Twig / Твиг (джен)

Как наши дела? Первый урок, что знают даже непосвященные. Чтобы жизнь процветала на самом базовом уровне, необходимы четыре элемента. Углерод, кислород, азот и водород.

В этом отношении у нас все было хорошо. Воздух вокруг нас был затхлым, но все еще хватало кислорода. Вода текла позади и под нами, текла по нашим босым ногам, перенаправляясь из водостоков внутрь здания.

То, что когда-то было сараем, было превращено в склад, а затем заброшено после третьей серии изменений. Пол из старых деревянных реек доходил до середины старой достройки, которая когда-то была сеновалом. Мы стояли на краю, смотрели на пол внизу и видели неровные половицы поверх уплотненной грязи. Оригинальная дверь сарая все еще стояла на роликах. Я наклонился, чтобы получить лучший обзор. Увидел стол, разбросанные бумаги, книги и доску. Единственным светом был тот, который проникал через окна. Беспорядок был на верхнем этаже и еще больше на нижнем.

Кроме нас четверых, на этом сеновале присутствовало еще и оно. В тусклом свете, проникавшем через окно, было трудно разглядеть это, как угря в темной воде, и если бы оно не двигалось, мы бы, вероятно, вовсе не заметили бы этого. Гладкий, четвероногий и достаточно высокий — я не смог бы дотянуться до его плеча, если бы стоял на носках — он был обвит вокруг столба, как змея. Однако в отличие от змеи у этого было четыре длинных конечности, каждая с четырьмя длинными пальцами с когтями на концах. Голова переходила в шею, которая переходила в плечо и тело без выступающего гребня, выпуклостей от кости или мускулов, чтобы прервать симметрию.

Оно развернулось, вцепившись когтями в пол, и старые половицы не издали слышимого скрипа. Каким бы большим он ни был, ему удавалось распределять вес очень равномерно, он использовал свой хвост, чтобы удерживать часть своего веса.

Его перемещение больше походило на скольжение, чем на ходьбу. Каждая ступня опускалась впереди последней, когда он проходил в трех футах от нас. Его широкий рот приоткрылся, обнажив лишь намек на узкие белые зубы.

Не было никакого прикрытия, ничего, что могло бы нас от него скрывать.

Я видел, как его ноздри раздуваются. Он открыл рот, чтобы ощутить воздух на ощупь тонким языком.

Судя по тому, как все шло, мы были очень близки к тому, чтобы оказывать эффект, противоположный «благоуханию».

Это было трудно выразить словами, но когда я об этом думал, это было забавно.

Я ухмыльнулся, и хлопья воска упали с моего лица при движении. Я смотрел, как тварь продолжает двигаться вперед, к задней части сеновала, повернув голову, обнюхивая окрестности. Он отмотал свой длинный хвост от деревянной колонны, которая поддерживал один конец нависающего сеновала, и двинулся с медленной осторожностью.

Я уставился на его глаз и увидел, что тот не двигается, когда голова мотнулась из стороны в сторону; щель радужки едва изменилась в ответ на слабый луч света из окна, ниспадающий над его головой.

«Он слепой», — прошептал я.

Движение существа остановилось. Он застыл с широко раскрытыми ноздрями.

Гордон, слева от меня, протянул руку, прикрыв мне рот. Он был напряжён, морщинки на его шее выделялись. Он пытается сделать смелое лицо, как положено нашему лидеру. Гордон — сильный, красивый, симпатичный, талантливый. Воск покрыл его лицо, как и все наши. Почти прозрачный, потрескавшийся и белый в уголках его губ, где он изменил свое выражение. Воск сходил хлопьями по линии роста волос, где его волосы были покрыты им.

Существо повернулось, при этом его хвост двинулся вокруг, пока не коснулся внешнего края импровизированного желоба, в котором мы все стояли, тонкие изумрудные чешуйки царапали дерево.

Тогда Гордон прошептал, и я едва мог услышать, как он произнес: «Он не глухой».

Я кивнул, и он убрал руку от моего рта.

Я мельком взглянул на девушек. Хелен и Лилиан. Такие же разные, как день и ночь. Лилиан наклонилась; капюшон был надвинут на ее голову, она прятала лицо, руки сжимали ремни сумки, костяшки пальцев побелели. Она была в ужасе, и это было правильно. Воск, покрывавший ее лицо, сильно шелушился.

У её противоположности, Хелен, на лице не было ни тени эмоций. Ее золотистые волосы, обычно ухоженные, собранные в тугие завитки, были влажными и ниспадали хаотично. Вода стекала по ее лицу, брызгая через ту сторону окна, где проходил импровизированный водосточный желоб, и падающие на неё капли не вызывали ни малейшего содрогания или хотя бы трепета ресниц. Она могла быть статуей, и ее лицо оставалось достаточно неподвижным, чтобы воск, покрывающий его, не сломался, что только усиливало эффект.

Неподвижные и молчаливые, мы наблюдали, как существо двигалось в дальний угол амбара.

Оно издало щелчок, и четыре изогнутых клыка, которые были шире карандаша, видимые только мгновение, мелькнули, прежде чем голова исчезла в обломках, сложенных в углу. Что-то мохнатое немного поборолось, прежде чем это существо подняло голову с добычей в челюстях. Никакого глотания как такового. Гравитация сделала свою работу, когда зубы разошлись и добыча упала в длинное горло.

Второй укус позволил ему собрать еще одного, маленького и достаточно молодого, чтобы тот даже не мог сопротивляться. Совсем крошки.

«Кошечки», — прошептала Лилиан, в выражении ее лица страх сменился ужасом.

Я подумал, что мама котят не должна была рожать детей в одном здании с монстром. Закон Уоллеса в действии.

Гордон подтолкнул меня. Он указал на окно.

Я кивнул.

Импровизированный желоб был немногим больше желоба, с небольшим вниманием к утечкам здесь и там, и он подавался в деревянные бочки на краю верхнего этажа, с большим количеством каналов и желобов, ведущих в подсобные помещения и резервуары внизу. Он работал достаточно долго, чтобы накопились мусор и грязь, сочетание ила и накипи, собирающейся на самом дне; это делало его опасным. Наше продвижение было медленным, и мне пришлось напомнить себе, что все, что движется быстрее, грозит наделать шума или рискует упасть.

Словно следуя этой мысли, нога Лилиан заскользила по дну корыта, и она накренилась вперед, прямо в объятия Хелен. Существо прекратило свое медленное поглощение кошачьего помета.

Мы замерли в ожидании, пока существо принюхивалось к воздуху.

Оно вернулось к своей трапезе.

Когда мы выбрались, все, кроме меня, надели капюшоны, чтобы защититься от дождя. Я позволил каплям упасть туда, куда они должны были упасть — на волосы, которые отказывались укладываться под толстым слоем гидроизоляционного воска, и за шиворот.

За окном не было никакого выступа, только настоящий желоб. Более крупный и прочный, хотя и опасный из-за сезонов накопившейся грязи. Козырёк крыши нависал над нами, скорее, вверх, чем над нами, как обычно бывало на крышах амбаров. Красные листья были собраны тут и там.

— Я остаюсь, — пробормотала Хелен.

Не было никаких возражений, никаких аргументов. Мы не могли позволить себе шуметь, и это имело смысл.

— Я пойду первым, — вызвался я, немного вытянув шею, чтобы увидеть путь вниз. Амбар, превращенный в склад, а потом превращенный во что-то еще, был высоким, с длинным расстоянием до дна. Водосточный желоб в углу был направлен к земле и прикреплен к кирпичной стене в правильных точках с помощью металлических отрезков. Она работала как лестница, но пользоваться ею было не так легко. «Ступеньки» были слишком далеко друг от друга, слишком близко к стене.

Кто-то схватил меня за руку. Я думал, что это будут Гордон или Хелен, так как для них это было характерно. Я ошибся.

— Ты пойдёшь вторым, — прошептала мне Лилиан. — Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы знать, что если ты пойдешь впереди меня, то заглянешь мне под юбку.

— Я? — я изобразил саму невинность.

Гордон ткнул меня пальцем. Выражение его лица было серьезным, его зеленые глаза под капюшоном стали серо-стальными, впитывая цвета облаков над головой. Его рот сжался в мрачную линию.

— Хорошо, — уступил я.

— Я возьму твою сумку, — прошептал Гордон. И снова не было никаких возражений. Лилиан передала рюкзак, набитый инструментами и припасами.

Она приняла поддержку Гордона в спуске к водосточной трубе и начала свой медленный спуск.

Я заерзал. Мой взгляд блуждал по окрестностям, зданиям, разбросанным так, словно их разнесло сильным ветром и посадило там, где они стояли. Старые сооружения обладали очарованием, простотой и характером, которые приходили с возрастом и легким износом.

Самые старые и самые новые здания были укреплены спланировано выращенными растениями; ветви вплетались в поврежденные участки и проходили через них, дополняя каменную кладку, вокруг кирпичей и опор. Самые новые наросты имели характерный красный оттенок листьев. Остальные были мертвы и оставлены для дальнейшего окаменения.

Академия возвышалась над всем этим, она обладала теми же самыми элементами, доведенными до крайности. Когда-то это была старая коллекция зданий. Стремительный рост и удовлетворение растущего спроса привели во многом к такому же бессистемному росту.

Все это имело запах. Были запахи, которые стали второй натурой, и были запахи, которые укоренились в психике как неприятные запахи. Те, которые говорили о смерти, о длительной болезни и насилии. Жир, распад и кровь. Каждый из них был тяжелым в воздухе.

Ирония судьбы в том, что такие заросшие и пахнущие разложением места были частями города, заряженными прогрессом.

Можно было подумать, что дождь смоет этот запах.

Я проверил. Лилиан спустилась на одну ступеньку ниже. Я раздраженно переминался с ноги на ногу.

Она не была одной из нас. Она была новенькой. Нужно было дать её поблажку.

Это был не первый раз, когда я говорил себе что-либо из этого. Я слышал это и от Гордона. Это не делало его менее раздражающим.

Я наклонился, заглядывая через край желоба на дорогу внизу. Я мог видеть окна, коробки дальше внизу.

— Сай, — прошипел Гордон, — что ты делаешь?

Ухватившись за выступ, я перемахнул через него.

Я отпустил его и наслаждался моментом полного ужаса и испуганным вздохом Лилиан, прежде чем мои пальцы ухватились за оконную раму внизу.

Моя правая нога поскользнулась на влажном подоконнике, соскребая облупившуюся краску, прежде чем я снова поднял ее на подоконник. Внизу брызнули хлопья воды и краски.

Когда я поднял глаза, голова Гордона высунулась из-за края и смотрела на меня сверху вниз.

Он повернул голову, и я услышал, как он очень терпеливо сказал Лилиан:

— Продолжай. Не обращай на него внимания.

Вглядываясь в окно, я мог видеть интерьер, нижний этаж. Письменный стол, записи об эксперименте. Другой стол был заставлен рядами разбросанных бутылок, флаконов, кувшинов и еще большего количества бумаг.

Вощеный водонепроницаемый капюшон и короткий плащ защищали мою рубашку. Дождь лил на меня, просачиваясь по загривку под рубашку, и я вздрогнул от этого ощущения.

Я проверил окно и был крайне удивлен, обнаружив, что оно заперто на задвижку. Я вытащил ключ из кармана, пытаясь вставить его в щель, надеясь поднять защелку, но она оказалась слишком толстой.

Ключ вернулся на место. Я убирал руки с подоконника по одной, чтобы вытереть их о подмышки, а затем поменял хват.

Взявшись за подоконник, я напрягся всем телом, потянувшись вниз и вправо к дверному косяку обрамлявшему большую раздвижную дверь, но остался вне досягаемости...

Я свесился спиной к стене. Держась левой рукой за подоконник, вытянул правую ногу вниз, коснулся рамы большим пальцем ноги. Я нашел опору и воспользовался ею, чтобы лучше расположиться. Пальцы правой руки впились в пространство между кирпичами, где вода стерла раствор, и я приподнялся, используя пальцы ноги, чтобы взгромоздиться на верхнюю часть дверного проема.

Будь это любая другая дверь, я бы не стал суетиться, но я все еще был достаточно высоко над землей, чтобы иметь причины для беспокойства. Это был сарай, и эта дверь была из тех, что пропускают внутрь повозки или тяговых лошадей.

Я стал двумя ногами на верхней части двери, вытирая руки от влаги и песка.

— Наблюдая за тем, как ты это делаешь, я начинаю нервничать, — сказала Лилиан, глядя на меня сверху вниз. Она продвинулась еще на две «ступеньки». Она была самой низкорослой из нас, около моего роста, и ей от этого было не легче.

Я одарил ее улыбкой, и еще больше водоотталкивающего воска, который покрывал мое лицо, треснуло.

Я опустился на корточки, все еще стоя на двери, затем соскользнул вниз, прислонившись грудью к самой двери. Позволил себе упасть вниз, приземлившись босыми ногами в грязь.

Я не мог согнать улыбку с лица, когда проходил под водосточной трубой, косясь на Лилиан, которая, в свою очередь, делала то же самое, глядя на меня сверху вниз, очень явно раздраженная.

— У тебя была аудитория, — произнес мягкий голос.

Я обернулся.

Среди пустых ящиков и снятой с петель двери, сваленной в кучу в виде мусора и обломков, я смог разглядеть пятого члена нашей группы. У Джейми на коленях лежала книга, наши собранные ботинки и туфли были аккуратно разложены вокруг него, и у него была компания. Чернокожий мальчик в плаще с капюшоном, слишком большим для него, достаточно изодранным, чтобы, вероятно, быть подарок для того человека, которому плащ принадлежал ранее. Глаза мальчика были широко раскрыты.

— Я думал, ты на стрёме, — сказал я.

— Так и есть.

— Весь смысл стоять на стрёме в том, чтобы сообщать нам, если возникнут проблемы.

— Он проблема? — спросил Джейми.

— Я не доставляю никаких хлопот, — он говорил, стоя чуть позади Джейми, говорил легко и без колебаний. — Проблема внутри.

— Змееподобная штука, — сказал я.

— Ты видел это? — спросил он. Его глаза расширились. — Тогда вы должны знать, что если вы собираетесь что-то украсть, вам не следует красть оттуда.

— Мы не воруем — сказал я. — Мы просто смотрим.

Мальчик не ответил. Он наблюдал за медленным спуском Лилиан.

Я встретился взглядом с Джейми. Если бы не Хелен, которая была особым случаем, я мог бы назвать Джейми тихоней. Он носил очки, хотя существовали всевозможные способы исправить или заменить плохие глаза, и его волосы под капюшоном были длинными. Не из какого-либо стиля или притворства. Ему просто никогда не нравилось, как они выглядели, когда были короткими. Его лицо было узким, глаза большими, когда он перевел взгляд с меня на Лилиан. Его руки крепко сжимали книгу, лежавшую у него на коленях.

— Хелен? — спросил он.

— Осталась наверху.

Кивок.

Я хотел, чтобы он понял, как поступить с нашим свидетелем, учитывая, что он не смог предупредить нас о мальчике с самого начала, но Джейми молчал.

— Как вас зовут? — спросил я.

— Я?

— Его я знаю, — сказал я, указав на Джейми подбородком, стараясь казаться таким же раздраженным от этого вопроса, каким себя чувствовал.

— Томас. Мои друзья зовут меня Том.

— Вы слышали о плачущем человеке с Мясной улицы?

— Сай, — сказал Джейми, внезапно обратив внимание на проблему. Имя было предупреждением.

Но Том ответил:

— Шытый, сошедший с ума. Помню.

— Да. А помнишь Мать-Наседку?

Том кивнул.

— Та медсестра, которая… с младенцами...

Теперь он выглядел довольно встревоженным.

— Правильно, — сказал я, стараясь звучать спокойно, успокаивающе. — Медсестра. Да. Оба были пойманы, верно? Их повязали.

— Да, — ответил Том. Он не нашел в себе сил встретиться с моим взглядом, поэтому сосредоточился на Лилиан. — Власти из Академии получили их.

— Точно, Том, — сказал я. — Но кто сказал властям?

Его глаза двигались. Ко мне, потом к Джейми, к Лилиан, а потом он перевел взгляд на сарай, превращенный в склад.

Я кивал, прежде чем слово вышло из его уст.

— Вы.

— Ты умный, — похвалил я его.

— Почему?

Я сделал универсальный жест для денег, потирая большой палец о два пальца.

— Действительно?

Я кивнул.

В его голове крутились шестеренки. Обработка, расчет.

— Я кое-что слышал, — сказал он.

— Держу пари.

— Полезные вещи.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал я.

— Я могу получить за это деньги? За то, что делюсь тем, что знаю?

— Если вы знаете, кому рассказать и как это продать, — сказал я.

Выражение его лица изменилось, он нахмурился. Разочарование.

Тик, тик, поворот. Шестерни в его голове все еще двигались.

Он не был глупым, даже если он не был актером. С другой стороны, ему было всего десять лет или около того.

Я мог догадаться, о чем он собирается спросить, и я знал, что могу потерять его, если отказывать ему слишком много раз.

Мой разум перебирал возможные варианты. Что мне было нужно, что я должен был сделать.

Прежде, чем он успел задать вопрос, я прервал его.

— Ты хочешь войти?

— Внутрь? — спросил он. Теперь он насторожился.

Я сунул руку под плащ и выудил кошелек с монетами. Два пальца погрузились внутрь и вытянули два доллара монетами, зажатые между подушечками пальцев.

Его настороженность утихла.

— Я дам тебе это по доброй воле. Целых восемь долларов, если ты доведешь дело до конца. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня.

Он без колебаний потянулся за деньгами, и я спрятал их в кулак.

— Ты сказал, что у тебя были друзья? — спросил я.

— Конечно.

— На крыше бакалейной лавки. Угол Оксбоу и Пустой. Подождите там. По очереди приглядывайте. Вы ищете черную карету, ведомую двумя шитыми лошадьми, направляющуюся в Академию. Вы поймете, что они шиты, потому что на них плащи. Ждать придется не больше двух часов.

— Ага, и?..

— Там наверху есть дождевая бочка. Им придется остановиться и подождать, пока путь освободится, прежде чем они смогут продолжить свой путь. Что ты должен сделать, так это опрокинуть бочку. Отправь воду с края крыши на лошадей, если сможешь. Возможно, вам захочется кое-что приподнять вокруг ствола, чтобы убедиться, что это произойдет.

Он слегка нахмурился.

— Десять долларов, тебе и твоим друзьям, за одну дневную работу. Довольно выгодная сделка. Думаешь, сможешь это сделать?

— Я могу это сделать, — сказал Том.

— Ты уверен?

— Я могу это сделать, — сказал он твердым голосом.

Я изучал его с головы до ног, учитывая все.

Вернув руку под плащ, я достал из кармана банкноту и вложил её ему в руки.

Он ошеломленно посмотрел на деньги.

— Если вы не доведете дело до конца, вы больше не получите такой сделки, — сказал я. — Подумай хорошенько, прежде чем пытаться обмануть меня. Большая часть того, что мы делаем, — это находим людей.

Он молча кивнул.

— Иди, — сказал я.

Он побежал, шлепая ногами по лужам воды.

Лилиан была примерно на полпути вниз.

— Ты солгал ему, — сказал Джейми.

— Ты бы предпочел, чтобы я сказал правду? — спросил я.

— Если ты собираешься втянуть его в это.

Я покачал головой.

— Что заставляет меня спросить... Что ты задумал? — спросил Джейми. — Ты не просто избавлялся от него или создавал проблемы.

— Я иду внутрь, — сказал я, направляясь к двери. — Скажи остальным, если им интересно.

— Я не об этом спрашиваю, — сказал Джейми.

Но он не сдвинулся с места, а я уже ушел.

Я снова прошел под Лилиан, заглядывая ей под юбку во второй раз, больше чтобы подколоть ее, чем из какого-либо затянувшегося любопытства. Большая дверь, как оказалось, была заперта, и я не смог обойти большой висячий замок так же, как не смог обойти защелку окна наверху. Но дверь была на колесах, и колеса вписывались в колеи — длинные, неглубокие каналы.

Я направился к концу двери напротив замка и навалился на нее всем весом своего тела. Замок загремел — тяжелый.

Я попробовал надавить немного сильнее, толкнул, и дверь накренилась; нижний угол, ближайший ко мне, выпал из канала. Схватившись за дверь, я потянул ее вверх и в сторону; дерево заскребло по бетону, когда я создал треугольную щель.

Я проскользнул внутрь, мой взгляд сразу же устремился на сеновал, на верхний этаж.

Хелен была там, сидела, подперев одну ногу, положив обе руки на колени, чтобы юбка не задралась. Ее лицо по-прежнему ничего не выражало. Половина ее внимания была прикована ко мне. Половина была на существе. Рядом с ней стояла дождевая бочка, устроенная так, что она свисала с края сеновала, собирая воду, которая стекала через импровизированный желоб, подавая непрерывный поток в контейнеры внизу. Сток из этих контейнеров стекал в угол здания. Водосток, оставшийся с тех времен, когда здание было складом, чтобы товары оставались сухими.

Я изучил бумаги на столе. Вода из одного из окон наверху брызнула вниз. Едва ли достаточно большие, чтобы их можно было назвать каплями, ее частички усеивали одну бумагу, заставляя чернила растечься. Наброски зверя. Примечания по строению и анатомии.

Один из текстов на столе рядом со столом был написан вручную. В страницах были дырки, и через них был продет шнур, привязывающий их к тяжелой кожаной обложке. С осторожностью я пролистал его.

Одно существо, созданное из соединённых нескольких вместе. Лучшие черты каждого, все вместе взятые. Ссылки на тексты Уолстона, на соотношения жизни и на тома генетического кода для Felidae и Eunectes Murinus.

Целая глава о пищеварительных ферментах. Диаграммы клыков твари, которые я мельком видел, когда она пожирала мать-кошку, описание яда в резервуарах, который не был ядом на самом деле. Это были ферменты, очень похожие на те, которые жуки использовали для растворения пищи перед ужином. Заметки предполагали, что эта функция помогает с перевариванием любой пищи.

Не было сомнений в том, для чего была спроектирована эта штука.

Мой палец провел по этикеткам стеклянных контейнеров, бутылок и флаконов. Кровь, желчь, мозговая жидкость…

Яд. Я ожидал, что он будет зеленым, но он был прозрачным, в стеклянном контейнере с мутной поверхностью, примерно такой же высоты и ширины, как винная бутылка, хотя и более цилиндрической формы.

За дверью послышался шум, и я сделал большой шаг в сторону, к тени рядом с одним из больших деревянных контейнеров для воды.

Только Лилиан, за которой следовал Гордон, прошла через щель. Гордон был самым крупным из нас, и ему было особенно тесно.

Я продолжил листать текст.

Диета.

Мой взгляд скользнул по списку. Время приема пищи, источники питания, размеры еды.

Туша свиньи.

Собачья туша.

Туша свиньи.

Поглощенная еда. Неизвестного типа.

Туша свиньи.

Туша свиньи.

Поглощенная еда. Собака.

Он не был полностью взрослым, но был близок к этому и рос быстро. Два раза в неделю.

Я вспомнил, что он съел кошку, а затем снова посмотрел на записи.

Сорок фунтов, шестьдесят фунтов, сорок фунтов, и тому подобное, сто фунтов… Я отметил цифры и попытался найти закономерность между этими цифрами и едой.

Я перелистнул на несколько страниц вперед, пока не добрался до первой неполной страницы. Осталось место для новых записей.

Последний прием пищи, чуть более двух дней назад, туша козы. Он уже был голоден. Вполне возможно, что мы готовились к последнему рывку роста. Более поздние приемы пищи были больше.

Гордон присел на корточки, всматриваясь в этикетки на бутылках. Он увидел, что я смотрю, и постучал по носу, а затем указал на бутылки.

Я кивнул.

Я постучал по книге, привлекая его внимание, и отошел, пока он читал записи.

Возможности почитать ему не представилось.

Снаружи раздался жесткий звук падающих вещей. Хаос.

Я мог представить себе укрытие Джейми по тому, как дверь была подпёрта. Это было предупреждение.

— Спрячься, — прошептал Гордон.

«Тебе не нужно говорить мне», — подумал я, но прикусил язык.

Очень осторожно я закрыл книгу. Я сдвинул угол, чтобы вернуть его в то положение, в котором он находился. Мой взгляд пронесся над комнатой.

Вода на полу. Имело ли это значение?

Нет. Кроме того, времени не было.

Я скользнул в темную щель между резервуаром для воды и стеной. Гордон и Лилиан уже ушли. Хелен, которая была наверху и наблюдала за всем, теперь тоже исчезла. Без сомнения, она пряталась за бочкой с водой, в шаге от того места, где была.

Прошло четыре секунды, прежде чем я услышал, как заскрипел замок.

Колесо двери со стуком вернулось в колею, когда ее сдвинули в сторону, но не было никаких признаков беспокойства или подозрений.

Он закрыл за собой дверь, и звук чего-то, что тащили, присоединился к шуму твердых подошв по деревянному полу, отмечая его продвижение по своей импровизированной лаборатории.

— Проклятое чудовище, — пробормотал он. — Где ты есть?

Он издал шорох и шелест, убирая со стола, а затем опустил на него свою ношу.

Я услышала его ворчание, и воздух наполнился запахом крови.

Количество света в комнате изменилось. Я решил, что это туша зверя заслоняет свет из окон наверху.

— Вот ты где, — сказал он.

Быстрыми шагами он подошел к резервуару с водой, возле которого я присел на корточки. Он не терял времени даром, погружая руки внутрь, брызгая водой, когда со свистом погружал руки внутрь. Часть воды, выплеснувшейся из бака, попала на меня сверху.

Я был достаточно близко, чтобы коснуться его.

Послышалась возня и глухой стук, когда существо, похожее на кошку-змею, коснулось земли, стремясь добраться до своей еды. Его создатель уже сидел за столом, отбирая флаконы, слегка прикладывая их к запястью, а затем потирая запястья друг о друга.

Я подумал о жесте Гордона. Касание к носу.

Запахи?

Феромоны.

Так он управлял созданным им зверем.

Я видел, как он приводил в порядок бумаги, лишь время от времени оглядываясь через плечо. Он напевал. Если бы не щетина на подбородке, он выглядел как джентльмен: в жилете на четырех пуговицах под мясницким фартуком и плаще до щиколоток. Его волосы были песочного цвета, разделенные пробором на одну сторону.

Я видел, как существо подняло голову.Еда была у этого во рту, и он запрокинул голову, чтобы все это соскользнуло ему в глотку.

Его создатель щипцами собрал окровавленный мешок. Я решил, что это мешок, в котором была еда. Возможно, еще одна свинья.

Он исчез из поля зрения.

Шорох.

Затем щипцы со звоном упали на пол. Зверь изменил угол наклона головы.

— Ребенок? — в голосе мужчины звучало неверие.

Послышался шум, скрежет стали по бетону, когда чья-то нога задела щипцы.

Я остался там, где был.

Они боролись перемещаясь, потом остановились между столом с бумагами с одной стороны и столом с бутылками — с другой. Человек приставил разделочный нож к горлу Гордона. Предположительно, тот же самый, которым он воспользовался, чтобы разрезать еду существа и привлечь его внимание.

— Вас двое. Есть еще кто-нибудь?

Гордон молчал.

— Я тебя спрашиваю! — мужчина был зол, возмущен. — Есть еще? Девочка! Сколько вас? Скажи мне, или я его порежу!

— Несколько, — сказала Лилиан. — Четверо.

— Шум снаружи. Это был один из них?

— Пять, если считать его, — сказала она тихим голосом.

— Не играй со мной в игры! — прорычал мужчина. — Покажитесь! Каждый из вас!

Я медленно выдохнул.

Вышел из нычки у бака с водой.

Хелен была наверху, на сеновале. Стоя у края. Лилиан была ближе к двери. Они с Гордоном прятались в мусорном баке или рядом с ним.

Чудовище расслабилось, только что насытившись.

— Дети? — недоверчиво сказал мужчина.

Он не ошибся. В тринадцать лет Лилиан была самой старшей из нас. Гордону в прошлом месяце было всего двенадцать.

— Ага, — сказал Гордон напряженным голосом. Его шея была зажато в сгибе руки, обнажая нижнюю часть горла.

— Ах, зараза, — сказал мужчина. — Мой эксперимент не убрал вас?

Его взгляд прошелся по каждому из нас по очереди. Я увидел, как между его бровями появилась едва заметная складка.

Казалось, он пришел к пониманию.

— Ты чем-то себя прикрыл. Так что он не может тебя учуять. Это было преднамеренно.

Я встретился взглядом с Лилиан и дернул подбородком. Шевельнул рукой в её направлении.

Простые, естественные жесты и коммуникации, исходящие из лет совместной работы, происходившей без Лил. Она была новенькой. Недавнее пополнение в группе.

Я почти подумал, что она неправильно поняла, пока она не заговорила.

— Да, — сказала она. — Мы... слышали о тебе.

— Слышали что?

— Что в трущобах что-то завелось. Оно ело домашних животных. Съело человека, который спал снаружи.

— Нет, — сказал мужчина.

— Да, — сказала Лилиан. — Есть свидетели.

— Свидетели ошибаются, — сказал мужчина.

— Ты позволил ему отправиться на поиски собственной пищи, — сказал Гордон все еще сдавленным голосом. — Вы не могли позволить себе кормить его, когда он вырос таким большим. Ты позволяешь ему питаться бездомными животными. Что он и сделал. За исключением того, что один из этих бродяг был человеком. Это есть в книге. Еда неизвестного типа.

Я немного обошел мужчину.

— Ты не знаешь, о чем говоришь. Я изучил его остатки, — сказал мужчина, игнорируя упоминание его собственной заметки. — Ничего человеческого.

— Ты имеешь в виду, ничего определенно человеческого, — сказал Гордон. — Но вы не в состоянии определить все, что он съел.

— Ты! — мужчина повысил голос. Его голос звучал более эмоционально, чем раньше. — Там, наверху! Девочка! Оставайся на месте.

Хелен застыла на месте.

— Ты убийца, — сказал Гордон более настойчиво. — Мы называли тебя заклинателем змей.

Я придвинулась ближе к столу.

Я не издал ни звука, но заклинатель змей почувствовал беду еще до того, как я что-либо сделал. Он повернулся ко мне, нож был в опасной близости от горла Гордона.

Я тоже сделал свой ход, схватив большую бутылку. Яд. Я высоко поднял его.

— Тебе все равно, что с ним случится? — спросил заклинатель змей.

— Мне не все равно, — сказал я. — Вот почему, если ты порежешь его и если будет похоже, что с ним не все будет в порядке, я собираюсь бросить это в вас обоих.

Глаза заклинателя змей забегали по сторонам. Он не мог наблюдать за всеми нами сразу.

— Двигайся! — сказал он. — Обойди вокруг. Я хочу, чтобы вы были группой.

Я не сдвинулся с места.

— Двигайся!

— Нет, — сказал я.

— Все кончено, заклинатель змей, — сказал Гордон.

— Это не мое имя!

— Это имя они тебе дадут, — сказал Гордон. — Они сделают из тебя монстра. Это то, чем занимается Академия. Обесчеловечивает опасных. Вы не можете захватить всех нас, не сейчас, не здесь. Кто-то обязательно сбежит. Они расскажут людям, и они найдут вас. Вы знаете, какими ресурсами располагает Академия.

— Нет, — сказал заклинатель змей.

— Вы не знаете? — спросил Гордон.

— Это не моя вина, — сказал заклинатель змей. — Академия… это на их совести, а не на моей. Вы не можете записаться, не продемонстрировав своего мастерства, и вы не можете показать свое мастерство, не поэкспериментировав, а они не позволяют этого, не так ли?

— Есть способы, — сказала Лилиан.

— Нет! — рявкнул мужчина. — Нет! Не достаточно. Мир меняется, и они выбирают курс. Они ставят нас в такую ​​ситуацию, когда приходится идти на риск. Надо делать ставки, иначе история будет повторяться. Чьи имена будут связаны с великими открытиями и всеми остальными? Если нам повезет, мы останемся на обочине. Если нет, то мы — просто топливо для достижения их целей.

— Я там учусь, — сказала Лилиан. — Я только начала, но... Я зачислена. Первый год обучения. Не они. Только я.

Я видел, как его покоробило. Неверие. Понимание, которое было почти хуже. Ненависть к тринадцатилетней девочке.

Затем возникла ярость, не чистая, а такая, которая только загнала его в угол.

Его рука сжалась на рукоятке ножа.

Я понял, куда скатывается его мысль, раньше него, пришел в себя, собрал яйца в кулак и намеренно хрюкнул, швыряя бутылку с кислотой в заклинателя змей.

Но и Гордон услышали меня. Когда внимание заклинателя змей переключилось между Лилиан и мной, Гордон нашел возможность защитить свое горло, не давая ножу перерезать его.

Бутылка лениво полетела по воздуху. Гордон пригнулся, опустив голову, и заклинатель змей отпустил его.

Мужчина схватил бутылку мёртвой хваткой.

Он уставился на контейнер.

Все те же эмоции, которые он испытывал к Лилиан, теперь были направлены на меня, и на этот раз они развивались гораздо быстрее. Неверие, понимание, ненависть, ярость.

Он шагнул на меня.

Я попятился, спотыкаясь, падая. Когда он замахнулся, я закрыл лицо, используя водонепроницаемую ткань, чтобы попытаться защитить свое тело.

Он бросил бутыль не в меня, а на пол. Шанс, что я поймаю яд, был невелик, но бросив его на пол, он мог гарантировать, что бутылка разобьется вдребезги, от чего я, возможно, не смогу защититься полностью.

Боль была острой, сначала капельки касались кожи, сразу же разрушая ее. Потом началось жжение.

Ужасный холод был еще хуже, потому что наводил на мысль об умирающих нервах. Он прошел по моим рукам и одной стороне лица.

Я закричал.

Существо повернуло голову, но не пошевелилось.

Мужчина повернулся, бросаясь на остальных. Гордон был готов, уже приближаясь, воспользовался коротким моментом, который потребовался заклинателю змей, чтобы перехватить нож, после метания в меня бутыля.

Гордон врезался плечом ему в живот, пользуясь меньшим размером и хорошим телосложением, и оттолкнул заклинателя назад.

Гордон был героем, золотоволосым, благородным, симпатичным. Одарённым.

После столкновения заклинатель змей отступил на два шага, восстанавливая равновесие, а нож оказался в руках у Гордона.

Зверь поднялся на ноги. Понюхал.

Мне удалось перестать кричать, сделавшись как можно тише.

Он все еще приближался ко мне. Проявляя интерес.

«Все еще голоден», — заметил я.

Хелен опрокинула бочку сверху, пропитывая заклинателя змей, смывая с него запахи и феромоны.

— Сопляки! — заклинатель змей буквально выплюнул это слово. — Ах вы, маленькие засранцы! Вы думаете, что контролируете эту ситуацию?

— Ваш эксперимент пытается решить между вами и Сильвестром вон там, — сказал Гордон. — Сильвестр в ферментах, а ты вымыт. И то, и другое заманчиво.

Заклинатель змей издал бессвязный звук.

— Дело в том, что если у тебя начнется кровотечение... — сказал Гордон, становясь тише. — Ты станешь намного более соблазнителен.

— Попробуй, — сказал заклинатель змей.

Гордон так и сделал. Он приблизился, и заклинатель змей попытался схватить его.

Руки мужчины схватили одежду. Капюшон и плащ, предназначенные для защиты от дождя. Гордон позволил ему это и нырнул ниже, одежда свернулась вокруг его шеи и верхней части груди. Он полоснул живот заклинателя змей, оставив неглубокий надрез.

Тот захватил его руку с ножом; Гордон попытался продавить силой и захватил еще одну руку заклинателя. Нож выпал из руки Гордона, попав в его другую ладонь.

Прогнувшись вниз, он полоснул заднюю часть левого колена мужчины, и тот упал крича. Гордон порезал другое колено. Отпрыгнул назад, когда заклинатель змей перекатился по полу.

Тварь зашевелилась, ее внимание больше не было на мне.

Я видел, как заклинатель змей вспомнил то же самое, что я узнал сам несколько минут назад. Он знал свой эксперимент. Он знал, как оно охотится. Знал, что оно рылось в мусоре, вынюхивая добычу. Слепой, он реагировал на шум и запах. Сведение к минимуму производимого шума было жизненно важно.

Однако, учитывая ситуацию, молчание означало гибель этого человека. Его творение уже вынюхивало его. От него пахло кровью.

— Феромоны, — сказал он, зная, как опасно говорить, что каждый звук помогал ему потерять перетягивание каната, которое позволяло существу выбирать между пожиранием его и пожиранием меня. — Позволь мне... Я пойду с тобой. Ты можешь взять меня. Ты победил.

Никто не пошевелился и не ответил.

Он использовал руки, чтобы подтянуться вперед, продвигаясь к столу. Каждое движение привлекало все больше внимания его зверя.

Фут за футом он полз к столу, и каждый звук был сродни удочке рыбака, подманивающей зверя.

Он добрался до стола, напрягаясь, приподнялся, используя одну руку, чтобы вытянуть ногу вперед, подпирая ее под себя. Потянулся через стол...

Гордон с силой пнул ножку стола. Стол сдвинулся на фут, и заклинатель змей рухнул.

— Нет. Пожалуйста.

Заклинатель змей посмотрел на нас. На Гордона, затем на Хелен, которая возвышалась над нами, взгромоздившись на сеновал. На меня, когда я посмотрел на него — мое лицо горело. На Лилиан, которая сидела в углу, обняв себя руками за шею.

Которая не была одной из нас.

— Пожалуйста, — сказал он. — Не так.

Выражение лица Хелен не изменилось. Гордон сдвинул свое положение, поставив себя между заклинателем змей и столом, сложив руки на груди. Я остался там, где был, приподнимаясь и тяжело дыша.

Я видел, как до этого человека дошло осознание, с чем он имеет дело.

Змея схватила человека за ноги и начала очень медленный процесс проглатывания.

Крики заклинателя змей стали неистовыми.

— Лилиан, — сказал Гордон, повышая голос, чтобы его было слышно сквозь крики.

— Я не хочу видеть.

— Тогда закрой глаза. Но ваша работа — держать нас в целости. Сай ранен. Сконцентрируйся и убедись, что он не умрет.

Я почувствовал, как жжение прекратилось, пока Лилиан ухаживала за мной. К тому времени, как она закончила, крики прекратились. Порошок, которым она меня присыпала, мешал мне видеть, но это было нормально. Меня подняли на ноги.

— Я должен сказать, что мне очень интересно, какого хрена ты делал, притворяясь, что упал, подставляя себя, чтобы получить травму прямо сейчас, — сказал Гордон. — Тебе придется рассказать мне позже, когда ты снова сможешь говорить.

Мне удалось кивнуть.

— Поехали, — сказал он.

Я услышал, как открылась дверь.

Хелен заговорила впервые за долгое время. Ее голос был... милым.

— Академия шлет вам свои наилучшие пожелания, мистер Заклинатель Змей.

Гордон поддерживал меня за одну руку, в то время как Лилиан делила свое внимание между поддержкой моей другой руки и осмотром моих ран на ходу. Я шел, неуклюже хромая и спотыкаясь, время от времени её прикосновения царапали мои ожоги, но я не хотел, чтобы она прекращала. Я терпел, прикусив язык и внутреннюю щеку, моргал глазами, чтобы попытаться вызвать слезы, которые мне были нужны, чтобы прочистить зрение. По большому счёту, я оставался способен нормально функционировать.

Джейми ждал снаружи с альбомом под мышкой и нашими ботинками в другой руке. Все шнурки были завязаны вместе, так что ему пришлось удерживать только один узел, чтобы нести их все.

Он выронил узел из пальцев, и тот упал в лужу. Мой левый ботинок упал на бок и оказался в луже.

— Ты ранен! — сказал Джейми.

— Ты намочил мой ботинок, — сказал я и начал показывать пальцем, но потом поморщился, когда кожа натянулась там, где ферменты расщепили кусок кожи на моей руке. Я сдержал крик боли. Мои руки были приняли на себя основной урон. На тыльной стороне моих рук не было ни единого пятнышка, куда я мог бы положить ладонь, не прикасаясь к местам, поеденным ферментами. Ожоги плотным слоем покрывали мои руки. Моя кожа выглядела как изодранный носок, в котором количество ткани соперничало с размерами дыр, а плоть под ними была сморщенной, красной, из отверстий сочилась кровь и сукровица.

Еще несколько таких же ожогов покрывали мою шею, одну щеку, бок, ноги и ступню. Моя одежда впитала худшее из этого, в других местах проникли только капли.

— Я видел в окно, но не понимал, насколько все плохо, — сказал Джейми. — Я думал, у вас все под контролем, но потом Сай споткнулся, и я не был уверен, стоит ли мне пойти за помощью...

— Мой ботинок, — сказал я и на этот раз смог показать пальцем. Зациклившись на чем-то одном, легче справляться с болью. Сами раны не болели, но края жгло огнем.

— Сай не упал. Он совершил падение. Формально, — сказал Гордон.

Выражение лица Джейми сменилось с замешательства на обвиняющий взгляд. Мысль о том, что Гордон может ошибаться, даже не пришла ему в голову.

— Почему? — спросил Джейми. — Ты сильно поранился, дурило.

— Неужели? — я попытался добавить удивление в голос, и все обезболивающие химикаты, которыми меня пичкало моё тело, заставили меня звучать еще более преувеличенно, и мой голос почти сломался. Я добавил немного сарказма для хорошего баланса: — А я и не заметил. Спасибо.

— В этом нет ничего опасного, — вмешалась Лилиан. — Мне не нравятся некоторые из этих пятен, но я не думаю, что ты умрешь от них. Не сейчас.

— Не сейчас. Это лучшее, на что мы можем надеяться, — сказал я.

Джейми присмотрелся к одной из ран. Гордон все еще поддерживал меня, а Джейми и Лилиан суетились, подарив мне еще несколько случайных прикосновений к ожогам. Их прикосновения на самом деле не причиняли такой боли, но я разыграл страдания, вздрогнув и выдохнув, хотя бы для того, чтобы заставить их остановиться.

— Не позволяй ему отвлекать тебя, — сказал Гордон. — Он пытается увильнуть от вопроса «почему».

— Я пытаюсь поторопиться, — сказал я. — Приоритеты. Могу ли я получить медицинскую помощь? Пожалуйста, пожалуйста?

— Все еще уклоняется от ответа, — заметил Гордон.

— Пошли, — сказал я. — Стоп. Джейми нужно забрать мою туфлю, которая промокла насквозь, и тогда мы сможем идти. Может быть, раз уж Джейми не перестает трогать меня, чтобы убедиться, что со мной все в порядке, Джейми и Лилиан могут убедиться, что я нормально хожу?

Гордон посмотрел на меня подозрительно.

— Тогда ты скажешь нам по дороге?

— Предполагая, что есть что рассказать, — сказал я.

Я почувствовал, что жжение на запястье усилилось, и мой тихий стон боли не был умышленным. Я потянулся к запястью, и Лилиан шлепнула меня по руке, как будто я был ребенком, тянущимся за банкой с печеньем. Чтобы она поняла, я сказал:

— Болит.

— Хорошо, — сказала она тоном, как у властной старшей сестры или школьной учительницы. — Может быть, ты больше не будешь такого делать.

Она вытерла мою руку, вытирая кровь там, где она вытекла из центра ожога. Там, где по краям шрама текла сукровица, струйка оставляла слабую розовую полоску, распространяя фермент вокруг.

— Сай, — сказал Гордон.

— Гордон, — оборвал я его.

Последовала пауза. Я не решался назвать это напряжением. Он рассчитывал, что я опомнюсь, я же хотел подождать достаточно долго, чтобы его забота о моем благополучии взяла верх над любопытством, что рано или поздно должно было случиться. Напряжение растянулось до предела, но мы оба были терпеливы.

Я почувствовал, что жжение в боку усиливается от шести до семи по десятибалльной шкале, и я сдался.

— Обещаю, что расскажу тебе после.

Он, казалось, задумался, покачал головой из стороны в сторону.

— Хорошо. Джейми, возьмёшь сверху? — сказал Гордон. — Кажется, с тобой ему комфортнее по какой-то причине.

— Джейми ниже ростом, мне не нужно вставать на носки, пока он держит меня, — объяснил я.

Гордон передал меня Джейми, который должен был перехватить свою книгу в другую руку.

— И он приятнее, — добавил я.

Джейми закатил глаза.

— Вы заперли окна? — спросил Гордон, отвернувшись от меня. Вопрос был адресован Хелен, которая появилась из двери позади нас.

Я повернул голову и увидел кивок Хелен. Они с Гордоном закрыли дверь. Движение колеса по колее брызнуло водой нам на ноги.

— Будем надеяться, что он останется там, — сказал Гордон.

— Я думала, мы решили, что после еды он никуда не денется, — сказала Лилиан. — Плотоядные пищевые привычки. Охотиться или собирать мусор, есть, отдохнуть, проснутся, повторить.

— Он был достаточно голоден, чтобы поесть дважды. Вероятно, проходит последний скачок роста, — сказал я. — Давай не будем исключать альтернативы.

— Хорошо, — сказала Лилиан, стоя рядом со мной, и я был искренне удивлен ноткой тревоги в ее голосе, тем, как она оборвала это слово. — Теперь мы можем уйти.

Очень близко, но не вопрос. Просьба?

Я подозревал, что это был страх, но это подозрение сходилось с её образом у меня в голове. У Лилиан был опыт в подобных вещах. У нее был практический опыт общения с существами из экспериментов в Академии. Тот опыт в более спокойных условиях, чем сегодняшний, но сама мысль о необузданном эксперименте была недостаточной, чтобы оправдать этот страх. Вероятно, он был достаточно хорошо накормлен, чтобы игнорировать любую еду, которая не попадала прямо в его открытый рот.

Может, лежал, переваривая заклинателя змей.

«Вот оно, — подумал я. — Заклинатель змей. Я помню, как Лилиан прикрывала глаза. Тревога была больше связана с напоминанием о человеке и о том, как он покинул этот мир. Если он его не убил. Был шанс, что он все еще там, жив и медленно растворяется».

Гордон собрал связку обуви, но не раздал ее. И это было прекрасно. Мои ноги были в грязи, и у меня был ожог на верхней части ноги, который сделал бы ношение обуви трудным. Ожог объявлял о своем присутствии каждый раз, когда я ступал в лужу.

Обратный путь был не особенно коротким, и я довольствовался тем, что держал рот на замке. Если бы я начал говорить, то, возможно, начал бы задыхаться или издавать звуки в ответ на боль. Если бы я начал хныкать, то Гордон, возможно, принялся бы напоминать мне о том, что это я виноват в моём текущем положении.

Вместо этого я сосредоточился на будущем. Заклинатель змей обезврежен. Будут ли вопросы? Что насчет моих травм?

— Мы уже близко к Королевской, — прервал мои размышления Джейми.

Я осознал, что Хелен и Гордон разговаривают, причем Гордон говорит больше. Я, кажется, отключился.

— Ага, — заметил я.

— Оживленная улица, стоит скрыть голову, — терпеливо объяснил Джейми. Он потянул меня за капюшон так, чтобы он скрыл мое лицо в тени. — Смотри в пол. Мы не хотим, чтобы твое лицо пугало местных еще больше, чем обычно.

Я не смог сдержать широкой улыбки.

Главная улица была обрамлена с обеих сторон более высокими зданиями, многие из которых были многоквартирными. Люди сидели на ступеньках под навесом крыльца и курили, а из комнат наверху время от времени пробивался свет.

Пророщенные растения, которые поддерживали здания, достигали крыш, чтобы встретиться над улицей и сплестись в арку. Под ней мы прошли на главную улицу. Королевская улица. Здесь была плотная толпа, даже в конце дня, когда солнце садилось. Мужчины и женщины в плащах, с зонтиками шли по обеим сторонам дороги.

Лилиан и Джейми перестали меня поддерживать. Я начала немного шататься, и Джейми поймал меня примерно в тот же момент, когда я сам выставил ногу, чтобы удержать равновесие. Я не осознавал, как сильно опирался на остальных и как сильно кружилась голова.

Лошадей, тянувших кареты, было больше, чем машин, в соотношении девять к одному. Из тех лошадей, что тянули кареты, только каждая пятая была по-настоящему живой. Остальные были шитыми: их шкуры были лоскутными, швы соединялись толстыми черными нитями или металлическими скобами с ожогами там, где они касались плоти. Если бы я мог видеть под тяжелыми плащами, то увидел бы толстые металлические болты, ввинченные остриями вниз.

На самом деле живые лошади больше для позерства. Да, они были очень удобны, так как не страдали от воды в этом городе, где всегда шел дождь, их можно было брать на охоту, и у них были характеры. Лошадь могла стать членом семьи. В них было много чего интересного.

Но шитые, вольтовые лошади, если вы спросите кого-нибудь, кто знает, о чем они говорит, они дешевы, они не устают, и вместо еды их можно поддерживать, подключая провода к болтам на их спинах и заряжая. Когда сшитая лошадь делала свою работу в течение дня, ее можно было просто поместить в длинный шкаф.

Правил дорожного движения не было, но каждый находил свой путь. Большинство здешних людей знали друг друга. Недостаток учтивости сегодня мог быть оплачен не желанием сотрудничать завтра. Это не означало, что не было идиотов или неприятных типов, которых другим приходилось игнорировать, но это в основном работало.

Как и ветви и рост растений, это было спланированным хаосом. Точная форма и характер ветвей не могли быть определены заранее, но ключевым элементам уделялось внимание, проблемные были подрезаны. В приземистых многоквартирных домах не хватало места даже для шитых лошадей, а это означало, что все необходимые услуги оказывались в пешей досягаемости, иногда прямо на улице. Пабы, бакалейные лавки, портные, парикмахеры и тому подобное.

