Жизнь в диссонансе (гет)

()

— Это конфиденциальная информация.

— О закупках?

— Да.

Гермиона смотрела на человека, чей низкий рост во всей красе демонстрировал героические попытки мужчины спрятать лысину под тремя волосками. Она удивилась, почему тот не воспользовался зельем или заклинанием, но, видимо, магический способ сильнее ранил гордость, нежели простой зачес.

Гермиона выпрямилась, опустив руки на колени, и уставилась на мужчину, доводя его до предела. Этому приему она научилась у человека, из-за которого здесь и оказалась: чем тревожнее кому-то в твоем присутствии, тем больше он озабочен тем, что же сделать, чтобы быстрее от тебя избавиться.

— У нас есть доказательства, что компания «Рансон» продала то, что впоследствии использовали в незаконном зелье, которое сейчас расходится по всей Брита...

— Даже будь это правдой, наша компания не отвечает за то, что происходит с товаром после продажи. Мы законно продаем все зелья и ингредиенты и не можем...

— Но ваша компания обязана сотрудничать с Министерством, когда ее ставят в известность о таком инциденте. Разве что вы содействуете использованию ингредиентов в незаконных целях и мешаете следствию. В таком случае я...

— Уверяю вас, мы не поддерживаем использование наших ингредиентов в незаконной деятельности и желаем помочь. Однако в наших контрактах прописан пункт о конфиденциальности...

— Который не действует в случаях, когда Министерству требуется информация, напрямую касающаяся дела, и проходящий по нему человек замешан в незаконной деятельности, подвергающей опасности здоровье окружающих. Тогда выбор остается за компанией, и в ее интересах сотрудничать с Министерством. — Гермиона вскинула брови. — Вы отказываетесь сотрудничать?

Побледнев, мужчина отодвинул стул и поднялся.

— Вы сказали «Гаррисон Блэк»?

— Да. Мне нужна вся информация, которая на него есть, включая списки закупок и адреса.

 

(Март 1999)

Драко шагнул в личное пространство Грейнджер — так близко к ней быть еще не доводилось — и захлопнул дверь, отрезая себя от дома, призраков и того, чего бы она там еще ни придумала. Оглядел ее, начиная со снежинок на щеке и заканчивая ярко-красной мантией. Грейнджер откашлялась, с неудовольствием смотря ему в глаза.

Драко, едва сдержав усмешку, приподнял бровь, позволяя гостье вариться в своих предположениях, пока у нее не заалели щеки. Каким-то непостижимым образом вспышки гнева в глазах Грейнджер его бодрили. Повышали бдительность, настороженность, готовность ввязаться в грядущее сражение.

Когда Грейнджер не поддалась на провокацию, его кольнуло разочарование.

— У Гарри сейчас Рон.

— Ты мракоборец?

Грейнджер захлопнула рот и опустила глаза на нашивку на мантии. Она гораздо быстрее сообразила, что смотрел он отнюдь не на ее грудь.

— А... да. Пока что. — Секунда тишины, и Грейнджер заговорила вновь, не дав вставить и слова: — Через год я, наверное, займусь больше правом, чем поддержанием порядка, или перейду в Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними. Необходимо продвигать нужные законы, но этим уже занимаются, хотя, как мне кажется, в некоторых случаях я бы справилась быстрее...

— Ну еще бы.

— ...за права существ нужно бороться уже сейчас, а никто ничего не делает. Да и время подходящее, раз... Министерство принимает простейшие законы, чтобы общественность верила, что власти не бездействуют, тогда как более жесткие законы, которые большинство бы...

— Ты, Грейнджер, как плохая книга. С кучей бесполезной информации, которая никак не закончится.

— А ты напротив: лаконичная, руническая, в которую надо вчитываться?

Драко нахмурился.

— Во мне нет ничего такого, во что надо вчитываться.

— Это зависит от того, насколько читающему нравятся руны.

Влажный камень холодил голые ноги. Драко пошевелился, огрызнувшись:

— Я тебе не загадка.

— Разве? Любой из нас загадка. Ведь личность составляют самые разные детали. В них и так сложно разобраться, а чтобы понять от и до, приходится разглядывать каждую деталь в отдельности. — Грейнджер нахмурилась, глядя куда-то на его плечо. — И я сомневаюсь, что это в принципе выполнимо. Даже себя до конца не понять. В каждом из нас есть такие детали, которые заметны окружающим, но не нам самим.

— Значит, их можно не учитывать, а ты...

— Нет, — выражение лица у Грейнджер стало такое, будто ее оскорбили до глубины души. — Каждая деталь в человеке имеет значение.

— Если ты не можешь ее даже разглядеть...

— А может, ты к ней привык и теперь не замечаешь или путаешь ее с большей деталью...

— Тогда ты видишь большую, а с ней и меньшую.

— Но она может оказаться совершенно другой. Крайне важной деталью, самой основой большей. Ну знаешь... бывают такие большие картины с изображением человека. Если подходишь к ним ближе, видишь, что они составлены из тысячи маленьких картин с ним же и все вместе составляют одно целое. Так вот, если ты проигнорируешь детали, то уже не сложишь их вместе правильно и не увидишь всю картину. Получится просто свалка бессмысленных картинок.

Драко оперся спиной о стену, содрогнувшись от впитавшейся в футболку воды.

— У тебя привычка шляться по соседям и разглагольствовать на ступеньках или ты пришла по делу?

Куда бы она ни собиралась, у Драко не было ни малейшего желания оказаться в том же месте.

— Гарри сказал, тебя нужно отвести заполнить бумаги. — Она опустила подбородок и вскинула брови. Вот с этого и нужно было начинать разговор.

— У тебя избыток общения с Уизли или ты запуталась в деталях моей картины и решила, что я похож на идиота?

Грейнджер пожала плечами и, вместо того чтобы нахмуриться, едва заметно улыбнулась.

— Уверена, это соответствует действительности.

Драко кивнул.

— Теперь ясно. Дело не в самом факте путаницы, а в твоей глупости, которую ты приняла за мою?

