Настоящий мужчина должен... (гет)

— Должен признать, ты стал настоящим мастером. Ученик превзошёл своего учителя.

Старый Джузеппе Бугатти с видимым удовольствием и гордостью рассматривал бюро, инкрустированное чёрным деревом, латунью и черепашьим панцирем. На глаза его навернулись слёзы, когда он вновь обратился к сыну.

— Доменико, я оставляю своё детище в хороших руках. У тебя золотые руки. Мама бы гордилась тобой.

Доменико подоткнул плед, укутывая ноги отца. В последнее время старик совсем сдал. Казалось, со смертью матери он потерял интерес к жизни, лишь зябко ёжился от каждого нового утра. Сегодня впервые за многие недели Джузеппе встал с постели и даже смог дойти до мастерской, где Доменико его чуть не на руках усадил в кресло.

— Знаешь, я так мечтал доделать главную залу. Представляешь, покупатель заходит в лавку, а оказывается в диком царстве природы. Деревья, они же живые. Даже когда становятся столом, стулом, буфетом…

Джузеппе взмахнул палочкой, подрагивающей в морщинистой руке, и приятный свет осветил угол мастерской, где на полках аккуратно были расставлены образцы сортов дерева и материалы.

— Перламутр, серебро, бронза… Наступят времена, когда никому не нужны будут все эти украшения, увы. Стулья, — взмах палочкой — и с правого ряда готовой мебели выскочил вперёд стул с резными ножками из экзотической индийской древесины, — будут создавать сотнями, и никто не расстроится, когда такой стул выйдет из строя уже через пару лет. Ему просто быстро найдут замену. Секреты мастерства позабудутся.

— Но, отец… Я верю, что твоё, наше дело будет процветать.

— Я и не сомневаюсь, мой дорогой мальчик. Но не это главное. Мы с Федерикой так долго ждали тебя. Поверь, даже если бы ты не стал краснодеревщиком, я бы не расстроился и на сотую долю, как если бы ты не стал настоящим мужчиной.

— Ты скучаешь по маме?

— Мне её не хватает. Шестьдесят лет мы прожили с ней душа в душу. Не верь, когда говорят, что мужчина в доме хозяин, поэтому жена должна слушаться его во всём, не перечить и бояться. В семье двое должны быть одним целым. Без неё от меня осталась лишь жалкая часть. Но ничего, скоро мы с Федерикой встретимся.

— Ты просил достать для тебя сосновый массив. Что ты задумал? — спросил Доменико, стараясь переменить тему.

Он прекрасно понимал, что никакие волшебные зелья и отвары не помогут вылечить старость. Тем более, когда старость воспринималась лишь как помеха, преграда перед встречей после разлуки.

Джузеппе и Федерика прибыли из Италии совсем юными, попросту сбежав от запретов родителей. И отец Джузеппе, и его дед, и дед его деда занимались виноделием, но Джузеппе больше интересовали породы деревьев, чем сорта винограда. Отец не одобрял увлечений сына, считал их баловством. Впрочем, самые большие разногласия с семьёй у Джузеппе возникли из-за Федерики. Чтобы волшебник встречался с магглорождённой?

Удача, видимо, улыбается дерзости молодых. Джузеппе нанялся в мебельную лавку, где поначалу просто реставрировал старую мебель. Потом открыл небольшую мастерскую самостоятельно. Затем, когда Улик Гамп принял Статут о Секретности и волшебное сообщество ушло в подполье, Джузеппе с Федерикой поселились в Косом Переулке, где Джузеппе смог открыто заниматься любимым делом.

Федерика помогала ему во всём. Она тонко чувствовала материалы, безошибочно определяя, какой именно декор или резьба подойдут к тому или иному образцу. Джузеппе делал свою мебель с любовью, поэтому его столы и шкафы служили долго, а благодарные покупатели передавали имя мастера дальше по знакомым и родственникам.

Не прошло и тридцати лет, как многие считали, что «Салон Бугатти» принадлежит как минимум трём поколениям славных краснодеревщиков.

Однако Джузеппе был первым и единоличным основателем мебельной лавки. И могло так статься, что и последним. Господь не давал им наследника.

Когда супругам исполнилось пятьдесят, Федерика забеременела. Это было самое волшебное чудо для потрясённых родителей. Будь Джузеппе с Федерикой обычными магглами, вряд ли бы это чудо закончилось радостной вестью. Но у Джузеппе к тому времени имелось много друзей и знакомых, в том числе среди зельеваров, поэтому Федерике удалось выносить ребёнка.

Сына счастливые родители назвали Доменико, и теперь Джузеппе было кому передать своё дело.

Наследие Улика Гампа, его Отдел магического правопорядка, несомненно, было делом нужным и правильным, но времена для магглорождённых наступили тяжёлые. Одно время пытались попросту запретить смешанные браки.

Аптека на углу дома, где располагалась лавка Джузеппе, закрылась. Пропал сдобный аромат булочек с корицей из волшебной пекарни напротив. Хозяева лавочек предпочли спрятать свои семьи, переждать смутное время. Лишь прежние заслуги перед Министерством — а на самом деле попросту поставка за смехотворную цену мебели для заседаний суда — позволили Джузеппе и Федерике оставаться вместе.

