Жизнь в диссонансе (гет)

Порой жар становится настолько нестерпим, что простое желание вытереться оборачивается тем, что человек рьяно срывает с себя одежду, а потом ныряет в ледяную ванну. Гермиона Грейнджер почти дошла до такой точки. Она стерла с уха капли пота и едва удержалась от того, чтобы не умыться собственным напитком.

Финк, который пять последних месяцев был ее напарником из мракоборцев, оглядывая плотную толпу, проворчал что-то про маглов. Гермиона прикинула, не воспользоваться ли охлаждающими чарами, вот только любой всплеск магии мог потревожить двух женщин, которых они ждали. У этих женщин — те продавали Веритасерум и темные зелья как в волшебном, так и в магловском мире — вот уже три месяца получалось ускользать, так что Гермиона не собиралась рисковать.

Она пригубила крепкую алкогольную бурду, бокал с которой Финк притащил из бара. Та была ужасна на вкус и вызывала опасения, что маленькая доза зелья трезвости, которую пришлось принять перед выходом на задание, с ней не справится. Даже Финк, который редко отказывал себе в удовольствии сходить в паб с коллегами-мракоборцами, морщился при каждом глотке.

— Нам сказали, они приходят сюда по пятницам.

Гермиона отпустила бокал и охладившейся рукой медленно провела по лбу.

— Мы знали, что это может быть ловушка или дезинформация. Какой им смысл придерживаться расписания?

— У Лонгботтома дерьмовые осведомители.

— Зависит от дела, — возразила Гермиона, потому что всегда вставала на сторону друзей. Даже если их обвинитель прав.

— Две рыжих только что вошли через заднюю дверь. Одна несет... — Финк дернул щекой и отвернулся к бокалу. — Работницы. Что думаешь?

— Они и так неплохо зарабатывают, зачем им лишние знакомства? Здесь они просто встречаются.

Гермиона пробежала глазами по толпе, выискивая какую-нибудь уединившуюся компанию или пробирающихся сквозь толпу девушек, как вдруг уловила вспышку белого и пятно лица, направленного в ее сторону. Взгляд метнулся от резкой линии челюсти к заостренному носу, а в следующий миг остались видны лишь блондинистый затылок и высокая фигура.

Пальцы соскользнули с бокала, Гермиона едва поймала его за край. В клетке ребер суматошно забилось сердце. Она поднялась, с глухим звуком опустив коктейль на стол, и Финк последовал за ней, загородив обзор.

— Грейнджер, — тихо проворчал он, но Гермиона смотрела мимо, на пустое место, где только что стоял мужчина.

Туда, где только что стоял он. Она, как и прежде, и не в первый раз, успела обратить внимание на блондинистые волосы, но это уже просто вошло в привычку. Однако в ту же секунду, как Гермиона увидела профиль мужчины, она знала, кто это, будто сомнений и быть не могло.

Финк повернулся, Гермиона обошла его, замечая лишь блондинку со схожим платиновым оттенком. В плотной толпе было вдвое жарче, запах пота забивал нос и оседал на языке. Задевая потные руки окружающих, Гермиона толкалась и пробиралась между ними, бормоча извинения, которые и сама не слышала, пока не вырвалась к двери. Налетела на нее всем телом, вываливаясь на прохладный воздух.

Снаружи курила и смеялась какая-то компания. Слева к пабу подходила пара. Стоял кэб, пустой, за исключением водителя, чьи глаза поблескивали в темноте.

— Гр... Эмили, — то ли прорычал, то ли спохватился Финк, прежде чем назвать ее именем своей жены. — Что...

— Мне показалось, я увидела... наших друзей.

— А они тебя увидели? — одним лишь тоном у него вышло намекнуть, что ее сложно было не заметить, потому что она погналась за ними как сопливый новичок.

Он точно ее видел. Гермиона выглядела по-другому, но он видел.

— Нет.

 

(Ноябрь 1998)

Драко Малфой вышел на зимний холод в той же одежде, в которой был шесть месяцев и двадцать два дня назад. Та еще больше висела на нем мешком, казалась грязной и словно подавляла. От нее пахло серой и дымом.

Люди шлепали по снегу, поскальзываясь на асфальте. Сутулились, защищаясь от ветра, засунув руки в карманы и опустив лицо. Драко просто застыл, а ледяной ветер хлестал его по щекам и морозил уши.

Запястья и лодыжки, прежде скованные магически, покалывало, дыхание вырывалось с дрожью. Грудь заполняла пустота. Драко позабыл, как двигаться, думать, выбирать дорогу. Все вокруг было новым, за исключением его самого.

 

()

Гермиона окунула перо в подсунутую чернильницу и убористым почерком подписала пергамент.

— Мне нужна только парочка документов из дела Райта.

Кивнув, массивный мужчина за столом открыл ящик ключом, а потом — палочкой.

— У каждого документа в углу есть код, который нужно отметить на форме, прикрепленной к коробке с делом, и там же оставить свои инициалы.

— Я знаю. — Гермиона слишком уж нетерпеливо выхватила у него ключи, но он, казалось, этого не заметил. — Спасибо.

Она обогнула стол с левой стороны, специально чуть ссутулила плечи и придала лицу скучающее выражение. Только закрыв за собой дверь и обведя изучающим взглядом стеллажи с коробками, она позволила себе ускорить шаг. Вокруг не было ни души, и, если повезет, она покончит с делом, так никого и не встретив.

Е, Ж, З, И. Каблуки громко цокали по полу, Гермиона обернулась через плечо. В помещении не раздавалось посторонних звуков, но она никак не могла отделаться от ощущения, что к ней кто-то приближается, или бежит перехватить, или подглядывает из-за полок.

Притормозив у нужного ряда, Гермиона расправила плечи и задрала подбородок. Заставила себя не оглядываться, чтобы не вызывать подозрений, если кто-то и вправду за ней наблюдал, и нырнула в проход. Ее цель должна быть почти в начале длинного ряда, но как бы ей ни хотелось сорваться и побежать, ее шаги оставались размеренными и тихими.

Манн, Манколь, Манкас, Манбур... Не выдержав, Гермиона нахмурилась, сжала губы и, с удивлением остановившись, обернулась, притворяясь, что перепроверяет коробки, которые уже минула. Никого.

Манаба, Мамю, Мамтон, Мамстейн... Она определенно посоветует отделить дела в разработке от старых, передвинув последние в другую секцию. Впервые дорога до коробки с делом казалась настолько бесконечной. У Гермионы даже закралось подозрение, что кто-то магически удлиняет ей путь.

Н, Л, Д, наконец-то. Осмотревшись по сторонам, она склонилась к коробке, изучая записи на приклеенном к ней листе. Две недели назад мракоборец Олдберри вернул документы, и с тех пор ими никто не интересовался. Прикусив губу, Гермиона прислушалась, а затем ухватила коробку. Удерживая ту на приподнятом колене, она подняла крышку и занялась папками с документами, ища те, что относятся к началу дела. Поколебавшись, вытащила самые свежие и засунула подмышку.

Стук сердца барабаном отдавался у Гермионы в ушах. Она закрыла коробку и поставила на место. Задержав дыхание, развернулась, убежденная, что за спиной кто-то смотрит на нее либо с долей любопытства, либо с подозрением, но ее окружали лишь коробки.

Гермиона проверила, что с задней стороны папки нет никаких отметок, и, прижав стопку к груди, заторопилась к рядам с буквой «Р».

 

(Ноябрь 1998)

В мэноре оставили лишь одного домовика, и даже если бы Нарцисса не сообщила Драко об этом до того, как он, превозмогая себя, переступил порог дома, мгновение спустя он бы и сам обо всем догадался.

Драко все еще ощущал его присутствие. Дело было не в пятнах крови на полу или следах от взрывов на стенах, дереве и штукатурке. Не в смятых простынях в комнатах, куда они больше не зайдут; не в пустых перекрытиях, где прежде висела люстра; не в огражденном решеткой входе в подземелья.

Не в воспоминаниях — постоянном, неудержимом потоке образов, который обрушивался на Драко и не отпускал от пробуждения до пробуждения. Образов, которые, налетев и ударив в грудь, заставляли споткнуться, давили, пока не казалось, что вдохнуть нужно сквозь бетонную маску. От скрипа старого дома заходилось сердце.

Дело было не только в общих собраниях за обеденным столом, который Драко за всю жизнь видел меньше десятка раз. Не только в дорогах, какими он огибал определенные комнаты, не в том, что, когда никто не видел, Драко едва не переходил на бег, притворяясь, что ничего подобного не происходит. Дело было не только в четырех спальнях, которые он сменил, пока не понял, что в своей достиг лучшего подобия сна.

Ощущение было реальным. По спине пробегал холодок, отчего волосы вставали дыбом и стучали зубы. Словно бы Темный Лорд — Волдеморт, Волдеморт — оставил в их доме часть своей души, чтобы ждать и наблюдать. Драко знал, что это невозможно, но от ужаса все равно скручивало внутренности. От страха, который он принес с собой и вплавил в фундамент дома, в сами кости Драко.

— Назначили дату суда над твоим отцом, — сообщила мать, грациозно сидя на неполированном стуле, который они перенесли из столовой.

Драко отправил в рот кусочек рыбы, приготовленной чуть-чуть вкуснее, чем в тюрьме, и уставился на подпалину на стене. Он не мог встретиться с матерью глазами — иначе бы Нарцисса все поняла.

— Уверен, ты рада.

— А ты? — тихо спросила она.

Драко сглотнул ком, и тот тяжелым грузом опустился на сердце.

 

()

Драко Малфоя никто не узнавал. Или узнавали множество парней, которые могли бы быть Драко Малфоем, но «леди, вы себе представляете, сколько у нас тут народа?» Он уже не один год оставался вне поля зрения общественности. Да и прежде, когда на него было направлено внимание, разговоры больше шли о смертях, арестах и помилованиях. В более поздних статьях преимущественно говорилось о его матери, а из фотографий в них нашлась лишь одна с Драко.

Гермиона вырезала ее из старого выпуска и рассматривала весь обеденный перерыв.

 

(Декабрь 1998)

Чашка звякнула о блюдце. Драко вышел из комнаты и легким решительным шагом пересек зал. По другую сторону арки, в центре пустой гостиной, где больше не горело пламя, стоял Поттер. Драко сомневался, что выражение лица Поттера имеет что-то общее с причиной, по которой тот пришел сюда, и это его разозлило. Будто Поттер незваным вторгся в воспоминание, которое Драко похоронил и держал в тайне.

Он сосредоточился на поблескивающих зеленых глазах и увеличивающемся отражении своей головы в чужих очках — лишь бы не думать ни о горящих осколках стекла на полу, ни о топоте убегающих людей. Ни о том, как Поттер сжал кулак над его рукой — решение, которое не казалось важным, а в итоге принесло победу в войне.

Какие-то поспешные решения определяли целые судьбы: Драко, вернувшийся домой летом после пятого курса или принижающий Хагрида еще до поступления в школу. Каждый выбор, из-за которого Поттер сейчас дышал, стоя напротив Драко, выбор Нарциссы, объявившей, что Избранный не дышит.

Драко размышлял, есть ли у человека хоть шанс противостоять яростной, неумолимой силе судьбы, жизни, да чего бы то ни было, что невольно приводило их в места, где они никогда не желали оказаться, о которых даже не подозревали.

— Оповещение сработало, как только применили магию, — Поттер поправил очки.

Скрестив руки, Драко прислонился к стене. Как ни в чем не бывало, с безразличием, иначе, если показать оппоненту, которому на тебя плевать, насколько ты волнуешься, это лишит тебя преимуществ.

— Приятно знать, что ваше недоверие в этот раз сыграло в нашу пользу. Хотя проблемы бы вообще не было, если бы нам вернули палочки.

— Или если бы вы остались в тюрьме. — Поттер пожал плечами, а злость Драко обернулась яростью. — Кто бы ни вломился в дом, он пошел прямиком в спальню Нарциссы. Там есть что-нибудь ценное?

Драко так стиснул челюсти, что заболели зубы, и цеплялся за эту боль, пока не ослабло желание огрызнуться.

— Моя мать.

— Ага, но кроме этого? Что-нибудь, о чем знают другие, но не нашло Министерство?

— Вы перерыли весь дом, Поттер — вот и скажи мне.

Поттер никогда не скрывал раздражения, оно просто варьировалось в зависимости от ситуации. Драко умел понимать, когда тот готов был просто уйти или же залепить заклинанием. Вот с поттеровской яростью дело обстояло сложнее.

— Нам важно...

— Я в курсе, что важно. Ответ все тот же.

Задержав на Драко взгляд, Поттер обернулся: за его спиной послышались тихие шаги. Чужие слова прозвучали неразборчиво, но Поттер кивнул. Драко надеялся, что теперь-то уж они уберутся из дома.

— Малфой, кто бы к вам ни влез, он знал расположение спальни твоей матери. Знал планировку. Есть предположения, кто хочет и может до нее добраться?

Сжав пальцы в кулак, Драко вскинул бровь.

— Она спасла тебе жизнь, из-за чего темные волшебники проиграли войну. Даже я не могу огласить весь список.

Поттер медленно кивнул, его взгляд опустился на место на полу, которое Драко всегда обходил. Отстранившись от стены, Драко выпрямился, руки повисли по бокам.

— Проклятие опалило ей пижаму — и это притом, что она успела откатиться. Если бы ваши опоздали на пять секунд, моя мать была бы мертва. После твоего спасения многие желают ей смерти, и как минимум один решился убить.

Поттер глянул на него исподлобья, но, пока окончательно не поднял голову, яркий свет свечей скрывал выражение его глаз.

— Палочки вам вернут через полгода. Это судебное решение.

Еще бы Драко об этом не помнил. Его семья оставалась на свободе, потому что мать, соврав, спасла жизнь Поттеру, но до их жизней Министерству не было никакого дела. По крайней мере, ей обязан Поттер. Обязан настолько же, насколько ему — сам Драко, который прочувствовал вес такого долга; Поттер должен был ощущать хоть нечто похожее.

— Тогда спрячь ее где-нибудь, пока мы отрезаны от магии. В месте, о котором знаешь только ты и никто из Министерства.

Министерству доверять нельзя, а Поттер не проговорится. Признаться, Драко и ему не полностью доверял, но кандидатур было не так чтобы много. Особенно в нынешнее время. Об Уизли и речи не шло. Драко не доверил бы ему и облезлое перо.

На кончике языка крутились заготовленные слова и претензии, Драко ждал лишь повода, чтобы сорваться и верным тоном добиться желаемого. А Поттер закивал, вновь обернулся через плечо, проверил время.

— Я вернусь сегодня, и мы все обсудим. Ничего не обещаю, Малфой. Мне придется поговорить с министром и взять кого-нибудь в помощь.

— Не Уизли.

— Не тебе решать. — Драко прикусил язык — резкость только вышла бы ему боком. Поттер застегнул мантию. — Да и вообще, у Рона лучше выходит вышибать двери, чем ставить чары.

Значит, Грейнджер. Поттер бросил на него взгляд, Драко, сжав губы, кивнул и развернулся в сторону зала.

 

()

Гермиона закончила записывать разговор между двумя женщинами и мужчиной, который приобрел у них Веритасерум. Ей пришлось трижды «нырять» в Омут, чтобы запомнить каждое слово. Обычно она не с таким усердием занималась записями, но воспоминание ей достали на время из другого дела по этому мужчине, так что Гермиона не знала, когда еще сможет его получить.

Глубоко вздохнув, она вернулась в воспоминание, перед глазами нарисовался тускло освещенный ресторан. Вдоль стен располагались кожаные диванчики, защищенные чарами уединения, которые мешали разглядеть присутствующих и расслышать что-либо, помимо неясных звуков. Гермиона сразу прошла к столику, из-за которого всегда поднимались женщины — те как раз собрались уходить, — изучая малейшие изменения в их внешности.

Она ступила за защитные чары, решив проверить, не забыли ли посетительницы что-нибудь интересное, и застыла на месте при виде сидящего Драко Малфоя, который разглядывал флакон с жидкостью лавандового цвета. Грудь у Гермионы приподнялась, как при вдохе, но кислород будто кончился.

— Драко, — выдохнула она и тут же выговорила себе за глупый порыв.

Малфой убрал флакон в карман, откуда послышался звон. Что он здесь делал, да еще и с этими женщинами? Голову заполнили предположения, но Гермиона встряхнулась, прогоняя их прочь. Она скользнула на сиденье напротив: Малфой нахмурился и допил остатки из бокала — было видно, как с каждым глотком дергается кадык.

Он нисколько не изменился с момента ухода, только волосы стали короче. И спал, кажется, все так же плохо. Гермиона почему-то думала, что он будет выглядеть лет на десять старше. Только когда Малфой выглянул из-за диванчика, она заметила у него шрам на щеке в районе челюсти, которого прежде не было.

Он повернул голову обратно, глядя сквозь Гермиону темно-серыми глазами, и она опомнилась, уже подняв руку над столом. Ей хотелось дотянуться, коснуться его, остановить. Хотелось задать все вопросы, что крутились в голове месяцами и появились сейчас.

Длинные пальцы отпустили застежку мантии, он натянул капюшон и выбрался из-за стола. Гермиона поспешила за ним, хоть и считала, что Малфой исчезнет, как только пересечет чары уединения. Его походку она бы узнала где угодно, невзирая на время, которое они не виделись. Решительный широкий шаг, прямая спина, манера поводить плечами.

Гермиона вышла за ним на улицу, всей душой желая, чтобы чужое воспоминание длилось подольше. Но он исчез, растворившись среди темных зданий и в тусклом свете фонарей, куда она не могла за ним последовать.

 

(Декабрь 1998)

Он не хоронил Винса. Крэбба развеяло в пространстве и занесло в легкие, или же он отправился туда, куда рано или поздно что душой, что пеплом попадают исчезнувшие. Поэтому Драко разобрал старые чемоданы и разбросанные вещи, хранящие воспоминания, которые сам он уже не помнил. В зеленой коробке, в которой Винс на одиннадцатый день рождения подарил ему уродливые часы, Драко создал святилище. Семь колдографий, герб Слизерина, сделанный ими в пять лет, старая колода карт, заигранная до такой степени, что по мятой рубашке они узнавали лицо. Снитч, которым играли летом, черновики затей и шуток и последняя бутылка огневиски, которую они в последний раз распивали вместе за три дня до того, как Поттер ворвался в Хогвартс. После коротких раздумий Драко положил в коробку пакетик чудом уцелевших конфет.

Он заплатил за участок и надгробие, кривовато врытое в землю, размером больше, чем требовалось для короткого «Винсент Крэбб, 20 мая 1980 — 2 мая 1998». Следовало бы написать что-нибудь еще, но Драко не знал, что добавить. «Сын, друг»? Это были просто слова, видимые прохожим, которые не задумывались об их смысле. Которые плевать хотели на шквал эмоций, что эти слова вызывали в ком-то другом — в Драко. Ему хватало одного лишь имени, и это все, что осталось миру от Винса. Драко было по хрен, о чем думали, видя гравировку, другие люди. Крэбба это тоже не беспокоило бы — не в отношении чужих.

Драко копал сам, вгрызаясь в мерзлую землю, с каждым движением лопаты становившуюся все тверже. Вырыл яму по бедра ни дюймом шире нужного, и ладони к тому времени покрылись волдырями, а руки, спина и плечи горели огнем. Он с осторожностью опустил коробку в землю, будто резкое движение отправило бы ее в недостижимое место, и сел на край ямы. Кожу покрывал слой грязи и пота, Драко смотрел на надгробие, пока не скрылось солнце, а холод не заморозил легкие, а затем и кровь.

 

()

Гермиона положила на землю два цветка и, поднимаясь, провела пальцами по холодному мрамору. Глубоко вдохнув, оглянулась через плечо на волнистые ряды могильных камней, но на кладбище было пусто.

 

(Декабрь 1998)

Постучав, Драко сверился с часами, убеждаясь, что не заявился слишком рано. Дверь со скрипом открылась, он окинул взглядом появившуюся фигуру: от босых ног, джинсов и мешковатой футболки до косо сидящих очков и приветственного кивка. Поттер распахнул дверь шире, шагнул в сторону, Драко вошел в дом, откуда сразу пахнуло теплом. И едой, хотя по аромату определить блюдо не получалось.

Как только дверь захлопнулась, Драко скинул капюшон.

— Есть будешь? — поинтересовался Поттер.

— Нет, — тут же отозвался Драко, в этот раз готовый услышать вопрос. В прошлый над ними нависла мучительная тишина, во время которой Драко пытался разгадать мотивы, а Поттер жалел, что раскрыл рот.

— Ладно. Подожди минуту. — Поттер затормозил при развороте, кивнул в сторону проема. — Если хочешь, можешь присесть.

Драко не потрудился ответить, перекатывая между пальцами торчащую в кармане нитку. Поттер исчез, где-то открылась дверь и послышался топот. Драко не сводил взгляда с проема, но оттуда никто не показался. Он притворился, что сердце бьется все так же ровно.

Поттер появился обутый, шнурки были лениво заправлены в ботинки.

— Мы опять аппарируем прямо в дом. Во сколько тебя забрать?

— В десять.

— Отлично, — пробормотал Поттер и с посерьезневшим лицом ступил ближе, глядя в пол.

Сжал локоть Драко, взгляд которого метнулся к стене, и Малфой прикрыл глаза, ощутив волну тошноты. Оказавшись на твердом полу, Драко вдохнул полной грудью — перед глазами оказалась голая стена с поблекшим узором из роз, тянущимся по всей высоте.

— Все пальцы на месте, Малфой? — Поттер немедля убрал руку.

— На твое счастье, Поттер.

Тот издал непонятный звук и с хлопком исчез. Драко прошел через маленькую столовую прямиком на кухню, где мать с изяществом расставляла фарфоровый набор, который пожелала привезти с собой.

— Я поговорю с Поттером насчет домовика, — пообещал он, взглянув на поднимающийся от чайничка пар.

Нарцисса покачала головой.

— Он прав. Об этом месте никто не должен знать.

Сняв мантию, Драко перекинул ее на руку. Он считал, что об этом доме и так никому не известно, хоть у Поттера мог найтись вариант и похуже. Драко готовился увидеть развалюху, но дом, пусть и был меньше половины этажа мэнора, оказался чистым и в хорошем состоянии.

— Я принес ужин, — сменил он тему, пока мать не попыталась уговорить его остаться.

Драко подошел к ряду шкафчиков, со второго раза открыл нужный и достал две тарелки. Склонившись, поцеловал мать в висок и спросил, отступая:

— Как ты?

Она повернулась с улыбкой, которую он постоянно наблюдал на протяжении войны и после. Улыбкой, которую ненавидел все сильнее по мере того, как отдалялся отец, и любил сейчас.

В той улыбке крылась сила.

 

()

Когда Гермиона закрыла за собой дверь, Гарри бросил взгляд на часы и рассеянно улыбнулся:

— Рановато для обеда. Я...

— Ой. — Он посмотрел на нее, и она выдохнула: — Ага.

Не отводя глаз, Гарри закрыл папку, пряча под обложкой записки и пергаменты. Гермиона выпрямилась, не зная, куда деть руки.

— Я хочу вести дело Малфоя. Драко Малфоя.

Гарри застыл, пялясь на нее, пока у Гермионы от волнения не загорелись щеки. Он отвернулся и протяжно вздохнул.

— Господи, Гермиона.

— Что?

— Это ты взяла документы из его дела? Ты должна была получить разрешение от мракоборцев, а не просто забр...

— Я...

— Не ври мне...

— Я не забирала!

— ...допрашивать и шпионить в собственном же отделе...

— Прости! Я просто... хотела просмотреть дело. — Гермиона надеялась, что Гарри верилось в отговорку больше, чем ей самой.

— Зачем? — Она облизала губы, выискивая верный ответ на стене. Друг без сил откинулся на стуле. — Гермиона, я тебя знаю...

— Я видела его.

Гарри моргнул, не закрывая рта, чем напомнил ей Рона. Но в случае с Роном разговор вышел бы совсем другим.

— Ты что?

— В пабе, — вскинула она руку. — Мы с Финком были на задании. Я только заметила профиль. — Гарри перевел взгляд куда-то выше ее головы. — Но знаю, что это был он. Я знаю. Это...

— Я верю. — Ее напряженные плечи слегка расслабились, хотя Гарри все еще сидел, точно статуя. — Где?

— Графство Кент, магловский мир, — отозвалась Гермиона, и он нахмурился. — Вот-вот.

— Что он делал?

— Не знаю. Он уже уходил.

Гарри сполз по стулу и, сняв очки, потер глаза.

— Гермиона, я не могу поручить это дело тебе.

— Почему? Я прекрасно уме...

— Тут другой случай.

— Почему? Де...

— Сама знаешь почему. У тебя личный мотив.

Гермиона скрестила руки.

— Вот уж вряд ли. Гарри, ты меня знаешь...

— Именно.

— ...я все равно им займусь, хоть с разрешения, хоть без. Разрешение лишь даст мне больше времени и доступ к документам.

Гарри вернул очки на место.

— Тебя уволят.

— Я больше не полезу в архив. — Она уже все скопировала. — Прости. Про...

— Я думал, ты придешь раньше.

Замолчав, Гермиона переступила с ноги на ногу.

— Ты знал, что это я?

Он пожал плечами.

— Предполагал. Вообще-то думал, ты сначала придешь ко мне.

Ее охватило острое чувство вины, Гермиона уставилась на ковер.

— Я знала, что ты ответишь. Но, Гарри, дело не двигается. Если кто и докопается до истины, то это я. Мне нужны ответы.

— Знаю. Мне тоже.

— Так что?

Гарри вздохнул.

 

(Декабрь 1998)

На кладбище оказалась женщина с длинными черными волосами, которые казались неестественно прямыми, или же то был низкий мужчина с необычной прической. Драко узнавал ее по фигуре и волосам, что выскользнули из-под капюшона, когда женщина наклонилась. Здесь, невдалеке от места, где стоял сам, он встречал ее в третий раз: женщина либо уже стояла у могилы, либо внезапно просто оказывалась рядом. Помимо группы людей, вдалеке опускающих в землю гроб, и мужчины, торопящегося мимо рядов надгробий, она была единственным живым существом, которое Драко видел на протяжении трех недель.

Странно, что люди хоронили родных на далеких кладбищах. Им давали отдых и новый «дом» на земле, но редко делились своим. Люди предпочитали ездить в общественные места, чтобы побывать у сосуда, напоминающего о сожалениях и непринятых решениях — о том, что преследовало живых и обычно держалось в секрете. Словно к тебе был привязан призрак, котрого никто не видел, но ты — чувствовал.

Быть может, мертвые, похороненные недалеко от дома, подавляют жизнь. Смерть сильнее — в конец концов, жизнь всегда проигрывает. Быть может, к гробу открывается некий туннель, и человек не может спокойно жить дальше, постоянно зная о присутствии мертвеца. Или же решения и возможности, более недоступные, цепляются за него, пока не получится их отпустить. Если получится.

Похоронить их не выйдет.

 

()

— Какие у вас дела с Малфоем?

Алимира Крейгоф глянула влево, словно Алекса, женщина, с которой они долгое время незаконно продавали зелья, все еще сидела рядом. Ту допрашивали в соседнем кабинете, и ей приходилось играть в гляделки с Финком, который вряд ли задал бы такой вопрос.

— С Малфоем?

Гермиона вскинула брови.

— Высокий блондин с острым носом. П... — ...ривлекательный, — ...ренебрежительный, слова тянет, ухмыляется.

Когда он раздражен или нервничает, у него подергивается глаз, когда размышляет, то толкается в щеку языком, когда злится, у него краснеют уши. Улыбка выходит кривоватой, а смех — раскатистым, и от этого у него блестят глаза.

— Амбициозный, умный, постоянно кажется, будто что-то замышляет.

— Блэк?

Гермиона выпрямилась до хруста в позвоночнике. У нее мелькала мысль, что Малфой может сменить имя. Стоило догадаться, что именно на это.

— Блэк.

Алимира стала осторожнее:

— Слышала о нем.

— Что слышали?

— Имя.

Гермиона постаралась сдержать раздражение.

— Мы знаем, что вы встречались. — Алимира смотрела в пустоту. — Если мы заподозрим, что вы утаиваете информацию, мы законно воспользуемся Веритасерумом.

Женщина одарила ее злым взглядом и сжала кулаки. Пожав плечами, Гермиона поднялась и сложила документы.

— Гаррисон Блэк.

Гермиона выразила свое удивление лишь тем, что вздрогнула, широко распахнутыми глазами уставившись на папку. Гаррисон.

— Когда ему что-то нужно, он присылает сову с местом встречи.

Гаррисон, Гаррисон, Гаррисон Блэк.

Гермиона медленно опустилась на стул, пытаясь сглотнуть ком. В горле пересохло.

— Что еще?

 

(Декабрь 1998)

Втянув в грудь воздух, Драко постучал громче и выдохнул. Крепче перехватил другой рукой пакет, отметив, что тот остыл. Прикинул, не попросить ли Поттера наложить согревающие чары, но тут же отмел эту мысль.

Дверь скрипнула, утаскивая за собой входной коврик. Взгляд Драко опустился с того места, где полагалось быть голове Поттера, на копну кудрей, к блестящим глазам, цветом напоминающим грязь под лучами солнца, стволы деревьев, горные хребты — все, связанное с землей.

В горле у него пересохло, все заготовленные приветствия замерли на языке.

— Привет, — Грейнджер распахнула дверь шире. — Гарри в туалете. — Она отступила в сторону, прячась за дверью, и уставилась на него. Уголки ее губ опустились, в тишине громко щелкнула дверная ручка. — Ты... заходи.

Ноги отяжелели, Драко, шагнув вперед, перевел дыхание, стараясь понять, что за чувство жжет в груди. Второй шаг дался легче.

— Он спрашивает, хочешь ли ты есть.

Драко невидяще смотрел на стену, отслеживая за спиной движения Грейнджер. Дверь вновь скрипнула.

— Н...

— Или там еда?

Смяв в пальцах пакет, Драко кашлянул.

— Еда.

Он уже и не помнил, когда в последний раз так остро чувствовал себя не в своей тарелке.

Грейнджер что-то пробормотала себе под нос, и, когда его левую руку закололо от магии, он вцепился в пакет до ноющих костяшек. Она обошла его — а от пакета вновь исходило тепло.

— Гарри выйдет через пару минут.

Грейнджер встала в паре шагов от него, Драко оглядел ее, подмечая сложенные руки и побелевшие костяшки. Ее пальцы сжались в кулаки, разжались, будто ища что-то, и вцепились в кожу, словно она могла вытянуть из себя боль.

Прикрыв веки, он перевел взгляд на дальнюю стену.

— Присядешь? — Грейнджер отошла на три шага.

Драко глянул на нее, затем — на проход в гостиную. Может, она предложит ему попить, и он согласится, лишь бы она ушла. Может, на столе у Поттера сохранился прежний бардак и получится занять себя книгой или газетой.

Грейнджер медленно шагнула спиной назад, и через секунду Драко последовал за ней.

 

()

Войдя в паб, Малфой внимательно оглядел помещение — Гермиона с колотящимся сердцем уткнулась взглядом в свой бокал. Алимира предоставила список мест, где часто появлялся Гаррисон Блэк и где они сами с ним встречались. Гермиона хотела перехватить какую-нибудь посланную Алимире сову, но Малфой либо больше с ними не контактировал, либо узнал, что их арестовали.

Она размешала фруктовый коктейль розовой соломинкой и сделала большой глоток. Когда Гермиона подняла голову, Малфой стоял возле столика к ней спиной. За ним виднелся кто-то с темными волосами до плеч: Малфой повернулся, а ему вслед улыбалась какая-то женщина.

Гермиона отвела взгляд к бару, из-за нервов слишком быстро крутя соломинкой. В поле ее зрения появился Малфой и подошел к стойке, а Гермиона оглянулась на женщину. Та, свернув купюру непонятного номинала, убрала ее в кошелек и посмотрела на Малфоя, затем — на вход.

Нахмурившись, Гермиона оглянулась на Драко, который пробирался в сторону туалетов. Она развернулась, заметила, что женщина выходит из-за столика, и, не донеся до рта бокал, оглядела ту часть зала.

Коктейль со стуком опустился на стол, вылившись на руку — Гермиона вскочила на ноги. За спиной женщины находился мужской туалет, так что Малфой направлялся либо к женскому, либо к запасному выходу.

Гермиона пролезла сквозь толпу, пробежала по залу, врезавшись в выходную дверь. Она заметила темную фигуру и светлые волосы, подошвы шумно проскользили по асфальту и гравию. Он не мог ее не услышать, но не обернулся, быстро удаляясь по аллее. Гермиона легким шагом поспешила следом, доставая палочку.

Малфой скрылся за углом, поэтому Гермиона почти побежала. Думала, что услышит хлопок аппарации, но оказалось, что Малфой развернулся, выставив в ее сторону палочку. Проехавшись по асфальту, Гермиона остановилась и подняла свою, сердце у нее колотилось как бешеное.

Глаза Малфоя в тусклом свете фонарей отливали золотом, лампочка за его спиной постоянно мигала. Гермиону враз одолело столько желаний, что она совершенно растерялась. Мозг посылал различные сигналы, смущая сам себя, вдруг столкнувшись с живым, дышащим воплощением Драко, и это оказалось неожиданным. Этакая шоковая терапия, к которой следовало подготовиться.

Малфой глянул на ее палочку, потом неспешно опустил свою. По его лицу скользнуло непонятное выражение. Он открыл рот, как только Гермиона закрыла свой, задерживая дыхание, но в итоге лишь развернулся и с хлопком исчез.

 

(Декабрь 1998)

— Лучше, чем в прошлом году.

Драко отвернулся от окна, за которым покрывалом ложился снег, и от поблескивающих на свету красно-золотых узоров. Он был готов поспорить, что Поттер специально положил в коробку, которую Нарцисса нашла в гостиной, гриффиндорские рождественские украшения.

— Полагаю, сейчас все лучше, чем тогда, — добавила она.

Мать смотрела в окно, словно ждала, что вот сейчас на вершине холма покажется отец. Тьма, которая оставила от ее надежды лишь ошметки, служила тому доказательством. За изящной позой вместо железного стержня Драко видел уязвимость, что проявлялась лишь в мыслях о Люциусе да о нем самом.

Он потянулся за кружкой горячего шоколада и подал ту матери. Она заметила жест не сразу. Кончики его пальцев жгло: Драко протянул кружку ручкой вперед.

— Спасибо, Драко. — Она отпила маленький глоток, Драко за спиной потряс обожженными пальцами. — Задержишься на пару дней?

Нет. Видеть мать опустошенной было сложнее, чем жить в мэноре.

— Конечно.

 

()

Гермионе иногда казалось, будто Драко хочет, чтобы она его нашла. Не было ни записки, ни попытки связаться по каминной сети, ни подсказки, оставленной на пороге ее квартиры. Он действовал более скрытно. Мотивы его поступков было легче разгадать, когда он злился, и Гермиона научилась присматриваться к мелочам, которые выводили к чему-то большему.

Она думала показаться в своем облике, без изменения внешности и чар сокрытия, которые помогали ей оставаться на людях неузнанной. Тогда бы, может, он остался и ответил. Или бы сбежал быстрее и ситуация стала носить личный характер, а это дело личным не было.

Ей не давала покоя мысль, ждал ли он ее. Или ждал когда-то, но бросил эту затею, решив, что она не станет искать. Драко не упрощал никому задачу, но ей было бы всех проще. Ему — не так рискованно, выбери он другое имя.

— Что мне делать? — уточнил Финк.

Гермиона отогнала от себя лишние мысли и схватила стопку папок, разделяя ее на двоих.

— Опросить семьи.

(Январь 1999)

— Пить будешь?

— Решил не торопить события перед ужином, Поттер? Напомнить тебе, что ты мне не нравишься?