Он все-таки добился от нее косого взгляда и, ухмыльнувшись, вернулся в дом, захлопнув дверь, как только Грейнджер сделала шаг вперед. Драко натянул ботинки и мантию, больше беспокоясь насчет того, что она войдет, чем не уйдет. Грейнджер осталась стоять на том же месте и встретила его любопытным взглядом, который он не смог выдержать.

Она кашлянула и вытянула палочку, пялясь на его руку.

— Я... гм... ладно.

Чем дольше они стояли и Драко смотрел на нее, тем сильнее Грейнджер нервничала, пока не ухватилась за его плечо. Взгляд Драко опустился на ее полосатую варежку, сквозь которую просачивалось тепло. Грейнджер вообще дотрагивалась до него помимо того удара в Хогвартсе?

Перед глазами возникли розовые обои, в желудке — тошнота. Драко проглотил тугой ком.

— Ты как?

Вблизи Грейнджер оказалась на удивление ниже, чем стоя напротив.

— Нормально.

Варежка соскользнула с руки.

— Тебя покачивало. — Сжав губы, она вскинула на него глаза. — Ты знаешь, где супермаркет?

Драко свел брови.

— Что?

— Я решила, что через пару месяцев ты перестанешь выглядеть таким голодным. Ты сейчас выглядишь лучше, чем раньше, но все равно... как будто голодаешь, поэтому я подумала, что ты можешь не знать, где здесь супермаркет.

Он не знал, чему оскорбляться больше.

— Тебе правда надо переосмыслить картину, Грейнджер. Да и вообще — у меня есть домовик.

Грейнджер сощурилась.

— Ясно.

Драко закатил глаза.

— Смирись, пока не проиграла.

— Сам смирись. Я...

— Ты не выиграешь этот спор. Возражай сколько хочешь, но я не освобожу единственного эльфа, так что ты проиграла по умолчанию.

— Знаешь, твоя... ох, Нарцисса.

Драко перевел взгляд с кудрявой макушки Грейнджер на стоящую у входа в столовую мать.

— Гермиона.

Гермиона.

— Я забыла кулинарные книги. После работы сразу пошла к Гарри, а они остались дома. В следующий раз принесу, обещаю.

— Кулинарные книги, — медленно повторил Драко, хмуро разглядывая мать. На ее лице была написана легкая вежливость, которая значила либо то, что Нарцисса довольна компанией, либо то, что она втайне планирует их кончину.

— Да. — Грейнджер вскользь глянула на него и отступила. — Одна книга с рецептами где-то в пять шагов, в другой — готовка за двадцать минут. У меня особо нет времени на... — она взмахнула руками.

Драко плевать хотел на ее книги — его интересовало, когда Грейнджер успела пообщаться с его матерью. И когда они успели дойти до обсуждения кулинарии.

— Выпьешь с нами чаю? — поинтересовалась Нарцисса.

Вздохнув, Грейнджер оглянулась на Драко. Последовала секундная заминка.

— Нет. Спасибо. Я, м-м, я вернусь через... часа через три? Четыре?

— Четыре, пожалуйста, — ответила Нарцисса.

— Отлично, — Грейнджер кивнула ему и улыбнулась его матери. — Тогда до восьми.

Она с хлопком исчезла, а Драко, глядя на мать, вскинул брови.

 

()

Гермиона хотела было наколдовать освещающие чары, но передумала и опустила палочку, с прищуром устремив взор на здание «Рансона». Сегодня она уже успела заметить дорогу к компании, отмеченную глубокими колеями, которые оставил в грязи постоянный поток машин. Сначала Гермиона решила, что в «Рансоне» работают маглорожденные и возвращаются тем путем в магловский мир, но громкость двигателя совсем уж превышала шум, издаваемый обычной машиной, на которой ездишь на работу.

Да и в сведениях из Министерства, и в открытых источниках ничего не говорилось о том, что компания ведет торговлю в мире маглов. Но все же звук работающего двигателя и количество ящиков, которые возили работники, намекали, что именно туда поставляли какую-то крупную партию товара. На контейнерах, однако, значилось не «Рансон», а «БГК». Трое мужчин в костюмах обсуждали что-то, посматривая на грузчиков.

Гермиона подобралась поближе, сминая в кулаке бумажку с адресом Малфоя. Точнее, с адресом заброшенного дома, в который нога человека не ступала уже лет десять. Она вернулась узнать, не указано ли в документах компании другое место жительства, но теперь решила, что выяснит больше, даже не зайдя внутрь.

 

(Март 1999)

Опыт и понимание приходили постепенно. Знания накапливались, точно растущее дерево: медленно, расползаясь в разные стороны. Даже среди всех мгновений, заклеймивших его неудачником, не нашлось такого, когда бы Драко вдруг озарило. Прозрение не снизошло. Вместо него происходила битва фактов с убеждениями, приходилось, не понимая того, переступать через линии, которые проводили другие люди и он сам.

Драко забывался. Едва в доме слышался скрип, едва ветер ударял в стекло, как он ожидал увидеть Темного Лорда, егерей или Пожирателей. Как будто они и не покидали стен мэнора. И в считанные секунды он вновь возвращался к той жизни.

Как только Волдеморт пал, слова, которыми обменивались друзья, о чем напоминали себе все выжившие, выразились мыслью: «Все кончено». Но определяющим моментом можно было назвать все что угодно. Люди добрались до конца, пробивая себе дорогу зубами, ногтями, локтями, отсчитывая время.

За окном спальни заходило солнце, заливая небо оранжево-красными лучами, а Драко видел, как горит мир.

 

()

Гермиона посмотрела на мужчину в проходе, который кинул вопросительный взгляд на сидящую напротив нее женщину. Гермиона расправила уставшие от неудобной позы плечи, боль в спине чуть утихла.

— Билли, это Гермиона Грейнджер.

Билли, казалось, пытался припомнить мимолетом виденное на прошлогодней вечеринке лицо, а не человека, у которого в газетах обсуждался даже список продуктов. Этому оставалось лишь радоваться. Именно из-за реакции, подобной реакции Сьюзан: круглых глаз и тишины — при выходе из квартиры Гермиона каждый раз накладывала на себя маскировочные чары. Поначалу известность и благодарности льстили, хоть она никогда и не считала себя героиней. Было приятно, что хотя бы после многих лет борьбы общество не оставило их усилия без внимания.