Я поднял глаза, глядя вниз вдоль Королевской улицы, и увидел, как она постепенно поднимается, пока не коснулась периметра самой Академии. Радхемской академии. Все исходило из неё и всё стекалось к ней. Я полагал, что то же самое относится и к любой Академии. Воткни одну куда-нибудь, и люди слетелись бы к неё, как мухи к туше. Успехи и работа, которые шли рука об руку с Академией, протекали сквозь город подобно кровеносной системе. Сначала в город в целом, потом в прилегающие районы.

Джейми схватил меня за край капюшона и потянул вниз, заставляя смотреть на землю перед собой. Я слишком часто показывал свое лицо.

Мы двигались кучкой, и с опущенными головами и капюшонами мало чем отличались от половины обитателей улиц. Мои ожоги не заслуживали дополнительного взгляда, потому что я сам едва ли заслуживал первого. Я подозревал, что Гордон выбрал это место для того, чтобы защитить меня от чужих глаз, для большей уверенности.

Мне понравилась эта мысль. Это заставило меня задуматься, были ли другие люди в толпе в таком же затруднительном положении.

Впереди нас вырисовывалась большая фигура. Это выглядело будто потомство оленя и кролика, пережившее преждевременные роды. Размером не крупнее, чем одна из машин на улице, оно было розовое, с натянутой кожей; полупрозрачные веки казались синяками от того, как они пропускали часть темноты черных глазных яблок под ними. Его голова сидела криво, заставляя его видеть путь вперед только одним из двух широко расставленных глаз. Его пасть была открыта.

Однако наиболее заметными были ноги. Не намного толще, чем мои, высотой до самых низких людей на улице, каждая из четырёх ног сужалась до точки, где оканчивалась одним когтем. Седельные мешки были привязаны друг к другу, из-за чего они формировались в некое подобие гирлянды.

По мере того, как кареты и автомобили на дороге уступали дорогу и кооперировались, люди на тротуаре делали то же самое. Это, однако, было вызвано дискомфортом и страхом. Мужчины и женщины отдали этой штуке почти весь тротуар.

Женщина вела его на тонкой цепи, держа над собой зонтик, хотя размер существа уже мог бы дать ей укрыться от дождя. Она едва вступила в свои поздние годы, и только бледный цвет ее некогда светлых волос говорил об этом. Ее лицо и тело были молоды, а одежда выглядела дорогой, хотя и тяготела к простоте.

Я чуть не опрокинулся снова, когда Джейми отпустил меня и шагнул вперед, чтобы скрыть от меня взгляд женщины.

Чувствовать себя таким слабым, было немного тревожно, а задержка была последним, чего я хотел.

— Здравствуйте, миссис Тетфорд, — улыбнувшись, поприветствовала женщину Хелен.

— Хелен, — сказала миссис Тетфорд, дергая за цепь и заставляя своего вьючного зверя остановиться. Выражение ее лица сменилось с легкой улыбки на шок. — Посмотри на себя! Ты выглядишь, как будто тебя коты драли!

«Очень вовремя», — подумал я.

— Это вина Сильвестра, — сказала Хелен. — Он толкнул меня, и я промокла.

Конечно, она предпочтет придумать ложь, которая выставит меня в дурном свете. Я решил опустить голову, чтобы лучше скрыть свои травмы. Я всё еще мог видеть толпу, проходящую вокруг и по обе стороны от нас.

— Сильвестр, позор тебе, — упрекнула меня миссис Тетфорд, и то, как она произнесла «позор», даже заставило меня немного смутиться из-за поступка, которого я не совершал. — Тебе следует быть повежливее с девушками.

— Действительно нужно, — сказала Хелен, и ее тон был безупречен. Немного самодовольно, с упреком, но не настолько, чтобы миссис Тетфорд думала о ней хуже.

— А ты, — сказала миссис Тетфорд, запуская пальцы под капюшон Хелен, чтобы зачесать волосы Хелен назад длинными ногтями. — Вам следует подумать о том, чтобы найти лучшую компанию. Я знаю, что вы верны своим так называемым братьям и сестрам, но вы могли бы преуспеть, если бы посвятили какое-то время другим. Ваши опекуны почти превратили вас в бриллиант, и если бы мы увидели, как вы завершите своё преобразование, это растопило бы мое сердце.

— Спасибо, мэм, — сказала Хелен, улыбаясь, делая вид, что немного стесняется. Немного, но достаточно, чтобы показать скромность. — То, что вы так хорошо думаете обо мне, очень много значит.

— Если вы решите, что хотели бы быть более похожи на леди, я буду более чем счастлива представить вас некоторым людям, которые могли бы научить вас тонкостям. Музыка, танцы, этикет. То же самое касается и тебя, Гордон. Ты — доказательство того, что Хелен здесь не просто случайность. Это займет больше времени, но я думаю, что мы могли бы превратить вас в настоящего джентльмена, приложив немного усилий.

— Возможно, мне стоит принять ваше предложение мэм, — сказал Гордон.

— Конечно, стоит! — сказала миссис Тетфорд. Она почесала щеку Хелен пальцами. — А ты, дорогуша... Я бы хотела тебя для себя, если бы я еще не была загружена воспитанием других детей.

— А пока, если вы не против, мне придется довольствоваться возвращением домой до темноты. Я с нетерпением жду возможности снова высохнуть, — сказала Хелен, пронзая меня взглядом.

— Конечно! Теперь мне стыдно, что я тебя задерживаю. Ты знаешь, где меня найти, если тебе нужны эти уроки.

Мы поспешили дальше. Вместо того, чтобы идти в обход, мы прошли под и между ног вьючного зверя, несущего покупки миссис Тетфорд.

К тому времени, как мы снова влились в толпу, почти невидимые, выражение лица Хелен снова стало плоским, а глаза холодными. Улыбка исчезла.

Она заметила, что я смотрю.

— Ты расстроен? — спросила она.

— С чего бы мне расстраиваться?

— Я обвинила тебя.

— Меня всегда обвиняют. Я к этому привык.

Она, казалось, приняла это за чистую монету.

Я мог бы продолжить разговор, но это было бы чисто для самоудовлетворения, и мне все меньше и меньше хотелось говорить. Мой мозг, по-видимому, решил, что самый простой способ справиться с тем, что я чувствую, — это сделать болезненным всё. Некоторые части меня болели достаточно, чтобы я пересмотрел свою шкалу боли «от одного до десяти». Если я слишком сосредотачивал внимание на какой-то одной части тела, боль усиливалась.

Учитывая все это, я был очень рад увидеть приют.

Здание было расположено в необычном месте: рядом с ручьем и каменным мостом, поросшим растительностью. Земля у русла реки была каменистой, неровной и угрожала быть вечно влажной, что мешало строить, но само здание было возведено здесь задолго до Академии, служа домом для пастухов, когда Рэдхэм был всего лишь несколькими зданиями, расположенными на перекрестке дорог.

То, что он выдержал испытание временем, было либо чистой случайностью, либо человек, который сбивал камни вместе, знал, что он делает.

В один этаж высотой, с каменным фасадом; в здании не было укрепляющих наростов, которыми отмечались так много близлежащих построек. Единственная древесина была от дерева на заднем дворе. Поместье окружала невысокая каменная стена, всего три фута высотой, и эта высота одновременно служила средством удержания самых маленьких детей на территории и была парадоксально гостеприимной. Я не мог подойти к нему, не желая на него взобраться.

Ближе к задней части поместья я мог видеть, что Ральф Штайн шел по вершине стены. Маршрут проходил с правой стороны ворот, направо от дома, вдоль берега реки, вокруг задней части дома, под хитрым узлом, где нависали ветви дерева, вверх по левой стороне дома и затем — к левой стороне ворот. И все это на закругленных, неровных камнях, которые составляли верхнюю часть стены, практически всегда под дождем.

Мое внимание было сосредоточено не на этом.

Мое внимание было сосредоточено на черной карете, припаркованной слева от дома, под навесом крыши. Лошади были в черных плащах, совершенно неподвижные. Их водитель стоял рядом и курил.

Я не отрывал от них глаз, пока мы спускались по ступеням, которые были врезаны в склон. Каждая каменная лестница пережила достаточно движения и за годы изменила форму, как будто слегка прогибалась под тысячами шагов.

Гордон толкнул дверь в приют. Лилиан и Джейми помогли мне пройти.

Мы остановились как вкопанные при виде человека в холле.

Если нечто имело мозг и нервную системы, то эти части можно было бы использовать для создания шитого или электрического существа. О качестве шитых свидетельствовало расположение швов. Более плохая работа или шитые, которых восстановили, часто содержали соединения в видимых или неудобных местах. По лицу или по суставам, где они мешали функционировать. При хорошем шитье стыки и шрамы оставались вне поля зрения, под подбородком или в тех местах, где одежда могла скрыть работу.

Фигура, стоявшая на страже у двери, была самой похожей на человека, которую я когда-либо видел. Высокие, широкоплечие, они были подобраны по размеру и силе. Если бы не швы, видневшиеся сразу за манжетами его пиджака, я мог бы и не догадаться. Под плащом с капюшоном на нем был костюм, а на бедре висел пистолет.

В двух коротких словах — он мог быть проблемой.

Я почувствовал запах чая и еле слышный шорох. Увидев карету снаружи, я должен был бы сложить два и два, чтобы понять, что у нас гость.

— Это, должно быть, дети, — сказала миссис Эрлз.

Остальные сняли капюшоны, плащи, обувь и ботинки, прежде чем вытереть ноги полотенцем до приемлемого состояния чистоты и сухости. Лилиан наклонилась и попросила меня одну за другой поднимать ноги, чтобы обтереть их.

— Спасибо, — пробормотала я.

— Для этого я здесь, — пробормотала она в ответ.

Один за другим мы направились за угол из переднего зала, в гостиную. В самой комнате были домашние штрихи, и в ней было очень много от миссис Эрлс. Это было ее место по вечерам, та часть, которую она сделала для себя домом. Безделушки и декоративные фигурки, вырезанные из дерева, по-прежнему находились вне досягаемости любопытных рук, на каминной полке над пылающим камином, на различных полках, рядом с книгами.

Мой взгляд скользнул по книжным полкам. Обыскивая.

Миссис Эрлз не производила впечатления хозяйки приюта. Она казалась меня больше похожей на помощника хозяйки. Забота об одном ребенке превращало женщин в матерей, ослабляя их в одном и усиливая в других направлениях. Забота о шестнадцати детях должна было подтолкнуть ее к крайности в некотором отношении. Превращая во что-то в духе тирана или сломленной женщины. Женщины, которая бы обратилась к пороку, чтобы избежать стрессов, или превратилась в святую. Но она не была ни одной из них.

Часть меня хотела думать о ней как о матери, но она для этого не годилась. Она не притворялась. Она управляла Лэмбсбриджем, кормила и укрывала нас и быстро использовала угрозу применения силы, чтобы удержать нас в узде. Учитывая, что я огреб более одного раза, я мог оценить, что она не колебалась при применении силы. Мне пришлось жить с пятнадцатью другими людьми, и если бы им позволили безудержно разгуляться, я столкнулся бы с большим горем, чем случайный удар по костяшкам пальцев.

По той же причине мистер Хейли был почти, но не совсем моим отцом.

Он нахмурился, увидев меня, сразу же приняв во внимание детали, которые не смогли заметить более сотни человек в оживленной части города.

— Я позабочусь о том, чтобы вас не подслушивали, — сказала миссис Эрлз, исчезая.

— Спасибо, — сказал мистер Хейл, не поворачиваясь к ней.

Мы стояли у входа в гостиную, а он молча осматривал каждого из нас.

Он был старше. Шестьдесят или около того, насколько можно с уверенностью определить чей-то возраст. Он не прихорашивался и не воспользовался ресурсами Рэдхемской академии, чтобы убрать морщины или оживить волосы. Волосы у него были седые, зачесанные назад воском, а морщины так глубоко врезались в лицо, что я мог бы вообразить, будто они заштрихованы скальпелем. В помещении он был одет в докторский халат из плотной ткани, выкрашенный в черный цвет, чтобы на нем не было пятен крови. Его перчатки были стянуты, и концы торчали из одного кармана. Под мышкой у него уже была зажата коллекция папок.

— Остальные дети на учете. Я буду на кухне, где смогу перехватить любого, кто пойдет в вашу сторону, — сказала миссис Эрлз.

— Спасибо, — сказал он.

Она отступила, оставив нас наедине.

— Я планировал более длительную встречу, — сказал мистер Хейли. — Если посмотреть на Сильвестра, он, возможно, не выдержит. Он стабилен?

— Я стабилен, — сказала я, и в то же время Лилиан ответила:

— Да.

Мистер Хейли нахмурился.

— Что с тобой случилось? Нет. Позже. Если вы стабильны, давайте рассмотрим самое главное. Расскажите мне, как все прошло.

Ответил Гордон.

— Второй эксперимент нашей цели сейчас на одном из складов к юго-востоку от Королевской. Мы надеемся, он будет отоспаться после еды. Он там, вместе со всеми записями. Что же касается цели, то он...

— В своём эксперименте, — сказала я, выдавив улыбку.

Мистер Хейл не улыбнулся в ответ.

— Я не понимаю. Поясни?

— Мертв, — сказал Гордон. — Проглочен.

— Осложнения?

Мы дружно хором произнесли «нет» и покачали головами. Я взглянул на затылок Джейми и заметила легкое колебание, прежде чем он присоединился к нам и покачал головой.

— Что случилось с Сильвестром?

— Заклинатель змей... Кхм, наша цель, он прибыл, заставив нас спрятаться. Совершенно случайно нашел меня в моем укрытии и взял в заложники. Сильвестр отвлек его, и его окатило...

— Ферментами, — сказал я.

— Во время последовавшей стычки он обляпался ферментами.

— Я сделала все, что могла, — сказала Лилиан, — Нейтрализовала распространение с помощью контррагентов, которые были под рукой у нашей цели.

Мистер Хейл кивнул.

— Хорошо. Лилиан, я полагаю, это твое третье задание в группе?

— Да, сэр.

— Ты согласна на еще одно?

Я не упустил колебания Лилиан и попытался смотреть на вещи ее глазами. Видеть, как человека проглатывают. Ужас.

— Я бы могла, сэр, — решила она.

— Хорошо. Значит, в Академии ты будешь пользоваться моей поддержкой. Если вы обнаружите, что не все двери открыты и не все ресурсы доступны вам, дайте мне знать. Ваше обучение будет продолжено, пока вы не откажетесь.

— Благодарю вас, сэр.

— Об эксперименте, эм, как вы его назвали? Заклинатель змей? О нём позаботятся. А теперь, если у вас всё, я должен позаботится о Сильвестре.

От других послышалось неразборчивое: «да, сэр».

Он пересек комнату, и остальные быстро убрались с его пути. Я воспользовалась возможностью отойти в сторону, дальше в гостиную, и осмотрел полки.

Вот.

Миссис Эрлз не держала спичек у камина и не держала их там, где их могли достать маленькие дети.

Даже для меня это потребовало бы, чтобы я встал на цыпочки и потянулся повыше над головой.

Проблемы, которые приходили с маленьким ростом.

Мистер Хейли говорил из прихожей, пока подбирал и надевал ботинки.

— Я действительно хочу иметь более продолжительное обсуждение. Мне нужно будет перестроить свой вечер, на это у меня уйдет как минимум час. Добавьте время, необходимое для доставки Сильвестра… хм, поздновато. Поздно?

— Младшие дети будут в постели. Я мог бы спросить миссис Эрлз, — сказал Гордон.

— Нет, я зайду утром. Я думал о сегодняшнем вечере только потому, что думал, ты захочешь узнать, как там Сильвестр. Я могу послать кого-нибудь к вам, если вы не откажетесь присматривать за ними из окна. Тихий, короткий визит, чтобы перекинуться парой слов.

— Пожалуйста, сэр, — сказал Гордон гораздо более торжественно, чем я ожидал.

— Я позабочусь об этом. Спасибо за еще одну хорошо выполненную работу. Сильвестр?

У меня не было времени.

Между мной и мистером Хейли была стена, а все остальные стояли так, чтобы быть в его зоне видимости, я потянулся к полке и почувствовал, как растягиваются мои ожоги, вызывая рвущее ощущение и новое возобновление боли.

Я сжал пальцами спичечный коробок и, задыхаясь, вышел из-за их спин к Хейли.

— Проблема?

— Двигался слишком быстро, — сказал я.

Мистер Хейли одарил меня искренне озабоченным взглядом, застегивая пуговицы пальто и забирая зонтик у своего шитого телохранителя.

— Давай позаботимся о тебе, — сказал он и, немного помолчав, добавил: — Без обуви?

— Ожог на ноге, — сказал я.

— Осторожней тогда.

Я обнаружил, что остановиться, а затем снова двинуться — это, пожалуй, самое худшее, что я мог сделать. Каждый ожог казался свежим. Хуже всего было движение моей руки. Зашитый телохранитель помог мне, даже поднял меня на сиденье. Тем не менее к тому времени, как мы добрались до кареты, я весь вспотел от боли.

Салон кареты был красным, окна окрашены, чтобы уменьшить попадающий внутрь свет, и что-то похожее на светящегося оранжевого пескаря плавало в чаше над головой, отбрасывая свет на интерьер.

Возница направил шитых лошадей по кругу. Вскоре мы уже были на Королевской улице, направляясь в Академию.

— У меня редко бывает возможность поговорить с кем-нибудь из вас, — сказал мистер Хейли. — Могу я взглянуть на твою руку?

Я разрешил. Он ощупал края раны.

— Я подозреваю, что ты будешь противиться из верности своим... братьям и сестрам? Ты же так о них думаешь?

— Друзья. Банда, — сказал я и тяжело сглотнул. — Иногда я думаю о них как о братьях и сестрах. Чему я противлюсь?

— Предоставлению мне информации. Можете ли вы сказать мне, все ли у них в порядке?

— Да, — ответил я. — Они делают все, что от них требуется.

— Неужели это так? Что-то мне подсказывает, что ты бы не сказал мне, если бы это было не так.

Я слегка улыбнулся.

— Почему вы так думаете?

— Я видел, как вы росли последние несколько лет. Мне бы хотелось думать, что я вас знаю.

Я кивнул и запретил себе смотреть в окно.

— Не хочешь говорить?

— Не знаю, что и сказать, сэр.

— Расскажи мне о заклинателе змей.

— Да, сэр. Хм...

Карету сотряс грохот.

Я услышал крики. Карета мистера Хейли неуклюже остановилась, покачнулась, потом дернулась влево и наконец остановилась.

Он повернулся в кресле и сдвинул панель окошка в сторону.

— Джон?

Последовала пауза. Водитель ответил:

— Вода. Я выпал из сиденья. Одна из вольтовых лошадей промокла насквозь. Все чисто.

— Вода? — спросил мистер Хейли. Он нахмурился. — Я сейчас выйду.

Я остался на месте, чувствуя сильную боль от резких движений.

— Дуглас, — сказал мистер Хейли. — Присмотри за Сильвестром. Будьте готовы выйти в любой момент.

— Я понимаю, — произнес Дуглас так неуклюже, что трудно было разобрать слово. Слишком резкий говор, сглаженный местным акцентом. Я подозревал, что было бы еще хуже, если бы это была более незнакомая фраза.

Дверь кареты закрылась.

Раз, два, три.

Я заставил себя сесть и открыл глаза.

Естественно, выйдя на улицу, мистер Хейли не взял с собой бумаги.

При решении проблемы не следовало сбрасывать со счетов самый простой ответ.

Я потянулся к папкам.

Телохранитель протянул руку, блокируя мою ладонь своей.

— Это не твое, — сказал он.

Слова были еще более неуклюжими, чем его «я понимаю».

Если бы это был человек-телохранитель, а не тот, который умер и был реанимирован, оказавшись очень простым и точным в управлении, я подозреваю, что мог бы манипулировать им или выгнать его из кареты.

Шитые были проще в некоторых отношениях, сложнее в других.

Я вытащил спички из кармана и зажег.

Он даже не вздрогнул.

Я моргнул.

Сведенные к очень примитивной, простой функции, они должны были реагировать на огонь. В девяти случаях из десяти это был страх. Один раз из десяти это была жестокая и разрушительная ярость.

Качество этого сшитого было на высшем уровне. Неужели мистер Хейли или человек, у которого он купил шитого, каким-то образом решили эту проблему?

— Убери это, — сказал мне шитый.

Я протянул руку, поднося спичку ближе к нему.

Он не двигался.

— Брось это, — сказал он более твердо.

Я потянулся рукой к папкам, но он остался на месте.

Нет, проблема не была решена. Но они сделали шаг вперед.

Он застыл.

Я надеялся отвлечь и потревожить его настолько, чтобы он забыл о своих инструкциях и позволил мне схватить файлы. Это, однако, сработало. Все еще держа спичку — все его внимание было сосредоточено на ней — я схватил стопку папок.

Вернулся на свое место.

Прежде, чем я успел открыть папки, дверь открылась.

Мистер Хейли изучал меня, его выражение лица было пустым.

Я замер, пойманный с поличным. Красная рука горела от ожога, но...

— Ну вот, все обретает смысл, — сказал он.

— Да, — сказал я.

— Сильвестр, — сказал он, забравшись в вагон и заняв свое место, — ты знаешь, почему я сделал тебя.

— Да, сэр.

— Каждого из вас. Мои коллеги из других отделов создавали оружие, монстров, вирусы и многое другое, понимая, что в этом оружии может возникнуть необходимость.

— Да, сэр, — ответил я.

— Мое внимание, как ты прекрасно знаешь, сосредоточено на этом, — он протянул руку и похлопал меня по лбу. — Мозг.

— А я только что был глуп, — сказал я. — Проваленный проект?

— Нет, — сказал он. — Нет. Я сделал тебя. Как я уже сказал, я тебя знаю.

— Если это поможет, я начинаю вам верить, сэр.

— С моей стороны было бы глупо создавать тебя для какой-то цели и не ожидать, что ты ее выполнишь. Ошибки здесь и там вполне ожидаемы, а ваша ошибка здесь заключалась в том, что вы ожидали, что я буду глупым. Вы все еще развиваетесь, и каждый из вас все еще совершенствуется по-своему.

Я кивнул.

— Почему ты не попросил документы? — спросил он меня.

— Потому, что вы могли бы сказать «нет», и тогда уже знали бы, что они мне нужны, — сказал я. — И я думаю, что люди более искренни, когда вы застаёте их врасплох.

Он кивнул.

— Надо это иметь в виду, — сказал он. — И я полагаю, что становлюсь слишком предсказуемым, если вы смогли это устроить.

— Да, сэр, — ответил я.

— Посмотри, — сказал он.

На какую-то секунду я подумал, что файлы будут пусты, что он, возможно, поставил мне мат.

Но я пролистал их и обнаружил, что они заполнены страницами данных, заметок, дизайна и многого другого.

Хелен, проект «Галатея».

Джейми, проект «Гусеница».

Гордон, проект «Грифон».

Сильвестр, проект «Виверна».

Я нашел четвертый файл. Тот, который я хотел.

Просмотрел первую страницу, затем закрыл ее и кивнул.

— Почему? — спросил мистер Хейли. — И все это ради одного взгляда?

— Да, сэр.

— Что конкретно?

— Срок годности, сэр.

Шприц был причудливым, стеклянным, с серебряными деталями на концах и у поршня. Стекло стало мутным там, где оно когда-то было прозрачным, а самые слабые следы первоначального содержимого все еще оставались внутри. В толщину больше, чем три моих пальца. Он мог стоить двадцать долларов, если не больше. Хорошая недельная заработная плата.

С некоторой злорадностью я вытащил поршень, положил шприц на стол и крутанул. Он бешено завертелся на столе и, периодически шурша разбросанными бумагами, отправлял их скользить по поверхности стола, подхватываясь тонким слоем воздуха. Вращаясь по столу, он столкнулся с идентичным шприцем, вызвав пару высоких сладких звяканий подобных звону стакана.

Не разбился. Жаль.

Я подошел к окну, мои ноги разбросали бумаги, словно листья осенью. Я находился у «Изгороди» — этот разговорный термин обозначал стену, которая окружала Академию. Большая часть стены была совсем небольшой, но местами она поднималась и в ближайшем к Академии Редхем углу, была встроена больница. В больнице студенты оплачивали свою практику, а местные жители покупали их услуги. Мне открывался вид на саму стену Академии с одной стороны и Рэдхем с другой.

Единственное, что было одинаковым в этих двух местах, это то, что шел дождь. Небольшой дождь, но достаточно, чтобы почти у всех были накинуты капюшоны. Мальчики и девочки со стороны Академии двигались торопливо. Все они были аккуратными, за волосами хорошо ухаживали, белая униформа чистая. Их книжные сумки имели накидки сверху, для защиты от дождя, а пряжки, которые удерживали накидки на месте, имели по символу университета: шлем в профиль, обрамленный красными листьями и лентами.

Почти, но не совсем официальный символ.

При взгляде со стороны люди двигались словно через смолу. В конце концов они находили свой путь, но строгих прямых дорог не было даже в городе, который был построен в соответствии с планом.

Мне не нравилось смотреть, но больше заняться было нечем. Я читал книги, я читал различные газеты и я спал. Семь дней я просидел здесь взаперти.

Я почувствовал озноб и потер ладонями руки. Моя кожа была заменена; там, где ее поглотили ферменты, пигментация была другой, и когда я ее касался, она была чувствительной, еще не привыкшей к жаре и холоду, к трению там, где ее касались швы одежды, или к пустяковым царапинам. Я снял рубашку, но это означало, что мне стало холоднее, хотя уже встало солнце и наступила весна, на улице было мрачно.

Я поднес тыльную сторону руки к краям окна, позволяя чувствительной коже ощущать движение воздуха. Медленно, чтобы не тревожить воздух своими движениями, я провел рукой по тому месту, где оконное стекло соприкасалось с рамой.

Я почувствовал то место, где дул легкий ветерок, как будто лед коснулся новой кожи. Убрав руку, я оторвал конец одного листа бумаги и сунул бумагу в рот, потом снова крутанул шприц изо всех сил.

Шприц загремел, когда я сделал неверное движение, и этот звук заставил зашуршать бумаги под кроватью. В движение они были приведены не мной.

Периодически ко мне приходили поговорить. Я уже выяснял их график. Судя по времени суток и расписанию, которое я наблюдал на прошлой неделе, они уже должны были прибыть.

Просрочка означала, что они что-то замышляли. Я был в напряжении, жевал листок бумаги, прислушиваясь к стуку дождя по окну и звуку шприца, вращающегося на столе.

Я слышал ропот речи, слишком далекий и приглушенный, чтобы его можно было понять.

Я узнал голос мистера Хейли.

— ...Хуже, чем раньше? — я смог различить только конец предложения.

— Примерно так же, профессор. Но каким бы упрямым он ни был, его поведение меняется от месяца к месяцу. На этот раз он хотел побыть один. Сильно хотел.

— Мне интересно, связано ли это с тем фактом, что это произошло так быстро за другим инцидентом или с болью, которую он испытывал. Запишите. Если мы пригласим еще одного ученика для наблюдения за проектом Виверна, это будет хорошим способом приобщить его к делу, одновременно делая что-то конструктивное.

— Да, профессор.

Последовала выразительная пауза, затем в дверь постучали.

— Сильвестр?

Я ответил не сразу. Дотянувшись до рта, я вытащил пачку бумаги, затем прижал ее к щели в окне, откуда шел холодный воздух.

— Я здесь, — сказал я.

Дверь открылась, всего на несколько дюймов, прежде чем ударилась о опрокинутый книжный шкаф, преграждающий путь. Остальной пол был устлан разбросанными бумагами, упавшими книгами и различными папками.

Я наклонил голову набок и увидел, что мистер Хейли сделал то же самое, глядя в щель. Сначала он посмотрел на меня, потом на книжный шкаф.

— Как дела? — спросил он.

— У меня болит голова, — сказал я.

Так оно и было. Это причиняло боль но совсем не так, как мое тело. Мое тело было сожжено ферментами, и ожоги причиняли боль больше, чем что-либо другое. Однако в моем мозгу было такое чувство, будто его ткнули, пырнули, избили и втоптали в грязь, а затем заставили пробежать марафон. Ожог повредил только те части, которые уже имелись. Но эта боль в голове отдавалась эхом во всём теле и сулила еще большую боль с каждым шагом на протяжении всего оставшегося пути.

Опустошающая, изматывающая боль.

— Я вполне могу себе это представить. Как, черт возьми, тебе удалось уронить шкаф?

Он спрашивал, как мальчик, который весил четыре целых семь десятых стоуна, мог перетащить книжный шкаф из цельного дерева, размером от пола до потолка, и в котором еще оставалась половина книг. Мистер Хейли, возможно, не смог бы сдвинуть его даже в расцвете сил.

— Я толкнул верхний угол, — сказал я. — Затем я бросил книгу в щель, чтобы она не могла вернуться на прежнее место. Снова толкнул, бросил еще книг. В конце концов он опрокинулся.

— Вы до смерти перепугали некоторых моих коллег. Они подумали, что обвалилась часть крыши.

— Мы думали, что что-то сбежало, — сказал женский голос в коридоре. — Это было похоже на то, как будто кто-то пнул муравьиное гнездо, люди суетились вокруг, пытались выяснить, что произошло.

Я не мог удержаться от легкой улыбки в ответ на это.

Хейли улыбнулся, хотя сквозь щель в двери была видна только половина лица.

— Вот так уже лучше. Выражение твоего лица было таким холодным, что я подумал, что мы потеряли тебя, Сильвестр. Думаете, вы смогли бы придумать способ вернуть шкаф на место?

— Возможно, — сказал я. — Я мог бы заняться этим, скоро. Это займет некоторое время.

— Я надеялся вытащить тебя оттуда пораньше, — сказал он.

— Почему? — спросил я, не теряя ни секунды. Я знал, что это прозвучало враждебно, холодно, как он выразился. Мне было все равно.

— Ваша… банда Лэмбсбридж попросила вас. Я сам был бы признателен за вашу помощь.

Мои брови приподнялись.

— Я узнаю, сможет ли Дуглас здесь…

— Почему? — перебил я его.

— Что?

— Зачем им нужна моя помощь?

— На этот вопрос, Сильвестр, я буду более чем счастлив ответить, но мне не хочется подробно рассказывать об этом через дверь.

Я нахмурился, потянулся, чтобы почесать затылок, огляделся.

Пройдя по задней стенке книжного шкафа, я подошел к двери, осматривая раму и саму дверь.

— Как я уже говорил, — сказал он. — Я мог бы попросить Дугласа попробовать толкнуть дверь...

Я закрутил один из шприцов, сделал паузу, схватил другой и направился к койке.

— …Он должен быть достаточно сильным, чтобы сдвинуть книжную полку, не так ли, Лейси?

— Думаю, что да, профессор, — сказала женщина с другой стороны.

— Теперь, когда я думаю об этом, я беспокоюсь о том, чтобы не повредить дверь.

— Думаю, все должно быть хорошо.

— Хорошо, Дуглас, иди сюда…

Когда я взглянул вверх, мистер Хейли не смотрел в щель. Наверное, было неудобно стоять в таком положении, прямо у двери.

Я просунул голое плечо под дно койки, всем телом приподняв её. Металл каркаса койки касался моей спины. Я поставил шприц на пол и отодвинулся в сторону, чтобы койка упала. Ножка упала и разбила стекло.

Из-за шума раздался шорох под кроватью, и нечто выбежало в угол между дверью и книжным шкафом.

— Стой, Дуглас. Сильвестр, — сказал мистер Хейли. — Что это было?

— Дайте мне минутку, — рассеянно сказал я, пробираясь мимо осколков стекла.

— Я уверен, что Дуглас сможет тебя вытащить. Я не уверен, что вы там делаете, но если бы мы могли свести к минимуму ущерб и объяснения, которые я должен дать своим коллегам, которые работают здесь, в Изгороди, я был бы признателен.

— Ущерб нанесен, — сказал я. Это если говорить о шприце. Я изменил свое положение, снова поднял кровать и переставил поршень шприца. — Я буду через пятьдесят секунд.

Я представлял, как он подавляет вздох. Однако все, что я услышал, было «очень хорошо».

Врач, используя шприц, должен был вставить пальцы в две металлические петли у поршня. Они и были моей целью. Я убрался в сторону и позволил кровати упасть.

Дальше я распрямил сломанные петли шприца, сложил их пополам и друг в друга, делая одну более длинную тонкую полоску. Я подобрал валяющийся медицинский справочник в толстой прочной обложке.

Штифты в дверных петлях были как гвозди со шляпкой с одной стороны. Я лёг у петли на спину.

Созданную полоску металла я вставил снизу в нижнюю дверную петлю. Уперся обложкой в полоску металла снизу. Двумя руками рывком толкнул. Полоска металла вытолкнула штифт вверх.

Еще один рывок заставил его выскочить.

Другой шарнир был достаточно высоко, и мне приходилось вставать на цыпочки, чтобы дотянуться до него, даже с книжным шкафом подо мной.

Я обработал его так же, и штифт освободился.

— Хорошо, — сказал я, быстро отступая, — Готово. Толкайте.

Я чуть не наступил на стакан со шприцем, прежде чем остановил свое движение. Моя нога и босая ступня остались поднятыми, и я удержал равновесие, опрокинулся, изогнулся, а затем бросился на стол с все еще вращающимся шприцем на нем, просто чтобы было за что схватиться.

Примерно в тот же момент кто-то толкнул дверь. Без петель она просто накренилась вперед и упала на заднюю стенку книжного шкафа.

Мистер Хейл был там, одетый в свою униформу, включая черный лабораторный халат с капюшоном, и я заметил рыжеволосую женщину в белом лабораторном халате, которую я знал только как Лейси. Стройная, лет тридцати или около того, и полностью преданная своей работе. К несчастью. Ожидалось, что само имя должно было расположить меня к ней, но так не сложилось.

— Я рада, что с тобой все в порядке, Сай, — сказала она мягким голосом. Слишком стараюсь быть нежной.

Мистер Хейл прошел мимо двери, ступив на заднюю стенку книжного шкафа, очевидно, намереваясь осмотреть повреждения.

— Сэр, — сказала Лейси, внезапно в ее голосе прозвучало скорее беспокойство, чем нежность.

Он обернулся.

— В комнате было два стеклянных ящика. Они были обитаемы.

Мистер Хейли замер.

— Змея и пауки? — Я спросил. — О, они где-то здесь. Что-то было под кроватью. Это довольно близко к тебе.

— Они вас не беспокоили? — спросил мистер Хейли.

Я покачал головой, а потом пожалел об этом. Это заставило головную боль вернуться.

— Я, пожалуй, не буду заходить дальше. Мог бы ты найти рубашку и выйти?

Я кивнул. Я взял с кровати свою рубашку и надел ее.

Учитывая все обстоятельства, он казался удивительно спокойным, учитывая ущерб, который я нанес. Мне стало интересно, кому принадлежал офис раньше.

— Иди со мной, — сказал он. — Дуглас, пожалуйста, послушайте Лейси, она проинструктирует вас, как вернуть полку на место и поймать более мелких животных. Лейси. Приведите его в мой кабинет в башне, когда закончите.

— Да, сэр, — сказал Лейси.

Она потянулась ко мне, когда я проходил мимо, и я дернул плечом, чтобы отвести ее руку, чтобы не позволить ей жест, чем-то похожий на попытку успокоить.

Мистер Хейл не пропустил это.

Я застегнул рубашку, пока мы шли. Я был помят, мои волосы были жирные и торчали в стороны. Возможно, я выглядел диким.

— Она тебе не нравится.

— Нет. Я мог бы сказать вам, что она прекрасная, яркая молодая леди, но это не то, о чём вы спрашиваете, не так ли?

— Вероятно. Пусть остаётся так как есть. Скажи мне честно, ты чувствуешь себя в состоянии работать?

— Я редко бываю честным, — сказал я.

— Тогда дайте мне убедительную ложь.

— Да, сэр. Если им понадобится моя помощь, я ее дам.

Он немного нахмурился.

— Что происходит? — спросил я.

— В ту ночь, когда я высадил тебя, я дал им задание. Это, пожалуй, самая важная работа, которую получил проект Лембсбридж. Это может сделать только ваша конкретная группа.

Он привлек моё внимание. Теперь у него было моё любопытство.

Он, вероятно, знал меня лучше, чем я был готов признать, раз уж он захватил меня так быстро.

Или моя защита была подавлена и я дал ему больше подсказок, чем сам предполагал.

— Я расположил их в школе Мотмонт, чтобы исследовать проблему, и они зашли в тупик. Никакого прогресса вперед.

— Если бы я знал, что пойду в школу, я не думаю, что помог бы вам сдвинуть дверь.

— Тогда позвольте мне рассказать вам, почему вы открыли дверь. Три недели назад студент в Мотмонте убил своего отца, а затем и самого себя. Жертвой стал сенатор штата Короны. Вскрытия не указывали на какие-либо конкретные химические вещества или аномалии. Девять дней назад у нас был еще один инцидент.

— Еще один студент Мотмонта.

— Да, — сказал он.

Он остановился, когда мы проходили мимо пары студентов в серых лабораторных халатах. Выпускников. Красные и серебристые гербы Академии Радхэма, которые они носили на груди, были резкими на фоне матовой ткани.

— Здравствуйте, профессор, — поприветствовала студентка мистера Хейли.

— Доброе утро, Хизер, доброе утро, Даниэль, — ответил он.

Мы продолжили идти. Когда они ушли дальше, он возобновил свое объяснение.

— Сгорел дом с четырьмя людьми внутри. Обугленные тела адвоката, его жены и брата-политика были вскрыты, и травма предполагает, что они были разрезаны с намерением обездвижить, чтобы они не могли избежать огня. Лодыжки, колени. Дочь адвоката была найдена в отдельной комнате, сама студентка Мотмонта, но порезы были другими. Через день произошел третий инцидент. В тот день, когда я появился в Лембсбридже, чтобы поговорить с тобой.

— Три создает шаблон.

— Третий инцидент, сын убил своего отца, деда и мать. Отец и дед были, опять же, значимы. Военный. Он поджег место преступления и сел посреди него, чтобы сгореть.

— Способ?

— Прошу прощения?

— Что это было за орудие убийства? Они выяснили?

— Отец и дед были убиты мечом, который висел на стене, оба были в своих постелях. Трупятник считает, что мать сбежала и попыталась дать отпор. У нее были защитные раны и собственное оружие в руках. Она проиграла бой.

Она проиграла. Это было интересно само по себе.

— Вы посылаете нас за детьми-убийцами, — заметил я.

— Я бы назвал их скорее киллерами, чем убийцами. Вы понимаете, в чем тут дело?

Мы дошли до конца коридора. Мистер Хейл открыл шкаф и достал оттуда мой плащ и туфли. Я начал натягивать свою верхнюю одежду.

— Это выглядит не очень хорошо.

— Да Сильвестр, не выглядит. Мотмонт был создан, поддержан богатыми и влиятельными людьми с предпосылкой, что младшие студенты закончат там и перейдут в Академию. Если они не смогут сдать вступительный экзамен, они продолжат учебу в Мотмонте, пока не смогут. Только лучшее в учителях, учреждениях и учениках.

— За исключением той части, где они убивают родителей, — заметила я.

Мы начали путь вниз. На лестничной клетке было еще больше студентов; четверо мужчин, собравшихся у одного окна, курили, две женщины сидели на лестнице внизу. Оба подвинулись, когда мы спускались.

Одна из женщин улыбнулась мне, когда я спускался. Двадцатилетняя, красивая, в белом лабораторном халате, который наводил на мысль, что она все еще студентка. Почти как старая версия Хелен, но без Хеленутости. Когда я встретился с ней взглядом, выражение моего лица было ровным, улыбка сползла с ее лица.

Мистер Хейл говорил тихим голосом, повернув голову, чтобы убедиться, что никто за нами не подслушивает, пока мы продолжали спускаться по винтовой лестнице.

— Быть другим, как правило, привлекает внимание, независимо от того, являешься ли ты низшим или высшим. Мотмонт, будучи выше всех, явно попал под чей-то взгляд. Мы бы хотели, чтобы это оставалось вне поля зрения общественности. Я полагаю, что единственная причина, по которой эта инфа не распространилась, заключается в том, что третий инцидент произошел на другом конце страны. Учитывая четвертый инцидент или время для распространения слухов...

— ...Кошка была бы вне мешка. Я все понимаю.

— Это не совсем похоже ни на одно из заданий, которые я давал проекту Лэмбсбридж, но я чувствую, что вы для этого подходите. В общем, это важно, Сильвестр. На кону жизни, люди, которые знают и обращают внимание, имеют значение, и реакция, если другие узнают, может быть катастрофической.

— Я понимаю это, — сказал я снова.

Я заметил, что становлюсь более раздражительным. У меня была информация, которую я хотел и теперь я возвращался к старому: чувству боли в голове и обиде на все за сам факт существования.

— Каждому крупному ведомству была предоставлена доля средств для реализации крупных проектов. Вместо того, чтобы посвятить свои средства одному проекту, я посвятил их шести очень разным проектам. План состоял в том, чтобы шестерка сформировала единое целое.

Я кивнул.

— Жаль, что только четверо из вас оказались жизнеспособными, но у вас все получилось хорошо, каждый из вас показывает все больше и больше перспектив по мере развития, но вы остаетесь одиноким членом подразделения. Гештальт. Ваша группа чувствует ваше отсутствие, и они чувствуют это достаточно сильно, чтобы из всех возможностей попросить вас.

— Я тронут, — сказал я.

Я не лгал об этом, но мои мысли были больше связаны с тем, что я должен ткнуть их в это лицом. Я был им нужен. Я мог бы быть самодовольным по этому поводу.

Мы достигли первого этажа. Он придержал для меня дверь, и мы прошли внутрь, направляясь прямо в офис.

Доктор в сером халате, который дал мне свежую кожу, поприветствовал нас, обменявшись короткими любезностями с мистером Хейли, прежде чем перейти к делу. Я не должен слишком долго находиться на солнце, пока не пройдет несколько недель. Неважно, что солнце редко показывалось в этих местах.

Мои мысли уже были о ситуации в Мотмонте. Я отставал от остальных на неделю, а время уже оказывало существенное влияние.

* * *

Меня высадил не мистер Хейли, а его ученица Лейси. Одна из трех студентов, приставленных ко мне. Это сделало поездку в Мотмонт очень тихой и неудобной. Я сделал все возможное, чтобы ей было неудобно, пристально глядя на нее.

К ее чести, ей, кажется, было трудно встретиться со мной взглядом.

— Профессор Хейли предложил мне отвести тебя подстричься, — сказала Лейси, набравшись храбрости и встретившись со мной взглядом. — Сделать тебя более презентабельным.

— Это долго.

— Этого достаточно, чтобы очень легко привести тебя в порядок, — сказала она. — Это не займет много времени.

— Нет, — сказал я.

— Сай...

— Нет, — снова сказал я. — Не предлагай этого снова. Есть причина, по которой я хочу, чтобы мои волосы были такими, какие они есть.

— Мне очень жаль, — сказала она, поднимая руки. — Я понимаю. Как насчет еды? Ты почти ничего не ел после того, как заперся в офисе.

— Я много ел, — сказала я, встретившись с ней взглядом. — Вы не нашли всех пауков, которые были в аквариуме, не так ли?

При этой мысли ее охватила парализующая тревога.

Она, казалось, стряхнула с себя это, и ей удалось хихикнуть.

— Ты издеваешься надо мной.

Я выглянул в окно и очень небрежно заметил:

— Это своего рода отвратительно, когда такая старая женщина, как ты, пытается хихикать и вести себя как маленькая девочка.

Я не смотрел на нее, чтобы увидеть ее реакцию. Это бы пустило эффект насмарку. Мое периферийное зрение подсказывало, что она отреагировала так, как будто я влепил ей пощечину.

— Не говори со мной так, как будто мы друзья, — сказал я, все еще не глядя на нее. — Я твоя работа.

— Ты, кажется, ведешь вежливые беседы с профессором Хейлом, Сай... Сильвестр, — она перешла на длинную форму моего имени в последнюю секунду.

— Да, — сказал и встретился с ней взглядом. — Я уважаю его, если не больше.

У трех студентов были практические роли в проекте «Виверна». Со мной. Я понятия не имел, сколько из них было задействовано на периферии. Глядя на Лейси, одну из трех учениц, я не видел и следа улыбки на ее лице. В ее глазах была смесь неприязни и жалости.

Жалость. И она удивлялась, почему я так сильно ее ненавидел?

— Понятно, — сказала Лейси. — Понятно. Могу я спросить ...

Я немного напрягся, наклонился вперед, положив руки на колени, услышал нотки нерешительности в ее голосе. Мгновенная пауза.

— ...Почему сейчас? — закончила она. — Я не скажу, что в прошлом не было инцидентов, но почему вы вдруг стали спорить со мной сегодня?

— Вы можете спросить, — сказал я и оставил заявление в подвешенном состоянии.

Она повернула голову, глядя в окно, из которого я смотрел минуту назад. Очевидно, ее не слишком удивило отсутствие ответа.

— Каждый день в течение прошлой недели ты стучала в дверь, пыталась поговорить со мной, успокоить, предложить еду, простыни или одежду.

— И ты хотел, чтобы тебя оставили в покое? — спросила она.

— Я так и сделал, но дело было не в этом. Дайте человеку пистолет, скажите ему, чтобы он застрелил своего соседа, или застрелят его самого. Первый человек, которого мы ставим в такую ситуацию, делает это беззаботно. Он нажимает на спусковой крючок. Второй мужчина плачет и стонет, он просит у своего соседа прощения, затем нажимает на спусковой крючок. Третий мужчина плачет и стонет, просит прощения и нажимает на курок, а четвертый получает пулю, потому что не может заставить себя сделать это.

— Второй и третий мужчины—это одно и то же?

— О. Верно. Первый и второй мужчина пошли домой, легли спать и спокойно отдохнули, — сказал я.

Она обдумала это вслух, подытожив:

— Сначала стреляет без слов, спит спокойно. Второй мужчина просит прощения, стреляет, спокойно спит. Третий мужчина просит прощения, стреляет, но не спит. Четвертый умирает, потому что он не стреляет. Ты собираешься сказать мне, что первый мужчина — лучший из четырех? — спросила меня Лейси.

Я бросил на нее полный отвращения взгляд.

— Нет.

— Значит, третий. Ты намекаешь, что я второй? Это довольно поверхностное, неверное предположение с твоей стороны, Сильвестр, если ты думаешь, что я спокойно сплю, — сказала она, и в ее голосе послышалась нотка тепла. Я бы ее немного расстроил.

— Нет, — сказал я спокойно. — Я ничего не говорил о том, что кто-то лучше или хуже. Они могут справиться с ситуацией так, как им заблагорассудится. У них пистолет у виска, это их выбор. Ты? Может быть, ты похожа на второго мужчину, может быть, на третьего, но у тебя определенно нет пистолета у головы. Если ты хорошо ко мне относишься, то это для твоей пользы, а не для моей.

Я откинулся назад, отворачиваясь от нее, мое внимание вернулось к окну.

Человеческая природа. Если бы я просто сказал это, одну строчку, одно предложение, она бы не слушала. Но я заставил ее задуматься, втянул ее в это, а затем заставил посмотреть правде в глаза.

Остаток поездки в Мотмонт прошел в блаженной тишине.

Мотмонт оказался интересным зданием в четыре этажа с крутой наклонной черепичной крышей, он занимал треть городского квартала, в нем не было двора, который я мог бы разглядеть. Стены были бледными, как яичная скорлупа, а плющ, ползущий по кирпичной кладке, был темным, почти безлистным. Это было не в том конце города, где я часто бывал, но даже среди более красивых зданий с горгульями, которые выплевывали воду из канав и встроенных конюшен для сшитых лошадей, это выделялось как нечто выдающееся.

У арочного входа, ведущего в здание, меня ждала женщина.

Лейси не сказала ни слова, когда я вышел из кареты, натянув капюшон, чтобы защититься от дождя.

— Сильвестр, я так понимаю? — спросила женщина. Она была пышногрудой, если можно так выразиться, деловитой, в розовом жакете и коротком платье, с каштановыми волосами, завитыми по бокам, с излишним макияжем.

— Да, мэм.

— У тебя хорошие манеры. Хорошо. Я директриса. Давай-ка взглянем на тебя.

Я опустил капюшон.

Почему-то она не выглядела особенно довольной. Я был немного неряшлив.

— Пойдем внутрь, — сказала она, ведя меня рукой за спину.

Она провела меня мимо приемной, указывая на ванную для мальчиков.

— Униформа на стуле у раковины. Найди минутку, чтобы умыться, прежде чем одеться. Я принесу тебе расческу, чтобы ты мог привести в порядок волосы.

Я кивнул и сделал, как она просила.

Униформа оказалась белой. Белые брюки и рубашка на пуговицах с короткими рукавами и прямым воротником с жесткой горловиной. Белизна этого, вероятно, была кивком в сторону Академии.

Я ненавидел белое. Видел его слишком много, и это меня не устраивало. Мои волосы были черными и даже с жиром, клеем или чем-то еще, что я в них добавлял, кончики завивались.

Я привел себя в максимально презентабельный вид, зная, что это ненадолго.

Вышел из ванной и представился директрисе. Она опустилась передо мной на колени и разгладила кое-что из одежды, выковыривая один кусочек ворса.

— Тебе идет, — солгала она. — Ты выглядишь как молодой джентльмен.

Две лжи на двух вдохах, прямо мне в лицо. Она мне почти понравилась.

— Время обеда. Ты можете представиться другим. Все дневные занятия посвящены биологии. По пятницам мы посещаем Академию. В приюте есть мальчик по имени Джейми. Ты знаешь его?

— Да, мэм.

— Ты будешь в тех же классах, что и он, и вы будете спать в одном помещении. Думаю, ты найдешь его сидящим во дворе под деревом.

— Я не удивлен.

— Это строго временно, ты понимаешь? — спросила она. — Я не хочу, чтобы ты питал большие надежды.

— Я понимаю, мэм, — сказал я.