Поттер закатил глаза.

— Я хотел поговорить насчет вашего содержания. Уже месяц прошел с...

— Содержания?

— Ага. — Поттер не сводил с него взгляда, и Драко, склонив голову, медленно поднял брови. — Содержание. Деньги, которые Министерство еженедельно выделяет вам из вашей же ячейки. Средства на жизнь.

Драко нахмурился, внутри всколыхнулось раздражение.

— И ты ждал целый месяц, чтобы мне об этом сообщить?

— Тебе сообщили при освобождении. Это не моя обязанность.

Захлопнув рот, Драко стиснул зубы. Он даже не удивился. Ненависть, окружавшая его в Министерстве, казалась живой, чужое презрение в свою очередь распаляло ярость, с которой за два с половиной года Драко сроднился. Все считали, что ему до конца дней место в Азкабане и что деяния матери не должны оправдывать сына.

Драко хотелось быть таким человеком, который поставил бы их всех перед выбором, какой пришлось делать ему, и посмотрел бы, что они тогда сказали бы о трусости, храбрости и самой возможности принятия решения. Как бы встретились с человеком, который не был злым в привычном понимании, и попытались стать таким злом, чтобы сотворить добро, спасти жизнь любимых людей. Как бы жили в доме с тем злом и выжили, а не беспричинно погибли. Ему хотелось поставить их на свое место и наблюдать, узнать, что делает их частью чертова высшего блага, которое позволило бы им справиться лучше. Хотелось разобраться, что с ним не так, раз он не подошел ни одной из сторон.

Но у Драко крайне редко получалось быть человеком, которым он себя видел.

— Ты забыл.

— Я не забывал, — огрызнулся Драко.

Поттер скрестил руки.

— Ладно, — казалось, он вот-вот задаст вопрос, но Поттер передумал либо решил пойти в обход: — Я заметил, что ты не получаешь содержание, так что... — он направился к левой двери, Драко пошел за ним, так и не сняв мантию. — А ты думал, мы бросаем людей без денег на произвол судьбы?

Поттер обернулся — Драко вскинул бровь — и пробормотал:

— Забей.

Завидев голову в обрамлении буйных кудрей, Драко встал как вкопанный, проскрипев по полу подошвами. Лицо девушки закрывала книга, но образ создавался настолько грейнджеровский, что даже мысли не возникло, будто это кто-то еще.

— В другой раз.

Поттер прекратил якобы незаметно шарить в бумагах.

— Что?

— Решим вопрос в следующий раз.

Драко скользнул взглядом по фиолетовой обложке, поверх которой за ним украдкой следила Грейнджер. Она обернулась к Поттеру и нерешительно опустила книгу на колени.

— Я... на кухню схожу. За... водой. Очень хочется пить.

Откашлявшись, Грейнджер подцепила со стола потрепанную закладку с моргающей совой, положила между страницами и, захлопнув книгу, сунула ее подмышку, а покидая комнату, успела дважды глянуть на Драко.

— Спасибо, Гермиона, — негромко поблагодарил Поттер, не сводя глаз с Малфоя. Непосвященных этот пронзительный взгляд мог и запугать.

Поттер убил Темного Лорда по счастливой случайности, столь редкой, что о ней впору слагать легенды. Он не был сильнее других — просто так распорядилась судьба. Благодаря конкретной цепочке событий и верному времени Поттер оказался роковой случайностью в случайном самоубийстве Темного Лорда. Поттера Драко не боялся и впечатлен не был, хотя любому — с чувством самосохранения, но без палочки — стоило бы вести себя осмотрительно.

— По-прежнему имеешь что-то против маглорожденных? — Драко ответил злым взглядом, но Поттер выдерживал и не такие. — Я думал, до тебя наконец-то дойдет. Ты тупоголовее...

Крэбба, Гойла, Уизли. Из груди волной поднялся гнев.

— Мои проблемы с людьми возникают не из-за крови, Поттер.

Для Драко конкретную проблему представлял кое-кто темноволосый и тупоголовый, а за ним стояла бо̀льшая часть мира и все, что Малфой не мог контролировать.

— То есть ты не поэтому против присутствия Гермионы?

— Я не про... нет.

У него не было проблем с Грейнджер. Во всяком случае, не в привычном смысле. Не в том, который поддавался пониманию. Временами Драко казалось, он должен ее ненавидеть, но затем накатывало ощущение, что у него нет сил ненавидеть ее за то, чем она не должна была быть. Заучка Грейнджер раздражала, но если бы он ненавидел ее как раньше — а иногда казалось, что и сейчас следовало бы, — он не стал бы мешать Крэббу.

У него внутри перемешалось слишком многое, в чем требовалось разобраться, изучить и расставить по местам. За это Драко еще не брался: не испытывал особого желания да и сомневался, что вообще когда-нибудь приступит.

— Давай уже к делу, Поттер.

 

()

Уставившись на Борелли, Гермиона помотала головой, затем — еще раз.

— Наркотики?

— Наркотик, ага. Пока был под прикрытием, пару раз видел эффект. Забористая штука.

Гермиона покачала головой.

— Так. Ладно. То есть ты говоришь...

Борелли выглядел удивленным не меньше Гермионы.

— Информация проверенная, считай, что факт. Что такого у тебя на него есть, что ты не веришь?

— Я такого не говорила. И вообще не могу это обсуждать. Значит, Гаррисон Блэк... наркоторговец?

— Он не торгует. Как минимум с теми, кого я знаю и кого знают мои знакомые. Но его имя я слышал только в связке с «Эйфорией», правда, видеть его никто не видел. Так что он не мальчик на побегушках. Скорее всего, он ее изготовил.

Гермиона не может придумать ни единой причины, с чего Малфою создавать наркотик, разве что возникла нужда в деньгах. Или же средство было как-то связано со всем, что уже значилось в его деле.

Гермиона вытащила из стопки чистый пергамент и схватилась за перо.

— «Эйфория».

— Это зелье, которое вызывает...

— Ага.

— Около ста галлеонов за флакон, одну дозу, — сообщил Борелли. Гермиона, сидя с круглыми глазами, записала информацию. Если Малфой зарабатывал на зелье и жил в магловском мире, то с каждого флакона он имел около пятисот фунтов. — Подпольные распространители видят в «Эйфории» только одну проблему — три дозы, а дальше, сколько ни пей — все бесполезно.

Гермиона подняла взгляд.

— Четвертая доза не действует?

— Не-а. Никаких эффектов, ни положительных, ни отрицательных.

— Вообще? — спросила она, и Борелли кивнул. — Состав знаешь?

— Без понятия.

— Откуда ты вообще услышал о Гаррисоне Блэке?

— Какой-то дилер о нем упомянул. Я был с одной группой, мы не смогли найти одного из дилеров, так что пошли кое-куда, и там кто-то про него спросил.

— Он там был?

— Нет.

— Где это?

Борелли достал из ее коробки перо, подтянул к себе пергамент и нацарапал имя с адресом.

 

(Январь 1999)

Та женщина снова появилась на кладбище, ее руки выводили в воздухе странные фигуры. Драко решил, у нее не выходят чары, но подозрительность взяла свое, и он двинулся в ее сторону. Женщина разговаривала, ветер доносил лишь неразборчивое бормотание.

Драко подходил ближе, как можно легче ступая по снегу, пока не разобрал имя на надгробии. Он поглубже засунул руки в карманы. Ветер задувал в уши, оглушая таким звуком, будто сквозь него пролетало привидение кузины.

Драко не был с ней знаком. Это знакомство, случившееся бы в одной из несбывшихся вероятностей его прошлого, никогда не казалось важным. Иногда он об этом жалел. Его жизнь под влиянием тысячи мелочей могла измениться и принять иное направление, нежели то, какое определила ему другая тысяча мелочей. Кузина была одной из них. Такой, что стала заметна лишь после исчезновения. Заметна ему.

Не ей.

Драко отвел взгляд от мелких слов, выгравированных над двумя именами, и остановил его на чужом капюшоне.

 

()

Удивление. Похоже, Гермиона впервые застала Малфоя врасплох, поэтому присудила себе маленькую победу. Он, видимо, не расслышал за спиной шагов из-за ритмичной пульсации музыки. Иначе бы удрал.

Гермиона протянула ему купленный у стойки виски. Она думала попросить бренди, но побоялась, что спалится, показав, что осведомлена о его предпочтениях. Он оглядел ее, потом — бокал и, нехотя приняв угощение, всмотрелся в содержимое. Малфой скорее отставил бы его в сторону, чем выпил. Он слишком параноил, что не делало его легкой добычей, но Гермиона все равно не добавила в виски ничего лишнего.

А стоило бы.

— Филис, — представилась она настолько низким голосом, какого могла достичь без помощи зелья. — Похоже, ты заскучал.

— Похоже, наблюдательность — не твой конек.

Вспышка раздражения заставила ее поджать губы.

— Но ты даже сидишь один.

— Целенаправленно.

Господи, ну что за свинья! Под внимательным взглядом Малфоя Гермиона постаралась прикинуться простодушной.

— Лучше посидеть со мной, чем одному, я скрашу тебе компанию.

— Правда, что ли? — пробормотал Драко, быстро оглядывая ее лицо. Острый взгляд, непроницаемое выражение — Гермиона нервничала все сильнее. — Что тебе нужно?

Его взгляд опустился ниже ее лица, и ей дважды пришлось себя одергивать, чтобы не скрестить на груди руки. К делу так к делу.

— Мой друг, — она неопределенным кивком показала за спину, — сказал, у тебя можно достать «Эйфорию». Ты же Рон Уилсон?

Драко посмотрел на нее с едва заметным удивлением. То ли из-за того, что она знала о его связи с зельем, то ли потому, что назвала неверным именем. Гермиона не собиралась дожидаться, пока он ее раскроет или узнает, что ей известен настоящий псевдоним, и обернет ситуацию в свою пользу. Слишком многое оставалось нераскрытым.

На мгновение Малфой будто смирился, но тут же вновь стал просчитывать варианты. Его взгляд был направлен куда не следовало, и Гермиона не собиралась это терпеть. Ему повезло, что она под прикрытием.

— Так что с зельем?

У Малфоя дрогнули губы, будто он сдерживал улыбку. Плохой знак.

— Понятия не имею, о каком зелье ты болтаешь и почему твои друзья думают, что могут его у меня найти. Ты вроде бы хорошая девушка, Филис. Иди лучше домой.

— Я не «хорошая».

Какого черта? Ее как будто сравнили с собачкой, которая поймала палочку.

Малфой все-таки улыбнулся, но, моргнув, Гермиона едва не упустила эту улыбку. Удерживая ее взгляд, будто долгим зрительным контактом мог убедить в своей правоте, он произнес:

— Я не продаю «Эйфорию».

Гермиона готова была поверить.

— Чем тогда ты занимаешься? Обмениваешь ее на что-то?

Вскинув левую бровь, Малфой потянулся — Гермиона напряглась — и подушечками пальцев прочертил дорожку по ее шее, наблюдая за движением большого пальца вдоль ее челюсти. Сердце забилось сильно, до боли. Она буквально закаменела, но затем он придвинулся ближе и за шею дернул ее на себя. Гермиона ладонями уперлась ему в плечи, не позволяя притянуть себя ближе, вцепилась, споря сама с собой, успокоиться или оттолкнуть его.

Его палец скользнул под подбородок, приподнял, а губы замерли, едва не соприкасаясь с ее губами. Розовые, полные, по краям рта — морщинки, возникшие от смеха, на щеках — легкая небритость.

— И что ты готова предложить взамен?

В животе свернулось темное чувство, возникла мысль, часто ли ему случалось задавать такой вопрос. Часто ли он предлагал такое женщинам, раз так легко спросил об этом ее. Гермионе захотелось его ударить.

Малфой не удивился ее разозленному виду и посмел ухмыльнуться. Он играл и этим злил только сильнее.

— Я не продаю, не меняю и не поставляю «Эйфорию», — низким, размеренным голосом сообщил он.

Последовало невесомое прикосновение к бедру, Малфой склонился ближе, задевая ее грудью. Гермиона тяжело выдохнула. Он чуть повернул голову, расслабляя руку, лежащую на ее шее. Мазнул губами по щеке, согревая дыханием ухо. Почти уткнувшись носом ему в шею, Гермиона зажмурилась, вдыхая его аромат.

— Вижу, ты поняла, что даже маску можно узнать. Осталось сообразить, что ты выдаешь себя еще и действиями.

Малфой отступил, ладонь соскользнула с шеи, а Гермиона, с секундной заминкой разобрав намек и протянув руку, качнулась за Драко. И уперлась в стену. Воздушную стену, за которой отчетливо виделся Малфой. Гермиона взглянула на него широко раскрытыми глазами и толкнула преграду сильнее.

— Честное слово, «Гермиона» и само по себе то еще имечко. Ты могла стать кем угодно, а остановилась на Филис? Выбрала хотя бы...

— Что? Кто? — Гермиона оглянулась: за разворачивающейся сценой наблюдали зрители, поэтому она не могла без помех снять чары. Все равно Драко успеет уйти.

— Ты как ребенок, который собрался играть в «сундучки» на вечере покера. Тебе, может, и повезло, Грейнджер, но шансов не было.

Она одарила его раздраженным взглядом.

— Не представляю, о чем речь. Ты совсем рехнулся.

Он пожал плечом.

— Возможно. Но ты единственная, кто пальцем пытался проткнуть мне грудь, да и этот зазнайкин тон невозможно сымитировать. В тебе все кричит о Грейнджер, а я всегда знал тебя лучше, чем тебе казалось.

— Ты путаешь, — отозвалась Гермиона, потому что не в ее правилах было сдаваться.

Малфой вглядывался в нее долго, пристально, словно мысленно развеивал чары иллюзии.

— Иди домой, — повторил он.

Гермиона проводила его взглядом до поворота, бессмысленно сжимая в потной ладони палочку. Малфой не оглянулся.

 

(Январь 1999)

Драко поднял взгляд от мыльной пены на руках к зеркалу. Перестал хмуриться и наклонился ближе к отражению, заметив на лбу тонкую линию. Морщинка.

Изучил ее, разлет бровей, небольшой шрам на правом виске и тяжелые веки в синих прожилках. Окружающую зрачки радужку, из темно-серого переходящую в серый и оттененную черным по контуру. Левый глаз то ли оказался чуть-чуть больше правого, то ли Драко так сощурился. Изучил нос от переносицы до кончика, линии скул, губ, челюсти и подбородка, морщины вокруг рта.

Прорезались ли они давно, а он просто не замечал, или возникли, пока он не решался заглянуть себе в глаза в отражении? Быть может, сказались потерянный вес и заключение в тюрьме, которая и сделала его другим, скрыв промежуточные результаты.

Драко должен знать о себе все: от цвета глаз, губ, кожи до последней морщинки. Его не должна пугать собственная внешность, он не должен удивляться — он должен точно знать, как выглядит. Но изменения редко кажутся постепенными — они дают о себе знать ударом под дых.

Быть может, Драко сам себе придумал, что после всего случившегося должен выглядеть по-другому. Что теперь в нем должно обнаружиться нечто незнакомое, к чему нужно привыкнуть.

Он выключил воду, соскользнув мокрыми пальцами с крана, и продолжил всматриваться в зеркало.

 

()

Гермиона одиннадцать раз изменила внешность, с каждой попыткой становясь все менее похожей на себя. Изо дня в день она училась новым движениям рук, новой походке, привычкам. Имитировала разные акценты, выражения лица, манеру речи.

Гермиона всегда была той, кем создали ее жизни и опыт. В какой бы ситуации, перед каким бы выбором ей ни приходилось оказываться, она никогда не искала в себе другую личность. Даже с друзьями, которые, как ей думалось, видели в ней человека, которым она хотела быть. Она всегда и везде была Гермионой, кем бы ни считали ее при этом остальные. Так как же человек становился тем, кем никогда не был?

 

(Январь 1999)

Под взглядом Грейнджер Драко подавил порыв переступить с ноги на ногу и уставился на нее в ответ, на лице не дрогнул ни один мускул. Приходить раньше назначенного времени он больше не будет.

— Я тебя проведу. Или ты сначала поешь?

Значит, Поттер ей растрепал. Они, наверное, ничего друг от друга не утаивали. И наверняка воспринимали как тяжкое предательство тот факт, когда один из них не сообщал остальным, что отправляется в отпуск. Они полагали вполне нормальным обсуждать режим сна, проблемы с желудком или какую обувь надеть — все то, до чего другим не было никакого дела. Они представляли собой странную смесь ингредиентов, которые Драко и не подумал бы смешивать. Следить за этим варевом было бессмысленно и в то же время захватывающе, но он поостерегся бы пить получившееся зелье.

И никогда бы не стал его частью. В мире, который они создали, Драко и так существовал с трудом.

— Вряд ли, раз уж я здесь.

Драко не разобрал, что сквозит в ее тоне, но обиды не расслышал.

— Что бы ни писали в газетах, ты не настолько важная, Грейнджер.

Теперь вот он ждал ответной реакции, но Грейнджер лишь скривилась. Внимание она ненавидела. Вероятно, оно мешало ей читать.

— Именно. Тогда ты остаешься?

Грейнджер выглядела самодовольной. Раздражающе самодовольной, начиная с наклона головы и усмешки и заканчивая выжидательным взглядом. Только лишь по этой причине Драко расстегнул мантию, и они уставились друг на друга.

— Что предложишь?

 

()

Гермиона постучала пальцем по стопке листов со списком всех недавних покупателей в аптеке Гернхарта. Она знала, что, если Малфой варит зелье — так гласили слухи, да и сам он не отрицал лишь эту часть, — откуда-то же ему нужно брать ингредиенты. Гермиона начала поиски с Кента, единственного места, где вообще встретила Драко, и наконец что-то откопала. Так вышло, что возлагала надежды она на совершенно другое.

Когда появился мужчина постарше, который мог приходиться молодому парню отцом, тот с облегчением отвел от нее обеспокоенный взгляд. Мужчина с ярко-голубыми глазами чуть горбился. Зайдя за прилавок, он вежливо улыбнулся:

— Чем могу вам помочь?

— Как вы знаете, в Министерстве требуют, чтобы аптеки отправляли списки покупателей, которым продают...

— Знаю. Мы держим записи только за последний месяц. Хранить дольше ужасно неудобно.

— Да, но вопрос не в этом. В ваших записях говорится, что у вас числится... — в волнении сжав губы, Гермиона заглянула в бумаги, — сотрудник по имени Рон Уилсон.

— Да, да.

Она вскинула брови.

— Рон Уилсон?

— Зелья варит.

— Понятно. А он примерно такой?.. — Гермиона махнула над головой. — Блондин, бледный, с серыми глазами, шрам еще вот...

— Он самый! Хороший парень, хороший зельевар. Присылает заказы совой. Предпочитает жить уединенно, ну вы понимаете. С ним какие-то проблемы?

Огромные, учитывая, что Малфой не пользовался этим именем, пока Гермиона сама его не озвучила. Драко явно пытался пустить ее по ложному следу и помешать узнать про Гаррисона Блэка, пользуясь ее предположительной неосведомленностью. Умный, подлый, коварный манипулятор... Злиться было бессмысленно, Гермиона лишь подтвердила свои догадки.

Пару месяцев назад она бы даже поверила, что он поселился в уединении и варит зелья для местной аптеки, чтобы было на что жить. Малфой наверняка рассчитывал, что она купится на эту байку, ведь «так хорошо ее знал». Это время прошло.

— Знаете, где он живет?

— Боюсь, нет. В следующий раз могу передать ему ваши кон...

— Нет, не нужно. Спасибо. А, еще кое-что: сколько он у вас работает?

Мужчина в первый раз отвел глаза.

— Месяцев девять уж будет.

— Ясно.

Будь это кто другой, Гермиона заподозрила бы Империус, но Малфой, скорее всего, заплатил за ложь.

Она хотела напомнить мужчине, что чревато врать сотруднику Министерства, но в этом не было особой необходимости. Рон Уилсон — это дохлый номер, и куда бы Драко ее ни вел, она не уступит. И найдет Гаррисона Блэка, не успеет он и глазом моргнуть.

 

(Январь 1999)

С грохочущим сердцем Драко остановился перед входной дверью. Если бы кто-то прорвался сквозь охранные чары, Министерство не потрудилось бы постучать. Последний раз явно об этом свидетельствовал. Кто еще мог тут взяться?

Когда в дверь снова бухнули кулаком, Драко качнулся назад, оглянувшись на стоящий у выхода канделябр. Искры раздражения от отсутствия палочки распалили едва улегшийся гнев, что полыхнул внутри в полную силу. Чувствуя в пальцах покалывание, предшествующее беспалочковой магии, Драко сделал шажок к стойке с канделябром, так чтобы загородить себя дверью, когда ее откроет.

Придержал створку настолько, чтобы увидеть в проеме половину лица, но и этого хватило.

— Где твой домовик?

— Где-то прохлаждается. Чего тебе, Поттер?

Поттер поежился и растрепал шевелюру, стянув при этом капюшон.

— Гермиона собиралась прийти... — гнев вспыхнул с новой силой, на секунду заглушая все звуки, — ...решили... Ну и я пришел вместо нее. — Поттер дважды моргнул. — Тебе нужно заполнить бумаги, так что я пришел, — медленно повторил тот, глядя весьма выразительно.

Драко нахмурился и, сделав два шага назад, раскрыл дверь. Поттер ввалился в дом, оставляя за собой следы из снега, воды и грязи. Драко толчком захлопнул дверь, ожидая, с какой стороны Поттер подступится к разговору. Если тот явился защищать честь Грейнджер перед великим злом в лице Драко Малфоя, ему самому придется выслушать добрую сотню слов, которую Драко подготовил, уже покинув дом Поттера. Для него сойдет и вариант попроще.

— Ты готов?

— Что?

— Ты зашел ко мне ради ссоры с Гермионой или ты собирался пойти к матери?

— Я склонен верить, что это она оказалась у тебя ради ссоры со мной, — отрезал Драко.

Поттер пожал плечами.

— Рано или поздно это должно было случиться.

Драко не понаслышке знал о том, что бывает неумолимо и неудержимо. И сомневался, что бессмысленный и беспощадный треп Грейнджер должен был случиться. Она могла оставить свое мнение и предположения при себе и отвалить. Ему и стоило так поступить. Стоило уйти, будто спор с ней того не стоил. Будто она ничего не стоила.

— Малфой?

— Пойдем.

 

()

Гермиона с удивлением подняла голову, когда в дверях показался Борелли, и, заглянув ему за спину, взмахом руки пригласила войти. Он закрыл дверь пинком, наверняка оставив на дереве отпечаток ботинка. Гермиона хмурым взглядом проследила за его ногой.

— Ты еще занимаешься делом Блэка?

— Вроде того.

— Что ты нашла в моем образце «Эйфории»?

Она покачала головой, обозревая заваленный горами бумаг стол. Список ингредиентов был погребен где-то там.

— Горькая полынь, абиссинская смоковница — большая часть того, что используется в Эйфорийном эликсире...

— Нет. Эффект от «Эйфории» похожий, но она... вызывает счастье не только в голове, но и в теле. Ты не начинаешь петь, не танцуешь, никакой активности, но... скажем прямо: эффект такой, будто изнемогаешь от экстаза. От оргазма.

— Да, я догадалась по словам об экстазе, — откашлялась Гермиона, ища на пергаменте свободное место.

— Тело просто поет, чувства обострены... Ну ты поняла. Действие настолько сильное, что человек в это время вообще не может ничего сделать. Удовольствие и эйфория ошеломляют. По крайней мере, если принять полную дозу. Подозреваю, в составе есть что-то незаконное, либо создатели считают, что Министерство не позволит вывести зелье в свободную продажу.

Глаза Гермионы остекленели, она прекратила писать. В памяти мелькнул хвост давно забытого разговора.

— Или не доверяют министерским процедурам, предпочитая их просто обходить.

— Что?

Она покачала головой.

— В зелье нет ничего незаконного. Только вот кое-что...

— Вызывает видения? — закончил Борелли, чем ее удивил. Громко вздохнув, он подтянул рукав, сверяясь с часами. — Недавно у «Эйфории» вышла бракованная партия. Или кто-то пытался создать ее сам. Эффект оказался слабее, и не обошлось без опасных побочек. Зелье вызвало жестокие видения, а состояние эйфории привело к тому, что люди решили, будто поступают правильно. И раз зелье не лишило их подвижности, они смогли действовать в соответствии с видениями.

— Господи, — пробормотала Гермиона, захлопнув папку, так как места для записей внутри не осталось. Она не собиралась в ближайшее время делиться подробностями, но ситуация вышла из-под контроля.

— Никто не умер. Без ранений не обошлось, но кто пострадал, не известно. В тех кругах не болтают.

— Долго скрывать не выйдет. Только хуже будет. Придется всему отделу сообщить...

— Партия исчезла.

Лихорадочный скрип пера прекратился, план действий и информация остались недописанными.

— Что?

— Выкупили. По слухам, Гаррисон Блэк скупил всю партию, видимо, потому что покупатели боялись попасть на брак. Или потому что, — Борелли махнул рукой, — Отдел обеспечения магического правопорядка спустил бы на него всех собак. Одно дело, если какое-то зелье вызывает эйфорию. Если под его влиянием начинаются драки — жди мракоборцев.

Гермиона, уронив перо, прижала пальцы к середине лба, где зарождалась боль. Глубоко, с дрожью вдохнула и размеренно выдохнула.

— Ладно. Партия точно исчезла?

— Бесследно. Поверь, зелье искали.

— Ну конечно. Любыми средствами получить то, что позволит подчинить себе других и заставит их страдать.

— Я постараюсь достать тебе другую дозу, но если не выйдет... — Борелли указал на ее перо, и Гермиона опустошила папку, прежде чем передать ее с пером коллеге. — Найдешь Клема по этому адресу. Белый, выглядит так, будто его нос пытается сожрать рот. Увидишь его, поймешь, о чем я.

— Ты сказал, мне вряд ли продадут.

— В темных кругах «плохая» репутация не значит «хорошая». — Борелли вернул ей папку. — Так что продавать станут всем, кто интересуется.

Разглядывая адрес, Гермиона кивнула уходящему сослуживцу. Стараясь унять волнение, несколько раз глубоко вздохнула, убеждая себя, что беспокоиться не о чем. Ей не придется признаваться во всем отделу, когда она даже напарника своего не поставила в известность о деле. Вот только причин для беспокойства было множество, и Гермиона едва представляла, с чего начать.

Схема. Ей нужна схема, разноцветные маркеры и пустая стена.

 

(Февраль 1999)

В мэноре царила тишина, которая ударяла по ушам, точно вибрацией гонга. Тем оглушительным, абсолютным безмолвием, которое опускалось на город ли, дом, человека после взрыва. Оно опустошало кости, пролетало сквозь них со свистом, делая все движения скрипучими, бессильными.

Тишина сопровождала его повсюду. Драко держался подальше от мест, где в витринах висели и кружились предметы, намекающие на наличие внутри хоть сколько-нибудь темномагических товаров. Он посещал места более яркие, где и себя помнил таким же. В тех местах было шумно, но тот шум дисгармонировал с Драко, а не включал его в себя.

На Драко никто не обращал внимания. Ему доставались случайные, мимолетные взгляды, будто среди всего шума он был лишь очередным звуком. Ему стало трудно ощущать себя живым, а не просто воспоминанием, за которыми он сам проводил время. Поначалу это состояние дарило ощущение свободы, а позднее — смерти.

Он не жаждал внимания. Время, когда Драко его требовал, прошло. Тогда казалось, что требование оправдано, что он заслуживал уважения за один лишь факт существования. Теперь Драко всего-навсего желал, чтобы его увидели.

Иногда, в тишине, он задерживал дыхание, пока не начинало жечь легкие, а инстинкты не заставляли глотнуть кислорода. Потом Драко вспоминал свои надежды. Ночи, когда проваливался в сон, дрожа от страха, совершал то, чего больше ни за что не совершит. Дни, когда был уверен, что умрет, видя трясущуюся руку отца, опущенное лицо матери и буравящий взгляд красных глаз, который промораживал до костей. От того холода до сих пор не получалось избавиться.

Драко надеялся на другой шанс. На жизнь, которой будет доволен. Теперь он понятия не имел, что делать с этим шансом.

Драко поднял взгляд от тарелки, встречаясь глазами с Грейнджер, веселой по непонятной ему причине. Грейнджер сохранила наивность. И иногда Драко хотелось отхватить кусок и себе, чтобы вспомнить, что значит быть ребенком. Чтобы улыбаться ветру, удивляться размаху лягушачьих лап или оттенкам грозового неба, озаренного молниями.

Эта мысль побудила его покоситься на шрам Поттера. Тот символизировал нечто дикое и необузданное, превосходящее их самих, что в свою очередь превзошел Поттер. И Драко не в первый раз задумался, какого черта он здесь забыл.

— Гарри, где ты взял этот шпинат?

Поттер удивился:

— В супермаркете.

— А ощущение, что нарвал травы во дворе, — заметил Драко.

— После того, как ее втоптали в грязь, — сморщилась Грейнджер. — Неудачная поставка, видимо. А вот курица очень вкусная.

Грейнджер выжидательно, с надеждой посмотрела на Драко — ни разу в жизни она не глядела на него именно так. Он не мог первым разорвать зрительный контакт, пока она сама не отвернулась, и проследил за ее взглядом от себя до Поттера.

— Съедобно, — пробормотал Драко.

— Отлично, — проворчал Поттер. — В следующий раз готовит Малфой.

— Что? — Вилка Грейнджер звякнула о тарелку. Ответ застрял у Драко в горле. Под его взглядом Грейнджер откашлялась. — Я приготовлю.

— Что? — раскрыл рот Поттер.

Драко ухмыльнулся.

 

()

Здание зияло разбитыми окнами, фасад обвалился, по периметру валялись осыпавшиеся кирпичи. Охранные чары оказались слабыми, ставя под сомнение наличие чего-либо ценного внутри, голые стены и редкая мебель будто старались убедить в этом же. Гермиона поверила бы, не знай она, что самое лучшее или самое худшее зачастую прячется за видимостью пустоты, созданной, чтобы проходящие мимо не заметили, отвернулись, ушли искать в другом месте.

Первый этаж был полностью заброшен, с разных сторон пустого зала виднелись проходы в другие комнаты и три лестницы, одну из которых разломало напополам. По центру потолка чернела дыра, и без нее Гермиона не услышала бы хлопок двери и последовавшие шаги.

Она прикинула, откуда идет звук, и скрылась в комнате у лестницы, к которой приближался человек. На полу валялся стул и обломки картины, Гермиона, вцепившись в палочку, аккуратно обошла какие-то осколки. Стены были частично разрушены, но она забилась в угол и отменила Люмос, оставшись в темноте.

Ждала, стоя молча и неподвижно, пока не застонала тяжелая дверь, щелкнул замок, и только потом выбралась к лестнице. Гермиона направила палочку, чей кончик тускло светился, вниз, непрестанно оглядывая трещины в полу и окружающую темноту. Другим источником света служила тонкая полоса, пробивающаяся из-под двери. Гермиона с осторожностью обогнула дыру, поглотившую большую часть этажа.

Из-за двери не доносилось ни звука, а охранные чары оказались даже проще, чем на входе. Гермиона быстро повернула ручку, не дав себе задуматься над тем, заметил ли человек за стеной, что чары сняты. Приоткрыв дверь наполовину, она с палочкой наизготовку ступила внутрь, оглядывая помещение. В крови подскочил адреналин.

Вдоль стены тянулся стеллаж, заставленный рядами склянок с голубоватой смесью. Под ним были сложены две коробки с черным отпечатком «Рансон» на крышках. Гермиона едва уловила движение на периферии, как дверь захлопнулась, открыв Малфоя с выставленной палочкой.

Пространство за его спиной оказалось пустым. Выражение лица Драко неуловимо поменялось, но Гермиона не поняла, чем именно, так как явная злость не угасла. Его палочка опустилась, привлекая к себе внимание, и от удивления Гермиона даже не отступила, когда Малфой на нее шагнул. Отливающая чернотой древесина, острый кончик и серебряный ободок под пальцами. Явно не боярышник, да и его палочка была короче, толще и притуплена.

— Какого черта ты творишь?! — рявкнул Малфой, переключая внимание Гермионы на себя. — Тебе повезло, что чары...

По мановению палочки ей в руки полетел голубоватый флакон, который он попытался перехватить в воздухе, но опоздал. Гермиона крутанулась для аппарации — Малфой рванул к ней, хватая за руку, отправляя их обоих в водоворот скручиваний и стягиваний.

Ударившись ногами об пол, Гермиона споткнулась, втянула воздух. Желудок сжимался, тошнило, она сглотнула ком в горле, обычно предшествующий рвотным позывам. Малфой перехватил ее крепче, то ли удерживаясь сам, то ли удерживая их обоих, и взгляд Гермионы из обеспокоенного превратился в гневный. Драко посмел не обратить на него внимания, с изумлением оглядывая над ее головой комнату.

— Зачем ты это сделал? — заорала она. — Я могла тебя расщепить! Чудо, что этого не случилось!

Он просто пялился на нее как идиот, которым и был, и Гермиона, вывернув руку, схватила его за предплечье и аппарировала на близкую к Косой аллее улочку. Не стоило перемещаться в собственную квартиру, но в тот момент это место показалось единственно безопасным, куда можно было податься с «Эйфорией».

Гермиона сверкнула глазами, но Малфой смотрел на нее все так же странно. Наверное, из-за того, что теперь не осталось никаких сомнений, кто она такая, пусть бы Гермиона и изменила внешность как могла. Она приложила все силы, чтобы не выделяться из тех, кому не впервой бывать в сомнительных местах, но Клем так и не продал ей зелье.

— Ты не поменяла охранки.

И это все, что он мог сказать?

— К счастью для тебя!

Иначе расщепление показалось бы сказкой.

— И это скоро изменится, так что если ты хотя бы подумаешь забраться ко мне в квартиру, то...

— Почему ты не поменяла чары?

Гермиона по-глупому раскрыла рот, в горле застряли несформировавшиеся оправдания и слова, которым не позволено было вырваться наружу. Драко схватил ее руку и поднял над головой. Гермиона сжала пустую ладонь в кулак и врезалась в Малфоя, когда тот дернул ее на себя. Другой рукой он залез в карман ее мантии, но Гермиона вырвалась, оттолкнув его.

— У меня нет... — Серые глаза сверкнули, она в ответ прищурилась, ощущая, как от его взгляда по спине пробегает дрожь. — Богом клянусь, Драко, если ты попытаешься ко мне забраться, я тебя прокляну.

Малфой снова рванул ее на себя, склонил голову, своей яростью заслоняя окружающий мир.

— Ты чрезвычайно все усложняешь, Грейнджер.

Гермиона задрала подбородок, игнорируя странный ритм собственного сердца.

— Может, расскажешь, с чего вдруг ты теперь продаешь наркотики? — выплюнула она. — Ты поэтому ушел? Чтобы...

Малфой полез в другой карман ее мантии и тут же бросил на Гермиону злобный взгляд за то, что она шлепнула его по руке, — нырни достаточно глубоко, нащупал бы флакон.

— Я не продаю наркотики. Разве я...

— Значит, изготавливаешь! Хотя я прекрасно знаю, что ты...

— Я не...

— Я нашла тебя на складе с этой штукой! Все нити ведут к тебе, так что не отговаривайся!

— Я не продаю ее!

— Прибыль получаешь? Ты создал «Эйфорию»?

Он стиснул зубы, но расслабил пальцы, сжимающие ее запястье.

— Я прошу тебя не лезть, — тихо произнес Малфой.

— Не слышала просьбы.

Он нахмурился, большим пальцем скользнув по ее коже, вдоль линии на внутренней стороне ладони.

— У тебя нет дел поважнее?