Выражать признательность, однако, перестали быстро. Вместо того чтобы приводить в пример храбрость кого-нибудь другого, в газетах со всех сторон обмусоливали отношения между ней, Гарри и Роном или же пересказывали приукрашенные истории, которые уже ничего не значили. Войну ведь выиграли — теперь стоило сосредоточиться на другом. Они лишь делали то, что требовалось: из страха, неравнодушия, любви и, наверное, хоть чуточку из мести. Это делало их не героями, а людьми.

— Мракоборец Грейнджер. Я пришла поговорить насчет событий в «Ридикулус», которые произошли четыре месяца назад. Знаю, вас опрашивали, но дело поручили мне, а я предпочитаю проводить допросы самостоятельно.

— Ох, — Билли глянул на Сьюзи и кивнул, — ладно.

— Вы ведь тоже были там той ночью?

Билли склонил голову и, подняв глаза к потолку, поморщился.

— Вроде того. Если вы понимаете, о чем я.

Плечи у Гермионы опустились.

— Вы были пьяны.

— Это же паб.

— Так...

— Да. Но парня я видел раза два-три.

— А...

— Он то и дело оглядывался, — добавила Сьюзан. — Тот парень, то есть. Именно как будто ждал кого-то. Он был там один.

Гермиона кивнула.

— Мистер Ликер, вы видели его три раза?

— Насколько помню, да.

— Можете описать все три раза?

Пожав плечами, Билли указал на Сьюзан.

— Да я видел то же, что и она. В последний раз — снаружи с каким-то типом, пока ваш парень не убежал. Я и не сказал бы, что он собирался вдруг сорваться с места.

— Но он перестал оглядываться, — уточнила Сьюзан.

Гермиона прекратила писать и покрутила пером, чтобы удержать чернильную каплю.

— Не оглядывался во второй раз, когда вы его видели?

— Ага, прямо перед тем, как вышли.

Сидя на краю дивана, Гермиона выпрямилась, не дав себе выгнуть спину еще чуть-чуть, чтобы хрустнуть ею и снять напряжение.

— Вы видели его прямо перед тем, как встретили снаружи?

— Ага.

— Не прямо, — подняла руку Сьюзан. — Внутри было людно, так что мы не сразу протолкались к выходу. Минуты через две только.

У нее не было с собой плана паба, но Гермиона изучала его перед выходом и знала, что Малфоя заметили где-то в середине помещения. Вроде бы ближе к основному входу.

— А в пабе есть выходы, кроме главного и запасного?

— Окна, — осторожно заметил Билли, будто вопрос был с подвохом.

— Вы видели, может, он вынырнул из какой-нибудь улицы?

— Нет. Там только одна улица. С левой стороны паб граничит с магазином. То есть у заднего выхода есть нечто вроде улицы, но это скорее широкое пространство прямо перед дорогой...

— Прямо за пабом магазинов нет, но они есть с двух сторон от него, — перебил Билли.

— Ваши парни там и стояли, через дорогу от паба, на мостовой.

Билли со Сьюзан явственно нервничали, Гермиона успокаивающе улыбнулась, но у самой на душе было муторно.

— Вы уверены, что видели этого парня за одну-две минуты до того, как вышли через черный ход?

— Может, и раньше. За пять минут. Когда пьяный, за временем особо не следишь. — Билли взглянул на Сьюзан, которая сжимала и разжимала пальцы.

— Вряд ли пять. Мы не останавливались, просто пробирались сквозь толпу. Возможно, пять.

Гермиона стеклянным взглядом уставилась в пергамент. Если им пять минут пришлось протискиваться сквозь толпу, справедливо было предположить, что на пути к главному входу народа было не меньше. Добираться до него из середины зала пришлось бы одну-две минуты. Прибавить минуту-другую на то, чтобы обогнуть паб и пересечь улицу, встретиться с кем-то, заговорить... Если свидетели не ошибались насчет пяти минут, то времени, возможно, хватило бы впритык.

— Насколько вы уверены, что мужчина через дорогу был тем же, которого видели в пабе?

— Вполне, — ответила Сьюзан. — На улице мы видели его со спины, но эти волосы...

— С таким оттенком больше никого не было. Он прямо бросается в глаза.

— А когда мы вернулись в паб, парня уже не было.

— Вы тут же заметили его отсутствие? — уточнила Гермиона.

— Уже после того, как рассказали кое-кому. Народ запаниковал, попер из паба, а мы огляделись... — Билли обменялся взглядами со Сьюзан. — Минут через пять?

Просто чудесно.

 

(Март 1999)

Она остановилась в десятке шагов от него, сцепив руки в полосатых варежках. Ветер трепал пряди черных волос и выжимал из глаз слезу.

— Не хочешь выпить кофе? — Она с хлюпом вытащила ногу из слякоти, но опустила вновь туда же. — Или чай, или горячий шоколад?

Она что, решила, будто он ее не узнал, или была уверена, что как раз наоборот? Или так привыкла носить маски, прячась за ними от широкой публики, что начала прятаться и от самой себя?

Грейнджер плохо реагировала на всеобщее внимание. Она говорила, что оно смущает и что, если бы люди помогали спасать мир с таким же рвением, с каким интересовались жизнью героев, ей, вероятно, и не пришлось бы участвовать в войне. Грейнджер предпочитала книги, пыльные архивы, равенство и уважительное отношение к частной жизни. Признание заслуг было уместно, благоговение — мешало.

Наверное, она была самой странной, самой непостижимой женщиной из всех его знакомых.

Драко перевел взгляд на надгробие, на выгравированное имя, на участок земли, под которым покоилась шкатулка. Ее вопрос казался лишним, и даже размышлять над ним было дикостью. От ситуации тянуло мрачной иронией. Грудь сжало от ощущения вины, предательства или извинений. Но Крэбб уже сделал свой выбор, а теперь пришло время Драко.