Она выпрямилась, глядя на меня сверху вниз.

— Миссис Эрлз считает, что у вас может быть мотивация стараться больше, видя, что мы можем предложить.

— Думаю, я так и сделаю, мэм, — сказал я.

— Тогда продолжай, — сказала она.

Я пошел. Женщина стояла у ворот, открывая их, чтобы пропустить меня.

Здание образовывало квадрат, в центре которого был двор, а внутри находились драгоценные ученики. По углам были установлены чаши, из которых росли деревья, поддерживающие здание, служащие укрытием от дождя для учеников. Сама стеклянная крыша была увита виноградными лозами и маленькими цветами.

Молодые люди в возрасте от семи до пятнадцати лет собрались во дворе, многие играли или собирались группами. Тут и там были разложены одеяла, на которых они могли сидеть, чтобы не испачкать свою форму.

Точно так же, как студенты Академии обладали изысканным, отшлифованным видом, эти студенты выглядели прилично.

Мне не потребовалось много времени, чтобы найти остальных. Гордон был в компании мальчиков, возле более крупной компании. Хелен была среди девочек. Джейми был под одним из деревьев по периметру, с книгой и ручкой на коленях. Он увидел меня до того, как я увидел его, и мгновенно вскочил на ноги.

Лилиан я нашел в стороне, с толстой девушкой и более высоким тощим зубастым парнем, на вид лет пятнадцати. Гордон резко присвистнул и привлек ее внимание. Она быстро попрощалась с двумя друзьями.

Мы собрались.

Гордон взглянул на меня, и я увидел искреннее беспокойство в его глазах.

— У вас была встреча.

Я кивнул.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Мы должны быть рядом, когда это нужно.

— Вы не знали, что это приближается. Я тоже, — сказал я. — По крайней мере, мне не нужно беспокоиться об этом еще тридцать дней.

Он не выглядел впечатленным.

— Ты невыносим после встречи, — сказал Джейми.

— Постараюсь быть невыносимым полезным способом, — ответил я. — Давайте приступим к делу. Я слышал, вы застряли.

— Подожди, ты пришел один? — спросил Гордон.

Я нахмурился.

— Меня высадила Лейси.

— Черт, — сказал он.

— Мы надеялись, что Хейл тоже придет, — сказал Джейми. — Я думал, что его больше беспокоит отсутствие у нас прогресса.

Я в замешательстве посмотрел между ними.

Гордон нахмурился.

— Послушай, Сай, мы более чем застряли. Мы в опасности.

— Опасность?

— Они знают, кто мы такие. Они следят за нами, — сказала Хелен, и ее голос был мягким и совершенно беззаботным. Это не означало, что не было причин для беспокойства. Это была просто Хелен.

— Пять покушений на наши жизни за последние семь дней, — сказал Джейми. — И то, если мы правильно понимаем, означает, что они либо очень, очень умны...

— Или изгнаны из Академии, — сказал я.

Джейми кивнул.

— Поговори с нами, — сказал Гордон. — Услышим ваши идеи, получим свежий взгляд, прежде чем мы начнем давать вам основания для предвзятости.

— Хорошо, — сказал я. — Учитывая то немногое, что мне известно, я не думаю, что это дети-убийцы. Я тоже не думаю, что они наёмники. Они инструменты.

Гордон кивнул. Остальные были неподвижны.

— Качество убийств неуклонно улучшается. Это говорит о том, что дети — это оружие, а убийца за кулисами, — сказал я. — И я думаю, вы это уже знаете.

— Да, — сказал Гордон.

— Чего вы не знаете, и почему я думаю, что вы застряли, так это то, что вы слишком склонны к шаблонам. У вас есть свой подход, но он слишком жесткий, когда ваши враги прячутся в тени. Нам нужно их встряхнуть.

— Я полагаю, у тебя есть идея, как это сделать.

Я улыбнулся.

Боль в голове утихала с каждой секундой.

Нашему разговору пришлось остановиться на мгновение, когда группа мальчиков свернула в нашу сторону, пиная мяч между собой. Они обошли дерево, которое поддерживало один угол стеклянной крыши, и направились к своим импровизированным целям.

— Обеденный перерыв скоро закончится, — сказал Джейми. — Мы должны продумать детали.

— Идея Сая, убедиться, что мы все на одной волне… — сказал Гордон. — Хорошо, в этом есть смысл. Сай?

— Погодь. Я могу изменить детали в зависимости от новых данных. Давай вводную, по-шустрому.

— Хорошо. Насколько всем здесь известно, включая директрису и остальных преподавателей, я сын мясного магната, Хелен — дочь дипломата, а Джейми — сирота, сын военного капитана, который умер и оставил ему немного денег. По предложению Джейми, наша история в том, что мы все оставались в приюте для удобства перед нашим зачислением в Мотмонт. Имели место быть подкуп и свояченичество. Такое случается, учитывая связи между Лэмбсбриджем и Академией Рэдхэма, и это никого не удивит.

— Я была здесь раньше, — сказала Лилиан. — Раньше я был студентом Академии. Учителя знают меня, я им нравлюсь. Мы слили идею, что меня отстранили, а правила Мотмонта подразумевают, что я могу вернуться сюда в любое время, чтобы получить возможность посещать занятия, пользоваться местными возможностями или привести себя в норму. Возможно, мне придется объясниться с родителями, но я думаю, что все в порядке. Никто не спрашивал, откуда я вас знаю, ребята, но я не думаю, что это проблема.

— Я предложил «связи с детским приютом», потому что я узнал лица среди студентов, и эти лица, вероятно, видели нас как группу, — сказал Джейми.

— В целом, у нас есть прикрытие, — уточнил Гордон, — ничего настолько сомнительного, чтобы кто-то мог вызвать вопросы. Но у людей есть способ принимать вещи за чистую монету, и эта ситуация на самом деле не нарушила эту тенденцию.

— За исключением покушений на твою жизнь, — сказал я.

— Кроме этого. Но в том, что мы сказали, нет никаких пробелов, которые могли бы вызвать подозрения, — сказал Гордон.

Я кивнул.

— Мистер Хейли рассказал мне о большей части этого, но хорошо знать подробности. Он намеренно не ставил администрацию в известность о том, кто я такой, чтобы я мог адаптироваться в зависимости от ситуации. Он сказал им, что это была особая услуга со стороны детского дома, нацеленная на перспективу, в отличие от вашей ситуации.

— Да неужели, — сказал Гордон. Он слегка улыбнулся: — Почему приют так хотел от тебя избавиться?

— Потому, что я невыносим, — ответил я, улыбаясь в ответ.

— Если учесть тот факт, что нас видели вместе и нас видят вместе сейчас... Кто ты, и откуда мы вас знаем? — спросил Гордон.

Я пожал плечами и вспомнил о том, насколько неудобной была униформа, и о пятнах, где она терлась о новую кожу. — Я сирота. Мы были примерно одного возраста, я предложил показать вам город.

— Это не прокатит, — сказал Гордон.

— Держу пари, что это не прокатит, — сказал я. — Неряшливый парень с взлохмаченными волосами и из низшего класса. Я встряну.

— И вот твой план, — заключил Гордон.

— Отчасти. Но до этого… что вы успели сделать до сих пор? Какие направления были охвачены?

— О, ты же меня знаешь, — сказал Гордон. — Прошла всего неделя, а я почти лучший ученик в своем классе, лучший в спорте, и большинство даже не могут заставить себя ненавидеть меня за это. Я общался с лучшими из здешних парней. Хелен сделала то же самое для девочек. Мы смогли получить информацию о том, кем были жертвы, а также следить за тем, кто может быть потенциальными жертвами.

— Что-нибудь стоящее?

— Меньше, чем хотелось бы. Мы попросили дополнительные занятия, чтобы ускорить наши занятия, и это позволяет нам не отрывать глаз от преподавателей. Есть шанс, что человек, превращающий детей в орудия убийства, является одним из учителей.

— Только шанс?

— Каждые выходные студенты отправляются в Академию. Им дают попробовать возможности на вкус, чтобы они больше выкладывались в Мотмонте. Их разделяют на группы в зависимости от интересов и возраста. Студенты, которые были особенно хороши, получают специальные уроки у профессоров.

— Это... напряжно, — сказал я. — Слишком много вещей, которые нужно учесть. Ты не навещал меня.

— Я приходил в себя после отравления, — сказал Гордон. — Лилиан крутилась поблизости, убеждаясь, что ни у кого не было причин проявлять ко мне излишнее любопытство. Остались только Хелен и Джейми, и они были заняты изучением интереса, проявляемого к нам.

— Яд, да? Я этого не ожидал.

— Это была самая успешная попытка из трех, две для меня, одна для Джейми. Один предмет упал с крыши, почти обрушив голову Хелен, и Джейми чуть не толкнули под карету, когда он направлялся в Академию. Хелен спасла его.

Я медленно кивнул.

— Никаких наблюдений?

— Они осторожны. И они — это они, мы почти уверены. Множественное число.

— Хорошо, — сказал я. — Начинаю получать более полную мысленную картину.

Мои глаза скользнули по скоплению молодежи вокруг нас. Будут ли явные признаки? Они не могли быть слишком очевидными, иначе другие бы заметили.

Мы знали недостаточно о том, как совершались убийства; я не знал, что искать. Мы были окружены, и ослабление бдительности могло быть опасно.

Джейми, вероятно, думая что мне все еще больно и поэтому мне не стоило приходить, прокомментировал:

— Я искал тебя в Башне, заглянул в отдел Хейли, чтобы поискать тебя в лаборатории, и еще хотел задать быстрый вопрос о Гордоне и яде. Я получил известие о том, где ты был, но у меня не было времени, чтобы идти к тебе.

Хм. Я, вероятно, был бы там, где Джейми искал меня, если бы я не заперся в офисе после моего Назначения⁽¹⁾. Живи и учись.

Башня была отделом мистера Хейли напротив кампуса Академии у Изгороди, где в тот момент заперся я, они были сосредоточены на исследованиях и разработках в отношении мозга. Преимущественно работающий с тупиковыми направлениями отдел по умолчанию обрабатывал большое количество хранилищ информации, банков памяти и файлов.

Если Джейми был там... Я произнес свои мысли вслух:

— Джейми пошел в Башню, потому что... Вы, ребята, думали о контроле над разумом? Что-то связано с мозгом?

— Мы думали, что это может быть какая-то неврологическая манипуляция, — сказал Джейми. — Хелен прорабатывала идеи с гормонами и препаратами в Кларет-холле.

Кларет-холл был центром кампуса, где студенты собирались и ели, где были доступны ключевые административные помещения и где преподавались некоторые ключевые направления кампуса и основные факультативы. Если все аспекты Радхама вытекали из Академии, то все аспекты Академии вытекали из Кларет-холла.

— И ты ничего не нашел, — сказал я. — Если бы ты знал, то сказал бы мне.

— Ничего существенного, — сказал Джейми.

Я кивнул.

Гордон повернул голову. Я проследил за его взглядом. Студенты все еще играли, собираясь в группы, но его внимание было сосредоточено не на студентах.

«Все больше учителей появляется у дверей».

— Проблемы? — спросил я.

— В некотором смысле. У нас нет времени. Обед окончен. Если вы собираетесь ввести нас в курс плана, то сейчас самое время это сделать.

— Мы достаточно близко к двери, чтобы люди могли нас увидеть, — заметил я. — Все, кроме Хелен, следите за толпой. Но не палитесь, следите за взглядами.

— Что от меня нужно? — спросила Хелен.

Пронзительный свист привлек внимание разных студентов. Он прозвучал снова. Учитель подавал знак остальным, чтобы они заходили в здание. Толпы студентов начали двигаться к дверям. Некоторые задержались, как и мы, а некоторые быстро заканчивали свои игры.

— Поправь мне волосы, — велел я Хелен, — Поцелуй меня в щеку или что-то в этом роде, будь нежной.

— Ты мне нравишься? — спросила Хелен.

— Ты для меня старшая сестра, но на самом деле ведешь себя как нормальная старшая сестра. Должно быть пространство для неправильного толкования.

Когда я отдал свой приказ, ее почти кирпичное выражение лица изменилось. Она тепло улыбнулась.

— Твои волосы в беспорядке, — сказала она, и ее голос соответствовал выражению ее лица. Она протянула руку и поправила их, заскребла своими длинными ногтями по моей голове. Наверное, лучше, чем я мог бы сделать, если бы у меня была расческа и больше времени. Она поправила волосы, которые шли от центра моей линии волос к виску, зачесывая их вверх и еще больше в сторону, а затем позволила своей руке задержаться на четверть секунды дольше, чем нужно.

— Тебе следует больше сосредоточиться на внешности.

— Это так, — сказал я. — Еще есть время научиться.

— Я всегда могу научить вас деталям, — сказала она. — Если ты сможешь оставаться целым и здоровым достаточно долго. Рада видеть, что тебя снова собрали.

Она погладила меня по ранее обожженной руке, затем наклонилась и поцеловала меня в лоб.

И снова ее лицо оставалось ближе ко мне всего на мгновение дольше, чем нужно. Из-за близости я не мог не думать, что нахожу ее более пугающей, чем эксперимент заклинателя змей. Я знал, что это было чисто мое воображение, но я представлял, что именно так я бы себя чувствовал, если бы меня уронили в вольер тигра в зоопарке и он оказался бы на таком же расстоянии от меня.

Тем не менее я улыбнулся.

— Мне тоже нравится, что я цел.

Я не смотрел, но я очень хорошо осознавал, что из большой группы, которая входила в дверь, очень много мальчиков уделяли большое внимание обмену репликами.

— Заходим, — сказал я. — Держите ухо востро.

Мы присоединились к толпе. Гордон занял тыл, прикрывая наши спины.

Я только в последнюю секунду понял, что то, что он прикрывал нам спины, было плохо. Боковым зрением я увидел протянутую руку, и Гордон поймал ее.

— Ого, Бруно, — сказал мальчик нашего возраста, — расслабься.

Гордон отпустил ее руку.

— Хочешь доебаться?

— Просто подшучиваю. Я на твоей стороне, Гордон. Расслабься, — сказал мальчик. Он высвободил руку из хватки Гордона.

Мальчик был темноволосым, с темно-карими глазами, но того же типа, что и Гордон. Большой, здоровый ростом и телосложением, стройный, красивый и достаточно уверенный в том, что он из породистых. Ростом между мной и Гордоном, на пару дюймов выше меня, на дюйм ниже Гордона. Двенадцать или около того?

Он улыбнулся мне.

— И кто это у нас тут такой шустрик?

— Сай. Сильвестр, если хочешь быть вежливым, — сказал Гордон. — Показывал нам окрестности, прежде чем мы добрались до Мотмонта. Сильвестр, это Эд. Эд — хороший человек для налаживания связей. Мы зависали вместе.

— Хорошо сказано. Вы упоминали, что вкурили, что к чему, — сказал мальчик. — Привет, Хелен, Лил и Джей... Джеймс?

— Джейми.

— Джейми. Извините.

Мы двигались вместе с остальной толпой в сторону классов. Я хорошо осмотрел тех, кто шел рядом. Если они были такими наглыми, как мне сообщили, я не удивлюсь, если нож окажется в ком-то из нас, пока мы в этой толкучке.

— Расскажи мне о себе, Сай, — попросил меня Эд.

— Нечего сказать, — сказал я. — Я не важен.

«Подцепи его…»

Эд засмеялся, для себя и вероятно, для остальных, наблюдавших издалека.

— Вы не попадете в Мотмонт, не будучи каким-то образом важным.

— Получил предложение, — сказал я. — Я из приюта.

— Ага? — спросил он, и в его голосе прозвучал интерес с намеком на что-то еще. В основе этого вопроса лежало не только простое любопытство. — Как же так?

— Думаю, я кому-то понравился, — сказал я и улыбнулся Хелен. Она улыбнулась в ответ.

— На самом деле это не ответ, приятель, — сказал он, но в этом заявлении был небольшой тычок. Настойчивость. И что серьёзно, «приятель»? Он вел себя так, словно был взрослым, а я ребенком, но он был всего на несколько дюймов выше меня. Это бесило, и я чувствовал себя особенно раздраженным.

— Единственный ответ, который я собираюсь дать, — сказал я. — Не беспокойся об этом.

Я увидел вспышку раздражения на его лице. Он выдохнул немного воздуха через губы:

— Пф-ф. Я просто был дружелюбен, не нужно отмахиваться от меня.

— Я не отмахиваюсь от тебя. Я намекаю, что ты суешь свой нос туда, куда не следует.

Эд снова рассмеялся, и я отчетливо расслышал разницу между смехом сейчас и смехом всего несколько секунд назад. Плотнее по краям. Скорее вынужденно, чем естественно.

Мы были в коридоре между различными классами, и толпа поредела, что заставило меня немного меньше беспокоиться за свою шкуру. В каждой классной комнате были окна между классом и коридором, и оконные рамы были выращены; большие осколки стекла были собраны с тем, что выглядело как ветви деревьев, растущие, чтобы удерживать их на месте; стекло эффективно заполняло промежутки между каждой ветвью. За этими окнами и классными комнатами я мог видеть двор и улицу за школой.

Это выглядело очень чистым. Яркое, свежее, полностью отполированное и выкрашенное в белый цвет дерево. Мне не нравилось, когда все так заканчивалось. Это казалось нечестным. Чем приятнее люди пытались что-то изобразить, тем меньше я этому доверял.

В таком милом месте, как это, пытались продемонстрировать стиль? Студенты-убийцы казались мне наименьшей из здешних проблем.

— Сай обычно так себя ведет, — сказал Гордон, — Не волнуйся об этом, Эд.

Эд улыбался, но это была вынужденная улыбка — такая же, как и смех.

— Я не волнуюсь, на самом деле. Я просто задумываюсь о компании, которой вы придерживаетесь.

— Интересно? Почему? — спросил я.

«Заставляй его говорить, реагировать на ходу».

Мне было удобнее вести быстрый разговор, чем большинству.

— Тебе была предоставлена такая радужная возможность, как эта, такой ребенок, как ты, в таком месте, как это, я предложил руку дружбы, и ты выёбываешься? Неумно усложнять себе жизнь таким образом.

— Малыш, как я, да?

«Заставляет меня оправдываться, пытается вывести из равновесия, чтобы я пытался адаптироваться, подстроиться...»

— Малыш, как ты. Менее приличного рода, без обид.

Конечно же, он имел в виду обиду. Меня убивало то, что он дал мне такой козырный вектор для атаки, а я не мог этим воспользоваться и выдать ему заслуженное. Я должен был действовать мягко.

— Без обид, — сказал я, улыбаясь.

Неподалеку была учительница, которая наблюдала за детьми в коридоре, следя за тем, чтобы ее ученики шли в ее класс, не задерживаясь. Я дал свой ответ, улыбнувшись ему.

— Это забавно.

Он, казалось, не понимал. Теперь у меня были бразды правления диалогом. Он был вынужден спросить.

— Забавно?

— Кто-то явно породистый говорит мне о воспитании. Это ...

Он схватил меня за форму спереди и сильно толкнул к стене. Некоторые студенты вокруг нас ахнули, остановившись как вкопанные и образовали свободный круг вокруг нас.

Учитель заметил это и направился в нашу сторону.

— Воу, Бруно, — я вернул ему его шутку.

Он дернул меня на себя и снова приложил к стене.

Раздался смех.

Хелен. Она прижала руку ко рту, пытаясь подавить смешок, «случайно» фыркнула.

Эд уставился на нее. В этом взгляде было что-то жесткое.

Кем бы он ни был, ему все еще было всего двенадцать или около того. Он мог быть хорош в словах, красив, умен, что бы еще ни требовалось, чтобы быть одним из лучших песиков Мотмонта, но он был новичком в том, чтобы нравиться девушкам, и он очень хорошо осознавал, что другие его друзья, которые стояли сзади, наблюдают.

— Извини, — сказала она ему. — Правда, Эдвард, мне жаль. Но ты должен признать, Сай был забавен.

«Я люблю тебя, Хелен», — подумал я. Она уловила, к чему я веду, и вот она была здесь, прекрасно меня поддерживая.

Учитель пробирался сквозь кольцо учеников. Эд заметил это, и ему пришлось сохранить лицо. Если бы не Хелен, он, возможно, ударил бы меня в живот и оставил это на потом. Но он не мог ударить меня в полную силу, не сыграв этим против Хелен.

Он был загнан в угол.

— Это еще не конец, — сказал он. — Мы продолжим это позже.

— Неужели? На словах ты герой.

Он наклонился ближе и прошептал:

— После занятий, в углу двора, там два дерева дадут нам немного уединения, — сказал он, делая вид, что отпускает мою форму.

— Я поверю в это, когда увижу тебя там, — пробормотал я в ответ.

Учитель прорвался. Эд отстранился, подняв руки вверх.

— Что это? — строго спросила учительница, положив руку на бедро.

— Ничего, — сказал я. — Все хорошо.

— Все хорошо, — присоединился Эд. — Просто играю.

Она с любопытством посмотрела на нас.

— Идите на свои занятия. Мэри, Элиза, я вижу, вы там разговариваете, идите за свои парты, я скоро начинаю урок.

Ее внимание уже было где-то в другом месте, она собирала и командовала детьми, с которыми, как она знала, имела дело. Остальные последовали его примеру.

— Я разочарован, Гордон, — сказал Эд.

— Мы можем поговорить позже? — спросил Гордон. — Не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание.

— Может быть, конечно, — сказал Эд, но Гордон не был в центре его внимания или даже на вторым месте.

Эд ушел, повернувшись спиной ко мне и Хелен, и присоединился к друзьям, засунув руки в карманы.

Лилиан и Хелен поспешили на свой следующий урок, Хелен одарила меня улыбкой.

— Когда нужно, ты удивительно хороши в том, чтобы заставить себя ненавидеть, — сказал Гордон. — Бедный болван.

— Я или он?

— Он, — сказал Гордон, оскорбленный вопросом. — Вы с Хелен объединились против него. Почему ты сделал это с ним? Ты знал, что кого-нибудь разозлишь, если Хелен будет нежна с тобой, и ты сделал это, а потом повернул чертов нож. Если ты хотел проверить, не был ли он одним из тех, кто пытался нас убить, мог бы спросить меня.

— О, я об этом не думал, — сказал я.

— О чем же ты тогда думал?

— Говорят, когда ты попадаешь в тюрьму, ты должен кого-то убить или вступить в банду. Идея в том, чтобы разобраться с иерархией и как-то вписаться в нее.

— Угу, — сказал Гордон. Он огляделся, отметив, что количество студентов в коридоре довольно резко сократилось. Мы были почти одни, и студенты, которые были вокруг, спешили. — Это не тюрьма.

— Ты чертовски ошибаешься. Но это к делу не относится.

— Тогда зачем поднимать этот вопрос? — быстро возразил он.

Я вздохнул:

— Я устанавливаю иерархию.

— Сай, — сказал он и положил обе руки мне на плечи, наклонившись ближе. — Я не люблю это говорить...

— Ты обожаешь это говорить.

— За все годы, что я знаю тебя, наблюдая за тобой с самого начала, я ни разу не видел, чтобы ты выиграл бой. Или хотя бы устраивал хорошее представление.

— Я не говорил, что собираюсь бороться за социальный рейтинг, — запротестовал я.

Гордон отступил назад и посмотрел на Джейми.

— Честно говоря, он действительно такого не говорил, — сказал Джейми.

— Мы только что вернули его, и теперь нам придется отправить его обратно в Академию на лечение, — сказал Гордон.

— Все будет не так уж плохо, — снова запротестовал я.

— Чего ты добиваешься, Сай? — спросил Джейми. — Посвяти нас в свои планы.

— Вы зашли в тупик, потому что вы слишком осторожны. Вы следили за толпой?

— Да, — сказал Гордон.

Джейми кивнул.

— Заметили кого-то выделяющегося? Кого-то, кто делал вид, будто не смотрит?

Гордон покачал головой.

— Несколько лиц привлекли мое внимание, — сказал Джейми. — Я могу указать на них позже.

— Давайте все встряхнем и посмотрим, что произойдет, — сказал я. — увидим, кто засуетится, кто начнет вести себя подозрительно. Возможно, получим подсказки. Я просто случайно привлек всеобщее внимание, а тот, кто следил за вами, сейчас сфокусируется на мне. Держу пари, они в замешательстве.

— Я подозреваю, что единственный человек, который действительно понимает, о чем ты думаешь, это ты сам, — сказал Гордон.

— Хелен меня понимает, — сказал я.

— Хелен... — начал Гордон. — Да.

— Я тоже это понимаю. Но ты должен быть готов. Ты можешь стать мишенью, Сай, — сказал Джейми.

— Я знаю. Я этого ожидаю. Вы, ребята, до сих пор беспокоились о ножах в спину или отравлениях. Моя очередь.. Способ и время их реакции даст нам важную информацию, так что держите глаза открытыми.

Гордон и Джейми кивнули.

Мы получали подозрительные взгляды от учителей, которые приступали к своим занятиям.

— Передадите это девочкам? — спросил я.

— Я сделаю это, — сказал Гордон. — Следите за собой.

Я кивнул.

Мы с Джейми продолжили наш путь в наш класс.

— Ему плохо даются задачи такого рода, — сказал Джейми.

— Да, — сказал я, оглядываясь на Гордона.

— Его таланты тут не тащат. Может, как-нибудь в другой раз.

— Это больше моя сфера, — сказал я. — Хелен. И немного твоя.

Джейми кивнул.

— Кстати, о твоих сферах, что есть о парне, с которым я только что сцепился?

— Я не знаю. Его нет в наших классах. Гордон следил за ним, у меня не было на то причин.

Я нахмурился.

— Ты ведь не волнуешься, не так ли?

— Я подумал, что если бы у меня было несколько хороших векторов, я мог бы лучше себя показать, я мог бы выиграть больше рейтинга для себя. Нельзя оказаться в самом низу иерархии.

— Ага, — сказал Джейми. — Я выясню.

Длинные волосы Джейми были собраны сзади в конский хвост, низкий и прилегающий к шее, не совсем так как он носил обычно. Это было почти незаметно с поднятым воротником. Я протянул руку и щелкнул по нему пальцем.

Он ткнул меня в ответ, это побудило меня толкнуть его плечом, чуть не отправив его в ближайшую дверь класса. Он сделал то же самое со мной, но с меньшим эффектом.

Обмен репликами продолжился несколько секунд спустя, когда он вдруг остановился.

— Стоп, сейчас мы слишком на виду. Они увидят.

Я тут же вернулся к обычной прогулке, потянул свою рубашку вниз. Нам пришлось пройти мимо окна с ветвями дерева, которое тянулось вдоль всего класса, чтобы добраться до двери. Джейми сдвинул очки на нос и поправил конский хвост.

Когда он все привёл в порядок, я незаметно ткнул его пальцем в живот сбоку.

— Я достану тебя за это, — пробормотал он и открыл дверь.

— Вы опоздали, — сказал учитель.

— Директриса сказала, что Джейми должен показать мне окрестности, — сказал я.

Женщина поджала губы.

— Я вижу. Займите свои места, пожалуйста. Ты можешь сидеть рядом с Джейми...

— Сильвестр.

— Сильвестр. Спасибо. Получите заметки от Джейми позже. А пока просто сидите и запоминайте, что сможете.

Она подошла к своему столу и сделала пометку в том, что, как я предполагал, было списком посещаемости.

Я был знаком с улыбками и взглядами студентов, которые получал сейчас. Все те, кто видел, как Эд толкает меня к стене, прекрасно понимали, что я хорохорюсь. Мой взгляд быстро скакал по мальчикам и девочкам, которые не улыбались.

Я не смог вспомнить, какие из них выглядели так, будто они слишком старались не смотреть на меня, а кто наоборот.

Джейми смог бы.

— Теперь вернемся к тому, что я говорил. Коэффициенты Уоллстоуна используются в семидесяти процентах того, что вы будете делать, если продолжите посещать Академию. Золотое сечение, видимое здесь, можно сказать, является предшественником того, что в конечном итоге станет девятью соотношениями Уоллстоуна. С помощью нескольких быстрых измерений мы можем быстро определить, какое из девяти соотношений используется для физической структуры или состава данного организма, и работая в обратном направлении, пока мы можем придерживаться этого соотношения, мы можем быть уверены, что организм имеет фундаментальные основы жизни. Например, если вы перевернете страницу семьдесят пять, мы сможем увидеть, где нарисован основной рисунок кошки. Придерживаясь «мудрого» соотношения Уоллстоуна, мы можем определить, какие части рисунка применимы к определенным частям кошки. Теперь все становится сложнее, когда мы решаем изменить шаблон или сделать что-то еще, но вы должны начать понимать, как соотношение может быть использовано в качестве кратчайшего пути к пониманию...

Я упёрся лбом в парту, закрыл глаза и попытался заснуть.

* * *

К чести Эда, он знал, как нанести удар. А также знал, как повторить это десять раз.

К моей чести, мне удалось удержаться на ногах до десятого. За это время мне не удалось сделать ничего существенного, но я хотя бы не свернулся в клубочек и не заплакал как сучка.

Группа студентов вокруг нас была меньше, чем мне бы хотелось. Сироты из Лэмбсбридж, друзья Эда, Гордона и группа Хелен. Девушки, на которых Эд должен произвести впечатление. Может быть, это компенсировало бы мои издевательства над ним, если бы он хорошо выглядел перед некоторыми девушками.

Рухнув у подножия дерева, я на секунду задержал дыхание. Я поднял руку, чтобы Эд остановился.

— Закончился, паря? — спросил он. — Больше никакой херни о моей семье?

«Я ничего не говорил, пока ты...»

Я видел, как он занес кулак, готовый ударить меня снова.

Я широко открыл рот, поморщившись от ощущения в уголке челюсти. Припухлость.

В процессе я краем глаза заметил какое-то движение.

Три дерева были посажены в одном углу двора, между стеклянной крышей и зданием, и они заблокировали вид со многих близлежащих окон. Они также оберегали нас от бо́льшей части дождя, только девушки были в капюшонах и куртках. А я стал помятым, но не грязным, что уже было хорошо.

Наша драка не была заметна со стороны, а любой, у кого была причина наблюдать, становился частью этой толпы. Но тем не менее трое мальчиков обратили на нас достаточно внимания, чтобы понять, что происходит драка. Они нашли внутри помещений одну удобную точку, откуда они могли заглянуть сквозь просветы в ветвях и среди людей, чтобы наблюдать за происходящим. Один, лет тринадцати или около того, стоял так, что занавеска закрывала нижнюю половину его лица. Другой был намного моложе, девяти или десяти лет, и наклонился вперед, сложив руки на подоконнике, заглядывая из-под занавески. Третий был где-то между ними по возрасту и стоял дальше от окна, скрываясь во мраке неосвещенного класса.

Взгляд в их глазах был достаточно ясным.

Мы интересовались детьми-убийцами, а они интересовались нами. Они не могли знать меня достаточно хорошо, чтобы предсказывать, мои действия. Даже мистер Хейли этого не знал, а ведь он практически спроектировал меня.

Эд пнул меня носком ботинка.

— А?

— Мир, — сказал я. — Извини, что назвал тебя безродным, Эд.

Он не выглядел удовлетворенным.

Я снова взглянул в сторону класса. Мальчиков не стало.

— Давай, — сказал Гордон. — Давай позаботимся о тебя.

Я кивнул.

— Видел их, — пробормотал я, когда он помог мне встать.

— Где?

— Внутри. Три мальчика. Я могу дать Джейми частичные описания.

— Три мальчика, — размышлял Гордон. — Это нехорошо.

— Отравления обычно проворачивают женщины, — сказала Хелен, присоединившись к нам. — Это означает, что мы имеем дело с четырьмя.

— По крайней мере, — согласился я.

1) Предназначеной Встречи. Просто нет нужного слова.

Вернуться к тексту

Я наблюдал, как Джейми ручкой рисует набросок.

— Голова была более узкая. Сверху шире, — прокомментировал я.

— Большинство голов такие.

— Более круглая. Также он не выглядел не зловеще и не выглядел заинтересованным. Был скорее холодным.

— Как иногда выглядит Хелен?

Я задумался.

— Нет.

— Тогда ты. В плохой день, после Назначения⁽¹⁾?

— Я не знаю, как я выгляжу после Назначения. Они обычно не дают мне доступа к отражающим поверхностям, и я обычно не глазею на себя.

Джейми откинулся на спинку стула, и его голова ударилась о мою грудь, тогда я перегнулся над спинкой стула.

Он остался на месте, глядя на меня.

— У тебя был такой взгляд, как будто вся радость ушла из мира.

— Депрессивно?

— Нет, — сказал Джейми. — Эм...

Он перевернул страницу в своем блокноте.

На чистой странице он начал рисовать. Он использовал авторучку, которая немного протекала. Его рука двигалась с приличной скоростью и ловкостью. За этим было интересно посмотреть, Джейми не был сильным художником. Мои глаза получились слишком маленькими, положение немного неправильное; он остановился, затем вернулся, сделал глаза шире, превратив верхнюю часть глаза в мои брови и увеличив мои глаза на размер. Это был грубый набросок, на котором моё лицо скрывалось в густой тени и были выделены толстые контуры скул.

Сначала я принял это за карикатуру, преувеличивающую мои черты, но Джейми был недостаточно хорош для этого. Волосы были растрепаны, обрамляя все это, и линии отмечали, что мои щеки были более впалыми, с тонкими штриховками для теней в углублениях, я понял, что это не недавняя фотография, что мои глаза были больше по сравнению с последними набросками. Это была моя фотография, на много лет моложе.

Почти в самом начале.

Рисование по памяти, а не по таланту.

Я наклонился вперед, и мне показалось, что я смотрюсь в зеркало, отлитое из бумаги. Мои глаза были узкими, губы тонкими и слегка приоткрытыми, а все черты моего лица и ушей были заострёнными.

Джейми уже делал пометки нижнем углу изображения. Я взглянул на первую.

Нарисовано при обсуждении с Саем, во времена Дела о Bad Seed

— Дело о Bad Seed, — лениво прокомментировал я.

— Временное название, — сказал он и продолжил писать.

Обычно я бы не смог удержаться, чтобы не прочитать через его плечо, но я обнаружил, что мне сложно не смотреть на свой портрет. Глаза были прочерчены черными чернилами, почти скрыты в тенях, которые были нанесены по кругу.

— Это было... в тот раз, когда мне назначили два Назначения подряд? — спросил я. Тогда мои щеки были бы такие впалые.

Джейми не ответил, но его ручка указала на строку, которую он только что набросал. Он постучал авторучкой по бумаге, оставив на полях три пятнистые точки.

Из воспоминаний: Сай в Башне, после побега. Прежде, чем он оправился от ежемесячного Назначения и ему пришлось пройти еще одну.

Прочитав эту строчку, я вдруг остро почувствовал мучительный дискомфорт, и синяки часовой давности, оставленные Эдом, не были причиной. Я не перестал испытывать эту тревожность и отвернулся от Джейми, стула, книги и прошёлся по нашей маленькой комнате в общежитии. Две кровати, каждая с комодом в ногах, один письменный стол и одна прикроватная тумбочка между кроватями с выдвижными ящиками для нас. Мотмонт был шикарным, но не настолько, чтобы у каждого из нас был дворец. Недвижимость имела значение, как ничто иное.

— Мы не надеялись, что сможем вернуть тебя, — пробормотал Джейми. — Думали, что ты потерян.

— Дело не в этом, — сказала я, заставляя свой голос звучать иначе, чем я чувствовал. Я беспокоился, что могу быть неправильно понят. — Нет. Это не похоже на Хелен, и не так, понятно? Это не тот взгляд, который у них был.

— Понимаю, — сказал Джейми, звуча очень нормально, мирно и очень спокойно.

Хотя мне это и не понравилось, я обнаружил, что разговор помог мне прояснить мою интерпретацию.

— Они не были потеряны. Там были эмоции. Они были людьми, но они не были хорошими людьми.

— Иногда ты нехороший человек, — заметил Джейми.

Я зыркнул на него.

— Просто говорю, Сай, просто говорю.

— Я смотрел на них и знал, что они из тех, кто насаживает своих родителей на что-то острое, а затем поджигает семейный дом. Или роняют кусок кладки на того, кто им не понравился.

— Ты ...

Я сузил глаза, сделав взгляд темнее и злее.

Казалось, он сдался, оторвал руки от страницы и откинулся назад.

— Ага, Сай. Понятно. Но если вы не можете объяснить мне, как убийственность выглядит, я не уверен, что смогу это нарисовать. Я вообще не уверен, что смогу их нарисовать.

— Все в порядке, — сказал я. — Не беспокойся об этом.

— Думаешь, ты узнал бы их, если бы увидел?

— Если бы я их увидел? Нет. Они стояли в тени. Если бы я поговорил с ними, может быть.

— В Мотмонте учится тысяча двести студентов, плюс-минус, от первого до двенадцатого курса. Тебе потребуется ужасно много времени, чтобы поговорить с ними со всеми.

— Да, — сказал я.

Я все еще был в дальнем конце комнаты. Три комплекта моей униформы были предоставлены моему взору вместе с небольшим плащом, капюшоном от дождя и зонтиком, аккуратно сложенными на сундуке в конце кровати. В моем прикроватном ящике лежали новая расческа, флакон зубной жидкости, мочалка и новый набор книг.

Ничего, что было по-настоящему моим. Мне это не нравилось. Кабинет за изгородью с решеткой на окнах и книжным шкафом, блокирующим дверь, меньше походил на камеру, чем этот.

Там я был свободен быть самим собой. Здесь меня заставляли приспосабливаться точно так же, как некоторые фрукты, которые я видел выращенными в Академии, помещали в формы, которые формировали их рост. Плоды в форме определенных животных или человеческих лиц.

Были ли наши дети-убийцы в такой же ситуации?

Я нахмурился.

— Я думаю...

— Да? — Джейми повернулся на своем сиденье, положив локоть на спинку стула.

— Почему здесь? — спросил я.

— Доступны ресурсы по разным направлениям. Есть доступ к детям, есть доступ к инструментам и стартовым лабораториям. Что-то может пропасть и вернуться в конце дня?

— Может быть, — сказал я. — Так или иначе, с их головами что-то творится. Либо их заставляют делать то, что они обычно не делают, либо они не они, и происходит что-то более гнусное.

— Гнусное?

— Существуют паразиты, которые вызывают суицидальное поведение у хозяина как часть жизненного цикла.

— Конечно. Transoplasma Felidae. Лихорадочное поведение и непреодолимое желание утопиться. Боевая версия Transoplasma Necis, но тогда множество людей откусывали бы себе языки, чтобы подавиться языком или умереть от кровопотери. Достаточно известный.

— Я поверю тебе на слово. Может быть, у студентов, о которых мы говорим, в голове паразит, что-то такое, что заставляет их вести себя смешно. Может быть, мы имеем дело с паразитами, а не с самими детьми.

Джейми, казалось, на мгновение задумался.

— Вызывает вопросы.

— Спрашивай, я буду отбиваться.

— Почему они заботятся о нас?

— Они сложные. Предварительно установленные инструкции.

Джейми покачал головой.

— Я не верю, что кто-то, способный на это, окажется здесь, а не в Академии, загребая бабло.

— Тогда они параноики. Как будто они сумасшедшие, они всего опасаются.

— Почему нас?

Я начал придумывать объяснение, но потом отклонил его. Чувствовал себя слабым, как будто слишком далеко зашел.

— Что, если нечто сделало их поддающимися внушению? Сломало преграды в их головах, оставило их открытыми для получения инструкций? Получите доступ к детям, подсуньте им что-нибудь, что оставит их уязвимыми для влияния.

— Мы бы увидели это в их поведении, — сказал Джейми.

— Что? То, как они готовы подчиняться приказам? Последовать за остальными овцами? Мы в школе, Джейми, — сказала я.

— Точно.

— Элитная школа. Послушай, я не в восторге от идеи паразитов. Но у нас здесь ужасно много детей, которые, возможно, более уязвимы к чему бы то ни было, или в возрасте, когда некоторые симптомы легче скрыть. Возможно, тот факт, что мы все вписываемся в какой-то архетип-паттерн, является преимуществом для нашего кукловода на заднем плане. Если нарушить паттерн?.. Может, их маленькие эксперименты покажутся дезориентированными? Потеряют воспоминания? Или их поведение немного выйдет за рамки нормы? Все, что нужно нашему "Bad seed", это подражать своим сверстникам.

Джейми кивал, уже обдумывая идею, завершая ее.

— Если они начинают вести себя слишком выделяясь, тогда вмешивается факультет, заставляет их привести себя в порядок. Если это не удастся...

— Что тогда? Когда кто-то не возвращается на свои рельсы, словно не собирается исправиться?

— Задержание, — сказал Джейми. — Или разговор с директрисой. Ты не думаешь, что она замешана?

Я понаклонял голову то в одну, то в другую сторону.

— Я разговаривал с этой женщиной и не уловил в ней чего-то подобного.

— Почему?

Я бросил на Джейми раздраженный взгляд.

— Полезно подумать, "почему", — сказал Джейми тихим, но не кротким голосом. — Вы хорошо разбираетесь в таких вещах, но важно определить детали, которые влияют на это чувство. Вы видите мелкие детали, и ваш мозг улавливает их и помещает в хранилище, в то время как ваше сознание их не регистрирует. Хищные животные часто используют эту низкоуровневую осведомленность, выясняя, что хищник может быть поблизости, и у нас все еще есть следы этого мышления жертвы.

— Я не считаю себя хищником, — сказал я, улыбаясь.

— Идея правильная, Сай. Все мы до некоторой степени пользуемся этим чувством, но вы немного лучше, чем большинство. Вы можете тренировать это, но тренировка начинается с осознания. Подумайте о своем окружении, обратите внимание на детали и ...

В дверь постучали.

— У вас там всё прилично? — спросил Гордон, приглушенный голосом у смежной двери.

— Я когда-нибудь бываю приличным? — спросил я.

Дверь открылась. Но это был не только Гордон, что меня удивило. Его сопровождал мальчик, худощавого телосложения, с густыми бровями и жесткими черными волосами, срезанными на ширину пальца с его головы. Это не было похоже на одного из парней, которые могли бы быть в команде Гордона.

— Мы столкнулись друг с другом у двери, — сказал Гордон.

— Я знаю его, — сказал Джейми. — Книжная торговля?

— Да, — сказал мальчик. Он держал два романа. — Читал их?

Джейми взглянул на романы.

— Да. Но это ничего. Я готов к сделке.

Он открыл ящик стола и вытащил еще пять романов по десять центов.

— Кукольный человек и песня луны?

— Читал это.

— Кукольный человек и месть королевы роя?

— О, это вышло?

Мальчик протянул руку. Джейми покорно передал книгу, размером не более ста страниц.

— Мне понравилось, — сказал Джейми, — но ты можешь подождать, пока не появится больше материала.

— Что это такое? — спросил мальчик.

— Хм? — спросил Джейми.

Я повернулся и начал пересекать комнату, прежде чем увидел, что Гордон движется в том же направлении. Он был быстрее и ближе. Я отступил.

Прежде, чем Джейми успел осознать, что именно привлекло внимание мальчика, Гордон коснулся обложки блокнота Джейми и перевернул его. Она захлопнулась и немного скользнула по столу.

Джейми протянул руку, чтобы поймать его.

— Это дневник Джейми, — сказал Гордон. — Не нужно читать чужие дневник, братан.

— О, — сказал мальчик. Он слегка порозовел. — Не знал, извини, Джейми.

— Все в порядке, — сказала Джейми.

— Тот рисунок, это было нечто. Жуткое, если можно так выразиться, — сказал мальчик, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. — Это был ты?

— Также не стоит обсуждать чей-либо дневник, раз уж вам посчастливилось взглянуть на него, — сказал Гордон твердым голосом.

Лицо мальчика стало еще розовее.

— Микки, — сказал Джейми, предлагая немного облегчения там, где я бы воспользовался преимуществом. — Взгляни.

Джейми держал три других маленьких романа, чтобы они разошлись веером. Дама в белом и крыса, выползающая из темноты, мужчина в птичьей маске и красивый молодой человек с собакой, сопровождающей его через лес.

— Последний — это что? — спросил Микки.

Джейми вытащил книгу прежде, чем Микки успел ее схватить.

— Когда мы заехали в Академию на прошлых выходных, вы видели, как кто-нибудь уходит в очень маленькой группе?

— Насколько маленькой?

— Больше трех, меньше десяти.

— Эм-м-м. Некоторые специальные студенты обучались у профессоров или сидели на занятиях. Лучшие в определенных классах или что-то в этом роде. Но они были одни.

— Ага, — сказал Джейми.

— Нет, я так не думаю.

— Хорошо, но все равно спасибо, — сказал Джейми. Он отложил книги, затем протянул ту, к которой проявил интерес Микки. — Парикмахер Джон и чудовище из темного леса.

— Прикольно.

Гордон отступил в сторону, а мальчик вышел в коридор. Гордон закрыл за ним дверь и встал к ней спиной.

— Задавая подобные вопросы, можно привлечь внимание.

— Я очень осторожен с тем, кого спрашиваю, — сказал Джейми.

— Хорошо, — сказал Гордон. Казалось, он принял это за чистую монету. Он не упомянул о промахе Джейми по поводу книги.

Гордон и я не стали бы винить Джейми за это, так же, как никто другой не стал бы винить меня за мое поведение после Назначения. У каждого были свои сильные стороны и персональные слабые стороны. Когда все работало как должно, мы прикрывали слабые места и стимулировали сильные.

Это означало признать, что иногда у Джейми в голове было достаточно материала, чтобы он немного тупил, медленнее действовал.

Будь я в своей лучшей форме, я бы предупредил Джейми, но меня отвлекала мигрень.

— Пора ужинать, — сказал Гордон. — Хотел проведать вас.

— Все еще живы, — сказал я. — Никаких неожиданных убийств.

Выражение лица Гордона не дрогнуло.

"Что ты об этом думаешь?"

— Мы обсуждали, как может использоваться структура школы для формирования или коррекции поведения там, где оно может сойти с рельсов, — сказал Джейми.

Я кашлянул, и Джейми исправился, сказав:

— Сай так думал. В этом есть смысл.

— Есть на что обратить внимание? — спросил Гордон.

— Причуды в поведении, студенты выходящие за рамки стандартов или как кого-то оттесняет определённая группа, — сказал я. — И, возможно, стоит посмотреть, кто отвечает за исправление учеников, когда они становятся слишком проблемными.

Гордон кивнул.

— Сумасшедший врач или врачи играют роль убийцы, дети — орудие убийства, и это оружие нужно держать под контролем и скрывать. Школа — это место для этого. Это все еще оставляет вопросы. Кто, как и почему.

— Кто убийца, как они делают это со студентами и почему они это делают? Какой мотив? — спросил Джейми.

— Как они отдают приказы? — спросил Гордон. — Здешние студенты получили приказ убить нас. Когда? В какой форме?

— Пища для размышлений, — сказал я и оживился. — Кстати, о еде...

— Ты это специально, — сказал Гордон.

— Мозг чувствует себя вялым, и я не ел по-настоящему уже... — я сосчитал на пальцах, потом остановился, застыл. — Когда мы ели, до заклинателя змей?

Гордон моргнул.

— Теперь я думаю, что вопрос носит академический характер. У тебя была вода?

— Да, я выпил немного воды, — сказал я.

Он нахмурился.

— Если бы ты этого не сделал, я бы удивился, как ты все еще стоишь. Давай засыпем в тебя мешок с кормом, а ты еще удивляешься, почему ты такой маленький...

Я схватила расческу с прикроватного столика и швырнул ему в голову. Он поймал её, меня это не впечатлило.

Мы собрали свои вещи. Джейми взял свой блокнот и сунул его под мышку. Ручка была закрыта колпачком и спрятана в нагрудный карман. Гордон был и так готов, а мне осталось, взять что-то для защиты от дождя.

Школа была устроена в виде квадрата, посередине которого находился двор. Главный вход находился у южной стены, где располагались главный офис, лазарет и другие административные помещения. На западной и восточной сторонах площади были классные комнаты. Более интересным районом был северный конец, самый дальний от входа. Здесь у нас были общежития — мальчики в западном углу, девочки в восточном. Две стороны общежитий были разделены учительскими комнатами и туалетами на верхних этажах, а также просторной столовой на нижнем этаже. Я предположил, что идея заключалась в том, чтобы усложнить коммуникацию между полами.

Общежития были упорядочены по годам, со старшими учениками на верхних этажах, и, находясь прямо в верхней-средней части диапазона возрастов, нам оставалось спуститься вниз по пути в столовую.

Мои глаза обыскивали толпу, ища знакомое лицо или черту. Я сказал Джейми, что не уверен, смогу ли я их узнать, но это не мешало мне пробовать. Дети мелькали вокруг нас.

— Эд спрашивал о тебе, перед твоей маленькой дракой под деревом, — прокомментировал Гордон. Разговор о том, что мы могли свободно обсуждать.

— Драка?

— Я пытаюсь сформулировать это так, чтобы не задеть твои чувства, Сай, — сказал Гордон так снисходительно, насколько это было возможно. — Потому что, если бы я был честен, я бы сказал, что вы не просто опозорили себя. Ты опозорил всех нас.

Я ударил его. Он принял это не дрогнув.

— Я предполагаю, что, следуя твоему обычному паттерну, у тебя начнутся проблемы, чтобы увидеть, как работает система правосудия Мотмонта? — спросил Гордон.

На вопрос можно было ответить двояко. Любой, кто слышал, мог бы подумать, что я смутьян, что не было ложью, но он спрашивал, попытаюсь ли я выяснить, какие лица или инструменты могут быть связаны с исправлением заблудших учеников. Или заблудших "Bad Seed", как в данном случае.

У этого маневра было и другое применение. Если бы наше противостояние здесь было менее изящным, они вполне могли бы подставится, просто, чтобы проследить или присмотреть за мной. Просто пронаблюдав, за тем кто как отреагирует когда я попаду в беду, это может многое раскрыть.