Гермиона отдернула руку, отошла на три шага, пока Малфой снова за ней не потянулся.

— Нет.

Она ушла домой, обыскала квартиру и поменяла охранные заклинания, а потом спрятала флакон в закрывающийся на ключ ящик. Когда она вернулась в то здание, склад уже опустел.

 

(Февраль 1999)

Грейнджер фыркнула. Звук вышел таким, будто какое-то животное готовилось к нападению.

— Контроль над ингредиентами позволяет предотвратить их использование во вред. Они опасны.

— Не позволяет. Специалисты обычно знают, как приобрести их незаконным путем. Контроль только мешает использовать эти ингредиенты во благо. Поэтому меня удивляет, что ты...

— Как ты и сказал, ингредиенты можно приобрести незаконно, хоть...

— Не получится, если работать на зарегистрированную компанию или не обладать средствами, чтобы купить в обход. Министерство жаждет участвовать во всем, лишь бы люди перестали контролировать собственную жизнь. Право на использование ингредиентов у Министерства надо заслужить — а никто не должен обладать такой властью.

Гермиона покачала головой.

— У тебя паранойя. От контроля больше пользы.

— Это они так говорят.

— Когда кто-то говорит, что для тебя лучше, он не всегда ошибается.

Читать Грейнджер бывало легче, чем отличить квадрат от круга. В другое время казалось, она искуснее притворяется наивной, чем действительно наивна. Ее фраза прозвучала слишком к месту, слишком явной была отсылка к его прошлому. Осознав, что сказала, Грейнджер округлила глаза, уши у нее покраснели.

Драко отвел взгляд.

— Но и не всегда прав. Лучше не верить никому на слово. Поэтому ты и ищешь ответы, проверяешь разные источники.

— Некоторым я верю на слово. Или поступкам, которые подтверждают слова. Я доверяю.

Драко откинулся на спинку, тонкие ножки стула скрипнули под его весом.

— И это не оборачивалось тебе во вред?

Грейнджер кивнула, покрутив рукой.

— Если оборачивается, я перестаю доверять человеку. Или выясняю, что он считал себя правым и действовал из лучших побуждений. — Она пожала плечами. — Те, кому доверяешь, тоже могут врать. Или вести за собой по неверному пути. Все дело в том, как именно и с какой целью. Если бы Гарри соврал мне, стараясь обезопасить, его нельзя было бы за это упрекнуть. Если бы он повел меня по неверной дороге, потому что считал ее верной, а я бы с первого взгляда не заметила подвоха... Опять же, он не виноват. Но Гарри — хороший человек, и я его люблю. Он мой лучший друг.

В детстве, скажи отец ему спрыгнуть со скалы, потому что внизу безопасно и ничего не будет, Драко послушался бы. Но сейчас он знал, что сам отец так никогда и не спрыгнул, и как бы Драко ни верил, что приземление будет успешным, он не знал наверняка.

Почему после первой войны отец не изменился? Почему его не выдернуло в неизвестность, почему ничто не сломало все его убеждения? Темный Лорд умер или почти умер, а Люциус остался у власти, сохранил вес в обществе. Но по-прежнему был убийцей, человеком, который пытал и наслаждался местью.

Драко знал отца другим. Мужчиной, который — несмотря на непростой характер и ожидания от сына — по-своему его любил. Драко знал, что отец ненавидит, но ни разу не видел проявлений той ненависти, пока не началась война. Ненависть стала идеей, вынудившей Драко верить тому, что ему говорят, повторять слова, смысл которых он не понимал, и закрывать глаза на способности Грейнджер. Ненависть выстилала дорогу к кажущемуся величию, стала причиной, по которой отец ему улыбался, жила в словах друзей. Она была безлична. Как слепое увлечение, вызванное зельем, а не самим человеком.

Драко не мог знать того, что было известно отцу: что потребуется, чтобы стать одним из Пожирателей смерти, чтобы участвовать в войне, чтобы верить в превосходство крови. Но Люциус все равно повел его за собой, а затем не осталось даже шанса на побег — ни у кого из них. Драко был готов к неминуемой встрече со своей судьбой не лучше Поттера, но к тому времени, когда он познал, что такое ненависть настоящая, он уже стал ее воплощением.

Хватит с него слушать других. Слепо доверившись и прыгнув со скалы, ты все равно упадешь на землю.

()

— Это конфиденциальная информация.

— О закупках?

— Да.

Гермиона смотрела на человека, чей низкий рост во всей красе демонстрировал героические попытки мужчины спрятать лысину под тремя волосками. Она удивилась, почему тот не воспользовался зельем или заклинанием, но, видимо, магический способ сильнее ранил гордость, нежели простой зачес.

Гермиона выпрямилась, опустив руки на колени, и уставилась на мужчину, доводя его до предела. Этому приему она научилась у человека, из-за которого здесь и оказалась: чем тревожнее кому-то в твоем присутствии, тем больше он озабочен тем, что же сделать, чтобы быстрее от тебя избавиться.

— У нас есть доказательства, что компания «Рансон» продала то, что впоследствии использовали в незаконном зелье, которое сейчас расходится по всей Брита...

— Даже будь это правдой, наша компания не отвечает за то, что происходит с товаром после продажи. Мы законно продаем все зелья и ингредиенты и не можем...

— Но ваша компания обязана сотрудничать с Министерством, когда ее ставят в известность о таком инциденте. Разве что вы содействуете использованию ингредиентов в незаконных целях и мешаете следствию. В таком случае я...

— Уверяю вас, мы не поддерживаем использование наших ингредиентов в незаконной деятельности и желаем помочь. Однако в наших контрактах прописан пункт о конфиденциальности...

— Который не действует в случаях, когда Министерству требуется информация, напрямую касающаяся дела, и проходящий по нему человек замешан в незаконной деятельности, подвергающей опасности здоровье окружающих. Тогда выбор остается за компанией, и в ее интересах сотрудничать с Министерством. — Гермиона вскинула брови. — Вы отказываетесь сотрудничать?

Побледнев, мужчина отодвинул стул и поднялся.

— Вы сказали «Гаррисон Блэк»?

— Да. Мне нужна вся информация, которая на него есть, включая списки закупок и адреса.

 

(Март 1999)

Драко шагнул в личное пространство Грейнджер — так близко к ней быть еще не доводилось — и захлопнул дверь, отрезая себя от дома, призраков и того, чего бы она там еще ни придумала. Оглядел ее, начиная со снежинок на щеке и заканчивая ярко-красной мантией. Грейнджер откашлялась, с неудовольствием смотря ему в глаза.

Драко, едва сдержав усмешку, приподнял бровь, позволяя гостье вариться в своих предположениях, пока у нее не заалели щеки. Каким-то непостижимым образом вспышки гнева в глазах Грейнджер его бодрили. Повышали бдительность, настороженность, готовность ввязаться в грядущее сражение.

Когда Грейнджер не поддалась на провокацию, его кольнуло разочарование.

— У Гарри сейчас Рон.

— Ты мракоборец?

Грейнджер захлопнула рот и опустила глаза на нашивку на мантии. Она гораздо быстрее сообразила, что смотрел он отнюдь не на ее грудь.

— А... да. Пока что. — Секунда тишины, и Грейнджер заговорила вновь, не дав вставить и слова: — Через год я, наверное, займусь больше правом, чем поддержанием порядка, или перейду в Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними. Необходимо продвигать нужные законы, но этим уже занимаются, хотя, как мне кажется, в некоторых случаях я бы справилась быстрее...

— Ну еще бы.

— ...за права существ нужно бороться уже сейчас, а никто ничего не делает. Да и время подходящее, раз... Министерство принимает простейшие законы, чтобы общественность верила, что власти не бездействуют, тогда как более жесткие законы, которые большинство бы...

— Ты, Грейнджер, как плохая книга. С кучей бесполезной информации, которая никак не закончится.

— А ты напротив: лаконичная, руническая, в которую надо вчитываться?

Драко нахмурился.

— Во мне нет ничего такого, во что надо вчитываться.

— Это зависит от того, насколько читающему нравятся руны.

Влажный камень холодил голые ноги. Драко пошевелился, огрызнувшись:

— Я тебе не загадка.

— Разве? Любой из нас загадка. Ведь личность составляют самые разные детали. В них и так сложно разобраться, а чтобы понять от и до, приходится разглядывать каждую деталь в отдельности. — Грейнджер нахмурилась, глядя куда-то на его плечо. — И я сомневаюсь, что это в принципе выполнимо. Даже себя до конца не понять. В каждом из нас есть такие детали, которые заметны окружающим, но не нам самим.

— Значит, их можно не учитывать, а ты...

— Нет, — выражение лица у Грейнджер стало такое, будто ее оскорбили до глубины души. — Каждая деталь в человеке имеет значение.

— Если ты не можешь ее даже разглядеть...

— А может, ты к ней привык и теперь не замечаешь или путаешь ее с большей деталью...

— Тогда ты видишь большую, а с ней и меньшую.

— Но она может оказаться совершенно другой. Крайне важной деталью, самой основой большей. Ну знаешь... бывают такие большие картины с изображением человека. Если подходишь к ним ближе, видишь, что они составлены из тысячи маленьких картин с ним же и все вместе составляют одно целое. Так вот, если ты проигнорируешь детали, то уже не сложишь их вместе правильно и не увидишь всю картину. Получится просто свалка бессмысленных картинок.

Драко оперся спиной о стену, содрогнувшись от впитавшейся в футболку воды.

— У тебя привычка шляться по соседям и разглагольствовать на ступеньках или ты пришла по делу?

Куда бы она ни собиралась, у Драко не было ни малейшего желания оказаться в том же месте.

— Гарри сказал, тебя нужно отвести заполнить бумаги. — Она опустила подбородок и вскинула брови. Вот с этого и нужно было начинать разговор.

— У тебя избыток общения с Уизли или ты запуталась в деталях моей картины и решила, что я похож на идиота?

Грейнджер пожала плечами и, вместо того чтобы нахмуриться, едва заметно улыбнулась.

— Уверена, это соответствует действительности.

Драко кивнул.

— Теперь ясно. Дело не в самом факте путаницы, а в твоей глупости, которую ты приняла за мою?

Он все-таки добился от нее косого взгляда и, ухмыльнувшись, вернулся в дом, захлопнув дверь, как только Грейнджер сделала шаг вперед. Драко натянул ботинки и мантию, больше беспокоясь насчет того, что она войдет, чем не уйдет. Грейнджер осталась стоять на том же месте и встретила его любопытным взглядом, который он не смог выдержать.

Она кашлянула и вытянула палочку, пялясь на его руку.

— Я... гм... ладно.

Чем дольше они стояли и Драко смотрел на нее, тем сильнее Грейнджер нервничала, пока не ухватилась за его плечо. Взгляд Драко опустился на ее полосатую варежку, сквозь которую просачивалось тепло. Грейнджер вообще дотрагивалась до него помимо того удара в Хогвартсе?

Перед глазами возникли розовые обои, в желудке — тошнота. Драко проглотил тугой ком.

— Ты как?

Вблизи Грейнджер оказалась на удивление ниже, чем стоя напротив.

— Нормально.

Варежка соскользнула с руки.

— Тебя покачивало. — Сжав губы, она вскинула на него глаза. — Ты знаешь, где супермаркет?

Драко свел брови.

— Что?

— Я решила, что через пару месяцев ты перестанешь выглядеть таким голодным. Ты сейчас выглядишь лучше, чем раньше, но все равно... как будто голодаешь, поэтому я подумала, что ты можешь не знать, где здесь супермаркет.

Он не знал, чему оскорбляться больше.

— Тебе правда надо переосмыслить картину, Грейнджер. Да и вообще — у меня есть домовик.

Грейнджер сощурилась.

— Ясно.

Драко закатил глаза.

— Смирись, пока не проиграла.

— Сам смирись. Я...

— Ты не выиграешь этот спор. Возражай сколько хочешь, но я не освобожу единственного эльфа, так что ты проиграла по умолчанию.

— Знаешь, твоя... ох, Нарцисса.

Драко перевел взгляд с кудрявой макушки Грейнджер на стоящую у входа в столовую мать.

— Гермиона.

Гермиона.

— Я забыла кулинарные книги. После работы сразу пошла к Гарри, а они остались дома. В следующий раз принесу, обещаю.

— Кулинарные книги, — медленно повторил Драко, хмуро разглядывая мать. На ее лице была написана легкая вежливость, которая значила либо то, что Нарцисса довольна компанией, либо то, что она втайне планирует их кончину.

— Да. — Грейнджер вскользь глянула на него и отступила. — Одна книга с рецептами где-то в пять шагов, в другой — готовка за двадцать минут. У меня особо нет времени на... — она взмахнула руками.

Драко плевать хотел на ее книги — его интересовало, когда Грейнджер успела пообщаться с его матерью. И когда они успели дойти до обсуждения кулинарии.

— Выпьешь с нами чаю? — поинтересовалась Нарцисса.

Вздохнув, Грейнджер оглянулась на Драко. Последовала секундная заминка.

— Нет. Спасибо. Я, м-м, я вернусь через... часа через три? Четыре?

— Четыре, пожалуйста, — ответила Нарцисса.

— Отлично, — Грейнджер кивнула ему и улыбнулась его матери. — Тогда до восьми.

Она с хлопком исчезла, а Драко, глядя на мать, вскинул брови.

 

()

Гермиона хотела было наколдовать освещающие чары, но передумала и опустила палочку, с прищуром устремив взор на здание «Рансона». Сегодня она уже успела заметить дорогу к компании, отмеченную глубокими колеями, которые оставил в грязи постоянный поток машин. Сначала Гермиона решила, что в «Рансоне» работают маглорожденные и возвращаются тем путем в магловский мир, но громкость двигателя совсем уж превышала шум, издаваемый обычной машиной, на которой ездишь на работу.

Да и в сведениях из Министерства, и в открытых источниках ничего не говорилось о том, что компания ведет торговлю в мире маглов. Но все же звук работающего двигателя и количество ящиков, которые возили работники, намекали, что именно туда поставляли какую-то крупную партию товара. На контейнерах, однако, значилось не «Рансон», а «БГК». Трое мужчин в костюмах обсуждали что-то, посматривая на грузчиков.

Гермиона подобралась поближе, сминая в кулаке бумажку с адресом Малфоя. Точнее, с адресом заброшенного дома, в который нога человека не ступала уже лет десять. Она вернулась узнать, не указано ли в документах компании другое место жительства, но теперь решила, что выяснит больше, даже не зайдя внутрь.

 

(Март 1999)

Опыт и понимание приходили постепенно. Знания накапливались, точно растущее дерево: медленно, расползаясь в разные стороны. Даже среди всех мгновений, заклеймивших его неудачником, не нашлось такого, когда бы Драко вдруг озарило. Прозрение не снизошло. Вместо него происходила битва фактов с убеждениями, приходилось, не понимая того, переступать через линии, которые проводили другие люди и он сам.

Драко забывался. Едва в доме слышался скрип, едва ветер ударял в стекло, как он ожидал увидеть Темного Лорда, егерей или Пожирателей. Как будто они и не покидали стен мэнора. И в считанные секунды он вновь возвращался к той жизни.

Как только Волдеморт пал, слова, которыми обменивались друзья, о чем напоминали себе все выжившие, выразились мыслью: «Все кончено». Но определяющим моментом можно было назвать все что угодно. Люди добрались до конца, пробивая себе дорогу зубами, ногтями, локтями, отсчитывая время.

За окном спальни заходило солнце, заливая небо оранжево-красными лучами, а Драко видел, как горит мир.

 

()

Гермиона посмотрела на мужчину в проходе, который кинул вопросительный взгляд на сидящую напротив нее женщину. Гермиона расправила уставшие от неудобной позы плечи, боль в спине чуть утихла.

— Билли, это Гермиона Грейнджер.

Билли, казалось, пытался припомнить мимолетом виденное на прошлогодней вечеринке лицо, а не человека, у которого в газетах обсуждался даже список продуктов. Этому оставалось лишь радоваться. Именно из-за реакции, подобной реакции Сьюзан: круглых глаз и тишины — при выходе из квартиры Гермиона каждый раз накладывала на себя маскировочные чары. Поначалу известность и благодарности льстили, хоть она никогда и не считала себя героиней. Было приятно, что хотя бы после многих лет борьбы общество не оставило их усилия без внимания.

Выражать признательность, однако, перестали быстро. Вместо того чтобы приводить в пример храбрость кого-нибудь другого, в газетах со всех сторон обмусоливали отношения между ней, Гарри и Роном или же пересказывали приукрашенные истории, которые уже ничего не значили. Войну ведь выиграли — теперь стоило сосредоточиться на другом. Они лишь делали то, что требовалось: из страха, неравнодушия, любви и, наверное, хоть чуточку из мести. Это делало их не героями, а людьми.

— Мракоборец Грейнджер. Я пришла поговорить насчет событий в «Ридикулус», которые произошли четыре месяца назад. Знаю, вас опрашивали, но дело поручили мне, а я предпочитаю проводить допросы самостоятельно.

— Ох, — Билли глянул на Сьюзи и кивнул, — ладно.

— Вы ведь тоже были там той ночью?

Билли склонил голову и, подняв глаза к потолку, поморщился.

— Вроде того. Если вы понимаете, о чем я.

Плечи у Гермионы опустились.

— Вы были пьяны.

— Это же паб.

— Так...

— Да. Но парня я видел раза два-три.

— А...

— Он то и дело оглядывался, — добавила Сьюзан. — Тот парень, то есть. Именно как будто ждал кого-то. Он был там один.

Гермиона кивнула.

— Мистер Ликер, вы видели его три раза?

— Насколько помню, да.

— Можете описать все три раза?

Пожав плечами, Билли указал на Сьюзан.

— Да я видел то же, что и она. В последний раз — снаружи с каким-то типом, пока ваш парень не убежал. Я и не сказал бы, что он собирался вдруг сорваться с места.

— Но он перестал оглядываться, — уточнила Сьюзан.

Гермиона прекратила писать и покрутила пером, чтобы удержать чернильную каплю.

— Не оглядывался во второй раз, когда вы его видели?

— Ага, прямо перед тем, как вышли.

Сидя на краю дивана, Гермиона выпрямилась, не дав себе выгнуть спину еще чуть-чуть, чтобы хрустнуть ею и снять напряжение.

— Вы видели его прямо перед тем, как встретили снаружи?

— Ага.

— Не прямо, — подняла руку Сьюзан. — Внутри было людно, так что мы не сразу протолкались к выходу. Минуты через две только.

У нее не было с собой плана паба, но Гермиона изучала его перед выходом и знала, что Малфоя заметили где-то в середине помещения. Вроде бы ближе к основному входу.

— А в пабе есть выходы, кроме главного и запасного?

— Окна, — осторожно заметил Билли, будто вопрос был с подвохом.

— Вы видели, может, он вынырнул из какой-нибудь улицы?

— Нет. Там только одна улица. С левой стороны паб граничит с магазином. То есть у заднего выхода есть нечто вроде улицы, но это скорее широкое пространство прямо перед дорогой...

— Прямо за пабом магазинов нет, но они есть с двух сторон от него, — перебил Билли.

— Ваши парни там и стояли, через дорогу от паба, на мостовой.

Билли со Сьюзан явственно нервничали, Гермиона успокаивающе улыбнулась, но у самой на душе было муторно.

— Вы уверены, что видели этого парня за одну-две минуты до того, как вышли через черный ход?

— Может, и раньше. За пять минут. Когда пьяный, за временем особо не следишь. — Билли взглянул на Сьюзан, которая сжимала и разжимала пальцы.

— Вряд ли пять. Мы не останавливались, просто пробирались сквозь толпу. Возможно, пять.

Гермиона стеклянным взглядом уставилась в пергамент. Если им пять минут пришлось протискиваться сквозь толпу, справедливо было предположить, что на пути к главному входу народа было не меньше. Добираться до него из середины зала пришлось бы одну-две минуты. Прибавить минуту-другую на то, чтобы обогнуть паб и пересечь улицу, встретиться с кем-то, заговорить... Если свидетели не ошибались насчет пяти минут, то времени, возможно, хватило бы впритык.

— Насколько вы уверены, что мужчина через дорогу был тем же, которого видели в пабе?

— Вполне, — ответила Сьюзан. — На улице мы видели его со спины, но эти волосы...

— С таким оттенком больше никого не было. Он прямо бросается в глаза.

— А когда мы вернулись в паб, парня уже не было.

— Вы тут же заметили его отсутствие? — уточнила Гермиона.

— Уже после того, как рассказали кое-кому. Народ запаниковал, попер из паба, а мы огляделись... — Билли обменялся взглядами со Сьюзан. — Минут через пять?

Просто чудесно.

 

(Март 1999)

Она остановилась в десятке шагов от него, сцепив руки в полосатых варежках. Ветер трепал пряди черных волос и выжимал из глаз слезу.

— Не хочешь выпить кофе? — Она с хлюпом вытащила ногу из слякоти, но опустила вновь туда же. — Или чай, или горячий шоколад?

Она что, решила, будто он ее не узнал, или была уверена, что как раз наоборот? Или так привыкла носить маски, прячась за ними от широкой публики, что начала прятаться и от самой себя?

Грейнджер плохо реагировала на всеобщее внимание. Она говорила, что оно смущает и что, если бы люди помогали спасать мир с таким же рвением, с каким интересовались жизнью героев, ей, вероятно, и не пришлось бы участвовать в войне. Грейнджер предпочитала книги, пыльные архивы, равенство и уважительное отношение к частной жизни. Признание заслуг было уместно, благоговение — мешало.

Наверное, она была самой странной, самой непостижимой женщиной из всех его знакомых.

Драко перевел взгляд на надгробие, на выгравированное имя, на участок земли, под которым покоилась шкатулка. Ее вопрос казался лишним, и даже размышлять над ним было дикостью. От ситуации тянуло мрачной иронией. Грудь сжало от ощущения вины, предательства или извинений. Но Крэбб уже сделал свой выбор, а теперь пришло время Драко.

Ботинки громко хлюпали по лужам, на штанинах оседали брызги с крошкой льда. Грейнджер дождалась, пока он подойдет, и пристроилась рядом.

 

()

Финк плюхнулся на стул у стола, громко шлепнув по полу ботинками, с которых стекала грязь. Нахмурившись, Гермиона стерла ее взмахом палочки.

— Кто такой Гаррисон Блэк?

Палочка едва не выпала из рук.

— «Скажи Грейнджер, что Ричард Клив арестован, он работает на Гаррисона Блэка». Ты ведешь без меня какое-то дело?

Гермиона откашлялась и закрыла несколько папок.

— Это дело Малфоя.

— Что?

— Малфой как-то связан с Гаррисоном Блэком. Не знаю, как именно, но я с этим разбираюсь.

Это более-менее было правдой.

— Почему ты мне не сказала?

— Ты опрашивал свидетелей. Я выясняю его местоположение. Если будем заниматься одним и тем же, просто потратим время. Что за Ричард Клив?

— Мы оба можем...

— Если я пойму, что можно его арестовывать, я тебе сообщу, Финк. Я просто разделила обязанности. Это обширное дело.

Финк склонил голову набок, что обычно предшествовало чему-то, что Гермионе не нравилось. Например, фразе «Ну не знаю».

— Работы было бы меньше, если бы ты не захотела повторно опрашивать свидетелей. Мы просто создаем дубликаты допросов.

— Нет. Мы должны убедиться, что владеем всей информацией.

— Какая еще информация нам нужна? У бывших заключенных отслеживают палочки. Невыразимцы ловят отголоски магии и соотносят ее с магическим следом от палочки. Малфоевской палочки.

Черная, заостренная, серебряный ободок. Коричневая, одной толщины, деревянная окаемка.

— А если палочкой пользуется кто-то другой?

— Магический след тогда бы хоть чуть-чуть отличался.

Гермиона покачала головой.

— Если палочка слушается настолько, что у человека получаются подобные заклинания, то отголоски магии совпадут с чужим магическим следом в пределах погрешности.

Финк откинулся на спинку и сложил руки на животе.

— Его видели свидетели.

— Лица не видели. Блондин. Примерный рост.

— И что ты хочешь сказать? Кто-то его подставляет?

Гермиона пожала плечами.

— Ты же читал его досье.

— О да, — хмыкнул Финк, — читал. Поэтому не понимаю, с чего ты пытаешься... опровергнуть его вину.

— Я про последние два года. И я пытаюсь найти факты. Абсолютную истину. Я отправлю человека в тюрьму, только досконально расследовав дело. Есть шанс, что он не совершал преступления. Разобраться в этом — наша работа. Каков бы ни был итог. Так кто такой Ричард Клив?

 

(Март 1999)

Грейнджер с Поттером вели жизнь, которую Драко не мог понять. Ему было странно сидеть в гостиной Поттера, и иногда возникало ощущение, что он находится по другую сторону чего-то такого, чего ни разу прежде не видел. Опыт был завораживающим, обескураживающим, но всегда — в тягость.

— Увлекательная история, Гарри. У нас теперь будет новый Поттер? — веселость в голосе Грейнджер переросла в смех.

— Отнеси их. А то я сыграю в Грейнджер и сожгу весь ужин.

За стенкой наступила тишина, и Драко хмыкнул, представив выражение лица Грейнджер. Звякнуло стекло, послышались шаги, и в гостиной появилась Гермиона. Вид у нее был кислый, и Драко решил, что в ближайшем будущем она возьмется за освоение кулинарии.

Она протянула ему стакан тыквенного сока, который он принял с кивком.

— Того парня вчера арестовали за проникновение в зоомагазин. На допросе он заявил, что «сыграл в Поттера», чтобы освободить животных.

— Если бы он разыграл успешного Поттера, ему бы спели дифирамбы, а не арестовали за нарушение закона.

Грейнджер замерла, так и не присев, в странной позе с согнутыми коленями и ссутуленными плечами. Она могла обидеться, но Драко это не волновало — ему доводилось озвучивать правду и похлеще.

— Да, но... если бы над животными там издевались, все обернулось бы по-другому. Цель должна быть оправдана.

— Для него она была оправдана.

— Да, — медленно произнесла Грейнджер, — но нарушать закон стоит, когда исход повлияет на многих людей. В случае распространения наркотиков. Или насилия, убийства. Нельзя отпустить убийцу на свободу, потому что ему казалось, что принести кого-то в жертву было целесообразно.

— Власти приказывали одним убивать других во имя чего-то, что считали целесообразным, и те люди на свободе. Однако они все равно убийцы.

— Да, но цель оправдывает средства. Пожиратель бросает в тебя Аваду, потому что ты полукровка. Мракоборец отвечает ему Авадой, чтобы предотвратить твое убийство. Цель Пожирателя, в отличие от мракоборца, не оправдана. А если мракоборец вдруг убьет кого-то, потому что ему не понравилась чужая внешность, походка, или из-за того, что человек сел не на то место, это убийство.

— Бывают обстоятельства, когда сложно определить грань между двумя сторонами.

— Верно. Но мы делаем все возможное с тем, что имеем. — Грейнджер пригубила сок и отставила стакан на стол. — Знаешь, Луна... помнишь ее?

— Лавгуд? Помню. — Прошел всего год, а не десять. Иногда из подвала ему все еще мерещились ее крики и удары по решетке.

— У нее есть книга, где говорится, что наша суть определяется в момент, когда родители дают нам имя. Там даже перечислены проблемы со здоровьем. — Грейнджер наклонилась вперед, на ее лице явно читалось, с каким скептицизмом она относится к этой идее. Драко был согласен. — Но попадаются и более-менее точные описания. Про Гарри с Роном оказалось довольно верно, хотя основные черты характера не упоминались. Нас с тобой в книге вообще нет.

— Неудивительно.

Удивляло другое. Драко было интересно, с чего вдруг Грейнджер проверять его имя, но, быть может, ее любопытство касалось того утверждения, что он человек-загадка. В книжке Лавгуд она ответа не найдет.

Грейнджер улыбнулась, легко и просто, и Драко не смог отвести взгляд.

— Я понимаю, откуда у теории растут ноги. Нечто неподвластное нам так или иначе определяет нашу суть. Но мне интересно, каким образом описания чаще всего получаются довольно точными и объединяет ли людей что-то еще, кроме...

— Основных инстинктов, — договорил Драко.

— Именно! Всем же иногда бывает трудно подобрать нужные слова. Мы все хандрим. Бываем прямолинейными. Или неуверенными. Самыми разными. Поэтому странно, что мы не можем найти общий язык, хотя как раз-таки общего у нас как у людей много.

— За это «общее» можно ошибочно принять свойство характера, которое каждый проявляет по-разному. Если вы оба упрямые, это не значит, что у вас есть точки соприкосновения.

— Но это же одна и та же черта. Мы с тобой упрямые. Это связь между...

— Здесь нет никакой связи, потому что у людей разные точки зрения и человек в одиночестве не выиграет спор за два разных мнения. Один упрям в одном, другой — в чем-то противоположном. Они схлестываются, а не встречаются посередине.

— Но в итоге ты все равно понимаешь чужую точку зрения и поступки, потому что узнаешь в другом упрямство, которое присуще тебе самому.

Драко покачал головой.

— Я учился на Слизерине, факультете, куда попадали амбициозные — одна и та же черта. Но друзьями становились только те, кто считал, что их сотрудничество удовлетворит амбиции каждого. Остальные ученики со своими амбициями считались угрозой.

— Я уверена, это не единственная причина, по которой на Слизерине заводили друзей.

Крэбб, бегущий по саду Малфой-мэнора, оседлав палку, будто метлу, Драко, спешащий за ним, мантии отцов, из-за размера дыбящиеся на спине. Испытующий взгляд, когда Драко впервые протянул ему флакон Оборотного, а потом Крэбб хлопнул друга по плечу и выпил содержимое без вопросов. Затем — лицо Винсента, искривленное от злости, исчезающее в языках пламени.

Драко опустил взгляд на стакан.

— Не единственная.

Откинувшись на спинку дивана, Грейнджер подтянула ноги и уложила на подушку. Наверное, еще ни разу она не держалась в его присутствии настолько расслабленно. Как минимум не нарочно, не притворно.

— С другим именем ты стал бы другим. Не знаю, так ли уж имя решает, кем ты будешь, но я верю, что оно отражает твою суть. И ты стопроцентно Драко. С тобой бы не вязался какой-нибудь... Гаррисон.

— Гаррисон? — вскинул бровь Драко.

— Ага, — Грейнджер нахмурилась, сцепила зубы и, выставив локти, пожала плечами. — Гаррисон, — повторила она деланно глубоким голосом.

Из горла сначала вырвался странный звук, затем — смех, который Драко не смог сдержать.

— Что? — спросила Грейнджер и тоже засмеялась, их дружный хохот ударил по барабанным перепонкам.

 

()

Гермиона бросила взгляд на спины целителей и снова вернулась к отчету. Использование курганных бутонов, за попытку украсть которые арестовали Ричарда Клива, пристально отслеживалось Министерством. Там одобрили лишь семь запросов, их срок действия еще не кончился, и об этом знал не всякий. Гермиона не представляла, как Клив умудрился узнать о местоположении ингредиента или зачем вообще на него нацелился. Или по какой причине Малфой его за ним отправил, если дело в этом.

Она надеялась, что мракоборцам, арестовавшим Клива, удастся что-нибудь выяснить, а если нет, она сама затребует разрешение на допрос. Может, даже под Веритасерумом, если первый допрос ничего не даст.

— Мракоборец Грейнджер.

Гермиона удивленным взглядом обвела пустой вестибюль и только потом заметила в дверях сбоку от себя целителя. Она вернула той усмешку и, закрыв отчет, пошла навстречу.

— Элиза Клив, — сообщила целитель, отступая.

— Спасибо.

— У вас пять минут, но предупреждаю, она не очнется. Если получите от ее мужа разрешение, мы покажем вам ее историю болезни.

Гермиона кивнула, весьма сомневаясь, что Ричарду Кливу придет в голову данная мысль. Проводив целителя взглядом, Гермиона ступила в комнату, прикрывая за собой дверь. Элиза была бледна, ее кожа под яркими огнями, крутящимися над кроватью, отдавала синевой, но вниманием Гермионы завладели черные линии. Они вились подобно тонким ручейкам, казалось, пульсировали под кожей на лице, шее, руках и наверняка в местах, которых не было видно.

Гермиона медленно, тяжело шагнула вперед, рев крови зазвучал в ушах, сердце подпрыгнуло к горлу. Носа коснулось зловоние, отдающее горечью, лакрицей и серой, а перед глазами мелькнуло воспоминание о длинных белых волосах, раскинувшихся по подушке. На подбородке женщины запеклась белая корка, по углам рта пузырилась слюна. Гермиону одолело желание оттянуть Элизе нижнюю челюсть, заглянуть в рот, но она и так знала, что там увидит.

Она отступила на шаг, снова, снова и снова, желая вдохнуть чистый воздух.

 

(Март 1999)

Из Драко выбило дыхание, спину прострелила боль и ударила в грудь, как только на него свалилась Грейнджер. Ее ладони уперлись ему в плечи, он попытался вдохнуть, а когда Грейнджер вся затряслась, волнение переросло в панику.

— Я же сказал тебе сесть, — рявкнул он.

Дыхание замерло, и... раздался смех. Грейнджер отняла лицо от его мантии, улыбаясь во весь рот, глаза у нее горели. Сумасшедшая. Он тоже явно рехнулся, если ждал от проклятой гриффиндорки другой реакции. Стремление смеяться в лицо опасности жило в них по умолчанию.

«Ночной рыцарь» резко повернул, с ним повернулись и они, ноги заскользили по полу, цепляясь за что ни попадя, и Драко с Гермионой врезались в стенку автобуса. Он удержался на ногах, упершись в холодное стекло окна, напряг руки, между которыми оказалась Грейнджер. Она по-прежнему улыбалась, вцепившись в его мантию, как будто если упадет сама, то не потащит его за собой.

Нужно было соврать в ответ на вопрос, как он передвигается без палочки. Заявить, что у него есть домашний фестрал, но тогда бы она завела речь о магических созданиях и взорвала ему мозги. Та ситуация выглядела чуть хуже, чем нынешняя: ощущение ее тела, просветлевшее при взгляде на Драко лицо — от всего этого грудь сдавливало, а сердце ускоряло свой ритм.

— Как только повернет, беги к сидению, пока нас не отбросило назад.

Грейнджер кивнула.

— Ладно. Чего ты вообще жаловался? Считай, что каждый раз, как выходишь из дома, у тебя начинается приключение.

Драко ответил мрачным взглядом.

 

()

За стеклом заскреблись, что-то щелкнуло, и Гермиона обхватила основание палочки, но доставать ее не стала. Ей было любопытно, как он проникнет внутрь, и в итоге она пришла к выводу, что подлететь к окну будет проще, чем пробираться мимо персонала Святого Мунго. Скорее всего, он частенько наведывался в палату, раз знал точное расположение одного из тысячи окон, рядами тянущихся по стенам больницы.

Гермиона беспокоилась, что ни местная сова, ни слухи до него не дойдут. За прошедший год она не раз отправляла ему письмо с отслеживающими чарами, но никаких писем он, видимо, не получал. Или Малфой их проигнорировал. Статью в газете напечатали маленькую, затерянную среди других объявлений, но раз он появился, значит, нашел ее.

Распахнулась створка, впуская холодный ветерок, и в палату залетел окутанный в черное человек. Он направил рукоять метлы вперед и, коснувшись пола, перекинул ногу через древко. Как только Гермиона поднялась, Малфой повернулся к ней — лунный свет с одной стороны озарил его нос и губы — и стянул капюшон. Он не удивился ее присутствию, но и счастлив не был, как, впрочем, и предполагалось.

— Как бы ты нас ни ненавидела, не ожидал, что ты до такого опустишься, Грейнджер. Тебе с такими амбициями место в Слизерине.

Гермиона едва не закатила глаза.