Ботинки громко хлюпали по лужам, на штанинах оседали брызги с крошкой льда. Грейнджер дождалась, пока он подойдет, и пристроилась рядом.

 

()

Финк плюхнулся на стул у стола, громко шлепнув по полу ботинками, с которых стекала грязь. Нахмурившись, Гермиона стерла ее взмахом палочки.

— Кто такой Гаррисон Блэк?

Палочка едва не выпала из рук.

— «Скажи Грейнджер, что Ричард Клив арестован, он работает на Гаррисона Блэка». Ты ведешь без меня какое-то дело?

Гермиона откашлялась и закрыла несколько папок.

— Это дело Малфоя.

— Что?

— Малфой как-то связан с Гаррисоном Блэком. Не знаю, как именно, но я с этим разбираюсь.

Это более-менее было правдой.

— Почему ты мне не сказала?

— Ты опрашивал свидетелей. Я выясняю его местоположение. Если будем заниматься одним и тем же, просто потратим время. Что за Ричард Клив?

— Мы оба можем...

— Если я пойму, что можно его арестовывать, я тебе сообщу, Финк. Я просто разделила обязанности. Это обширное дело.

Финк склонил голову набок, что обычно предшествовало чему-то, что Гермионе не нравилось. Например, фразе «Ну не знаю».

— Работы было бы меньше, если бы ты не захотела повторно опрашивать свидетелей. Мы просто создаем дубликаты допросов.

— Нет. Мы должны убедиться, что владеем всей информацией.

— Какая еще информация нам нужна? У бывших заключенных отслеживают палочки. Невыразимцы ловят отголоски магии и соотносят ее с магическим следом от палочки. Малфоевской палочки.

Черная, заостренная, серебряный ободок. Коричневая, одной толщины, деревянная окаемка.

— А если палочкой пользуется кто-то другой?

— Магический след тогда бы хоть чуть-чуть отличался.

Гермиона покачала головой.

— Если палочка слушается настолько, что у человека получаются подобные заклинания, то отголоски магии совпадут с чужим магическим следом в пределах погрешности.

Финк откинулся на спинку и сложил руки на животе.

— Его видели свидетели.

— Лица не видели. Блондин. Примерный рост.

— И что ты хочешь сказать? Кто-то его подставляет?

Гермиона пожала плечами.

— Ты же читал его досье.

— О да, — хмыкнул Финк, — читал. Поэтому не понимаю, с чего ты пытаешься... опровергнуть его вину.

— Я про последние два года. И я пытаюсь найти факты. Абсолютную истину. Я отправлю человека в тюрьму, только досконально расследовав дело. Есть шанс, что он не совершал преступления. Разобраться в этом — наша работа. Каков бы ни был итог. Так кто такой Ричард Клив?

 

(Март 1999)

Грейнджер с Поттером вели жизнь, которую Драко не мог понять. Ему было странно сидеть в гостиной Поттера, и иногда возникало ощущение, что он находится по другую сторону чего-то такого, чего ни разу прежде не видел. Опыт был завораживающим, обескураживающим, но всегда — в тягость.

— Увлекательная история, Гарри. У нас теперь будет новый Поттер? — веселость в голосе Грейнджер переросла в смех.

— Отнеси их. А то я сыграю в Грейнджер и сожгу весь ужин.

За стенкой наступила тишина, и Драко хмыкнул, представив выражение лица Грейнджер. Звякнуло стекло, послышались шаги, и в гостиной появилась Гермиона. Вид у нее был кислый, и Драко решил, что в ближайшем будущем она возьмется за освоение кулинарии.

Она протянула ему стакан тыквенного сока, который он принял с кивком.

— Того парня вчера арестовали за проникновение в зоомагазин. На допросе он заявил, что «сыграл в Поттера», чтобы освободить животных.

— Если бы он разыграл успешного Поттера, ему бы спели дифирамбы, а не арестовали за нарушение закона.

Грейнджер замерла, так и не присев, в странной позе с согнутыми коленями и ссутуленными плечами. Она могла обидеться, но Драко это не волновало — ему доводилось озвучивать правду и похлеще.

— Да, но... если бы над животными там издевались, все обернулось бы по-другому. Цель должна быть оправдана.

— Для него она была оправдана.

— Да, — медленно произнесла Грейнджер, — но нарушать закон стоит, когда исход повлияет на многих людей. В случае распространения наркотиков. Или насилия, убийства. Нельзя отпустить убийцу на свободу, потому что ему казалось, что принести кого-то в жертву было целесообразно.

— Власти приказывали одним убивать других во имя чего-то, что считали целесообразным, и те люди на свободе. Однако они все равно убийцы.

— Да, но цель оправдывает средства. Пожиратель бросает в тебя Аваду, потому что ты полукровка. Мракоборец отвечает ему Авадой, чтобы предотвратить твое убийство. Цель Пожирателя, в отличие от мракоборца, не оправдана. А если мракоборец вдруг убьет кого-то, потому что ему не понравилась чужая внешность, походка, или из-за того, что человек сел не на то место, это убийство.

— Бывают обстоятельства, когда сложно определить грань между двумя сторонами.

— Верно. Но мы делаем все возможное с тем, что имеем. — Грейнджер пригубила сок и отставила стакан на стол. — Знаешь, Луна... помнишь ее?

— Лавгуд? Помню. — Прошел всего год, а не десять. Иногда из подвала ему все еще мерещились ее крики и удары по решетке.

— У нее есть книга, где говорится, что наша суть определяется в момент, когда родители дают нам имя. Там даже перечислены проблемы со здоровьем. — Грейнджер наклонилась вперед, на ее лице явно читалось, с каким скептицизмом она относится к этой идее. Драко был согласен. — Но попадаются и более-менее точные описания. Про Гарри с Роном оказалось довольно верно, хотя основные черты характера не упоминались. Нас с тобой в книге вообще нет.

— Неудивительно.

Удивляло другое. Драко было интересно, с чего вдруг Грейнджер проверять его имя, но, быть может, ее любопытство касалось того утверждения, что он человек-загадка. В книжке Лавгуд она ответа не найдет.

