Twig / Твиг (джен)

Шприц был причудливым, стеклянным, с серебряными деталями на концах и у поршня. Стекло стало мутным там, где оно когда-то было прозрачным, а самые слабые следы первоначального содержимого все еще оставались внутри. В толщину больше, чем три моих пальца. Он мог стоить двадцать долларов, если не больше. Хорошая недельная заработная плата.

С некоторой злорадностью я вытащил поршень, положил шприц на стол и крутанул. Он бешено завертелся на столе и, периодически шурша разбросанными бумагами, отправлял их скользить по поверхности стола, подхватываясь тонким слоем воздуха. Вращаясь по столу, он столкнулся с идентичным шприцем, вызвав пару высоких сладких звяканий подобных звону стакана.

Не разбился. Жаль.

Я подошел к окну, мои ноги разбросали бумаги, словно листья осенью. Я находился у «Изгороди» — этот разговорный термин обозначал стену, которая окружала Академию. Большая часть стены была совсем небольшой, но местами она поднималась и в ближайшем к Академии Редхем углу, была встроена больница. В больнице студенты оплачивали свою практику, а местные жители покупали их услуги. Мне открывался вид на саму стену Академии с одной стороны и Рэдхем с другой.

Единственное, что было одинаковым в этих двух местах, это то, что шел дождь. Небольшой дождь, но достаточно, чтобы почти у всех были накинуты капюшоны. Мальчики и девочки со стороны Академии двигались торопливо. Все они были аккуратными, за волосами хорошо ухаживали, белая униформа чистая. Их книжные сумки имели накидки сверху, для защиты от дождя, а пряжки, которые удерживали накидки на месте, имели по символу университета: шлем в профиль, обрамленный красными листьями и лентами.

Почти, но не совсем официальный символ.

При взгляде со стороны люди двигались словно через смолу. В конце концов они находили свой путь, но строгих прямых дорог не было даже в городе, который был построен в соответствии с планом.

Мне не нравилось смотреть, но больше заняться было нечем. Я читал книги, я читал различные газеты и я спал. Семь дней я просидел здесь взаперти.

Я почувствовал озноб и потер ладонями руки. Моя кожа была заменена; там, где ее поглотили ферменты, пигментация была другой, и когда я ее касался, она была чувствительной, еще не привыкшей к жаре и холоду, к трению там, где ее касались швы одежды, или к пустяковым царапинам. Я снял рубашку, но это означало, что мне стало холоднее, хотя уже встало солнце и наступила весна, на улице было мрачно.

Я поднес тыльную сторону руки к краям окна, позволяя чувствительной коже ощущать движение воздуха. Медленно, чтобы не тревожить воздух своими движениями, я провел рукой по тому месту, где оконное стекло соприкасалось с рамой.

Я почувствовал то место, где дул легкий ветерок, как будто лед коснулся новой кожи. Убрав руку, я оторвал конец одного листа бумаги и сунул бумагу в рот, потом снова крутанул шприц изо всех сил.

Шприц загремел, когда я сделал неверное движение, и этот звук заставил зашуршать бумаги под кроватью. В движение они были приведены не мной.

Периодически ко мне приходили поговорить. Я уже выяснял их график. Судя по времени суток и расписанию, которое я наблюдал на прошлой неделе, они уже должны были прибыть.

Просрочка означала, что они что-то замышляли. Я был в напряжении, жевал листок бумаги, прислушиваясь к стуку дождя по окну и звуку шприца, вращающегося на столе.

Я слышал ропот речи, слишком далекий и приглушенный, чтобы его можно было понять.

Я узнал голос мистера Хейли.

— ...Хуже, чем раньше? — я смог различить только конец предложения.

— Примерно так же, профессор. Но каким бы упрямым он ни был, его поведение меняется от месяца к месяцу. На этот раз он хотел побыть один. Сильно хотел.