— Какая еще ненависть? По-моему, с ней мы уже давно разобрались. — Он всегда был склонен драматизировать. — А мои амбиции направлены на благо, а не на личную выгоду, так что Слизерин ни разу не мой факультет.

— Вранье, раз ты отрезаешь моего отца от единственного, что поддерживает в нем жизнь, — сорвался Малфой. — Я...

— Кто сказал, что это я...

— Не вешай мне лапшу на уши. Я...

— Малфой, его никуда не переведут.

Он застыл, впившись в нее взглядом, будто искал ответы, не задавая вопросов. Вена на его виске вздулась, и у Гермионы сложилось впечатление, что в этот раз в отличие от предыдущих Малфой не вынул палочку, потому что сам себе не доверял. Он был в ярости, и если бы в статье говорилась правда, у него была бы на это веская причина. В Святом Мунго работали лучшие врачи.

— Ты же подписал бумаги, по которым больница запрашивает деньги из ваших хранилищ, когда нужно оплатить счет. Соглашение продолжает действовать, пусть даже никто не видел самого подписания, ведь подпись совпадает с имеющейся в «Гринготтсе».

Малфой едва ощутимо расслабился. Градус ярости снизился до злости, не такой убийственной, но по-прежнему неуправляемой. Подобной урагану, который бушует, но уже не грозит унести с собой весь дом. За время перебранки Гермиона чуть успокоилась, но все равно не отрывала от него глаз.

— Мне нужны ответы, — заявила она. — Я знаю, что ситуация выходит за пределы одной лишь «Эйфории», так что рассказывай, пока не стало хуже.

— Не твое дело, что...

— Нет, мое.

— Просто...

— Я веду это дело.

Малфой склонил голову, глядя на нее с каким-то тяжелым удивлением, отчего Гермиона встревожилась.

— Так ты поэтому за мной бегаешь? Опустилась аж до такого, — он обвел рукой палату, — пытаешься во все засунуть нос. Потому что занимаешься моим делом. Работаешь.

Некий оттенок в его голосе так и подстегивал начать все отрицать. Подстегивал желание разобраться, почему его мог задеть тот факт, что ее интерес обоснован только лишь делом. Но обо всех этих причинах у нее больше не было сил думать.

Гермиона задрала подбородок.

— Да.

Малфой ступил ближе, она шагнула назад, врезавшись в стул. Гермиона нащупала за спиной диванчик и двинулась его обойти.

— Других причин нет, — твердо добавила она. Малфой сделал еще шаг. — Ты уже не раз нарушил закон. — Шаг вперед, шаг назад. — Тебя ждут юридические последствия. Ты...

— Чего боишься, Грейнджер?

Когда он шагнул еще раз, она устояла на месте, но отклонилась на следующем его шаге.

— Ничего.

Ее многое пугало, но прямо сейчас она опасалась того, что он намеревался сделать. Этот взгляд был ей знаком. Он приходил в воспоминаниях в самые неожиданные моменты: когда Гермиона мыла посуду, поднималась с кровати или оказывалась под дождем. Такой взгляд выжигал в чужом мозгу отпечаток на память.

Временами Гермиона чувствовала себя бокалом, закрытым броней из бетона: даже если устоят окружающие стены, стекло несомненно разобьется. А она всеми силами старалась выстроить эти стены, подойти к делу не дрогнув, но Драко привычно препятствовал ее благим намерениям, когда те не совпадали с его намерениями. Наверняка он думал о ней так же.

— Больше года прошло, и...

— Знаю, — отозвался Малфой и поцеловал ее.

Настойчивое касание губ, теплых, мягких, сухих, сердце стукнулось о ребра и заболело. Гермиона отшатнулась, выставила руки, сталкиваясь с теми, которые потянулись к ней, оттолкнула. Поцелуй не заслуживал настолько сбитого дыхания. Ее саму пошатывало.

— Не смей! — закричала она, отступая, отгораживаясь от него пространством, дальше, еще дальше.

— Не хочешь переходить на личности? Не трогай моего отца и отдай это чертово дело кому-нибудь другому.

Едва Малфой повернулся к окну, призывая метлу, Гермиона выдернула палочку. Метла врезалась в ее ладонь, но он уже исчез. С портключом, видимо. Сволочь.

 

(Апрель 1999)

Драко бежал, шлепая ногами по полу, пока не добрался до гостиной, затормозив, по инерции проехался. Втянул воздух, пока легкие не заполнились до отказа, трижды взъерошил волосы. Ее не оказалось в гостиной, значит, она не отошла от главного входа. Хорошо. Даже лучше, чем он ожидал.

Драко прошел по коридору и, едва дойдя до холла, услышал, как аппарировал домовик. Грейнджер сморгнула, закрыла рот и недовольно глянула на Драко, будто он спугнул эльфа. На ее предплечье висела холщовая сумка, на внутренней стороне которой можно было заметить вышитые грейнджеровские инициалы.

— Грейнджер... — Они бы наверняка встретились сегодня, но ближе к вечеру, и Драко точно не рассчитывал увидеть ее у себя на пороге.

— Привет! Я... гм... принесла тебе кое-что.

Она нырнула в сумку, Драко перекатился с пятки на носок, не зная, то ли подойти ближе, то ли остаться стоять у Грейнджер на пути. Было бы вежливее пригласить ее в зал, но он не собирался. Все равно разговоры между ними редко носили вежливый характер.

— Ты недавно сказал, что в этом месяце будто нашествие насекомых, так? А я рассказала тебе о... об этом. — Грейнджер протянула черную коробку с изображением лежащего на спине муравья с поникшими антеннами. — Его надо распылить, так... сейчас, я просто... — она оторвала половину крышки — оставшаяся часть осталась висеть сбоку.

— Ты принесла... спрей от насекомых.

— Да. Спрей-убийцу. Он отпугивает насекомых, а потом они умирают. Иногда они проникают обратно в дом и валяются мертвые, но это недолго. Я купила спрей для Рона, он пауков боится, потом побрызгала в своей квартире, но подействовало уже не так хорошо. Но это потому, что мне пришлось брызгать внутри квартиры: у хозяйки здания своя система борьбы с насекомыми. И она вообще не работает, иначе бы мне не пришлось этим заниматься, но хозяйка меня не слушает.

Прилаживая насадку на большую бутылку, зажатую между рукой и грудью, Грейнджер надавила на механизм, и в воздух брызнула струя. Гермиона глянула на Драко, точно ребенок, которого поймали на хулиганстве, и отступила, разгоняя ладонью воздух.

— Я случайно... прости. Этим лучше не дышать, — она кашлянула и замахала усерднее, подпрыгивая всем телом. Драко удержал взгляд исключительно на подскакивающих кудряшках. — Я не против насекомых, но всего должно быть в меру. Мало кто хочет проснуться с тараканом или пауком на лице. Так что я решила принести спрей, чтобы тебе не пришлось... чтобы мне не пришлось слушать твои жалобы, если случится нашествие насекомых.

— Не стоило. Я...

— Это больше для меня, правда, — Грейнджер снова кашлянула, излишне долго пялясь на его ноги, и задрала подбородок. — Лучше обуйся. Тут требуется особая технология, а ты наверняка где-нибудь ошибешься, если я не покажу.

— Не путай меня с Уизли или Лонгботтомом, Грейнджер. Я умею заниматься двумя делами параллельно и смогу распылить спрей, не брызнув себе в лицо.

— А еще, видимо, умеешь выносить ошибочные суждения. Так что для тебя же лучше посмотреть, как делаю это я. Где твоя спальня?

Драко приподнял бровь, и Грейнджер тут же разволновалась по причинам, которые он отмел сразу же, как она задала вопрос. Скривив губы, Драко качнулся вперед.

— Зачем тебе моя спальня?

Грейнджер фыркнула, ощетинилась, а по щекам расползся румянец. Драко решил, что этот цвет нравится ему не меньше цвета ее злости.

— Затем, что нельзя убивать насекомых там, где спишь.

На такой ответ он совершенно не рассчитывал.

— Что?

— Из букашек получаются умные враги, Малфой. Мстительные. У себя в комнате я нашла мертвого сверчка — и мне его даже жаль, сверчков я люблю — а через два дня, знаешь что? В комнате было уже четыре сверчка. Живых. Ты хоть представляешь, как сложно их поймать? А как от них шумно? Мне неделю пришлось спать на диване. Потом появились пауки, два мертвых, тринадцать живых...

— Похоже, твои методы не работают.

— Нет, работают! Так только в спальне случилось. Думаю, они меня чуяли и нападали там, где я уязвимее всего. Пусть лучше убегут из комнаты, пока не нашли кого-нибудь мертвого из своих, а потом уже можно их убивать. В таком случае они вряд ли отомстят.

— Где здесь логика?

— На первый взгляд ее нет, но в следующий раз я не брызгала средством в комнате и — один паучок. И все. Я выпустила его за домом, он же просто ребенок. Но я тебе говорю, если убивать насекомых там, где спишь, проблем не оберешься. Они узнают, просочатся и нападут.

Драко долго смотрел на Грейнджер, но та казалась полностью убежденной в своей правоте. Что было в ее духе, даже когда она несла полнейшую чушь.

— Скорее всего, ты в первый раз просто накосячила, а во второй сделала все верно.

— Ладно, — зловеще выдала Грейнджер, и Драко даже замолчал. — Тогда мы распылим спрей в твоей комнате, Малфой. И посмотрим.

— Моя комната на втором этаже. — Драко щелкнул пальцами — раздался хлопок. — Принеси мне ботинки. Любые.

— Пожалуйста, — пробормотала Грейнджер, но сам Драко не потрудился за ней повторить. — Я бы подождала, пока ты обуешься.

— Поттера ты тоже насчет эльфа донимаешь?

— Нет, Гарри сам ходит за ботинками.

— Поттеру не надо тратить пять минут на дорогу до шкафа и обратно. Иначе бы он тоже вызывал эльфа. Особенно если при этом можно не спускать с тебя глаз, когда ты с таким выражением присматриваешься к мебели.

Покраснев, Грейнджер отвела взгляд от столика в углу.

— Я просто думала, что можно трансфигурировать в лестницу.

— Зачем?

— Второй этаж ведь. Может быть, стоит ограничиться крышей. На ней безопасно? Ты, наверное, никогда туда не лазил?

Когда появился Бинки, Грейнджер подпрыгнула. Домовик с поклоном протянул Драко обувь.

— И вообще, моя теория не только моя. У нас даже есть высказывания про то, что у себя не следует заниматься опасными делами. Если впустишь беду, за ней последуют другие.

— Это относится не к глупостям про убийство букашек, а к шантажу в собственной компании, бизнесу с друзьями или перепиху с коллегой.

— Но теория применима и к такой ситуации. Люди ведут опасные дела в местах, где чувствуют себя в большей безопасности, но на самом деле они лишь навлекают неприятности. А эти неприятности наводняют все твои укромные уголки, пока не останется ни одного... Ты в этом пойдешь?

Драко поправил штанину и выпрямился, подняв взгляд от ботинок на Грейнджер.

— Да, — протянул он.

— Они как-то... слишком блестят, а на улице грязно.

— У меня блестят все ботинки.

Грейнджер широко улыбнулась, и Драко в тот же миг понял, что ему не понравятся ее дальнейшие слова. Развернувшись, она толкнула входную дверь, и он вышел следом.

— Аж сверкают. Ты что, любуешься своим отражением? Оценив...

— Не все из нас сторонятся зеркал, лишь бы не вспоминать о гнезде на голове.

— У тебя наверняка есть зеркало, которое говорит, что ты прелесть...

— Если бы зеркало называло меня прелестью, я бы подарил его пуффендуйцам вместе с остальной фигней.

— Пуффендуй гораздо лучше Слизерина, так что после такого дара вы им в подметки не сгоди...

— Раскрой глаза, Грейнджер. Хотя после этой теории про насекомых я сомневаюсь, что у тебя получится. Располагающая внешность имеет значение, ты это понимаешь? Хотя до тебя, по-видимому, это еще не дош... ай!

— ...ой, что, больно? Но если до тебя еще не дошло...

— Даже не дума...

— Третий раз хочешь?

 

()

Гермиона исподлобья глядела на Ричарда Клива. Его лицо побагровело, на шее проступили жилы и вены, а глаза грозили вот-вот вывалиться из орбит. Он изо всех сил старался не ответить, но действие Веритасерума побороть было сложно. Что бы ни крутилось у него на языке, Гермиона сомневалась, что это совпадет с «Интересуюсь зельями», которым подозреваемый отделался при первом допросе.

— Вы пытались украсть ингредиенты, чтобы сварить зелье. Зачем оно вам?

— Не мне, — наконец выдавил Клив, забрызгав слюной стол. Гермиона отклонилась.

Сверилась с записями.

— Ладно, ингредиенты для зелья. Для чего оно?

От усилий удержать рот на замке у него дрожал подбородок, проступившие от злости вены на лбу пересекла капля пота. Гермионе почти стало жалко его.

— Противоядие.

Она удивленно распахнула глаза и записала информацию. Знакомство Малфоя с Кливом не было для нее секретом, но мысль об их сотрудничестве для создания зелья даже не приходила ей в голову. Насколько ей было известно, противоядия не существовало.

— Для вашей жены?

Клив удивился и сразу сник.

— Да.

— И для Малфоя? — А этого вопроса он не понял. — Для Гаррисона Блэка?

Непонимание никуда не делось.

— А что с ним?

— Вы собирали ингредиенты для Гаррисона Блэка?

— Нет. Он не в курсе.

Гермиона сильно в этом сомневалась — Клив мог просто не знать. Не совпадение же это.

— Тогда зачем вы набивали сумку ингредиентами?

Лицо собеседника налилось кровью, и Гермионе подумалось, что лучше дать ему еще сыворотки правды и этим облегчить допрос для обеих сторон.

— Мне так сказали.

Сказали.

— Кто?

— Я не знаю.

— Что значит «не знаю»?

— Я не видел лица. — Мужчина закрыл лицо руками, локти у него дрожали. — Я во всем виноват.

— В чем?

— Я убедил ее повторить за компанию.

— Повторить что?

— «Эйфорию». Я принял ее один раз, Элиза — уже дважды и больше не хотела. «Эйфория» действует только трижды, вы знаете? А те двое подошли ко мне, дали флакон. Сказали, что это улучшенная версия, что действует больше трех раз, даже если ты уже выпил лимит. Я не должен был ее принимать.

— Почему?

— Флакон был для Блэка. Те мужчины хотели, чтобы Блэк протестировал «Эйфорию», поделился мыслями. Но я забрал флакон домой, решил сказать, что потерял его. И отдал Элизе. Ей стало плохо. Очень плохо. А я уже был... я не заметил, пока не очнулся.

— Вы пили из одного флакона?

Клив отрицательно покачал головой.

— Из обычного. Иначе я бы тоже оказался в больнице. На ее месте должен быть я. Только я.

Гермиона так крепко стиснула перо, что онемели пальцы.

— Вы уверены, что болезнь вызвало содержимое флакона?

— Да. До этого она была здорова. Совершенно здорова. В него что-то добавили.

Что-то, предназначенное Малфою. То же самое что-то, которое уже год держало его отца на грани смерти. У Люциуса и Элизы проявились одинаковые симптомы, неизвестная темная магия поставила целителей в тупик. Насколько слышала Гермиона, ни у кого другого не диагностировали такую же болезнь, но сначала стоило в этом убедиться, а не торопиться с выводами.

Клив всхлипывал, уткнувшись в ладони, и бормотал что-то нечленораздельное. Гермиона закрыла чернильницу и собрала бумаги. У нее осталось множество вопросов, но они подождут. Еще немного.

(Апрель 1999)

Грейнджер пожала плечами и подняла взгляд от чашки с чаем. Свет из окон кофейни придавал ее глазам льдисто-голубой оттенок. Цвет ее глаз всегда получался тусклым, и Драко думал, что ему больше понравится яркий, но теперь его возненавидел. Поначалу казалось, это из-за того, что черные волосы и синие глаза чрезвычайно напоминали Панси. Потом он решил, что эта девушка просто не была Грейнджер. Чужая внешность лишала ее всех исключительных черт, и от этого Драко становилось не по себе.

— Извини... Я слишком много говорю о работе, да? Скучно слушать, когда это тебя не касается.

Нет, на самом деле она много говорила об Эвансе. Тот фигурировал в каждой истории, и это стало напрягать Драко уже со второй. Стало раздражать еще сильнее, когда Грейнджер улыбнулась сама себе на четвертом эпизоде, прежде поведав о том, как ждала совещания, но Драко не нашел в нем ничего забавного.

Им владело раздражение, в шее чувствовалась напряженность, от которой не удавалось избавиться. Чай давно остыл.

— Ты хоть когда-нибудь устаешь притворяться кем-то другим?

Грейнджер распахнула глаза, чашка со звоном опустилась на стол.

— А...

— За пределами поттеровской квартиры ты постоянно с чужим лицом. Эванс, наверное, знает тебя чисто по фотографиям из газет. Ты всегда забываешь, что изменила внешность, как будто ты и есть такая. Следишь за каждым словом, скрываешь свою жизнь. Ты хоть думала, что будет, если ты снимешь заклинание и поймешь, что в чужой шкуре тебе комфортнее?

Грейнджер так крепко сжала чашку, что побелели костяшки пальцев. Драко казалось, стекло вот-вот хрустнет.

— Иногда, — тихо созналась она.

Его раздражение жаждало вспышки гнева, а не мягкого голоса, опущенных глаз и честности, которая пугала ее саму. Он думал, что раздражение только возрастет, но вместо этого оно обернулось чем-то таким, что Драко отказывался признавать чувством вины. Что бы это ни было, оно добавило неловкости, которую Малфою не часто доводилось испытывать.

— Я не просто так прячусь. И обо всех причинах уже тебе рассказала. Но, наверное... мне кажется, я не могу вести себя естественно, когда выгляжу самой собой. Когда показываю себя людям. Ты видишь здесь смысл? — Грейнджер покачала головой. — Знаю, его нет. Просто у людей есть определенные ожидания, как я должна себя вести и кем быть, но я разная и не всегда им соответствую. Не всегда оправдываю эти ожидания. Поэтому легче притвориться, что я вообще не я.

Быть может, Грейнджер забыла, с кем именно общается. Это бы объяснило последние месяцы и особенно то, почему она до сих пор не понимала, что и кому говорит. Драко успел узнать, что человек не может быть кем-то другим. Можно принять часть себя или определенный стандарт поведения и попытаться держаться соответственно, но все равно поскользнешься и упадешь. Покажешь себя либо потеряешь.

Окружающий мир пронизан эмоциями. Причины, убеждения могут отличаться, но чувства — одни на всех. Временами, когда Драко трясло от злости, он задумывался, не это ли чувство одолевало отца, перед тем как тому приходилось совершать страшные поступки. Человека отличают личность и поведение. Поэтому сейчас он и сидел здесь. Поэтому Грейнджер навсегда останется Грейнджер.

— Я кое-что знаю об ожиданиях. В конечном счете ты поймешь, что лучше прислушиваться к себе, чем к кому-то другому. Хуже подвести себя, чем других.

Грейнджер посмотрела на него долгим взглядом, который всколыхнул улегшееся раздражение, и тут от чая пошел пар. Она убрала палочку и села прямее.

— Я читала теорию...

 

()

Рот Гермионы накрыла теплая влажная ладонь, другой рукой ее перехватили за талию. Предчувствие, преследующее ее в темных каменных коридорах, полностью оправдалось, а приступ паники вбросил в кровь адреналин. К спине прижалось твердое тело, и Гермиону рывком затянули в комнату.

Она смяла в кулаке план здания и двинула локтем назад, вызвав над ухом тяжелый выдох. Развернулась в ослабевшей хватке, чужая ладонь, закрывавшая рот, хлопнула по запястью руки, держащей палочку. Пальцы с силой сжались на ее коже, стиснули кости, и комната погрузилась во мрак. Гермиона успела заметить подбородок, рот, нос, но хватило и этого.

— Не отпустишь меня, я прокляну тебя и арестую.

Она наступила ему на ногу, но он все равно умудрился вывернуть ей руку, чуть не проткнув ее саму палочкой.

— Если отпущу, тоже арестуешь.

— По крайней мере, не схлопочешь проклятье.

— Одни обещания, Грейнджер.

Гермиона перестала вырываться и дернула головой, ударив его по подбородку — клацнули зубы.

— Как ты понял, что это я?

Наверное, ее выдал голос. Или походка. Должно быть, он шел за ней, наложив на подошвы заглушающие чары.

— Ты единственная, кто мог заявиться сюда впервые, еще и с планом, и полагаться на обстоятельства.

Гермиона прищурилась, хоть в полной темноте это и было бесполезно.

— Кто сказал, что я тут впервые?

Он мог знать об этом, только если следил за ней. Если так, то Малфой мог попытаться влезть в два места, которые она уже посетила. Из четырех мест, где законно содержался флигмарский сок — ингредиент с записки, найденной у Клива, — пробраться сюда было проще всего, но Малфой редко выбирал легкий путь.

Всегда — сложный.

— И долго ты кружил вокруг здания, прежде чем вломиться? Или вломился, потому что увидел меня?

Гермиона отвела от его груди руку, в кулаке зашуршал план здания. Едва Малфой потянется к бумаге, она его пнет. Правда, он мог уже увидеть все, что требовалось, пока крался за ней по зданию, ведь она загодя обвела на плане складские помещения.

Он ослабил хватку, и Гермиона крепче сжала палочку.

— Аппарируй отсюда.

От прикосновения его рук Гермиона отшатнулась и выставила палочку в темноту. Лучше не зажигать свет первой, так как, пока заклинание не завершится, у Малфоя появится секунда осмотреться, а Гермиона не желала давать ему такой шанс.

— Ты же за соком явился?

Тишина.

— Ты ищешь то, что Кли...

Сквозь комнату прошел луч света, Малфой нырнул в один из проходов, захлопывая дверь. Гермиона бросилась за ним, озаряя комнату заклинанием. Дверная ручка под ее рукой даже не дернулась, и первые пять попыток отпереть замок оказались бесплодными. Гермиона со злостью пнула дверь, забыв, что стоит вести себя потише, и снова попыталась ее отпереть.

 

(Апрель 1999)

Едва Драко вышел из коридора, Блинки исчез из комнаты. Грейнджер стояла с пустыми руками, не зная, куда их деть — признак волнения, который Драко уже запомнил. На ней была магловская одежда, футболка с джинсами, а волосы, стянутые на затылке, представляли собой взрыв кудряшек. Ничего магического — хоть Драко и знал, что где-то должна прятаться палочка, — и это пробудило в нем подозрения.

— Это уже входит у тебя в привычку.

Грейнджер пожала плечами.

— Лучше так, чем пинать котят.

— Вот это приоритеты.

— Да, я тоже удивилась. — Ее руки снова зажили собственной жизнью. — Мы получили от твоей мамы список. Продукты, товары для дома, зелья.

— О, — Драко подошел, протянув руку за списком, но опустил ее, когда тот не появился.

— Я решила аппарировать с тобой на Косую аллею. Помню, ты терпеть не можешь «Ночного рыцаря», а у меня выходной, так что... и список еще, — она постучала по виску. — Но если хочешь пойти один, я все запишу. Без проблем. Просто предлагаю. Мне нечем заняться. Скучно.

— Я думал, тебе не бывает скучно.

— У меня кончились книги. Нужно купить новые.

Когда врала, Грейнджер всегда смотрела ему на плечо. С Поттером она принималась стирать чернильные пятна с пальцев. Незнакомцам смотрела в глаза или куда-то рядом.

— Ты так пойдешь? — поинтересовался Драко, и она оглядела себя. — Без маскировки?

— А, да. А что?

Покачав головой, он хлопнул в ладоши, приказал домовику принесли ботинки и ухмыльнулся, заметив ее вспышку раздражения.

 

()

Гермиона обошла мужчину с огромной камерой у лица, вспышка от которой временно ее ослепила. Финк приветственно кивнул, обводя что-то в блокноте.

— Невыразимцы отыскали след. Это точно Малфой, — он махнул рукой, на мизинце остались чернила. — В пределах погрешности.

Гермиона осмотрела тротуар, перевела взгляд на подошву ботинка, задравшуюся штанину, что открыла носок с ромбиками, доходящий до голени.

— Свидетели?

— Ага, — Финк дернул подбородком в сторону двух размытых пятен за пределами охранного барьера.

Они вместе развернулись и направились в сторону границы.

— Странно, что всегда находятся свидетели, тебе не кажется?

Финк не ответил.

 

(Май 1999)

Поттер протянул Драко палочку все равно что стакан с соком. Драко не знал ни почему перед глазами все еще стоит бесстрастное выражение лица Поттера, ни почему слышится разговор, который продолжился, будто Поттер не протянул ему то, что способствовало убийству Темного Лорда. То, чего Драко не касался больше года, после того как Избранный вырвал палочку из рук в той самой гостиной, где он сейчас стоял.

Драко думал, что ощутит тяжесть. Темное, тревожное чувство, которое проникнет в кровь, когда он воспользуется палочкой. Словно бы часть Волдеморта влезла в сердцевину и осталась там, чтобы каждый раз вторгаться в Драко. Но то была просто магия. Его магия. Часть его сути, что с палочкой, что без нее.

— Люстра... — начала мать, разглядывая хрусталь, который искрился на свету.

— Я купил новую. Вчера разблокировали мою ячейку.

До этого у него не было ни возможности, ни денег хоть что-нибудь поправить. В такой ситуации Драко еще не оказывался и чувствовал себя беспомощным, а потом настолько злился, что перестал обращать внимание на обстановку. После освобождения он тратил деньги, которые отец припрятал в мэноре. По окончании первой войны Люциус узнал о привычке Министерства замораживать счета, поэтому Драко подозревал, что отец рассовал по дому шкатулки, как только вышел первый раз из тюрьмы. Было время, когда он не прикоснулся бы к этим деньгам, ожидая отца, но тогда Драко смотрел на него снизу вверх, будто никогда не вырастет выше отцовского колена. То время кончилось, когда Драко увидел Люциуса человеком, от которого остались лишь страх и униженность, когда оказался со старшим Малфоем на одном уровне и, поравнявшись, мог лишь стремиться стать на голову выше.

Сбережения, правда, быстро кончились, а еженедельное пособие, которое считалось в Министерстве достаточным, на четыре месяца превратило Драко в нищего.

— Ты восстановил стены?

— Я восстановил все.

Уничтожил каждое напоминание, которое жаждал стереть еще с самого освобождения. У него ушло два дня, бездна заклинаний и бессонная ночь, но Драко проявил упорство. А когда он проявлял упорство, мало что могло его остановить.

Мать улыбнулась, и улыбка эта свидетельствовала не о силе Нарциссы, но о силе Драко. Эта улыбка была счастливой.

 

()

Клив покачал головой, глаза у него слезились, но он сморгнул влагу.

— Не знаю. Я приносил новый ингредиент и просто оставлял там.

— Где?

— Я всегда перемещался портключом. В темную комнату. Подземка, наверное. Камень. Мокро, холодно.

— Вы там подписали договор?

— Может быть. В похожем месте.

— О чем говорилось в договоре?

Изо рта Клива вырвался длинный поток бессмыслицы. На секунду Гермионе показалось, что он говорит на другом языке, стараясь обойти Веритасерум, но вид у него был беспомощный. Вероятнее всего, на договор наложили чары, препятствующие обсуждать его содержание. Ничего полезного тут не добиться.

Гермиона потерла виски, непонятный набор слов наконец иссяк. Она могла бы проверить, можно ли снять блок, но если Клив подписал договор, без самого документа в этой процедуре никак нельзя было обойтись. Да и то...

— Договор вам предложил Гаррисон Блэк?

— Нет.

Гермиона оторвалась от пергамента.

— Вы сказали, что не знаете.

— Я знаю, что не он.

Она оценивающе осмотрела Клива, размышляя, откуда ему было знать, что не Малфой подсунул договор, когда задержанный даже не видел, с кем его подписывал.

— В договоре упоминались Гаррисон Блэк или Драко Малфой?

Снова поток бессмыслицы.

Гермиона постучала пером.

— Я упоминалась?

— Нет.

Значит, Малфой — да. Эта проблема была чуть менее серьёзна по сравнению с той, если бы договор предложил именно Малфой.

Вот и нашлась лазейка. С этим можно было работать.

 

(Июнь 1999)

Кудри. Что-то у него в мозгах было запрограммировано на то, чтобы замечать поблизости любой намек на упругие локоны. Привычка не была новой — Драко остро реагировал на кудри с того дня, как мысленно провозгласил Грейнджер врагом, по молодости лет не понимая, какой враг настоящий.

Если бы не это, он бы никогда не заметил ее в кафе, сгорбившуюся над книгой за угловым столиком. Ладонью Грейнджер то ли подпирала голову, то ли пряталась от любопытных взглядов. Но даже не видя лица, Драко узнал прическу, запачканные чернилами пальцы, согнутую позу, ставшую обычной со времен учебы. Если бы не запрограммированная часть мозга, перехватившая управление нормальным мыслительным процессом, он бы никогда не зашел в это кафе, сочтя идею хорошей.

Напрягшись, Драко занял место в очереди. Люди держались от него подальше, против чего он нисколько не возражал. Он поднял взгляд на доску, где, неаккуратно написанные мелом, перечислялись блюда и напитки. Те слились в пятно: Драко краем правого глаза пытался уловить сидящую где-то позади двух столов и клерков Грейнджер.

Зачем он зашел? Ему всего-то и нужно было, что купить матери зелья от сухого мучительного кашля, который навевал мысли о смерти. Здесь ему нечего было делать. Драко уже месяц не видел Грейнджер: с того дня, как Поттер сообщил, что не может держать Нарциссу в доме против ее воли. Драко проигнорировал как присланное с совой приглашение на ужин от Поттера, так и письмо от Грейнджер неделю спустя.

Он собирал по кусочкам жизнь, а ее непременными атрибутами никогда не значились Гермиона Грейнджер и Гарри Поттер. Они слишком долго стояли в основании клонящейся башни событий, которых Драко не желал, а потом она рухнула и погребла все под собой. Новую жизнь нельзя было построить на основе деталей, которые ту башню разрушили. И пусть часть из тех деталей составляла самого Драко, с ними он ничего поделать не мог. А с другими — вполне.

Драко нервничал. Он словно бы дал вселенной задание вершить то, что ей вздумается, и был чертовски уверен, что выбор окажется не в его пользу. Нужно было уходить. Грейнджер его даже не заметила — Драко считал, что застать ее врасплох за книгой было даже легче, чем во сне. Не сказать, что он хотел, чтобы его заметили. Скорее... было интересно, заметит ли она вообще. Если да, то, быть может, так было суждено, и если она поздоровается, то, быть может, суждено было поздороватья и ему. Ведь иногда Драко о ней думал. Чаще, чем следовало. И когда вызванная этими мыслями первоначальная злость проходила, он гадал, что она делает и что теперь о нем думает.

— Три недели прошло.

Драко обернулся, лицом к лицу сталкиваясь с мрачной Грейнджер, которая притоптывала ногой по полу. Она что, обошла зал? Он даже не заметил ее приближения.

— Что? — голос прозвучал хрипло, и Драко кашлянул, выступив из очереди.

— Ты должен был закончить читать еще три недели назад и до сих пор не вернул. Ты украл у меня книгу.

— Я не крал книгу.

— Крал!

Драко бросил взгляд на прислушивающихся к разговору посетителей. Отбиваться от толпы поклонников Грейнджер в его планы не входило.

— Я ее не вернул, это не значит, что украл.

Сощурившись, Грейнджер подбоченилась. Драко ожидал, что вот сейчас она топнет ногой. Когда она капризничала, было трудно помнить, что перед ним стоит способная, сильная волшебница. Он ухмыльнулся — Грейнджер ткнула его пальцем в грудь.

— Это признак вины!

— Улыбка-то? Черт, Грейнджер, даже не думай работать в Визенгамоте!

— Я сужу справедливо.

— Когда не торопишься с выводами и не обвиняешь потом без оснований.

— Три недели, ухмыляешься, значит, виновен. Тот, кто не согласится с этим, просто идиот. Так что твое несогласие меня не удивляет, но я думала, за это время ты догадаешься об очевидности своей вины.

В ответ на его мрачный взгляд она только выше подняла подбородок.

— Хотел бы я украсть твою книгу, сказал бы, что потерял ее. И кроме того, если мне захочется, я могу выкупить из книжного весь тираж. С чего мне красть?

— Ради острых ощущений, — фыркнула Грейнджер.

— Острых ощущений... из-за кражи книги? — Драко вскинул бровь. — Вот как ты привносишь в свою жизнь разнообразие, Грейнджер? Ходишь по книжным с огромной сумкой, а? А ты уже...

— Бессмысленно нарушать закон, если это ничего тебе не даст. Должна быть либо материальная цель, либо нематериальные ощущения. А красть бесполезную книгу можно только ради ощущений.

— Я смотрю, ты много об этом думала. Графики тоже нарисовала, расписывая ход моих мыслей? Если бы я...

— Ты хотя бы ее прочитал?

Драко глянул на мужчину за стойкой, который выразительно кашлянул, и проигнорировал возмущенный вздох за спиной.

— Прочитал.

— Хорошо. — Грейнджер повернулась на каблуках, бросив: — Я буду за столиком.

Только после трех покашливаний окружающих Драко оторвал взгляд от ее удаляющейся фигуры.

 

()

Гермиона кивнула новичку-мракоборцу, присоединившемуся к команде лишь неделю назад. На бровях у него собрались капли пота, рот был сурово сжат. Новенький поднялся из-за стола, бросил на Клива убийственный взгляд и стал пробираться к выходу. Пропуская его, Гермиона прижалась к стене.

— Он не расколется, — проходя, пробормотал парень, и она проводила его изумленным взглядом.

Гермиона позвала новичков не для того, чтобы расколоть Клива. Если уж на то пошло, они старались «расколоть» договор, и никто не мог заниматься допросом бесконечно. Но пусть уж новички думают как думают, только бы и дальше выполняли работу.

Гермиона, захлопнув дверь, села напротив Клива, подвинула ему чашку кофе. Он сделал жадный глоток, вздрогнув то ли от вкуса, то ли от температуры, и прокашлялся.

Гермиона нашла последнюю зачеркнутую новичком строчку и приготовила перо.

— Ромашка?

— Нет.

— Семена ромашки?

— Нет.

— Стебель ромашки?

— Нет.

— Ромбоплит?

 

(Июнь 1999)

— ...при любой работе происходят несчастные случаи...

— Это не несчастный случай, когда кто-то целенаправленно накладывает...

— ...и бальзам, стало даже лучше прежнего. Нельзя из-за этого называть меня мазох...

— ...проблема, которую ничего не реш... а, так ты не мазохистка, ты просто героиня, которая...

— ...проблемы. Хорошо, когда твоя работа может помочь другим. Она не делает тебя героем, просто...

— У вас у всех тут комплекс. Есть о чем беспокоиться. Вы слишком много времени провели...

— О себе побеспокойся. Если есть возможность, то почему не помочь? Правда, это же...

— ...горбом, квартирой, заваленной книгами, и списком спасенных, которых и не вспомнишь. А Поттер...

— ...полысеешь, лицо станет угрюмым и таким очень, очень сморщенным, и, наверное, будешь хромать. Не знаю почему, но точно будешь. Как возмездие за то, что пинал котят, эльфов...

— ...станет помогать соседям, или спасать детишек от бесконтрольной магии, или устроится в Хогвартс, чтобы предотвращать школьные хулиганства. В пятьдесят ему останется разве что нарезать старикам мясо, они будут провозглашать его героем, а он себя — «всего лишь человеком».

Ища ответ, Грейнджер молча пожевала губами. Драко наблюдал за сменой выражений на ее лице. Уловив искру смеха, он победно ухмыльнулся.