Грейнджер улыбнулась, легко и просто, и Драко не смог отвести взгляд.

— Я понимаю, откуда у теории растут ноги. Нечто неподвластное нам так или иначе определяет нашу суть. Но мне интересно, каким образом описания чаще всего получаются довольно точными и объединяет ли людей что-то еще, кроме...

— Основных инстинктов, — договорил Драко.

— Именно! Всем же иногда бывает трудно подобрать нужные слова. Мы все хандрим. Бываем прямолинейными. Или неуверенными. Самыми разными. Поэтому странно, что мы не можем найти общий язык, хотя как раз-таки общего у нас как у людей много.

— За это «общее» можно ошибочно принять свойство характера, которое каждый проявляет по-разному. Если вы оба упрямые, это не значит, что у вас есть точки соприкосновения.

— Но это же одна и та же черта. Мы с тобой упрямые. Это связь между...

— Здесь нет никакой связи, потому что у людей разные точки зрения и человек в одиночестве не выиграет спор за два разных мнения. Один упрям в одном, другой — в чем-то противоположном. Они схлестываются, а не встречаются посередине.

— Но в итоге ты все равно понимаешь чужую точку зрения и поступки, потому что узнаешь в другом упрямство, которое присуще тебе самому.

Драко покачал головой.

— Я учился на Слизерине, факультете, куда попадали амбициозные — одна и та же черта. Но друзьями становились только те, кто считал, что их сотрудничество удовлетворит амбиции каждого. Остальные ученики со своими амбициями считались угрозой.

— Я уверена, это не единственная причина, по которой на Слизерине заводили друзей.

Крэбб, бегущий по саду Малфой-мэнора, оседлав палку, будто метлу, Драко, спешащий за ним, мантии отцов, из-за размера дыбящиеся на спине. Испытующий взгляд, когда Драко впервые протянул ему флакон Оборотного, а потом Крэбб хлопнул друга по плечу и выпил содержимое без вопросов. Затем — лицо Винсента, искривленное от злости, исчезающее в языках пламени.

Драко опустил взгляд на стакан.

— Не единственная.

Откинувшись на спинку дивана, Грейнджер подтянула ноги и уложила на подушку. Наверное, еще ни разу она не держалась в его присутствии настолько расслабленно. Как минимум не нарочно, не притворно.

— С другим именем ты стал бы другим. Не знаю, так ли уж имя решает, кем ты будешь, но я верю, что оно отражает твою суть. И ты стопроцентно Драко. С тобой бы не вязался какой-нибудь... Гаррисон.

— Гаррисон? — вскинул бровь Драко.

— Ага, — Грейнджер нахмурилась, сцепила зубы и, выставив локти, пожала плечами. — Гаррисон, — повторила она деланно глубоким голосом.

Из горла сначала вырвался странный звук, затем — смех, который Драко не смог сдержать.

— Что? — спросила Грейнджер и тоже засмеялась, их дружный хохот ударил по барабанным перепонкам.

 

()

Гермиона бросила взгляд на спины целителей и снова вернулась к отчету. Использование курганных бутонов, за попытку украсть которые арестовали Ричарда Клива, пристально отслеживалось Министерством. Там одобрили лишь семь запросов, их срок действия еще не кончился, и об этом знал не всякий. Гермиона не представляла, как Клив умудрился узнать о местоположении ингредиента или зачем вообще на него нацелился. Или по какой причине Малфой его за ним отправил, если дело в этом.

Она надеялась, что мракоборцам, арестовавшим Клива, удастся что-нибудь выяснить, а если нет, она сама затребует разрешение на допрос. Может, даже под Веритасерумом, если первый допрос ничего не даст.

— Мракоборец Грейнджер.

Гермиона удивленным взглядом обвела пустой вестибюль и только потом заметила в дверях сбоку от себя целителя. Она вернула той усмешку и, закрыв отчет, пошла навстречу.

— Элиза Клив, — сообщила целитель, отступая.

— Спасибо.

— У вас пять минут, но предупреждаю, она не очнется. Если получите от ее мужа разрешение, мы покажем вам ее историю болезни.

Гермиона кивнула, весьма сомневаясь, что Ричарду Кливу придет в голову данная мысль. Проводив целителя взглядом, Гермиона ступила в комнату, прикрывая за собой дверь. Элиза была бледна, ее кожа под яркими огнями, крутящимися над кроватью, отдавала синевой, но вниманием Гермионы завладели черные линии. Они вились подобно тонким ручейкам, казалось, пульсировали под кожей на лице, шее, руках и наверняка в местах, которых не было видно.

Гермиона медленно, тяжело шагнула вперед, рев крови зазвучал в ушах, сердце подпрыгнуло к горлу. Носа коснулось зловоние, отдающее горечью, лакрицей и серой, а перед глазами мелькнуло воспоминание о длинных белых волосах, раскинувшихся по подушке. На подбородке женщины запеклась белая корка, по углам рта пузырилась слюна. Гермиону одолело желание оттянуть Элизе нижнюю челюсть, заглянуть в рот, но она и так знала, что там увидит.

Она отступила на шаг, снова, снова и снова, желая вдохнуть чистый воздух.

 

(Март 1999)

Из Драко выбило дыхание, спину прострелила боль и ударила в грудь, как только на него свалилась Грейнджер. Ее ладони уперлись ему в плечи, он попытался вдохнуть, а когда Грейнджер вся затряслась, волнение переросло в панику.

— Я же сказал тебе сесть, — рявкнул он.

Дыхание замерло, и... раздался смех. Грейнджер отняла лицо от его мантии, улыбаясь во весь рот, глаза у нее горели. Сумасшедшая. Он тоже явно рехнулся, если ждал от проклятой гриффиндорки другой реакции. Стремление смеяться в лицо опасности жило в них по умолчанию.