— Мне интересно, связано ли это с тем фактом, что это произошло так быстро за другим инцидентом или с болью, которую он испытывал. Запишите. Если мы пригласим еще одного ученика для наблюдения за проектом Виверна, это будет хорошим способом приобщить его к делу, одновременно делая что-то конструктивное.

— Да, профессор.

Последовала выразительная пауза, затем в дверь постучали.

— Сильвестр?

Я ответил не сразу. Дотянувшись до рта, я вытащил пачку бумаги, затем прижал ее к щели в окне, откуда шел холодный воздух.

— Я здесь, — сказал я.

Дверь открылась, всего на несколько дюймов, прежде чем ударилась о опрокинутый книжный шкаф, преграждающий путь. Остальной пол был устлан разбросанными бумагами, упавшими книгами и различными папками.

Я наклонил голову набок и увидел, что мистер Хейли сделал то же самое, глядя в щель. Сначала он посмотрел на меня, потом на книжный шкаф.

— Как дела? — спросил он.

— У меня болит голова, — сказал я.

Так оно и было. Это причиняло боль но совсем не так, как мое тело. Мое тело было сожжено ферментами, и ожоги причиняли боль больше, чем что-либо другое. Однако в моем мозгу было такое чувство, будто его ткнули, пырнули, избили и втоптали в грязь, а затем заставили пробежать марафон. Ожог повредил только те части, которые уже имелись. Но эта боль в голове отдавалась эхом во всём теле и сулила еще большую боль с каждым шагом на протяжении всего оставшегося пути.

Опустошающая, изматывающая боль.

— Я вполне могу себе это представить. Как, черт возьми, тебе удалось уронить шкаф?

Он спрашивал, как мальчик, который весил четыре целых семь десятых стоуна, мог перетащить книжный шкаф из цельного дерева, размером от пола до потолка, и в котором еще оставалась половина книг. Мистер Хейли, возможно, не смог бы сдвинуть его даже в расцвете сил.

— Я толкнул верхний угол, — сказал я. — Затем я бросил книгу в щель, чтобы она не могла вернуться на прежнее место. Снова толкнул, бросил еще книг. В конце концов он опрокинулся.

— Вы до смерти перепугали некоторых моих коллег. Они подумали, что обвалилась часть крыши.

— Мы думали, что что-то сбежало, — сказал женский голос в коридоре. — Это было похоже на то, как будто кто-то пнул муравьиное гнездо, люди суетились вокруг, пытались выяснить, что произошло.

Я не мог удержаться от легкой улыбки в ответ на это.

Хейли улыбнулся, хотя сквозь щель в двери была видна только половина лица.

— Вот так уже лучше. Выражение твоего лица было таким холодным, что я подумал, что мы потеряли тебя, Сильвестр. Думаете, вы смогли бы придумать способ вернуть шкаф на место?

— Возможно, — сказал я. — Я мог бы заняться этим, скоро. Это займет некоторое время.

— Я надеялся вытащить тебя оттуда пораньше, — сказал он.

— Почему? — спросил я, не теряя ни секунды. Я знал, что это прозвучало враждебно, холодно, как он выразился. Мне было все равно.

— Ваша… банда Лэмбсбридж попросила вас. Я сам был бы признателен за вашу помощь.

Мои брови приподнялись.

— Я узнаю, сможет ли Дуглас здесь…

— Почему? — перебил я его.

— Что?

— Зачем им нужна моя помощь?

— На этот вопрос, Сильвестр, я буду более чем счастлив ответить, но мне не хочется подробно рассказывать об этом через дверь.

Я нахмурился, потянулся, чтобы почесать затылок, огляделся.

Пройдя по задней стенке книжного шкафа, я подошел к двери, осматривая раму и саму дверь.

— Как я уже говорил, — сказал он. — Я мог бы попросить Дугласа попробовать толкнуть дверь...

Я закрутил один из шприцов, сделал паузу, схватил другой и направился к койке.

— …Он должен быть достаточно сильным, чтобы сдвинуть книжную полку, не так ли, Лейси?

— Думаю, что да, профессор, — сказала женщина с другой стороны.