Но мой ответ Гордону был:

— Пока нет.

— Нет?

— Все еще жду, что произойдет после моей ссоры с Эдом.

Джейми, шедший немного позади нас, громко хихикнул.

Гордон открыто насмехался.

— В потасовке тебя избили, Сай. Я разговаривал с другими и знаешь, Эд действительно волновался, когда кто-то предположил, что ты настоящий задира, выросший в детском доме. Меня чуть не порвало, когда я сдерживал ржач.

— Ха-ха, — сказал я без юмора.

Мы дошли до конца столовой. Девушки проникали через дверь с дальней стороны. Тут было красиво, очень просторно, все длинные столы из темного дерева, скамейки, с двух сторон разделённые столом вроде буфетного.

Был вид на кухню, укромное место, где повара работали за различными плитами. Ученики в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет носили фартуки, вынося еду. Стойки с хлебом, миски с салатом и пустые стаканы были расставлены на столе, в то время как большие кастрюли с едой были расставлены на буфетном столе рядом со стопками тарелок. Тушеное мясо, супы и порции мяса.

Судя по запаху на кухне, они уже работали над десертом.

Я все это воспринял, изучая. Система.

Гордон наклонился ближе, бормоча:

— Поставь себя на их место. Сколько ты видишь способов отравить кого-нибудь?

— Заранее назначенные места? — спросил я.

— Нет, но они скоро соберут нас вместе в классной комнате для переклички, — сказал Джейми.

— Убедитесь, что все студенты присутствуют и учтены, — уточнил Гордон.

Посыпать чем-нибудь стаканы, отравить столовое серебро, доставить яд, подавая воду, посыпать миску с хлебом или салат, бросить что-нибудь в еду, пока мы идем от буфета к своим местам, или просто воспользоваться ударами и толчками, которые сопровождают пребывание в толпе голодных студентов, чтобы ткнуть иглой.

— Семь способов у меня.

— Мы с Лилиан насчитали двенадцать способов, которыми они могли бы добраться до меня, — пробормотал Гордон. — Джейми и Хелен добавили по одному, как только вернулись из Академии.

— Это лишает радости возможность есть впервые за неделю, — пробормотал я.

— В любом случае не стоит есть слишком много после голодовки, — сказал Джейми.

Я скривился, но не сводил глаз с толпы.Увидел Хелен и Лилиан. Вокруг Хелен было множество девушек, и она этим пользовалась. Лилиан стояла в стороне, разговаривая с учителем.

Как ни странно, в очень непринужденной манере. В своем стиле.

— Кстати, — сказал я, все еще глядя на толпу в поисках парней, которых видел через окно. Я не видел никаких явных признаков и уж точно не видел их вместе как группу. — Что нам делать, если я обнаруживаю возможного виновника?

— Подайте сигнал мне и Хелен. Мы пойдем за ним.

Я кивнул.

— Проще, если вы вместе.

— Мы сядем вместе как группа.

— Хорошо, — сказал я.

Конечно же, наши классные руководители позвали нас за определенные столы. Они зачитали наши имена из списков, а затем дали официальное разрешение на получение еды.

Я держался в стороне, пока все топали к шведским столам, чтобы воссоединиться с друзьями. Никто не вернулся на места, на которые они были призваны и учителя ничего не навязывали. Существовали различия по годам и группам клик, но никаких различий сверх этого.

Хелен подошла с группой своих друзей, в то время как Гордон пошел поговорить со своей кликой. Все подростки собрались вокруг шведского стола и отсеивали детей, претендуя на первый выбор, но группа Гордона, похоже, была готова занять первое место, которое образовалось.

Я оценил, что он изо всех сил старался оставаться в поле нашего зрения, позволяя нам прикрывать ему спину.

— Сай, не так ли? — спросила одна из старших друзей Хелен.

Привлекательная брюнетка с волосами в коротком бобе. Её юбка была всего на долю ниже униформного пиджака, поэтому нижняя часть юбки открывала больше и очень красивые ноги.

Я понял, что меня поймали на взгляде, и встретил ее глаза без тени стыда или вины:

— Ты можешь называть меня как хочешь, если ты назовешь мне свое имя первым, и, возможно, номер своей комнаты в общежитии.

Она улыбнулась, на фоне каких-то охов от других девушек в группе, а затем погладила меня по голове.

— Это была хорошая попытка, и это могло бы сработать, но ты слишком молод для меня, а мне нравится, когда мужчина может постоять за меня.

— Ты видела мою дуэль с Эдом, — сказал я вслух свою догадку.

— Я — да, — сказала она. — Я бы предложила несколько утешительных слов, но чем меньше это будет сказано, тем лучше.

— Я могу сказать, что позволил ему победить, — сказал я.

— Да что вы говорите? — вмешалась другая девушка, вызвав интерес.

Блондинка, как Хелен, но во многих отношениях более эльфоподобна. Хелен могла бы быть актрисой или моделью, но эта девушка заставила меня представить себе балерину — телосложением и тем, как она была более выразительной в движении.

— Нет. Но я могу сказать, что я это сделал, — сказал я.

— Что убедило вас подраться с Эдом Уиллардом? — спросила брюнетка.

— Некоторые люди рождаются, чтобы быть героями истории, — сказал я. Я родился, чтобы быть злодеем. Я видел очаровательного, хорошо выглядящего, отвратительно благородного парня, и я чувствовал себя обязанным начать битву, которую я обречен проиграть.

— Включает ли это монологи, когда вы побеждаете и стоите над окровавленным героем? — спросила другая девушка, улыбаясь, предполагая, что она хорошо разбирается в таких вещах. Не многие девочки читали книги и романы, предназначенные для мальчиков.

— Я бы не стал, — сказал я. — Вы видели мои результаты раньше. Я пока не заходил так далеко.

Я услышал несколько смешков, улыбок и с опозданием понял, что эффективно и случайно привлек внимание всей клики Хелен. Головы за другими столами и в очереди шведского стола поворачивались, глядя на меня, когда некоторые из наиболее привлекательных девочек в нашем классе группировались вокруг меня.

— Хорошо, подождите, я должна обломать вашу сказку, — заявила девушка, более близкая к Хелен и возрасту. Она тоже была брюнеткой, но носила волосы длиннее, с белыми лентами, которые дополняли ее школьную форму. — Вы говорите, что не ладите с хорошими парнями, но вы ладите с другом Хелен Гордоном, не так ли? Если кто-то и благороден, то это он.

— О, Гордон — злодей в душе, — сказал я. — Я не знаю, знает ли он об этом, но та ещё сволочь, которая просто кричит, требуя признания.

— Откуда ты это знаешь? — спросила она.

— Потому что, когда я показывал этим парням окрестности, я видел их со всевозможными людьми, иногда в более суровых частях города. Здесь Гордон, весь такой милый и обычный, и я видел, как он шел вровень с людьми, которых вы не хотели бы встречать в темном переулке, и они уважали его.

Полдюжины пар глаз повернулись в сторону Гордона. Он увидел толпу девушек, которые смотрели на него серьезно и столь же смущённо. Выглядело так, будто я наставил на него пистолет.

Мисс Ленточки не смотрела на него. Она была сосредоточена на мне, ее правая бровь была поднята.

— Я не уверена, что верю тебе.

Блонда-эльфийка вмешалась; она повернулась от Гордона к мисс Ленточки, а затем и ко мне. Она положила руки на бедра.

— Ты хороший друг и пытаешься заинтересовать нас своим парнем?

— Может быть, — сказал я, улыбаясь.

— Это хорошо, если вы отказались от того, чтобы хорошо выглядеть, потому что этот корабль отплыл несколько часов назад, — прокомментировала мисс Ленточки.

— Это жестоко, — сказала другая девушка. — Мне очень нравится Сай, здесь, и это благородно для этого маленького злодея, чтобы подыграть его другу.

Со словами "Мне очень нравится Сай" она крепко обняла. Я почти вывернулся из ее хватки, но быстрый взгляд на каждую из ее рук показал, что они были пусты, без оружия или иглы. Учитывая разницу в росте, девушка была на три года старше меня, это притянуло мою голову прямо к ее груди.

Соседний учитель громко откашлялся, и моя новая подруга убрала руки, подняв их, как будто ей угрожали.

— Веришь или нет, — сказала Хелен, все еще улыбаясь, изображая юную кокетку, — Сай не лжет. На этот раз. То, что он сказал о Гордоне, было правдой.

Эта фраза вызвала больше разговоров, но моё внимание было сосредоточено на Гордоне. Он шел через толпу энергичных молодых студентов, держа в двух руках четыре тарелки. Он выглядел немного опасающимся присоединения к группе, так как многие смотрели на него.

— В чем дело? — спросил он, когда подошел достаточно близко, чтобы спросить.

— Просто болтаем, — сказала Хелен.

— Большой парень, — сказала девушка, которая меня обнимала, указывая на тарелки Гордона.

— Для моих друзей, — сказал Гордон.

Затянувшаяся паранойя заставила меня изучить ее выражение лица в поисках намеков на опасность. Не напудрила ли она свою рубашку ядом, который можно было вдыхать?

Гордон вручил нам отдельные тарелки, по одной для меня, Хелен, Лилиан и Джейми, затем спросил:

— Кто-нибудь остро нуждается в еде? Я собирался сходить за порцией для себя, но могу взять больше тарелок.

Брюнетка с короткой стрижкой подняла руку, широко улыбаясь Гордону.

— Это один, — сказал он.

— Меня зовут, — сказала мисс Ленточки. — Мне нужно заменить друга и начать разносить. Она весь день была на кухне.

— Хорошая девочка. Поговорим позже, — сказала Хелен.

— Приятного аппетита, — сказала мисс Ленточки, прежде чем убраться прочь.

Я наблюдал, как она отступала, пробираясь зигзагами через толпу по пути на кухню; её волосы и юбка подпрыгивали, прежде чем она воссоединилась с подругой, о которой упоминала.

Она оглянулась и посмотрела на меня.

— Я действительно думаю, что Мэри нравится Сай,— сказала блонда-эльфийка.

— Саю нравится Мэри? — спросила другая девушка.

— Я собираюсь сесть, — сказала Хелен. — Иди посиди с нами, Сай. Вряд ли они отпустят тебя так просто. Они вцепились в тебя своими когтями, и я не думаю, что они тебя отпустят.

— Когти? — лукаво спросила девушка.

Хелен делала все возможное, чтобы мы оставались вместе самым естественным образом.

Потребовалось время, прежде чем у всех появились тарелки и еда. Я сосредоточился на толпе, уделяя достаточно внимания разговору, чтобы не отставать от нее. Была ли где-то активность? Каковы были возможные подходы для атаки?

Я был чрезвычайно озабочен состоянием своей пищи. На такой пустой желудок я не мог позволить себе отравиться. Мы уже знали, что наши враги знают о нас, так что я не возражал против того, чтобы быть немного настороже. Одна девочка даже прокомментировала это, и я объяснил это типичным поведением для детдомовца. Это само по себе вызвало еще более бурную дискуссию.

Джейми и Лилиан, казалось, были довольны тем, что находились на заднем плане. Джейми все это запоминал. Если что-то произойдёт, он сможет сказать нам, кто где был.

Если бы я был чуть более осведомлён о динамике и ситуации я, возможно, раньше заметил, как все началось — это было связано с тем, что Джейми сказал об инстинкте добычи, — впитывая в подсознание детали, вещи, которые не улавливались разумом и вниманием.

Изменения громкости, изменения тона. Поведение людей на периферии и на заднем плане.

Маленькие мальчики, которые склонились над своими тарелками.

Моё чутьё сработало только тогда, когда я увидел, что подали десерт и что повара и служанки выглядели немного озадаченными. Я обратил внимание на то, что чувствовал инстинктом жертвы.

Этот десерт был поставлен на стол, и очень немногие студенты, казалось, были склонны приступить к нему.

Оглядевшись, я увидел на лицах выражение боли. Люди сгибались. Не слишком многие, но, наблюдая, я видел, что им становится все хуже.

Я уронил нож и вилку.

— Не ешьте, — сказал я.

Хелен, Гордон, Лилиан и Джейми отложили столовые приборы.

"Они не стали травить нас.

Они отравили всех.

Почему?"

— Ой, — сказала Эрма, блондинка с волосами эльфа. — Я думала, что чувствую себя сытой, но теперь ...

Она поднесла руку ко рту.

— Просто тошнота? — спросила Лилиан. Та кивнула. — Жар? Боль?

Что бы она ни чувствовала, я этого не испытывал. Мои друзья тоже.

Может быть, горстка людей избежала этого, что бы это ни было.

Мой разум нёсся по километру в минуту, когда я обдумывал происходящее, пытался понять подход.

"Какова была цель, план?

Они ударили по всем, но промазали по нам? Был ли это несчастный случай, удача с нашей стороны, Гордон был в безопасности?"

— Учителя тоже пострадали, — сказал Гордон.

— Это не кажется серьезным, — сказала Лилиан. — Это будет объяснено как проблема с пищеварением. Возможно, что-то неправильно приготовленное.

Словно в ответ на ее заявление, кого-то вырвало. Казалось, это вызвало цепную реакцию. Люди поднимались со своих мест, спеша покинуть обеденный зал.

— Вся школа будет закрыта, — сказал я. — Все окажутся в своих постелях, по крайней мере, в течение следующих нескольких часов, или даже на весь следующий день. Каждый. Это не подстава, иначе они оставили бы учителей в покое, чтобы подставить нас. И снова я должен задаться вопросом... Почему?

Мой взгляд упал на мисс Ленточки.

Я почувствовал неловкость, наблюдая за ней. Я видел выражение ее глаз. Точно такое же, как и у тех мальчиков.

Я дернул головой, и остальные посмотрели, проследив за моим взглядом. Мисс Ленточки уже торопливо выходила, снимая фартук. Если бы кто-нибудь спросил, держу пари, она бы сказала, что идет к медсестре.

— Некому позаботиться о нас или уберечь нас от неприятностей, — прокомментировал я.

Блокировка школы. Теперь они могли свободно бродить или притворяться больными, пока мы не отвернемся, но я подозревал, что это будет не так легко и безопасно для нас.

"Они разыгрывают пьесу, а мы до сих пор не знаем, что они из себя представляют и что им нужно".

1) Нет нужного слова.

Вернуться к тексту

Всем стало очевидно, что что-то не в порядке, когда людей начало тошнить — они встали со своих мест, чтобы бежать в ближайший туалет. Студенты начали психовать, паниковать. Учителя тоже были не в лучшей форме.

Наш враг был умён. Что бы ни происходило дальше, они имели возможность продолжать планировать фазы на несколько шагов в перёд. Они знали, что мы будем заняты, они испортили еду, затронув большинство других учеников и учителей. Возможно. Это соответствовало действиям мисс Ленточки и общей временной шкале.

Мэри. Друзья Хелен называли ее Мэри.

Наши места за столом были расставлены спланировано. Это не было чем-то, что мы явно координировали или организовывали, просто мы приняли это как должное. За самым дальним от кухни столом сидели Джейми, Лилиан и я на скамейке у стены, Хелен и несколько друзей Гордона были по обе стороны от нас. Хелен и Гордон сидели напротив нас с Джейми, спиной к остальной части столовой.

Такое положение означало, что мы с Джейми могли наблюдать за комнатой, а добраться до нас было довольно сложно. Гордон и Хелен могли бы по большей части позаботиться о себе сами, если бы кто-нибудь случайно подошел сзади.

Я наклонился к Джейми и, воспользовавшись общим шумом, суетой и рассеянностью других студентов, прошептал ему на ухо:

— Они слишком умны, чтобы раскрываться в разгар всего этого. Понаблюдайте за учителями.

— Конечно, — сказал он.

Я встретился взглядами с Гордоном и Хелен. Это была неловкая ситуация, потому что мы не могли координировать действия с помощью речи, не втягивая в это остальных. Если бы мы ушли, то рисковали бы быть застигнутыми врасплох. Когда наши враги были в тени, а мы на виду, хаос здесь работал против нас. В то время, как все остальные были отвлечены или выведены из строя, они могли свободно атаковать нас из любого угла. Если бы нам случилось умереть, что же, даже незначительное пищевое отравление могло бы убить.

Это само по себе было опасно, но я был готов поспорить, что в этой атаке было больше слоев. Была причина, по которой они сделали это таким образом.

— Хелен, — сказал Гордон. Он положил руку на её плечо. — Ты в порядке?

Хелен покачала головой. Она уже слегка наклонилась, прижимая одну руку к ключице.

Она на секунду встретилась со мной взглядом.

"Хорошо. Подыграй мне".

— Тебе нужна помощь? — спросила Лилиан.

— Можешь провести меня в нашу комнату? — спросила Хелен.

В ее голосе слышалось напряжение, как будто она вдруг изо всех сил попыталась сдержать рвоту.

— Лилиан не настолько сильна, — сказал Гордон. — Я помогу.

— Мальчикам не разрешается находиться в крыле девочек, — запротестовала Эрма, блондинка-эльф. Она выглядела заметно позеленевшей в области вокруг скул.

— Особые обстоятельства, — сказал Гордон.

— Тебе действительно нельзя, — снова запротестовала Эрма.

— Мне действительно насрать, — твердо сказал Гордон.

— Мы идём, — сказал я.

— Группы... — начала Эрма, затем оборвала фразу, борясь с тошнотой.

— Эрма, — сказал я. — Позволь нам быть джентльменами, хорошо? Я думаю, что по большому счёту у нас все в порядке. Мы можем проводить вас в ваши комнаты.

Она не выглядела довольной этой идеей, но и возражать тоже не могла.

Гордон встал, помогая Хелен подняться со стула. Он протянул Эрме руку.

— Учителя, — сказал Джейми, предупреждая нас.

Я повернул голову. Один из учителей поднялся. Он был одет в слегка старомодную одежду. Его брюки были заправлены в ботинки, в то время как его верх состоял из ярко-красном пиджака поверх рубашки на пуговицах без галстука. У него было крепкое телосложение, с выдающейся бочкообразной грудью, а одежда делала его ноги слишком маленькими, в то время как верхняя часть тела казалась больше. Его волосы были волнистыми. Лицо треугольное, с выступающей надбровной дугой и заостренным подбородком.

Его красный пиджак был неудачным выбором; не потому, что это была печальная попытка изобразить представителя высшего общества, а потому, что его кожа теперь сильно покраснела, в тон пиджаку. Он вспотел, испытывая явный дискомфорт.

Он не избежал воздействия яда. Мужчина, сидевший справа от него, и директриса, сидевшая на другом сиденье, выглядели примерно так же неловко.

"Они съели больше ибо были крупнее по телосложению?"

— Все! — прогремел краснокожий. У него был слабый, но настоящий британский акцент.

Уровень шума упал.

— Кажется, что-то из нашего ужина было плохо приготовлено. Направляйтесь прямо в свои комнаты в общежитии. Если вам придется... — он сделал паузу. — Будет лучше, если вы воспользуетесь мусорными баками в своей комнате вместо того, чтобы пытаться добраться до туалетов. Очевидно, что они будут слишком востребованы. О вас позаботятся, идите сейчас, пока вам не стало хуже.

— За нами будут присматривать?

Джейми пристально смотрел за ним, все еще сидя на своем месте. Он пошевелился, когда я потянулся через его поле зрения за кувшином с водой, наполненным всего на четверть. Я вылил содержимое в другой кувшин, затем подвинул его через стол к Гордону.

— Зачем?

— Если мы не сможем добраться до мусорной корзины, — сказал я. — Лучше кувшин, чем пол. Возьмёшь?

Гордон взял стеклянный кувшин за ручку, другой рукой поддерживал Хелен. Немного, но хоть какое-то оружие.

— Вперед, — сказал я Джейми.

Пока он и Лилиан обходили стол, я освободил еще один кувшин, перелив из него в тот, что стоял в центре стола, и оставил себе пустой.

Не то чтобы это имело слишком большое значение. Если бы дело дошло до того, что мне понадобится оружие, чтобы защитить себя, я сомневался, что что-то меня спасёт.

Все равно мне стало легче.

Мы направились в общежитие для девочек с Хелен и несколькими другими. Я был рад, что был низкого роста, когда опустил голову и позволил толпе заслонить меня от глаз учителей.

Я надеялся, что забота о Хелен позволит нам сбежать, но столовую покидало слишком много людей. Те, кто был здоров, бежали от запаха рвоты. Здесь было влажно из-за жары с кухни и огромного количества студентов, а влажность помогала переносить неприятный запах. Мы не могли оторваться от толпы, и я не был уверен, что комната в общежитии будет намного лучше.

Рядом со мной сгорбилась девочка постарше, издавая гортанный звук. Все, кто был рядом с ней, расступились с ее пути.

Я воспользовался щелью в толпе, чтобы подойти ближе. Я сунул пустой кувшин ей под рот, откинув голову назад и в сторону, чтобы мне не пришлось смотреть, как она опорожняет часть содержимого своего желудка.

— Спасибо, — сказала она, все еще наклоняясь и улыбаясь.

Она потянулась, чтобы взять кувшин, но я увёл его у нее из рук.

— Зарезервировано для друзей, — сказал я.

Она выглядела немного настроенной и потерянной.

— А я-то думала, что ты джентльмен, — пробормотала Эрма.

— Я бастард, рожденный и воспитанный, — сказал я. И добавил уже про себя: "И я ни за что не передам оружие потенциальному врагу".

Из-за того, что студенты двигались медленно, а некоторые толкались и спотыкались, путь вверх по лестнице оказался более затруднительным, чем в любой другой день на Королевской улице. Мы, вероятно, были в безопасности, пока были группой, но если бы толпа разделила нас или кто-то попытался бы угостить нас плохим концом ножа, пока мы были в давке, я не был уверен, что мы смогли бы отреагировать соответствующим образом.

Я видел, как Гордон бросил взгляд на Джейми, и понял, что наши мысли совпадают.

Мы влипли.

— Где душевые кабины? — спросил я.

— Душ?

— Ванны? Где мы будем мыться?

— Этажом выше, — сказал Гордон, — над столовой.

Он воспринял этот вопрос как указание, и они с Хелен послушно начали пробрираться сквозь толпу. Джейми, Лилиан и я поспешили за ней; я держал свой кувшин в стороне, чтобы избежать запаха.

Люди двигались медленно, некоторые остановились на лестнице, сидя или на четвереньках. Запах наводил на мысль, что некоторых не только тошнило. Это был беспорядок, катастрофа и пятно на репутации Мотмонта, на многих уровнях.

И это было ключом к разгадке.

Из этого нужно было извлечь много деталей. Мотивация, подход, характер врага…

Я лениво отодвинул кувшин в сторону, намереваясь защитить его от любого, кто потянется ко мне или будет держать оружие, но в итоге это послужило другой цели. Вид стеклянного контейнера, наполненного рвотой, заставил двух девушек отпрянуть. Благодаря этому мне открылся путь наверх. Я перепрыгнув через три ступеньки, прошмыгнул мимо двух студентов и шагнул в безопасное место, подальше от больного стада.

Остальные последовали за мной, когда мы направились в душ для девочек. Две лейки уже работали, и комната была наполнена паром. Пол был выложен белой плиткой, сами кабинки были деревянными, выкрашенными глянцевой краской. Каждая кабинка была углублена, с крючками и скамейками перед дверью и душем за ней.

— У них есть отдельные кабинки? — спросил Джейми. — Почему у них есть отдельные кабинки?

— Ш-ш-ш, — шикнул на него Гордон.

Эрма последовала за нами и, пошатываясь, прошла мимо нас к первой попавшейся кабинке, где быстро украсила пол своим ужином.

Я внимательно огляделся. Пока остальные шли впереди, я подошел к ближайшим кабинкам и включил воду. Шипение воды наполнило комнату.

К тому времени, когда я догнал остальных в дальнем конце душа, Хелен уже стояла прямо, с пустым выражением лица. Гордон стоял, положив ногу на одну из маленьких скамеек, у входа в кабинку, в то время как Джейми и Лилиан заняли другую короткую скамейку.

Я стоял у входа в кабинку, откуда мог выглянуть и следить за дверью. Поплыли облака пара.

Хелен потянулась мимо остальных за моим кувшином, и я позволил ей взять его. Не дрогнув, она вылила немного на рукав. Она включила воду, скорее холодную, чем теплую, и шагнула под струю. Вода стекала по ней, пропитывая волосы и униформу. Макияж вокруг ее глаз потек.

Я отвел взгляд, моё внимание было приковано к другим кабинкам. Отойдя немного назад, я наклонился, заглядывая под кабинки. Я увидел несколько босых ног и мокрые носки. Это выглядело так, как будто Эрма сидела на полу в душе, позволяя воде стекать по ней.

— За нами следили? — спросил Гордон тихим голосом.

— Не знаю, — пробормотал Джейми.

— Когда все скатывается в кипиш, трудно следить за происходящим, — сказал я. — На что, возможно, они и рассчитывают.

— Пытаются нас поймать? — спросил Гордон.

Я кивнул.

— Встряхнули всех. Меня беспокоит Мэри.

— Я понятия не имела, — сказала Хелен.

— Все в порядке, — успокаивающе сказала Лилиан. — Это не твоя вина.

— Я знаю, — сказала Хелен, повернув свое пустое лицо к Лилиан. Кто-нибудь другой мог бы показаться раздраженным, но Хелен не показывала никаких эмоций. — Если бы у меня была идея и я ее проигнорировала, то это была бы моя вина.

— Я... ладно, — сказала Лилиан.

— Кто она такая? — Спросил я. — Эта Мэри.

— Мэри Элизабет Кобурн, — сказала Хелен. — Ее отец не пользуется влиянием. Бухгалтер для богатых и знаменитых. Вот почему я не обратил на нее особого внимания.

— Кто ее мать? — спросил Гордон.

— Я не знаю, — сказала Хелен. — Я больше сосредоточилась на мужчинах из-за приоритетных паттернов. Я бы спросила, но труднее спросить о матери у девушки.

Я кивнул. Большинство матерей были учительницами, медсестрами или домохозяйками. Ничего такого интересного, о чем можно расспросить. В Академии училось больше женщин, но мало кто из последнего поколения.

— Стоит разобраться, — сказал Гордон. Он провел пальцами по своим золотистым волосам, которые были влажными от легкого бриза, который коснулся их. — Нужно проверить остальных членов ее семьи и то, почему ее выбрали из остальных студентов.

Я чувствовал, как напряжены были остальные. Этот манёвр поставил нас в состояние противодействия, а наши возможности будут ограничены, пока враг не совершит следующий шаг. Я добровольно поделился некоторой информацией, надеясь снова сфокусировать команду. Необязательно улучшать моральный дух, и я сомневался, что это было проблемой. Мы достаточно хорошо знали такого рода ситуации.

— Мы знаем, что она сыграла в этом определенную роль. С таким же успехом она могла бы сказать нам в лицо, что она в этом замешана. Это что-то да значит, если она не боится того, что мы придем за ней.

Джейми кивнул.

— Кукловод использует этих студентов в качестве орудия убийства. Как у убийцы, у него есть определенная закономерность. Убийства-самоубийства. Одно за другим. Самоубийства скрывают улики. Если Мэри будет следовать шаблону, она либо придет за нами ...

— Или она собирается идти домой, — сказал Гордон. Он сделал паузу. — Оу.

Я проследил за его мыслями и пришел к тому же выводу.

— Это финал.

— Что простите? — вмешалась Лилиан. — Я не понимаю.

— Они знают, что мы вышли на них, — сказал Гордон. — Наш кукольник каким-то образом узнал о нас. Может быть, через связь с Академией, может быть, каким-то другим способом. Он испугался и теперь сворачивается. Пусть все заболеют, и в разгар хаоса он может послать за нами свое оружие. Или студентов отправят домой, и убийцы закончат свою работу.

— Или и то, и другое, — сказал я. — Если они будут осторожны, пока ничто не говорит о том, что они не смогут напасть на нас, а затем исчезнуть.

— Это возможно, — согласился Гордон. — Особенно если они знают, кто мы такие, они могут не захотеть ввязываться в драку.

Я услышал шум и посмотрел в проход душевой.

Еще две студентки. Одна из них плакала.

Я шагнул дальше в пар и тень и смотрел на них, пока они не исчезли в кабинке. Никаких признаков враждебности.

— В любом случае, — говорил Гордон, — наш кукловод может быть достаточно осторожен, чтобы сделать перерыв на несколько лет, позволить интересу к вещам угаснуть или собрать вещи и отправиться в другой кампус к другой школе.

— Может быть, — сказал я. — Такой подход здесь кажется уродливым. Заставлять студентов болеть? Повсюду рвота и дерьмо.

— Наносит урон Мотмонту там, где больнее, а то, что вредит Мотмонту, вредит Академии, — сказал Гордон.

— Личное, — сказала Лилиан.

Я кивнул.

— Теперь ты входишь в курс дела.

Она выглядела раздраженной такой формулировкой.

— У нас есть мужчина... — сказал Гордон.

— ...Или женщина, — вмешался Джейми.

Гордон продолжил, как будто его не перебивали:

— ...Считающий этих детей расходным материалом. Он каким-то образом изменяет их, дает им цель и заставляет их умирать постфактум, устраняя улики. Он делает это, потому что ненавидит школу? Это ужасно много ненависти. Мы действительно думаем, что он учитель? Слишком много усилий и часов в день, чтобы проводить их рядом с тем, кого ты так сильно ненавидишь.

— Разве это невозможно? — спросила Хелен.

— Возможно, — сказал Гордон, слегка нахмурившись. — Но я действительно так не думаю. Это кажется слишком злобным: причинять излишнюю боль, когда он мог бы просто ударить.

Хелен кивнула.

— Что, если это не из-за школы? — спросил я.

— Продолжай.

— Это личное, но это обида на человека.

— Против директрисы? — спросил Гордон.

Я вяло пожал плечами. Влага в воздухе начала скапливаться на моей коже и одежде. Я вытер лоб и откинул волосы со лба назад.

— Джейми? Есть какие-нибудь мысли по поводу остальных?

— Они говорили всей группой, прежде чем мистер Маккэрн сделал свое заявление, — сказал Джейми. — Директрисе нечего было сказать.

— Ученики подавали учителям еду? — спросил я.

— Да, прямо с кухни, — сказал Джейми. Он сделал паузу, взглянув налево, — Мэри обслужила троих в конце.

— Выставили директрису в плохом свете, показали её неэффективной, — сказал я. — Еще яд или что бы это ни было ...

— Рвотные средства, — сказала Лилиан. — Может быть, слабительное.

— Мэри дала директрисе больше рвотных средств, чем остальным, — исправил я свое заявление. — Вопрос в том, у кого может быть зуб на...

Краем глаза я уловил какое-то движение. Моя голова повернулась, моя рука и один палец поднялись вверх как сигнал для остальных.

— Теперь в свои комнаты, — отчеканил женский голос.

Я услышал шаги. И те, что принадлежали женщине, и шаги убегающих девочек.

Резкий стук в кабинку недалеко от нас.

— Вон, — раздался приказ.

"Делают обход, разгоняют всех".

Гордон поднял руку и загибая пальцы, тихо произнёс:

— У кого есть зуб на директрису? Кто-то в кампусе, кто может общаться со студентами. Кто такая Мэри и почему она? Узнать, кто ее мать. Каков механизм контроля? И не забывайте, что они могут прийти за нами. Будьте начеку, не забывая, что они могут попытаться забрать тебя с собой.

— И их семьи, — сказала Лилиан. — Если они уйдут...

— Мы вмешаемся, если будет похоже, что это может произойти, — заверил ее Джейми.

— Мы сделаем это, — согласился я. — Я бы поставил деньги на то, что у этой их уловки есть другая цель.

Последовали кивки.

— Выходите, — приказал учитель за несколько кабинок от нас.

— Мои друзья, — сказала Эрма. — Они были здесь.

"Продаешь нас?"

Нет, Эрма не знала, что мы пытаемся избежать внимания.

— Нам нужно беспокоиться об Эрме? — спросил Гордон.

— Я не знаю, — сказала Хелен.

— Нежелание видеть нас в женском общежитии было подозрительным, — сказал Гордон шепотом.

Я слышал приближающиеся шаги учителя, твердые подошвы по кафелю.

— Ах, это? — спросила Лилиан. — Ее комната — свинарник. Она не знает, как о себе позаботиться.

Вся наша группа коллективно расслабилась.

Раздался скрип металла о металл, когда выключили еще один душ.

Я повернулся лицом к женщине, когда она вышла из пара.

— Мальчики в женском душе? — спросила она, ее голос надломился, как будто она собиралась разразиться тирадой.

— Все в порядке, — сказала Лилиан. — Мы ...

— Больше ни слова. Это, безусловно, нехорошо! — сказала женщина, делая вдох.

Хелен, спотыкаясь, шагнула вперед, слегка ударив её головой в солнечное сплетение. Мокрыми руками она схватила женщину за рубашку.

— Мисс Уильямс, — еле выговорила Хелен, — мне так плохо. Пожалуйста. Я ...

Хелен сделала паузу, явно сдерживая рвотные позывы.

Гордон шагнул вперед, торопясь предложить женщине мой кувшин с блевотиной. Женщине пришлось бороться с руками Хелен, чтобы добраться до кувшина и предложить его ей.

Хелен умудрилась выплюнуть полный рот рвоты и полностью промахнулась мимо кувшина, заляпав пол между ног женщины. Она закашлялась, снова вцепившись в рубашку учительницы.

— Это больно.

Я подошел.

— Мы знаем ее, и ей было хуже, чем кому-либо, и мы не знали, что делать. На лестнице было так много людей, так что мы не были уверены, что успеем куда-нибудь добраться вовремя.

— У нее был испачкан рукав, — сказала Лилиан. — Я думала, что она сможет отмыться, но я не могла удержать ее сама, потому что Эрма тоже была там, поэтому мы пришли сюда, и она пошла в душ вот так.

— Я хотела остыть, — сказала Хелен. — Я чувствую себя вареной, потной и отвратительной и...

Ее слова растворились в бессвязном хныканье.

— Я... — начала женщина.

— Пожалуйста, нам не нужны проблемы, — сказал Гордон. — Мы не знали, как ей помочь.

— Ты не...

— Это больно, — сказала Хелен. — У меня сводит живот.

— Хватит, — сказала женщина. Ей удалось вырваться из объятий Хелен. — Хватит об этом. Вы должны вести себя как молодые взрослые. Я понимаю, что эта юная леди плохо себя чувствует, но это не оправдание для всех вас.

Она окинула нас взглядом, и нам всем вместе удалось выглядеть достаточно несчастными и жалкими, чтобы разжалобить её.

Она с любопытством посмотрела на меня.

— Что с тобой случилось?

— Драка, мэм, — сказал я.

Женщина скорчила гримасу.

— Парни. В свои общежития. Сейчас. Там скоро будет перекличка. Я присмотрю за Хелен здесь.

Мы кивнули и поспешили свалить.

Оказавшись у входа в душевую, я оглянулся. Я мог разглядеть Хелен, ее голова покоилась на груди женщины, она искоса смотрела на меня, на ее лице была легкая улыбка.

Я подавил желание улыбнуться в ответ.

Если бы все было по-другому, я, возможно, попытался бы навлечь на себя неприятности. Но как бы ни было интересно узнать о том, как здесь работают наказания и можно ли его использовать для того, чтобы держать Bad Seed в узде, но я не хотел усугублять плохую ситуацию.

Я был мокрым, не только от окружающей влаги. Я вошел в коридор, вонявший тошнотой. Студентов выгнали, но воздух еще несколько недель будет иметь этот горький привкус.

Джейми, Гордон и я все вместе направились по коридору.

— Это было неплохо, — сказал Гордон. — Будьте в состоянии говорить, оставайтесь на связи.

— Да, — сказал я. — Но мы отстаём. Мы очень мало знаем, в ключевых моментах. Они перехватили инициативу. Пока мы не изменим ситуацию, мы будем реагировать в ответ, а не действовать. У нас нет времени, чтобы тратить его впустую, если они могут просто бросить все и пойти убивать маму, папу и самих себя.

— Сейчас Академия не сможет удержать ситуацию в секрете, — сказал Гордон. — Что ты думаешь, Сай? Хочешь ускользнуть, посмотреть, что ты можешь сделать, пока за тобой не следят? Посмотрим, сможешь ли ты все изменить или донести нужные слова до нужных ушей?

— Если они будут проводить перекличку, они будут интересоваться, где я нахожусь. В зависимости от того, как пойдут дела, это может дойти до нашего кукловода.

— Это не значит "нет", — прокомментировал Джейми.

Я улыбнулся.

— У него, по крайней мере, есть представление о том, кто мы такие, — сказал Гордон. — То, что ты прячешься, может напугать его.

— Или у нее есть представление о том, кто мы, — сказал Джейми. — Мы могли бы напугать ее.

Гордон закатил глаза.

— Я просто так говорю. Большинство учителей — женщины.

— А я говорю, что это не похоже на женскую работу, — сказал Гордон. — Женщины заботятся о детях на более глубоком уровне.

Я подумал о Лейси.

Джейми покачал головой.

— Что?

— Ничего, — сказал Джейми. — Если я попытаюсь спорить, ты победишь. В конце концов, ты скажешь что-нибудь о том, что отравительница была женщиной, и ты думаешь быстрее чем я, так что ладно. Я отказываюсь от спора. Ты прав.

Гордон нахмурился, явно раздраженный.

— В любом случае, я думаю, что мы не хотим его пугать. Или ее, — сказала я, добавив это последнее слово для Джейми. При этом я увидела легкую улыбку на лице Джейми и легкое усиление раздражения Гордона, что было еще лучше. — Если мы предположим, что наш кукловод прямо сейчас действует в страхе, связывает все и пытается убрать нас до того, как мы сможем его раскрыть, или собирает вещи и убегает, то мы не хотим провоцировать его слишком сильно.

Гордон кивнул.

— Как нам перехватить инициативу, если ты боишься ... — начал Джейми.

Я поднял ладонь, останавливая его.

Мы выглянули из-за угла, и дальше по коридору обнаружился человек в красном пиджаке. Он не двигался, привалившись к стене.

— Ты думаешь, я тебе нужен? — спросил Гордон.

Словно в ответ, мужчина в красном пиджаке перднул. Это был долгий, пронзительный звук.

Он вздохнул с явным облегчением, помахал у себя сзади рукой, затем отстранился от стены.

Я на секунду восхитился мужеством этого человека, прежде чем ответить Гордону:

— Я так не думаю.

Гордон кивнул, но не двинулся с места у подножия лестницы, когда мы с Джейми направились в нашу комнату.

— Здравствуйте, мистер Маккэрн, — поприветствовал Джейми мужчину.

— Джейми. И… Я тебя не узнаю.

— Сильвестр, — сказал я.

— Проходите в ваши комнаты, немедленно. Я сейчас пересчитываю количество учеников.

"Ты стоишь тут, страдая хернёй или ещё что-то, но ты определенно не занимаешься чем-то полезным", — подумал я.

И все же я подчинился.

Закрыв дверь в нашу комнату, я сразу же начал изучать наше окружение. Джейми сел на кровать.

— Ты что-то говорил? — спросил он.

— Мы возвращаемся в нашу комнату, и ты рассказываешь мне о факультете.

Джейми кивнул.

— С чего мне начать?

— Директриса.

— Не так уж много можно сказать. Она была учительницей в течение пяти лет, прежде чем ее начальница забеременела, тогда она заняла ее место и хорошо потрудилась, чтобы оставаться на такой должности, переезжала с места на место. Когда появился Мотмонт, они искали кого-то с безупречной репутацией и чистым досье, чтобы присматривать за всем этим.

Слабая репутация. Это не значило, что тут чисто, но это изменило ход вещей. Было ли в основе этого честолюбие?

Я кивнул. Обыскал комнату, осмотрел письменный стол, выдвинул ящики.

Ничего особенного интересного. Бутылочки с чернилами, ручки, набор для шитья на случай, если нам понадобится починить нашу униформу…

Я вынул содержимое ящиков, разложив вещи на столе, и осмотрел их.

— Маккэрн? — спросила я Джейми, когда закончил думать.

— Бывший военный. Тренируется с мальчиками, следит за общежитием для мальчиков.

— Физкультура?

Джейми кивнул.

— Это все притворство, — сказал я.

— На самом деле?

— Да. Наряжается, играет с акцентами. Они выбрали его, потому что он был местным, а не потому, что он был из высшего общества.

— Ты думаешь, он заслуживает внимания? Может, он не выбирает власть, может быть, ему просто не нравится быть маленьким человеком в большой игре?

— Мне больше нравится мысль, что он обязан этому месту, а не врагу. Кроме того, как он контролирует детей? Кто еще? Второй человек за столом, между Маккэрном и директрисой. Прошел обучение в Академии?

Я обратил свое внимание на сундуки в ногах наших кроватей. Открыл крышку, а затем проверил вес самой крышки.

Массивное дерево, три на два фута, плюс-минус.

— Не обучался в Академии, нет.

Вернувшись к столу, я взял ручку, затем принялся отвинчивать петли от нижней части сундука.

— Кто он такой?

— Мистер Перси. Он учит младших школьников. Фундаментальные науки Академии.

— Но он не обучался в Академии?

— Учит этому по книгам.

Я снял крышку с самого сундука, петли болтались. Я отложил её в сторону.

— Помоги.

Джейми вскочил на ноги. Не задавая вопросов. Он просто подчинился.

Вместе мы передвинули сундук к основанию двери. Вся эта штука, должно быть, весила шесть или около того стоунов. Цельный кусок мебели.

Я перевернул сундук боком в вертикальное положение, а затем подтащил крышку. Забрался на сундук так, чтобы мои глаза были на одном уровне с верхней частью двери. Вдвоём мы подняли крышку на сундук, рядом с моими пальцами ног.

— Принесешь стул? — попросил я. — И книгу или что-то в этом роде.

Так Джейми и сделал. Он был немного ниже меня ростом. Встав на стул, он смог мне помочь поднять крышку повыше. Когда она оказалась слишком высоко, чтобы Джейми мог помогать, он использовал книгу в качестве удлинителя. Мне хватило своей руки.

В процессе нам удалось положить крышку на верхнюю части двери, вплотную к стене.

Придерживая её одной рукой, чтобы ничего на нас не свалилось, я взял у Джейми книгу и поправил изгиб петли на крышке, пока она не заняла правильный угол.

Я приоткрыл дверь, выглянул наружу, чтобы убедиться, что прихожая пуста, затем сильно ударил по петле книгой.

Петля отлетела и врезалась в стену.

Осторожно я отпустил ее.

— У тебя странное чутье на декорации, — сказал Джейми.

— Я оставил саморезы на углу кровати.

— А, конечно. — Джейми пошел за саморезами.

— Если у него был доступ к книгам, он мог что-то освоить. Перси.

— Он мог бы, — согласился Джейми. — Но если бы он был так хорош, почему бы ему не поступить на работу в Академию? Он предпочел бы быть директором? Слабая версия.

Я кивнул. Взяв у Джейми первый саморез, я с помощью ручки-пера вкрутил его на место ровно настолько, чтобы он прочно вошел в дерево и все еще торчал.

— Страннейший выбор декораций, — заметил Джейми.

— Заткнись и дай мне саморез, — сказал я.

Джейми послушался.

Потребовалась всего минута, чтобы закрепить саморезы.Я ввинтил их настолько вразброс, насколько мог.

— Комплект для шитья? — спросил Джейми.

— Да, — ответил я. — И пока я работаю над этим, расшнуровывай свои туфли.

— Ты знаешь, что это упадёт с громким шумом? — спросил Джейми.

— Знаю, — сказал я. — Но Гордон был прав. Есть смысл в том, чтобы я работал отдельно... хотя я и не люблю оставлять тебя беззащитным.

— Я дерусь лучше, чем ты.

Я нахмурился.

— Не говори этого.

— Это правда.

— Это удручает, потому что боец из тебя херовый, — сказал я. — Боюсь, что они не дадут тебе возможности от них отмахаться. Если ситуация этого потребует, то, по крайней мере, это их задержит.

Я приставил первую иглу к дереву и надавил на неё обложкой книги, пока она не застряла. Затем я начал работать над второй.

— Шнурки.

— Обе туфли?

— Ага, — сказал он и передал их мне.

— Ложись, вздремни, — сказал я. — Подожду, пока они не закончат перекличку, а затем исчезну. Оставишь мне сигнал, если возвращаться будет небезопасно?

Джейми кивнул.

* * *

Ни один план не проходит на сто процентов гладко.

Сидя в темноте комнаты, я чувствовал утомительную головную боль — как после моих Назначений. Свет был выключен, школа погружена в тишину, если не считать звуки, издаваемые отравленными. Нечему было отвлечь меня от моей собственной боли.

Шнурки висели у меня в руке, привязанные к крышке, которую я закрепил у стены. Она ощетинилась саморезами, иглами, сломанными наконечниками ручек и несколькими кусочками стекла.

Ограниченная длина шнурков означала, что мне приходилось сидеть на углу кровати Джейми или на стуле, и хотя сидеть на кровати означало периодически получать пинки, когда Джейми ворочался и крутился под одеялом, это было гораздо удобнее, чем жесткий деревянный стул.

Я не возражал против компании, даже если компания спала.

Моя ловушка не могла убить, но убийство и не было целью.

Ибо мертвого не допросишь.

Каждые несколько минут я слышал, как кого-то тошнит или кто-то плачет, шорох бегущих шагов или запах отвратительных ароматов из соседних комнат.

Хитрость заключалась в том, чтобы объединить звуки. Я нарисовал мысленную картину, связав все это в единую цепь событий.

Тогда-то я и услышал приглушенный разговор и шорох беспечных шагов, предшествовавших разговору, я напрягся.

Молодые голоса.

Переложив шнурки в одну руку, я скользнул назад, потянувшись, нажал пальцами на рот Джейми.

Он мгновенно проснулся. Я почувствовал его горячее дыхание между пальцами.

Он кивнул.

Заскрипели половицы. Дверная ручка задребезжала.

Свет из коридора снаружи ослепил нас, когда дверь распахнулась. ⁽¹⁾

— Привет, — сказал Эд. Я едва мог разглядеть его улыбку. — Ты не спишь.

Мои глаза расширились.

Три человека. Эд и его приятели. Мальчики, которые не сидели за столом со мной, Гордоном и остальными из нас.

Они собрали свою еду примерно в то же время, что и Гордон, как часть стаи Гордона, даже если они не слишком хорошо относились к моему брату-сироте.

Я обдумал все варианты, затем вздохнул.

— Эд, — сказал я, — ты не представляешь, в какую передрягу вляпался.

Он подошел ко мне, и я почувствовал что-то вроде смирения, когда позволил шнурку выскользнуть из моих пальцев.

— Сай, — сказал Джейми.

— Заткнись, — сказал Эд. — Оставайся на месте, не суетись. У меня дело к Саю.

— Верно, — сказал Джейми. — Да.

— Что подумает Гордон? — спросил я. На самом деле это был не вопрос. Это, скорее, было заявление для Джейми.

— Гордон засунул голову в задницу, — сказал Эд. — А теперь говори потише. Не трудись звать на помощь. У нас есть кто-то, кто занял Маккэрна наверху.

"Готов поставить на это", — подумал я.

Он схватил меня и потащил. Я не пытался сопротивляться. Это было бы бесполезно, и я надеялся, что они расслабятся и дадут мне шанс удивить их.

Вместе со своими приятелями он повел меня вперед, поглядывая то в одну, то в другую сторону, прежде чем подтолкнуть меня к лестнице.

Мы спустились на половину пролета, прежде чем я услышал наверху бегущие шаги Джейми, отправившегося рассказать Гордону.

Я чертовски надеялся, что они смогут найти меня вовремя.

— Ты не знаешь, что делаешь, — сказал я.

— Я достаточно хорошо знаю. Ты осел, Сильвестр, и нажил себе врагов. Теперь это настигает тебя.

Я решил держать рот на замке.

Спуск продолжался до тех пор, пока мы не достигли первого этажа, затем продолжили спуск еще на один пролет.

Как только мы оказались в подвалах, я почувствовал жар в воздухе. Место было едва освещено бликами вкупе с громким гудением, время от времени возникало мерцание, угрожающее погрузить нас в темноту.

Мальчики открыли дверь.

Лампочек не было, но горела очень большая печь, отбрасывая неровное оранжевое пламя по всей комнате, оставляя большую часть в темноте.

— Мэри, — догадался я.

— В точку, — сказала она из темноты.

Я медленно кивнул.

— Ты уделила мне много внимания.

— Я уделила достаточно, — сказала она.

Она наклонилась вперед. Свет от камина отразился на ее лице.

— Что ты им сказала? — Спросил я и мотнул головой в сторону.

— Правду. Что ты оскорбил меня. Когда тебя избивает мальчик постарше, ты можешь это использовать. Получаю жалость от девушек, от моих друзей. Но если тебя изобьет девушка? Ты бы никогда этого не пережил.

— Правда? — спросил я.

— Вы не согласны с моей версией событий?

Я задумался.

Вздохнул.

— Нет, я полагаю, нет.

Нет, если это означало, что она уберет Эда и его дружков, чтобы потом заняться мной.

— Мне действительно интересно, если ты относишься к такому типу людей. Если бы ты был таким мерзавцем.

Я пожал плечами.

— Я не отрицаю, что я негодяй. Мне интересно, кто ты такая.

— Это, Сильвестр, многое говорит о тебе, — сказала Мэри.

— Ты не собираешься начать бить? — спросил Эд. — Малкий засранец получает от меня взбучку и сразу же подмазывается к твоим друзьям, неуважительно относится к ним, неуважительно к тебе. Я хочу услышать надлежащие извинения из его уст.

— Я на самом деле не из тех, кто извиняется, — сказал я.

— Вот! — сказал Эд. — Вот опять. Я хочу, чтобы ты сделала так, чтобы мне никогда больше не пришлось слышать от него ничего подобного.

— Нет, пока ты не уйдешь, — сказала Мэри.

— Хм? Я хочу посмотреть.