— Ты невыносим! — выкрикнула Грейнджер, но глаза у нее горели, а губы дрожали, так и норовя расползтись в улыбке. — А улыбаюсь я потому, что вообразила эту дурацкую картину, а не потому, что ты прав.

— Конечно.

— Конечно. Я же всегда права.

— Кроме вчерашнего случая, когда ты сказала...

— Нет, — выставила руку Грейнджер, — я уже объяснила, что формулировка вышла случайной...

— ...неделе, когда ты... А, точно, случайная формулировка. Тогда надеюсь, твое заявление, что ты всегда права, тоже вышло случайным, иначе ты окажешься неправа.

— Нет, это было совершенно точное, целенаправленное заявление, и с этого момента ты можешь считать его фактом.

Драко хмыкнул, рассматривая выражение ее лица, которое можно было принять за серьезное, если бы не подрагивающие губы. Грейнджер бывала предельно серьезна, только когда отстаивала права тех, кто не мог постоять за себя, и поэтому от нее всегда исходило некое сияние.

Она светила и светилась, словно в груди у нее свободно жило маленькое солнце. Притяжению к ней невозможно было противиться, ведь все живые существа стремились к свету: либо принять его, либо бороться против. Невозможно было удержаться и не протянуть руку, не коснуться гладкой кожи подушечками пальцев, не обвести щеку. Драко не собирался этого делать, так просто случилось, как случалось все, что затрагивало одновременно их обоих. Грейнджер качнулась вперед, он повторил ее движение. Ее улыбка поблекла, она шепотом снова назвала его невыносимым.

Он не собирался ее целовать. Никогда в жизни не собирался. Но Драко поцеловал, а затем обвил рукой талию и притянул Грейнджер к себе. И когда ее пальцы невесомо коснулись щек, а затем скользнули в волосы, то самое солнце свободно проникло ему в грудь, светя почти так же ярко.

 

()

На стол перепорхнули два листа пергамента и тонкая папка. Гермиона вопросительно взглянула на Финка и, открыв папку, быстро просмотрела документы.

— Дело Мэррироуза, под прикрытием бизнеса забирали деньги из ячеек преступников, потом переправляли в заграничные банки.

— Да, но...

— В других бумагах допрос свидетеля. А это... это же Малфой?

Гермиона взяла протянутое изображение, на котором Драко, посмотрев в пол, поднимал голову. Он злился, яркие глаза выделялись на фоне темной тюремной одежды и грязного камня, но за фасадом агрессии прятался всепоглощающий страх.

— Малфой.

— Паразит.

Гермиона с трудом оторвала взгляд от колдографии — перед лицом оказался флакон с крутящимся внутри туманным воспоминанием.

— Что?

— Свидетель заявил, что видел блондина, и в фототаблице указал на Малфоя. Вот только в воспоминании не он.

Ее одолело нестерпимое желание подскочить, выхватить флакон и рвануть к первому же Омуту. Гермиона сдержалась, вместо этого покрутив в воздухе рукой. Финк понял намек.

— Они настолько похожи, что я даже не удивляюсь, что подумали на Малфоя. Кто бы это ни был, он эксперт в маскировочных чарах и иллюзиях. Почти что Оборот...

— Финк...

— Но либо Малфой сломал себе нос, что тот стал шире, и такой дурак, что поменял только цвет глаз, не спрятав волосы, либо ты права. И честно... я думал, ты рехнулась, пока не увидел, — он замолчал, потянувшись к карману, а Гермиона слишком увлеклась новостями, чтобы даже обидеться, — это. Лицо в воспоминании размыто. Свидетель в особенности вспомнил, что видел Малфоя в магазине, а потом уже — во время происшествия в деле Лейвезера.

— Тот самый, который отказывался подтверждать свои слова, потому что не был абсолютно уверен?

— Именно. А Омут покажет лицо размытым, только если человек на самом деле никогда и не видел...

— ...того, кто это сделал.

Финк повернул ладонь кверху.

— В памяти хранится гораздо больше, чем доступно мозгу, но мы сами можем создавать в голове информацию. Возможно, поэтому другой свидетель, который уверен, что нападавшим был парень из магазина, вполне ясно видит Малфоя в воспоминании.

Гермиона медленно покачала головой.

— Что-то не сходится. Если они видели Малфоя мельком, они смогли бы вообразить себе его лицо. Не точную копию, разве что у них фотографическая память.

Финк улыбнулся, и Гермиона быстро поднялась. Стул качнулся, но вновь опустился на ножки.

— Хочешь их просмотреть?

— Где воспоминания других свидетелей?

Финк убрал флаконы в карман.

— Многие по различным причинам отказались их предоставлять.

— Ну, тогда, — она прошла через кабинет и сорвала с крючка у двери мантию, — нам придется их убедить.

 

(Июль 1999)

Запах пота Грейнджер был ненавязчивым и отдавал сладостью. Драко проводил взглядом стекающую по ее шее каплю. Ему казалось, что запах станет более сильным и мускусным, стоит только наклониться поближе и вдохнуть. Наиболее трудно будет пробраться за завесу волос, которые словно не определились с направлением и оттого устремились во все стороны, прилипнув к влажной коже и вздыбившись вокруг головы.

— Просто подумай. На земле властвовали динозавры — а теперь они мертвы. Львы, пантеры, акулы тоже доминировали, а теперь их запрятали в зоопарки.

— Потому что это свойство любых видов, в чьих руках есть власть. Включая человечество по отношению к самому себе.

— Неправда. Как минимум, не все люди пользуются имеющейся властью. Кто-то же отказывается, когда им предлагают вступить на влиятельный пост. А есть люди, которые могут контролировать собственную жизнь, но они отказываются брать на себя ответственность. Игнорируют свою же силу, хотя могли бы делать что угодно. С собственной жизнью, конечно же. А вместо этого они позволяют другим ее контролировать.

— Всех нас контролируют, кого-то больше, кого-то меньше. — Грейнджер одарила его оскорбленным взглядом, и Драко продолжил, не дав ей встрять: — Например, твои отношения с Поттером. Если бы вы не подружились, ты бы даже не подозревала, как вернулся Темный Лорд или что он вообще вернулся, пока об этом не объявило Министерство. Ты бы не сражалась с ним бок о бок. И жизнь у тебя вышла бы другой. Так что тебя контролирует влияние Поттера на твою жизнь.

— Да, но...

— То же самое и с Министерством, на которое ты работаешь, с законами, которым подчиняешься, и с решениями, которые принимают окружающие. Никто не может целиком и полностью контролировать свою жизнь.

— Но у нас больше возможностей контролировать жизнь, чем мы думаем. Опять же о Гарри. Если бы он позволил кому-то управлять собой, он бы давным-давно умер. Не нарушал бы правила, не...

— Кто-то бы возразил, что Поттер позволил. — Грейнджер нахмурилась, Драко круто повернул от дороги, когда мимо пронеслась машина. — Уступил судьбе, которую ему напророчили. Он мог уехать куда угодно, оставить мир, и будь что будет. Но он уступил.

— Это был его выбор, — заметила Грейнджер. — Он сам так решил. Гарри делает, что хочет, что чувствует правильным. Иногда его действия сходятся с желаниями других, иногда он вообще не должен этого делать. Я же говорю о людях, которые делают то, что не хотят, потому что им так сказали. Ну, то есть... иногда и по другим причинам. Иногда они просто заблуждаются. О людях, которые приходят в себя, обретают контроль над ситуацией и потом не используют власть, чтобы обеспечить себе лучшую жизнь. Жизнь, которую хотят.

— Это все равно что терпеть жестокость, когда нужно развестись, или уволиться, или начать революцию. Ни один из нас не должен обладать властью, с помощью которой можно испортить жизнь человеку, а ты не должен с этим мириться. У всех нас есть сила сделать жизнь лучше. Не все ею пользуются.

Или же знают как, подумал Драко. Ошибки становится делать лишь труднее, не проще. Когда ты представляешь, как именно малейшая ошибка может разрушить тебе все будущее, наличие выбора парализует. Даже если его возможность была твоим заветным желанием.

Они свернули с улицы, и в поле зрения с другой стороны появился дом Поттера. Плохая была идея. С плохими идеями Драко свел близкое знакомство, так что теперь сразу их признавал. Он только не знал, повлечет ли эта плохая идея потерю сна, уха или более важных частей тела.

— Я просто говорю, что однажды придет нечто большее, мощное и изменит нашу судьбу. Нечто такое, что нельзя остановить. Такова жизнь.

Драко считал, что это нечто уже пришло, да и никуда не уходило. Что под ним кроются такие понятия, как судьба и время, и созданные ими монстры, и все, что сгинуло. А может быть, по миру распространится вирус, созданный в какой-нибудь лаборатории. Величайшей слабостью человечества была самонадеянность, подталкивающая управлять явлениями, превосходящими человека, и из этого проистекало желание изобретать средства, которыми эти явления можно было уничтожить. Это касалось всего и вся.

— То есть ты сейчас признаешься, что подготовила подземное убежище с припасами и пятилетний план сопротивления, чтобы отвоевать мир?

Грейнджер развернулась к нему лицом, крутанув ручку, но так и не толкнув входную дверь. Драко не удивился бы, стой за ней Уизли с палочкой наизготовку и ворохом подозрений. Драко не знал, сам ли оказался в клетке или только в нее смотрит.

Грейнджер широко распахнула глаза, так, что свет сумерек прошел сквозь радужку, обратив ее в зеленую.

— Откуда ты узнал?

Он пожал плечами, и она схватила его за руку, словно он готов был развернуться и уйти. Драко не сопротивлялся.

— Я умнее тебя, а с тобой все ясно... Это была не шутка, Грейнджер, и уж точно не настолько веселая.

— Извини, — выдавила она сквозь смех и резкие вдохи. — Ты просто такой милый.

— Милый?

— Как котенок перед львом, все эти «рар» против львиного «ра-а-ар». Ну, не как у пиратов, а с большим... «р-р». Свирепо. По-животному. Неукротимо. Опасн... В общем, смотреть на тебя умилительно, но ты не выиграешь. Котенок, Малфой, — она отвела палец от его груди и показала на себя. — Лев.

Драко хмыкнул и уперся в дверь ладонями по обе стороны от ее плеч. Грейнджер выпустила дверную ручку.

— Но львы попадают в клетки, так что не понимаю, какую опасность ты представляешь.

— Ты в моей клетке, так что если не понимаешь, то ты...

— Ее просто нет. Я бы посмотрел, какая ты неукротимая, Грейнджер. Необузданная. Но если думаешь, что я не смогу угнаться, ты уже проиграла.

Ее щеки залило румянцем, порозовели уши, и Драко захотелось добавить больше красок. Он отодвинулся, слишком остро осознавая, где они находятся, чтобы так отвлекаться на ее тепло, но Грейнджер качнулась за ним. Дождалась, пока удивление не перейдет в понимание, или же убедилась, что он больше не отходит, и тогда поцеловала.

Ее руки вцепились в воротник футболки, полные мягкие губы ласкали его рот, и на чьем пороге они стоят, стало совершенно не важно. Драко обнял ее за плечи, но этого не хватило, потому он огладил ее бока, притянул ближе, заполняя ею пустоту между ними.

Кончики их языков соприкоснулись, Грейнджер порывисто вздохнула, отчего Драко подался вперед, а в животе у него завязался узел. Жажда. Его пальцы сжались на ее бедрах, он поцеловал ее крепче, намереваясь вновь и вновь срывать с ее губ этот вздох, пока тот — на будущее — не врежется в память.

В дверь что-то врезалось, судя по подскоку Грейнджер, ее спина. Драко, теряя равновесие, подался к Гермионе. Но когда щелкнула ручка, она отстранилась, забирая с собой все тепло.

Драко поднял взгляд, Грейнджер обернулась, одной рукой по-прежнему стискивая его футболку так, что та давила на шею. Гермионе потребовалась секунда, чтобы понять, что перед ней Поттер, и разжать пальцы. Дыхание вырвалось со свистом. Драко всеми силами сдерживал свое.

Поттер круглыми глазами смотрел то на нее, то на него. Грейнджер приняла свою смелую позу — как всегда, когда собиралась отстаивать свою точку зрения, — кашлянула и вскинула подбородок, а Драко рассматривал преимущества и последствия того, если схватится за палочку.

Поттер ударил ладонью по двери, развернулся, оставляя ту открытой, и направился в гостиную. А потом расхохотался.

 

()

Ларри О'Киф, единственный из двух мужчин, в котором Клив признал поставщика испорченной дозы «Эйфории», работал в месте под названием «Белл-Грэмер Компани». Гермиона не знала точно, пока нет, но ей тут же вспомнились ящики с печатью «БГК» на боку, которые вывозили из «Рансона».

Посещение компании ничего бы не дало, особенно учитывая то, что О'Киф заседал в совете директоров. Она знала, что ничего не добьется, разве что добудет доказательства незаконной деятельности, но ни ее расследование, ни четырехдневная слежка Финка за О'Кифом ни к чему не привели. Что бы это ни было, оно обсуждалось за закрытыми дверями, охранными и заглушающими чарами. Но может... может быть, и здесь.

— Мне кажется, нам все-таки стоило прикинуться девушками из эскорта.

— Тебе так хочется примерить женскую одежду? — пробормотала Гермиона, посматривая из-за угла на соседнее здание. — Обсуди это с женой.

— Я не хочу отправлять тебя одну, — Финк был раздражен, и Гермиона не могла его за это винить. Она бы вообще не согласилась отсиживаться в стороне.

— Я справлюсь.

— Ты собираешься идти под своим именем. Станешь целью, как только пройдешь в дверь.

— Если пройду.

— Ты Гермиона Грейнджер. Тебя пустят в закрытый клуб.

— Может быть. Но за моей спиной нет Гарри, да если они и знают меня, то знают, что я мракоборец. Вряд ли мне будут там рады.

— Надо было выпить оборотное с волосом Поттера, — проворчал Финк.

— Может, О'Кифа здесь даже не будет.

— Он четыре ночи подряд сюда приходил. Он там. Просто иди сразу в туалет и меняй внешность. Одежду взяла?

— Конечно, — Гермиона отступила в темноту улочки. — Даже если они работают с О'Кифом и инвестируют в «БГК», они остаются бизнесменами. Ничего ужасного они не сделают. Наверняка там сидит группа богачей и их прихлебателей, все пьют дорогой алкоголь, курят сигары и непристойно танцуют. Я буду искать зацепки для начала расследования или просто что-нибудь подозрительное.

— Просто осторожнее, Грейнджер. И не пей ничего. Дай знак, если понадобится помощь.

— Договорились.

Они кивнули друг другу, и Гермиона вышла из-за угла, приглаживая волосы. Она подняла подбородок, всеми силами стараясь не производить впечатление человека, жаждущего арестовать всех и каждого, и с искусственной улыбкой приблизилась к двум верзилам у главного входа в клуб. Сердце билось где-то в области горла, охранники изучили ее, быстро переглянулись, и левый распахнул дверь.

Гермиона ступила в зал с темными полами и бежевыми стенами, пространство озарял мягкий свет. Ей улыбнулась женщина.

— Хотите оставить мантию?

— А... нет, спасибо.

В мантии она будет выделяться, но Гермиона не планировала долго оставаться собой. Изменив внешность, одежду она просто уменьшит.

Женщина протянула руку:

— Вашу палочку, пожалуйста.

Гермиона качнулась вперед.

— Простите?

— Или у вас есть официальное приглашение?

Волоски на руках встали дыбом, Гермиона оглянулась, ожидая оказаться в западне.

— Приглашение?

— Проносить палочку можно только при наличии приглашения. Мы заботимся о безопасности наших гостей.

— Неужели вы не доверяете мне? — Гермиона так широко улыбнулась, что заболели щеки.

— Ох, конечно. Но это правило клуба.

Гермиона понимающе кивнула, быстро послала в женщину Конфундус и бросила в протянутую ладонь пару сиклей. Вновь улыбнулась, убирая палочку из поля зрения женщины, которая, проморгавшись, с непониманием взглянула на деньги.

— За палочку. Не потеряйте!

— Ни за что, — женщина потрясла головой, сомкнула пальцы на монетах и улыбнулась.

— Спасибо. В эти двери, да?

— Да. Хорошего вечера!

Двери вели в маленький проход, по правую сторону которого располагался просторный зал, а по левую — огромное помещение. Музыка играла не слишком громко, тем не менее заглушая все разговоры на первом этаже. Пространство на втором ограничивали перила, у которых расположилась пара человек, взирающих на гостей. За ними были видны роскошные столы, группы разговаривающих людей и клубы дыма. В зале находился стол, который окружили игроки с картами в руках, Гермиона же повернула налево.

На танцполе сложно было затеряться в толпе, но малое число танцующих позволило разглядеть на противоположной стороне две двери. Решив, что там скорее всего и находятся туалеты, Гермиона двинулась в том направлении, стараясь не глядеть на второй этаж. У нее возникло ощущение, будто кто-то за ней наблюдает, будто каждый из присутствующих не сводит глаз, но паранойя и не до такого могла довести.

В Гермиону врезался какой-то мужчина с бутылкой в руке, вокруг него танцевали две девушки. Едва устояв на ногах, она обошла троицу, не обратившую на нее ни малейшего внимания, и, огибая оставшихся, поспешила к туалетам. Гермиона прошла через дверь, откуда недавно выпорхнула девушка, и чем темнее становилось в коридоре, тем сильнее росла ее паранойя.

Гермиона повернула за угол, музыка зазвучала словно бы издалека, как под приглушающими чарами. Перед ней оказался ряд из десятка дверей, большая часть которых была открыта, и она заглянула в три кабинки, прежде чем решила, что и в остальных найдет все то же самое. Гермиона обернулась, проверяя, что никто не идет следом и не наблюдает, и нырнула в кабинку в дальнем конце коридора.

Она двигалась быстро, подстегиваемая необходимостью выйти в зал быстрее, чем могли бы предположить те, кто думал, что она всего лишь зашла в туалет. Гермиона изменила волосы на прямые черные и откинула их за спину, спешно расстегивая мантию. Едва она вылезла из юбки, выуживая из кармана уменьшенную одежду, как щелкнула дверная ручка.

Гермиона прыжком развернулась — дверь захлопнулась за спиной высокого мужчины с оливковой кожей и карими глазами. Она потянулась за палочкой и отступила, когда он, рванув вперед, подхватил с пола ее юбку и мантию. Мужчина остановился, отвечая не менее злым взглядом.

— Что...

— Собираешься драться со мной в одних трусах, Грейнджер?

Малфой бросился к ней, Гермиона отшатнулась, но он это предусмотрел, и, как только схватил ее за плечо, их утянуло в воронку аппарации. Гермиону повело, Малфой поддержал ее, но она тут же вырвала руку. Нацелилась на юбку, и он пихнул ей одежду. Над головой мигнул свет.

— Так и знала, что ты там будешь, — огрызнулась она, внимательно осматривая комнату.

Кровать, стол, телевизор. В окне сквозь жалюзи мелькнул свет от фар. Электричество. Что он забыл в магловском отеле? Явно это не главное укрытие, иначе бы он ее сюда не привел.

— Что ты задумал? Хотел его убить? — Гермиона пронзила Малфоя взглядом и просунула ноги в юбку. Тому даже не хватило приличий отвернуться.

— Что?

— Подумаешь, плюс еще одно тело к веренице трупов, которые ты оставил по всей Британии, — зло пробормотала она, застегивая юбку. — На всех след твоей палочки. Везде свидетели. Если...

Малфой побледнел, либо же сказался эффект от снятых во время ее переодевания чар, но в его лице не осталось ни кровинки. Он стоял с широко раскрытыми глазами и, похоже, вообще не дышал.

— Что? — голос вышел надорванным.

— Десятое тело нашли на прош...

— Я никого не убивал, — его медленно захлестывало гневом, Малфой задышал, сжав кулаки и челюсть, на щеки возвращался цвет. — Ты думаешь, я кого-то убил?

Из всех возможных вопросов, которые он мог задать, если не подозревал о трупах, этот никогда не приходил ей в голову. Ладно еще узнать про Министерство, но не про ее мнение, не таким обвиняющим тоном, без нарастающей ярости. По выражению его лица создавалось впечатление, будто Гермиона его предала, и ей тут же захотелось толкнуть его, но он успел отойти сам.

— След, который считали после ареста? У меня даже нет моей палочки...

— У кого она?

— ...угодно, кому бы подошла...

— Сходится в пределах погрешности.

— А свидетели могут врать или откровенно путать меня с кем-то, потому что я этого не делал. Министерство не успокоится, пока не засунет меня в...

Гермиона закатила глаза.

— Не Министерство убивает...

— Значит, кто-то еще, но не я! — проорал Малфой. — Верь во что хоче...

— Да не думаю я, что это ты, — сорвалась Гермиона, потому что устала из-за его взглядов чувствовать себя в чем-то виноватой, хотя вот ее совершенно не за что было винить. Но каждый раз, опустив глаза и напомнив себе об этом, она вновь смотрела на Малфоя, и чувство вины сжимало ей грудь. Если уж на то пошло, страдать этим должен Малфой.

— Я вижу. С моей-то вереницей тел — сочтешь мои слова признанием? Может...

— Если бы я верила, что ты убийца, я бы уже десять раз тебя арестовала! — прокричала Гермиона. — Мы бы здесь даже не оказались, потому что я бы оглушила тебя еще на той улице!

Малфой задержал на ней долгий взгляд, затем посмотрел на зажатую в руке черную шерстяную вещь. Ее мантия — Гермиона про ту совсем забыла. Он перекинул мантию через предплечье, разгладил пальцами складки и поднял голову. Малфой выглядел бесстрастнее, чем чувствовал себя на самом деле. Гермиона это знала.

— Так почему мы здесь?

— Что?

— Почему ты не выполняешь свою работу?

— Выполняю.

— То есть, знай в Министерстве, что прямо сейчас ты стоишь со мной в отеле без малейшего намерения связать меня и бросить в тюрьму, там бы решили, что ты выполняешь свою работу?

Ее скорее перевели бы на испытательный срок и отстранили от дела. Гермиона глубоко вдохнула, чтобы чем-то заполнить молчание, пока Малфой не возомнил о себе невесть что.

— Я выполняю свою работу. Моя обязанность — найти убийцу и выяснить его мотивы. Собрать факты. И я сомневаюсь, что у меня получится, если ты окажешься за решеткой.

— Так было бы проще.

Она деланно хмыкнула.

— Если бы ты поделился информацией.

Все было бы проще.

— Если бы ты меня арестовала.

Гермиона вскинула брови. В какие-то дни одной лишь этой фразы ей было достаточно, чтобы так и поступить. В другие она бы утащила его в свою квартиру, чтобы напоить незаконно приобретенным Веритасерумом. Все зависело от того, насколько сильно он сидел у нее в печенках, — а сидел он там всегда.

— Ты пытаешься меня убедить?

— Я пытаюсь понять почему.

— Я уже сказала. — Под испытующим, оценивающим взглядом Гермиона поежилась. — Тебя приговорят на основе свидетельских показаний и прошлого. Я пытаюсь найти доказательства.

Ради него. Ради него, ради него, ради него, а он ни капельки не помогал.

Несколько секунд Малфой смотрел на стену, а когда перевел взгляд на Гермиону, ей словно полоснули по сердцу. В выражении его лица было нечто до боли, мучительно знакомое. Нечто такое, отчего безотчетно захлестывало паникой и страхом. Словно бы в этот самый, наиболее нужный момент она забывала что-то очень важное, что не одну неделю сохраняла в памяти.

— Кого и где убили?

— Если ты расскажешь, что происходит...

— Не могу. Пока нет.

В Гермионе вновь пробудилась злость.

— Так мне придется ходить за тобой и непонятно как связанными людьми и компаниями...

«...и считать трупы, и врать коллегам, и страдать бессонницей, и...»

— Вообще-то...

— ...клясться, что ты не виноват, но ничем мне при этом не помогать...

— Так не помогай! — рявкнул Малфой. — Я не хочу, чтобы ты лезла...

— ...зачем ты пришел в клуб, ведь он же явно связан с...

— У него то, что мне нужно! Я...

— Компонент противоядия?

Драко раскрыл рот, закрыл и прищурился. Они одинаково ненавидели, когда их застигали врасплох.

— Я сказал тебе — отступи. Ты вообще не должна была приходить сегодня в клуб. Эти люди опасны...

— Уж поверь, я знаю кое-что об опасных людях, и я не собираюсь отступать! Если это какой-то яд, мне нужно знать, пока вещество не распространили...

— Его не распространяют! С его помощью он получает то, что хочет, то есть мстит, а не захватывает ми...

Малфой оборвал себя, а Гермиона постаралась стереть с лица все эмоции. Постаралась выглядеть настолько же незаинтересованной, насколько ему самому удавалось отстраняться именно в те моменты, когда это бесило ее больше всего. Но, вероятно, сильное любопытство Гермионы сложно было спрятать, либо же Малфой знал ее достаточно хорошо и не верил, будто какая-то деталь разговора ускользнула от ее внимания. Не в этот раз.

— Не лезь...

— Что за он?

О'Киф? Или его отец? После войны Люциус никому не мог насолить, значит, всплыли прошлые грехи, да и О'Кифа к тому же нельзя было назвать добрым малым.

— Мстит? За... за... — она склонила голову: за прошедшие полтора года был только один случай, связанный с темной магией, местью и кучей других составляющих. — Уайетт мертв.

— Хорошо.

— Так Уайетт...

— Мне плевать на Уайетта, — прорычал Малфой.

— Сложно поверить!

— Да потому что тебе запудрили мозги!

Гермиона приоткрыла рот, Малфой клацнул зубами и, запустив руку в волосы, потянул за концы.

— Я сказал тебе — не лезь в...

— Это министерское дело, Малфой, его нельзя...

— Тогда передай его другим, — выдавил он сквозь сжатые зубы. Ей было непонятно, почему ее роль в расследовании так злила его.

— Да, чудесно получится: все усилия насмарку, а тебя упекут в тюрьму. Другой мракоборец не даст тебе разгуливать...

— Пусть попробуют остановить...

— Попробуют? Отлично! Давай еще добавим сопротивление при аресте и нападение на мракоборца! Список твоих преступлений растет не по дням, а по часам! Визенгамот десять минут будет зачитывать пункты обвинения, конечно, тебя сочтут невиновным!

— Просто отдай это дело, Грейнджер.

— Я не могу.

— Тогда подожди хоть чуть-чуть! Разберись пока с другими! — Она фыркнула. — Не таскайся за мной хвостом, мне нужно хоть какое-то время, иначе все полетит в... Я не поступаю плохо, я все исправляю.

— Но способ ты выбрал неправильный.

— Единственный. Не у всех есть твоя...

— Просто расскажи мне! Я помогу! Неужели ты не понял, что все может обернуться по-другому, если ты попросишь помощи, а не будешь действовать, словно вариант только один?!

Понять выражение его лица было невозможно. Вероятно, Гермионе редко доводилось его видеть, либо слишком много эмоций там было намешано. Что бы там ни крылось, Малфой предпочел спрятать лицо, уставившись в пол. Он шевелил челюстями, с каждой стороны то напрягались, то расслаблялись мышцы.

— Ты не представляешь, Грейнджер, что значит все потерять. Но сначала ты достигаешь определенной отметки, а потом строишь все заново. И вот это... собрать детали, сообразить, что значит каждая и куда подходит... Я смогу это сделать, только когда закончу здесь. Я уже говорил, что не надо мне помогать. Я меньше всего хотел, чтобы ты вмешивалась... хоть и знал, что вмешаешься самой первой.

— Я уже вмешалась. Ты...

— Нет, не вмешалась.

— Уже! И я разберусь в этом деле, даже если ты ничего не расскажешь. Что...

— Если ты подождешь, пока я сам не разберусь, я все расскажу.

С чем разберется?

— Я не могу. Мне нужно знать, что ты делаешь с «Эйфорией» и зачем продаешь.

Для начала.

Вид у Малфоя стал настороженный. Гермиона этого не ожидала.

— Я никогда не продавал «Эйфорию».

— Др...

— Я не продавал. Я сварил, ее украли, я выяснил кто, и мне вернули деньги.

— Бред!

— Это правда. Я не продавал «Эйфорию» и никого не просил этим заниматься.

— Тогда зачем тебе столько? Зачем она вообще?

Настороженность пропала, оставляя Гермиону размышлять, что из сказанного попало в цель. Или не попало. Если Малфой успокоился, значит, размышления увели ее не в ту сторону.

— Экспериментировал с зельями. Создал «Эйфорию», попытался улучшить состав, чтобы избавиться от предела в три дозы. Получились разные варианты, но я не слышал, чтобы какой-нибудь действовал больше трех раз.

Гермиона не имела ни малейшего намерения сообщать ему, почему так выходило.

— Что ты хотел с ней делать? Или хочешь.

— Отправить на экспертизу в Министерство, конечно.

Они уставились друг на друга. Разговаривай с ним кто-то другой, они бы поверили.

— Зачем ты мне врешь? — тихо спросила Гермиона.

— Я не вру.

Покачав головой, она выхватила у Малфоя мантию, согретую теплом его тела. Он поднял бровь.

— Уже уходишь?

— От тебя я ответов, очевидно, не добьюсь, — Гермиона раздраженно выдохнула, застегиваясь. — И...

Она подпрыгнула, взмахнув палочкой, когда перед глазами пронеслось заклинание. Голова зачесалась, и черные пряди завились, возвращаясь к натуральному цвету. Гермиона захлопнула рот, проглатывая блокирующее заклинание, и впилась в Малфоя взглядом.

— Ненавижу эту прическу, — пробормотал он. Она всеми силами постаралась проигнорировать и фразу, и все, что та за собой влекла.

— Я ведь не должна тебе верить, — не выдержала Гермиона. — Вообще не должна. Сейчас я должна тащить тебя в Министерство, а потом — кормить Веритасерумом.

— Я не веду тебя неверной дорогой.

Она подняла голову от последней пуговицы: Малфой, казалось, пытался втемяшить ей в голову эти слова одним лишь взглядом. Гермиона выпрямилась и отошла от него на четыре шага, просто на всякий случай. Он остался на месте.

— Я не прощу, если ведешь.

Она замерла, проверяя, не передумал ли он, не осознал ли, что задолжал ей. Будто это должно было его беспокоить. Но на его лице отражалась лишь непонятная эмоция, Гермионе разрывало от напряжения грудь, и стояла тишина.

(Июль 1999)

Драко подозревал, что Грейнджер вымоет квартиру до блеска, и внутри действительно оказалось чисто, но как-то... хирургически, без намека на обжитость. В единственной комнате, более-менее похожей на жилую, громоздились стопки книг, и от них же ломились шкафы, что в совокупности напоминало маленькую библиотеку. В углу располагались потрепанного вида диван и стол. Из комнаты вели две приоткрытые двери, одна из них предположительно в спальню, но Драко не стал заглядывать в щель.

В гостиной висели три полки, две из которых пустовали.

— Сколько ты здесь живешь?

— М-м... год. А что?

Драко проигнорировал вопрос — ответ был очевиден. Пустого места было гораздо больше, чем личных вещей, а ведь он готовился войти в квартиру, напоминающую гостиную Гриффиндора: теплые цвета, мягкие стулья и дикое количество бесполезных мелочей, которыми она дорожила бы. Пока Грейнджер снимала министерскую мантию, он заметил в шкафу банки с краской и коробки, попутно задумавшись, почему она их запрятала.

— Я была занята. — Драко повернулся на голос — Грейнджер вышла из кухни с двумя бокалами темной жидкости в руках. Пару минут назад там раздался взрыв, так что Драко остался на месте, не рискнув отправиться за ней. — У меня много планов, но пока есть дела поважнее. Здесь я почти не появляюсь.

— Это заметно.

Грейнджер даже не посмотрела на него, не поджала губы. Ее нервозность явно была вызвана не тем, что он увидит ее квартиру. Она не находила себе места и избегала смотреть в глаза. Драко надавил бы, но, если ее беспокоила именно та причина, о которой он старался не сильно размышлять, ему не хотелось спугнуть Грейнджер.

— Огневиски? Ты же любишь?

Для неразбавленного огневиски в середине дня, который проходил не так уж плохо, было рановато, но Грейнджер уже пила, а отказавшись, он лишь сильнее заставит ее волноваться.

— Не возражаю.

— Хорошо. Есть хочешь? Я наложила согревающие чары, но если ты уже голод...

— Я...

— Я буду выступать на слушании по делу твоего отца, — и тогда Грейнджер посмотрела ему в глаза, потому что в сложных разговорах никогда не трусила.

Драко отмер и опрокинул виски, согревший ему желудок. Это оказалась совсем не та причина нервозности, о которой он размышлял.

— В Министерстве попросили. Мне зададут пару вопросов, не знаю каких именно. Про столкновения, наверное. Гарри с Роном тоже вызвали. Ви...

— Я знаю.

Грейнджер не моргала, будто ждала, когда изображение дрогнет, явив иллюзию.

— О.

— Мне озвучили список свидетелей, когда предложили выступить на суде.

— Со стороны отца? Конечно.

Она опустила взгляд на его носки, но Драко знал, какие мысли бродят в ее голове. Конечно, на другой стороне, на противоположной, не на моей. В груди вспыхнуло раздражение, от любой малости грозящее перейти в злость. Кто на какой стороне сражался, было фактом, на котором прежде они топтались каждый спор, но теперь граница размылась. Драко не знал, с какой стороны стоит, но чувствовал, что больше не встречает Грейнджер лицом к лицу. Не сейчас.

Лучше бы она не поднимала эту тему. Драко сообщили о списке неделю назад, и с тех пор они встретились четвертый раз. Он считал, Грейнджер понимала и принимала рамки, ограничивающие темы, которые они все еще не затрагивали.

— Нет, — допив огневиски, Драко забрал у Грейнджер пустой бокал и обошел ее, чтобы вновь наполнить оба. — Я отказался.

 

()

Гермиона, зажав коленями портфель, полезла в карман за ключами от кабинета. Пальцы сомкнулись на холодном металле, отнюдь не напоминающем формой искомый предмет, и она вынула руку, мгновенно признавая часы, подаренные Малфою Крэббом. Драко ни разу не говорил, когда их получил, и Гермиона, хоть и считала, что дело было в детстве, не могла утверждать этого с уверенностью, учитывая личность дарителя. Серебро с фиолетовыми проблесками формировало цепочку из снитчей, стрелки на циферблате представляли собой миниатюрные метлы, чья щетина закрывала собой цифры, составленные из бладжеров. Крошечные веточки свалились в кучу в нижней части часов, превращая шесть оранжевых бладжеров в два.

Гермиона обвела большим пальцем стекло над циферблатом, стараясь определить, когда и зачем Малфой подложил ей часы. Возможно, чтобы напомнить. О верности и обо всем, что остается с нами.

 

(Август 1999)

— ...под Империусом, и те времена были не менее ужасающими. Он жил в нашем доме. Мы фактически оказались в его власти и без приминения заклинания.

Волосы у отца спутались и были не чище кожи. В похожем состоянии Драко видел его лишь в пять лет, когда учился летать, но в то время отец не был прикован к стулу в ожидании приговора.

— ...Малфои пали жертвами В-Волдеморта в той же степени, как все, кого мне пришлось ранить за время порабощения...

Малфои пали жертвами не только Волдеморта, но и жертвами решения Люциуса. Драко гадал, не приходило ли отцу в голову, еще перед войной, выбрать нечто другое. Не был ли причиной того, что он снова вступил в ряды Пожирателей, утянув с собой сына, страх, что в ином случае с ними сделает Темный Лорд. Потому что это Драко понял бы. За это мог простить.

Но отец должен был знать, на что похожа война — ведь он уже в первой стал Пожирателем. Уже убивал и пытал, и проходил через суд, и выступал в свою защиту, марал семейное имя. И все же научил Драко ненавидеть, и, когда началась война, привел на нее сына.