— Теперь, когда я думаю об этом, я беспокоюсь о том, чтобы не повредить дверь.

— Думаю, все должно быть хорошо.

— Хорошо, Дуглас, иди сюда…

Когда я взглянул вверх, мистер Хейли не смотрел в щель. Наверное, было неудобно стоять в таком положении, прямо у двери.

Я просунул голое плечо под дно койки, всем телом приподняв её. Металл каркаса койки касался моей спины. Я поставил шприц на пол и отодвинулся в сторону, чтобы койка упала. Ножка упала и разбила стекло.

Из-за шума раздался шорох под кроватью, и нечто выбежало в угол между дверью и книжным шкафом.

— Стой, Дуглас. Сильвестр, — сказал мистер Хейли. — Что это было?

— Дайте мне минутку, — рассеянно сказал я, пробираясь мимо осколков стекла.

— Я уверен, что Дуглас сможет тебя вытащить. Я не уверен, что вы там делаете, но если бы мы могли свести к минимуму ущерб и объяснения, которые я должен дать своим коллегам, которые работают здесь, в Изгороди, я был бы признателен.

— Ущерб нанесен, — сказал я. Это если говорить о шприце. Я изменил свое положение, снова поднял кровать и переставил поршень шприца. — Я буду через пятьдесят секунд.

Я представлял, как он подавляет вздох. Однако все, что я услышал, было «очень хорошо».

Врач, используя шприц, должен был вставить пальцы в две металлические петли у поршня. Они и были моей целью. Я убрался в сторону и позволил кровати упасть.

Дальше я распрямил сломанные петли шприца, сложил их пополам и друг в друга, делая одну более длинную тонкую полоску. Я подобрал валяющийся медицинский справочник в толстой прочной обложке.

Штифты в дверных петлях были как гвозди со шляпкой с одной стороны. Я лёг у петли на спину.

Созданную полоску металла я вставил снизу в нижнюю дверную петлю. Уперся обложкой в полоску металла снизу. Двумя руками рывком толкнул. Полоска металла вытолкнула штифт вверх.

Еще один рывок заставил его выскочить.

Другой шарнир был достаточно высоко, и мне приходилось вставать на цыпочки, чтобы дотянуться до него, даже с книжным шкафом подо мной.

Я обработал его так же, и штифт освободился.

— Хорошо, — сказал я, быстро отступая, — Готово. Толкайте.

Я чуть не наступил на стакан со шприцем, прежде чем остановил свое движение. Моя нога и босая ступня остались поднятыми, и я удержал равновесие, опрокинулся, изогнулся, а затем бросился на стол с все еще вращающимся шприцем на нем, просто чтобы было за что схватиться.

Примерно в тот же момент кто-то толкнул дверь. Без петель она просто накренилась вперед и упала на заднюю стенку книжного шкафа.

Мистер Хейл был там, одетый в свою униформу, включая черный лабораторный халат с капюшоном, и я заметил рыжеволосую женщину в белом лабораторном халате, которую я знал только как Лейси. Стройная, лет тридцати или около того, и полностью преданная своей работе. К несчастью. Ожидалось, что само имя должно было расположить меня к ней, но так не сложилось.

— Я рада, что с тобой все в порядке, Сай, — сказала она мягким голосом. Слишком стараюсь быть нежной.

Мистер Хейл прошел мимо двери, ступив на заднюю стенку книжного шкафа, очевидно, намереваясь осмотреть повреждения.

— Сэр, — сказала Лейси, внезапно в ее голосе прозвучало скорее беспокойство, чем нежность.

Он обернулся.

— В комнате было два стеклянных ящика. Они были обитаемы.

Мистер Хейли замер.

— Змея и пауки? — Я спросил. — О, они где-то здесь. Что-то было под кроватью. Это довольно близко к тебе.

— Они вас не беспокоили? — спросил мистер Хейли.

Я покачал головой, а потом пожалел об этом. Это заставило головную боль вернуться.

— Я, пожалуй, не буду заходить дальше. Мог бы ты найти рубашку и выйти?