— У девушки есть своя скромность, — сказала Мэри.

— Это чушь, — сказал Эд. — Мы вышли после комендантского часа и привели его сюда.

— Я предлагаю тебе сделку, — сказала Мэри. — Если он завтра появится в школе, я составлю тебе компанию на целый день. Мы можем съездить в город на выходные.

— Она завтра уходит из школы, — сказал я.

— Проблема с маленьким грязными мудачками, Сильвестр, в том, что их слова теряют доверие. Все, что ты говоришь, звучит как ложь.

— Ты действительно был внимателен, — сказал я.

— Один день для каждого из нас, — сказал Эд.

— Один день для каждого из вас или он будет так смущен, что больше никогда не появится, — сказала Мэри мягким голосом. — Беспроигрышный вариант.

— Конечно, — сказал Эд.

— Все же сделай мне одолжение?

— М-м?

— Его друзья, вероятно, ищут его. На кухне, за полками у плиты, есть тайник с карточками и грязными книгами. Спрячься там, потусуйся немного, прежде чем вернуться в свою комнату.

— Серьёзно? — спросил Эд.

— Серьёзно. Я видела, как мальчики-повара таращились на это место.

Я опустил голову.

Группа Эда не теряла времени даром. Я услышал, как за мной закрылась дверь.

— Ты молодец, — сказал я.

Я услышал щелчок и узнал в нем звук взводимого пистолета.

— Ты очень хорош, — сказала я, поднимая руки.

— Я видела твое выступление против Эда. Не может быть, чтобы ты был настолько плох в драке. Это настоящее шоу.

— Это не шоу, — сказал я.

— Я буду считать, что ты лжешь, и буду удобно держаться на безопасном расстоянии, — сказала она. — Ты собираешься рассказать мне о своих друзьях. Поделишься тем, что знаешь. В обмен я буду милосердна.

— Милосердна?

— Я выстрелю в тебя правильно, один раз в голову, один раз в грудь. Затем я затолкаю тебя в печь, прежде чем уйти.

— Альтернативный вариант?

— Я выдираю твои ногти, а затем медленно зажарю тебя живьём.

Мои глаза привыкли к полумраку. Я видел выражение ее глаз.

Она бы точно так и сделала.

Я медленно выдохнул.

— Хорошо.

— Хороший мальчик.

1) [Прим. переводчика: Ловушка активируется только через шнурок? Да, я тоже не понял почему ему на голову не йобнулась крышка от сундука, ]

Вернуться к тексту

— Лови, — сказала Мэри.

Что-то полетело в меня. Я не мог разглядеть предмет в темноте, и он отскочил от двери рядом с моей головой.

Я увидел, куда он отскочил, и подобрал. Для понимания, что попало мне в руки, я больше использовал тактильные чувства, чем глаза. Ключ.

— Не оборачиваясь, запри дверь на ключ. Если она откроется или если ты попытаешься сделать что-нибудь глупое, я выстрелю.

Я сделал, как было велено.

— Всё это излишне ускорилось, — сказала она. — Встань спиной к двери. Попытайся открыть.

Я сделал. Я повернул ручку в сторону, потянул дверь, повернул ручку до упора в другую сторону, а затем потянул ее снова. Дверь с грохотом ударилась о раму.

— Я это исправлю, — сказала она. — Брось мне ключ.

Я бросил.

В отличие от меня, ей удалось поймать его, но она воспользовалась светом из печи. Она поднесла его к свету, рассматривая.

Пока она не смотрела прямо на меня, я оглядел комнату. В дальнем конце комнаты стоял верстак с инструментами, и она села на его угол, свесив ноги и не доставая до земли. На ней была не униформа, а свитер, плащ с капюшоном, юбка, чулки и ботинки. Пистолет лежал у нее на коленях, направленный на меня, а другое оружие находилось на расстоянии вытянутой руки. Топорик, молоток и нож, которыми она, вероятно, собиралась воспользоваться, если до этого дойдет.

Напротив, рядом со мной не было ничего существенного. Я находился неудобно близко к печи, её дверца была открыта, испуская свет в сторону Мери, так что я получал тепло без пользы от света, который полосами пересекал комнату. Пространство вокруг печи было освобождено от всего, что могло бы загореться. Чудовищная штука, работающая на угле. В углу была куча топлива, раздвижная дверь на желобе, куда складывался уголь.

Мы высказали вслух свои подозрения, что они нападут на нас, а затем исчезнут, чтобы завершить свои миссии. Я догадывался, каков был ее путь к отступлению.

Я начал сползать на пол.

— Что ты делаешь? — спросила она. — Остановись.

Я остановился на полпути: ноги согнуты, спина прижата к двери.

— Я сяду, — сказал я.

— Я не доверяю ничему, что ты делаешь. Не верю, демонстративно, — сказала она мне.

То, как она выразилась, демонстративно, было хорошо. Очень ровно произнесено, как у девочки, воспитанной лучшими учителями.

— Ты ясно дала понять, что я умру, — сказал я, оставаясь в своей позиции. — Я не ожидал, что это произойдет так скоро, но я всегда знал, что это произойдет. Если есть шанс, что я умру сидя, сразу после интересного разговора, я считаю, что это довольно хороший конец.

Она повернула голову, и свет от огня заплясал на ее лице при этом движении.

— Это не разговор. Это допрос.

— Теперь я тот, кто будет исправлять.

Мне показалось, что я увидел, как изменилось выражение ее лица. Мрачность.

Неужели она поймала меня на том, что я зеркалю ее? Знала ли она, что значит зеркалить?

— Могу я присесть? — спросил я.

— Ноги врозь, руки так, чтобы я их видела, — сказала она.

Я повиновался, но не упал на пол.

— Но можно мне не упасть?

— Это предполагалось. Пожалуйста, прижмись спиной к двери.

— Предположения опасны, когда на тебя нацелен пистолет, — сказал я и соскользнул вниз, держа руки поднятыми. Я положил запястья на колени, ладонями вверх, растопырив пальцы.

Я помедлил секунду, расправляя плечи и слегка потягиваясь.

Она ничего не сказала и не сделала. Она оставалась в тени.

— Онемение, — прокомментировал я. — Только что провел три часа или около того, сидя на краю кровати. У меня была устроена ловушка, я собирался опустить ее на любого, кто войдет через дверь. За исключением того, что это оказался Эд.

— Он был цел и невредим, — заметила Мэри.

— По той же причине, по которой я не сказал ему, кто ты на самом деле. Это не поможет, только убьёт его. Если это как-то сработает, я все еще в дерьме. Кот уже сбежал из мешка.

— Ты очень спокоен, Сильвестр, — сказала Мэри, внезапно сменив тему: — Почему?

— Как я уже сказал, я не слишком удивлен, что могу умереть. Знаешь, примерно неделю назад...

— Не тяни время, — сказала она мне.

— Это важно, я обещаю, — сказал я.

Несколько секунд прошло без единого слова от нее. Я снова начал:

— Около недели назад профессор Хейли из отделения неврологии Академии подвез меня до Академии. Хочешь узнать, почему?

— Продолжай, Сильвестр, — сказала она. — Не задавай мне вопросов, чтобы попытаться выжать из меня подробности.

— Если бы ты была действительно милосердна, ты бы ответила мне. Это своего рода пытка, ведущая меня в могилу без всех ответов.

— Я предлагаю милосердие только потому, что это единственное, что я готова дать тебе в обмен на информацию, — сказала мне Мэри. — Ты что-то говорил?

Я вздохнул.

— Мне было больно. Я нарочно поранился, умудрился оказаться в карете профессора Хейли и вытащить его из кареты, чтобы заглянуть в досье. Про меня, про Гордона, про Хелен, Джейми, Лилиан и Эветте.

Ни выражение ее лица, ни язык тела не изменились.

Была ли она осведомлена? Разве она не знала, что это не был настоящий состав группы? У них не было подробностей? Или она очень хорошо умела скрывать свои секреты?

Я должен был предполагать, что она была компетентна, и не мог испытывать судьбу, не получив пулю в ногу за свои извороты.

— Это было хлопотно, но была причина, по которой я зашел так далеко. Мне нужно было выяснить, чего они нам не сказали. Я хотел узнать, как долго, по их мнению, мы продержимся.

— Срок?

— С точки зрения ожидаемой продолжительности жизни. Или ожидаемая продолжительность проекта. В том, чтобы открывать новые горизонты, больше славы, чем в совершенствовании чужой работы, и вся организация Академии больше связана с инновациями, чем с кропотливой работой. Мы стали жертвой этого.

— Ты и остальные, — сказала Мэри.

— Мы, Мэри, — сказал я и наклонил голову вниз, пока угол света от огня не стал достаточным, чтобы быть особенно ярким в моих глазах. Я тоже не мог видеть подробности мимики Мэри, но я знал, что она увидит блеск. — Ты тоже.

— Мы говорим не обо мне, — сказала она. — Продолжай.

Я откинул голову назад, пожимая плечами.

— Большинство из нас не доживут до двадцати. Если только не случится внешнее вмешательство.

Мои руки двинулись, указывая на нее, на внешнее вмешательство, о котором шла речь.

— Меня беспокоит не продолжительность твоей жизни. Я точно знаю, когда ты умрешь.

— Я даже не назвал остальным цифры, — сказал я. — Я обещал Гордону, что введу его в курс дела позже, но такая возможность так и не представилась. Как ты можешь сказать кому-то...

— Сильвестр, — сказала Мэри бесстрастно.

— Ладно. Хорошо. Новые проекты. Ты знаешь, как отделы распределяли наличные деньги на различные мероприятия? Мы получили финансирование в качестве специального проекта. Я понимаю это лучше, чем остальные. Шесть отдельных случаев, в каждом из которых применялся совершенно разный подход. Если ты хочешь знать, с чем вы столкнулись, то вот оно. Мне не нравится профессор Хейли, но он дал нам денег и попытался сыграть в азартную игру. Более долгосрочный подход, чем некоторые другие спецпроекты, и менее чем за двадцать лет до истечения срока действия большинства из нас, это о чем-то говорит.

— Подробности.

Я пожал плечами.

— В других проектах есть несколько громких имен. Ты знаешь доктора Айботта? Конечно, ты знаешь Айботта.

— Подробности о тебе и твоей группе. Пожалуйста, не испытывай меня, Сильвестр.

— Хейли борется за то, чтобы сохранить свой отдел на плаву, в то время как другие регулярно получают денежные вливания, чтобы продолжать внедрять инновации. Его часто критикуют, потому что в наш век инноваций и стремительных результатов мы слишком не демонстративны. Странное слово "демонстративны". Произнося его правильно, то сможешь найти "монстра" в нём.

Я улыбнулся, в то время как Мэри совсем не выглядела удовлетворённой.

— Со временем мы должны превратиться во что-то монструозное. Большинство из нас. Каждый член группы с определенной ролью, определенной идентичностью и определенным набором навыков, созданных с использованием совершенно разных средств. С чем ты имеешь дело… Мы хороши, но мы еще не закончены.

— Определенные идентичности, — эхом отозвалась Мэри. — Ты назвал себя злодеем, тогда, в столовой.

— Я паршивая овца или черный ягненок, Мэри. Гордон — одарённый герой, Хелен — актриса, Джейми — книжный червь и хранитель записей, Иветт — истребитель проблем, которая выходит из тени, чтобы дать однозначный ответ или решение одним ударом, и Лилиан — ученик на грани становления учителем, а в конечном итоге мастером, превзойдя профессоров на их территории, в науках Академии. Я? Я всего лишь бастард.

Были ли резкие контрасты между светом и тенью, играющие злую шутку с моими глазами, или выражение лица Мэри изменилось?

"Прости, Иветт. Я надеюсь, что это хоть какое-то утешение, словно ты здесь с нами в каком-то смысле, если не больше. Призрачный враг, о котором у них нет подробностей".

— С твоей стороны было умно прийти сначала за мной. Прийти за слабым звеном. У тебя хороший инстинкт.

— Что-то мне подсказывает, что ты не слабое звено, Сильвестр.

Я пожал плечами.

— Мы противоположности, не так ли?

— Противоположности?

— Я должен закрывать пробелы для остальных. Вы… ты очень специализирована. Ты была готова к одному заданию. Все остальное было второстепенно. Я создан для того, чтобы быть частью сложного целого. Ты… у тебя есть мальчики, но они не с тобой. Нет поддержки. Ты среди сородичей, но ты одна.

Мои глаза привыкли к полумраку. Я видел, что она не двигается. Обе руки держали пистолет. Она не пошевелилась ни на волос. Только трепетали языки пламени из печи.

— Ты меня не знаешь, — сказала она.

Погрузившись в наш диалог, я начинал чувствовать ее. Раньше мне, возможно, пришлось бы гадать. Теперь я подозревал, что это было умышленное отсутствие движения. Она очень старалась ничего мне не дать.

Я пожал плечами.

— Я знаю больше, чем ты думаешь. Ты не доверяешь своим... мне следует называть их товарищами по эксперименту?

— Я думаю, что ты берешь свой собственный опыт и переносишь его на меня.

— А ты? Если ты думаешь, что я не доверяю другим свою жизнь, ты не можешь быть более неправа, — сказал я и сжал кулаки, размял ладони пальцами, чтобы хрустнуть ими, прекрасно зная, что она была начеку, что это отвлекло бы ее и заставило бы разделить свое внимание между наблюдением и слушанием. — Ты, с другой стороны, параноик. Чрезвычайно осторожен. Запираешь дверь, принимаешь дополнительные меры, держишь более чем достаточно оружия на расстоянии вытянутой руки. Ты сделала мальчиков частью своего плана, но ты не доверяешь им настолько, чтобы они прикрывали твою спину.

— Ты продолжаешь это повторять. "Мальчики". Я знаю, ты пытаешься заставить меня проговориться. Продолжай пытаться и ...

— Чушь, — оборвал я ее. — Ты хочешь знать, как мы работаем? Это часть всего этого. Все, что ты делаешь, даже это. Мы сможем это использовать. Мы можем разобрать это на части и распутать. Каждым действием, которое вы совершаете, вы так или иначе выдаёте себя. Другой девушки нет. Мальчики были группой. Эд сказал, что они отвлекали тех, кто слонялся по коридорам. Они, во множественном числе.

— Ты имеешь в виду друзей Эда?

Я покачал головой.

— Эд и его ближайшие приятели не сидели с нами за ужином. Остальным нравится Гордон, они бы не стали использовать кого-то подобного. Это были твои товарищи по экспериментам. Мальчики. Они действуют как группа. Но в то время как они отвлекают преподавателя, ты одна. Имея дело с неизвестными, ты могла бы озаботиться наличием ещё одной девушки здесь с тобой, стоящей в тени, готовой использовать тот же самый путь к отступлению.

Я указал на закрытый желоб рядом с ней.

— Ты показала себя, действуя как личность, принимая точку зрения. Ты скрывала свои дела, желая приятного аппетита. Это говорит мне о том, что ты сделала это добровольно, чтобы выделиться. В этом повествовании нет другой девушки. Ты здесь одна, Мэри Элизабет Коберн, и ты это знаешь.

Она посмотрела на пистолет.

— Мне хочется пристрелить тебя сейчас.

— Это напомнило мне — на случай, если тебе вдруг захочется пристрелить меня. Когда ты это сделаешь, не могла бы вы оказать мне услугу? Выстрелить мне в сердце?

Она посмотрела на меня снизу вверх.

— Я всегда думал, что моя голова будет тем, что умрёт первым. Я бы хотел доверить это судьбе.

— Не зная, кто ты, я не уверена, что готова рискнуть. Насколько я знаю, ты человек, которого они вырастили в банке.

— Я настоящий. Рожден женщиной, — сказал я. — Корректировка сделана постфактум, так что моя голова работает немного по-другому. Выстрел в сердце убьет меня. Но как насчёт выстрелить в сердце, подождать, пока я умру, а потом выстрелить в голову? Как один эксперимент параллельно другому? Я бы это оценил.

— Ты маленький засранец-фаталист, не так ли? Это действительно не притворство, хм?

— Я уже говорил, что мы были противоположностями ранее. Даже наши позиции здесь создают довольно хороший контраст. Ты высоко, вооружена до зубов. Я внизу. Парюсь. Моя слабость — это моя голова. Твоя...

— Меня поражает, — сказала она, прерывая меня, притворяясь удивленной, — что я сижу здесь и мне действительно кажется, что меня допрашивают. За последние минуту или две мы почти не говорили о тебе в каком-либо значимом качестве.

Это было своего рода прозрение, перетекающее в нажатие на спусковой крючок.

Я надеялся, что это приведет к большему, но…

— На его месте я бы сказал тебе, что ты особенная, — сказал я.

Она не нажала на спусковой крючок.

— Тебе не нужно ничего говорить, — сказал я. Я даже опустил голову, чтобы посмотреть в пол, чтобы ей не пришлось беспокоиться о том, что я буду изучать ее в темноте. — Я просто собираюсь говорить вслух. Ты одна. Ты достаточно умна, и у тебя достаточно свободы действий, чтобы знать, что случилось с твоими предшественниками. Слухи облетают такую школу, как эта, и ты показала, что можешь соединить точки.

Я продолжил.

— Это оставляет вопрос. Как он удерживает тебя в узде? Как он убеждает тебя, что ты в безопасности, что ты не пойдешь тем же путем, что и другие? Я думаю, что он говорит тебе, что из всех попыток ты — самая удачная. Это в довершение к любой истории, которую он состряпал, чтобы подготовить тебя к убийству твоих родителей и чтобы никто не заподозрил тебя, сироту. Ты получишь наследство, и все закончится счастливо.

Пули все еще не было.

— Ты поверила ему. Ты все еще это делаешь, потому что у тебя нет другого выбора, кроме как встретиться лицом к лицу с мрачной реальностью. О том, что твоя продолжительность жизни измеряется в часах. Он говорит тебе сделать все возможное, чтобы разобраться с нами как можно незаметнее, а затем пойти разобраться со своими родителями. Рвотные средства были его идеей, но эта штука с тем, чтобы затащить меня в эту комнату и включить печь, все это очень хорошо сделано, ты приложила к этому усилия. Ты так же приложишь все усилия, чтобы разобраться со своими родителями...

Я сделал паузу.

"Ты прилагаешь усилия, потому что думаешь, что он тебя похвалит. Ты станешь его триумфом. Его девушкой. Ты любишь его как родителя или как любого, кто в начале своего пути во взрослую жизнь может быть увлечен взрослым.

В этом отношении мы тоже противоположны. Ты любишь своего создателя".

— ...И ты закончишь так же, как и другие, не в состоянии двигаться, пока семейный дом горит вокруг тебя, — сказал я вместо всего другого.

Ударь я по ее отношениях с кукловодом, меня бы застрелили. Я поднял голову, чтобы посмотреть на нее. В полумраке я не мог разглядеть ее лицо.

— Как он это делает, Мэри?

— Я думала, что мне не нужно ничего говорить, — сказала она.

Ее слова были лишены интонации, как иногда бывало у Хелен.

"Я промахнулся?"

— Я пытаюсь помочь тебе, ты, глупая маленькая балда! — сказала я, снова сжимая кулаки. — Он сделал что-то, чтобы сделать тебя острее, вложить идеи в твою голову, чтобы ты пошел по пути, который он тебе указал. Я хочу знать, чтобы я мог остановить тебя от падения со скалы, которая ждет в конце!

— Ты, кажется, что-то забываешь, Сильвестр, — сказала она, спрыгнула с края верстака и свободной рукой разгладила платье и поправила плащ на плече, пистолет не переставал быть направлен в меня. — Ты думал, что если будешь продолжать говорить "ох, я умру, я умру, ты убьешь меня", как будто это не важно, заставляя меня ослабить бдительность, что ты сможешь все изменить? Начал говорить так, как будто я собираюсь оставить тебя в живых и изменить свое мнение на этом уровне?

— Нет, на самом деле, ты совершенно неправа на этот счет, — сказал я. — Я действительно этого не делал. Но то, что ты так подумала, это действительно о многом говорит. Эта идея пришла тебе в голову от него? Это то, как он думает и на что обращает внимание?

Она покачала головой.

Но это не было отрицанием.

Мэри теряла веру. Если и было что-то, что я мог сделать, чтобы она не подошла ко мне ближе и не нажала на курок, то это должно быть нечто, за что она сможет ухватиться.

— Ты права, я допрашивал тебя. Размышляя вслух и наблюдая за твоей реакцией. Я могу сказать, что он тебе небезразличен и ты хотела сделать это прямо здесь, для него. Я могу дать тебе то, что ты хочешь.

"Я могу сказать, что она о нём заботится. Если она была человеком по своей сути, то, в конце концов, иметь доверенное лицо для чувств, которые были под замком, и ключ — должно что-то стоить".

— Пулю в своей голове? Чистая утилизация? — спросила она. — Хорошо проделанная работа?

— Я не скажу тебе, где Иветт. Но я могу сказать, кого следует остерегаться. Ты можешь сказать ему, и он будет доволен. С тобой.

Она перехватила двумя руками, целясь мне в грудь.

Показуха.

Ни за что она не выстрелит сейчас.

Я решил испытать свою удачу еще больше.

— У меня есть условие.

Она издала смешок. Окультуренная до мозга костей.

— Не иди домой. Не иди в гости к своим родителям. Если я прав, то ты обнаружишь, что вся работа, проделанная кукловодом, сделает всё автоматически.Ты увидишь их лица, и сразу же станешь как шитый, двигаясь с очень ограниченной свободой, но со всей остротой, которую в тебя заложил кукловод. Казнишь маму, казнишь папу, а потом сожжёшь себя вместе со всеми остальными уликами. Если я ошибаюсь, ты ничего не потеряешь. Ты можешь воспользоваться информацией, которую я тебе дал; ты можешь сообщить подробности кукольнику, получить редкий комплимент, который так много значит для тебя, а затем пойдёшь убивать своих родителей в другой день.

— Отсрочка дает тебе возможность действовать против нас. Если я свяжусь с ним, у вас будет шанс опознать его. Мной не так легко манипулировать.

— Не так легко, — согласился я. — Но ты ошибаешься насчет моих мотивов. Много лет назад, в самом начале моего становления Сильвестром, я украл свое досье. Я узнал о своих сроках годности. Это было настолько распространенной вещью, что даже есть заранее готовая строка в документах экспериментов. Я решил, что посвящу себя тому, чтобы помогать другим. Если я смогу сохранить им жизнь дольше или поддержать их, я сделаю это. Я думаю, что так я докажу, что секретный проект профессора Хейли увенчался успехом. И тогда они захотят сохранить нам жизнь, они дадут нам больше.

— Какое это имеет отношение к происходящему сейчас?

— Ты похожа на других. Для меня, как бы я ни говорил о том, что мы противоположности. Я хочу сохранить тебе жизнь, потому что ты мой родственник. Не родственник, а птица из того же гнезда. Ваш успех — это наш успех, даже если мы находимся по разные стороны баррикад. Даже успех кукольника, в каком-то смысле.

— Я начинаю жалеть, что вообще позволила тебе говорить.

— Потому, что я попал в точку? — спросил я с надеждой.

— Потому, что это самая большая чушь, которую я когда-либо слышала, — сказала она.

Прислонившись затылком к двери, я услышал звук шагов. Тяжелого бега.

"Нет! — подумал я, сохраняя невозмутимое выражение лица. — Не сейчас. Чертов идиот. Ты вынудишь ее, и меня пристрелят".

Шаги стихли, уйдя не в том направлении. Я подавил желание вздохнуть с облегчением.

Теперь я был вынужден торопиться. Я не мог продолжать водить ее за нос, предлагая ей приманку, чтобы она не нажала на спусковой крючок.

— Гордон — это тот, кого тебе следует остерегаться. В расследованиях? Он все еще учится. Притворство, маскировка, проникновение? Он неплох в третьем, с точки зрения чистой ловкости и способности выигрывать, но остальное — это баллы, которые ему нужно подкрепить. Но когда они выяснят, кто кукловод, а они почти выяснили, именно Гордон будет разбираться с этим человеком. Ты можешь сказать это кукольнику.

— При условии, что я ему что-нибудь скажу.

"Ты должна, — подумал я. — Иветт слишком опасна как неизвестная".

— Если предположить, что ты ему что-нибудь скажешь, да, — согласился я.

Шаги возобновились. Послышался приглушенный голос.

Гордон был слишком быстр, а остальные были у подножия лестницы.

"Ради бога, хотя бы потише".

Я услышал фразу, быструю и тише предыдущей. Затем наступила тишина.

Они видели свет печи из под двери или что-то слышали.

Теперь они приближались.

— Делай то, что должна, — сказал я. — Но знай, что бы ты ни делала дальше, в тот момент, когда ты вернешься домой, чтобы выполнить свой последний заказ, ты станешь статистикой для кукловода и ничего более. Ты вернешься к инструкциям, которые он тебе дал, и в разгар этого окажешьсявы будете полностью и совершенно одинокой.

Выражение ее лица стало холодным. Сердитым. Глаза убийцы. Я поверил ей, не было в ней ни капли милосердия, когда дело действительно дошло до этого. Ее мир сузился до её и создателя.

— А пока, Мэри, имей в виду, что на свете есть и другие, подобные тебе. Включая меня, по крайней мере, пока ты не нажмешь на курок.

Лучший способ солгать — это поверить в ложь. Не то чтобы я врал, но идея была связана со следующей.

Лучший способ удивить кого-то — это тоже быть удивленным.

Дверь в комнату распахнулась с такой силой, что я вылетел со своего места под ней, в центр комнаты.

Гордон отодвинул в сторону остатки двери. Судя по тому, как он держал руку, казалось, что он вывихнул плечо.

Мэри, державшая пистолет, казалось, на мгновение застряла между тем, чтобы прикончить меня, пока я лежал в двух футах от нее, и иметь дело с мальчиком, который был в полтора раза больше ее и, по-видимому, был способен пройти сквозь дверь.

Она решила в тот же миг, как Гордон пошевелился. Пистолет повернулся к нему, и он бросился в угол между стеной и печью. Пуля сверкнула там, ударившись о край печи.

Она сделала в общей сложности пять выстрелов, а затем прицелилась в меня. Я закрыл лицо руками и услышал выстрел, но не почувствовал его.

Она потянулась к столу, схватила топор и двинулась ко мне.

Взять меня в заложники с топором? Она была достаточно осторожна, чтобы заточить его.

Это было бы идеально, но другие не позволили бы ей этого сделать. Я предположил, что в том, чтобы действовать в одиночку, есть свои преимущества.

Вместо этого я бросил взгляд на Гордона.

Он уже выходил из-за печи. Она метнула оружие в него, опытным движением заставив топор вращаться. Гордон нырнул обратно за печь, чтобы укрыться, в то время как топор ударил в стену прямо там, где была его голова.

Она перепрыгнула через мои ноги по пути к угольному желобу, и распахнула дверь.

Гордон двинулся следом.

Я услышал скрежет.

— Нет! — крикнул я. Без повода, это был импульс, подсунутый мне моим мозгом.

Гордон остановился.

Внутри желоба появился огонь.

Наш золотой мальчик пинком закрыл дверцу желоба прежде, чем огонь успел коснуться кучи угля у основания желоба. Позволив Мэри совершить ее хорошо спланированный побег.

Я откинул голову назад и растянулся на полу. Надо мной, в дверном проеме, я мог видеть остальных, стоящих по обе стороны двери и заглядывающих в комнату.

— Что ты узнал от нее? — спросила Хелен.

— Как у тебя дела, Сай? — спросил я, вложив в свой голос много сарказма. — Как ты это сделал, Сай? Ты в порядке?

— Ты в порядке? — спросила она.

— Да.

— Что ты от нее узнал? — снова спросила она.

Я вздохнул.

Гордон предложил мне руку, чтобы я поднялся на ноги.

— Я думаю, что она выращена в чане, — сказал я. — Под давлением она отвлеклась мыслями о личности, выращенной в пробирке. Я бы поставил на это свои деньги.

— Выращена в чане? — спросил Гордон. — Сделано с нуля? Нет, это было бы почти невозможно, если бы они должны были походить на детей, которых в итоге заменили.

Я кивнул.

— Клоны. Возможно, с имплантированным поведением. Вероятно, что-то сделано для увлечения своим создателем и изменения обычной любви к их родителям.

— Мы можем работать с этим в качестве отправной точки, — сказал Джейми.

— Нам есть над чем поработать, — сказал я, глядя на отметину на полу, оставленную пулей при выстреле в меня.

Слишком далеко, чтобы быть чем-то иным, кроме преднамеренного промаха.

— У тебя кровь, — заметила Лилиан, касаясь моего подбородка.

— Кто-то сшиб меня дверью, — сказала я, оглядываясь на Гордона.

— Не за что, — сказал Гордон.

— Спасибо, — сказал я. — Я ценю спасение. Это так сентиментально.

Теперь настала его очередь стрельнуть в меня взглядом. Я собирался что-то сказать, но Лилиан схватила меня за подбородок, приподнимая его. Она погладила подбородок подушечкой пальца, от которой пахло чем-то горелым.

— Мы почти разминулись с тобой, — сказал Джейми. — Мы пошли во двор, а оттуда собирались разделиться. Я не думал, что ты сразу спустишься вниз из комнаты в общежитие.

— Я увидел дым из трубы, — сказал Гордон. — Думал, что это кухня, но Джейми знал планировку лучше, чем я, и мы нашли дорогу сюда.

— Как бы хороша ни была моя память, я был не в лучшей форме, когда только что проснулся. Мы пошли не в тот конец коридора. В разных секциях здания есть несколько печей.

"Медленно продвигается дело", — подумал я.

— Я чувствую себя ужасно, я чуть не облажался, — сказал Джейми. — Было бы лучше сначала последовать за тобой, а потом отправиться за Гордоном.

— Они бы увидели тебя и скорректировали план, — сказал я. — Все было бы еще хуже, если бы мы были вдвоем, а не только я.

— Как это? — спросил Гордон.

— Она могла причинить боль Джейми, чтобы надавить на меня, или наоборот. Будучи один, я мог бы наладить взаимопонимание.

— Тебя могли подстрелить, — сказал Джейми.

— Когда дошло до дела, она промахнулась. Я думаю, была причина, по которой она промахнулась.

— Больше, чем то, что у нее не было времени? — спросил Джейми.

Я кивнул.

— Ей привили определенные модели поведения, но она все еще человек, с надеждами и страхами. Прямо сейчас она колеблется, возможно, даже больше, чем когда-либо за всю свою жизнь. Ее создатель более или менее обладал монополией на её поведение. Выращиваете ребенка в чане, прививаете ему поведение, соответствующее великому плану, отправляете его в школу, чтобы окружить его людьми, которым можно подражать и потворствовать, время от времени вмешиваетесь, чтобы укреплять, формировать поведение и тренироваться. Я — это первый настоящий вызов ее реальности. Я заставил ее задавать вопросы.

— Ты заставляешь меня сомневаться в моей реальности, — сказал Гордон.

— Ха-ха, — сказал я.

Лилиан осмотрела мои руки, повернув их ладонями вверх. Она прищурилась, чтобы разглядеть, повреждения, а потом посыпала порошок на основания моих ладоней, где я оцарапал их о пол во время падения.

— Каков следующий шаг? — спросил Джейми.

— Ход Сая, — сказал Гордон.

— Я дал ей идеи и вещи, о которых нужно беспокоиться. Я не думаю, что она собирается связываться со своими здешними союзниками. Это увеличило бы вероятность столкнуться с нами во второй раз.

— Ты не считаешь, что она уверена в их способностях? — спросил Гордон. — Она метнула этот топор как профессионал.

— Она уверена в своих способностях. Но я напирал не на это. У неё сейчас то, что называется диссонансом. Это когда вы верите в нечто достаточно сильно, чтобы оно занимало центральное место в вашей личности. Затем кто-то вроде меня вмешивается, чтобы бросить вызов этой вере. Это чертовски большой прыжок веры, переход от веры во что-то и понимания того, как много в мире ведёт к тому, чтобы сказать: "Я не знаю". Некоторые отрицают все, и вы можете получить чертовски глупое поведение от тех, кто видит что-то ясное как день, но отрицает это, потому что это противоречит тому, во что они верят. Некоторые злятся, некоторые отвлекаются, пока не поймут, как с этим справиться... но очень немногие повернутся и бросятся с головой в новые вопросы. Еще больше диссонанса.

— Если она не пойдёт к своим старым друзьям ... — начала Джейми.

— Что заставило бы ее ответить на их вопросы, — вмешался я.

— Или с ними она придёт за нами...

— И рискует получить еще больше вопросов, — добавил я.

Джейми нахмурился от того, что я снова его прервал.

— Она идет в другое место, другим маршрутом. Кто она такая? Как она действует? Попытается ли она избавиться от своих забот, выполнив свою миссию?

— Я сказал ей, что если она попытается, то вполне может потерять себя из-за поведения, которое ей было привито. Я так не думаю. Но она захочет получить ответы, думаю, мы должны выследить ее и получить некоторые ответы для себя.

— Она довольно хорошо заметала свои следы ранее, — сказал Гордон. — Это вообще возможно? Диссонанс

— Это возможно, — сказал я. — Мы знаем, куда она направляется. Она собирается нанести визит своему создателю.

— Что было бы здорово, если бы мы знали, кто он такой, — сказал Джейми.

— Это так, — сказал я. — Его не будет в школе. Если бы это был другой проект, возможно, его можно было бы скрыть, но если я прав и это клоны, выращенные в пробирках, то это слишком большая задача. Даже игнорируя это, она обучена, а это занимает много времени. Вам нужно место, чтобы размахивать оружием или практиковаться в прицеливании из пистолета. Школа с тридцатью преподавателями и более чем тысячей студентов не даст вам такой возможности.

— За пределами кампуса, но не слишком далеко, — сказал Джейми. — Как часто будут проходить эти тренировки?

— Обучение, инструкции, формирование поведения, — сказал Гордон. — Я бы предположил, что раз в неделю? Не могу сказать точнее.

— Если они выращены в чане, — сказала Хелен, — тогда им потребуется обучение на других фронтах. Как быть человеком — элементарные тонкости. Как пользоваться столовым серебром, как разговаривать… Это может занять не слишком много времени, но они должны быть в состоянии добраться тудя.

— Дом, — сказал я. — Это больше о том, "что" мы ищем, а не "где".

— С кухней, одеждой... — сказала Хелен.

— Место для передвижения, — сказал Гордон. — Это не маленький дом со стенами, разделяемыми с кем-либо еще. Соседи заподозрят неладное и будут жаловаться на шум так же сильно, как и все остальные.

— И, — сказал Джейми, — возникает вопрос о том, как вы заставляете ребенка притворяться достаточно хорошо, чтобы пройти проверку с родителями настоящего ребенка.

Гордон нахмурился.

— Я действительно не хочу убегать отсюда с неправильной идеей. Если мы отправимся в погоню за диким гусем⁽¹⁾, у нас может не быть другой возможности поймать их. Насколько ты уверен, Сай?

Я прислонился к стене. Лилиан закончила осматривать меня и подошла к Гордону. Она начала расстегивать его рубашку.

— Насколько уверен? Хм. Всё сходится. Та маленькая деталь, на которой Джейми не так давно пытался заставить меня сосредоточиться.

— Его там не было во время этого разговора, — сказал Джейми.

— Разве?

— Нет, — очень терпеливо сказал Джейми.

Гордон хмыкнул, когда Лилиан толкнула его плечо обратно в сумку. Она заставила его проделать ряд движений, вытягивая руку и двигая ею по кругу.

— Ну, Джейми говорил о мелочах, на которые мы не всегда обращаем внимание, которые все еще фиксируются в подсознании. Я взял за правило называть Мэри экспериментом, как часть моих попыток наладить с ней взаимопонимание. Она никогда не отвечала взаимностью мне на это и не казалась смущенной этой идеей. Я не думаю, что у нее когда-либо были иллюзии насчет того, что она такое. Она концентрировала внимание, когда я говорил о ролях, идентичности, ярлыках. Отчасти это связано с тем, что она ходит в эту школу, но отчасти из-за того, что она разыгрывает роль, и уже давно. Что бы с ней ни происходило, это глубоко укоренилось.

— Один студент умер, и его вскрыли, — сказал Гордон. — Остальные сгорели. Разве признаки клона не появились бы при вскрытии?

— В тот момент, когда я услышал о том, что остальные были сожжены, я подумал, что, возможно, они что-то пропустили при первом вскрытии, и наш кукольник изо всех сил постарался рискнуть второй раз. Но я не знаю наверняка, проявится ли это.

После паузы мы все вместе повернулись к Лилиан.

— Это зависит от многого, — сказала она.

— Это нам ни о чем не говорит, — сказал я.

— Не будь задницей, Сай, — сказал мне Джейми.

Я закатил глаза.

— Если бы он попытался ускорить рост, чем он, должно быть, и занимался... Существуют химические способы, способствующие старению. Гормоны — вещества, изменяющие седьмое соотношение. Но эти вещества появляются, и они оказывают воздействие. Любой препарат подобен кусочку пазла. Мы заполняем тело кусочками пазла определенной формы и надеемся, что эти кусочки поместятся в определенном месте и выполнят определенную функцию, но вы не можете запретить им внедряться в другие места, выполняя другие функции. Так мы получаем побочные эффекты. Мы контролируем это с помощью метода доставки лекарства и других факторов, и некоторые из лучших выпускников Академии владеют этим искусством, делая так, чтобы один препарат влиял только на одну вещь одним способом, но это тонкий метод, требующий баланса. Это без учета того факта, что плохо сделанный клон может быть более подвержен износу, разрыву и побочным эффектам.

— Неужели наш парень так хорош? — спросил Джейми. — Достаточно хорош, чтобы свести лекарства от старения к искусству, скрывая симптомы даже на вскрытии?

— Мы не знаем, — сказал Гордон. — Но если то, что сказал Сай, правда, я бы сказал, что это не так. У него есть одна область деятельности, и он делает все возможное, чтобы добиться этого.

— Хорошо, — сказала Лилиан. — Тогда второй метод более предпочтителен. Изменение фундаментальной структуры клонов. Люди взрослеют исключительно медленными темпами. Мы видели, как люди пытались сделать это десять лет назад в Индийской империи. Ученые Короны попытались создать класс рабов, который вырастал до зрелости с определенным уровнем интеллекта. Одомашненные люди, сильные, игривые, добродушные, привлекательные и послушные. Если я не ошибаюсь, они перепробовали много вещей, включая привитое поведение.

"Как и Мэри?"

Я поднял брови.

— Чем все кончилось?

— Как ты думаешь, чем все закончилось, Сай? — спросил Гордон. — Ты видишь рабов повсюду?

— Это не значит, что это не сработало, — сказал я.

— Это чертовски показательно, — сказал Гордон.

— Ребята, ребята, — вмешался Джейми. — Сосредоточтесь. Пожалуйста. Нам нужно выяснить, в каком направлении двигаться.

— Это порождает другие проблемы, — сказала Лилиан. — Как препараты и гормоны, это само по себе искусство. Это требует точности другого рода и широкого круга знаний. Есть предыдущая работа, на которую можно опереться, другие проекты, которые пытались делать подобное, но были бы признаки попытки, которая обнаружилась бы при вскрытии, если бы работа не была идеальной. Измените одну вещь в шаблоне, и это окажет волновой эффект на все развитие и структуру организма.

— Я не думала, что это так сложно, — сказала Хелен.

— О боже мой. Это действительно, действительно так, — сказала Лилиан, широко раскрыв глаза; недоверие, которое она не выражала, ясно читалось на ее лице.

— Опять же, если наш кукольник был настолько хорош, почему, черт возьми, он уже не работает в Академии и не зарабатывает состояние за свои таланты? — спросил Гордон.

Риторический вопрос. Многие из нас кивали.

— Есть еще какие-нибудь предложения, Лилиан? — спросил Джейми. — Это хорошо. Очень полезно. Но я не думаю, что это сильно похоже на "нашего парня".

— Для ускорения старения? Это были бы лучшей стратегией, — сказала Лилиан. — Есть и другие, но я думаю, что их обсуждение напрасно потратит наше время.

— Тогда мы застряли, — сказал Гордон.

— Нет. Не совсем так. Есть и третий способ, — сказала Лилиан. — Может быть, больше, но я думаю только о трех. Это как бы все усложняет.

— Продолжай, — сказал Гордон.

— Не нужно, — сказала Лилиан. — Не нужно ускорять старение. Если вам нужно, чтобы они старели, вы заставляете их стареть, просто позволяя времени течь.

— Мэри двенадцать, сказал Гордон. — У него был этот план в работе в течение двенадцати лет?

— Да, — сказала Лилиан. — Но не совсем.

Я открыл рот, и Джейми стрельнул в меня взглядом. Я закрыл рот, прежде чем он снова назвал меня задницей за то, что я подшучивал над Лилиан.

— Я сказала, что это все усложняет, — сказала Лилиан. — Потому что наш кукловод мог бы найти баланс. Какое-то естественное старение. Какие-то гормоны или изменения в схеме. Чем больше он полагается на течение реального времени, тем меньше ему нужно ускорять процесс. Может быть, этот проект разрабатывался всего девять или шесть лет.

— Это означает, что могут быть улики, — сказал Гордон, — те, которые проскользнули при вскрытии.

Лилиан кивнула.

— Больше времени, чтобы развить их, — сказала Хелен. — Либо он внедряет их, пока они молоды, где наполовину социализированный клон может остаться незамеченным среди бешеных и буйных первоклассников, либо он ждет и наблюдает за их реальным двойником, а потом обучает клонов имитировать поведение в свободное время.

— Да. Нам было интересно, почему он выбрал Мэри, — сказал я. — Ее родители не кажутся важными. Но если этот проект уже некоторое время находится в разработке...

— Может быть, нам следует посмотреть, кем они были, — закончил за меня Гордон. — Или кем они должны были стать. Наш кукловод наносил удары вслепую, это мог быть удар мимо кассы.

— Я могу разобраться в этом вопросе, если у меня будет время, — сказал Джейми.

— Возможно, у нас не так много времени, но действуй, — сказал я. — После того, как вы укажете мне, где хранятся студенческие записи.

— У главного входа. Под главным офисом.

— Хорошо, — сказал я. — Отлично. Я выдвигаюсь. Будет лучше, если меня здесь не будет. Если предположить, что Мэри ничего не сообщила своим коллегам-клонам, они решат, что я мертв. Разыгрывай это, притворяйся расстроенным и встревоженным. Держитесь вместе, старайтесь, чтобы они отвлекались и были заняты. В лучшем случае, они все равно будут думать, что я мертв, и я смогу застать их врасплох, когда вернусь.

— Если ты с ними столкнёшься, не пытайся драться с ними, — сказал Гордон с бесстрастным лицом.

— Я знаю, что они обучены, — сказал я.

— И это тоже, — сказал Гордон.

Я нахмурился, уже направляясь к лестнице, поэтому развернулся на месте, шагнув назад, для того, чтобы выражение моего лица было как можно более ясным.

— Лилиан, — позвал я.

Она посмотрела на меня, и между ее бровями пролегла морщинка. Раздражение, беспокойство?

— Это ноу-хау Академии, которое ты только что обрушила на нас. Это было круто. Умно.

Складка между ее бровями стала глубже. Ее губы шевельнулись, начиная выражать мрачность.

Я не видел остального. Я направился вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, почти бесшумно. Я выглянул и вгляделся в темноту, чтобы убедиться что путь свободен. Только когда я снова пришел в движение, я осознал значение выражения лица Лилиан, проведя параллель с другим воспоминанием. Я сделал ей комплимент, а она отреагировала так, словно я дал ей пощечину.

"Диссонанс", — понял я.

* * *

Некоторые сектора школы, как оказалось, были похожи на тюремные, что являлось значительной помехой для скрытности. Комнаты были большими, и в каждой, за исключением ванных, было окно, выходящее либо на улицу, либо внутрь, во двор. Я не мог включить свет без того, чтобы не осветить соседние комнаты, и рисковал тем, что люди половины комнат в Академии смогут увидеть свет через свои окна.

Таким образом, мои передвижения по приемной осуществлялись с расчётом на преимущества и недостатки темноты.

Я предположил, что двери будут заперты. В то же время, люди гораздо беспечнее относились к окнам.

Вода стекала по мне и по моим волосам, пока я взбирался по деревянным ветвям и сучьям, которые росли в каменной кладке и вокруг нее. Заросли были намного тоньше, чем обычно, не совсем веточки, но и не настолько тонкие, чтобы быть плющом, они были настолько колючи, чтобы отбить охоту у детей во дворе карабкаться по ним, но все равно это было место, где я мог бы найти опору для рук, проявив осторожность.

Тем не менее я уже оцарапался до крови не менее чем в пяти местах; ибо не всегда замечал шипы во мраке.

Добравшись до окна, я распахнул его. Проскользнул внутрь, затем закрыл за собой.

Выглянув наружу, я не увидел никакого горящего света, но не исключал, что члены факультета могли видеть темную фигуру, взбирающуюся по более светлой стене.

Джейми сказал мне, что записи хранятся под приемной, и мой опыт общения с директрисой подсказал мне, где находится офис. Вместо того чтобы сразу отправиться за записями, я оказался в комнате между парадным входом и кабинетом директора. Пишущие машинки стояли на столах, где размещались секретари, скамейки занимали одну половину комнаты, а столы и шкафы с бумагами и принадлежностями заполняли другую половину.

Кабинет директора я нашел по табличке на двери, которая не была заперта. Я был рад, что мне не пришлось выходить и снова лазить по стенам.

В интерьере ее кабинета были письменный стол и стул, шкафы, несколько фотографий, предназначенных скорее для того, чтобы произвести впечатление на родителей, чем порадовать ее саму или ее учеников. На стене были изображены выдающиеся лица, которых я не мог назвать. Выпускники академий. "Таким мог стать ученик через десять лет".

Но я знал, что, какой бы хорошей она ни была, мало кто помнил каждую деталь о каждом из людей, которые работали под их началом. Если кто-то из ее сотрудников ночевал в здании, а кто-то — вне его, ей все равно требовался способ связаться с ними.

Я нашел коробку с записными книжками, заполненными именами учителей и почтовыми адресами, и взял её с собой.

Люди были сложными существами. Добавьте повторение паттернов, аугментации, трансплантации, оживление, препараты и все остальное, и понятие "человек" снет ужасно неясным термином. Каждое новое открытие означало появление вещей, которые никогда не были сделаны или открыты раньше, новых вещей, которые мутили воду.

Или заливали всё кровью.

Моя "банда" была и грязной, и кровавой, но все казались довольно простыми, с определенными ролями. Вот тут я был лишним. Если бы все пять других проектов были успешными, мне, вероятно, никогда бы не дали возможность. Это было отрезвляюще знание о том, что основа и оправдание моего существования зиждились на спинах двух трупов.

Двое, которые были похожи на меня.

Однажды меня спросили, как я могу так предсказывать поведение людей. Джейми, кажется, поднял эту тему. Мой ответ был прост.

Люди как вид были подобны коллекции жуков в коробке. Было трудно предсказать, как они будут двигаться, оставшись в одиночестве, или какие закономерности будут формироваться.

"Встряхните коробку, и это породит хаос. Обезумев, они пытались бы убежать, ударяясь лбами о барьеры. Они набросятся на своих ближайших соседей и нападут. Даже попытаются убить. В своей бешеной суете они были очень предсказуемы".

Джейми был очень спокоен после моего ответа.

Но это была правда. Это работало на многих уровнях. Загоните людей во тьму, затем предложите им свет, и они станут мотыльками, летящими на пламя свечи.

Тьма, окружавшая Мотмонт, не была моей тьмой. Это работало против меня.

Но это была тьма, которую я мог использовать. Директриса волновалась, и я очень сомневался, что она спала после того, как так много ее учеников заболели. У многих из них были богатые и влиятельные родители. Ее загнали в угол.

Взяв чистый лист бумаги из ящика ее стола, я положил его сверху и написал простое заявление авторучкой.

Академия хотела бы, чтобы вы объявили карантин. Ваши ученики должны быть полностью обследованы в связи с заболеванием, независимо от того, заболели ли они. Позаботьтесь о том, чтобы в карантине поместились все и каждый, и чтобы он был скоординирован членами Академии.

Я показал мотыльку пламя свечи.

Единственный способ, которым эта ситуация могла испортиться, — это если что-то случится с моей группой или если еще больше Bad Seed кукольника решат сбежать к своим семьям.

Карантин предотвратил бы это, и это загнало бы наших противников в угол. Если было что-то, что они пытались скрыть от патологоанатома, им вполне могло быть неудобно при полном физическом осмотре.

Единственная опасность заключалась в том, что директор могла не прислушаться.

И не нужно рассказывать, что я не умел веселиться.

Я открыл авторучку и повозился, чтобы разобраться в конструкции. Рядом с бутылочкой чернил лежал шприц.

Я ненавидел иглы.

Но не настолько, чтобы это могло меня остановить.

Я потратил минуту, чтобы опорожнить ручку, а затем еще минуту, чтобы наполнить шприц кровью из раны в моей ладони.

Я нацарапал неразборчивую подпись кровью.

Пусть она подумает об этом.

Я запер дверь, затем запер все окна, кроме одного. Снял ботинок, вытер капли воды на полу. Дойдя к оставшемуся окну, вытащил из рукава нить и отрезал её ножом для писем, который забрал из кабинета. Я осторожно обмотал нить вокруг спицы в щеколде окна. Между моей рукой и петлей, которая обхватывала щеколду, был добрый фут. Узел был на моей руке, а спица была просто обмотана несколькими витками. Указывающая вверх щеколда была открыта. Простой жест поместит её в запирающее гнездо, и так окно окажется закрыто изнутри.

Я вылез из окна, затем осторожно закрыл его. Потянул спицу с крюком вниз, пока она не села в гнездо.

Я потянул за свой конец нити и вытащил ее через щель в окне.

Всё.

Пусть теперь она задается вопросом, кто из Академии оставил бы ей сообщение, подписанное кровью, в комнате, входы и выходы в которую должным образом запертыми и запечатанными.

