ты остался? — интересуется Мэри и тут же смущается своему вопросу.

— Разумеется, — он отвечает ей пристальным взглядом. — Мне приятно слышать, что тебе не нравилась вся эта блэковская игра в превосходство.

Мэри пожимает плечами, отламывая следующий кусочек. Пройдет несколько лет, и Снейп тоже изменится. Станет еще более сдержанным и закрытым. Забудет про бушующие эмоции, разрешит себе редко проявлять их, лишь в моменты, когда терпеть становится невозможно. Но сейчас он еще молод, как и все они, и она видит это нетерпение, жажду поделиться в черных глазах.

— Я принес эту сладость Лили. Она отказалась. Сказала — не время заниматься ерундой.

И глаза следят за ее реакцией, ждут ее.

— Глупость какая, — Мэри хмурится, не понимая, что происходит с лучшей подругой. — Наоборот, такая сладость поднимает настроение. Ты молодец, что постарался отвлечь ее от мыслей. Я вот даже не представляю, чем ее занять.

— Дамблдор серьезно обеспокоен Пророчеством, — Снейп опирается о стену. — Я не могу сейчас сказать точно, чем именно, он и сам еще не до конца уверен. Другой вопрос — а стоит ли вообще опираться на Пророчество. Это же не наука, в конце концов.

Мэри смеется, вспомнив вечно потерянное лицо Трелони за обедом или ужином.

— Боюсь, не все с тобой согласятся.

Глаза Снейпа на мгновение теплеют, и Мэри самой вдруг становится тепло.