Я кивнул. Я взял с кровати свою рубашку и надел ее.

Учитывая все обстоятельства, он казался удивительно спокойным, учитывая ущерб, который я нанес. Мне стало интересно, кому принадлежал офис раньше.

— Иди со мной, — сказал он. — Дуглас, пожалуйста, послушайте Лейси, она проинструктирует вас, как вернуть полку на место и поймать более мелких животных. Лейси. Приведите его в мой кабинет в башне, когда закончите.

— Да, сэр, — сказал Лейси.

Она потянулась ко мне, когда я проходил мимо, и я дернул плечом, чтобы отвести ее руку, чтобы не позволить ей жест, чем-то похожий на попытку успокоить.

Мистер Хейл не пропустил это.

Я застегнул рубашку, пока мы шли. Я был помят, мои волосы были жирные и торчали в стороны. Возможно, я выглядел диким.

— Она тебе не нравится.

— Нет. Я мог бы сказать вам, что она прекрасная, яркая молодая леди, но это не то, о чём вы спрашиваете, не так ли?

— Вероятно. Пусть остаётся так как есть. Скажи мне честно, ты чувствуешь себя в состоянии работать?

— Я редко бываю честным, — сказал я.

— Тогда дайте мне убедительную ложь.

— Да, сэр. Если им понадобится моя помощь, я ее дам.

Он немного нахмурился.

— Что происходит? — спросил я.

— В ту ночь, когда я высадил тебя, я дал им задание. Это, пожалуй, самая важная работа, которую получил проект Лембсбридж. Это может сделать только ваша конкретная группа.

Он привлек моё внимание. Теперь у него было моё любопытство.

Он, вероятно, знал меня лучше, чем я был готов признать, раз уж он захватил меня так быстро.

Или моя защита была подавлена и я дал ему больше подсказок, чем сам предполагал.

— Я расположил их в школе Мотмонт, чтобы исследовать проблему, и они зашли в тупик. Никакого прогресса вперед.

— Если бы я знал, что пойду в школу, я не думаю, что помог бы вам сдвинуть дверь.

— Тогда позвольте мне рассказать вам, почему вы открыли дверь. Три недели назад студент в Мотмонте убил своего отца, а затем и самого себя. Жертвой стал сенатор штата Короны. Вскрытия не указывали на какие-либо конкретные химические вещества или аномалии. Девять дней назад у нас был еще один инцидент.

— Еще один студент Мотмонта.

— Да, — сказал он.

Он остановился, когда мы проходили мимо пары студентов в серых лабораторных халатах. Выпускников. Красные и серебристые гербы Академии Радхэма, которые они носили на груди, были резкими на фоне матовой ткани.

— Здравствуйте, профессор, — поприветствовала студентка мистера Хейли.

— Доброе утро, Хизер, доброе утро, Даниэль, — ответил он.

Мы продолжили идти. Когда они ушли дальше, он возобновил свое объяснение.

— Сгорел дом с четырьмя людьми внутри. Обугленные тела адвоката, его жены и брата-политика были вскрыты, и травма предполагает, что они были разрезаны с намерением обездвижить, чтобы они не могли избежать огня. Лодыжки, колени. Дочь адвоката была найдена в отдельной комнате, сама студентка Мотмонта, но порезы были другими. Через день произошел третий инцидент. В тот день, когда я появился в Лембсбридже, чтобы поговорить с тобой.

— Три создает шаблон.

— Третий инцидент, сын убил своего отца, деда и мать. Отец и дед были, опять же, значимы. Военный. Он поджег место преступления и сел посреди него, чтобы сгореть.

— Способ?

— Прошу прощения?

— Что это было за орудие убийства? Они выяснили?

— Отец и дед были убиты мечом, который висел на стене, оба были в своих постелях. Трупятник считает, что мать сбежала и попыталась дать отпор. У нее были защитные раны и собственное оружие в руках. Она проиграла бой.

Она проиграла. Это было интересно само по себе.