«Ночной рыцарь» резко повернул, с ним повернулись и они, ноги заскользили по полу, цепляясь за что ни попадя, и Драко с Гермионой врезались в стенку автобуса. Он удержался на ногах, упершись в холодное стекло окна, напряг руки, между которыми оказалась Грейнджер. Она по-прежнему улыбалась, вцепившись в его мантию, как будто если упадет сама, то не потащит его за собой.

Нужно было соврать в ответ на вопрос, как он передвигается без палочки. Заявить, что у него есть домашний фестрал, но тогда бы она завела речь о магических созданиях и взорвала ему мозги. Та ситуация выглядела чуть хуже, чем нынешняя: ощущение ее тела, просветлевшее при взгляде на Драко лицо — от всего этого грудь сдавливало, а сердце ускоряло свой ритм.

— Как только повернет, беги к сидению, пока нас не отбросило назад.

Грейнджер кивнула.

— Ладно. Чего ты вообще жаловался? Считай, что каждый раз, как выходишь из дома, у тебя начинается приключение.

Драко ответил мрачным взглядом.

 

()

За стеклом заскреблись, что-то щелкнуло, и Гермиона обхватила основание палочки, но доставать ее не стала. Ей было любопытно, как он проникнет внутрь, и в итоге она пришла к выводу, что подлететь к окну будет проще, чем пробираться мимо персонала Святого Мунго. Скорее всего, он частенько наведывался в палату, раз знал точное расположение одного из тысячи окон, рядами тянущихся по стенам больницы.

Гермиона беспокоилась, что ни местная сова, ни слухи до него не дойдут. За прошедший год она не раз отправляла ему письмо с отслеживающими чарами, но никаких писем он, видимо, не получал. Или Малфой их проигнорировал. Статью в газете напечатали маленькую, затерянную среди других объявлений, но раз он появился, значит, нашел ее.

Распахнулась створка, впуская холодный ветерок, и в палату залетел окутанный в черное человек. Он направил рукоять метлы вперед и, коснувшись пола, перекинул ногу через древко. Как только Гермиона поднялась, Малфой повернулся к ней — лунный свет с одной стороны озарил его нос и губы — и стянул капюшон. Он не удивился ее присутствию, но и счастлив не был, как, впрочем, и предполагалось.

— Как бы ты нас ни ненавидела, не ожидал, что ты до такого опустишься, Грейнджер. Тебе с такими амбициями место в Слизерине.

Гермиона едва не закатила глаза.

— Какая еще ненависть? По-моему, с ней мы уже давно разобрались. — Он всегда был склонен драматизировать. — А мои амбиции направлены на благо, а не на личную выгоду, так что Слизерин ни разу не мой факультет.

— Вранье, раз ты отрезаешь моего отца от единственного, что поддерживает в нем жизнь, — сорвался Малфой. — Я...

— Кто сказал, что это я...

— Не вешай мне лапшу на уши. Я...

— Малфой, его никуда не переведут.

Он застыл, впившись в нее взглядом, будто искал ответы, не задавая вопросов. Вена на его виске вздулась, и у Гермионы сложилось впечатление, что в этот раз в отличие от предыдущих Малфой не вынул палочку, потому что сам себе не доверял. Он был в ярости, и если бы в статье говорилась правда, у него была бы на это веская причина. В Святом Мунго работали лучшие врачи.

— Ты же подписал бумаги, по которым больница запрашивает деньги из ваших хранилищ, когда нужно оплатить счет. Соглашение продолжает действовать, пусть даже никто не видел самого подписания, ведь подпись совпадает с имеющейся в «Гринготтсе».

Малфой едва ощутимо расслабился. Градус ярости снизился до злости, не такой убийственной, но по-прежнему неуправляемой. Подобной урагану, который бушует, но уже не грозит унести с собой весь дом. За время перебранки Гермиона чуть успокоилась, но все равно не отрывала от него глаз.

— Мне нужны ответы, — заявила она. — Я знаю, что ситуация выходит за пределы одной лишь «Эйфории», так что рассказывай, пока не стало хуже.

— Не твое дело, что...

— Нет, мое.

— Просто...

— Я веду это дело.

Малфой склонил голову, глядя на нее с каким-то тяжелым удивлением, отчего Гермиона встревожилась.

— Так ты поэтому за мной бегаешь? Опустилась аж до такого, — он обвел рукой палату, — пытаешься во все засунуть нос. Потому что занимаешься моим делом. Работаешь.

Некий оттенок в его голосе так и подстегивал начать все отрицать. Подстегивал желание разобраться, почему его мог задеть тот факт, что ее интерес обоснован только лишь делом. Но обо всех этих причинах у нее больше не было сил думать.

Гермиона задрала подбородок.

— Да.

Малфой ступил ближе, она шагнула назад, врезавшись в стул. Гермиона нащупала за спиной диванчик и двинулась его обойти.

— Других причин нет, — твердо добавила она. Малфой сделал еще шаг. — Ты уже не раз нарушил закон. — Шаг вперед, шаг назад. — Тебя ждут юридические последствия. Ты...

— Чего боишься, Грейнджер?

Когда он шагнул еще раз, она устояла на месте, но отклонилась на следующем его шаге.

— Ничего.

Ее многое пугало, но прямо сейчас она опасалась того, что он намеревался сделать. Этот взгляд был ей знаком. Он приходил в воспоминаниях в самые неожиданные моменты: когда Гермиона мыла посуду, поднималась с кровати или оказывалась под дождем. Такой взгляд выжигал в чужом мозгу отпечаток на память.

Временами Гермиона чувствовала себя бокалом, закрытым броней из бетона: даже если устоят окружающие стены, стекло несомненно разобьется. А она всеми силами старалась выстроить эти стены, подойти к делу не дрогнув, но Драко привычно препятствовал ее благим намерениям, когда те не совпадали с его намерениями. Наверняка он думал о ней так же.

— Больше года прошло, и...

— Знаю, — отозвался Малфой и поцеловал ее.

Настойчивое касание губ, теплых, мягких, сухих, сердце стукнулось о ребра и заболело. Гермиона отшатнулась, выставила руки, сталкиваясь с теми, которые потянулись к ней, оттолкнула. Поцелуй не заслуживал настолько сбитого дыхания. Ее саму пошатывало.