— ...переборол заклинание, потому что знал, что мой сын в опасности. Я не нападал ни на кого в Хогвартсе. Я только искал сына.

То была, возможно, единственная правда, сказанная сегодня Люциусом Малфоем. Драко бесило, что ее озвучили этим судьям в форме. Это признание предназначалось ему и никому другому. Драко цеплялся за него, напоминал себе о нем, чтобы не возненавидеть отца за все, что тот натворил.

Драко зачали во время войны, родили за два месяца до конца. Во второй же он переродился в другого человека, вопреки всем делам, обещавшим ему иное будущее. Он переродился в нечто, незапятнанное ненавистью и злобой, которые владели отцом. Так что, может, и отец изменился. Может, проиграв, Люциус наконец-то понял, что важнее — за что все это время сражался Драко. За жизнь и свою семью.

Отец любил Драко, несмотря на то, что тот не смог стать человеком, которого желал видеть Люциус. И Драко любил отца вопреки тому же. Под влиянием ярости он мог быть жесток, осуждая Люциуса за его решения и жизнь, к которой они привели, но от любви, скрытой под всей этой злостью, было лишь больнее.

На зал суда опустилась тишина, и Драко оторвал взгляд от затылка отца. Ему хотелось уйти, сбежать от растущего в груди напряжения, но тогда бы мать осталась одна.

— Голосуем.

 

()

За Финком, ушедшим добывать еду и чай, захлопнулась дверь, и Гермиона, медленно поворачиваясь, обозрела стены. По периметру кабинета протянулась шкала времени с происшествиями, разнесенными друг от друга так, чтобы рядом оставалось место для относящихся к ним фактов. Такую же Гермиона сделала в своей квартире, но помимо прочего на ней упоминались все встречи с Малфоем и имеющаяся информация об «Эйфории».

Он сказал про месть. О'Кифа пришлось исключить из подозреваемых — на прошлой неделе обнаружили его тело. Финк поинтересовался, зачем она приплела сюда дело Уайетта, но, увидев, какое событие записано первым, вопросов больше не задавал.

Гермиона перешла к столу со стопками колдографий, распределенных по вероятности, и схватила первую. Им придется изучить каждую, чтобы проверить, не связаны ли эти люди с компаниями, с которыми связан Малфой или жертвы, а потом разобраться с каждым псевдонимом.

Месть.

 

(Август 1999)

Сердце билось о ребра, пальцы не гнулись и тряслись, пока Драко снимал часы и кольцо. Он потянулся в сторону, бросая их на прикроватную тумбочку, и, расстегнув последние две пуговицы, на которых остановилась Грейнджер, стащил с себя рубашку.

Гермиона с раскрасневшимися щеками наблюдала за ним полуприкрытыми глазами, подернутыми дымкой и с отблесками золота. Она прикусила нижнюю губу, и Драко наклонился поцеловать ее, отбрасывая рубашку. Его ладони скользнули по ее бедрам, талии, ребрам и переместились на спину. Пальцы нащупали застежку, Гермиона коснулась его груди горячими нежными ладонями, и он, передумав, выпустил бретельку.

Драко огладил позвонки, дошел до кудряшек, рассыпавшихся по спине, а она, скользнув языком меж его губ, обвела кончик его языка. Гермиона опустила руки ему на бедра, от неуверенности то приближаясь к ремню, то избегая, но все-таки дотронулась до пряжки. Драко, подцепив бретельки на ее плечах, потянул вниз, подавшись бедрами навстречу ее движениям.

Тяжело дыша, она запрокинула голову, послышался звук расстегиваемой молнии.

— Подвинься назад, — голос вышел низким, хриплым, почти что рыком.

Гермиона все же расслышала, оперлась на локти, а Драко, стащив брюки и пинком отправив их на пол, присоединился к ней, и они синхронно переползли к центру. В темноте спальни ее глаза казались почти черными. Драко дотронулся до ее щеки, обвел большим пальцем нижнюю губу и склонился к шее.

Вдохнул глубоко, устраиваясь между ее разведенными ногами — их тела совпали идеально, как ему и представлялось. Он быстрым движением лизнул ее кожу, Гермиона, устроив ладони у него на лопатках, огладила спину. Драко покрыл ее шею поцелуями, прихватывая кожу, и добрался до трепещущей жилки.

В нем горела острая потребность поглотить, овладеть, войти сейчас же, но он взял себя в руки. Драко собирался не торопиться, а растянуть этот момент, выжать все, что можно. Он хотел узнать ее. Так, как по-настоящему можно узнать человека. Когда тот в отчаянии или загнан в угол. Когда тот проигрывает, побеждает, спит, когда кончает, когда думает, что его никто не видит. Вот тогда ты знаешь человека. А прежде тебе известно лишь то, что показывают, и то, о чем ты подозреваешь, когда человек забывается. Драко пообещал себе, что изучит все ее тело и не подведет ни ее, ни себя.

 

()

Кровь веретенницы, густая, ярко-фиолетовая, темнеющая на свету, вызвала у Клива приступ нечленораздельного бормотания. Никто в Англии не держал веретенницу, но двоим власти дали разрешение на работу с кровью: один к этому моменту уже закончил, поэтому Гермионе оставался только Дом Гэри.

Он работал в финансовом отделе какой-то кредитной организации, которая, на первый взгляд, была никак не связана с уже известными Гермионе компаниями, но она не собиралась полагаться на эту информацию. Два года назад во время перерыва на обед Дом Гэри улучшил Рябиновый отвар, сидя в своем кабинете, что показывало его хорошим зельеваром и предполагало, что он мог хранить ингредиенты на рабочем месте.

Пусть даже он окажется ни при чем, все равно попасть в здание было проще простого. Если кто-то пытался вломиться в его кабинет или в дом, предлагал сделку или задавал много вопросов, мистер Гэри мог им помочь. В чьих бы руках ни оказался яд, у них не хватало ингредиентов для противоядия, иначе бы Клива не наняли собирать их самому. Сейчас эти неизвестные остались сами по себе или же с другим контактом. А может, они пытались создать антидот от нечего делать.

Гермиона вновь постучала в дверь с блестящей табличкой, сообщающей, что это кабинет Дома Гэри, и поправила висящий на шее пропуск посетителя. Ответа не последовало. Она обхватила ладонью дверную ручку, и та без проблем повернулась. Оглянувшись на легкий звук шагов, Гермиона с выразительным клацаньем выпустила ручку. Мужчина, казалось, не услышал и все так же шел в ее сторону слишком уж знакомой походкой, которую нельзя было проигнорировать.

Гостевого пропуска на нем не было, под мантией виднелись брюки и классическая рубашка. Если бы не походка и выражение лица, Гермиона приняла бы его за сотрудника компании. Он разорвал зрительный контакт, бросив взгляд на дверь с табличкой, и задел грудью руку Гермионы, вынуждая ее отклониться. Схватил дверную ручку, открывая шрам между костяшками кулака, привет из квиддичного прошлого, и тот избавил Гермиону от последних сомнений.

Обхватив его ладонь, она захлопнула дверь.

— Что ты здесь делаешь? — притворяться, что она не знает, кто он такой, было бессмысленно.

Вопрос тут же показался ей глупым. Дело было не в причине, а во времени его появления. Едва подумав об этом, Гермиона догадалась о подвохе и чуть не стукнула по лбу сначала себя, а потом — Драко.

— Я оставлю Гэри документы. Вы можете прийти, когда он вернется, — Малфой говорил низким голосом с другим акцентом, но привычка растягивать слова никуда не делась.

— Ой, да...

Он толкнул дверь так, что ручка вырвалась из ладони Гермионы, быстро обогнул ее и скользнул в кабинет. Она последовала за ним, сразу, едва зажглись огни, замечая через его плечо стоящий у стены шкаф. Одну полку за матовым стеклом занимали два горшка с растениями, оставшиеся пять заполняли сосуды и флаконы. Либо Гэри относился к тем умным людям, которые в обычной жизни проявляли непозволительную глупость, либо до сих пор находился в здании.

Гермиона углядела кровь веретенницы, лишь шагнув вбок — четыре пузырька занимали место на предпоследней полке. Она переключила внимание на Малфоя, как только тот шагнул вперед, и бросила через его плечо слабенькое заклинание, разбившее стекло с одной стороны шкафа, но не повредившее содержимое. Едва заметив вспышку, Малфой отшатнулся, с удивлением оглянувшись на Гермиону.

Проигнорировав его, она призвала флакон с кровью и, поймав, убрала в карман. Малфой сбил в полете второй, хотя, как подозревала Гермиона, намеревался его схватить, и бутылек, врезавшись в стену, разбился.

— Идиот! — закричала она, наведя на Драко палочку, и подставила запястье под его разоружающее заклинание. Покалывание дошло до локтя, пальцы дрогнули, роняя палочку.

Гермиона резко выдохнула — одна задача выполнена — и спешно подхватила палочку с пола. Она двинулась вокруг стола, тогда как Малфой, подскочив к шкафу, стал распихивать по карманам находящиеся там ингредиенты. Гермиона движением палочки стерла со стены брызги крови и натекшую на пол лужу, однако было поздно: пузырьки к тому времени уже сформировались и, оторвавшись от поверхности, поднимались в воздух. Испарить их не было никакой возможности. Это было одно из опаснейших свойств крови веретенницы: пузырьки исчезали, лишь просочившись во что-нибудь, и растворяли это что-то, пока вновь не достигали воздуха. Один уже прожигал дыру в полу, и остановиться ему было суждено, только пройдя пол насквозь. Настоящие проблемы начинались, конечно, когда пузырьки соприкасались с кожей.

Гермиона рванула к Малфою и, вцепившись в мантию, дернула его к двери. В карманах у него зазвенело, громко бряцнуло, и он запихнул еще одну склянку. Похоже, Малфой даже не знал, за чем явился: вряд ли все имеющиеся здесь ингредиенты подходили для противоядия.

— Хочешь это потрогать? С радостью навещу тебя в Мунго! — Гермиона вновь его дернула, на этот раз излишне резко, и Малфой, глянув на пузырьки, отступил с ней к двери.

Оказавшись как можно дальше от опасности и имея возможность заранее заметить летящие к ним пузырьки, Гермиона отпустила его мантию и мрачно уставилась ему в лицо. Малфой ответил немигающим взглядом, она опустила глаза на его карманы, и палочка в его руке дернулась. Если Гермиона попробует отнять у него ингредиенты, он не останется в долгу и ответит. За это его сложно было винить — она сама поступила бы так же. Быть может, если Драко отыщет для отца противоядие, это все закончится.

— Ты хоть представляешь, сколько раз меня уже могли из-за тебя уволить? — рявкнула она.

— Аж сердце разрывается, — протянул он. — Попробуй отказаться от...

Гермиона зарычала и захлопнула у него перед носом дверь.

 

(Сентябрь 1999)

Драко устал притворяться, что ничего не замечает, и с раздражением встретился с отцом глазами. Глядя поверх бокала, Люциус даже не моргал, и Драко выставил ментальные щиты. Он не знал, был ли отец легилиментом, но иногда казалось, что тот умеет читать мысли, так что рисковать не хотелось. Драко все же склонялся к мысли, что отец лишь поддерживает имидж. Если способностей нет, притворись, что они есть, и когда-нибудь тебе зачтется.

— Я не видел тебя целую неделю.

— Не видел.

— Ты три дня не ночевал дома и возвращался только к полудню.

На самом деле четыре, но поправлять отца Драко не собирался. Люциусу либо не давала покоя бессонница, либо — интерес к жизни сына. С одной стороны, Драко хотелось, чтобы отца беспокоил недостаток информации, но в то же время он прекрасно знал, на что пойдет Люциус, чтобы ее получить.

— Что тебя так увлекло, Драко?

Драко пригубил бокал, отставил на стол и взялся за нож и вилку.

— Гермиона Грейнджер. Иногда я захожу к Поттеру. А еще готовлюсь к Ж.А.Б.А.

Он ожидал, что лицо отца нальется кровью или проявится удивление, но — ничего подобного. Предсказать ответ Драко он мог только после разговора с Нарциссой, но Драко сомневался, что мать поделилась всеми своими подозрениями.

— А без Грейнджер ты не можешь подготовиться к Ж.А.Б.А.?

Драко глянул хмуро, срывая раздражение на кусочке стейка, который с остервенением пережевывал.

— Поверь, она больше мешает учиться, чем помогает. Я и сам справляюсь.

За то время, что Люциус смотрел ему в глаза, мать трижды подняла бокал, но Драко не отвел взгляда.

— Ясно, — медленно произнес отец, обращая внимание на тарелку перед собой, и взрезал мясо.

Ощущения победы не было. Люциус отреагировал слишком спокойно, а Драко больше ему не доверял. Но в конце концов он все равно выиграет. Драко больше не собирался делать то, что не принесет ему счастья, а это желание не могло привести к поражению.

 

()

Гермиона посмотрела на клубящееся темное лицо, с раскиданными по нему чертами и белыми проблесками зубов и глаз. От этой картины ее подташнивало, но она не впервые видела невыразимца в таком образе. Гермиона сглотнула, переводя взгляд на палочку, наставленную на ее запястье, откуда начал подниматься белый дымок — тот вытягивали из-под кожи будто магнитом. Невыразимец потянулся за флаконом.

— Прогоните след по всей базе. По всей.

 

(Сентябрь 1999)

— Так лучше?

— Разве что тому, кто любит заставлять все свободное место сентиментальными безделушками.

Ее квартира не служила примером утонченного, изысканного вкуса, но больше не пустовала и была до последней детали грейнджеровской. Драко понравилось здесь сильнее, чем он предполагал.

— Они не все сентиментальные. Лампа сочетается с диваном, а те фигурки мне просто понравились. Хотя я думала, что можно сделать их подставками для книг.

— Ага, — протянул Драко. — Просто купить украшения для интерьера бы непрактично.

— Бессмысленно.

— Смысл в том, чтобы украшать.

— Это не смысл, это функция...

— Зачем ты покупаешь одежду?

Грейнджер, оглядев себя, развела руками.

— Чтобы не ходить голой.

— Но почему именно эту одежду?

— Потому что в ней удобно. Рабочую — потому что она соответствует станд...

— Но ты могла купить хоть...

— Да, она мне нравится... в декоративном плане. Но я покупаю одежду из-за ее значимости: ради удобства и чтобы быть одетой. Зачем окружать себя бессмысленными вещами? Нужно оставлять место для чего-то значимого.

— А это разве не пародия на природу? — Драко кивнул на верхнюю полку, где стояли камень, ракушка и ваза с цветами. — Зачем все это имитировать, если можно выйти на улицу, и вот оно, настоящее? Да даже просто снеси стену. В этом же столько смысла: убрать барьер, отделяющий нас от природы.

Грейнджер ощутимо шлепнула его по плечу и тут же оперлась на него, поднимаясь на носочках за ракушкой.

— Эти цветы я люблю, а камень — очень важный камень. А это... привезла с океана, когда мне было восемь. Мне не хотелось уезжать, поэтому папа нашел ракушку и отдал ее мне.

Драко дернулся, когда Грейнджер прижала раковину к его уху и выжидательно приподняла брови. Его же мысли занимал вопрос, сколько частиц пыли и кожи с чужих ушей осели на этих краях, которые сейчас впивались ему в висок.

— Ты разве не слышишь? Послушай.

Драко обхватил ее запястье, отводя от своего лица населенную бактериями ракушку.

— Там слышно океан, Грейнджер. Я и так в курсе.

Иногда она вела себя так, будто он все детство просидел в запертой комнате, а возможно, так проявлялось ее детское удивление всему, о чем Драко уже позабыл.

— Именно! Ну, это ведь просто ток нашей крови. Но папа сказал, если я ее возьму, то океан всегда будет со мной. Сейчас я понимаю, что это глупо, но мне нравится идея, что все остается с нами, даже если оно уже прошло.

Драко опустил голову и медленно проговорил:

— Это называется воспоминаниями.

Он ухмыльнулся, Грейнджер сощурилась и вернула ракушку на место.

— С этого момента я запрещаю тебе ее слушать. Даже не подходи к моей ракушке.

— Я и не собирался ее слушать. На ней полно микробов. Повезет, если не заработаю воспаление уха.

— Я думаю о том же, когда терплю твой голос. Ты вообще, наверное, сломал мне ракушку одним лишь прикосновением. В ней теперь слышно пустую пещеру.

Грейнджер фыркнула, и Драко выгнул бровь.

— И как же звучит пустая пещера?

— Тихо. И... гулко... Как у тебя в башке.

— Как умно, Грейнджер. Вычитала шутку в сборнике острот? Ей сто лет в обед.

— Я даже не знала, что такой сборник существует, иначе купила бы его тебе, чтобы ты мог со мной поравняться.

— Мне не нравится тащиться настолько медленно, так что я останусь впереди, благодарю.

Тишина. Грейнджер захлопнула рот и только сверлила его взглядом.

— Я выиграл, — ухмыльнулся Малфой. — Запишешь? Я знаю, ты считаешь.

— Ничего подобного. Но если бы я считала, я бы все еще опережала тебя на два очка.

— Требую пересчета: ты предвзята.

— Ну еще бы, — фыркнула она. — Не можешь выиграть сам, поэтому все вокруг жульничают.

— Я выиграл тридцать секунд назад.

— Чудом.

— Ну да, не можешь выиграть сама, поэтому все вокруг выигрывают чисто случайно.

Грейнджер похлопала его по плечу.

— Да, да, еще чуть-чуть...

Драко ухватил ее за локоть и, притянув к себе, опустил другую руку ей на поясницу.

Грейнджер умела выбивать его из колеи, но в хорошем смысле. В таком, что быть вне колеи казалось лучше всего на свете. Драко не понимал, как это получается.

— Если ты сейчас меня отвлечешь, я могу случайно забыть это маленькое происшествие. Просто имей в виду.

Раздался смешок.

— Я запомню.

 

()

Гермиона восемь месяцев не заглядывала внутрь, но до сих пор помнила, что где хранится, лишь по форме флаконов и углублениям в пробках. Она так часто ныряла в эти воспоминания, что они ощущались ее собственными, будто все случилось с ней самой. В каком-то смысле так оно и было.

Этот же флакон, с неровным верхом и острым краем, беспокоил Гермиону больше всех. Все они беспокоили, и последний должен был мучить сильнее, но в нем крылась лишь злость. В этом же смешалось столько всего, что у Гермионы не получалось выцепить отдельные части — настолько болело сердце. Быть может, потому что она до сих пор не представляла, что происходило в его голове, ведь он уже тогда знал, какой выбор сделает. Быть может, потому что в тот момент ее было недостаточно и не хватило бы в принципе. Или же потому, что долгое время ей казалось, это будет в последний раз.

Гермиона сжала флакон и вернулась к Омуту.

 

(Сентябрь 1999)

Ужас. Шок. Тугой узел страха, ненависти, горя и неверия. Взрыв эмоций, что выжрал воздух и приглушил другие чувства. Ощущение, от которого хотелось разорвать себе грудь и найти то, что мучительно умирало внутри. Порой на него снисходили ясность и опустошение, но лишь в те мгновения, когда неверие перевешивало все остальное. Это неправда, потому что правдой это быть не может. Ведь иначе он обратится в пыль: живой человек просто не мог столько вынести.

Сколько успеет забрать у тебя мир, пока не отнимет нечто жизненно важное? Важное для тебя, твоей природы, существования? Когда ты уже обобран до нитки, а он забирает еще. Придет ли понимание тотчас? Или ты будешь двигаться подобно марионетке на подрезанных нитях, скелету, держащемуся на честном слове — падение рывками, треск костей, и ты уже на земле не в силах подняться. Останешься ли валяться или поднимешься, хоть не можешь пошевелить и пальцем?

Он не желал двигаться. Если бы дыхание не было непроизвольным актом, он бы и не дышал.

— Драко? — прошептала Грейнджер, протянув к нему руку, но она еще никогда не была так бесконечно далека.

 

()

Гермиона забрала со стойки коктейль и, выгнув шею, вгляделась в толпу, ища Финка. Тот вел легкий разговор с группой бизнесменов, которые пару минут назад покинули привилегированную часть паба. Если повезет, ему удастся хоть что-нибудь узнать.

Любая информация о «БГК» и О'Кифе заводила расследование в тупик, хотя у Гермионы в списке еще оставались зарубежные компании, к которым она пока особо не присматривалась. Не все ее действия до сих пор считались законными, но встрять в проблемы в другой стране было бы слишком. Но именно О'Киф дал Кливу зелье, а значит, был кто-то еще, кто это зелье приобрел — тот, кто хотел отомстить, как заметил Малфой. Ей просто оставалось найти этого человека.

Гермиона поспешно пробралась к ближайшему столику, пока его не заняли. Свободные места здесь оставались свободными считанные секунды. Паб принадлежал одному из собственников «БГК», и выяснить информацию о видных гостях значило ближе подобраться к самому владельцу. По двум из них Гермиона ничего не нашла, и оставалось проверить еще пару, пока голова окончательно не взорвалась от раздражения.

Финк как раз похлопал мужчину по плечу, а за ее столик кто-то сел. Гермиона отклонилась посмотреть, пошел ли мужчина на контакт с ее напарником, но за толпой людей ничего не разглядела.

Она отпила из бокала и одарила соседа по столику раздраженным взглядом. Тот поднял бровь, потер большим пальцем стакан и оглянулся через плечо. Малфой сегодня довольно скверно замаскировался, сделав волосы черными, а глаза зелеными, но оставив своим лицо. Торопился сюда, видимо.

— Ты подражаешь Гарри?

Он обернулся и, посмотрев поверх ее головы, остановил взгляд на ней. Малфой нервничал — его волнение впервые с начала расследования было видно невооруженным глазом. Его присутствие здесь не радовало не только ее.

— Если бы я был Поттером, ты бы меня послушала?

— Вероятно.

Нет, но иногда Гермиона впадала в детство, да и любая вспышка раздражения, которую можно было в нем вызвать, хоть чуть-чуть, но облегчала то состояние, в которое он сам ее загнал.

— А Поттер в курсе, чем ты занимаешься? Мне почему-то кажется, если бы знал, он был бы твоим напарником, а Поттеру таким высоким можно стать только с Оборотным, — Малфой мотнул головой назад, пригубил бокал и склонил голову. — Я заметил, низкие люди всегда самые обозленные. Им постоянно приходится смотреть снизу вверх.

— Нет, это те, кто смотрят снизу вверх и пытаются равняться на Гарри. Вот они всех злее.

Малфой сощурился.

— Намекаешь, это я равняюсь на Поттера?

Гермиона попыталась подавить ухмылку, но та осталась улыбкой на губах.

— Какой интересный вывод.

Малфой бросил на нее недобрый взгляд, а Гермиона снова завертелась в поисках напарника.

— И что... он знает про все твои дела?

Почти. Вроде того.

Она достала из кармана холодные на ощупь часы.

— Про все.

— Да ну? Так если я расскажу ему про встречу в кабинете... как его там... Гэри?

— Тогда он узнает, кто ты, и арестует тебя.

— Но я могу притвориться Гэри и заявить, что ты вломилась в мой кабинет. Вряд ли твой напарник это оценит.

— Тогда я скажу ему, кто ты, и сама тебя арестую.

Иногда Гермиона убеждала себя, что должна все бросить, раз Малфой не испытывает ни капли благодарности, но позже вспоминала, что он ведет себя так специально, рассчитывая, что она сдастся, и понимала, что не остановится.

— Куда же делась слепая вера?

— Вера остается слепой, пока нет времени открыть глаза. А когда ты угрожаешь рассказать все моему напарнику, она уж точно прозревает.

Малфой наклонился вперед, совершенно не смущаясь ее взгляда, обещающего крайне болезненные, тяжело заживающие телесные повреждения.

— Почему тебя постоянно тянет бежать навстречу опасности? Это один из твоих огромнейших недостатков.

Гермиона всегда полагала эту черту положительной... пусть даже та бывала в тягость.

— А твой — навлекать ее.

— Она сама меня находит. Я бы жил как жил, если бы мог.

— Ты мог. Жить почти так же как раньше. Но ты сделал выбор.

— Нет, — отозвался он, и Гермиона сжала лежащие на коленях руки. — Еще нет.

Гермиона протянула руку через стол, удивившись, что он не отдернул свою, когда она обхватила его пальцы и потянула к себе. Он мог бы легко вырваться, но не стал. Гермиона просто отдала бы Малфою часы, но подозревала, что он оставил бы их на столике, и ей из-за чувства некоего обязательства пришлось бы их забрать.

Запястье у него на ощупь почти горело, а может, так казалось на контрасте с холодными пальцами. Гермиона обмотала браслет, избегая смотреть ему в глаза, но чувствуя устремленный на нее взгляд. Просунула язычок в снитч и протолкнула крылышки в металлические защелки. Она едва касалась Малфоя, но сердце почему-то колотилось как сумасшедшее.

Гермиона попыталась убрать руку, но Малфой развернул ладонь и поймал ее, удерживая. Она тут же подняла на него глаза, замерев словно пригвожденная, желудок сжался.

— Здесь мой напарник.

Гермиона чуть не стукнула себя по лбу. Малфой ухмыльнулся, она дернула рукой, но он лишь сжал пальцы крепче. Оба знали, что она не особо-то и сопротивлялась.

— Что, думаешь, я сделаю? — поинтересовался он низким голосом, едва слышимым за ритмом музыки и разговорами. Его большой палец скользнул на внутреннюю сторону запястья, затем обратно, и Гермиона постаралась призвать всю злость, лишь бы утихомирить сердце. — Ты встречаешься с кем-нибудь?

— Не твое дело. И какая тебе вообще разница?

Малфой сжал челюсти — и это было то, что нужно. Злость — это правильно.

— Я знаю, зачем ты дал мне эти часы, — кашлянув, Гермиона повысила голос: — Верность же? Как какой-то знак, что... что это все что-то значит или чтобы я поверила в... — но она покачала головой. — Но это ничего не значит. Ты сделал выбор и сейчас продолжаешь поступать как знаешь. Ты мог просто поделиться, и мне не пришлось бы через это проходить и искать ответы. Ты верен только себе. Это ничего не значило. И поэтому для меня это тоже ничего не значит.

Гермиона вновь дернула рукой, его хватка усилилась, и ей пришлось буквально вырвать ладонь, прежде чем опустить ее на колено. На коже чувствовался след от его пальцев. Его ладонь сжалась в кулак, и Малфой убрал руку.

— Ты ошибаешься.

Гермиона не расслышала самих слов, но догадалась о них по движению губ.

Заглянув за Малфоя, она заметила Финка, который смотрел на нее с вопросом в глазах и уже пробирался сквозь толпу. Гермиона мотнула головой, а когда переключилась на Малфоя, тот уже поднимался из-за столика.

— Еще увидимся, — попрощался он, но будто хотел сказать совершенно иное. Знал бы он, как скоро.

Она проводила его, уходящего в противоположную от Финка сторону, взглядом и уставилась на обшарпанный столик.

 

(Октябрь 1999)

Драко протолкнул палочку сквозь щель в двери и услышал, как та упала. С ее помощью Министерство могло его отыскать, а так от него не останется и следа, когда власти опомнятся. Помещение под гостиной проверять не станут, дверь по-прежнему перекрывали доски, установленные после первого обыска.

Драко вернулся по лестнице к чемодану. Он упрямо не сводил глаз с гладкого черного бока, не осмеливаясь оглядеть дом. Все напоминало о матери.

Министерство временно, пока с Драко не снимут подозрения в убийстве собственной матери, заблокировало доступ в его ячейку, но он запасался галлеонами еще с того времени, как кончился его испытательный срок. Так ему хватило денег на покупку коттеджа у мужчины, который особо не задавал вопросов, а после Обливиэйта совсем перестал что-либо спрашивать. Если Драко не справится за пару месяцев, ему не хватит денег, но с проблемами он будет разбираться по мере необходимости.

Сейчас голову занимали дела посерьезнее.

 

()

Гермиона посмотрела на часы, возвестившие, что сейчас «4:57», и, решив, что это почти пять утра, больше не стала испытывать свое терпение. Если портключ сработает, значит, Малфой не заметил наложенные на часы отслеживающие чары. Она не сняла его заклинание, с которым он подсунул ей часы, надеясь, что при проверке он обнаружит свое и уберет только его. Ее заклинание было более сложное и даже более незаконное, но, если Малфой не снял часы, у нее появится прямой доступ к месту его проживания.

Гермиона просто надеялась, что план сработает. Что Малфой будет спать, а у нее появится время обследовать каждый уголок дома в поисках ответов.

В животе потянуло, Гермиона едва не улыбнулась и глубоко вдохнула, закрывая глаза. Малфой просыпался от каждого шороха, так что ей придется быть настолько тихой...

Поверхность под ногами у Гермионы прогнулась, и она повалилась вперед. У нее была лишь секунда понять, что под ней что-то шевелится, а в следующую Гермиона уже болезненно ударилась спиной об пол. Дыхание вышибло, и она огромными глазами уставилась на руку и лицо, что показались из-за края кровати.

Вздох оборвался, но легкие тут же наполнились кислородом — Гермиона перевела взгляд с направленной на нее палочки к глазам, скрытым за челкой, в лунном свете кажущейся серой.

— С каких пор ты не снимаешь часы в постели?! — закричала она.

— Господи, Грейнджер!

Малфой сорвал одеяло и спустил ноги с кровати, чуть не наступив на Гермиону. Та вскочила. В худшем случае ей грозило упасть на тумбочку, ведь она полагалась на тот факт, что Драко всегда снимает перед сном часы и кольцо.

— Откуда...

Малфой опустил голову, и, хоть ее волосы частично загораживали обзор на его лицо, Гермиона видела щеки, челюсть и знала, что он зол. Щелкнула застежка, и на тумбочку по правую сторону от Гермионы с громким стуком прилетели часы.

— Стоило...

Он рванул к ней, когда она осветила комнату, и закрыл ей глаза ладонью. Малфой, видно, надеялся, что она не разглядит обстановку, чтобы потом сюда аппарировать, но его ждало разочарование. Толкнув его, Гермиона отступила на шаг, но чужая ладонь лишь сильнее надавила на лицо.

Едва Гермиона подняла палочку, Малфой схватил ее, и заклинание с грохотом врезалось в потолок, а им на головы посыпалась штукатурка.

— Ты правда в меня целилась, — прорычал он. — Я знаю, что...

Она уперлась ладонью ему в грудь и дернула другой рукой, отступая, все-таки вытащив у него свою палочку. Гермиона сморгнула и сощурилась от вспышки яркого света, Малфой выругался, наставив на нее палочку.

— Даже не думай про Обливиэйт, у меня все записано, — сообщила она.

— Ну еще бы, — рявкнул он.

— Вообще-то незаконно наставлять на меня эту палочку.

— Я бы не стал, если бы ты не тронулась.

— Тронулась?

Малфой выгнул бровь, и в миг, когда Гермиона подняла глаза к потолку, палочка вылетела из ее рук. Гермиона крутанулась, но он поймал ее за талию, и она вцепилась в его руку, пытаясь отодрать от себя, и бросилась вперед.

— Гермиона.

Внутри что-то дернулось, будто задвижка, которую она последние месяцы всеми силами удерживала закрытой, но Гермиона проигнорировала это ощущение. Она изогнулась, вновь упершись в него рукой, пытаясь вывернуться из хватки. Резко наклонилась вперед и, почувствовав ослабшее давление, уперлась ногами в пол, но Малфоя лишь повело за ней. До палочки оставалась всего-то пара шагов.

— Гермиона, твою мать, я ничего тебе не сделаю.

Она это знала, но происходящее шло не по плану. Легкий Ступефай и тщательный обыск дома. Если не удавалось получить ответы от него самого, она нашла бы их среди вещей. Должно же быть здесь хоть что-нибудь полезное, что подкинет ей информацию, которой отказывался делиться Малфой.

— Я ничего не записываю, здесь нечего искать, — мышцы на его руке сократились, голос прозвучал тише: — Нельзя спать там, где убиваешь насекомых.

Гермиона обмякла на секунду, переводя дыхание и с отчаянием глядя на палочку. Малфой ее не отпускал.

— Тогда почему не отдашь мне палочку?

— Потому что ты продырявила мне потолок и, скорее всего, меня парализуешь.

— Нет.

— Врунья.

— Скорее врешь здесь ты.

Что-то мазнуло по затылку, Малфой, глубоко дыша, теснее прижался к ее спине.

— Возможно.

Его выдох потревожил кудряшки, и Драко опустил голову ниже, вновь втягивая воздух. Гермиона сильнее сжала его руку, сосредоточилась на его движениях, и перед глазами поплыло.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

Другая рука Малфоя, сжатая в кулак у ее бедра, скользнула вверх и прижалась к животу. Носом он задел мочку ее уха. Гермиона задышала чаще лишь потому, что постаралась отыскать логику и здравомыслие, словно те были разлиты в воздухе.

— А если я с кем-то встречаюсь?

Малфой замер, пальцы на ее животе дрогнули.

— С Эвансом? — вопрос вышел резким.

— Э... ой, да брось, ты... И вообще не твое это...

— Я бы не ушел, если бы мог.

— Ты мог остаться.

— Если бы мог, остался бы. Я хотел.

— Недостаточно. Я бы не дала тебя арестовать...

— Не в этом дело.

Гермиона развернулась, тряся головой, его рука так и продолжала обнимать ее за талию.

— Тогда...

— И если бы ты с кем-то встречалась или не хотела здесь быть, ты бы не пришла.

— Др... — У нее округлились глаза, когда Малфой опустил голову ниже. — Драко...

Один толчок, и он улетит на кровать, а она подхватит палочку. Но изнутри ее прошиб дикий, статический заряд, не имеющий никакого отношения к побегу. В характере Гермионы было встречать пугающие ее трудности лицом к лицу. Малфой внушал ей желание сбежать, и поэтому, гораздо сильнее, ей хотелось остаться. Сдаться, хотя бы в этот раз. Сражаться, стоя посреди бури, которую они создали вместе, отдавшись чувству, которое — Гермиона так и не решила — вызывало то ли боль, то ли эйфорию.

В конце концов, она всегда проигрывала. Они оба проигрывали. Но мир не делился на черное, белое и серое — его наполняли различные цвета, и иногда проигрыш в конце концов означал выигрыш.

Малфой носом скользнул по ее щеке, ладонью сильнее нажимая на спину. Его плечи дернулись, Гермиона отреагировала на дробный звук по тумбочке, с трудом сглатывая через подскочившее к горлу сердце. Его палочка докатилась до стены, и освободившейся рукой Малфой невесомо провел по ее шее.

Гермиона встретилась с ним глазами, и взгляд этот пошатнул стены вокруг сердца, оставляя в груди руины.

— Хорошо, — она закрыла глаза, и Малфой ее поцеловал.

 

(Январь 2000)

Заклинание взрезало кожу на челюсти, но мужчина все-таки повалился на землю, извиваясь в путах. По шее Драко потекла горячая жидкость, он выругался и подошел к лежащему человеку. Палочка матери работала хуже его собственной даже на уровне ощущения, что гораздо больше оставляло его открытым для нападения.

— Еще раз, — спросил Драко, глянув вдоль улицы, — где ты его достал?

Он гонялся за информацией уже несколько месяцев, но был не сильно готов сражаться с противником. Даже знание, кто его конечная цель, не оставляло много вариантов. Нужно было добраться еще до пары человек, и с ними придется вести себя осторожнее, чем он действовал до нынешнего момента.

Драко направил на мужчину палочку, и тот зажмурился.

— Я украл.

— У кого?

— У того парня. Того парня, я не знаю! Джим... Джим Лейвезер, кажется. Он говорил, что получил его от кого-то и должен отнести в лабораторию. Сказал, улучшит рецепт и распространит сам.

— Какая лаборатория?