— Вы посылаете нас за детьми-убийцами, — заметил я.

— Я бы назвал их скорее киллерами, чем убийцами. Вы понимаете, в чем тут дело?

Мы дошли до конца коридора. Мистер Хейл открыл шкаф и достал оттуда мой плащ и туфли. Я начал натягивать свою верхнюю одежду.

— Это выглядит не очень хорошо.

— Да Сильвестр, не выглядит. Мотмонт был создан, поддержан богатыми и влиятельными людьми с предпосылкой, что младшие студенты закончат там и перейдут в Академию. Если они не смогут сдать вступительный экзамен, они продолжат учебу в Мотмонте, пока не смогут. Только лучшее в учителях, учреждениях и учениках.

— За исключением той части, где они убивают родителей, — заметила я.

Мы начали путь вниз. На лестничной клетке было еще больше студентов; четверо мужчин, собравшихся у одного окна, курили, две женщины сидели на лестнице внизу. Оба подвинулись, когда мы спускались.

Одна из женщин улыбнулась мне, когда я спускался. Двадцатилетняя, красивая, в белом лабораторном халате, который наводил на мысль, что она все еще студентка. Почти как старая версия Хелен, но без Хеленутости. Когда я встретился с ней взглядом, выражение моего лица было ровным, улыбка сползла с ее лица.

Мистер Хейл говорил тихим голосом, повернув голову, чтобы убедиться, что никто за нами не подслушивает, пока мы продолжали спускаться по винтовой лестнице.

— Быть другим, как правило, привлекает внимание, независимо от того, являешься ли ты низшим или высшим. Мотмонт, будучи выше всех, явно попал под чей-то взгляд. Мы бы хотели, чтобы это оставалось вне поля зрения общественности. Я полагаю, что единственная причина, по которой эта инфа не распространилась, заключается в том, что третий инцидент произошел на другом конце страны. Учитывая четвертый инцидент или время для распространения слухов...

— ...Кошка была бы вне мешка. Я все понимаю.

— Это не совсем похоже ни на одно из заданий, которые я давал проекту Лэмбсбридж, но я чувствую, что вы для этого подходите. В общем, это важно, Сильвестр. На кону жизни, люди, которые знают и обращают внимание, имеют значение, и реакция, если другие узнают, может быть катастрофической.

— Я понимаю это, — сказал я снова.

Я заметил, что становлюсь более раздражительным. У меня была информация, которую я хотел и теперь я возвращался к старому: чувству боли в голове и обиде на все за сам факт существования.

— Каждому крупному ведомству была предоставлена доля средств для реализации крупных проектов. Вместо того, чтобы посвятить свои средства одному проекту, я посвятил их шести очень разным проектам. План состоял в том, чтобы шестерка сформировала единое целое.

Я кивнул.

— Жаль, что только четверо из вас оказались жизнеспособными, но у вас все получилось хорошо, каждый из вас показывает все больше и больше перспектив по мере развития, но вы остаетесь одиноким членом подразделения. Гештальт. Ваша группа чувствует ваше отсутствие, и они чувствуют это достаточно сильно, чтобы из всех возможностей попросить вас.

— Я тронут, — сказал я.

Я не лгал об этом, но мои мысли были больше связаны с тем, что я должен ткнуть их в это лицом. Я был им нужен. Я мог бы быть самодовольным по этому поводу.

Мы достигли первого этажа. Он придержал для меня дверь, и мы прошли внутрь, направляясь прямо в офис.

Доктор в сером халате, который дал мне свежую кожу, поприветствовал нас, обменявшись короткими любезностями с мистером Хейли, прежде чем перейти к делу. Я не должен слишком долго находиться на солнце, пока не пройдет несколько недель. Неважно, что солнце редко показывалось в этих местах.

Мои мысли уже были о ситуации в Мотмонте. Я отставал от остальных на неделю, а время уже оказывало существенное влияние.