Надеюсь, пока она будет размышлять над этим, она не станет рисковать отказом от карантина.

Я спустился на один этаж, по пути оцарапался еще несколькими шипами. К тому времени, как добрался до окон на первом этаже, я уже насквозь промок.

Нож для вскрытия писем скользнул между окнами, чтобы поднять спицу щеколды. Я вошел в архивную комнату.

Преимущества такой высокомерной организации, как Мотмонт, заключались в том, что они вели хорошие записи. Я получил то, что мне было нужно, за две минуты. Мэри Кобурн. Я засунул её дело за пояс за спиной и натянул поверх рубашку, чтобы прикрыть бумаги.

Я вылез через окно, противоположное тому, в которое вошел, и оказался на улице за Мотмонтом.

Дождь лил на меня и на карточки с записями. Мне было все равно.

Она классифицировала их по категориям. Я нашел категорию "персонал".

Из этого персонала две трети составляли женщины.

Я поймал себя на том, что, роясь в карточках, жалею, что рядом нет Джейми.

Джейми знал бы названия улиц лучше, чем я, даже в незнакомом конце города.

Мы знали, что они близко. Если эти ученики регулярно посещали школу, у них должна была быть возможность ускользнуть по вечерам или пока другие посещали Академию.

"Дом", — подумал я.

Я положил две карточки обратно в коробку, когда в адресах показались квартиры.

Адрес Маккэрна оказался слишком далеко. Бедняге, наверное, приходилось много путешествовать каждым утром и вечером.

Если только он не оставался в Академии, как сегодня. В любом случае я был уверен, что исключу его.

Ричардс, Харпер, Мейсон, Келли, Колдуэлл, Перси и Бланкеншип.

Я шел быстрым шагом сквозь дождь, предпочитая те стороны улицы, где не светил свет фонарей. Единственной душой, которая видела меня, был крупный мужчина, который шел по улицам с почти пустой тележкой тел, тихо звеня в колокольчик. Монета за труп. Район здесь был слишком хорош, чтобы быть прибыльным, по сравнению с районами ближе к детскому дому, где люди не могли заплатить за здоровье. Я предположил, что он, вероятно, прогуливался только раз в месяц или раз в несколько недель. Часто только ночью, из-за реакции, которую подобные фургоны вызывали у публики.

Можно было ожидать, что наш кукловод мог бы найти несколько предприимчивых людей для совершения сделки, облегчив фургон.

Я на секунду задумался, затем догнал его.

Это было так по-человечески с его стороны — испугаться моего внезапного тихого появления. На секунду я подумал, что он, возможно, обосрался, но запах исходил от одного из тел.

Он был равнодушен к этому запаху. Одетый в тяжелый дождевик, который спускался до самых икр, худой, с длинными волосами, казалось, он не ел большую часть ночей.

Может быть, он совершал здесь обход, потому что другие вытеснили его с другой территории.

— Кто-нибудь из ваших доставлял детей по этому району? — спросил я.

— Дети? — он нахмурился.

— Мальчики и девочки, примерно моего возраста или немного моложе.

— Не знаю, — сказал он.

Я ужасно жалел, что у меня нет лишних монет.

— Эти улицы, — сказал я, показывая файлы. — Где это?

Он быстро дал мне несколько указаний.

— Есть такие, на которых большие дома?

Он пожал плечами.

— Большинство. А что?

— Помогите мне, и я сделаю так, чтобы это стоило вашего времени.

Он усмехнулся.

Я стоял неподвижно и молчал, надеясь, что он сделает ход, если я буду достаточно серьезен.

Он этого не сделал. В конце концов, я был всего лишь ребенком, насквозь промокшим под проливным дождем.

— С дороги, если не хочешь, чтобы тебя переехали, — сказал он.

Я подошел ближе и ткнул нож для вскрытия писем ему в промежность. Не настолько сильно, чтобы проколоть что-нибудь, но достаточно, чтобы он понял серьёзность ситуации.

Я ничего не говорил и не делал. Я остался там, где был, держа клинок близко к той части тела, которую ни один мужчина не хотел потерять.

Я снова подождал, не двигаясь и не издавая ни звука, надеясь, что на этот раз он придет в себя.

Моя рука поднялась, держа пропитанные чернилами карточки. Он схватил меня за запястье, и на секунду я подумал, что этим он поймал меня.

Я надавил на острие немного глубже, и его таз отодвинулся назад. Я был осторожен, чтобы держать лезвие на месте. Я подозревал, что острие могло зацепиться за кожу, побуждая его оставаться на месте.

В его голосе послышалось рычание, когда он сказал:

— Треллис ближе всего дальше по этой дороге. Затем Тысячелистник, немного вправо, затем в том же направлении, затем Олдс, который находится справа. Ты увидишь две другие улицы, если будешь придерживаться предыдущих. Самые большие дома на Ярроу.

Я кивнул.

— Отпусти меня.

Он повиновался.

Я вывернулся, убрал нож для вскрытия писем и скрылся в дожде.

Треллис была темной. Здания больше походили на квартиры, чем на что-либо другое.

Ярроу был тем местом, где я нашел свой приз. Резиденция мистера Перси.

Свет не горел, но на втором этаже мерцала свеча, и, как всегда, ветви приглашали меня, предлагая места для моих рук и ног.

Я взобрался как можно ближе к окну, где заметил свет пламени свечи, льющийся с крутой крыши, и прислушался.

— ...Мальчики?! — повысила голос Мэри, это звучало вопросительно.

"Вот оно", — подумал я.

И она использовала слова, которые я ей дал, использовала мои паттерны.

Я откинулся спиной на крышу и прислушался.

1) "Погоня за диким гусем" (Wild goose chase) — англоязычная идиома, обозначающая "бессмысленная/бесполезная погоня/поиски".

Вернуться к тексту

— Мэри, я не буду с тобой разговаривать, пока ты так себя ведешь.

— Я напугана! Мне никогда не было страшно! И ты не отвечаешь на мои вопросы, которые ...

— Мэри.

— ...Это не заставляет меня чувствовать себя лучше!

Я сменил позу и откинулся назад. Я находился достаточно близко, чтобы слышать; коробка с записными книжками лежала у меня на коленях, содержимое порядком промокло. Слова были приглушены разделявшей нас стеной и окном, но я мог разобрать их и различить говорящих. Мужчина, которого я принял за Перси, говорил очень осторожным, размеренным тоном.

Мэри проявляла больше эмоций, чем я видел у нее за все время нашей с ней беседы.

Дождь струился по мне, и я откинул волосы назад, подальше от лица, радуясь, что они не вернулись в самое неудобное положение. Я промок насквозь и представлял, что место у меня на спине, где папка была заткнута за пояс, было таким мокрым, что отпечатки со страниц пачкали мою кожу.

Это было не совсем так, но я все равно представлял себе это.

Там, где моя кожа на руках была новой, и в различных точках тела я чувствовал холод дождя, он ощущался как касание кусочков льда. Прохождение одной капли оставило боль, пронзившую мои нервы на несколько секунд после того, как она исчезла.

Я подвинулся так, чтобы часть комнаты, выступающая по краям, обрамляя окно, плотно прилегала к одной из моих рук, а небольшой выступ черепицы обеспечивал условное укрытие.

Кукольник заговорил:

— Мэри. Я же говорил тебе быть готовой ко всему, что Академия почти гарантированно применит. Ты очень хорошо справилась, обнаружив их так рано и точно. Я горжусь тобой за то, что ты справилась с этим.

— В этом не было ничего особенного. Группа детей появляется вся сразу? Просто нужно было присматривать за ними. Мальчики...

— Мальчики, — сказал он и при этом произнес это слово другим тоном. Он, по-видимому, обратил внимание на фразировку.

— Они проделали там большую часть работы, найдя группу из Академии.

— Я все еще горжусь тобой, Мэри, — сказал он.

Последовала пауза, неловкая и долгая. Мне пришлось побороть желание заглянуть в окно. Кукольник продолжил, его голос был тихим и успокаивающим, как будто он разговаривал с младенцем:

— Теперь глубоко дыши. Вдох... и выдох. Вот и все. Слезы вытерты, волосы уложены, и ты не так взволнована. Ты чувствуешь себя немного лучше?

— Немного.

— Мы знали, что они пришлют кого-нибудь или что-нибудь. Я предупреждал тебя, чтобы ты была готова ко всему.

— Я думала, что это будет... один из тех инструментов, о которых вы слышали в Академии. Пёс и Ловчий или человек с руками. Что-то вроде того. Я ожидала, что мне придется иметь дело с монстрами, я не...

— Не?.. — спросил кукольник, замолкая почти так же, как Мэри.

— Я не была готова к тому, что они будут такими.

Мои брови уже поползли вверх.

Пёс и Ловчий были достаточно хорошо известны, так как их можно было увидеть по всему городу, но я был удивлен, что они говорят про "человека с руками". Вероятно, речь шла о досье Hangman из Академии, и это досье было чертовски конфиденциальным. Достаточно, чтобы даже я не знал об этом, пока не начал задаваться вопросом, что за специальный проект собирает Такхаус, и тогда изо всех сил старался достать файл.

Были ли маленькие клоны здесь так же применены во время экскурсий Мотмонта в Академию?

— Ты вполне живая, Мэри, а могла бы и не быть, если бы это был другой человек или группа из Академии. Я весьма благодарен за этот факт.

— Я не знаю, как двигаться вперед, и мне не нравится стоять на месте, когда я не уверена, что происходит. Мальчики...

— Твои братья — это твои братья, и ничего больше. Вы родились в одной утробе. Неужели я провел с ними больше времени, чем с тобой?

— Нет, — сказала Мэри.

— Ты выглядишь так, словно все еще сомневаешься, — сказал он.

— Я в порядке, — сказала Мэри. — О детях из Академии...

— Не меняй тему. У тебя есть сомнения, Мэри?

— Да.

— Попытайся их озвучить. Я хотел бы получить возможность ответить на них.

— Мне кажется, что если я их допрошу, то выясню, что вы сказали им, что они особенные, и вы проводите время со мной только потому, что мне нужна дополнительная практика и тренировка.

— Нет, Мэри. Нет-нет-нет, — сказал он; я услышал, как кто-то из них тяжело вздохнул. — Я так застигнут врасплох этой идеей, что даже не знаю, что сказать.

— Я знала, что это несправедливо, — сказала Мэри, и ее голос был таким тихим, что я едва могла его расслышать. — Нет правильного ответа, ничего из того, что ты мог бы сказать, что заставило бы меня чувствовать себя лучше. Так что я не собиралась ничего говорить. Это яд, который они вкололи мне в голову, и я не хочу, чтобы яд вылился в это. Мы, наша семья, наш дом.

— Скажи мне. Поделись своими тревогами, когда они возникнут. Я знаю: что-то, что мы здесь делаем, это упражнение в одиночестве. Я полагаюсь на тебя и твоих братьев, которые будут моими руками, пока я продолжаю совершенствовать свою работу. Я надеюсь, что ты можешь положиться на меня таким же образом.

Ее ответ был таким тихим, что я его не расслышал.

— Хорошо, — сказал он. — Это то, что мне нравится слышать.

— Что нам делать?

— Твои братья в неведении?

— Да.

— Сначала мы это исправим. Я рад, что ты пришла ко мне, но, сколь бы особенной ты ни была для меня, я забочусь и о твоих братьях.

— Да.

— Мы ничего не можем сделать с этим неизвестным членом группы. Судя по твоему описанию, я полагаю, что она лучше подходит для защиты от конкретных угроз, которые уязвимы для химического вещества или агента.

— Я думала об этом. Она тоже ничего не может сделать без общения. Дети из Академии должны дать ей информацию для работы, если она собирается что-то сделать, чтобы найти нас. Если мы будем ждать и наблюдать, они в конце концов приведут нас к ней.

Мне захотелось рассмеяться. Ирония судьбы.

— Мальчик, Гордон, он представлял физическую угрозу?

— Я не знаю, можно ли его так называть. Он сильнее, чем кажется. Он проломился в запертую дверь. Сильвестр, с которым я разговаривал, сказал, что нужно остерегаться Гордона. Описал его как мастера на все руки или что-то в этом роде. Физическое мастерство.

— Тот, за кем нужно присматривать. Ты ему веришь?

— Нет. Не совсем. Но он сказал, что Гордон придет за вами, если они вас опознают.

— Они опознают, и он придёт, наверное, — сказал кукольник.

— Я этого не хочу.

— И я тоже. Но я не вижу никакого способа обойти это. Так работает Академия, и точно так же, как мы не можем плакать из-за дождя, который мы не можем изменить, мы не можем сожалеть о том, что Академия такая, какая она есть.

— Мне нравится дождь, — сказала Мэри, и ее голос стал на волосок громче, чем раньше.

Я сидел у окна, сбоку, не попадая в оранжевый квадрат света, отраженный изнутри через стекло. Он изменился, когда голова и верхняя часть тела Мэри частично встали на пути света.

Она была всего в двух футах от меня и даже не знала об этом.

Я переместил одну руку, чтобы прикрыть то место на руке, где она была чувствительной, холод был почти невыносимым. К сожалению, тыльные стороны моих рук пострадали так же сильно, как и все остальное, и холодный дождь касался их так же болезненно.

Свет снова изменился. Кукольник тоже придвинулся ближе к окну.

— Минуту назад ты сказала, что боишься. Это впервые?

— Да.

— Страх коренится в неизвестном. Я думаю, что именно поэтому великие умы склонны находить такую необоснованную уверенность в процессе его создания. Они сталкиваются лицом к лицу с неизвестным, они побеждают его и уменьшают его, пока оно больше не перестает владычествовать над ними, тогда они продолжают двигаться вперед.

— Когда вы говорите "великие умы", вы включаете себя?

— Я не знаю.

— А я включаю, — без колебаний ответила Мэри.

— Ты пристрастна. Кто-то мог бы сказать, что я умный, и я мог бы согласиться с ними, но я бы не сказал, что я великий. Мы отвлекаемся.

— Жаль.

— Я не планировал делиться этим с тобой. Это не потому, что я что-то скрывал, а потому, что не видел в этом необходимости. Но если это поможет тебе пробиться сквозь неизвестное... Может, я и не знаю, кто они, но я знаю, что они такое. Или все изменилось?

— Дети из Академии?

— Да. Более десяти лет назад я был связан с Академией.

— Связан?

— Система и структура были другими. На какое-то время объем пространства превысил количество студентов. Они открыли двери и впустили некоторых.

— Вы? Правда?

— Я был одним из таких людей. Не настоящий студент. Я не платил за обучение и никогда не питал иллюзий, что я выпущусь как учитель или профессор. Они оставили нам объедки, сказали, что, когда классы не заполнены, мы можем побороться между собой за место, чтобы занять оставшиеся места. Мы могли пользоваться библиотеками, и нам нужно было потратить определенное количество часов на отработку в Академии. Каждый из нас знал, что если придёт студент с деньгами, один из нас уйдёт сразу. Те из нас, кто прошел через это, соглашались на такие условия из жажды к их знаниям.

— Почему?

— Почему нас мучила жажда или почему мы на них работали? — спросил кукольник.

— Зачем вы это сделали? Как вы могли выносить отношение как к гражданам второго сорта?

"Это тебя так задевает, нечестный подход? Думаешь, что если бы люди знали, кто ты такой, они поставили бы тебя на ступеньку ниже, чем любого настоящего человека? Думаешь, ты ресурс? Антиквариат?"

— Нам сказали, что нас готовят ассистировать. Что нам нужно знать, где что находится в лабораториях и книгах и знать, что нужно перемешивать и как часто, или быть эффективными реализаторами идей, исходящих от настоящих великих умов, когда они обсуждают их путь к решению проблемы. Каждое место, которое мы могли себе позволить, дорого нам обходилось.

— Странно слышать, как вы так говорите об Академии. Вы их ненавидите.

— Я ненавижу. Это не значит, что я не ценю знания или образование. Я получил должность в Мотмонте. Все, что они обещали, сбылось.

— Но?

— Но мы отклоняемся от темы, — сказал он.

— Это не то, о чем я спрашивала.

— Я даю тебе другой ответ на другой вопрос. Слушай, мне удалось выменять свои услуги на место на занятии, кажется, оно называлось "Прикладное мышление". Нам давали проекты. Учили применять мозговой штурм. Студенты должны были работать в группах, и я был в паре с другим студентом, не являющимся студентом, как и я. Однажды он потерял свое место в школе, оставив меня совершенно одного. Мой проект был дилетантским, больше похожим на концепцию, чем на что-либо близкое к правильному исполнению. Но я получил представление о работе, которую делали другие. Они держали это в секрете, но нельзя полностью заставить замолчать двадцать пять учеников в классе из шестидесяти. Время имело очень большое значение, учитывая первое появление некоторых специальных проектов.

— Ты говоришь о детях из Академии? Это та работа, которую проделали другие группы?

— Да, я так думаю. Кое-что ты мне уже рассказала. Я перешел на другой год занятий и услышал, что проект провалился, было недостаточно жизнеспособных результатов. Умерли в утробе матери. Я видел, как подавлены были некоторые студенты, и поверил в это. Я слышал, что департамент сильно сокращают, и тоже в это поверил. Я все еще верю. Я уделял этому внимание еще два месяца, а потом моё место заняли.

— Это не просто специальный проект, а секретный?

— Один из нескольких. Но, основываясь на всем, чем ты поделилась со мной, я по-прежнему подозреваю, что эти дети из Академии провалившийся проект.

— Провалившийся?

— Только подозрение. Финансирование израсходовано, департамент был сокращен, но несколько проектов выжили, и поддержание текущего проекта в рабочем состоянии обходится относительно недорого. Возможно, другим неудачникам дали второй шанс, потому что это было недорого. Это объяснило бы, что группа была больше, чем следовало бы. Таким образом, у нас был бы неудачный проект, поддерживаемый до тех пор, пока для его продолжения найдутся запасные поводы, которые будут использоваться всякий раз, когда возникнет подходящая ситуация.

— Он сказал что-то о том, что был ранен, и это было недавно. Я не думаю, что мы — первая работа, которую им дали за последнее время.

— Это не значит, что это удавшийся проект, — сказал он.

— Это правда.

— Я был там на зарождении мозгового штурма и дискуссий. Все, что я унес, только то, что не имело оглушительного успеха, и очень многие люди были разочарованы. Я не думаю, что сохранил еще что-то заслуживающее внимания… Ну, кроме одного, конечно.

— М?

— Ты, Мэри. Твои братья. Ты была моим проектом. Тогда зародилось семя этой идеи. Она оставалась со мной в течение нескольких лет, пока у меня не появились средства, чтобы её реализовать.

Мэри молчала.

— Ты была азартной игрой. Ты все еще такая, но тогда я помню, как потерял сон. Я попытался выдвинуть два проекта, но у меня не было так много времени, чтобы посвятить этой задаче. Я должен был принять решение. Стал бы я следовать инструкциям с более низкими требованиями к идее или представил бы тебя, зная, что ты была новым подходом, но обречена на увольнение за несоответствие требованиям?

— Он сказал... Сильвестр сказал, что Академия ценит инновации.

— Да. Он прав, и эта идея, вероятно, является причиной того, почему я решил сделать то, что сделал. Я много думал о том, что произошло тогда. Что бы я сделал по-другому, будь у меня второй шанс. Затем я решил довести дело до конца и сделал это сам, этого они никогда мне не простят.

— Потому, что они хотят контроля, — сказала она.

— Да. Как бы они ни ценили инновации, они больше ценят контроль. Ум, который бегает с идеями, лелеется там до тех пор, пока он остается там. В Академии или вместе с ней. Здесь? На расстоянии вытянутой руки? Не лелеяли, а презирали. Это наш враг.

— Немного меньше неизвестного, — сказала Мэри.

— Да. Теперь ты знаешь, почему они делают то, что делают. У тебя есть представление о том, кто они такие. Неудачный проект. Это хоть немного снимает страх?

— Да.

— Твоя рука, — сказал он. Последовала пауза. — Посмотри на это, оно прочное как скала. Вооружись, спрячь оружие, но возьми с собой достаточно, чтобы вооружить своих братьев. Я иду в школу, и ты пойдешь со мной.

— Вы собираетесь в школу? — спросила она, и ее голос звучал совсем не спокойно.

Я слышал звуки, когда она принялась выполнять приказ.

— Куда ты думаешь, мне нужно пойти?

— Куда угодно, только не в школу.

— Ты не думаешь, что они найдут меня? Или что они могли послать за нами другие ресурсы? Мне безопаснее всего в вашей компании, под прикрытием толпы или там, где я могу использовать свою силу как член школьного факультета. Все эти три вещи будут у меня в школе до тех пор, пока я там буду, а это ненадолго. Ты не можешь общаться со своими братьями до тех пор, пока дети из Академии знают тебя в лицо. Предоставь это мне.

— Мне это не нравится.

— Я полагаю, что ты бы так не поступила. Ты всегда была самой осторожной.

— Вы собираетесь продолжать в том же духе?

— Я не вижу другого способа сделать это. Поверь мне, Мэри. Я наделил тебя множеством талантов, но у меня есть и свои. Это то, с чем я могу справиться.

— Я не хочу, чтобы вам было больно. Я не так боюсь за себя, но моего страха за вас достаточно, чтобы я едва могла соображать!

— Мэри...

— Пожалуйста. Вы создали меня, вы вырастили меня, я никогда не отказывался повиноваться. Я сделала все, о чем вы просили. Позвольте мне хоть раз сказать свое слово.

— Ты хочешь, чтобы я бросил твоих братьев?

— Вы сказали, что они не настолько жизнеспособны. Они знают, что им нужно делать. Если им это удастся, они выполнят свою миссию. Пойдемте. Уходите, возьмите записи, осушите баки, сожгите дом, чтобы стереть улики. Академия не догонит нас, если мы будем действовать быстро.

— Я не буду этого делать.

— Вы сказали, что это касается нас с вами. Что я буду рядом с тобой, как старшая сестра для всех живых существ. Сделайте это для меня, докажи это. Докажите это.

— Если бы я пожертвовал твоими братьями, чтобы спасти свою шкуру, ты бы всегда подозревала, что я сделал бы то же самое с тобой.

— Нет. Я бы не стала, обещаю. Пожалуйста, не делайте то, что он сказал, правдой. Докажите, что вы правы. Докажите это!

— Мэри...

— Докажите это!

Теперь в этих словах была какая-то безумная резкость.

В отличие от этого, голос кукольника был низким и протяжным, произнося несколько слогов, которые я не мог сложить в слово. Бессмысленное высказывание с интонацией к нему.

Мэри замолчала.

Привитая фраза? Спланировано, продумано так, чтобы это не повторялось в повседневном разговоре.

Я услышал шум, по тяжелым шагам и скрипам я понял, что это он. Шуршание бумаг, глухой стук, шаги, исчезающие в другой комнате, возможно, внизу.

До его возвращения прошла почти минута.

— Возьми, — сказал он. — Пей. Продолжай пить... вот так. Ты обезвожена и устала. Это была долгая ночь. Заканчивай собирать оружие и инструменты, мы уезжаем, только надену пальто.

— Я... — начала Мэри. — Я не...

Гораздо более нерешительна, чем она была полторы минуты назад.

"Что именно произошло?

И было ли это чем-то, что я мог бы использовать?"

Я сменил позу, ухватившись за скользкий от дождя подоконник и высунувшись наружу, чтобы взглянуть на фасад большого дома, отыскивая входную дверь.

Я скользил и полз, волоча себя по крыше, под окном, чтобы добраться до другой стороны, и это был еще более неловкий процесс, поскольку коробка с записями все еще занимала одну из моих рук.

Моя форма была грязной, и это была не просто грязь и болото, но с ползанием по черепице это были грязь и болото, которые въелись в ткань. Я позаботился о том, чтобы найти в темноте досье Перси, а затем засунул его в карман брюк. Остальные карточки я зажал между зубами.

Я ждал, слушая, когда кукольник возобновил свою речь.

— Мне нужно, чтобы ты сосредоточилась. Это была долгая ночь, но моё и твоё благополучие зависят от твоей способности прикрывать наши спины. Напомни мне, почему ты моя лучшая работа.

— Да, — сказала она, и это слово было теплым от гордости, в то же время оно было немного слабым. Что бы он с ней ни сделал, она все еще не оправилась от этого.

Я убедился, что моё положение надежно, затем отломил кусок черепицы, где дождь и погода стерли ее до такой степени, что она стала мягкой, свисая над водосточным желобом.

Я сделал то же самое для следующего отрезка покрытия, хотя для этого потребовалось немного больше работы.

Каждый кусок был толщиной с восемь или около того листов бумаги, сложенных вместе, шириной в два пальца и разной длины, все шершавые, как наждачная бумага.

Каждый кусочек черепицы отправлялся в коробку.

Я двинулся дальше, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться, но ничего не услышал. В коробку попало еще больше черепицы, но она была не слишком большая, и вскоре я дошел до черепицы, крепко прикреплённой к крыше.

Это правда, что я не был хорош в драке, но это не означало, что у меня иногда не было таких моментов.

Хитрость заключалась в том, чтобы не превращать это в настоящую драку как таковую.

Я повел плечами и обнаружил, что они все еще напряжены. Мои руки были холодными.

Дверь подо мной открылась, и в своем нетерпении среагировать я чуть не бросился вперед, через водосток, на землю двумя этажами ниже.

Я взвесил на весу коробку, в которой лежали карточки. Она была недостаточно тяжелой. Пять — шесть фунтов. Больше кирпича и примерно такая же тяжелая.

Пока Мэри приходила в себя от того, что с ней сделал кукольник, она могла бы реагировать медленнее. Я должен был оценить свои возможности, довериться своим способностям, и увидел, как они отходят от двери после того, как кукольник запер ее.

Я впервые увидел этого человека. Высокий, волосы зачесаны назад, небрежно образуя нечто похожее на два рога, указывающие на затылок. На висках у него появились седые пряди. Волосы на его безусом лице выступали вперед, кончик бороды расширял подбородок длинного лица. Его куртка была длинной и облегала тело, добавляя ему роста и весьма худощавого телосложения. Куртка была в стиле лабораторного халата, хотя им не была, очень модная и черная. Это говорило об этом человеке не меньше, чем и все остальное.

Резюмируя все вместе взятое — он был дотошен. Это было первое и последнее слово, которое пришло мне на ум.

Я слышал его уверенность, когда он говорил о том, как он будет заботиться о себе в школе. Я знал, как трудно будет добраться до него или догнать, как только он воспользуется доступными ресурсами и сбежит в какой-нибудь другой город.

Мэри не до конца поверила ему, когда он сказал, что с ним все будет в порядке.

Я поверил.

Вот почему я принес коробку обратно и разбил ею окно.

Я видел, как он остановился и обернулся. Мэри тоже повернулась, но это была медленная реакция.

Я видел Гордона в хорошей драке. Были моменты, когда я видел, как он наносил удар, когда его противник поворачивал голову, так что это делало удар еще хуже. Противоположность ударам с разворота. Я влюбился в этот образ и попытался подражать ему в кулачной драке, и меня несколько раз пнули под ребра за мои слабости.

В данном случае это была чистая случайность, но он сделал так, чтобы это произошло. Он повернул голову, чтобы посмотреть на источник шума, когда коробка с черепицей уже покинула мою руку. Он приблизил свое лицо прямо к ней.

Я увидел темные брызги, которые могли быть кровью, и увидел, как его задница ударилась о мокрую дорожку между дверью и дорогой.

Я хотел вознести клич победы в ночное небо, посмеяться над успехом, но это могло испортить эффект.

Лучше остаться маленькой, темной, грязной, промокшей фигуркой на крыше и посмотреть, смогу ли я снова пробудить страх маленькой Мэри. Страх передо мной и страх за безопасность ее кукольника.

Я видел, как она пригнулась, разрываясь между тем, чтобы присматривать за мной или помочь кукловоду.

Я знал, что у нее было оружие. Она могла метнуть топор, и ножи нельзя было исключать.

В соревновании по метанию она вполне могла победить.

Мне нужно было усилить давление. В тот момент, когда это станет соревнованием мастерства или силы, она победит.

Я протянул руку к разбитому окну, огорченный тем, что свет был выключен, и порылся внутри, пока не нашел бутылку вина, в которой осталось всего несколько глотков. Я швырнул её в них.

Мэри встала между Перси и бутылкой, сгорбившись так, что та ударилась о ее плечо. Бутылка исчезла в траве на границе участка.

Ирония в том, что если бы она не встала у меня на пути, этот этот бросок ушел бы в молоко.

Я нащупал книгу и бросил ее, но она открылась в воздухе, сбившись с курса. Приземлился в нескольких футах слева от них, справа от меня.

— Я убью тебя, — сказала она, ее голос был слышен сквозь шум дождя.

— Попробуй, — сказал я, вслепую нащупывая следующую вещь, которую я мог бы бросить. — Иди за мной. Мы можем поиграть в прятки, и в тот момент, когда ты потеряешь меня из виду, это будет потому, что я занят тем, что перерезаю ему горло.

Я вытащил нож для вскрытия писем и помахал её.

Ей не нужно было знать, что он не был особенно острым. Ей просто нужно было знать, что я вооружен.

Но этот жест был ошибкой, потому что он дал ей возможность действовать без необходимости прикрывать кукловода. Я даже не видел, как она достала нож. Все ее тело двигалось в такт броску.

Не совсем удивившись, я лениво повернулся в сторону, держась за верхнюю часть оконной рамы.

Она уже готовилась бросить снова.

"Два ножа сразу?"

Я изобразил замах, надеясь разозлить ее, чтобы она совершила ошибку. Я сильно недооценил, насколько она была хороша. Первый нож ударил в оконную раму в четверти фута перед моим лицом. Чуть более быстрый взмах, и он попал бы в меня.

Второй нож… Я не почувствовал, не услышал, его попадание, и отсутствие сенсорной осведомленности активировало тот "инстинкт добычи", который мы с Джейми обсуждали.

Ощущение, что что-то пошло не так.

Она притворилась, что метнула два, но удержала второй. Прежде чем я полностью осознал этот факт, то почти встал прямо на пути ножа, она бросила его простым чистым, четким движением. Никакой хореографии, никакого участия всего ее тела в броске. То, что я мог бы почти пропустить, если бы не уделял достаточно внимания.

"Она целилась в..."

Этой наполовину сформировавшейся мысли было достаточно, чтобы я отпустил оконную раму, падая и скользя, пока обе мои ноги не приземлились в водосток, а затылок ударился о подоконник.

Нож вонзился в то место, где только что была моя рука. Пока я уворачивался из стороны в сторону, моя рука оставалась на месте, удерживая меня от падения.

На этот раз я обратил внимание на то, что делали ее руки. Они скользнули под нижнюю часть ее форменной рубашки, и пальцы сжались внутри, держа то, что, по-видимому, было еще одним метательным ножом.

Я ухмыльнулся ей.

"Я увидел это. Недостаточно тонко".

— Не трать их впустую, — сказал кукольник, поднося одну руку к лицу, затем убирая ее, показывая кровавый след на пальцах. — Он дразнит тебя.

— Он ублюдок, — сказала она.

— Я никогда не притворялся никем другим, — сказал я, потянулся, чтобы ухватиться за подоконник, и нащупал большой кусок стекла.

Я швырнул его в нее.

Она заблокировала его так же, как и бутылку, вздрогнув, когда стекло разбилось. Один глаз, который она закрыла, так и остался закрытым после того, как она опустила руку.

— Идём, мы ничего не выиграем, если останемся. Я могу идти, — услышал я голос кукольника.

Он встал, и Мэри быстро подхватила его под руку всем телом, помогая ему встать и сделать еще несколько шагов на расстояние между нами.

— А что с лабораторией? — спросила Мэри, глядя на меня снизу вверх.

— Считай, пропала, — сказал кукольник, бормоча какие-то звуки.

Удар в лицо, казалось, задел его скулу и нос, но это каким-то образом повлияло и на его речь. Кожа была сильно рассечена, и она выглядела достаточно неровной, чтобы ее мог зацепить край черепицы. Удар или пилообразная кромка.

Похоже, я его хорошо разукрасил.

Это было не то, что заставляло меня хотеть кричать о своем ликовании небесам. Удовлетворение было холодным, спокойным.

— Вы потеряете все свои работы, — сказала Мэри.

— У меня достаточно, чтобы начать все сначала. Если он хочет уничтожить их, пусть. Выживание имеет первостепенное значение, и это включает в себя тебя, Мэри.

Услышав его, я почти поверил в это, и поверил бы, если бы не слышал тогда его особое слово и не отметил последствия.

Я вытащил еще один кусок стекла из самого окна, где оно держалось только из-за краски. Я был недостаточно силен, чтобы бросить достаточно далеко, не вкладывая в бросок усилие из-за которого я потеряю всю точность. Они были слишком далеко и теперь стояли на улице. Мэри и ее ковыляющий кукловод.

Она смотрела на меня одним глазом, другой оставался закрытым.

Они повернулись, Мэри наблюдала за мной краем глаза, поддерживая кукольника, когда они отступали в направлении школы.

Я считал секунды между каждым ее взглядом через плечо, который она бросала на меня.

Раз, два, три… взгляд.

Раз, два, три… взгляд.

Один, два, три, один взгляд.

Раз, два, три, взгляд.

Раз, два, три, четыре, пауза для вздоха и долгий взгляд в мою сторону.

Один, два, три, четыре, взгляд.

В тот момент, когда она отвернулась, я побежал. В сторону, чтобы нарушить линию обзора, поместив угол здания между нами, затем вниз по фасаду здания. Это был безрассудный, случайный спуск, когда я падал чаще, чем спускался, время от времени останавливаясь, хватаясь за оконную ставню или за ветку.

Обеспечить мотылькам пламя, за которым они могли бы последовать, это одно. Создаёшь желание и наполняешь его, уничтожаешь добычу в конце.

Другое дело — оставить врагу только один путь и следовать за ним по нему.

Я не был сильным. Возможно, я никогда им не стану. Гордон мог бы размозжить голову человеку, ящиком с черепицей. Черт, даже Хелен могла бы. Джейми мог бы нанести больший урон, но, вероятно, никогда бы не попал. Я, по крайней мере, причинил вред кукольнику. Человечество имело долгую и запутанную историю охотников, следовавших за раненым зверем на протяжении многих миль.

Он уже намеревался добраться до Мотмонта и забрать мальчиков, трех других своих убийц. Теперь это было единственное место поблизости, куда у него был доступ, где он мог позаботиться о своем раненом лице.

Девять шансов из десяти, что он это сделает. Один шанс из десяти, что удар по голове заставит его положиться на Мэри.

Это означало, что мне не нужно было следовать точно за ним. Это несло в себе особый риск, учитывая, что маленькая Мэри так хорошо умела бросать вещи в людей. Лучше отстать, следить за своими флангами и двигаться с надлежащей внимательностью и осторожностью.

Если бы мне случилось догнать их, я ничего не смог бы сделать, чтобы извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Если я останусь в стороне, вне поля зрения, тогда ей придется задуматься, и это было очень полезным инструментом. Это делало каждое принятое ею решение все более трудным, с большим количеством переменных, которые нужно было учитывать. На каждом шагу ей приходилось прикрывать спину.

Приблизившись к школе, я нашел дорогу к тому же алькову, где кучер останавливался, чтобы высадить меня, и осторожно выглянул из-за угла.

Кукольник был один, гремел ключами у запертых ворот.

Я немедленно обернулся, оглядываясь, ища.

Мэри нигде не было видно.

"Ты хочешь поиграть в эту игру, Мэри?" — подумал я.

Я действительно надеялся, что ее связь со своим создателем будет означать, что она останется рядом с ним, даже когда он доберется до школы. Но она придерживалась плана. Я не мог пойти на этого человека, не рискуя тем, что Мэри выйдет и убьет меня, как она и обещала еще в доме Перси.

Я разозлил ее настолько, что она собиралась убить меня очень, очень серьёзно, если бы у нее была такая возможность.

Я мог бы пойти прямо на кукольника, но это была авантюра. Была ли Мэри рядом? Прячется? Сможет ли она перехватить меня? Она была на пару дюймов выше меня ростом, ее тренировали, оттачивали, и я не был уверен, что смогу одолеть ее, если до этого дойдет.

Мне не нравилась эта авантюра.

Кукольник все еще пытался найти нужный ключ, когда ворота открылись.

Это была директриса.

— Мистер Перси! — воскликнула она. Я посмотрел в окно и увидел его пошатывающимся. — Что случилось?!

— Я уже чувствую себя лучше, — пробормотал он, кашлянул и сплюнул: — Решил проверить, как обстоят дела. Бандит на улице напал на меня.

— Боже милосердный. Проходите внутрь. Мы вас подлатаем.

Я услышал, как ворота закрылись и щелкнули. Это была моя цель: дважды проверить, нет ли Мэри-убийцы, затем направиться к тому же окну, через которое я вышел из здания, и проскользнуть внутрь.

У моих ботинок были твердые подошвы. Я снял их. Комфорт был второстепенным по сравнению с тихим передвижением.

Если я смогу пройти мимо Мэри, чтобы добраться до Перси, я выиграю. Если бы Мэри смогла добраться до кого-нибудь из нас, возможно, за исключением Гордона или, что более возможно, Хелен, все было бы кончено. Мы никогда не получили бы преимущества над ними, если бы один из наших вышел из строя. Если бы она смогла добраться до своей группы, у них было бы подавляющее преимущество. Если бы я мог добраться до… Ну, мы стали бы группой, и я мог бы поделиться тем, что знал. Но в такой сложной ситуации, как эта, их объединенная сила могла превосходить нашу.

Однобоко как-то шла игра. Она со своим арсеналом ножей и всего остального, я со своим ножом для вскрытия писем и осознанием того, что она была напугана, хотя она была готова показать это только своему создателю.

Которого, как он сам пытался её убедить, нельзя было сбрасывать со счетов как бойца в нашей маленькой темной игре.

Я улыбнулся про себя и бросился вглубь здания.

Это то, ради чего я живу. Буквально.

Теперь я знал своего врага. Я знал её слабости, её преимущества. Я знал, насколько она опасна и, исходя из этого, мог делать предположения о способностях других членов её команды. Я предпочел бы знать, где она сейчас, и поговорить с ней с безопасной позиции, но это не было самым удачным решением.

Я знал, что лучший способ разрешения ситуации — это добраться до кукольника, мистера Перси, и разобраться с ним, прежде чем браться за остальных. Он был ранен, а значит, мои шансы не так уж плохи. Как только я свалю его, посыпятся и другие. Я знал, что Мэри тоже это знает и будет реагировать соответственно. Она знала, что я знаю, что она знает... и так до бесконечности.

Мне нравились эти игры, когда система выходила из строя. Речь больше не шла о том, насколько хорошо мы умели предсказывать и планировать. Мы оба были по-своему хороши, но превзойти оппонента в одиночку не представлялось возможным. Речь шла о понимании оппонента, и тут у меня было преимущество.

Во дворе было опасно. Слишком широкое пространство без прикрытия. Территория Мэри.

Мне была предпочтительна сама школа, коридоры и классные комнаты — там, где я мог перемещаться, не палясь. Если бы я зашел достаточно далеко, то оказался бы в задней части школы, с комнатами общежития, душевыми, кухней и котельными в подвале.

Банда Лэмбсбриджа вернется туда, я был совершенно уверен.

Я остановился там, где был, возле двери в класс, которая уже была открыта, скрывала меня от посторонних глаз и не мешала. Единственный свет, который проникал внутрь, шел снаружи, проходя через окна, которые были оформлены в более старых стилях — квадратные, правильные и обрамленные, — освещал отдельные части класса. Затем свет касался окон внутри коридоров, где окна состояли из разбитого стекла, закрепленного на месте специально выращенными ветками. Свет, который достиг меня, был слабым и пятнистым, как свет, который может просачиваться сквозь лесную чащу.

Я не мог двигаться вперед, пока не узнаю, какой ответной реакции мне ожидать от Мэри. Кем она была? Как другие будут воспринимать её, когда я посвящу их в подробности?

"Она опасна, она предпочитает держаться на расстоянии. Метательное оружие, пистолет, яд. Это не просто страх, это репрезентация её темперамента", — я представил себе, как Гордон говорит мне это.

Хелен могла бы сказать что-то вроде: "Кукловод воспитывал ее с заботой и контролем. Специальная спусковая фраза, чтобы держать ее послушной, если она начнет срываться с поводка. Он выжидал, чтобы воспользоваться фразой, значит, это не было привычным делом. Помните все, что мы говорили о том, почему он вырастил их в Мотмонте. Контроль и твердая рука. Где-нибудь, где он мог бы быть рядом с ними и направлять их".

Только не так многословно.

Было трудно предугадать, что скажет Джейми. Я не мог поставить себя на место Джейми и представить, что бы он сказал, потому что Джейми был бы из тех, кто озвучивает детали, упущенные другими. У него была хорошая память, в то время как у меня она была ниже среднего. Но у Джейми также было представление о планировке здания. Он мог бы быстро набросать карту в своей книге; я мог бы посмотреть на нее, сложить все кусочки вместе и начать прикидывать, где Мэри могла войти в здание, где она могла бы спрятаться.

Я попытался представить себе здание так хорошо, как его знал, но это была неполная карта, и ее части были расплывчатыми, да и масштаб не совсем правильный. Я не мог нарисовать четкую картину, ни одного резкого изображения, которое оставалось бы у меня перед глазами.

Потом была Лилиан. Не совсем проект Академии. Она выросла с мыслью о Академии, провела некоторое время в Мотмонте и стала одной из младших учениц. Ее семья не была настолько богатой, чтобы она могла позволить себе обучение в Академии. Ей пришлось с головой окунуться в учебу, в нашу деятельность, просто, чтобы обеспечить свое будущее, и Академия вцепилась в нее своими когтями.

Лилиан поделилась бы чем-нибудь о науке, о клонах. Может быть, объяснила, как работает триггерная фраза.

Или, теперь, когда я подумал об этом, она могла удивить нас и сказать что-нибудь очень человеческое. Что-то вроде: "Мери была такой холодной рядом с тобой, но она ослабила бдительность рядом с ним. Она даже заплакала".

Я представил себе, что в этот момент я смогу собрать все воедино и получить представление о том, где может скрываться Мэри. Я мог бы сформулировать план и привести его в действие. Но воображение было всего лишь воображением, и как бы сильно оно ни помогало мне проникать в чужие головы и смотреть на вещи под определенным углом, мне не хватало его кусочков. Карта Джейми, дополнительные лакомые кусочки, которые я никогда не смог бы придумать самостоятельно.

Но у меня все еще оставалось предположение, куда будет стремится Мэри, хоть я и не мог точно определить ее местоположение, но учитывая, как сильно она заботилась о кукловоде, как боялась меня. Она будет стремиться в безопасное место, с хорошим обзором и пространством для дистанционного боя, где она могла бы следить за врагом и не упускать из виду кукловода.

Я медленно осмотрел коридор. Классы по обе стороны, последние классы в этом конце коридора. Дальше пойдут офисные помещения. Скорее всего, она найдёт место, в котором можно запереться, держать оборону или сбежать, окажется слишком близко к кукловоду и потому недостаточно близко к подступам, чтобы засечь меня.

Что еще?

Во дворе? Я называл его ее территорией. Она могла заглядывать в окна так же хорошо, как и я, и это давало ей большую свободу.

Я начал представлять себе Мэри в каждом из подходящих мест. Призрачный образ, скрывающийся в тени, вне поля зрения.

Кукольник был ее слабым местом. Когда он был скрыт, он мог дать ей преимущество, сосредоточить ее. Когда он был слаб или в опасности, она ломалась. Кирпич, который я бросил в него, был направлен на нее, косвенно. Имея это в виду, я был готов поспорить, что она больше думала о том, как защитить его, чем о том, как поймать меня, если я попытаюсь вырваться и убежать.

Призрачные нити тянулись от него к Мэри. Образ фундаментальной власти, которую он имел над ней. Это были нити, которые могли порваться, если бы была причина, сопротивление. Напряжение. Все, что бы она ни делала, всегда, всегда будет реализовываться через призму заботы о нем. Кратковременная тревога.

Это был инструмент, который я должен был использовать.

Я смог различить тяжелый, низкий звук дальше по коридору. Какой-то большой предмет опустился на землю, словно уронили книгу.

"Что же ты делаешь, Мэри? — задумался я.

Призрачные образы внезапно стали оживленнее. Я проигрывал различных сцены и сценарии. Мэри встревоженная, совершающая ошибку. Мэри, намеренно издающая звук, чтобы отвлечь, а затем скользнувшая ближе ко мне. Мэри, устанавливающая ловушку, завал или тяжелый предмет, который удерживал растяжку, которую невозможно было разглядеть в темноте.

Вполне возможно, что у нее было не простое оружие. Яд, проволока, множество вещей можно было спрятать в ее униформе и вокруг. Мне нравились ловушки, но вряд ли они будут предназначены только для меня одного.

Подход с ловушками позволил бы ей активно защищать кукловода, сохраняя при этом правильную позицию между мной и ним.

Если это было тем, к чему она стремилась.

Я представил ее в конце коридора или в одном из соседних классов. Не во дворе.

Приподнялся и резко заглянул в окно класса рядом со мной, парты, стулья, окно которое выходило во двор.

В дожде и ветвях невозможно было разглядеть её. Двигалась ли она, чтобы обойти меня сзади? Или это была просто погода и мрак, играющие с моими глазами.

"Подумай дважды, Сай", — сказал я себе, возвращаясь к мысли о том, что Мэри находится на любой из позиций в четверти круга вокруг меня.

Правый класс, холл, левый класс, двор.

"Это причина, по которой Гордон не справился в этом деле, — подумал я. — Он потратил слишком много времени на размышления, упустил свои шансы".

Она выжидала, наверняка уверенная в том, что заметит меня или подтвердит моё местоположение, если я попытаюсь сбежать. Мне нужно было нарушить эту безопасность.

"Нужно пошуметь там, где меня нет".

Я смотрел, заглядывая в окна, осматривая классы вокруг меня.

Книги можно было толкать по полу. Маленький предмет можно было бросить, чтобы что-то разбить, но и то, и другое было грубым, очевидным. Я был недостаточно силен, чтобы бросить или отправить скользить его достаточно далеко; скользящая книга производила бы слишком много шума, а разбитое стекло было бы слишком банальным решением.

Мой взгляд остановился на фигуре в задней части одной из классных комнат, едва различимой как силуэт на фоне неясного света, проникавшего снаружи, даже на более бледном фоне стены.

Я метнулся через холл, пригнувшись достаточно низко, чтобы касаться пола, опустив руку для равновесия, и не врезаться носом в плитку.

Моё сердцебиение участилось, когда я вошел в другой класс, двигаясь между столами и стульями. Тут были окна, но единственным выходом, который не угрожал искромсать меня по пути, была дверь, через которую я только что прошел. Если бы Мэри появилась в дверях, со мной, возможно, было бы покончено. Даже если бы я выбрался через окно, вероятно, она смогла бы догнать меня.

Единственной защитой оставалось сделать всё быстро и тихо.

Я направился в самый дальний от двери угол комнаты.

Учительский стол. Ничего важного.

Рядом с учительским столом, на подоконнике, на подставке стоял глобус, закрепленный на полюсах так, чтобы он мог вращаться. Цвета были насыщенными даже в полумраке. На трети земного шара преобладал насыщенный малиновый цвет, каждая гравюра с названием местности была увенчана короной. Независимые страны были отмечены своими собственными цветами, более бледными, менее насыщенными, разбросанными и пестрыми.

Я снял его и вытащил из подставки с помощью ножа для вскрытия писем, затем вернулся к двери.

Я был настолько параноиком, что выходя, немного приподнял глобус, чтобы защититься от Мери бьющей меня ножом или стреляющей из пистолета.

Но ее там не было.

Я окинул взглядом коридор, затем катнул глобус дальше по коридору в направлении слегка приоткрытой двери, ведущей в более отдаленный класс.

Я смотрел, как он катится, периодически оглядывался, чтобы убедиться, что она не подкрадывается ко мне.

Он коснулся двери. Дверь сдвинулась, слегка скрипнув, щелкнув.

Я нырнул обратно в укрытие, спрятавшись прямо в классе, между открытой дверью и стеллажом.

Закрыв глаза, напрягая слух, и сосчитал до двадцати.

Когда время истекло, я выглянул из класса.

Глобус покачивался.

Сразу же я двинулся к нему, достаточно низко над полом, чтобы меня нельзя было увидеть через окна, радуясь на этот раз, что я не вырос с тех пор, как мне исполнилось девять.

Как бы я ни пытался найти ее и определить ее местонахождение, она делала почти то же самое. Я действовал, исходя из убеждения, что она видела, как я пробрался в школу через окно, отследила моё общее местоположение, может быть, даже заметила меня, когда я проходил через саму школу.

Она издала какой-то звук, но я мог позволить себе оставаться неподвижным. Не идеально, не совсем безопасно, если это было предвестником её прихода за мной, но сейчас был мой ход.

Я уже издал звук, задачей которого было заставить ее отреагировать. Оставаясь там, где она была, она рисковала, что я пойду за ее "братьями". Или что я мог бы сделать круг и найти другой угол, чтобы использовать его для преследования кукловода. Или еще что-нибудь.

Но, увидев глобус, зная, что это была уловка, она приняла решение. Она должна была выяснить, где я на самом деле нахожусь. Была ли это уловка и я уводил её в ловушку с целью ускользнуть, чтобы пойти за кукловодом?

Учитывая шансы пятьдесят на пятьдесят, не имея ни малейшего представления об обратном, нити потянули бы ее обратно к кукловоду.

Я прошел мимо шара и двери, которой он касался, и почувствовал прохладный сквозняк. Вот и причина движения глобуса. Она проскользнула в окно, воспользовалась им, чтобы выйти.

Я завернул за угол в западную часть школы, двигаясь так быстро, как только мог, к общежитиям и банде Лэмбсбриджа.