— Я не знаю! В «Рансоне», наверное, он там работает.

— Где ты с ним встретился?

— В «Ридикулусе», потом мы пошли в «Фелман», но он распсиховался и сбежал даже без мантии. Я ее забрал. Больше ничего не знаю.

Отступив, Драко взмахом палочки разорвал путы и аппарировал.

()

Подвинуться, замереть. Подвинуться, замереть. Гермиона закрыла глаза, глубоко вдохнула и сместилась еще на пару дюймов. Его пальцы соскользнули с ее живота, и рука упала на простынь. Гермиона вновь замерла, выжидая, не пошевелится ли, не проснется ли Малфой, а затем как можно тише выбралась из постели. На носочках прокралась мимо кровати, схватила со спинки стула его рубашку и накинула на себя.

Спальня сразу же вела в пустую гостиную. В столовой располагались стол и лишь один стул, а кухня сперва совершенно не вызвала интереса, пока Гермиона не обнаружила, что за дверью, как ей казалось, в кладовку на самом деле скрывается лестница в подвал. А внизу ей открылось... нечто важное, оставалось только разобраться, что это такое.

В помещении оказалось пять столов, на одном из которых рядами лежали неподписанные ингредиенты. Пространство на остальных занимали два-три котла с одинаковым содержимым, и лишь один был пуст. На каждом столе лежали блокнот с пером и стояла чернильница. Листы были пусты, но на них отпечатались следы прошлых заметок.

Из маленьких окошек проникала едва ли пара лучей света, поэтому Гермиона чуть не пропустила в одном из котлов движение, заметив его краем глаза. Она оглянулась, рассчитывая увидеть муху или свисающего на нитке паука, но вместо этого наткнулась на темное изображение голых ног на поверхности зелья.

Гермиона подошла ближе, задерживая дыхание от удивления и чтобы горький запах не осел на языке. Картинка отливала мутно-фиолетовым, но было видно... руки, накрывающие ноги, икры и... пена. Что-о? Действие разворачивалось дальше, Гермиона покраснела, даже в приглушенном свете не сомневаясь в том, что видит. Она ощущала себя точно так же, когда наткнулась на коробку в шкафу Рона или не потрудилась перед входом постучать в дверь Гарри. Но здесь должно было быть какое-то объяснение.

Дверь на вершине лестницы заскрипела, и Гермиона, метнув в ту сторону взгляд, поспешила к соседнему котлу. Черный. На другом столе котел показывал пассажиров лифта, двери которого открылись, позволяя обеспокоенной женщине втиснуться в толпу. Изображение сместилось на панель мигающих кружков с этажами, будто бы... будто бы его показывали чужими глазами.

Малфой спустился уже до середины лестницы, и Гермиона потянулась к палочке, но нащупала лишь обнаженное бедро. Нет, нет, нет, ей нужно посмотреть, а она еще даже не перебрала ингредиенты на столе, не заглянула в ящики справа и слева, в шкафчик на стене...

Здание. Широкое, в два-три этажа. За ним поднималась гора, а перед входом располагался ряд теплиц. Земля по большей части утопала в грязи и была засыпана камнями, хотя вокруг теплиц кое-где пробивалась зеленая трава. Судя по положению солнца, времени там было примерно как в Англии.

— Нашла что-нибудь полезное?

Гермиона подпрыгнула, хоть и знала, что он подходит. Она даже не понимала, что видит перед собой, потому не могла решить, насколько это полезно. Котел теперь показывал широкие двери, близ которых стояли двое мужчин в темных мантиях.

— Что это? Следишь за людьми?

— Да.

Гермиона, не ожидая мгновенного признания, перевела на него удивленный взгляд. В руках у Малфоя ничего не было, он надел лишь белье и даже не причесался после сна и сейчас подходил к столу с ингредиентами. Она думала, что он постарается выгнать ее из помещения, но Малфой лишь прислонился к столу и почесал живот.

— Чему удивляешься, Грейнджер? — он лениво улыбнулся, и Гермиона на секунду поддалась желанию его разглядеть. Она любила такое его состояние, когда Драко вел себя непринужденно, когда он, совсем ненадолго, был удовлетворен.

— Я удивлюсь, если ты скажешь, кто это.

— Кто они. И нет, не скажу.

— Это происходит сейчас, в настоящем? — Малфой промолчал, но это само по себе было ответом. — Что это вообще?

— Нечто вроде зелья.

— Чтобы пить?

— Чтобы смотреть.

Гермиона вновь обратила внимание на изображение в котле. Оно показывало здание изнутри, человек шел по коридору, где под потолком летали шары света.

— Как? Это чары? Или... они выпили зелье, а в оставшемся отваре видно то, на что они смотрят?

— Почти, — ухмыльнувшись, Малфой оперся руками о край стола. — «Эйфория».

Гермиона глупо заморгала.

— Это... это «Эйфория»?

— Отчасти. Вместе с ней это совершенно другое зелье. Я думал, ты сама разберешься, раз уж заполучила образец, правда, следов в нем было ничтожно мало. — Он пожал плечом и взглянул на интересующий ее котел. — Это старый рецепт с некоторыми изменениями, поэтому оно действует. И ни у кого уже не вызовет подозрений.

— Так значит, «Эйфория»... со всем этим связана? Если ее выпить, тебя покажет котел? Следов чего?

— «Эйфорию» нужно выпить три раза, тогда ее содержания будет достаточно, чтобы она возымела эффект. Обнаружить ее в организме можно было бы, если бы я не разделял ее на три дозы, а оставил одну. Проблема в том, что все дозы должны быть из одной партии, четвертая добавляется в котел, — Малфой махнул на столы. — Если принять часть из другой партии, результата не будет.

— Из-за легких изменений, — пробормотала Гермиона.

Человек из котла вошел в зал, в котором за длинным столом сидели трое мужчин. Они, казалось, чего-то ждали, и Гермиона ждала вместе с ними.

— Я читал, что организм может ее переработать, но на это уйдет несколько месяцев. Так что с этой стороны пока проблем не было. Засада только с одной партией, так что зелье работает через раз.

— Какой рецепт?

— Так сразу не скажу.

Гермиона закатила глаза.

— То есть ингредиенты незаконные. Просто скажи мне.

— Что, Грейнджер, любопытство убивает?

— Нет, но оно довольно болезненно сказывается на тех, кто его вызывает, — она одарила его выразительным взглядом, но тот остался проигнорированным. — Но зачем ты раздал «Эйфорию»? Или поручил другим ее распространить...

— Я уже сказал: я не распространял ее и никому не продавал. Некоторые получили ее в подарок... как испытуемые, но все по согласию. Остальные дозы украли, и кто-то другой, кого я вообще не знаю, стал их продавать.

Гермиона уставилась на чемоданчик из котла.

— Так просто пришли сюда и украли? Или украли с того склада? Со слабыми охранками, — она посмотрела ему в глаза. — Ты это спланировал. «Эйфория» стала популярной, и эти люди не заподозрили, что ее сварили только из-за них. Ты не продавал ее, но позволил украсть.

Выражение лица Малфоя было непроницаемым. Гермиона ненавидела такие мгновения.

— Я не отвечаю за тех, кто ее украл. Они делают, что хотят.

— И что хочешь ты.

— Если бы я так хотел ее распространить, я бы сам ее продавал.

— Рискуя попасться? Вот уж нет. Но ты дал им возможность, и они поступили именно так, как ты того ждал, — Гермиона покачала головой; Малфой не признавался, но она хорошо его знала. — За кем ты следишь?

— Ты не довольствуешься малым, да, Грейнджер?

— Да, но с тобой приходится. — Малфой зыркнул, и она, поняв, какой прозвучал намек, отвела глаза и откашлялась. Драко отлепился от стола. — Скажи мне, что ты ищешь. Это касается противоядия?

— Еще что скажешь? — поинтересовался он, направляясь в ее сторону.

Гермиона пробежала взглядом по блокноту, вернулась к котлу, который явил еще одного вошедшего. Часто ли Малфой сидел в этой комнате, наблюдал за чужой жизнью и записывал увиденное, ища нужную информацию? Можно было поверить, что дело в противоядии, но... точно не в нем одном.

— Если... Я знаю, что один флакон с «Эйфорией» предназначался тебе, но в него добавили яд. Такой же, какой выпил твой отец. Значит, те, кто знают, как создать противоядие — а это те же люди, которые придумали яд, — знают, и кто ты такой.

— Вероятно. Но это не значит, что они в курсе, что такого есть в «Эйфории» или зачем она мне нужна. И они не обязательно поделились информацией о моей личности с тем, кому дали противоядие.

— Кто они такие?

Малфой заглянул в котел, а Гермиону посетило желание пригладить вихор на его макушке.

— Не знаю. Но если им хоть почудится, что их раскрыли, все мои усилия пойдут насмарку. И они убьют всех, кто знает лишнее. Поэтому притормози с моим «делом».

Гермиона вскинула подбородок, и Малфой, даже не глядя на нее, покачал головой.

— Ты, кажется, сказал, что я здесь ничего не найду.

— Ты, кажется, сказала, что скорее всего я вру, — оглянувшись, он ухмыльнулся, ловя ее взгляд, направленный ему за плечо, на шкафчик. — Здесь больше ничего нет. Иначе я бы остановил тебя, пока ты гусеницей выползала из кровати.

Гермиона покраснела и взглянула на Малфоя весьма недобро. Мог бы хоть убрать с нее руку или прямо сказать, что она вольна осмотреться. Он наверняка едва сдерживал смешки, пока она, извиваясь, с колотящимся сердцем выбиралась из кровати.

Гермиона невольно вздрогнула, когда бедра коснулись пальцы, подцепившие полу рубашки, и потерли ткань. Она попыталась взглянуть на него, будто сейчас уйдет, но если бы это было правдой, ей изначально следовало бы одеться, забрать палочку, а потом уже устраивать вылазку.

В следующий раз, когда она проснется, его здесь уже не будет.

— Спасибо, что хоть это рассказал, — засопела Гермиона. — Как под пытками. Наконец-то.

— Вот это благодарность.

Она фыркнула.

— Не за что. Мог бы давным-давно все рассказать, сэкономил бы мне прорву времени и сил. Не говоря уже о том, что ты не упомянул...

— Теперь ты все портишь.

— Теперь ты меня поймешь.

— С тобой опасно находиться рядом, Грейнджер.

— Только когда мне приходится иметь дело с тобой.

— Приходится?

— Да, — для убедительности еще и кивнула Гермиона. — Я пришла к выводу, что вселенная настроена против меня. Куда бы я ни пошла, где бы ни оказалась, поблизости всегда крутишься ты.

— Я пришел к тому же неутешительному выводу. — Его рука скользнула под рубашку, провела по боку, и на спину легла ладонь. Гермиона прижалась к нему без всяких указаний.

— Какая досада, — пробормотала она, поднимаясь на носочки.

— И не говори.

Гермиона поцеловала Драко, обнимая его за шею, и запустила пальцы в волосы. Губы у него были теплые, мягкие, и от этого пустилось вскачь сердце и забурлила кровь, как случалось всегда, независимо от того, что он выражал этими губами. Малфой повел ее в спальню, и она пошла за ним.

 

(Апрель 2000)

Драко засунул в карман портключ — наименее отслеживаемое средство перемещения из Мунго. Аппарировать там запрещалось и, вероятно, вообще бы не вышло, а при полете на метле он был легкой мишенью, хоть лучше и было бы рискнуть, чем потратить портключ и, переместившись в палату, нарваться на целителя.

Он ненавидел сюда приходить. Да и довольно долго вообще не приходил. Драко не хотел видеть ни проявления болезни, ни вытекающую изо рта пену. За пределами больницы Драко занимался делом. В палате он чувствовал себя, да и был совершенно беспомощным. Возникало ощущение, что он посещает склеп, и если бы Драко не знал, что где-то существует противоядие, ему было бы во сто крат хуже. Приходить к мертвым сложно — приходить к умирающим живым, которым неведомо ничего за пределами нескончаемых страданий, гораздо тяжелее.

Драко обошел дыру, которая оставляла от второго этажа больше пустоты, чем самого пола, и зажег в помещении свет. Половина флаконов исчезла. Длим что, думал, он не заметит пустующую полку? Взял бы уж тогда все. По крайней мере, этот идиот смог преодолеть охранные чары. Драко даст ему еще неделю на то, чтобы распродать партию, а потом придет спрашивать по счетам. Человеку, спустившему воровство, доверять особо не станут.

Выключив свет, Драко аппарировал в коттедж и проверил, что его местоположение никто не обнаружил. Ему отлично удавалось прятать следы, но чем ближе он подбирался к цели, тем больше проблем возникало.

Драко зажег факелы на стенах подвала и прошел мимо столов, мимолетно взглянув на тот, что был завален ингредиентами и зельями. Изощряться становилось все сложнее. На «Эйфорию» и родственное ей зелье ушли ингредиенты, которые Драко никогда не приобретал напрямую, опасаясь, что кто-нибудь поймет, что к чему. Часть запасов ему пришлось покупать, но каждый раз он посещал разные лавки под разными личинами. Оставшиеся ингредиенты он доставал самостоятельно, порой тратя деньги не на слюну животного, а на него целиком, порой выделяя нужное из уже сваренных зелий. Если бы кто-то догадался, что именно он готовит, выуживать информацию стало бы значительно сложнее.

Драко оглядел ряды котлов, в которых на поверхности зелий мелькали изображения. Без «Эйфории» он бы никогда не продвинулся так далеко — она дала ему знание о местах и связях, и, расходясь по рукам, лишь открывала новые факты. Когда именно Драко выяснит все, что нужно — лишь вопрос времени, пусть даже несколько раз он сбивался с курса. Драко всегда возвращался на верный след. Мало кто представлял, на что он готов пойти.

Сегодня придется действовать быстро, если он хочет уловить хоть что-то полезное, и флаконы нужно доставить, пока Длим не принялся за продажу.

Открыв шкаф серией заклинаний, Драко бегло прочитал этикетки с именами, прикрепленные к подставке под зелья, и выбрал по одному флакону для четырех разных целей. Глотту полагалась последняя доза. Этот зельевар внештатно работал в «БГК» и знал всех нужных Драко людей, отчего выбор в первую очередь и пал на него.

Драко рассовал флаконы по разным карманам, тихо повторяя имена, чтобы позже не спутать, кому какую дозу дать. Закрыв створки и навесив на шкаф заклинания, он затенил волосы и кожу и аппарировал в клуб.

 

()

— Я же сказал, я был на Косой аллее, смотрел товары для квиддича. В выходные у меня планировался дружеский матч.

— Где?

Гермиона знала, что если именно сейчас посмотрит на Малфоя из воспоминания, тот будет хмуриться и сверлить мракоборца чересчур убийственным для такого разговора взглядом. На его лице будет написана усталость — та, что приходит с горем и давит на плечи, отчего каждое движение чувствуется сродни подвигу. Смотреть на него в этот момент было больно из раза в раз, поэтому Гермиона не смотрела.

— У Поттера.

— Твое знакомство с Поттером тебя сегодня не спасет, Малфой. Где именно на Косой аллее?

— В магазине «Все для квиддича». Я купил метлу, которую вы, конечно, нашли, когда перерывали мой дом. В который раз.

— Я проверю в списке. Нас больше интересует вещество, которое мы обнаружили во рту твоей матери. Ты же слышал?

В этот момент Гермиона тоже не могла на него смотреть. Драко умел прятать эмоции, скрывать их за холодностью, которая заставляла прохожих обходить его на улицах, а ее — кричать от раздражения, но его боль все еще была слишком свежа и сильна. Он выглядел разбитым, будто от произнесенных собеседником слов в нем что-то хрустнуло и разлетелось, и у него не было ни малейшего желания собирать осколки.

— Белую пыльцу, Малфой, смертельно ядовитую. И видели мы ее первый и единственный раз лишь той ночью. В сейфе, под паркетом в твоей спальне, с галлеонами и документами на твое имя. Так как, скажи на милость, кто-то другой мог убить твою мать ядом, который находился исключительно в твоем распоряжении?

Тишина. Гермиона, подняв глаза, замерла от выражения лица Малфоя. Кого убили и где? Тем же взглядом он смотрел на нее в номере отеля, после того как она сообщила, что кто-то убивает людей его палочкой. В первые секунды его эмоции можно было принять за гнев. За «если это правда, я сейчас сделаю кому-нибудь больно». Но в этом наблюдении отсутствовали важные детали: догадка и понимание. Будто он знал, кто за этим стоит, и ему требовалось последнее подтверждение.

— Такую же, как в сейфе? — было последнее, что услышала Гермиона, потому что она вынырнула из воспоминания, переходя в другое, не желая видеть, в какую ярость он впал после этого вопроса.

 

(Июнь 2000)

Драко узнал ее с первого взгляда. У него не возникло даже капли сомнения, хоть ее лицо и было чужим, ведь он слишком часто видел его поверх надгробных камней. Грейнджер создала себе где-то с полдюжины разных обличий, но это Драко знал лучше всех.

А быть может, разум играл с ним злую шутку. Быть может, желание увидеть ее материализовало кого-то похожего, чьи черты лица издалека совпадали с ее чертами. Быть может, сработало подсознание, ведь две женщины, у которых Драко покупал зелья, постоянно носили чужие лица, и это напоминало ему о Грейнджер. Быть может, прошлой ночью она снилась ему в этом облике, а не с привычными кудрями и улыбкой.

Вопреки всему Драко узнал ее и замер сам, замерло дыхание, и из груди чуть не выпрыгнуло сердце. Ему сильнее хотелось остаться, чем уйти, но реальность была немилосердной сволочью и плевать хотела на чужие желания.

Грейнджер мазнула по нему взглядом, и Драко отвернулся. Жадно вдохнув горячий воздух, он сгорбился и, врезавшись в толпу, поспешил к дверям, к выходу, пока не поддался желанию остаться.

 

()

— Нарцисса Малфой.

— А? — отозвалась Гермиона, с чьей вилки соскользнула лапша.

Финк протянул пергамент и шлепком прижал его к столу.

— Отчет невыразимцев по твоему следу. Ближайшее совпадение — Нарцисса Малфой. Не расскажешь, каким образом мертвая женщина ударила тебя заклинанием?

Гермиона запихала в рот целую вилку лапши, в целях облегчения пищеварения пережевывая ее сотню раз. И, возможно, для того, чтобы дать себе на ответ несколько секунд и собрать мозги в кучу. А ее еще спрашивали, почему она предпочитает работать одна.

— Я видела Драко Малфоя. — Раз десять. Плюс-минус. — Вы с Эмили пошли на свидание, а я решила присмотреться к мужчине, связанному с «БГК» — это та компания, где работал О'Киф. Они все как-то связаны с теми двумя убийствами. Столкнулась с Малфоем, он меня разоружил и сбежал.

— Надо было подождать меня! Я...

— Я не ждала никаких проблем. Мужчины на месте вообще не оказалось, Малфой, подумаешь, попался. По-моему, он пробрался в кабинет. Правда, никаких проблем, не о чем волноваться, по крайне мере мы узнали, какой палочкой он пользуется. Во всяком случае, не своей. Лапшу будешь?

 

(Сентябрь 2000)

Драко стоял в узком кабинете аптеки Гернхарта, в единственном закутке, где в принципе возможно было стоять. Все остальное пространство покрывали старые заржавевшие предметы, ингредиенты и кипы бумаг. Смесь растительных запахов отнюдь не дотягивала до ароматов цветочного сада, забивая нос зловонием.

— Отличное качество.

Драко и так это знал — сам сварил эти зелья.

— Отличное. Я пришлю новую партию совой.

— Спасибо, Рон.

Драко мысленно содрогнулся и, достав из кармана мешочек галлеонов, бросил его на стол. Старик уставился на деньги, забыв закрыть пробкой флакон.

— Я говорил, что меня будут искать...

— Женщина из прошлого. Это же...

— Я не люблю делиться подробностями своей жизни, но на прошлом месте работы я не сильно скрывал, где живу. Если она появится, скажете ей, что я работаю у вас уже несколько месяцев? Чтобы она немного успокоилась. А это вам в качестве благодарности. Если после ее прихода ничего не случится, я пришлю вам еще половину. — Разглядев на лице старика сомнение, Драко подтолкнул к нему мешочек. — Я настаиваю.

Он не знал наверняка, не обманула ли Грейнджер, назвав его «Роном» — прежде его так не называли, да и слишком уж напоминало об Уизли, — но не в привычках Драко было упускать подвернувшиеся возможности. Грейнджер знала что-то об «Эйфории», что само по себе было проблемой, и определенно намеревалась расспросить аптекарей насчет него самого. Если она вышла на чужое имя, Драко не станет ее разубеждать. Ему было нужно, чтобы она держалась от этого дела подальше.

— Хорошо.

— Договорились.

 

()

Постель пребывала в том же беспорядке, в каком Гермиона ее оставила, за исключением собранных дугой складок на левой половине. Она точно не проводила по простыне рукой и не представляла, с чего бы так делать Малфою.

Гермиона опустила глаза на записку в руках. Левый угол испачкала капля чернил, что значило, что он не сразу подобрал слова. «Можешь сообщить мне о статусе моего запроса. Информацию можно послать на старый адрес. С уважением, Рон Уилсон». Гермиона не понимала, о чем речь, сомневалась, что получит ответы на свои вопросы. Часть ее надеялась, что теперь-то все кончится, но вероятность этого была мала. Да и концом это не казалось — ничего на самом деле не кончается, пока не ощутишь этого всем сердцем.

Гермиона обратила внимание на шорох одежды — в гостиной появился Малфой с поднятой палочкой, которую при виде нее он сразу опустил. Гермиона кашлянула и поторопилась покинуть спальню, стараясь не создать впечатления, будто сбегает.

— Чего ты хотел?

— Чашку чая, — протянул он. Она скрестила руки, его взгляд прошелся по ее телу, довольно верно считывая настроение, — это раздражало. — Я бы не отправил сову, будь у меня выбор. На данный момент я исчерпал все варианты.

Он и его решения. Драко всегда отчаянно верил, что не имел другого выбора. Возможно, чтобы смягчить реакцию того, кто примется осуждать его за провальный шаг.

Гермиона постучала ногой по полу, замечая, что Малфой был расслаблен, только после того как он напрягся.

— Мне нужен последний ингредиент.

— Что?

— Растение. Зеленое, белые споры, неровные края, длинная лоза. Кончик может загибаться.

Она уставилась на него, ожидая услышать настоящую причину.

— Да ты издеваешься.

— Мне нужно это растение, Грейнджер. У меня нет зацепок, и я не знаю, как их найти. Каждый день на счету, ты это знаешь.

Гермионе хотелось что-нибудь разбить.

— Ты же не хотел, чтобы я помогала? Чтобы вмешивалась? — Малфой злился, скорее на то, что загнал себя в такую ситуацию, чем на нее, и не ответил. — Значит, ты собираешься все мне рассказать? Перестанешь рисковать моей карье...

— Это твое решение, не вешай его на меня. Ты не паришься насчет правил, когда считаешь, что поступаешь правильно. Ты сама выбираешь, а не я тебя заставляю.

— Мне бы не пришлось, если бы ты не скрывал...

— Я уже все рассказал тебе про «Эйфорию», и ты знаешь, зачем мне ингредиенты...

— Ведь дело не только в...

— ...спрашивал бы тебя в другом случае. Ты не рискуешь и не нарушаешь закон...

Гермиона фыркнула.

— И что ты будешь делать, если я скажу, что это?

Вломится, украдет, смешает с другими незаконными ингредиентами.

— Изучу.

Гермиона взмахнула рукой.

— Зачем?

— Для общего развития.

Она закатила глаза, а Малфой, казалось, предпочитающий нападать именно в такие моменты, сделал к ней три шага.

— Вот же ты врун.

— А ты мракоборец, и с тобой страшно связываться, когда тебе приходится выбирать из двух вариантов, оба из которых тебе кажутся верными. — В ответ на ее раздраженный взгляд он снял с рубашки невидимую нитку. — Я просто прошу назвать растение.

Для противоядия. Гермиона знала, что он недоговаривает, что он не прятался бы столько времени, если искал только то, с чем она могла помочь. Наверное. Малфой был не менее упрям, чем она. Но растение требовалось для противоядия, это она знала. Даже если Гермиону мало заботил Люциус Малфой, она... она беспокоилась за Драко.

— Я помогу при одном условии.

— Ну еще бы, — пробормотал Малфой, которому не помешал ее грозный — явно, недостаточно — вид подойти ближе.

— Ты ответишь на три вопроса.

Размышляя, он опустил глаза в пол, оттянув языком щеку.

— На два. И смотря какие вопросы.

Гермиону устроил этот вариант — рассчитывай силы и все такое.

— Ты сделал пыльцу из твоего сейфа?

Малфой посмотрел куда-то за ее плечо, на его лице отразилось сомнение, которое сменилось вызывающим выражением.

— Да. Хотел отравить Дамблдора, но потом решил, что лучше взять обычный яд. Мой действовал быстрее и эффективнее, но его, в случае чего, можно было бы отследить.

Шестой курс. Шестой курс.

— Кто знал код?

— Кто угодно, кто его выяснил.

То есть он сам его никому не сообщал?

— Ладно, тогда кто знал, что внутри есть пыльца?

Малфой пожал плечом.

— Кто угодно, кто знал код.

Его ответы были простыми, но звучали для Гермионы полными загадками. Кто угодно, кто выяснил код, найдя сейф, или выяснил его у Драко? Кто угодно, кто знал код и, значит, видел сейф или определенный человек или люди, которым он рассказал сам?

— Кто мог знать до того, как открыл сейф?

Повисла тяжелая пауза, и по виду Малфоя Гермиона поняла, что не дождется ответа.

— Ты сказала про два вопроса. Это уже четвертый.

— У тебя невнятные ответы.

— Какие вопросы, такие ответы. Не говоря уже, что бессмысленно спрашивать меня о том, что уже ничего не значит.

Вот только оно значило. Уайетт, мужчина, который умер в Азкабане после обвинения в убийстве Нарциссы, едва ли был связан с Пожирателями смерти. Во время войны он сражался на стороне Волдеморта, но никогда не принимал метку, и в темных кругах его связывали с наркотиками и изнасилованием. Он не мог найти подпольный сейф в спальне Драко, забрать пыльцу и убить Нарциссу. Самостоятельно — не смог бы. Да и кроме того, воспоминание об убийстве, которое извлекли из его головы, было настолько слабым, что его чуть не пропустили, и в Министерстве решили, что Уайетт стер себе память.

Гермиона знала, что здесь крылось нечто большее. И также знала, что разберется в этом деле до конца, хоть с помощью Малфоя, хоть без.

— Др...

— Теперь ответь на мой.

— Как...

— «Как» похоже на очередной вопрос, Грейнджер.

Он больше ничего не расскажет. Если Гермиона надавит после того, как Малфой поделился с ней почти что бесполезными ответами, он лишь разозлится и не даст ей больше ни шанса. Разрешив ей первой задавать вопросы, он продемонстрировал высочайшее доверие, оказать которое был сейчас способен.

— Листья тамтига, — тяжело вздохнула Гермиона. — Белых спор на них обычно нет, споры показываются при взаимодействии с порошком корня мандрагоры. Может, еще с чем-то, но это все, что я читала.

На данный момент. После того, как растение вызывало у Клива поток околесицы, ей не хватило времени изучить информацию как следует. До нынешнего момента Гермиона не была уверена, что листья — это последний ингредиент. Разве что Малфой пытался сбить ее с толку, но он посчитал бы ингредиент заключительным, только если был на сто процентов уверен. По крайней мере ей стало известно о спорах. Эти знания потребуются ей самой для приготовления противоядия.

— Я не скажу, где их достать, так что если...

— Я и не спрашивал.

— Отлично. — Гермиона качнулась назад, но Малфой все равно успел ухватить кудряшку, вытянул ту и отпустил, позволяя скрутиться.

— Отлично. — Его рука скользнула ей в волосы, и он опустил голову.

Серое, голубое, белое — и Гермиона его толкнула.

— Я веду твое дело. Нам... нам нельзя.

Лоб Малфоя прорезала морщина, Гермиона перевела взгляд на нее, лишь бы не смотреть ему в глаза.

— Нас это уже не остановило.

— Да, ну, я почти во всем разобралась, так что, возможно, после... не отвлекаясь... без конфликта интересов... то есть потом мы сможем... тогда вероятнее. После...

— Того, как расследуешь дело?

— Да, именно.

Этот ответ прозвучал гораздо убедительнее «Нам нельзя», потому что Малфой, отпустив ее, отошел на два шага. Глаза его смотрели холодно.

— Возвращайся домой.

Гермиона выпустила тихий «чу» и резко развернулась, только чтобы тут же повернуться обратно.

— Вот именно поэтому ты меня бесишь! Я мечтаю заколоть тебя палочкой! Мечтаю... Гр-р!

Малфой вскинул бровь, а Гермиона, прищурившись, зарычала. Ему было весело, и от этого ей только сильнее захотелось сделать хоть что-нибудь.

— Ты невыносим! Только потому что я... — Он усмехнулся, и сердце Гермионы прыгнуло до горла, но она лишь покачала головой то ли на него, то ли на саму себя. — Нельзя просто взять и утаивать информацию, чтобы я день и ночь пыталась разобраться сама и помочь тебе, а потом вести себя... — она махнула между ними рукой, — как... как...

— Невыносимый человек?

— Да. И ничего смешного тут нет.

Чтобы побороть улыбку, Малфою пришлось опустить лицо, а может, хватило одних мыслей о нынешней ситуации, которые успешно прогнали все веселье.

— До сегодняшнего дня я не просил и хотел, чтобы ты помогала. Ты знаешь, что я предпочел бы. Я справлюсь и сам. Пока мне вполне удавалось. Мне нужно... ты понимаешь?

— Понимаю, — Гермиона разгладила мантию, — но не принимаю.

— Тогда тебе придется принять тот факт, что мне больше нечего тебе сказать. Если будешь и дальше гоняться за призраками, я закончу гораздо раньше тебя. Ты даже близко не подошла к разгадке, Грейнджер. Я уже рассказал тебе все, что нужно знать.

Все, что считал нужным он сам. Гермиона не понимала, почему он ей не доверяет.

— Пришли сову, если что-то нужно, — сообщила она и аппарировала, не желая слышать, зачем он открыл рот.

 

(Октябрь 2000)

— Из чего оно?

Драко покачал головой.

— Не могу сказать. Ты же разбираешься в зельях? Работаешь на «БГК»?

— Я не только там работаю.

— Нет?

— Я в свободном полете. — Взгляд Скотта перешел на стену. — Тут заказ, там заказ.

Именно поэтому Драко жаждал узнать больше.

— То есть знаний у тебя хватает, раз за твоими услугами выстраиваются в очередь. Тогда ты понимаешь, почему я не могу раскрыть состав.

— Что мешает мне изучить зелье в лаборатории?

Забывшись, Драко позволил проявиться злости, и Скотт сощурился. Драко уже больше пяти минут убеждал парня принять зелье — в прошлые разы собеседники соглашались не в пример быстрее. То ли его тормозило упрямство Скотта, то ли Грейнджер, заполонившая все мысли.

Заполонившая его жизнь. Очистив склад от «Эйфории», Драко пришел прямиком в паб, а Грейнджер все-таки заполучила себе один флакон. Должно быть, проследила за Клемом, который убрался прямо перед ее появлением. Впервые столкнувшись с ней вновь, Драко понял, что Грейнджер станет угрозой, но надеялся, что на распутывание клубка у нее уйдет больше времени.

Ее охранки все еще пускали его в квартиру. Каким-то образом это знание тревожило его сильнее всего остального. Уходя, он думал, что она его возненавидит и напрочь вычеркнет из своей жизни. Но Грейнджер оставила квартиру нараспашку, и он мог заявиться в любое время. И, видимо, она хотела, чтобы он пришел. Из-за этого Драко мучило чувство вины, а оно имело привычку оседать на стенках черепа, оттеняя собой каждую мысль.

— То есть ничего, — закатил глаза Скотт и, покачав головой, поднял бокал, всем видом показывая, что тратит время на идиота. Драко так и подмывало проклясть парня, чтобы тот целый месяц и пальцем пошевелить не мог без боли.

Он проглотил три первые ответа, которые ни капли не способствовали убеждению.

— Ничего. Но я дам тебе только три дозы, а если одну ты потратишь, то не испытаешь конечного эффекта. Хотя бы попробуй сначала.

— В крайнем случае куплю у распространителей...

— Ты не найдешь тех, которые получили ее от меня, но всегда можешь рискнуть непроверенным источником. Как я сказал, я уже давно выкупил всю бракованную партию «Эйфории», но как знать, кто еще попробует сварить ее кривыми руками.

Скотт разглядывал его со смесью раздражения и интереса. Драко потянулся к правому карману, но, опомнившись, залез в левый. Он поставил на угол стола флакон, пальцем удерживая тот в вертикальном положении за пробку, и склонил голову.

— Что интереснее, Скотт? Понять состав... или испытать это самому?

Облизав губы, Скотт метнул взгляд за плечо Драко, где коллеги зельевара как раз испытывали эффект от «Эйфории» на себе. В этой части клуба было безопасно — по крайней мере, для тех двоих, — и Драко не собирался уходить, пока не увидит, как Скотт выпьет первую дозу.

Тот залпом покончил со своим пойлом и дважды повел плечами, наблюдая за коллегами. Драко подвинул флакон ближе к Скотту, и парень, втянув воздух, выхватил фиал у Драко из-под пальца.

— Только один раз.

Никто не удерживался от второго.

— Ну давай.

 

()

В мусорку полетела папка с нацарапанным именем «Панси Паркинсон». В ней содержалась вся собранная информация, которая никому не пригодилась — в том числе и Гермионе. Оттолкнувшись ногами от пола, она въехала за свой стол.

Последними вероятными кандидатурами из ее списка оставались только Гойл и Нотт. Если бы Волдеморт или любой другой Пожиратель нашел пыльцу во время войны, ею бы скорее воспользовались или как минимум подорвали сейф. А тот ведь при повторном обыске Малфой-мэнора, который даже после войны производили с меньшим тщанием, нашли нетронутым. Но опять же, в этот раз главным образом думали на Драко.

Альтернатив должно было быть не так много. Когда мракоборец упомянул пыльцу, достаточно было посмотреть Драко в лицо. Он понял. Будь вариантов много, ей бы не показалось, что его озарило. Для Гермионы это значило, что возможные подозреваемые узнали о пыльце — или сейфе как минимум — случайно, либо им сказали, либо они создавали ее вместе с Драко.

Она мельком рассмотрела кандидатуру Люциуса, но каким бы чудовищем ни был Малфой-старший, жену он любил. Наиболее вероятным подозреваемым был Гойл, с которым Драко вместе с Крэббом проводил больше всего времени и которому мог рассказать о пыльце, полагаясь на бесконечную преданность Гойла. Но Гойл не казался Гермионе достаточно умным, достаточно храбрым или магически одаренным для того, чтобы победить Нарциссу и Люциуса.

Поэтому оставался Нотт. Человек, о котором она сама едва ли что знала, и, как оказалось, остальным было известно не больше. Но учитывая, что на Слизерине тот жил непринужденно, пользовался уважением на факультете и без видимых усилий сдавал экзамены, он должен был быть в какой-то мере сообразительным и способным совершить то, что произошло.

Проблема — куда без них — заключалась в том, что Гойл и Нотт отбывали срок в Азкабане со времен битвы за Хогвартс. Либо они лично поделились с кем-то информацией о сейфе, либо организовали убийство, сидя в тюрьме. Поэтому перед Гермионой на столе лежала конкретная папка.

Гермиона рассортировала отправленные и полученные письма Гойла и Нотта и начала с самого толстого конверта.