* * *

Меня высадил не мистер Хейли, а его ученица Лейси. Одна из трех студентов, приставленных ко мне. Это сделало поездку в Мотмонт очень тихой и неудобной. Я сделал все возможное, чтобы ей было неудобно, пристально глядя на нее.

К ее чести, ей, кажется, было трудно встретиться со мной взглядом.

— Профессор Хейли предложил мне отвести тебя подстричься, — сказала Лейси, набравшись храбрости и встретившись со мной взглядом. — Сделать тебя более презентабельным.

— Это долго.

— Этого достаточно, чтобы очень легко привести тебя в порядок, — сказала она. — Это не займет много времени.

— Нет, — сказал я.

— Сай...

— Нет, — снова сказал я. — Не предлагай этого снова. Есть причина, по которой я хочу, чтобы мои волосы были такими, какие они есть.

— Мне очень жаль, — сказала она, поднимая руки. — Я понимаю. Как насчет еды? Ты почти ничего не ел после того, как заперся в офисе.

— Я много ел, — сказала я, встретившись с ней взглядом. — Вы не нашли всех пауков, которые были в аквариуме, не так ли?

При этой мысли ее охватила парализующая тревога.

Она, казалось, стряхнула с себя это, и ей удалось хихикнуть.

— Ты издеваешься надо мной.

Я выглянул в окно и очень небрежно заметил:

— Это своего рода отвратительно, когда такая старая женщина, как ты, пытается хихикать и вести себя как маленькая девочка.

Я не смотрел на нее, чтобы увидеть ее реакцию. Это бы пустило эффект насмарку. Мое периферийное зрение подсказывало, что она отреагировала так, как будто я влепил ей пощечину.

— Не говори со мной так, как будто мы друзья, — сказал я, все еще не глядя на нее. — Я твоя работа.

— Ты, кажется, ведешь вежливые беседы с профессором Хейлом, Сай... Сильвестр, — она перешла на длинную форму моего имени в последнюю секунду.

— Да, — сказал и встретился с ней взглядом. — Я уважаю его, если не больше.

У трех студентов были практические роли в проекте «Виверна». Со мной. Я понятия не имел, сколько из них было задействовано на периферии. Глядя на Лейси, одну из трех учениц, я не видел и следа улыбки на ее лице. В ее глазах была смесь неприязни и жалости.

Жалость. И она удивлялась, почему я так сильно ее ненавидел?

— Понятно, — сказала Лейси. — Понятно. Могу я спросить ...

Я немного напрягся, наклонился вперед, положив руки на колени, услышал нотки нерешительности в ее голосе. Мгновенная пауза.

— ...Почему сейчас? — закончила она. — Я не скажу, что в прошлом не было инцидентов, но почему вы вдруг стали спорить со мной сегодня?

— Вы можете спросить, — сказал я и оставил заявление в подвешенном состоянии.

Она повернула голову, глядя в окно, из которого я смотрел минуту назад. Очевидно, ее не слишком удивило отсутствие ответа.

— Каждый день в течение прошлой недели ты стучала в дверь, пыталась поговорить со мной, успокоить, предложить еду, простыни или одежду.

— И ты хотел, чтобы тебя оставили в покое? — спросила она.

— Я так и сделал, но дело было не в этом. Дайте человеку пистолет, скажите ему, чтобы он застрелил своего соседа, или застрелят его самого. Первый человек, которого мы ставим в такую ситуацию, делает это беззаботно. Он нажимает на спусковой крючок. Второй мужчина плачет и стонет, он просит у своего соседа прощения, затем нажимает на спусковой крючок. Третий мужчина плачет и стонет, просит прощения и нажимает на курок, а четвертый получает пулю, потому что не может заставить себя сделать это.

— Второй и третий мужчины—это одно и то же?

— О. Верно. Первый и второй мужчина пошли домой, легли спать и спокойно отдохнули, — сказал я.

Она обдумала это вслух, подытожив:

— Сначала стреляет без слов, спит спокойно. Второй мужчина просит прощения, стреляет, спокойно спит. Третий мужчина просит прощения, стреляет, но не спит. Четвертый умирает, потому что он не стреляет. Ты собираешься сказать мне, что первый мужчина — лучший из четырех? — спросила меня Лейси.