— Не смей! — закричала она, отступая, отгораживаясь от него пространством, дальше, еще дальше.

— Не хочешь переходить на личности? Не трогай моего отца и отдай это чертово дело кому-нибудь другому.

Едва Малфой повернулся к окну, призывая метлу, Гермиона выдернула палочку. Метла врезалась в ее ладонь, но он уже исчез. С портключом, видимо. Сволочь.

 

(Апрель 1999)

Драко бежал, шлепая ногами по полу, пока не добрался до гостиной, затормозив, по инерции проехался. Втянул воздух, пока легкие не заполнились до отказа, трижды взъерошил волосы. Ее не оказалось в гостиной, значит, она не отошла от главного входа. Хорошо. Даже лучше, чем он ожидал.

Драко прошел по коридору и, едва дойдя до холла, услышал, как аппарировал домовик. Грейнджер сморгнула, закрыла рот и недовольно глянула на Драко, будто он спугнул эльфа. На ее предплечье висела холщовая сумка, на внутренней стороне которой можно было заметить вышитые грейнджеровские инициалы.

— Грейнджер... — Они бы наверняка встретились сегодня, но ближе к вечеру, и Драко точно не рассчитывал увидеть ее у себя на пороге.

— Привет! Я... гм... принесла тебе кое-что.

Она нырнула в сумку, Драко перекатился с пятки на носок, не зная, то ли подойти ближе, то ли остаться стоять у Грейнджер на пути. Было бы вежливее пригласить ее в зал, но он не собирался. Все равно разговоры между ними редко носили вежливый характер.

— Ты недавно сказал, что в этом месяце будто нашествие насекомых, так? А я рассказала тебе о... об этом. — Грейнджер протянула черную коробку с изображением лежащего на спине муравья с поникшими антеннами. — Его надо распылить, так... сейчас, я просто... — она оторвала половину крышки — оставшаяся часть осталась висеть сбоку.

— Ты принесла... спрей от насекомых.

— Да. Спрей-убийцу. Он отпугивает насекомых, а потом они умирают. Иногда они проникают обратно в дом и валяются мертвые, но это недолго. Я купила спрей для Рона, он пауков боится, потом побрызгала в своей квартире, но подействовало уже не так хорошо. Но это потому, что мне пришлось брызгать внутри квартиры: у хозяйки здания своя система борьбы с насекомыми. И она вообще не работает, иначе бы мне не пришлось этим заниматься, но хозяйка меня не слушает.

Прилаживая насадку на большую бутылку, зажатую между рукой и грудью, Грейнджер надавила на механизм, и в воздух брызнула струя. Гермиона глянула на Драко, точно ребенок, которого поймали на хулиганстве, и отступила, разгоняя ладонью воздух.

— Я случайно... прости. Этим лучше не дышать, — она кашлянула и замахала усерднее, подпрыгивая всем телом. Драко удержал взгляд исключительно на подскакивающих кудряшках. — Я не против насекомых, но всего должно быть в меру. Мало кто хочет проснуться с тараканом или пауком на лице. Так что я решила принести спрей, чтобы тебе не пришлось... чтобы мне не пришлось слушать твои жалобы, если случится нашествие насекомых.

— Не стоило. Я...

— Это больше для меня, правда, — Грейнджер снова кашлянула, излишне долго пялясь на его ноги, и задрала подбородок. — Лучше обуйся. Тут требуется особая технология, а ты наверняка где-нибудь ошибешься, если я не покажу.

— Не путай меня с Уизли или Лонгботтомом, Грейнджер. Я умею заниматься двумя делами параллельно и смогу распылить спрей, не брызнув себе в лицо.

— А еще, видимо, умеешь выносить ошибочные суждения. Так что для тебя же лучше посмотреть, как делаю это я. Где твоя спальня?

Драко приподнял бровь, и Грейнджер тут же разволновалась по причинам, которые он отмел сразу же, как она задала вопрос. Скривив губы, Драко качнулся вперед.

— Зачем тебе моя спальня?

Грейнджер фыркнула, ощетинилась, а по щекам расползся румянец. Драко решил, что этот цвет нравится ему не меньше цвета ее злости.

— Затем, что нельзя убивать насекомых там, где спишь.

На такой ответ он совершенно не рассчитывал.

— Что?

— Из букашек получаются умные враги, Малфой. Мстительные. У себя в комнате я нашла мертвого сверчка — и мне его даже жаль, сверчков я люблю — а через два дня, знаешь что? В комнате было уже четыре сверчка. Живых. Ты хоть представляешь, как сложно их поймать? А как от них шумно? Мне неделю пришлось спать на диване. Потом появились пауки, два мертвых, тринадцать живых...

— Похоже, твои методы не работают.

— Нет, работают! Так только в спальне случилось. Думаю, они меня чуяли и нападали там, где я уязвимее всего. Пусть лучше убегут из комнаты, пока не нашли кого-нибудь мертвого из своих, а потом уже можно их убивать. В таком случае они вряд ли отомстят.

— Где здесь логика?

— На первый взгляд ее нет, но в следующий раз я не брызгала средством в комнате и — один паучок. И все. Я выпустила его за домом, он же просто ребенок. Но я тебе говорю, если убивать насекомых там, где спишь, проблем не оберешься. Они узнают, просочатся и нападут.

Драко долго смотрел на Грейнджер, но та казалась полностью убежденной в своей правоте. Что было в ее духе, даже когда она несла полнейшую чушь.

— Скорее всего, ты в первый раз просто накосячила, а во второй сделала все верно.

— Ладно, — зловеще выдала Грейнджер, и Драко даже замолчал. — Тогда мы распылим спрей в твоей комнате, Малфой. И посмотрим.

— Моя комната на втором этаже. — Драко щелкнул пальцами — раздался хлопок. — Принеси мне ботинки. Любые.

— Пожалуйста, — пробормотала Грейнджер, но сам Драко не потрудился за ней повторить. — Я бы подождала, пока ты обуешься.

— Поттера ты тоже насчет эльфа донимаешь?

— Нет, Гарри сам ходит за ботинками.