Даже просто подойдя к общежитию для мальчиков, я почувствовал запах болезни. Более тысячи студентов периодически выпускали жидкости из каждого отверстия. Глядя в окна на противоположном углу двора, я мог видеть, что в коридорах горело много света, хотя и не обязательно в самих комнатах. Сотрудники патрулировали и следили за тем, чтобы со студентами все было в порядке.

Я не мог хорошо видеть из-за деревьев в углу двора, но заметил движение. Быстрое движение.

Другие члены Лэмбсбриджа? Убегать или броситься в погоню?

Всего полсекунды на выбор — и я побежал, набирая скорость и громко топая. Бросил взгляд сквозь два ряда закрытых дождем окон, мимо ветвей и листьев.

Я увидел глаза Хелен и увидел глаза Гордона.

Сосредоточенность, инстинкт убийцы.

Я набрал скорость, побежал быстрее. Мои ноги были босыми и мокрыми, в основном от воды, которая капала с остального тела, да и плитка была скользкой. Мне удалось удержаться на ногах, впрочем, пару раз я чуть не упал. Приближаясь к повороту, где мой коридор встречался с их коридором в углу общежития, я уже мог слышать чье-то присутствие.

Когда мы пересеклись, я заметил самого маленького из "братьев" Мэри, лет восьми или около того, с двумя ножами в руках. Рыжеволосого, раскрасневшегося, но с очень холодным взглядом в глазах. Те же самые глаза расширились, когда я побежал в его сторону.

"Сюрприз".

Почти бессознательно он повернул рукоятку одного ножа так, чтобы лезвие было направлено вниз.

Я упал на пол. Все еще мокрый от дождя, я скользнул по плитке.

Он прыгнул, чтобы не споткнуться обо меня, и я схватил его за ногу. Он выскользнул из моей руки, но я вывел его из равновесия. Он перевернулся, ударившись животом о пол.

Проворный маленький ублюдок. Он уже был на ногах, когда Гордон догнал его. Не замедляя шага, отвел его руку с ножом в сторону, схватил другую за запястье и впечатал парня в стену.

Малыш обмяк. Гордон держал его за запястье, позволяя ему повиснуть.

Глаза парнишки открылись, и он дернул другой рукой с ножом, целясь под грудную клетку Гордона. Хелен коленом прижала его руку к стене.

— Черт, — сказал он.

Мне показалось, что я вижу проблеск страха в его глазах, Гордон оттащил его от стены, а затем сильно ударил головой об нее. Он молча пронаблюдал, затем повторил процедуру.

Ножи выпали из рук мальчика.

— Лилиан, у тебя есть что-нибудь, чтобы усыпить его, на всякий случай?

Лилиан поспешила вперед, перекидывая сумку перед собой, чтобы достать шприц. Она расплескала почти половину, прежде чем воткнуть шприц в живот мальчика, нажимая на поршень.

— Никаких допросов? — спросила я, поднимаясь.

— Это второй, которого мы догнали, — сказал Джейми. — Первый был достаточно несговорчив, и я не думаю, что Гордон захочет развлекать и этого.

Словно желая объяснить, Гордон повернулся и задрал рубашку. На повязке уже виднелось немного крови.

Хелен и Гордон позволили малышу упасть на пол. Гордон собрал ножи, предложил один Хелен, которая покачала головой, затем засунул оба себе за пояс.

— Они лучше меня, — сказал Гордон.

— В чём? — спросил я. — В бою?

Он пожал одним плечом.

— Я бы так не сказал. С помощью ножа? Метание чего-нибудь? Определенно да. Драка? Ну... Потасовка? Определенно нет.

— Никаких знаний о реальном мире, — сказал Джейми, глядя на мальчика сверху вниз. Он посмотрел на Гордона. — Никаких посещений захудалых районов города, чтобы обменять деньги или выпивку на несколько уроков у самых подлых парней в округе.

— Но они все еще очень, очень хороши, — сказал Гордон. Он посмотрел на меня. — Как все прошло?

— Мистер Перси, наш кукловод, использует кодовые звуки, чтобы заставить их подчиняться, если они будут нервничать, — сказал я. — Он здесь, с Мэри.

— Перси, — сказал Джейми. Он помолчал, размышляя, затем кивнул. — Хорошо.

— Учился в Академии, не будучи студентом. Он знает о проекте Лэмбсбридж, но не знает подробностей. По-прежнему нет никаких идей о большей мотивации или планах. Он ранен, ему нужна медицинская помощь.

— Сильно? — спросила Лилиан.

— Кирпич из ниоткуда ударил его по лицу, — сказал я. — Удивительно.

Гордон стоял на одном колене, обыскивая малыша. Он собрал четыре ножа и небольшой мешочек с грузом внутри.

— Блэкджек⁽¹⁾? — спросил я.

— Да, — сказал он и бросил его мне.

Я взглянул на мешочек, потом положил в карман.

— Наша директриса нашла в своем кабинете письмо, в котором ей рекомендуется незаметно связаться с Академией, чтобы попросить провести тщательный обыск и обследование студенческого контингента, закрыть всё на замок. Я не ожидал, что она встанет так рано, но это работает. Кукольник здесь, дети здесь. Петля затягивается.

— Тогда их нужно только подтолкнуть, — пробормотала Хелен.

Я ответил на ее ровный взгляд усмешкой.

— Я люблю тебя, старшая сестра.

Выражение ее лица не изменилось, она потянулась, чтобы постучать костяшками пальцев по моей макушке.

— Ой.

Гордон связал мальчику запястья и лодыжки, затем взвалил его на плечо; он был крупным для своего возраста, ребенок — маленьким, так что усилий не потребовалось.

— В какую сторону? — спросил Гордон.

— Мэри была в той стороне, — сказал я, указывая туда, откуда пришел. — Кукольник находится в главном офисе или рядом. С третьим мальчиком... ещё предстоит разобраться?

Он кивнул.

— В последний раз, когда мы его видели, он был рядом с кухней и послал этого за нами; мы были заняты тем, что убегали, пока малыш не использовал все свои пули, пытаясь застрелить нас.

— У остальных было оружие?

— Есть, — сказал Джейми. — У самого старшего все еще есть пистолет.

Я кивнул.

Гордон двинулся вперед, а остальные из нас выстроились полукругом вокруг него.

— Эм, придется немного отступить, но я не следил за обсуждением, — сказал Джейми. — Ты сказал, что карантин был организован. Они обыскивают всех студентов?

— Да, — сказал я.

— Включая нас?

— В идеале, нас здесь уже не будет, — сказал я. — Даже если застрянем, мы можем адаптироваться. Но я хотел надавить на них, и это сработает.

Джейми нахмурился.

— Извини, — сказал я.

— Я не очень хорошо приспосабливаюсь, — сказал Джейми. — Во всяком случае, меньше, чем вы трое.

— Хотя Сай прав. Давление, которое мы оказываем на них, это хорошо, — сказал Гордон. — Тем не менее десятилетний ребенок чуть не убил меня; на этот раз было реально сложно просто не подставиться, не говоря уже о том, чтобы поймать кого-то. Если бы Хелен не устроила драку, ты Джейми или Лил умерли бы ровно через две секунды, окажись кто-то из них на расстоянии вытянутой руки от вас.

Мы проходили мимо кухни. Запах рвоты здесь был гуще, не только потому, что мы были близко к месту, где яд впервые распространился, но и потому, что мы находились между обоими спальными комнатами.

— Я ненавижу, когда люди называют меня Лил, — сказала Лилиан.

Я сделал мысленную пометку об этом, сохранив ее для дальнейшего использования.

Гордон поступил наоборот и извинился:

— Прости, Лилиан. Что мы думаем делать со старшим клоном, Мэри, и кукловодом?

— Разделим их, выцепим по одному, — сказала Хелен.

— Мэри предана своему создателю, — сказал я. — И последний...

— Подросток, — сказал Джейми. — Старший из клонов. Физически самый сильный, предположительно, самый тренированный.

— Вы видели этого парня? — спросил Я.

— Нет, — сказал Гордон. — Мы видели его мельком, он возглавлял это трио. Держится на расстоянии.

Я на секунду прикусил нижнюю губу.

— Не понимаю, как они думали, чего добивались. Они собираются объединиться.

— Согласен, — сказал Гордон. — Держу пари, он знает, что его товарищи вышли из строя, или узнает, когда мы появимся. Он останется с Мэри, и они оба останутся со своим кукловодом.

— Братья, — пробормотал я.

— Хм?

— Они "братья" Мэри — для Мэри и Кукольника. Мэри — их сестра. Это маленькая семейная ячейка.

— Я заметил, что ты назвал Хелен сестрой, — сказал Джейми. — Интересно.

— Одно не связано с другим, — сказал я.

— Кажется, я помню, как вы долго говорили о тонкостях человеческого разума, — сказал Гордон. — О том, как все воздействия меняют его на каком-то уровне или что-то в этом роде.

— Ладно, — сказал я. — Как скажешь. Давайте пошутим о том, что Сай действительно хочет семью, глубоко внутри.

Ситуация с Мэри заставила меня понять, что это то, чего я действительно хочу. Это даже грустно.

Руки легли мне на плечо. Инстинкт жертвы вскрикнул внутри. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что это было потому, что я видел Гордона, Джейми, Лил и самого маленького клона, но не видел Хелен.

Ее руки обняли меня сзади за плечи, и она крепко обняла меня, прежде чем наклониться вперед, чтобы чмокнуть меня в щеку. Слишком мимолетно, чтобы быть чем-то серьезным.

Я не пошевелил ни единым мускулом.

— Я буду твоей старшей сестрой, если ты действительно этого хочешь, — сказала она.

— Сарказм, — сказал я, все еще не двигаясь. — Я не уверен, кто мы такие, но я не согласен, что ”семья" — это именно то, что нужно, и я очень-очень верю в это.

Она отстранилась, хлопнув меня по голове, и подошла к Гордону. Я мельком заметил кривую улыбку на ее лице, когда она искоса взглянула на меня. Для моей пользы. Ее способ дать мне понять, что она тоже пошутила.

"Фу".

— Мы сироты Лэмбсбриджа, — сказал Гордон, когда Хелен прислонилась к стене рядом с ним, подняв руку, чтобы поправить прядь волос. — Это все, чем нам нужно быть.

Я кивнул.

— Да.

— Но, — вмешался Джейми, — быть сиротами Лэмбсбриджа — это часть нашей работы.

— Что возвращает нас к "как", — сказал Гордон. — Вы, ребята, думаете, что сможете постоять за себя и занять одного из них, пока я буду противостоять другому? Я не уверен, что смогу одолеть того, что постарше.

Я пожал плечами.

— Не обязательно "побеждать". Если предположить, что директриса связалась с Академией, а я действительно так предполагаю, все это вопрос времени.

— Что, если ты ошибаешься? — спросил Гордон.

— Я никогда не ошибаюсь, — сказал я.

Из каждого рта посыпались возражения, перебивая друг друга до такой степени, что я не мог разобрать ни одного из них.

— По... — начал я.

Мне не дали сказать.

Я закатил глаза. Я был почти уверен, что по крайней мере половина пыталась пошутить таким образом.

— Принято, — выдавил я.

Они затихли.

— Ситуация выбила вас всех из колеи? — спросил я.

— Уже давно, мы были на взводе всю неделю, — сказал Гордон. — Спасибо за это. Смех помог.

Я показал ему язык и осмотрел всех. Большинство были в форме, хотя Джейми был одет в пижаму с ботинками, странное сочетание. Он вышел из нашей комнаты слишком быстро, чтобы одеться. Я сам никогда не переодевался в пижаму.

Гордон был ранен, и это немного проявлялось в том, как он двигался, и в выражении его лица, а Хелен была слегка помята, хотя и невредима. Лил, как ни странно, казалась более собранной и спокойной. Я давно её не видел такой.

Она заметила, что я смотрю, и прижала сумку с медицинскими принадлежностями к груди, глядя на меня поверх нее.

— Ты дома, — сказал я.

Она не пошевелилась, но взгляд стал более озадаченным.

— Это то место, к которому ты принадлежишь. И Академия — как альтернатива.

Она ответила не сразу. Ее глаза двигались, осматривая окрестности.

— Да, — сказала она.

— Сочувствую, что мы не задержимся здесь дольше, — сказал Гордон.

— Я в порядке, находясь где угодно, где мне не нужно беспокоиться о том, что меня отравят или зарежут, — сказала Лил.

— Еще час или два, — сказал Гордон. — Если Сай не ошибается насчет карантина.

— Запереться здесь с опытными убийцами, — сказал Джейми. — Что может пойти не так?

— Загоните крыс в угол и надейтесь, что они не будут кусаться слишком сильно, — сказал я.

— О, кстати, — сказал Гордон, понизив голос.

Теперь мы были дальше от более освещенных спален. На менее безопасной территории. Если бы мы добрались до главного офиса, я был бы очень близок к тому, чтобы завершить полный круг моего прохода через школу.

Разговор, как мне кажется, был нашим способом почувствовать друг друга, вернуть группу в ритм, поддержать друг друга. Хелен тщательно подбирала слова, давая мне понять, что по-своему рада, что я вернулся, но ей самой не нужны были заверения подобного рода.

Отношение отдельных членов группы менялось по мере того, как менялась обстановка.

— Мы достали двух последних, двигаясь группой, — пробормотал Гордон. Он понизил голос, чтобы не выдать нас. — Они пытались держать нас подальше от любого места, где мы могли бы вооружиться или спрятаться. Первого загнали в угол на кухне. Второй притворялся больным. Джейми понял это.

Я кивнул.

— Они будут готовы к тому, что мы заявимся всей группой, — сказал Гордон.

Я снова кивнул.

— Мы не сможем удержать их от бегства, если они захотят бежать, даже если у них нет ловушки для нас.

Я преувеличенно кивал, пока не потерял равновесие и не врезался в него. Он толкнул меня локтем.

— Это серьезно.

— Не стреляйте сразу, — сказал я. — Дайте мне возможность поговорить с ними. Мэри достаточно неуравновешенна; я думаю, что смогу пробраться ей в душу. Она злится, потому что я бросил кирпич в мужчину, который привел ее в этот мир.

— Это будет сложнее, если они окажутся все вместе, — сказал Гордон.

— Я не знаю, как говорить с кукловодом, — сказал я. — Разве что через кирпич в лицо.

— Ты продолжаешь говорить это так, будто гордишься, — сказала Джейми.

— Это был прекрасный бросок.

— Значит, ты гордишься, — сказал Джейми тихим голосом.

— Да, — буквально выдохнул я. — Гордон не мог бы сделать лучше.

— Ты самый грязный из лжецов, — пробормотал Гордон, ухмыляясь.

— Мы можем перестать трепаться? — спросила Лил.

Мы заткнулись.

Коридор повернул, и мы столкнулись лицом к лицу с беспорядочным скоплением молодежи.

Гордон выхватил нож, но рука Хелен протянулась, останавливая его от дальнейших действий.

Они были обычными детьми. Несчастные дети в пижамах, которые выглядели так, словно умерли и их вернули шитыми. Они особенно нуждались в помощи — те, кто, если судить по металлическому запаху телесных жидкостей, пострадал настолько сильно, что не обошлось без кровотечения.

Мы уже были недалеко от лазарета.

— Следующая дверь справа, — пробормотал Джейми.

Гордон коротко кивнул ему.

Гордон и Хелен придвинулись ближе к двери, в то время как я низко наклонился, чтобы заглянуть между ними.

Мэри, безоружная, стояла посреди ярко освещенной комнаты — ленты сняты, волосы в относительном беспорядке.

Гордон быстрее всех понял, что что-то не так. Он оттолкнул Хелен назад, и Джейми поймал ее. Я тоже отреагировал, попятившись, не совсем понимая почему, пока Гордон не повернулся в другую сторону.

В комнате сзади раздался выстрел из пистолета, и пуля ударила в дверной косяк, где только что была голова Гордона. Это прозвучало слишком громко в коридоре, где не было ничего, что могло бы поглотить звук, отражающийся от стен; эхо поселило звон в моих ушах.

Больные дети вокруг нас в панике закричали. Они вскочили со стульев и с пола в коридоре.

Крики продолжались, когда дети встали у нас на пути и преградили нам путь. Один попытался спрятаться между мной, вцепившись сзади в мою рубашку, и мне стало трудно встать в правильное положение.

Это был момент глупости, который оставил меня на виду, когда третий мальчик вышел из комнаты, в которой он прятался, с пистолетом в руке. Он был одет в униформу, но поверх нее был накинут плащ с капюшоном, возможно, чтобы лучше скрываться в темноте.

Все мои рассуждения об эффективном использовании и прогнозировании движений тараканов при встряхивании коробки…

— Эй! — крикнул Гордон. — Здесь твой младший брат!

Я видел колебания мальчика. Дуло пистолета скользнуло в сторону от меня, когда его внимание переключилось на Гордона и самого молодого клона.

Я начал двигаться, готовый вскочить и попытаться толкнуть его или выбить оружие, но ребёнок позади все еще цеплялся за меня, и я сразу понял, что не успею.

На мгновение я подумал, что мы не учли всех клонов, но затем он издал тихий звук страха. Человеческая слабость, а не злоба.

Гордон помчался в укрытие, двигаясь почти боком, так что самый маленький клон выступал щитом. Пистолет двинулся, полностью сосредоточившись на Гордоне.

Раздался выстрел, и клон принялся перезаряжать оружие.

"Мэри предупредила его о том, что, по моим словам, Гордон был самым опасным?"

Я побежал, подхватив мальчишку, который вцепился в меня, и потащил его за собой, хотя это и замедляло движение.

Третий выстрел был направлен в меня. Он попал в ребёнка которого я пытался спасти, заставив меня споткнуться, когда тот упал.

Хелен схватила меня и потащила за угол. Мы были прямо у поворота в коридор, южной части школы встречающийся с длинным коридором из восточной части.

Суматоха прекратилась. Дети, которые сидели там в ожидании своей очереди в лазарет, в основном сбежали. Двое, очевидно, были слишком больны, чтобы двигаться, пока летали пули, а третий лежал там с пулей в нем. Тот, кто вцепился в меня. Моложе, чем я ожидал, судя по силе его хватки.

Я медленно выдохнул. Гордон был на другом конце коридора в классной комнате, задницей на полу, спиной к стене; рядом с ним лежал самый маленький клон, все еще без сознания. Остальные стояли позади меня.

Быть без сознания — это не шутки. Если ты вырублен, это не означало, что ты просто выспишься. Это чревато повреждениями головного мозга.

— Я должен спросить, для контекста, — закричал я.

Пистолет выстрелил еще раз. Я увидел скол там, где пуля ударилась об угол.

Это был пневматический пистолет. Однозарядный, стреляющий свинцовыми шариками или чем-то еще. Он проигрывал с точки зрения количества выпущенных пуль, дальности, скорости. Там, где пуля из первоклассного пистолета прошивала насквозь, эти пистолеты предназначались для того, чтобы выстрелить металлической сферой в тело, где она срикошетит, разрывая внутренние органы. Выстрел хорошего убийцы не останется незамеченным, а повреждения, нанесенные этим конкретным оружием, означали, что врачам, обученным в Академии, будет гораздо труднее их лечить.

— Контекст, — начал я снова. — Кукольник читает тебе на ночь сказки?

Я услышал, как Мэри заговорила, и голос у нее был очень усталый.

— Не отвечай. Он пытается добраться до нас или выиграть время.

— О Мэри! Как у тебя дела? — крикнул я. — Им действительно нравится использовать тебя в качестве приманки, не так ли?

— Я доброволец, — сказала Мэри. — Мой план.

— Забавно, как это работает, — сказал я. — Можно было бы подумать, что кукольник будет работать лучше, чтобы убедить тебя в том, что ты должна остаться в живых, если ты так дорога ему.

— Кукольник? — спросил старший клон.

— Не слушай его, — сказала Мэри.

— Ты ответила, — отметил он.

— М-м, — сказала Мэри.

Я мог представить себе выражение ее лица. Не в восторге.

— Мне любопытно, Мэри, почему ты передумала? Ты так настойчиво говорила о том, что не хочешь, чтобы кукловод подвергал себя опасности, приходя сюда. Затем он произнес свои волшебные слова, и... не могла бы ты уточнить? Впрочем, неважно.

— Волшебные слова, — сказала она мягким голосом.

— Ты особенная, Мэри, он собирался сделать из тебя что-то особенное, верно? Старшая сестра всех новых клонов следующего поколения. Зачем ему это делать, пытаясь контролировать тебя? Может быть, если бы он вышел, я смог бы услышать его объяснение.

— Он... — начал старший клон и резко замолчал.

Я нахмурился, уставившись в землю, пытаясь понять, почему.

— Мы не собираемся подвергать его опасности, — сказала Мэри. — Тебе придется пройти через нас, чтобы добраться до него.

— В основном это я и собирался сказать, — сказал старший клон.

— Он подвергает тебя опасности, — сказал я. — Разве это справедливо?

— Это не твоё дело, — сказала Мэри.

— Это именно наше дело! Это то, что мы делаем. Мы заняты этим, чтобы делать деньги. Определение бизнеса.

Я не мог видеть ни одного из них. Я разговаривал с пустотой, что было хуже, чем когда я пытался поговорить с Мэри в подвале.

— Вы команда зачистки, работающая на коррумпированную и искаженную организацию. Дети-солдаты и убийцы.

— Я думаю, что любой аргумент, который вы можете выдвинуть против нашей группы, был бы вдвойне применим к вашему кукловоду, — сказал я.

— Ты так думаешь? Ты нас не знаешь, — сказала Мэри.

Что-то было не так.

Для того, кто рекомендовал избегать разговоров со мной, она болтала ужасно много.

Я поднял палец, указывая на угол стены, очень медленно пошевелил кончиком пальца и оглянулся на Джейми и Хелен, затем на Гордона.

В ответ я получил кивки. Они поняли. Гордон откинулся назад, скрывшись из виду.

Мэри отвлекала нас, в то время как другой клон приближался по коридору.

Мы были плохо вооружены. У нас не было оружия, предназначенного для разрывания внутренностей.

— Я знаю тебя, Мэри, — сказал я. — Я понимаю тебя. Мы одинаковые.

Она изобразила смех.

Я держал блэкджек и нож для вскрытия писем, готовый метнуть первый и нанести удар вторым. Другой клон должен был быть рядом. Он вполне мог стоять спиной к тому же углу, рядом с которым я сидел на корточках. Достаточно близко, чтобы почувствовать его запах, если бы запахи крови и рвоты не сделал невозможным использование обоняния.

— Смеешься, ты что, не видишь этого? Скажи мне, Мэри, ты завтракала с ним? — спросил я.

— Да.

— Достаточно часто? Так, как ты действительно хотела?

Пауза.

Стекло разлетелось вдребезги.

Это был сигнал для меня. Я бросился вперед, в коридор.

Гордон все еще был в воздухе, прыгнув через окно из ветвей дерева и кусков стекла, отделявших классные комнаты от зала. Стекло и кусочки дерева заплясали вокруг него, он подтянул колени к груди.

Не то, чего я ожидал, но это было что-то.

Моё плечо ударилось о землю. Я планировал нанести удар, если враг будет достаточно близко. Но ене повезло, поэтому я бросил блэкджек. Небольшой груз в длинном полужестком мешке для ударов по голове. Это дало выигрыш времени для Гордона, долю секунды, пока наш враг реагировал.

Гордон сцепился с ним. В разгар потасовки я увидел два пистолета, которыми был вооружен старший клон, увидел, как Гордон потянулся только за одним, повернул его в руке клона так, чтобы ствол был направлен на владельца, палец соскользнул со спускового крючка.

Наш Гордон. Книжный герой, опытный, сильный, подтянутый. Но если бы кто-то принял его за благородного, он бы ошибся. Благородный человек не воспользовался бы разницей в несколько дюймов в росте, чтобы разбить лбом чей-то рот.

Старший клон оттолкнул Гордона. Он поднял пистолет в то же мгновение, что и Гордон. Они прицелились друг в друга.

Медленно я поднялся на ноги и встал рядом с Гордоном.

Он был изрезан стеклом. А вот об этом не пишут в книгах.

— У тебя было два пистолета, — сказал Гордон.

— Собирался стрелять с двух рук, — ответил клон.

— Мы пришли не за вами, — сказал Гордон. — Мы здесь из-за кукольника.

— Это не его имя, — сказала Мэри.

— Это достаточно хорошее прозвище, — присоединился я. — Ты не можешь отрицать, что он контролирует тебя. Он дергает тебя за ниточки, он решает, что тебе делать. Использует тебя как приманку.

— А они не используют тебя? — спросила Мэри. — Ты не привязан к ним, к этим другим сиротам? Ты бы отказался от них, чтобы спасти свою шкуру? О, подожди, ты не заботишься о своей шкуре. Сроки годности, да?

Я увидел, как пистолет Гордона слегка дрогнул.

— Забыл им сказать, да?

— Собирался сделать это, как закончим здесь, — сказал я.

— Ты назвал себя злодеем. Ты лжец, мошенник, вор, грязный убийца.

— И все же, — вмешался Гордон, — я ему верю.

Мэри не нашлась с ответом.

— Когда я спрашивал о завтраке, о мелочах, которые имеют значение, — сказал я, — я действительно спрашивал, чувствовала ли ты себя любимой, действительно ли ты любила своего... отца или кем бы ты его ни считала, или это просто что-то привитое тебе.

— Я думаю, это мой выход? — произнес чей-то голос. Не очень уверенный.

Женский голос.

Директриса появилась позади Мэри.

Ее руки сжимали листок бумаги.

Мои мысли мелькалитак быстро, что превратились в кашу...

— Ла, ре, ту, ла, сол...

До меня дошло.

Оставшись наедине с директрисой, в карантине, наш кукольник раскрыл мой план.

— Они не на вашей стороне! — крикнул я. — Они не из Академии, директор!

Он все перевернул с ног на голову.

— Ро, та.

Старший клон отреагировал, нажимая на спусковой крючок. Гордон среагировал на долю секунды позже, когда он потерял равновесие, пошатнувшись от удара. Клон был ранен в плечо.

Выражение его глаз перестало быть холодным и стало чем-то совершенно другим. Мертвым, пустым, опустошенным.

Вот как он заставлял их убить родителей. Убийственная фраза, письмо, которое они должны были прочитать в определенное время, или что-то, отправленное в дом.

Гордон упал, а клон едва пошатнулся, не обращая внимания на боль и травмы.

Хелен не была бойцом, а у остальных из нас не было ни единого шанса.

Кукловод был ублюдком-манипулятором, который вполне мог быть на пути к выходу, и он вполне мог победить нас одной фразой.

1) Блэкджек — короткая упругая дубинка с грузом на конце

Вернуться к тексту

"Перехватить нож-открыватель писем, приблизиться, ударить, любой урон может иметь значение, пригнуться, использовать рост..."

Старший подошел ближе. Я пригнулся, занося руку для удара, и он пнул меня, поймал и вывернул запястье, пока я пытался удержать равновесие, и прежде чем я понял, что он делает, он выхватил нож для вскрытия писем.

Он надавил, выкручивая мне руку, увлекая меня вперёд, и мне пришлось выбирать между броском и переломом.

Меня швырнули, я приземлился рядом с Гордоном. Он сгорбился, прижимая руку к груди. Мне не понравилось то количество крови, которое я увидел.

Мэри стояла сзади, между мной и директрисой, которая стояла на коленях на земле, пытаясь помочь маленькому мальчику, в которого стреляли; ее глаза были широко раскрыты, в одной руке зажата бумага. Выражение лица Мэри было непроницаемым, но ее тело было достаточно напряжено, чтобы я мог представить, как напрягается каждый мускул, готовый к прыжку. Директриса стала полной противоположностью той женщины, которую я видел вначале, как будто она готова развалится бы на куски от одного прикосновения.

Остальные все еще были за углом, наполовину пригнувшись.

Хелен была той, кто сделал шаг вперед. Клон повернулся к ней.

"Мы сильнее как группа. Просто нужно вывести его из равновесия и дать Хелен наилучшую возможную возможность".

Я поднялся на ноги, направился, спотыкаясь, к Гордону, вытащил из его пояса один из ножей и становился позади клона, наблюдая и ожидая лучшего шанса.

Он потянулся вперед, к своему поясу.

Хелен сделала шаг, и я рванул к нему в то же мгновение.

— Позади тебя! — крикнула Мэри.

Мои инстинкты подсказывали мне, что Хелен видела меня, что она воспользовалась отвлечением клона и моим положением. Вместе мы вдвоем могли бы чего-то добиться, независимо от того, вытаскивал ли он нож или заряжал пистолет.

Но вместо этого Хелен отступила назад.

Я обнаружил, что нахожусь на пересекающейся траектории с кем-то почти вдвое больше меня, кто был лучше вооружен, чем я, и гораздо лучше обучен. Он последовал предостережению Мэри, повернувшись и заметив меня.

В ситуациях, подобных этой, я чувствовал, что Академия обманула меня. Мысли были четкими, я знал, что мне нужно делать, и мог видеть, как все должно происходить. Нож в руке, мягкий живот моего врага на виду, почти в пределах досягаемости, ничто не мешает ножу глубоко вонзиться. Пусть боль и нанесенный ущерб замедлят его.

Но мысли разбежались: я, естественно, начал думать о причине и следствии, последующих действиях, о том, что нужно сделать, чтобы оптимизировать нанесенный ущерб и изменить ситуацию. Что, если он сделает одно из миллиона движений, чтобы отбить мой нож в сторону ножом для вскрытия писем или стволом одноразового пистолета?

Во время разговора это не было проблемой, я мог говорить одну вещь, думая о следующем шаге. Драка завязалась слишком быстро. Это замедлило меня, заставило почувствовать, что руки и тело были на шаг позади моих мыслей. Достаточно, чтобы изменить ситуацию в борьбе с кем-то обычным.

Этот парень не был обычным. Он вытянул руку, высоко держа пистолет — у меня промелькнуло ещё больше мыслей о сложностях предсказания того, что он делает, противодействии этому — и позволил своему плащу развернуться веером. Ткань плаща зацепилась за мой нож. Его рука двинулась и помогла плащу естественным образом обернуться вокруг ножа и моей руки с ножом. Он согнул руку и локтем оттолкнул мою руку с оружием в сторону.

Прежде, чем я успел попытаться отстраниться, он вывернулся, ударил меня коленом в руку, отбросив её в стену.

Я поморщился от боли и продолжил отступать, осознавая, что потерял свой нож в складках его плаща.

Нож для вскрытия писем звякнул о землю, когда он выпрямил руку, поправляя струящийся плащ, чтобы его собственная конечность не застряла в нём.

Я не успел ещё восстановить равновесие и собраться с мыслями, как он устремился вперед, двигаясь быстрее, чем я отступал. Мой нож был в одной из его рук, освобожденной от плаща, в той самой, из которой только что выпал нож для вскрытия писем. Пистолет был у него в другой руке.

"Хорошая работа, Сай. Затеял драку, ничего не добился, вооружил другого парня. Может, пойдем поищем меч, чтобы отдать ему?"

Он сильно пнул меня ногой, и я отшатнулся назад, теряя равновесие.

Я как раз размышлял о том, как вернуть нож и все изменить, когда споткнулся о Гордона и рухнул на пол, сильно ударившись затылком.

Один из лучших умов, которых могла произвести Академия, все еще не лучше в бою, чем типичный одиннадцатилетний недоразвитый подросток с недостаточным весом.

Я почувствовал себя немного лучше, зная, что Гордон теперь был между мной и клоном, даже если он ползал по полу, крепко зажимая одной рукой пулевой ранение; мои ноги оказались на его спине, тогда как сам я лежал на полу.

Потом я почувствовал себя виноватым за то, что мне стало легче.

Я бросил быстрый взгляд на Мэри и директрису и увидел, что Мэри уже приближается.

— Мэри, — сказал я, отступая.

— Даже не пытайся, — сказала она.

— Ты хочешь этого? Ты хочешь быть ...

Меня прервал хлопок двери. Старший клон пнул дверь, которую Джейми пытался использовать в качестве щита. Дверь закрылась, и Джейми, Лил и Хелен попятились.

— Ты хочешь быть такой?

Выражение ее лица все еще было пустым, непроницаемым.

Я знал, что у нее есть эмоции. Я видел их или видел намеки на них. Проблема заключалась в том, что она позволяла себе быть уязвимой только со своим создателем. Тем самым мужчиной, который отвернулся от неё.

Она приподняла юбку с одной стороны и вытащила нож из подвязки.

Гордон пошевелился, выпрямляясь, и мои ноги соскользнули с его спины на заднюю часть его ног. Я убрал их с дороги, когда он подогнул под себя одну ногу и начал вставать.

Мэри, со своей стороны, отступила. Ее рука скользнула по краю юбки, и она вытащила еще один нож. Меньше первого, менее причудливый и, вероятно, утяжеленный для броска.

— Гордон, — предупредил я.

Он будто не заметил этого и, казалось, не замечал и Мэри. Он направился к старшему клону.

Мэри бросила нож, и в этот момент Гордон остановился как вкопанный. Нож пролетел мимо, ударился о стену. Гордон едва удостоил Мэри взглядом, прежде чем схватить падающий нож и метнуть его в другого клона, сосредоточенного на Хелен и Джейми.

Клон споткнулся. Хелен начала двигаться к нему, но тот поднял свои ножи, предупреждая ее.

Гордон, со своей стороны, сделал еще два шага, прежде чем начал терять силы. Его туловище согнулось, скорее, от нахлынувшей боли, и он наткнулся на стену. Я видел, как он посмотрел на остальных, на Мэри, на меня, размеренно изучая, оценивая все это. Его глаза задержались на моих.

Один из первых уроков, который студенты усваивают в Академии, заключается в том, что жизнь хочет выжить. Мы были в игре на выживание ужасно, ужасно долгое время. Против враждебной среды, против хищников. До тех пор, пока студент не работает против этого импульса, ни на фундаментальном уровне, ни в общении с человеком, он может верить, что жизнь найдет выход.

Встретившись взглядом с Гордоном, я была потрясен, увидев, как тяжело ему придерживаться этой доктрины. Под его глазами залегли темные тени, как будто он не спал неделю, кожа была бледной, зрачки сузились. Каждый вдох, который он делал, был трудным, рваным, словно он несколько минут провёл под водой, новый вдох происходил сразу в конце последнего выдоха, с каким-то замедлением, заставляя все его тело слегка дергаться, как будто некий механизм застревал и ломался при каждом напряжении.

"Лучший из лучших", — подумал я. — "Я бы хотел занять твоё место, чтобы тебе не пришлось умирать."

Гордон был не в настроении болтать попусту. Он посмотрел на Мэри, которая потянулась за другим метательным оружием, и развел руки в стороны, отходя от стены.

— Я бы воздержался, — сказал я Мэри. А потом солгал: — Когда он в таком состоянии, он просто поймает их в воздухе.

Выражение ее лица было пустым, я заметил паузу. Проблеск сомнения.

Гордон оттолкнулся от стены, воспользовавшись поворотом коридора, чтобы отойти от Мэри подальше и приблизиться к клону, в которого он метнул нож.

Я увидел, как Мэри схватила нож, и поспешил нырнуть в класс, где, привалившись к стены, лежал младший клон.

Она не успела бросить нож.

Гордон придвинулся ближе к клону, которого пырнул ножом. Ранены были оба: Гордон страдал от огнестрельного ранения, которое, вполне возможно, повлекло за собой внутренние повреждения; клон был ранен в плечо и после — ножом в спину.

Клон, однако, казался в значительной степени невосприимчивым к боли, убийственная фраза заставляла его проходить мимо таких обыденных вещей, заставляла его думать об эффективной агрессии и убийстве и ни о чем другом. Он в разумной степени использовал свое раненое плечо, что резко контрастировало с Гордоном, который не использовал одну руку, прижимая ладонь к ране, хотя обе руки были в хорошем рабочем состоянии.

Клон был примерно на три дюйма выше и на двадцать пять фунтов тяжелее Гордона, который уже был приличного роста.

В довершение всего, похоже, у него был пистолет и все необходимое, чтобы им воспользоваться. Пока Гордон хромал, клон вытащил из кармана дробинку и сунул ее в патронник пистолета, потянув за рычаг вдоль ствола.

Хелен появилась позади клона, делая именно то, что я намеревался, когда подошел к нему сзади, ранее. Она поймала руку клона, когда Гордон подошел ближе, оттянула ее назад и сбила пистолет с прицела. Я пригнулся еще ниже, когда он выстрелил, хотя знал, что к тому времени, как я услышал, было уже слишком поздно.

Я увидел стремительное движение, когда Хелен попыталась схватить его, но только для того, чтобы получить один удар локтем, пинок и удар ножом.

Гордон столкнулся с ним, удерживая его от дальнейших действий.

"Они еще только растут", — подумал я.

Гордон все еще был неразвит. Все еще молод, практически не обучен. Наши задания и приключения в жопе Рэдхэма не были безопасны, но и серьёзных препятствий мы не встречали. Гордон жаждал, использовать свой разум в драке, и у него неплохо это получалось.

Моя жажда здесь была менее выражена, так как мои собственные успехи в уличных драках были гораздо менее впечатляюще. Я терпел это слишком долго, прежде чем другие запретили мне участвовать.

Гордон оказался лицом к лицу с клоном. Это было некрасиво, это не было стильно. Это было именно то, что ему нужно было сделать, чтобы снизить эффективность навыков, которым клоны научились на ринге.

Так он действовал, так он мыслил.

Академия не делала все возможное, чтобы сделать его особенно крутым, но они дали ему хорошую голову и хорошее тело, и это что-то да значило. Они снабдили его всем необходимым, чтобы он овладел необходимыми навыками, причем быстрее, чем большинство. Следствием хорошей головы и хорошего тела было то, что он обладал координацией между обоими, независимо от ситуации, быстро двигался и думал, не теряя в эффективности.

Ножи были страшным оружием, Гордон и клон имели по одному. Ножи были особо опасны, когда тот, кто ими владел, был хорош, а эти двое были хороши. Осторожные порезы отбивались, руки одного перехватывали запястья другого, чтобы попытаться ограничить движение ножей, но даже случайные порезы были опасны, разрывая кожу. Кровь теперь капала из раны на груди Гордона на пол, так как он больше не держал там руку.

Я чуть не вскрикнул, увидев, как Гордон получил ножом в бок. Дальше он высвободил одну руку из захвата клона, вводя нож тому в живот. Из-за кровотечения и явного упорства Гордона клон не смог вытащить его.

Гордон, со своей стороны, обнимая своего врага, нанес несколько ударов ножом, несмотря на усилия клона удержать руку.

"Это ошибка кукольника. Отнимите у кого-то страх смерти, и независимо от того, насколько он силён, независимо от того, что вы еще сделаете, вы создадите уязвимость".

Клон не пытался остановить Гордона, вместо этого наносил удары руками: по голове, ушам, по пулевому ранению Гордона.

Гордон же продолжал резать и вскоре достиг точки, когда клон перестал бороться. Нож всаживался в живот клона, пока тот не начал заваливаться и Гордон упал вместе с ним, тяжело опираясь на него в поисках равновесия.

Джейми и Лил сразу же подбежали к Гордону, пока он заканчивал с умирающим клоном. Хелен, сильно порезанная, не сдвинулась с места, оставаясь там, где упала, но взгляд подсказал, что Лил оказала ей предварительную помощь. Все трое теперь находились за углом от Мэри и директрисы. Присоединиться к ним означало пересечь весь коридор. Я решил, что это не слишком мудро.

— Мэри, — сказал я.

Я не получил ответа, выглянул в коридор, затем нырнул назад, когда краем глаза заметил какое-то движение. В дверной проем вонзился нож.

Я попытался схватить клинок, обнаружил, что у меня нет сил вытащить его оттуда, где он вонзился в дерево, убрал руку и увидел, как еще один попал в то место, где только что была моя рука.

— Все кончено, Мэри, — сказал я. — Что ты вообще делаешь?

— Я делаю то, что нужно Академии, — сказала она. — Защищаю детей этой школы. Я просто… Я должна выиграть время и убедиться, что ты не сбежишь до карантина.

— Чё ты несёшь? — спросил Джейми.

Я подняла руку, призывая Джейми сдержаться.

— Мэри, — сказал я. — Забудь о директрисе. Эту пешку уже давно пожертвовали.

— Пешка?

Я слышал, как директриса произнесла это слово. Возмущение подтолкнуло ее заговорить там, где ранее она была охвачена безмолвным ужасом, наблюдая, как дети стреляют, колют и используют оружие друг против друга, забрызгивая кровью школьный коридор.

Я проигнорировал ее.

— Куда ты пойдешь дальше, Мэри? Кукольник исчез. Он оставил директрисе бумагу, которая должна была превратить вас в оружие, предположительно, одного за другим. Что-то говорит мне, что он не планировал вашу дальнейшую встречу.

— Я сделаю то, что должна, а потом найду его, — сказала она.

— О, ты хочешь доказать свою ценность после того, как тебя бросили? — спросил я. — Доказать, что ты удачный эксперимент? Он будет так рад тому, насколько ты хороша, что примет тебя обратно с распростертыми объятиями?

— Что-то в этом роде.

— Да ладно тебе, Мэри, — сказал я. — Хватит. Держу пари, что я знаю точно, на что ты надеешься. Тебе плевать на мальчиков, на этого парня, который лежит без сознания рядом со мной, или на того большого парня, которого только что порезал Гордон. Ты просто решила, что будешь стоять там и позволять им бросаться на нас, причинить как можно больше вреда, а потом сбежишь. Вернёшься к кукольнику как победитель.

Ответа не последовало.

— То, что ты создана для одной и только для одной цели, делает тебя очень простой для понимания. У тебя есть реальность, и кукловод находится в ее центре. Ты очень стараешься не думать о том, что это значит, что он изо всех сил старался вставить тебе в голову особую последовательность звуков и настроить ее так, чтобы ты убивала. Ложь, лежащая в основе мыслительного процесса, который вложен в тебя с самого начала. Что он делает прямо сейчас, покидая тебя... и что ждет его в будущем? Даже в вашем идеальном гипотетическом мире, что будет?

По-прежнему никакого ответа.

— Допустим, ты убьешь каждого из нас. Гордон мертв, Хелен не может сражаться так эффективно, Джейми почти так же плох в драке, как и я. Затем ты идешь к нему, и он приветствует вас с распростертыми объятиями. Но ты же знаешь, что у него будут сомнения. Он знает, что ты знаешь, что он бросил тебя. Кем ты являешься. Можешь ли вы представить себе напряженный разговор, правила, которые он устанавит, чтобы ты не болтала и не внедряла сомнения в следующее поколение клонов? Насколько мрачна эта жизнь, когда вы двое никогда не заговорите о том, что произошло сегодня вечером и как все изменилось?

Она все еще молчала.

Я нахмурился. Неужели я потерял ее? Неужели она ускользнула?

— Реальность существования, жизнь, с точки зрения Академии, буквально или образно, заключается в том, что все меняется. Ничто не статично. Ваши отношения с кукловодом изменились, и...

Я рискнул еще раз выглянуть в коридор.

Мне показалось, что я заметил какое-то движение, и вздрогнул, отпрянув назад.

Когда ножа не оказалось, я посмотрел еще раз.

Там была только директриса, сцепившая руки перед собой. Я видел, как ее глаза метнулись к разбитому окну. После того, как Гордон вошел в класс с самым маленьким клоном, он драматично вышел.

А Мэри бесшумно вошла.

Я попытался отодвинуться в сторону. Нож, который ударил в дверь, не был метательным оружием. Больше, массивнее в районе ручки. Ей все же удалось бросить его достаточно сильно и точно, чтобы лезвие вонзилось в дерево.

Она прошла по проходу темного класса, низко пригнувшись, с оружием в каждой руке.

Мне не нужно было больше ничего видеть. Я выскочил в коридор. Глаза Джейми расширились, когда он посмотрел через мое плечо.

Еще до того, как он открыл рот, я отреагировал. Не было времени думать.

"Убирайся с дороги" значило "убирайся с дороги".

Я дёрнулся в сторону и неловко упал на перекрестке двух коридоров.

Мэри остановилась в дверях, глядя на всех нас. В руке у нее остался один нож. Другая рука была пуста, сжатая в кулак.

Ее маска спокойствия то и дело соскальзывала. В ее глазах были эмоции. Гнев, ненависть.

Многие из нас были избиты, избиты и покрыты синяками. Джейми и Лил избежали большинства стычек, но Гордон, Хелен и я получили урон.

Я не был так уверен, что мы сможем дать её бой. Особенно, если она сыграет умно.

— Не говори этого, — сказала Мэри.

"Не говорить чего?" — подумал я.

Моя память была не настолько хороша, чтобы я мог понять, на что она ссылалась.

Но что бы это ни было, это было что-то, что я сказал, что застряло в ней, что-то, оглашения чего она боялась.

Я сочувственно посмотрел на нее, в то время как мой мозг лихорадочно пытался собрать все воедино.

Это сочувствие причинило ей боль. Это заставило ее сжать кулаки еще крепче. Я осознал , что неправильно ее понял. Гнев, ненависть и страх — все это проистекало из чего-то другого, вытекало из источника, который был глубже и оставлял более болезненные раны.

Потребность.

— Хорошо, я этого не скажу, — сказал я ей. — Но опусти оружие.

— Я не могу, — сказала она.

— Здесь для тебя ничего не осталось. Если ты будешь держаться за это, какое бы будущее ты, ...

Я видел, как она вздрогнула.

...Я сказал, что не скажу этого, — сказал я ей.

— Ты ублюдок, — сказала она. — Лжец. Просто скажи. Покончи с этим. Скажи, или это сделаю я.

— Одна, — сказал я. — Если ты пойдёшь вперед, то останешься одна.

Ее голова дернулась в сторону. Я видел боль на ее лице. Маска была уничтожена, израсходована и растоптана.

— Директриса, — позвала она.

"О нет".

— Директриса! — крикнул я. — Нет, нет, не слушайте ее!

— Прочтите это, — сказала Мэри, указывая.

— Не надо! — крикнул я.

Я увидел нерешительность на лице директрисы.

В разгар ситуации, которую она совсем не понимала, у нее были средства превратить Мэри в оружие, бездумное, безрассудное, но с которым мы, возможно, не сможем должным образом бороться. Для Мэри, однако, это было спасением.

Что-то, чтобы устранить диссонанс и упростить его. Свести все к одному саморазрушительному импульсу.

— Если ты этого не сделаешь, — сказала Мэри, — они убьют нас обоих и сбежат до того, как Академия прибудет сюда, чтобы объявить карантин.

Это, казалось, явилось необходимым толчком.

— Мэри, — сказала директриса.

Я не мог шагнуть вперед без того, чтобы Мэри не атаковала меня. Не мог убежать и бросить остальных. Несколько звуков, и нам конец.

Мне нужно было убедить директрису.

Но я не мог придумать слов, чтобы сделать это. Если бы я мог понять, что сказал кукольник, его логику... Заявил, что он из Академии, возможно, сказал, что он давно был подсажен сюда для защиты студентов.

Следовало начать с того, что знали мы оба.

— Офис был заперт, — сказал я. — Двери и окна. Письмо было подписано кровью. Смотри, кровь!

Я показал ей свои руки в тех местах, где их поранили шипы.

Она даже не вздрогнула, взглянув вверх, а затем снова на газету.

— Я не...

Блокнот, карточки, ручка...

"Открывалка для писем".

— Открывалка для писем! — крикнул я. — Ваш нож для вскрытия писем. Он у меня с того момента, как я оставил записку!

— Нах...

Она остановилась на полуслове. Я увидел, как она моргнула. Момент, когда она задумалась.

Джейми заметил нож для вскрытия писем и прежде, чем я успел вспомнить, куда именно тот упал, уже отправил его скользить по плиткам.

Я остановил его ногой, а затем пнул ногой в сторону директрисы.

Он остановился в нескольких футах от нее.

— Это ваше. Я знаю, что это ваше. Но теперь он у меня. Думайте. Зачем Академии стрелять и причинять вред другим вашим ученикам?

Мой взгляд упал на одного студента, в которого стреляли. Тот, кому я помог оказаться на линии огня, позволив ему принять пулю за меня. Директриса посмотрела на него сверху вниз. Ее собственные руки были в крови от попыток остановить кровотечение, хотя его неподвижность говорила о том, что было уже слишком поздно, ущерб непоправим.

Она выронила окровавленную бумагу на пол.

Мэри бросилась в атаку, с ножом в руке, не соображая или не желая думать.

Я рванул назад, но Мэри была выше, и она не тратила время на разворот.

Она сократила расстояние, держа нож наготове.

Я понял, что побег невозможен, бесполезен.

Но я добрался до остальных, к Хелен, присоединившейся к Джейми и Лил.

Я схватил Хелен и, прежде чем она успела среагировать, толкнул ее в сторону Мэри. Это был не очень хороший выпад, но он сослужил свою службу.

"Лучше она, чем я".

Хелен вздрогнула, когда нож пронзил ее бок сзади. Мэри поднесла нож к горлу Хелен для того, что было бы быстрым и смертельным порезом, но Хелен поймала руку, остановив лезвие до того, как оно могло соприкоснуться с кожей.

Мэри согласилась взять ее в заложницы. Она дышала тяжелее, чем от минутной пробежки. Я предположил, что ее мысли были хаосом, шумом и болью.

— Одна, — сказала она. — Это то, что ты сказал?

— Да, — сказал я, мой голос был мягким.

— Ведя себя так, бросая союзников, когда тебе это удобно, я думаю, что в конечном итоге ты останешься более одиноким, чем я.

Я медленно кивнул.

— Может быть.

— Ты отвратителен.

— Никогда этого не отрицал.

— Не имеешь права ничего мне говорить.

Я наблюдал, как Хелен крепче сжала запястье Мэри.

— Я уже сказал большую часть этого, — сказал я. — Мы в процессе, еще не завершенные работы. Хелен, Гордон, Джейми, даже я, в меньшей степени.