Я бросил на нее полный отвращения взгляд.

— Нет.

— Значит, третий. Ты намекаешь, что я второй? Это довольно поверхностное, неверное предположение с твоей стороны, Сильвестр, если ты думаешь, что я спокойно сплю, — сказала она, и в ее голосе послышалась нотка тепла. Я бы ее немного расстроил.

— Нет, — сказал я спокойно. — Я ничего не говорил о том, что кто-то лучше или хуже. Они могут справиться с ситуацией так, как им заблагорассудится. У них пистолет у виска, это их выбор. Ты? Может быть, ты похожа на второго мужчину, может быть, на третьего, но у тебя определенно нет пистолета у головы. Если ты хорошо ко мне относишься, то это для твоей пользы, а не для моей.

Я откинулся назад, отворачиваясь от нее, мое внимание вернулось к окну.

Человеческая природа. Если бы я просто сказал это, одну строчку, одно предложение, она бы не слушала. Но я заставил ее задуматься, втянул ее в это, а затем заставил посмотреть правде в глаза.

Остаток поездки в Мотмонт прошел в блаженной тишине.

Мотмонт оказался интересным зданием в четыре этажа с крутой наклонной черепичной крышей, он занимал треть городского квартала, в нем не было двора, который я мог бы разглядеть. Стены были бледными, как яичная скорлупа, а плющ, ползущий по кирпичной кладке, был темным, почти безлистным. Это было не в том конце города, где я часто бывал, но даже среди более красивых зданий с горгульями, которые выплевывали воду из канав и встроенных конюшен для сшитых лошадей, это выделялось как нечто выдающееся.

У арочного входа, ведущего в здание, меня ждала женщина.

Лейси не сказала ни слова, когда я вышел из кареты, натянув капюшон, чтобы защититься от дождя.

— Сильвестр, я так понимаю? — спросила женщина. Она была пышногрудой, если можно так выразиться, деловитой, в розовом жакете и коротком платье, с каштановыми волосами, завитыми по бокам, с излишним макияжем.

— Да, мэм.

— У тебя хорошие манеры. Хорошо. Я директриса. Давай-ка взглянем на тебя.

Я опустил капюшон.

Почему-то она не выглядела особенно довольной. Я был немного неряшлив.

— Пойдем внутрь, — сказала она, ведя меня рукой за спину.

Она провела меня мимо приемной, указывая на ванную для мальчиков.

— Униформа на стуле у раковины. Найди минутку, чтобы умыться, прежде чем одеться. Я принесу тебе расческу, чтобы ты мог привести в порядок волосы.

Я кивнул и сделал, как она просила.

Униформа оказалась белой. Белые брюки и рубашка на пуговицах с короткими рукавами и прямым воротником с жесткой горловиной. Белизна этого, вероятно, была кивком в сторону Академии.

Я ненавидел белое. Видел его слишком много, и это меня не устраивало. Мои волосы были черными и даже с жиром, клеем или чем-то еще, что я в них добавлял, кончики завивались.

Я привел себя в максимально презентабельный вид, зная, что это ненадолго.

Вышел из ванной и представился директрисе. Она опустилась передо мной на колени и разгладила кое-что из одежды, выковыривая один кусочек ворса.

— Тебе идет, — солгала она. — Ты выглядишь как молодой джентльмен.

Две лжи на двух вдохах, прямо мне в лицо. Она мне почти понравилась.

— Время обеда. Ты можете представиться другим. Все дневные занятия посвящены биологии. По пятницам мы посещаем Академию. В приюте есть мальчик по имени Джейми. Ты знаешь его?

— Да, мэм.

— Ты будешь в тех же классах, что и он, и вы будете спать в одном помещении. Думаю, ты найдешь его сидящим во дворе под деревом.

— Я не удивлен.

— Это строго временно, ты понимаешь? — спросила она. — Я не хочу, чтобы ты питал большие надежды.