Федерика заболела. Джузеппе готов был отдать все сокровища мира, только чтобы вновь видеть её счастливые глаза ясными, а не потухшими; слышать её лёгкий смех, похожий на горный ручеёк, но однажды утром она так и не проснулась, оставшись торжественно лежать на сосновой кровати, сделанной Джузеппе ещё в первый их год обоснования в Косом Переулке.

Такой же кровати, которую он решил сделать сейчас.

Доменико понимал, что часы работы отнимают у старика-отца последние силы, но не стал чинить препятствий. Он помогал отцу дойти до мастерской, оставлял побольше свечей и лишь изредка заходил убедиться, что тот не упал от усталости. Джузеппе нетерпеливо выталкивал его за порог, не желая показывать то, над чем работает.

Осень подметала последние листья, кидала их в витрины лавочек и магазинов. Как прощальный привет дыхания лета. Джузеппе знал, что эта осень — последняя для него.

Когда лёгкий морозец сковал булыжную мостовую, а небо очистилось от серых туч и умылось бирюзовой свежестью, Джузеппе позвал Доменико в мастерскую, где повёл в самый дальний угол, за стеллажи с материалами. Здесь стояла самая обычная на вид двуспальная кровать, без вычурностей и резьбы.

— Садись, — сказал Джузеппе сыну и указал рукой на два пуфика, выросшие будто из-под земли возле кровати.

Доменико сел, с непониманием поглядывая на отца. Тот достал из кармана фартука — мантии он не любил — скрученный свиток пергамента.

— Это — вторая часть завещания, — ответил на незаданный вопрос Джузеппе. — Я хочу, чтобы ты, мой дорогой мальчик, выслушал меня. Не заподозрил в расстройстве ума и не отправил доживать дни в Мунго.

Доменико накрыл своей ладонью руку отца.

— Отец, я тебя слушаю, — успокаивающе произнёс он.

— Я вложил в эту кровать всю свою магию, волшебные силы и знания, которые у меня есть. Сосновый массив — благодарный материал, я всегда любил с ним работать. Без лишней скромности скажу, что кровать эта простоит триста лет и будет как новая. И станет исправно служить своим хозяевам, если таковые сыщутся.

— Я тебя не совсем понял…

— Согласно основной части завещания, заверенной гоблинами, а уж ты знаешь, какие они крючкотворцы, половина моего состояния переходит тебе, как единственному наследнику. Я честно работал все эти годы и успел скопить неплохой капитал. В твоих руках безграничные возможности, сынок. Ты ещё молод. Тридцать лет — чудесный возраст. Я видел, как вы переглядываетесь с внучкой пекаря мистера Барлоу. Что ж, если ваши чувства настоящие, я только порадуюсь. Разве так важно, что её дед — маггл? Они же вернулись недавно, верно?

Доменико кивнул.

— Знаешь, — продолжил Джузеппе и развернул свиток, — я долго думал, правильно ли я поступаю. Но Федерика учила меня, что всегда нужно слушать сердце.

Старый мастер улыбнулся.

— Помнишь, какой разнос учиняла мама, когда я засиживался в мастерской?

— А ты всё не шёл ужинать, гладил какой-нибудь массив южноамериканского ствола и говорил, что тут есть над чем поработать.

— Чудесные времена были, — вздохнул старый Джузеппе.

— Так что с кроватью? — спросил поскорее Доменико, видя, что глаза отца заблестели.

— Эта кровать достанется настоящему мужчине. Согласно договору, заключённому в этот свиток, тот, кто купит эту кровать, и станет обладателем второй половины наследства. Но получить её он сможет при одном условии.

— Каком?

— Он должен будет сломать её.

Доменико был удивлён несказанно странной воле отца, но последние слова его запутали окончательно.

— Подожди, ты сам сказал, что эта кровать простоит хоть триста лет и будет как новенькая.

— Конечно. Иначе бы я не был Бугатти, если бы моя мебель выходила бы запросто из строя. Эту кровать невозможно разбить, разрубить, расшатать. Но… Если её владельцем станет настоящий мужчина, то…

Доменико помолчал. Сейчас он не пытался подсчитать, какую часть дохода теряет «Салон Бугатти» от несуществующего совладельца. Да и вообще…

— А если кровать так и не купят? — спросил он, пытаясь упорядочить хоть немного ход мыслей.

— Если кровать не купят в течение определённого времени, дело Бугатти перестанет существовать. Я знаю, это жестоко по отношению к тебе и последующим поколениям, но я хочу, чтобы ты понял. Любимое дело — это прекрасно. Но важнее всего на свете для человека семья. Когда есть понимание, тогда и делом занимаешься с тройным усердием.

— М-да… — только и смог выговорить Доменико. — Какой же срок?

— Ну, скажем, триста лет со дня основания нашего дела. Неужели за такое время не сыщется ни одного подходящего покупателя? Тогда всё очень печально на этом свете. И да, если кровать будет продана, но к концу срока использования останется целой, то вторая часть наследства просто перейдёт в пользование семьи Бугатти.

— Получается, настоящий мужчина должен в своей жизни сломать кровать? — невольно улыбнулся Доменико.

— Нет, — ответил Джузеппе и взмахнул палочкой.

По пергаменту побежали фиолетовые строчки с завитушками. Затем свиток свернулся, запечатался сургучом, осветился изнутри матовым светом, завис на доли секунды в воздухе и со стуком упал на бюро.

— Настоящий мужчина должен... — старый мастер закашлялся, а потом устало закончил фразу, но Доменико не разобрал слов.