 

(Ноябрь 2000)

Драко со злостью смотрел на скованные руки Клива и его грязные ногти. Первоначальная злость, одолевшая его после ареста мужчины, поутихла, но по-прежнему тлела в глубине души и не собиралась исчезать, пока не найдется новый информатор. Драко все еще обрабатывал людей, о которых узнал через глаза Клива, и, хоть был уверен, что они выведут его в нужное место, он не знал, найдет ли при этом недостающие ингредиенты для противоядия. Поэтому ему нужен был Клив.

Изображение перешло на Грейнджер, и Драко включил над котлом лампу, освещая картинку, пока с той не исчез мутный оттенок. Гермиона оставалась собой: непослушные кудри, поджатые губы и раскрасневшиеся щеки, которые наливались цветом, когда она преисполнялась решимости — помимо всего прочего. Драко нравилось наблюдать за ней в таком состоянии, готовой сражаться, но только когда ее внимание было направлено на него. Не сейчас, не на мужчину под Веритасерумом, осведомленного о тайнах, которыми Драко не горел желанием делиться.

О чем шел разговор, ему было неизвестно: изображения не передавали звук, а Клив отводил взгляд, едва только Грейнджер заговаривала. Но Драко все равно задержался у котла, упиваясь ее видом, ведь Грейнджер не подозревала, что он смотрит, и не могла отвернуться.

 

()

«В саду нашей юности, выложенное камнем и мрамором, доказательство». Поэма занимала два листа пергамента, но именно к этой строке Гермиона возвращалась из раза в раз. Поначалу она отмахнулась от этого письма, но Теодор Нотт на него так и не ответил, а сама она никогда не слышала этих стихов. Когда в письмах Нотту и Гойлу не нашлось ничего на первый взгляд подозрительного, Гермиона стала копать глубже. И постоянно возвращалась к поэме.

Гермиона разглядывала фонтан в саду поместья Ноттов. Со всех сторон его окружал снег, на котором отпечатались лишь следы лап пробегающего к лесу животного. Гермиона подобралась поближе, рискуя почерпнуть ботинками снег. Она обошла фонтан по кругу, очищая землю, и растопила сугробы в пределах бортика.

Разоблачающие чары ничего не дали. Внутренняя часть резервуара выглядела совершенно обычной, как и стенки, но потом Гермиона добралась до основания фонтана. Упав коленями на землю, она опустилась на четвереньки, внимательно приглядываясь к линии, идущей вдоль низа бортика. Та казалась обычным углублением, но по бокам шли тонкие бороздки, и вот они-то намекали на нечто интересное.

Гермиона попятилась, пока не уперлась ботинками в снег, и, воспользовавшись вытягивающими чарами, медленно отвела палочку назад. Бороздки превратились в щели, камни скрежетнули, и звук разнесся по всему саду. Гермиона отодвинула плиту в сторону, оборвала заклинание, осветив новым тайник, и обнаружила металлическую шкатулку.

Она ведь знала, что поэма что-то значит. Иначе зачем отправлять ее Нотту? Его родители умерли, а дальние родственники оказались гораздо более дальними, чем в других семьях. Но кто-то нашел время спрятать здесь шкатулку и сообщить о ней Нотту. Гермиона полагала, что ответ кроется внутри.

Она призвала находку, но та ударилась о барьер, вызвав искры.

У Гермионы ушел час на то, чтобы взломать чары, но сама шкатулка так и не поддалась.

(Ноябрь 2000)

Драко не торопясь снял с теплицы охранные чары — видел недавно, как этим занимался местный сотрудник. Несколько месяцев назад на складе он поторопился и в итоге заработал себе гнойники, а едва освободился из оков заклинания, как пришлось спасаться от заметившей его охраны. Драко хорошо усваивал уроки с первого раза. Если он вновь переживал определенные последствия, то делал это целенаправленно.

Драко бросил взгляд через плечо; глаза привыкли к слабому лунному свету, так что можно было разглядеть край соседней теплицы. Стояла тишина, из темноты в него не летели никакие заклинания, поэтому, если кто-то и был здесь, он ждал, пока Драко зайдет внутрь. Если только этим кем-то не была Грейнджер. Он бы предпочел еще раз нарваться на охранников, чем на нее. Их он по крайней мере мог обездвижить, не подвергая вылазку опасности и оставив валяться на земле. Если он обездвижит Грейнджер, бросить ее здесь будет нельзя, и она выложит к нему дорогу ярости, где бы ни нашла его в следующий раз. И скорее всего расстроит ему все планы.

Метнувшись внутрь теплицы, Драко осмотрел лежащие в земле растения и нашел то, которое последним украл Клив перед тем, как его за это арестовали. То же самое место, то же самое растение, вот только Драко не был неловким идиотом.

Он подрезал растение согласно инструкциям в книге, аккуратно убрав стебли с листьями в сумку. Точным движением рассек ствол, собирая в фиал сок и следя за тем, чтобы тот не попал на пальцы. Драко наполнил флакон под завязку, убрал в карман и выбрался из теплицы.

()

Гермиона уставилась на измотанного целителя, появившегося из шумной палаты, заполненной людьми в белых халатах. Как она полагала, они пытались выяснить, кто и как совершил, казалось бы, невозможное, но знала, что у них ничего не выйдет.

— Мы заметили изменения, но, как я сказал ранее, не могли определить, свидетельствовали они об ухудшении или улучшении его состояния. Позже состояние стабилизировалось, а через восемь часов — улучшилось. Яда в организме не осталось, но телу еще нужно оправиться от последствий отравления. Мы не можем сказать, когда он очнется.

— Но Люциус Малфой исцелен?

— От яда — да. Точнее вы сможете узнать, когда он очнется. Должен предупредить: отравление могло сказаться на его умственных способностях, и есть шанс, что он не вспомнит предшествующие этому события.

Гермиона кивнула.

— Мы учитываем такую возможность. Убедительно просим вас не афишировать эту информацию и ограничить круг лиц, которые имеют к ней доступ. Мы пришлем охрану к дверям палаты. Сообщите нам сразу же, как он очнется.

— Я уведомлю Министерство после необходимых проверок.

Гермиона прикусила язык, так и не уточнив, сколько времени займут эти проверки.

— Свяжитесь со мной через камин, как только станет возможно. Это чрезвычайно важно.

(Декабрь 2000)

Драко толкнул деревянную дверь сарая, стоявшего за домом — та дрогнула и громко шаркнула по цементному полу. На стенах рядами висели полки, занятые медными котлами разнообразных размеров. Драко давно убрал их сюда, решив, что те больше не пригодятся, но не выбросил на случай, если ошибется. И ошибся.

Он видел, как Вратта убил троих, но тот принял все три дозы, а месяц спустя Драко искушал «Эйфорией» людей на порядок выше тех, с кем имел дела Вратта. Драко потом ушел в сарай и запомнил имя Вратты лишь из-за одного единственного случая. В тот раз он убедил себя, что неправильно прочитал слово. Что «Блэк» настолько прочно укоренился в его разуме, что с ним путались все похожие слова, и он ошибочно принял «Вратт» за «Блэка». Мужчина, которого тот убил, Стаут, был из числа клиентов Драко, но ничего удивительного в их знакомстве с Враттой не было.

Теперь, после слов Грейнджер, Драко понял, почему Вратта всегда заканчивал работу двумя Убивающими. Потому что пользовался второй палочкой. Палочкой Драко. Если бы Стаут не сказал что-то похожее на «Блэк», Драко бы еще сомневался, но теперь все вставало на места. Его пытались подставить либо из-за паранойи, либо потому что знали, что он сам их ищет.

О комнате под гостиной знал ограниченный круг лиц, а министерские туда бы не проникли. Это были те же люди, которые создали отраву для отца и знали о пыльце в сейфе. Все возвращалось к сейфу, а узнать о нем кому-то чужому было бы сложно. Драко предполагал, что существует посредник, но лишь один. Другими словами, от нахождения здания его отделял как минимум один человек, и пока этой информации хватало. Не прятаться же до бесконечности. Драко знал, что враг может явиться с любым лицом, но был готов к встрече.

Он осторожно, чтобы содержимое не перелилось через края, поднял котел и вынес его из сарая.

()

Гермиона подскочила было со стула, но тут же опустилась обратно, воздев руки к потолку, и оглядела кабинет в поисках чего-нибудь, что помогло бы успокоить всплеск адреналина. «Отравлен, отравлен, отравлен, яд: неизвестен».

Она вновь обратила взгляд на документ о смерти Нотта, пропуская заключение о суициде, чтобы прочитать сам отчет. «...пятого мая... в спальне в поместье Ноттов... в течение пяти часов. Свежих ранений не обнаружено, самые последние получены в битве за Хогвартс. Губы золотистого цвета с чешуйками...»

Сердце застучало со страшной силой, Гермиона сгребла кипу документов в сторону, даже не заметив, как парочка свалилась со стола. Она пролистала стопку до конца, раскрыла ящики и наконец-то нашла нужную папку. Шлепнув ее поверх отчетов о Нотте-старшем, Гермиона переворачивала листы, пока не добралась до сообщения о смерти. «...предположительно с применением физического принуждения ввиду того, что следов магии на жертве не обнаружено. Костяшки... губы золотистого цвета, разъедены».

Убористый почерк расплывался перед глазами, мысли перескакивали с одной на другую.

— Господи, — пробормотала она.

Пятого мая Драко находился в тюрьме, да и не думала Гермиона, что это сделал он. Он сказал, что создал яд, и хоть существовала возможность, что яд создавали и раньше, ее нынешние находки не были похожи на совпадение. Теодора Нотта арестовали третьего мая, поэтому он выбывал из подозреваемых, но скорее всего именно он сообщил кому-то о яде в сейфе Драко. Тому, кто отправил Нотту поэму и спрятал что-то в его доме. В доме, доступом к которому без ведома Министерства должны были обладать исключительно его сотрудники и члены семьи Ноттов.

За всем этим определенно стоял Пожиратель, чьей ненависти к Малфоям хватило, чтобы пойти на убийство Нарциссы и обречь Люциуса на медленную смерть. То были деяния из ненависти, порожденной предательством. А учитывая выступление Люциуса перед Визенгамотом и спасение Гарри Нарциссой, злоумышленником мог быть любой Пожиратель. Если брать в расчет еще и яд, и попытку свалить на Драко смерть матери, он, возможно, старался не прибегать к использованию палочки, потому что след от нее был занесен в базу. Однако не каждый Пожиратель мог пройти сквозь охранный барьер поместья, создать яд такого уровня, от которого пострадали Люциус и жена Клива, и не полениться оставить что-то для Теодора. Если бы Теодор считал Драко виновным в смерти старшего Нотта, намеки на это нашлись бы в азкабанской переписке. Единственный подходящий подозреваемый был мертв.

Очень кстати мертв. Его объявили погибшим сотрудники отдела правопорядка, стремящиеся как можно быстрее после победы поймать оставшихся последователей Волдеморта. Погибшим от той же самой пыльцы, с помощью которой убили Нарциссу Малфой. Пыльцы, о которой Нотт мог узнать от сына и до которой мог добраться, пока Драко учился на седьмом курсе, а в Малфой-мэноре властвовал Волдеморт.

«Ему нужна месть». И Драко, который до сих пор не появился, хоть отец его и был исцелен, тоже искал отмщения.

(Декабрь 2000)

Драко поставил коробку на стойку и оглядел остальные, раскиданные по кухне, убеждаясь, что все приготовил. Перенести содержимое подвала и сарая было труднее всего, и от постоянной аппарации теперь кружилась голова. Прошедшая ночь и переезд совершенно его измотали, и от усталости путались мысли.

Стоило бы упасть в кровать и заснуть, но Драко аппарировал в подвал, чтобы приглушить хлопок. С трудом переставляя ноги, он поднялся по лестнице и прошел через дом, но звук тяжелых шагов ее не разбудил. Драко избавился от всяческих признаков своего пребывания в доме, за исключением кровати и Грейнджер, и больше не имел ни малейшего желания шевелиться. Ее запах, пропитавший простыни, отвлечет его не хуже самой Гермионы.

Он пока не собирался переезжать, другой дом служил ему запасным вариантом на случай, если кто-то обнаружит этот. Грейнджер лишила его выбора. Если придется, он вернется в этот дом, желательно убедившись, что она перестала его здесь ждать, хоть и тайные посещения Грейнджер привлекали его больше возможности появления тех, кто его искал.

В свете солнечных лучей ее кожа была бледна, а волосы спутаны от сна и его рук. Если бы он лежал рядом, ее нос прижимался бы к его шее, волосы лезли бы ему в лицо, а ее дыхание, поначалу прерывистое, позднее бы подстроилось под его дыхание. Порой Грейнджер во сне разминала пальцы о его икры или ворчала, что он какой-то неудобный, а утром никогда этого не помнила. Она всегда считала, что они просыпались там же, где и заснули, но Драко знал, что они то подкатывались друг к другу, то отодвигались, и так всю ночь.

Любые аргументы за их отношения рушились под влиянием фактов из прошлого, а придерживаться фактов нравилось им обоим. Однако Грейнджер обладала привычкой игнорировать факты, когда те не совпадали с нужным ей заключением, а Драко был довольно хитрым и амбициозным, и потому при желании изыскивал обходные пути.

И из-за Гермионы Грейнджер он это желание чувствовал. Все было именно так, как она однажды сказала: они неизбежно сблизились, и эта неизбежность была испытана и стала незыблемой. Грейнджер открыла в нем часть личности, к которой он довольно-таки привязался.

Но прямо сейчас она вызывала у него сожаление. Не из-за прошлой ночи, а из-за... всего. Из-за Грейнджер ему хотелось передумать, найти обходной путь. Но в нем жила тьма, которую нужно было выдрать, иначе он продолжит заталкивать ее вглубь, пока та не проникнет в землю. Пока не заразит корни, от которых гниль пойдет выше, разрушая все, что Драко выстроил или мог выстроить из своей жизни. Быть может, все так или иначе сломается, но он не простит себе, если к краху его приведет заблуждение, а не действие. И Драко сожалел, что Грейнджер тоже его не простит.

()

Гермиона пискнула, когда кто-то закрыл ей рот, и она ударила локтями, вырываясь из хватки. Выставляя палочку, Гермиона мимолетно коснулась чьей-то кожи и оказалась лицом к лицу с Малфоем и у него под прицелом. Под прицелом палочки его матери, напомнила себе Гермиона.

— Ты слишком глубоко влезла, Грейнджер.

— Как и ты, — резко отозвалась она, разозленная самим фактом его пребывания в этом месте.

Видимо, он нашел здание через «Эйфорию». Гермионе для этого пришлось перекопать тьму отчетов, кучу раз попросить об одолжении и десятки раз зайти в тупик. У нее даже не было полной уверенности в том, что здание связано с Ноттом, пока она не вспомнила, что видела такое же в котле у Малфоя, а теперь не встретила тут его самого.

— Уходи. Живо.

— Что ты здесь забыл, Малфой? Твой отец исцелен. Ты же только этого хотел? И поэтому ушел? Ты же так мне соврал?

— Грейнджер...

— Ты думал, я тебе не поверю? Не помогу? Не...

— Сколько раз мне еще повторить, что мне на хрен не сдалась твоя помощь? Когда до тебя уже дойдет?

Не стой они так близко к зданию, он бы заорал.

— Тебе не нужна моя помощь из-за того, что ты собрался сделать! Если бы тебя устроил вариант решения Министерства, ты бы уже давно пришел ко мне. Но нет, ты же ищешь такой справедливости, из-за которой сам угодишь в Азкабан! Ты хочешь убить Нотта, а...

Зашипев, Малфой ступил ближе, быстро оглянулся на здание и перевел взгляд на Гермиону. Он был бледен и выглядел диковато, поэтому она не осмеливалась опускать палочку.

— Ты не знаешь, что...

— Прекрати врать! Я не дура. Ты искренне думал, что я поверю во все твои сказки? Что не разберусь? Боже, Драко, да я из-за тебя в бешенстве...

— Он убил мою мать, — его голос был тих, но в нем крылась такая жуть, что Гермиона была близка к испугу. А Драко она никогда не боялась. — Почти убил отца. И если бы мог — убил бы меня. Но нет, вместо этого он дважды меня подставил. Что он сделает? Заявит, что был под Империусом и уйдет как ни в чем не бывало? Что...

— Его приговорят к Азкабану и, возможно, к Поцелую...

— Визенгамот с конца войны не приговаривал никого к Поцелую, как же, такой политический жест скажется на имидже отличного Министерства. Я не позволю разгуливать на свободе человеку, который убил мою мать, из-за какого-то политического позерства. Поттер убил врага своей семьи...

— Это совершенно другое! Гарри убил Волдеморта, потому что тот хотел поработить мир, потому что иначе у него могло получиться! Волдеморт творил ужасные вещи...

— А Нотт — нет? Он сделал яд...

— У тебя есть противоядие. А он в тюрьме больше в жизни ничего не сделает!

— По этой теории вы могли просто арестовать Волдеморта. Какая раз...

— Он контролировал Министерство и Азкабан, его нельзя было просто арестовать. Другого... другого выхода не было! А сейчас — есть. Драко, ты не Гарри и не Нотт.

— У меня ничего не осталось, так что твоя вера в...

— Осталось, — тихо заметила Гермиона. — Пока что осталось.

Малфой вздрогнул, и — на секунду — на его лице отразилось сожаление.

— А что бы ты сделала? Если бы он убил твоих родителей? Или Поттера с Уизли?

Гермиона думала об этом с того дня, как поняла, кто убил Нарциссу.

— Я бы захотела его убить. Любой, у кого отняли близких, захотел бы того же. Но тогда он уничтожил бы и меня, а доставлять ему такое удовольствие я отказываюсь. Так что я запрятала бы его в Азкабан, чтобы он мучился, как мучилась я, — она проглотила застрявший в горле ком. — Драко, вот твой выбор. Это твое решение определит, кем ты станешь, и кем ты был раньше, будет уже не важно.

Малфой задержал на ней взгляд и, быть может, едва уловимо качнулся навстречу, но Гермиона могла и обмануться.

— Я знаю, — Малфой опустил палочку.

Ее Оглушающее прорезало пустоту.

(Январь 2001)

Изображение отразило шесть капель крови, потом сдвинулось, за кровью последовал толченый корень, отчего зелье вновь вспенилось. Драко взглянул на часы, глубже нужного окунул перо в чернильницу и продолжил писать. Изображение сместилось на стеклянную емкость, наполовину заполненную корнем, и он отметил количество порошка.

Зелье забурлило, поверхность пузырей все еще покрывали частицы корня, а затем в котел опрокинули остаток из банки. Сверившись с часами, Драко записал время и сосчитал, сколько раз и в какую сторону мешать зелье. После добавления корня оно превратилось в густую коричневую слизь.

Драко надеялся, Грин знал, что делает. Увидев, как Грин поит ядом домашнего эльфа, Драко не спал два дня, дожидаясь этого момента. Он не хотел пропустить создание противоядия, и теперь недостаток сна себя оправдывал. Все, за исключением одного, ингредиенты, которые использовал Грин, находились на полке за спиной Драко, и как только домовика напоят зельем и оно подействует, Драко узнает, что наконец-то нашел противоядие.

()

— Почему не Тео?

Сжав губы, Гермиона покачала головой.

— В тюремной переписке ничего не нашлось, даже если специально выискивать код. К тому же по завещанию Нотта половина его состояния перешла организации, которая подстегивает интерес к истории волшебного мира, а она имеет отношение к «Белл-Грэмер». Компании, где Ральф Барг — негласный партнер и очень влиятельный человек, которого никто никогда не видел. А еще он владеет научно-исследовательским центром, и там я столкнулась с Драко.

— Думаешь, он перенаправил деньги в компанию как в собственный карман?

— А остаток пошел на счет Теодора, «Ченнинг Индастриз» и Меррироуза.

— Того, которого убил Драко? — Гарри вскинул руку. — Прости, — извинился он, изображая кавычки, — Драко.

— Да. Я до сих пор не знаю, кто его убил, но наверняка этот человек связан с Ноттом. Драко, скорее всего, знает.

— И разыскивает Нотта?

— Чтобы убить.

— Это я понял.

— Я ожидала другой реакции.

Гарри пожал плечами.

— Убить Волдеморта не было полностью альтруистическим желанием, Гермиона. Я бы посмотрел, как он гниет, и когда я встал перед ним, я думал не только лишь о мире.

— Я знаю. Но ты делал то, что требовалось. Это... Ты не выслеживал его, чтобы...

— Именно что выслеживал. Я часть за частью уничтожал его душу, а потом он добил сам себя. Я сражался не только из-за того, что он сделал мне, но я думал об этом. И мог бы его убить. Когда кто-то отнимает у тебя родителей... эту ярость сложно контролировать.

— И что ты предлагаешь? — сорвалась Гермиона. — Дать ему убить кого-то, потому что...

— Я такого не говорил, Гермиона. Мы его остановим. Я просто говорю, что не удивлен.

Гермиона рухнула в кресло Гарри, яростно смаргивая жгучие слезы.

— Гермиона...

— Я в норме. — В ужасе, издергана, расстроена. — Все отлично, — она глубоко вдохнула. — Значит, Малфой теперь знает имя, под которым скрывается Нотт, если, конечно, оно одно. А с «Эйфорией» он, скорее всего, знает больше нашего. Если он поймает кого-то из центра, возьмет Веритасерум... Проникнет внутрь, найдет адрес или портключ... Выяснит, у кого есть доступ к дому Нотта, и схватит его во время аппарации или даже увидит дом Нотта через «Эйфорию»...

— Он близко подобрался.

— Слишком близко. Если уже не достал Нотта.

Драко мог умереть или... или много чего еще могло случиться, о чем Гермиона не собиралась сейчас задумываться. Просто не могла.

— Ладно. — Гарри подвинул к столу еще один стул. — Давай по порядку. Что нам известно о сотрудниках?

(Январь 2001)

Драко хрустнул шеей, без особого успеха пытаясь снять напряжение. Он приближался к финалу и прекрасно знал, что настает время, когда все пойдет наперекосяк. В принципе, оно уже настало. Из всех возможных вопросов Грейнджер выбрала вопрос про сейф. Драко вел себя слишком неосмотрительно, а она была слишком сообразительной. И настырной. Ее любопытство могло стоить кому-нибудь жизни.

Изображение показало коридор, выходящий к конференц-залу, который Драко уже видел, и часть сидящих там людей целенаправленно не посмотрели и не поздоровались с Грином. Знак был плохой, но что бы ни случилось, по крайней мере Драко заполучил от него противоядие. Осталось лишь найти место побезопаснее, чтобы его сварить.

Не стоило к ней обращаться. Он и не собирался, но застрял с ингредиентом, и кроме Грейнджер ему некого было спросить. Нужно было оттолкнуть ее от себя сильнее. Сделать нечто такое, отчего рухнули бы все ее планы. Она бы не остановилась, пока держала в руках хоть одну ниточку следа, но Драко должен был скормить ей правдоподобную ложь. То, что она выяснила про «Эйфорию» и противоядие, беспокоило, но вот это уже грозило проблемами.

В зал вошла небольшая группа людей, Драко видел их с края изображения. Грин увлеченно рассматривал стол, хотя обычно пялился на людей вплоть до момента, когда это становилось совершенно неловким. Драко нахмурился и разместил светляк прямо над котлом, чтобы разогнать тени на картинке. Грин поднял взгляд, но сделал это так быстро, что обстановка слилась в пятно, и перед глазами вновь возник стол.

Тревога передалась и Драко, он оглянулся и вновь сосредоточился на зелье. Изображение сместилось на дальний край стола, будто Грин набирался смелости, а затем — на вход в зал. Драко вскочил, опрокинув стул и схватившись за палочку, будто мужчина находился с ним в комнате, а не показался на поверхности зелья. Взгляд Нотта встретился со взглядом смотрящего, со взглядом Драко, чье сердце болезненно содрогнулось.

Он его нашел. Наконец-то.

()

Гермиона, Гарри и Финк дружно отступили, несмотря на заверения ликвидатора заклятий, что все ловушки на шкатулке обезврежены. Когда ничего не случилось, Гермиона выдохнула и вслед за Гарри нерешительно ступила ближе.

В шкатулке хранились четыре мешочка, палочка и кольцо с гербом Ноттов. Развязав мешочек, Гермиона обнаружила там галлеоны. Во втором и третьем нашлось то же самое, да и содержимое четвертого Гарри подтвердил согласным кивком.

— Ничего неожиданного, — заметил Финк.

Гермиона выбрала мешочек и обошла стол, чтобы высыпать монеты на свободное место. Она намеревалась изучить все вдоль и поперек. Гарри поднял палочку и теперь разглядывал ее с хмурым видом.

— Нужно отнести ее...

Гарри резко замолчал, Гермиона подняла голову и увидела, как ее друг прыгает к Финку, а тот исчезает с места.

— Черт! — заорал Гарри.

— Портключ?

— Кольцо. — Гарри опрокинул мешочек с галлеонами на стол, Гермиона уже рылась в своем, ища хоть что-нибудь, что вызовет знакомое тянущее ощущение в животе. — Ничего.

— Хватай другие!

(Февраль 2001)

Драко зубами вытащил пробку и убрал с лица отца кусок ткани, отчего изо рта у того брызнула пена, и залил в Люциуса содержимое. На руках горели порезы, полученные в вылазке за последним ингредиентом.

Драко аккуратно обхватил ладонью затылок отца и запрокинул тому голову, задержав дыхание, пока Люциус не проглотил зелье. Драко сварил противоядие, каким вылечили домовика, точно таким же образом, как увидел в котле. Он знал, что убедиться в действенности можно будет лишь через пару дней, но все равно, когда черные вены на коже отца посерели, пошатнулся от облегчения.

Драко опустил голову Люциуса и, помявшись, легонько провел подушечкой пальца по одной из линий. Та до сих пор билась и пульсировала, но больше не создавала впечатления, что вот-вот прорвет кожу. Он убрал руку и вытер палец о свисающую с края кровати простыню.

Хотя бы это ему удалось. Если больше ничего не выйдет, он хотя бы будет хорошим сыном. Драко не подвел отца. В этот раз он справился.

()

Гермиона видела, как Финк посмотрел на стену, с этой стороны комнаты служащую окном, и жестом дал понять, что нужен Веритасерум. Гарри уже ушел за сывороткой во время прошлого вопроса, когда стало ясно, что охранник, пойманный Финком в доме Нотта, говорить не собирается. Финку повезло, что Нотта не оказалось дома — всем им повезло. Вряд ли ее напарник смог бы выбраться из личного кабинета Нотта так, чтобы тот его не заметил и не натравил охрану.

— Ты хоть спала?

Гермиона повернулась к подошедшему Рону, и под их взглядами Гарри вернулся в допросную.

— Да.

— Если мы поймаем там Малфоя, можно я приложу его об стену?

Гермиона закатила глаза.

— Только при необходимости. — Рон выглядел довольным. — И я имею в виду «нет».

— Учитывая, через что ты из-за него прошла, он получит по заслугам.

— Ему и так хватило.

— Не хватит, если он убьет кого-нибудь, — Рон второй раз проверил ее реакцию и посмел удивиться мрачному взгляду: — Что?

— Ничего.

Мгновение спустя Рон хлопнул Гермиону между лопатками, а потом обнял за плечи и прижал к своему боку.

— У нас отличная команда, а с Финком мы аппарируем через антиаппарационный барьер прямо к дому. Все будет хорошо. Мы об этом позаботимся, — он продолжал бормотать что-то про засранца и стену, но Гермиона пропустила эти слова мимо ушей, улыбнувшись.

— Он заговорил, — сообщил стоящий рядом мракоборец. — Подготовьте доску, нужно нарисовать план дома.

(Февраль 2001)

Драко горел. Кровь бушевала, словно внутри него жило столько ярости и ненависти, что не оставалось места ни для чего другого. Руки тряслись, пальцы впивались в горло вырывающегося человека, стремящегося сделать вдох так же, как пыталась вздохнуть мать, отчаянно цепляясь за уходящую жизнь, которой ее лишали.

Палочка Драко валялась где-то на полу, палочка Нотта — сбоку от того. Нотт продолжал к ней тянуться, шлепая ладонью, но палочка была слишком далеко. В любом случае Драко доберется до своей первым. И как только Нотт перестанет трепыхаться, Драко достанет ее, и Нотту не поздоровится.

Сердце бешено разгоняло кровь по телу, что то аж вибрировало, перекрывало горло и слух, а грудь сводило мучительной судорогой, которую Драко испытывал лишь пару раз в жизни. Он распадался. От него остался скелет, наконец-то осыпающийся костями на землю.

И все же, среди этой какофонии звуков, этого грохота, который казался взрывом, существовала константа. Непрерывный звон, перекрывавший шум, звон, который вел его сквозь хаос. Звук, который Драко всегда находил.

Из чего состоял человек? Из жил, мышц, крови. Но что делало его тем или иным человеком? Человеком, на которого бы Грейнджер смотрела так, словно видела в нем свет, или человеком, у которого здесь и сейчас сводило от ненависти все внутренности? Драко знал, что именно уничтожает любого человека. Он знал, каким хотел быть раньше и каким хочет быть сейчас. Но все еще понятия не имел, из чего он сделан.

()

Они сбегали по лестнице: Гермиона следовала точно за Гарри с Финком, сбоку от нее спускался Рон, и еще двое мракоборцев замыкали отряд. Она ожидала, что Гарри подвинется, позволяя ей сойти со ступенек, но он встал как вкопанный, из-за чего Гермиона врезалась ему в спину, а в нее — другой мракоборец. От столкновения с Роном Финк полетел вперед, но оказался перехвачен Гарри, который вцепился ему в руку, а Рон — в мантию.

Только через несколько секунд Гермиона заметила на полу, под проникающим из двух маленьких окон лунным светом, брызги крови и с дрожью втянула воздух. Оставшаяся часть комнаты пряталась в темноте, пока Рон с Финком не наколдовали Люмос, осветивший сидящего в центре мужчину. Приоткрыв рот, Гермиона машинально шагнула вперед, и команда мракоборцев последовала за ней.

Это был Нотт — понадобилось время, чтобы узнать его сквозь заплывшие черты. Его шею украшали черные, фиолетовые и синие пятна, руки были скованы за спиной, а ноги — привязаны к ножкам стула.

— Охренеть, — прошептал Рон. По комнате залетали вспышки Люмоса, Финк двинулся к телу. Гермиона не могла дышать.

Она узнала его по вытянутым ногам, не успело заклинание осветить его черты. Драко сидел в углу, открыто глядя на них, на челюсти темнел синяк, а на щеке виднелся порез. Со своего места Гермиона не видела других ранений, но он все равно выглядел вымотанным и измученным, как никогда в жизни.

— Вы опоздали на три дня, — произнес он через силу надтреснутым незнакомым голосом.

— Встать, Малфой! — рявкнул мракоборец, обходя Гермиону и выставив перед собой палочку.

— Он жив, — развернулся Финк, держа пальцы на шее Нотта. Гермиона обессиленно привалилась к перилам. Она не знала, что ощутит, не понимала и сейчас, но у нее упал с души камень, она была счастлива и немножко горда. — Пульс есть.

Гермиона не осознавала, что двигается, пока Гарри не схватил ее за руку.

— Гермиона, они должны его арестовать.

— Знаю, но...

— Грейнджер, ты сама хочешь? — поинтересовался стоящий рядом с Драко мракоборец, кивнув подбородком. Драко смотрел на нее с непроницаемым лицом.

— Нет, не хочу, — отчеканила она. Гермиона думала добавить, что вообще-то должна, и вставить еще парочку эпитетов в адрес малфоевской личности, которыми она характеризовала его последний год, но решила, что время на это найдется позднее. Все, чего ей сейчас хотелось, это, наверное, обнять его, вылечить, а потом ударить.

(2 марта 2001)

Грейнджер схватилась за прутья решетки и дернула дверь камеры, хмуро наблюдая за сдвинувшейся под ногами землей. Какое-то время Драко думал, что больше ее не увидит. Не в таком виде: в повседневной одежде, с волосами, которые уже ничто не спасет, и горящими глазами. Он считал, что ее образ останется с ним, то навевая теплые воспоминания, то преследуя его, но, возможно, больше не стоило думать о Грейнджер с точки зрения прошлого.

У него не было четкого плана, что именно делать с Ноттом: поддаться гневу или остаться тем человеком, которым он себя считал. Даже когда Нотт валялся под ним, задыхаясь, или когда под палочкой Драко тот вырубился от нехватки воздуха. Но тот звон среди какофонии не ослабевал, даже когда Драко разрывался от ярости на атомы, которые отказывались собираться воедино. Он опустил палочку. И, возможно, то было не поражение. Возможно, он наконец-то поступал правильно.

Драко желал быть человеком, в котором мог разгореться свет. Ради себя, ради матери и, наверное, ради Грейнджер.

— Ты свободен, — сообщила она, пока они друг друга разглядывали. — Тебя продержали здесь на две недели дольше положенного, но впредь не будешь целый год утаивать информацию. Ты очень подозрительный тип, знаешь ли. Весь отдел мракоборцев так считает.

Драко, казалось, напряженно о чем-то размышлял, и это действовало Гермионе на нервы и разжигало любопытство. Так что она шагнула от него, когда он ступил к ней из камеры, но расстояние между ними довольно быстро сократилось. Его уменьшила Грейнджер, прижав ладони к груди Драко, притянув его голову и поднявшись на носочки, и поцеловала, пока не успела передумать.

Он ответил не сомневаясь и заключил ее в такие крепкие объятия, каких она от него не ждала. Но Драко умел ее удивлять. В мгновения, на которые внешний мир даже не обращал внимания, и в другие, перекраивающие жизнь, в которой она и не думала его встретить.

Казалось, чтобы увидеть будущее, нужно немного оторваться от реальности. Люди этого не понимали, а тех, кто мог заглянуть вперед, называли безумцами, вот только некоторые из безумцев оказывались правы. А все, кто заявляли, основываясь на логике, что через пятнадцать лет они будут жить так, а не иначе, ошибались. Так что время от времени можно было верить и поддаваться чему-нибудь безумному, даже если это не имело смысла. Потому что будущее могло приготовить тебе именно такую жизнь, и не стоило ее упускать.

Драко поднялся за Грейнджер по лестнице, подписал бумаги об освобождении, и ему вернули две палочки: его и матери. Грейнджер улыбалась во все зубы, будто ждала, что он запрыгает от радости, так что Драко лишь вскинул бровь и мотнул головой на выход. Ухмыльнулся, когда она, фыркнув, устремилась к дверям, не глядя на него, пока они не покинули здание.

Драко уже размышлял, не поблагодарить ли ее, большей частью во время тех трех дней в подвале со связанным Ноттом, не рискуя привлечь внимание охраны и упустить его. Размышлял об этом все три дня, пока ждал ее, зная, что она придет. Грейнджер всегда его находила, даже когда он этого не хотел и не считал, что кто-то сможет.

Слова, однако, постоянно застревали у Драко в горле, поэтому он решил, что лучше выразит благодарность действиями. Он пока не знал, какими именно, но подозревал, что Грейнджер найдет способ ему подсказать.

Драко глубоко вдохнул свежий холодный воздух. Снег на тротуаре превратился в слякоть, которая брызгами оседала на мантиях спешащих по важным делам волшебников. Мир всегда был наполнен неким шумом, неразличимым для уха живущих в нем существ. Казалось, миллиарды людей ударяли по клавишам пианино, лихорадочно пытаясь извлечь звук, к которому прислушается мир, но сами терялись в диссонансе. Но в конце концов порой из него рождалась мелодия. Возможно, она звучала только для тебя, но звучала гармонично, и важно было лишь это.

Грейнджер взяла его за руку холодными пальцами, хотя ладонь оставалась теплой, и потянула на тротуар, бормоча что-то насчет того, что их в одном месте ждет важное дело.

И иной раз находились люди, тоже способные расслышать твою мелодию.

Конец.