— Поттеру не надо тратить пять минут на дорогу до шкафа и обратно. Иначе бы он тоже вызывал эльфа. Особенно если при этом можно не спускать с тебя глаз, когда ты с таким выражением присматриваешься к мебели.

Покраснев, Грейнджер отвела взгляд от столика в углу.

— Я просто думала, что можно трансфигурировать в лестницу.

— Зачем?

— Второй этаж ведь. Может быть, стоит ограничиться крышей. На ней безопасно? Ты, наверное, никогда туда не лазил?

Когда появился Бинки, Грейнджер подпрыгнула. Домовик с поклоном протянул Драко обувь.

— И вообще, моя теория не только моя. У нас даже есть высказывания про то, что у себя не следует заниматься опасными делами. Если впустишь беду, за ней последуют другие.

— Это относится не к глупостям про убийство букашек, а к шантажу в собственной компании, бизнесу с друзьями или перепиху с коллегой.

— Но теория применима и к такой ситуации. Люди ведут опасные дела в местах, где чувствуют себя в большей безопасности, но на самом деле они лишь навлекают неприятности. А эти неприятности наводняют все твои укромные уголки, пока не останется ни одного... Ты в этом пойдешь?

Драко поправил штанину и выпрямился, подняв взгляд от ботинок на Грейнджер.

— Да, — протянул он.

— Они как-то... слишком блестят, а на улице грязно.

— У меня блестят все ботинки.

Грейнджер широко улыбнулась, и Драко в тот же миг понял, что ему не понравятся ее дальнейшие слова. Развернувшись, она толкнула входную дверь, и он вышел следом.

— Аж сверкают. Ты что, любуешься своим отражением? Оценив...

— Не все из нас сторонятся зеркал, лишь бы не вспоминать о гнезде на голове.

— У тебя наверняка есть зеркало, которое говорит, что ты прелесть...

— Если бы зеркало называло меня прелестью, я бы подарил его пуффендуйцам вместе с остальной фигней.

— Пуффендуй гораздо лучше Слизерина, так что после такого дара вы им в подметки не сгоди...

— Раскрой глаза, Грейнджер. Хотя после этой теории про насекомых я сомневаюсь, что у тебя получится. Располагающая внешность имеет значение, ты это понимаешь? Хотя до тебя, по-видимому, это еще не дош... ай!

— ...ой, что, больно? Но если до тебя еще не дошло...

— Даже не дума...

— Третий раз хочешь?

 

()

Гермиона исподлобья глядела на Ричарда Клива. Его лицо побагровело, на шее проступили жилы и вены, а глаза грозили вот-вот вывалиться из орбит. Он изо всех сил старался не ответить, но действие Веритасерума побороть было сложно. Что бы ни крутилось у него на языке, Гермиона сомневалась, что это совпадет с «Интересуюсь зельями», которым подозреваемый отделался при первом допросе.

— Вы пытались украсть ингредиенты, чтобы сварить зелье. Зачем оно вам?

— Не мне, — наконец выдавил Клив, забрызгав слюной стол. Гермиона отклонилась.

Сверилась с записями.

— Ладно, ингредиенты для зелья. Для чего оно?

От усилий удержать рот на замке у него дрожал подбородок, проступившие от злости вены на лбу пересекла капля пота. Гермионе почти стало жалко его.

— Противоядие.

Она удивленно распахнула глаза и записала информацию. Знакомство Малфоя с Кливом не было для нее секретом, но мысль об их сотрудничестве для создания зелья даже не приходила ей в голову. Насколько ей было известно, противоядия не существовало.

— Для вашей жены?

Клив удивился и сразу сник.

— Да.

— И для Малфоя? — А этого вопроса он не понял. — Для Гаррисона Блэка?

Непонимание никуда не делось.

— А что с ним?

— Вы собирали ингредиенты для Гаррисона Блэка?

— Нет. Он не в курсе.

Гермиона сильно в этом сомневалась — Клив мог просто не знать. Не совпадение же это.

— Тогда зачем вы набивали сумку ингредиентами?

Лицо собеседника налилось кровью, и Гермионе подумалось, что лучше дать ему еще сыворотки правды и этим облегчить допрос для обеих сторон.

— Мне так сказали.

Сказали.

— Кто?

— Я не знаю.

— Что значит «не знаю»?

— Я не видел лица. — Мужчина закрыл лицо руками, локти у него дрожали. — Я во всем виноват.

— В чем?

— Я убедил ее повторить за компанию.

— Повторить что?

— «Эйфорию». Я принял ее один раз, Элиза — уже дважды и больше не хотела. «Эйфория» действует только трижды, вы знаете? А те двое подошли ко мне, дали флакон. Сказали, что это улучшенная версия, что действует больше трех раз, даже если ты уже выпил лимит. Я не должен был ее принимать.

— Почему?

— Флакон был для Блэка. Те мужчины хотели, чтобы Блэк протестировал «Эйфорию», поделился мыслями. Но я забрал флакон домой, решил сказать, что потерял его. И отдал Элизе. Ей стало плохо. Очень плохо. А я уже был... я не заметил, пока не очнулся.

— Вы пили из одного флакона?

Клив отрицательно покачал головой.

— Из обычного. Иначе я бы тоже оказался в больнице. На ее месте должен быть я. Только я.

Гермиона так крепко стиснула перо, что онемели пальцы.

— Вы уверены, что болезнь вызвало содержимое флакона?

— Да. До этого она была здорова. Совершенно здорова. В него что-то добавили.

Что-то, предназначенное Малфою. То же самое что-то, которое уже год держало его отца на грани смерти. У Люциуса и Элизы проявились одинаковые симптомы, неизвестная темная магия поставила целителей в тупик. Насколько слышала Гермиона, ни у кого другого не диагностировали такую же болезнь, но сначала стоило в этом убедиться, а не торопиться с выводами.

Клив всхлипывал, уткнувшись в ладони, и бормотал что-то нечленораздельное. Гермиона закрыла чернильницу и собрала бумаги. У нее осталось множество вопросов, но они подождут. Еще немного.