— Я понимаю, мэм, — сказал я.

Она выпрямилась, глядя на меня сверху вниз.

— Миссис Эрлз считает, что у вас может быть мотивация стараться больше, видя, что мы можем предложить.

— Думаю, я так и сделаю, мэм, — сказал я.

— Тогда продолжай, — сказала она.

Я пошел. Женщина стояла у ворот, открывая их, чтобы пропустить меня.

Здание образовывало квадрат, в центре которого был двор, а внутри находились драгоценные ученики. По углам были установлены чаши, из которых росли деревья, поддерживающие здание, служащие укрытием от дождя для учеников. Сама стеклянная крыша была увита виноградными лозами и маленькими цветами.

Молодые люди в возрасте от семи до пятнадцати лет собрались во дворе, многие играли или собирались группами. Тут и там были разложены одеяла, на которых они могли сидеть, чтобы не испачкать свою форму.

Точно так же, как студенты Академии обладали изысканным, отшлифованным видом, эти студенты выглядели прилично.

Мне не потребовалось много времени, чтобы найти остальных. Гордон был в компании мальчиков, возле более крупной компании. Хелен была среди девочек. Джейми был под одним из деревьев по периметру, с книгой и ручкой на коленях. Он увидел меня до того, как я увидел его, и мгновенно вскочил на ноги.

Лилиан я нашел в стороне, с толстой девушкой и более высоким тощим зубастым парнем, на вид лет пятнадцати. Гордон резко присвистнул и привлек ее внимание. Она быстро попрощалась с двумя друзьями.

Мы собрались.

Гордон взглянул на меня, и я увидел искреннее беспокойство в его глазах.

— У вас была встреча.

Я кивнул.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Мы должны быть рядом, когда это нужно.

— Вы не знали, что это приближается. Я тоже, — сказал я. — По крайней мере, мне не нужно беспокоиться об этом еще тридцать дней.

Он не выглядел впечатленным.

— Ты невыносим после встречи, — сказал Джейми.

— Постараюсь быть невыносимым полезным способом, — ответил я. — Давайте приступим к делу. Я слышал, вы застряли.

— Подожди, ты пришел один? — спросил Гордон.

Я нахмурился.

— Меня высадила Лейси.

— Черт, — сказал он.

— Мы надеялись, что Хейл тоже придет, — сказал Джейми. — Я думал, что его больше беспокоит отсутствие у нас прогресса.

Я в замешательстве посмотрел между ними.

Гордон нахмурился.

— Послушай, Сай, мы более чем застряли. Мы в опасности.

— Опасность?

— Они знают, кто мы такие. Они следят за нами, — сказала Хелен, и ее голос был мягким и совершенно беззаботным. Это не означало, что не было причин для беспокойства. Это была просто Хелен.

— Пять покушений на наши жизни за последние семь дней, — сказал Джейми. — И то, если мы правильно понимаем, означает, что они либо очень, очень умны...

— Или изгнаны из Академии, — сказал я.

Джейми кивнул.

— Поговори с нами, — сказал Гордон. — Услышим ваши идеи, получим свежий взгляд, прежде чем мы начнем давать вам основания для предвзятости.

— Хорошо, — сказал я. — Учитывая то немногое, что мне известно, я не думаю, что это дети-убийцы. Я тоже не думаю, что они наёмники. Они инструменты.

Гордон кивнул. Остальные были неподвижны.

— Качество убийств неуклонно улучшается. Это говорит о том, что дети — это оружие, а убийца за кулисами, — сказал я. — И я думаю, вы это уже знаете.

— Да, — сказал Гордон.

— Чего вы не знаете, и почему я думаю, что вы застряли, так это то, что вы слишком склонны к шаблонам. У вас есть свой подход, но он слишком жесткий, когда ваши враги прячутся в тени. Нам нужно их встряхнуть.

— Я полагаю, у тебя есть идея, как это сделать.

Я улыбнулся.

Боль в голове утихала с каждой секундой.