Я увидел, как изменилось выражение лица Мэри. Она подняла руку, чтобы попытаться освободиться от руки Хелен, но та схватила ее за другое запястье. Рука с ножом напряглась, чтобы двинуться, но Хелен не позволила этому случиться.

Хелен не была бойцом, но это не означало, что она не была сильной.

— Хелен на самом деле не актриса. Но это еще не конечный результат. Я посеял это семя, укрепил идею, которая у тебя уже была.

Хелен повела плечами, и я увидел движения под ее школьной формой, когда кости сдвинулись и обрели новые очертания. Ее конечности двигались так, как не должны были двигаться, суставы сгибались неправильно.

Я отвёл взгляд в сторону, когда Хелен просунула одну ногу между ног Мери и обхватила ступнёй сзади её шею. Если бы я смотрел, то увидел, как задралась юбка Хелен, но было бы невежливо с моей стороны.

Мэри издала звук, когда ее усилия не увенчались успехом.

Я прошел мимо них, все еще отводя взгляд, и подошел к директрисе.

— Идите, — сказал я. — Забирайте мальчика и уходите.

Я увидел замешательство и страх, а также мгновенное облегчение. Она убежала, неся мальчика на руках.

— В котельной я упомянул доктора Иботта. Ты прервала меня прежде, чем я успел сказать о нем больше. Видишь ли, это он работал с Хелен.

Я увидел замешательство и тревогу на лице Мэри.

— Но... — начала Мэри.

Она не успела сказать ничего больше. Хелен подняла другую ногу, и изменение веса заставило Мэри наклониться вперед. Хелен резко повернула ногу, воспользовавшись падением, чтобы проскользнуть за Мэри. Руки двигались и извивались, и в конце этого Хелен оказалась сверху на Мэри, которая лежала лицом вниз на земле. Руки Мэри оказались под ней и перед ней, и рука Хелен обхватила ее, заставляя держать нож у собственного горла.

Каждая мышца и кость казались неправильно изогнутыми под кожей Хелен. Это навевало мысли о насекомом или голодной кошке из джунглей, сидящей на своей добыче.

— Но Иботт делает только большие дела. Монстры, которые могут выигрывать войны. Джаггернауты и корабелы. Ну, парень, который возглавляет наш проект, задел гордость Иботта и заставил Иботта сделать что-то меньше и умнее. Хелен единственная из нас, кто не человек, как ты теперь знаешь. Выращена в чане, как и ты, но построена с нуля. Она актриса только потому, что ей пришлось учиться с самого начала.

Мэри издала сдавленный звук. Хелен душила ее, глядя на нее сверху вниз с пустым выражением лица.

Я наклонился, поднял окровавленную бумагу, которую уронила директриса, и прочитал написанное про себя.

— Мы в процессе. Хелен все еще вживается в свою роль. Роковая женщина. Немного странно, когда она еще ребенок, но она станет кем-то, когда вырастет.

Я взглянул на Мэри, которая боролась и не могла вырваться из объятий Хелен, затем сложил бумажку и засунул ее за пояс. Потянулся рукой назад за пояс к досье Мэри и вытащил лист. Я думал, что использовал бы его для сравнения заметок, если бы смог найти квартиру Перси и вломиться туда.

Я наклонился и бумагой коснулся пятна крови там, где упал раненый ребенок. Сжал бумагу, комкая ее в руках.

— Отпусти ее, Хелен.

Хелен так и сделала. Когда она отпустила руку Мэри, та выронила нож. Хелен забрала его.

Мэри не пошевелилась, когда я подошел. Силы покинула ее.

Я держал окровавленную бумагу.

Затем я разорвал досье, медленно, для драматического эффекта, на очень маленькие кусочки.

Я позволил обрывкам упасть перед Мэри.

— Это твой выбор, — сказал я. — Сражайся насмерть, как он хотел, или засунь это в него. Присоединяйся к нам.

Прошло много времени, прежде чем она нашла в себе мужество кивнуть.

* * *

Я сидел под дождем, наблюдая, как студенты Академии собираются вокруг школы. Пришли отдельные члены наших команд, они присматривали за своими проектами и мешали меня обнаружить, а я наслаждался тем фактом, что Лейси была здесь ради меня и не могла меня найти.

Мои пальцы развернули бумагу, которую я украл. Записка кукольника.

Инструкции директрисе — неинтересно.

Команда для убийства мертвого клона — неинтересно.

Команда для Мэри — интересная загадка, которую мне предстояло разгадать в будущем. Предстоял ещё разговор с Хейли.

Мэри. У меня к вам нет такой команды, как для Клайда.

Я не скажу, что я не пытался, но мне удалось вызвать только короткие приступы, чтобы перезагружать ваш разум.

Признаюсь, я полюбил тебя. То, что я тебе сказал, не было ложью. Если дойдет до этого и Клайд потерпит неудачу, беги. Найди свой путь.

Я найду тебя. Мы будем вместе, и у нас все получится.

Перси

Я смотрел, как внизу, на улице, остальные направляются к карете. Язык тела Лейси изменился, когда она вытянула голову, глядя в направлении школы. Она задала вопрос, и Джейми указал на школу. Лейси поколебалась, затем направилась внутрь.

Я начал свой спуск в тот момент, когда она ушла. К передней части здания, вниз по ветвям, выходящим на улицу. Несмотря на то, что действовал "карантин", ученики образовывали свободный круг вокруг школы, одна команда устанавливала палатку у входа, и меня не заметили.

Преодоление активного периметра было отдельной историей.

"Иди уверенно, как будто не ожидаешь, что тебя поймают. Будь маленьким, используй преимущества своего размера".

Люди не хотели нарушать нормы. Если кто-то выглядел так, будто вписывался в общую схему вещей, тогда требовалась толика мужества, чтобы отойти от стада и выделиться, бросив вызов нормальности. Это удваивалось, когда речь шла о школах или Академии.

Часто было легче избежать внимания десяти человек, чем одного. Даже царапины, шишки, ушибы и промокание до костей становились незаметными, если человек сохранял самообладание.

— Эй, ты, — крикнул один из студентов, когда перехватил меня.

"Очевидно, у меня не хватает самообладания".

Я подавил вздох, сделал голос чуть выше и вытаращил глаза.

— Я должен быть в своем общежитии. Что происходит?

— Ты не... ты шел в другом направлении.

— Ты пропустил меня мимо себя, — сказал я, немного запыхавшись, в панике, — потом я испугался, потому что там так много людей, а потом я обернулся... Я должен быть в своем общежитии. Что-то случилось?

— Мы не позволяли тебе пройти мимо нас, — сказал другой из них.

— Пропустили! — сказал я таким тоном, каким могут говорить только дети.

Стопроцентная уверенность. Взрослые научились сомневаться в себе, но ребенок мог по-настоящему верить.

Я видел сомнение на их лицах и ухватился за него.

— Ты только что позволил мне пройти мимо. Почему ты лжешь?

— Мы...

— Почему? — спросил я, обрывая его.

"Выведи его из равновесия".

Я знал этот взгляд, перемену в его взгляде. Его губы приоткрылись, собираясь заговорить.

— Ты... — начал я.

Но он проигнорировал меня, потянулся к моей руке и вытащил ее из кармана.

— У тебя идет кровь, — сказал он.

"Черт возьми".

Просто мне не повезло встретить простого студента Академии, который занимался бы этим ради власти или престижа. Заботящегося о своей профессии.

Какой молодец; это вероятно, сделало бы его более эффективным учеником в долгосрочной перспективе, но сейчас мне это не помогало.

— Он со мной, — услышал я голос позади себя.

Я слегка съежился, оглядываясь назад. Лейси, которая держала одну руку на бедре.

— Для меня это ничего не значит, — сказал студент.

— Я его знаю. Он психически нездоров, и с ним трудно иметь дело. Кровь на его руках — его собственная. Он сбежал от своего смотрителя, и мне нужно вернуть его обратно.

"Грязно играешь, Лейси", — подумал я и посмотрел на студента: глаза широко раскрыты, губы теперь слегка приоткрыты, язык виден между зубами. Ничего очевидного, но все равно я подыграл.

— Если бы он был в школе...

— Он говорил правду, — сказала Лейси и положила руку мне на плечо. — Ты позволил ему пройти прямо мимо тебя. Я ручаюсь, что он и близко не подходил к сомнительным местам, и я буду молчать о твоей оплошности. Если из-за тебя мы не опоздаем.

Студент взглянул на карету, где уже рассаживались остальные, затем отошел в сторону.

Лейси подтолкнула меня; ее хватка на моем плече была немного крепче, чем нужно. Скорее даже, она впивалась в меня ногтями, будто думала, что я собираюсь убежать.

Мы направились к карете. Гордон, по-видимому, был в другом экипаже, за ним присматривали несколько студентов, назначенных на наши проекты, но Хелен, Джейми, Мэри и Лил были внутри ожидающего. Лил держала в руке пустой шприц, а Хелен занимала всю скамейку рядом с ней, положив голову на колени Лил и прикрыв глаза.

Взрослых внутри не было.

— Ты вернулась довольно быстро, — сказал Джейми Лейси. — Передумала?

— Я замечаю, что, когда имею дело с Сильвестром, напрямую или косвенно, и у меня есть небольшое сомнение в глубине души, то я должен воспользоваться моментом и переосмыслить, что я делаю. Я не ожидала этого же от тебя, Джейми.

— Извини, — сказал Джейми. — Я думал, он спустится, если ты уйдешь.

— Я так и думала. Я спросила себя: что самое неудобное он мог сделать? Заставить меня искать его в школе, только чтобы, выйдя на улицу, я обнаружила, что карета исчезла.

Я пожал плечами, освобождаясь от ее когтистой хватки, и забрался в карету.

— Прощай, Сильвестр, — сказала Лейси мне в спину.

Я рухнул на мягкое сиденье и посмотрел в ее сторону, приподняв бровь. Прощание казалось осмысленным. Выражение ее лица было смертельно серьезным, наводя на эту мысль.

"Я думала о том, что ты сказал, — сказала она мне. — Я не знаю, что добавить кроме того, что ты прав. Ты победил. Я попросила, чтобы меня сняли с вашего проекта. Профессор Хейли согласился".

Я кивнул, прекрасно понимая, что Мэри наблюдает за этим разговором между Лейси и мной.

— Я хочу объясняться, оправдываться, спорить, давать любой из множества ответов. Но я делаю это ради себя, если я правильно понимаю, а не ради тебя. Думаю, единственное, что мне остается сказать, это то, что, в конце концов, это твоя потеря, Сильвестр. Вам нужны люди, которые знают вас и вашу историю. Как вы развивались, как вы действуете, что вам нужно.

— Может быть, — сказал я. — Но мне также нужна автономия, чтобы решать, с кем я работаю. Ты говоришь, что знаешь меня, понимаешь, как я действую, во многих отношениях. Ты считаешь это хорошей вещью, но для меня все наоборот.

Она посмотрела на меня долгим, тяжелым взглядом.

— Прощай, Сильвестр, — сказала она во второй раз.

— До свидания, Лейси, — сказал я.

Она закрыла дверь кареты.

Мгновение спустя мы уже были в движении, направляясь в Академию.

Никаких сопровождающих, что было странно. Это был приказ Хейли? Чей-то еще? Это было удобно, но если бы Мэри решила задушить меня цепью, я не был уверен, насколько хорошо мы бы дрались в этих тесных кабинках.

Она сидела справа от меня и хранила полное молчание. Немного мокрая, взъерошенная, ее ленты исчезли, волосы распущены и нуждались в расчесывании. Ее запястья были скованы; сами кандалы были толстыми и тяжелыми, с настоящими цепями, которые бык не смог бы разорвать. Одеяло было накинуто ей на колени и руки, но очертания цепи были безошибочно различимы.

Она была обезоружена, хотя я сомневался, что все было учтено. Она была слишком осторожна.

Сейчас все было слишком деликатно. Я не мог ткнуть ее пальцем и проверить. Опасно.

Я отвернулся, чтобы посмотреть в сторону, и увидел, что Джейми что-то пишет в своем блокноте.

Не писал. Делал наброски. Моё лицо, смотрящее куда-то в направлении Мэри.

Ручка замерла. Когда я оторвал взгляд от кончика ручки, Джейми уставился на меня.

— Что? — спросил я, чувствуя себя неловко.

— Это было мило с твоей стороны, — сказал он.

— Я никогда не бываю милым.

— Ты чертов лжец, и ты лжешь о том, что не был милым, — сказал Джейми. — Ты связался с Лейси...

— И это было ужасно, — заметил я.

— ...И ты рассказал ей, почему ты это сделал, — сказал Джейми.

— Я сказал ей, что это потому, что она жалела меня и притворялась милой, что не было ошибкой.

— Ты справлялся и с худшим, не дрогнув, — сказал Джейми. — Ты только что назвал ей настоящую причину.

Я закрыл глаза и позволил голове откинуться назад, пока та не ударилась о мягкую заднюю стенку кареты. Стена вибрировала от движения колес по дороге.

Когда я услышал скрип ручки по бумаге, я взглянул на работу Джейми.

Набросок остался незаконченным, но был подписан. "Сай, после редкого момента доброты."

Я закатил глаза и закрыл их.

Две ошибки за относительно короткий промежуток времени. Меня поймал студент на карантинном периметре, и как я справился с Лейси. Я устал, мой мозг слишком долго был слишком активен. Я начал оступаться.

Вот только ночь еще не совсем закончилась.

— Кто-то ушел вперед; у нас должен быть эскорт, когда мы прибудем, — прокомментировал Джейми. — Для нашего пассажира.

Я еще раз взглянул на Мэри и увидел, что она смотрит в окно, наблюдая, как мимо нас проплывает промокший от дождя город: огни, уличные фонари и редкие фигуры, стоящие в темноте.

Был ли один из них кукловодом?

Ее разум блуждал, ее мысли вырывались за пределы кареты, чтобы сосредоточиться на том, что лежало за ее пределами, очень возможно, сосредоточившись на кукловоде.

— Хелен, — сказал я.

Мэри вздрогнула при звуке моего голоса, или потому, что я позвал именно Хелен?

— Да? — спросила Хелен.

— У тебя есть расческа?

Она достала маленькую расческу из неглубокого кармана своего форменного платья. Вместо того, чтобы заставить ее пошевелиться, я поднялся со своего места и взял расческу из ее руки, прежде чем позволил себе тяжело упасть на свое мягкое сиденье.

Я протянул ее Мэри.

— Чтобы ты могла больше чувствовать себя самой собой.

— Я сама не знаю, кто я, — сказала она, но взяла расческу и начала расчесывать волосы. Попалось довольно много запутанных прядей, которые требовали резких, сильных рывков, чтобы разодрать их.

Я не мог давить слишком сильно. Просто нужно было убедиться, что она собрана, сосредоточена на нас.

— А пока давайте закончим этот вечер, — сказал я. — Я не думаю, что кто-то из нас хочет, чтобы ты была прикована. Кроме, может быть, тебя.

Она резко повернула голову, выглядя оскорбленной.

Потому, что я перешел черту или потому, что был прав?

— Ты только что сказала, что не знаешь, кто ты такая, — сказал я. — Ты, прямо в эту минуту, та, кто хочет быть закованным в цепи? Сказать "да" или "нет" не означает предать его или угрожать своему положению среди нас. Все дело в том, кто ты есть в данный момент.

Она скорчила гримасу, снова глядя в окно на город.

— Сай? — спросила Лил.

— Да, Лил? — ответил я, мой голос был таким сладким, каким только мог.

Я видел раздражение на ее лице, но это не отвлекло ее от того, что она собиралась сказать:

— Не будь задницей. Оставь ее в покое.

Это заявление было достаточно убедительным, чтобы застать меня врасплох. Удивление сменилось раздражением.

"Как насчет того, чтобы доверять мне, верить, что я знаю, что я делаю?"

Но Джейми, должно быть, что-то заметил в моем выражении лица, потому что легонько ткнул меня локтем.

"Хорошо".

Хорошо. Я не был полностью сосредоточен. Я был уверен, что не переступал черту, но это не означало, что я не мог совершать более мелкие ошибки.

Я улыбнулась Лил, затем откинула голову на подушку.

— Ты хочешь, чтобы я тебя подлатала? — предложила Лил. — Твои руки плохо выглядят.

Примирительный жест? Она не могла отказаться от того, что сказала, но, возможно, не хотела, чтобы это прозвучало так жестко. Она тоже устала. Эмоции были наркотиком со своими побочными эффектами, приливами и отливами, и после полуночи активности и недели страха за свою жизнь она, возможно, была в фокусе не больше, чем я.

— Они все равно захотят нас осмотреть, — сказал я, закрывая глаза. — Это не важно. Расслабься вместо этого, присмотри за Хелен.

Лил посмотрела вниз, где спала Хелен. Спокойная.

Мы молчали, пока карета ехала по улицам, шитые лошади не переставали тяжело стучать копытами по дорожному покрытию.

Мы добрались до Изгороди, и там было больше света, меньше пространства между уличными светильниками и фонарями. Взгляд в окно показал стену по периметру, освещенную рассеянным светом. Вроде там было написано: "Академия: светящийся маяк на окраине Редхэма".

Через ворота — и в саму Академию. Мы миновали Ряды, Кларет-холл и Подъем, направляясь прямо к Башне.

Мэри напряглась. Сжала плечи и двигалась достаточно, чтобы зашуршали цепи, чего не происходило с самого начала поездки.

"Ну вот мы и вернулись".

— Ты была здесь раньше, — сказал я.

Мэри резко повернула голову, как будто не была уверена, с кем я говорю. Я не был уверен, кого она ожидала увидеть, но она, казалось, поняла, что я разговариваю с ней.

— В гостях.

— И только? Один визит?

— Один, решивший мою судьбу, — сказала она.

Я медленно пожал плечами.

— Может быть. Так вот почему ты так волнуешься? Или это что-то другое?

— Ты продолжаешь говорить так, будто читаешь мои мысли, — сказала она.

"Ты больше похожа на открытую книгу, чем альбом на коленях Джейми".

— Это нетрудно понять. Вам сказали, что мы враги. Мы плохие парни. Визиты были визитами. Ты знала, на чьей стороне.

— Конечно, — коротко ответила она.

— Они захотят поговорить с тобой, задать вопросы. Будь готова к этому. Тебе не обязательно рассказывать им все, но все, что ты им скажешь, зачтется. Мне некуда идти, так что я буду с тобой, пока мы не выясним, как обстоят дела. Я твой союзник, твой защитник, я предложил тебе место у нас, и я сделаю так, чтобы это произошло. Обещаю, что все будет хорошо.

— Обещаешь, — сказала она. Не вопрос, не утверждение, только эхо.

"Имело ли это слово какое—то значение?"

— Они вообще согласны с тобой? — спросила она.

"Они? Другие сироты из Лэмбсбриджа?"

— Я доверяю Саю, — сказал Джейми.

— Да, — пробормотала Хелен.

Она почувствовала, что карета замедлила ход, и проснулась.

Я взглянул на Лил и почувствовал ее колебание. Мэри — тоже.

Но Лил сказала:

— Да.

Выражение лица Мэри не изменилось. Не невозмутимый, как у Хелен; это был смутно потерянный, убитый горем взгляд, и это был взгляд, который ничего не говорил.

Это наводило на мысль, что она чувствовала себя более комфортно или была более уверена в том, что происходит, чем минуту назад, когда все стены были разрушены и лежали в руинах.

Карета остановилась, и мы вышли, Лилиан сняла одеяло, прикрывавшее кандалы Мэри, неуклюже сложила его и бросила на то место, где лежала Хелен. Один за другим мы вышли, проходя мимо шитых телохранителей по обе стороны двери.

Когда Мэри добралась до двери, они схватили ее.

— Полегче, — сказал я им. — Она не представляет угрозы. Вы можете оставаться рядом, но не прикасайтесь к ней.

Помощники двух зашитых телохранителей повторили мои приказы. Два телохранителя отпустили Мэри, оставив ее на шаг позади меня.

Мы были на твёрдой земле. У основания Башни была устроена крыша, так что одна сторона опиралась на саму Башню, а другая сторона поддерживалась рядом специально выращенных деревьев. Внизу размещались шитые лошади, а шнуры и провода привязывали их к стойке с большими металлическими кабелями, которые спускались с одной стороны Башни.

Гордона уже извлекли из другого экипажа на носилках, а команда, работавшая над проектом "Гриффон", окружила его.

За мной присматривали трое студентов. Двое — теперь, когда Лейси ушла. Девятый посмотрел вслед Джейми. Лилиан получала особое наставничество и внимание от множества учителей, которые оказывали ей поддержку и заботу. Хелен стояла одна, без учеников или учителей, для поддержки или присматривания за ней, и каждого, кто пытался приблизится вовремя отгоняли, но у нее был свой профессор в черном пальто.

Двенадцать человек присматривали за Гордоном, и девять из них присутствовали здесь, следуя группой вокруг, впереди и сзади, пока носилки катили в башню. Я был готов поспорить, что внутри было еще больше.

Остальные из нас почти не имели значения, пока они были сосредоточены на своём проекте. Дискуссии и дебаты о путях продвижения вперед, консультации со списками и диаграммами.

Он был в их руках. Я не слишком беспокоился о том, как все обернется.

Когда они отфильтровались, мы остались в компании нескольких рассеянных студентов, которые стояли ближе ко входу в Башню. В некоторых я узнал членов команды Джейми, двух мужчин и двух женщин, которые выглядели немного более усталыми, чем все остальные. Я также заметил двух оставшихся членов моей команды, двух мужчин, которые стояли в стороне и курили. Позади нас были студенты, которые управляли зашитыми охранниками.

— Я не осознавала, насколько сильно меня превосходили численностью, — сказала Мэри.

Я улыбнулся этой мысли.

Она не улыбнулась в ответ.

— Это Академия, — сказал я. — Это небольшой отдел с нехваткой финансирования. Вы бы видели, какая рабочая сила поддерживает другие проекты.

Лилиан, Джейми, Хелен, Мэри и я рискнули подойти ближе.

— Джейми, — сказал один из сотрудников проекта Джейми. Старше остальных. — Э-э, сначала несколько вопросов, но профессор Хейли хотел ее видеть. Каждый должен пройти обследование, записаться на прием и сдать анализы. Если бы вы с Джейми могли уделить нам минутку...

— У тебя есть время, — сказал я, обрывая его. — Не спеши.

Двумя моими оставшимися членами моей команды были Дьюи и Элтон, которые попыхивали сигаретами. Уберите белые халаты, и они могли бы сойти за уличных бандитов, которые ждали, чтобы держать меня под прицелом и заставить опустошить карманы. В их телосложении и выражении лиц была какая-то грубость. У Элтона был тяжелый лоб и стрёмный взгляд, который не поддался измерению медициной Академии.

Лицо Дьюи, напротив, привлекло слишком много внимания Академии, разгладив всю его кожу до мягкой текстуры детской попки. Я знал, что несколько лет назад Дьюи лечили от сильной сутулости, но привычка взяла верх, и даже сейчас он был немного сгорблен. Его волосы были светлыми и тонкими, как паутинка.

Я знал, как себя вести с ними. Я знал, что Элтон был принят на работу из-за подстав и плохих дисциплинарных показателей в школе, очень похожей на Мотмонт, в то время как Дьюи вместе с Лейси, единственные, кто был в проекте с самого начала. Он прошел через длительные и болезненные процедуры из-за сильных шрамов, которые он получил в детстве. Они не были из тех, кто станет заботиться о твоих чувствах, и они были достаточно хороши в своей работе. Лейси просто была хорошей. Мне кажется, что она просто научилась игнорировать, вместо того, чтобы принимать влияние, информацию, урон.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил Дьюи.

Я покачал головой.

— У меня была запланировано Назначение.

Он выглядел раздраженным.

— Я знаю это. У нас нет никаких причин оставаться здесь?

Я снова покачал головой.

— Ага, — сказал он. — Что ты сказал Лейси, что так сильно ее потревожил?

Я пожал плечами.

— Ага, — снова сказал он. Как будто отвечал на вопрос или утверждение. — Хорошо.

— Я знаю, где тебя найти, если ты мне понадобишься, — сказал я.

— Найди кого-нибудь из нас завтра в офисе, — сказал он мне. — Следует проверить уровни.

— Хорошо, — сказал я.

Он кивнул.

Легко. Никаких танцев, никаких трюков, никакого позерства.

Просто работа.

Джейми разговаривал с остальными из своей команды. Из того, что я подслушал, он пытался убедить их, что нет, ему не нужно сейчас заходить в их офис. Да, он скоро будет там. Да, он понимал, что люди сейчас на месте.

Мой взгляд упал на альбом. Джейми держал его обеими руками, но не мертвой хваткой, не обнимал.

Ему не нужна была помощь.

Я немного отступил, приближаясь к трем девушкам на краю навеса. Лил разговаривала с Мэри, пока поправляла повязку на боку Хелен. Хелен, казалось, восприняла это спокойно, выгнув одну бровь, когда оглянулась на меня.

Дуга, так же, как и улыбки, подмигивания и кивки, казалось, предназначалась скорее для меня, чем для нее. Как маленькие прикосновения, которые заставляли меня нервничать рядом с ней больше.

— ...Мнемонический трюк, чтобы понять, как все устроено, — сказала Лил.

— Трюк? — спросила Мэри у Лил.

— Это тело. У каждого отдела есть свой фокус. Башня — это голова. Ведение учета. Подъем — это плечи или ключицы, шея, опорные конструкции, хранилище, подумайте о рюкзаке. Дальше у нас есть штаб-квартира Академии. Центр всего, Кларет-холл ...

— Сердце, — сказала Мэри.

— Ряды, — продолжила Лил и замолкла, чтобы дать Мэри возможность закончить.

Мэри покачала головой.

— Ребра. Общежития. Я думаю об этом как о ребрах, решетках, клетке, зоопарке, студентах. Вот как я собрала все это у себя в голове, рисуя связи. Я начал делать это с самого начала, и хотя я уже знаю, я все еще думаю таким образом. Создаю такие связи, — говорила Лил.

Она казалась такой взволнованной. Ребенок, у которого появился шанс показать свои вещи. Она не была проектом, но была умна в своём типичном стиле. Исключительна, на фоне остальных. Может быть, это было потому, что ее заставляли идти в ногу с нами, может быть, потому, что она была редкой породой.

Но она не была одной из нас. У нее была семья, место, куда она могла вернуться домой.

— Как ты думаешь, что такое Изгородь? — спросил я.

Мэри слегка вздрогнула при звуке моего голоса.

— Изгородь? Наружная стена... кожа?

Я пожал плечами и кивнул.

— Немедленная помощь, контакт с городом за пределами, первая линия лечения и профилактики.

— Это помогает? — спросила Лил.

— Помогает? — переспросил я.

— С чувством потерянности и подавленности в этом месте, — сказала Лил.

— Это немного помогает, — сказала Мэри таким тоном, который ни в малейшей степени не убедил меня. Она слегка пошевелила руками, чтобы одернуть верх своей школьной формы и цепи зазвенели.

— Хорошо, это здорово! — сказала Лил, оживляясь. — Итак, после Рядов идут другие значимые здания. Там есть...

— Хелен, — голос прорезался сквозь стук дождя по крыше. Это был жесткий голос.

Ход мыслей Лил оборвался прямо там.

— Иботт, — пробормотала Мэри.

Иботт. Он был человеком, которого возвысили до положения в обществе, которое его ни в малейшей степени не устраивало. Он был одним из самых блестящих умов в Рэдхэме, умный, внешне неплохо выглядевший, обладал внешностью высшего класса и ни в чем никому не уступал. Его волосы были аккуратно разделены на прямой пробор, ровно уложенные чем-то, что в конце дня пахло прогорклым, оставляя волосы заплетенными в жесткие пряди, пересекающие один край лба. Его круглые очки были в золотой оправе, но настолько запачканы, что я едва мог разглядеть глаза по другую сторону стекла.

Имя, которое, возможно, было известно не всем местным, но было известно большинству.

— Я ожидал вас раньше, — сказал он, и хотя его фраза была вежливой и правильной, тон был далек от этого. — В будущем ты будешь приходить прямо внутрь и отчитываться передо мной. Не заставляй меня приходить сюда.

— Да, сэр, — сказала Хелен.

"Но ты не всегда здесь, — подумал я. — Она что, должна все равно отчитываться?"

Иботт, похоже, считал так — и теперь Хелен тоже будет так думать.

Теперь он был достаточно близко, чтобы говорить с нами, не повышая голоса. Я почувствовал, как Лил отпрянула назад, и немного изменил позу, чтобы встать между Иботтом и ней.

— У тебя идет кровь, — заметил он.

— Да, сэр, — сказала Хелен.

— Объясни.

Прежде чем она успела это сделать, я заговорил:

— Сэр.

Он проигнорировал меня.

— Я хочу услышать это от Хелен. Я очень надеюсь, что она вспомнит.

— Сильвестр подверг меня опасности, чтобы мы могли захватить нашу цель, — сказала Хелен, прежде чем я успел что-либо сказать. — Это был лучший способ доставить меня туда, где я могла бы быть наиболее эффективна.

"Я бы сформулировал это лучше", — подумал я.

Едва я закончил эту мысль, как Иботт ударил меня. Он не был сильным мужчиной, но он был в несколько раз больше меня, и он был мужчиной.

Звук тыльной стороны его ладони, врезавшейся в моё лицо, заставил головы практически всех присутствующих повернуться.

— Будь осторожнее, — проинструктировал он меня.

Мне пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем я смог понять, что стою на четвереньках. Я широко открыл челюсть, зевая, чувствуя, как она смещается, прежде чем смог пошевелить ртом, чтобы произнести слова.

— ...Да, сэр.

Хелен протянула мне руку. Я принял помощь.

— Не помогай ему подняться, — сказал Иботт. — Идем.

Хелен отпустила мою руку, но не пошевелилась.

— Хорошо поработали сегодня вечером, Хелен, — пробормотал я.

Она повернулась и пошла на шаг позади своего создателя. Толпа Джейми и Дьюи позаботилась о том, чтобы отойти в сторону, когда пара вошла в башню.

Разговор не возобновлялся, пока за Хелен не закрылась дверь.

Я проигнорировал предложение Лил помочь мне встать и поднялся на ноги.

— Иботт всегда хорош для первого впечатления, — сказал я, взглянув на Мэри.

— Я не понимаю.

— Если бы он хотел, он бы управлял Рэдхемом, — сказал я. — Он не хочет, но у него все еще есть это влияние. Не то, что я хотел бы, чтобы ты увидела, пытаясь расположить тебя к себе.

— Ты предполагаешь, что мне есть куда пойти, — сказала Мэри.

"Да, — подумал я, — так оно и есть. Но, возможно, ты не видишь всех вариантов, которые действительно лежат перед тобой".

Я увидел, как Джейми крепче сжал книгу. Голова немного наклонена, руки скрещены на обложке блокнота в кожаном переплете.

— Лил, — сказала я, не сводя с него глаз. — Лилиан. Я не знаю, как это сказать, чтобы не прозвучало так, будто я говорю тебе уйти, но… если бы ты захотела пойти в свою комнату и хорошенько выспаться, сейчас было бы не самое плохое время.

— Это действительно звучит так, как будто ты пытаешься избавиться от меня.

— Но почему? — спросил я. — Подушка, покрывала, твоя собственная комната, тишина и покой...

— Кошмары, — сказала она.

— Как ты думаешь, у тебя будет меньше кошмаров, если ты будешь проводить больше времени рядом с нами? — спросил я.

Она скорчила гримасу.

Но затем откинула капюшон, взяла свою сумку и направилась по длинной дороге в центральную часть университета, где Ряды расходились вокруг Кларет-холла.

— Давай, — сказал я и схватил Мэри за цепь, слегка потянув.

— Не надо, — сказала она, внезапно напрягшись, сопротивляясь притяжению.

Что студент и сшитый телохранитель приняли за причину её подтолкнуть.

— Сотрудничайте, — повысил голос студент.

— Все в порядке, — сказал я. — Правда, все в порядке.

Но я не чувствовал это нормальным. Джейми все больше уходил в себя, поглядывая в мою сторону, пока его группа вела его внутрь. Я оказался между двух огней. Не мог бросить Мэри на этом этапе, но позволить Джейми идти вперед, не оказав поддержку…

— Пожалуйста, Мэри, — сказал я.

Мэри поколебалась, потом подчинилась.

Мы быстро пересекли площадку; цепь Мэри позвякивала, мне пришлось придержать для нее дверь, а затем шитые телохранители и их сопровождающие оказались прямо за нами, желая присмотреть за Мэри, и в целом, это выходило неуклюже и неловко. Нам потребовалось некоторое время, чтобы поспеть за их быстрыми, деловыми шагами.

Я протиснулся мимо студентов в лабораторных халатах, чтобы добраться до Джейми.

Он оторвал руки от альбома и после минутной паузы протянул его мне.

Я принял его с благоговейной осторожностью и крепко сжал в руках.

— Увидимся, — сказал он.

— Скоро, — ответил я.

"Гриффон снова будет восстановлен. Галатея на попечении своего создателя, который так же отличается от нее, как ночь от дня.

И Гусеница…"

Я смотрел, как Гусеница исчезает в конце коридора.

Назначение — явно неподходящее слово.

Я потер щеку, где, как я знал, будет синяк, затем повернулся к Мэри. Мы были так уединены, как только могли, с нашим шитым эскортом.

— Я хотел показать тебе лучшее, — сказал я Мэри. — Я хотел показать тебе Лэмбсбридж. Показать, что у нас есть дом, мы есть друг у друга.

— У тебя есть его книга, — сказала Мэри. — Я думаю, что понимаю это, даже если не знаю деталей. Я не уверена, что поверила бы тому, что ты хотел мне показать.

Опасность стать признанным лжецом.

— Я хочу, чтобы ты была одной из нас, — сказал я.

— Я думаю, что, возможно, хотела бы ей быть, — ответила она.

— Этого должно хватить, — сказал я ей.

Нам предстояло подняться на девять лестничных пролетов, и когда я предложил придержать середину цепи, чтобы облегчить ее вес, она не сопротивлялась.

Когда мы прибыли в офис Хейли, он, казалось, тоже не упустил эту деталь. Я увидел, как его взгляд задержался там, где моя рука держала металлические звенья.

— Пес и Ловец охотятся за Перси, — сказал он.

Я заметил, что он наблюдает за Мэри. Похоже, он тоже был осведомлен о моих намерениях. Работа Джейми, без сомнения. Следил за тем, чтобы все было в порядке, следил за тем, чтобы сообщения передавались.

Мэри не вздрогнула и не отреагировала.

— Преследование было бы проще, если бы вы не сожгли дом Перси, — сказал мне Хейли.

Я отреагировал на это. Несколько раз моргнул, пытаясь собрать мысли и разобраться в самых скудных фрагментах своей памяти.

— Я этого не делал.

Хейли откинулся на спинку стула.

— Ты этого не делал?

Я покачал головой.

— Пес и Ловец говорят, что это сделал не Перси. Они бы учуяли запах, даже несмотря на дождь.

— У меня нет для вас ответа, — сказал я ему.

— Я знаю, — сказала Мэри мягким голосом. — План был... более сложным, чем вы рассчитывали.

— Насколько сложный? — спросил Хейли, его светлые брови приподнялись.

— Дети, с которых нас скопировали, — он должен был что-то с ними сделать. Он продал их другим, чьи амбиции соответствовали его, — сказала она и не смогла поддерживать зрительный контакт, вместо этого уставилась в землю. — Это целая группа. Он пытался сохранить это в секрете даже от меня. И их намного больше, чем вы думаете.

Перерост⁽¹⁾,— подумал Перси. — Популяция находит себя в отличных условиях: без хищников и в изобилии ресурсов. Эта разновидность растет семимильными шагами, часто экспоненциально, и быстро достигает точки, когда оно значительно превышает доступное пространство и ресурсы.

Перси держал свой зонтик под углом, направляя его против дождя. Его взгляд был устремлён на Академию. В этот поздний вечер это была одна из редких точек света в темном маленьком городе, окруженном стеной, с достаточным количеством огней вокруг живой изгороди — для освещения передней стены.

Он отвернулся, крепче сжимая зонтик, и нежно дотронулся свободной рукой до собственного поврежденного лица. В тот момент, когда он был ранен, он решил преувеличить серьезность происходящего. Он доверял своей Мэри.

Его походка была быстрой — бег был ненадёжен, ходьба была слишком медленной, поэтому он выбрал некую золотую середину. Живя здесь, привыкаешь к дождю, ходишь по скользкому тротуару и дороге. Академия хотела дождя, они разработали метод его получения путем разведения водорослей, которые теперь были частью водной системы. Здания на окраине Редхэма испускали водяные пары, которые катализировали бактерии.

Когда случался Перерост, в конце концов это приводило к разрушительному коллапсу сформировавшейся системы. Зачастую подобное заканчивалось массовым вымиранием.

Ветер чуть не вырвал зонтик у него из рук. Ему пришлось остановиться, чтобы перехватить его с одной стороны, где ткань вывернулась, превратив одну сторону зонта в чашку, а не в щит. При этом он оглянулся через плечо, чтобы еще раз проверить.

Он не увидел никого лишнего. Он особенно внимательно следил за детьми, но ничего подозрительно не заметил.

Он почувствовал одновременно облегчение и разочарование. Увидев там Мэри, он бы воспрянул духом и почувствовал бы себя в большей безопасности. Если бы он увидел всех мальчиков с Мэри, это привело бы его в восторг. Дало бы ему надежду.

Но здесь были только дождь и тени, в равной пропорции.

Редхем очень усердно работал, представляя себя кем-то хорошим и правильным. Перси знал это — благодаря шести годам, проведённым в Мотмонте, — но ещё никогда он не бродил по улице в столь плохую погоду. Он знал о существовании таких шитых, но никогда не видел, как много шитых активны поздней ночью: они собирали мусор, тела или просто бродили по заданным маршрутам, особенно теперь, когда он очутился в окраинной части Радхэма.

Шитый ковырялся в мусорной корзине, оставленной снаружи, двигался как пьяный, вяло раскачивался. Когда он что-то находил — сломанные часы, детскую игрушку, ножницы, — то неловко складывал под водонепроницаемую ткань, которая была натянута на ящик, стоявший у него под ногами.

Перси хотел помочь этому. Уделить ему час своего времени или найти его владельца и рассказать им, как лучше содержать это существо. Некоторые люди были склонны жаловаться на то, как их родственников, друзей и соседей забирали еще до того, как те ложились в гроб, или их выкапывали грабители могил — при первой же возможности. Эти несчастные желали заработать немного денег, продавая трупы потенциальным студентам. Ох, но если бы они знали, что шитые иногда используются подобным образом, для раскапывания мусора в поисках всего, что может представлять ценность, чтобы доставить находки туда, где ценные вещи разберут или продадут.

Шить было непросто, но попытки и, в конечном счёте, частичное оживление было одним из первых проектов Уолстоуна, следовательно, процесс был наиболее подробно описан в его литературе. Всё, что требовалось, это найти материалы, контролируемые Академией, и следовать записям.

Материалы были недорогими, конечный продукт мог прослужить годы или дольше, если держать его в сухом состоянии и сохранять при нужной температуре. У данного экземпляра таких условий не было.

Немногое Перси ценил больше, чем хорошую работу. Ремесленник, заботящийся о своем ремесле. И этот шитый был не такой уж и хорошей работой.

Создатель, без сомнения, имел доступ ко множеству тел и думал, что проще пойти к третьесортному выпускнику Академии и заняться другими проектами, чем доводить до ума эту.

Плоть была дешёвой. Мертвая плоть ещё дешевле.

Шитый повернул голову, глядя в сторону Перси. Глаза почти исчезли, зрачки и радужка затуманились молочно-белым.

Однако он смотрел не на самого Перси.

Тот проследил за взглядом шитого создания и увидел две фигуры под дождем.

Первым и самым очевидным был монстр. Четвероногий, высокий настолько, чтобы, идя мимо зданий, его плечи задевали верхний конец дверного проема, но он был достаточно узким, чтобы можно было пролезть в сам дверной проем, пригнув голову. На нем были части человеческого лица, черты которого скрывались длинными черными волосами. Местами, где плоти было недостаточно, к плоти и кости было прикреплено большое количество металла. Свет уличного фонаря отражался зеленым в его глазах.

Другой фигурой был мужчина в широкополой шляпе и длинной куртке. Свет уличного фонаря отражался зеленым и в его глазах. Он нес палку с закрепленным на одном конце ошейником, готовым захлопнуться, коснувшись горла; медвежий капкан без зубов. Перси знал, что иногда используют версию с шипами, но явно не сегодня.

Нет, Пес и Ловец хотели заполучить его живым. Чтобы допросить. Чтобы присвоить его работу, перепрофилировать ее. Это был только вопрос времени. Единственная причина, по которой они его не заметили, заключалась в том, что их отвлекло что-то другое. Казалось, Ловец что-то сказал, хотя воротник его куртки был достаточно высок, чтобы скрыть рот.

Пес кивнул, и звук, который он издал в ответ, был глубоким и достаточно громким, чтобы быть слышимым. Эта тварь не могла говорить, учитывая искореженный металлический обрубок, который был его нижней челюстью.

Как же тогда Перси мог описать то чувство, которое охватило его? Страх, страдание. Он представлял, это чувство очень похожим на то, что он мог бы испытать, столкнувшись с семьями детей, которых он заменил своими собственными. Если бы его остановили на полпути, прежде чем он достиг своих целей.

Как будто на него навалилась тяжесть, разбивая все, чем он был, вдребезги, оставив его тело нетронутым.

Страх ему не помогал. Он обошел мусоросборщика и использовал размеры и запах шитого, чтобы скрыться от ищущих глаз и носа.

С долей сожаления он сложил зонтик, столь хорошо защищавший его от воды, с гравированной костяной ручкой, и подставил себя дождю. Зонт был слишком большой, чтобы положить его в ящик, и слишком необходимой вещью, чтобы не расставаться с ним.

"Я надеюсь, что твой хозяин вознаградит тебя, заботой, — подумал Перси. — Поэтому, пожалуйста, прости меня за это".

Он снял водонепроницаемую ткань с верхней части ящика, где она защищала содержимое, накинул ее на голову и плечи, затем поднял ящик. Он подумывал о том, чтобы скинуть ботинки, но отказался от этой мысли.

Это должно было скрыть его от их взглядов. Но их глаза были наименьшей из его проблем.

Они могли видеть лучше, чем он, они могли выслеживать запахи так же хорошо, как любая ищейка. Они могли слышать, как лист оседает на землю в квартале от них, и у них хватало ума использовать эту информацию. Если верить слухам.

Если они были так близко, значит, у них имелся образец его запаха, а если у них был его запах, то можно считать, что капкан уже у него на шее.

Звук позади чуть не заставил его задрожать, но прыжок или подёргивание выдали бы его.

Пес исчез в переулке, двигаясь параллельно ему.

Перси, спотыкаясь, двинулся вперед с коробкой в руке, его мысли превратились в глухой рев. Хороших вариантов не было. Даже если бы Мэри или Клайд были здесь, лучшее, на что он мог рассчитывать, так это на то, что они выиграют ему немного времени. При должной удаче, возможно, они смогли бы сбить Ловца со следа.

Но победы не будет. О побеге не могло быть и речи.

Пес показался, издав стук, тремя этажами выше, прогуливаясь по соседней крыше. С каждым шагом черепица отрывалась и соскальзывала с крыши, чтобы упасть на землю внизу.

Между Перси и боевой машиной было всего три здания. Пёс остановился на краю крыши и теперь напрягся, подняв голову, раздувая широкие, как у летучей мыши, ноздри.

Пёс почти небрежно перепрыгнул с крыши на дорогу. Металлические скобы внутри и вокруг ног сомкнулись, подпрыгнули и встали в новой конфигурации, эффективно поглощая удар от падения. Мышцы и масса справились с остальным.

Теперь, когда Пёс был ближе, Перси видел трубки, ведущие от ног и уходящие в окантованные металлом разрезы на боках. В двух пробирках была кровь, а в третьей — то, что могло быть водой.

Пёс был уродливой работой, что было странно, учитывая, что он был одним из самых известных "секретных" проектов Академии. Были эксперименты, которые создавались аккуратно, продуманно с самого начала. Этот был не из таких. Это был проект с явными ошибками, изначально обреченный на провал. Когда структурная целостность нарушалась, её заменяли грубым металлом. Когда не справлялись вены и артерии, их заменяли трубками, изменяли маршруты, некоторые детали располагали вне тела.

Трудно сказать, были ли еще и другие проблемы. Академия, вероятно, была рада, что обошлась только имеющимися в нём "улучшениями". Пёс не существовал бы, если бы ему требовались регулярный диализ или особая диета.

Академия села в лужу. Этот случай был ярким примером.

Пес повернул голову, уставившись на Перси теми глазами, что отражали свет; веки шевельнулись, выдавая улыбку, которую не могла изобразить пасть.

Было бесполезно сопротивляться или даже пытаться бежать, но Перси злило осознание того, что именно эта штука положит ему конец. Он повернулся и собрался бежать, но увидел приближающегося Ловца.

Тот поигрывал с капканом, ошейником на палке. Часть инструмента с ошейником крутилась, вертясь настолько быстро, что казалась лишь размытым пятном во мраке, разбрызгивая капли воды в стороны.

Голос ловца был резким, как у человека, который курил или сипел из-за сильной простуды.

— Вы дважды меняли одежду, ходили по глубоким лужам. Даже носили одеяло, покрытое личинками.

"Личинки?"

Перси потянул за кусок ткани, который он накинул на голову, но его глазам все равно потребовалась секунда, чтобы привыкнуть. Он увидел, как извиваются личинки, и вздрогнул, отбрасывая ткань.

Теперь по его голове поползли мурашки, по шее и лицу. Как только он почувствовал это, каждая капля дождя, которую он не мог проверить своими глазами, воспринималась потенциальной личинкой, паразитом, грязью.

Ловец перехватил палку с капканом, и Перси отшатнулся, только чтобы обнаружить, что Пёс стоит позади него, открыв пасть; зубы готовы были укусить.

Перси все еще держал ящик. Использовать его против Пса было бы бесполезно, но...

Ловец сделал выпад, целясь Перси в горло, и тот поднял коробку навстречу оружию.

Ящик был вырван у него из рук сильным ударом шеста и отброшен на большое расстояние.

Слишком сильный. Одного Ловца было бы достаточно, но их было двое.

Работа Уоллстоуна захватывала его с раннего детства. Определила жизнь Перси. Теперь его работы, в некотором смысле, могли закончить жизнь Перси.

Он подумал о своих творениях. О Клайде и о Мэри.

В тот же самый момент, когда Перси осознал свою собственную смертность, он понял, что его наследие ушло.

Он почувствовал импульс ярости.

Перси лелеял это чувство, использовал его, чтобы набраться храбрости, и полез в карман куртки за пистолетом.

Ловец схватил его за запястье, затем остановился, посмотрев вниз.

— Это же... — спросил Ловец, замолкая. Он повернул голову.

Пес зарычал и ринулся в том же направлении.

Вокруг поднимался туман.

Нет, это был газ. Густое, цвета горохового супа, облако неуклонно поднималось, несмотря на ливень.

Ловец потащил Перси, оттаскивая от набухающего облака. Перси другой рукой потянулся за пистолетом, но Ловец тут же ткнул его капканом в руку.

Ошейник захлопнулся, он был широковат для руки Перси. Отверстие было достаточно большим, чтобы он мог высвободить руку, если бы ему дали шанс, но такую возможность ему не предоставили. Оружие прокрутилось, края капкана впились в его руку; пытаясь освободится, Перси почувствовал, как рвётся кожа.

В той же вспышке гнева, что заставила его потянуться за оружием, Перси обнаружил, что ему удаётся оказывать сопротивление Ловцу. Его противник был достаточно силен, чтобы поднять свою жертву, Перси потянул себя вниз, усложняя каждый шаг своего соперника, упираясь ногой в бедро Ловца. Он пытался приблизиться к газу, который встревожил этих двоих.

Глупость, безрассудство и уродство — всё то, чему он себя противопоставлял и против чего работал годами. На каждом шагу своего пути он боролся с течением и на каждом шагу своего пути он делал все с осторожностью. Не всеми своими работами он гордился, но он взвешивал свои возможности и никогда не делал ничего такого, о чем, как ему казалось, он мог бы потом пожалеть, лелея свой великий план.

Даже в его работе с детьми.

В итоге ему это удалось. Его голова откинулась слишком далеко назад, и газ обволок его лицо.

В одно мгновение он ослеп, зрение накрыло пеленой. Отвратительный, едкий вкус и запах заполнили его нос и рот.

Его борьба с Ловцом продолжалась, но менее эффективно, так как он был ослеплен.

Когда его уронили, он брыкнулся и полетел в размытую темноту.

Чья-то рука зажала ему рот, он нанес удар и почувствовал, что попал в плоть. Он ударил снова и нащупал длинные волосы.

Его рука более мягко провела по волосам, на этот раз с некоторой осторожностью.

"Мэри?"

Он открыл рот, чтобы спросить, но не смог: то нечто, что он вдохнул, наполнило его рот отвратительным вкусом; оно было похоже на густую муку, запекшуюся на его языке и внутренней стороне щек, заставляя их прилипать к зубам. Его губы слиплись вместе, потрескались и закровоточили, когда он раздвинул их.

Рука, закрывавшая его рот, убралась и прижала один палец к его губам.

Пальцы схватили его за кровоточащую нижнюю губу и потянули. Его вели, как дворняжку на поводке, и он понял, что это не его Мэри.

Но все равно повиновался.

Несколько неуверенных шагов в неизвестном направлении. Позади раздался шум.

Рука взяла его за запястье, и он следовал за ней, как ему казалось, бесконечно долго, но, скорее всего, на самом деле лишь несколько минут.

Рука отпустила его запястье.

Прошла минута. Он начал чувствовать, как учащается его сердцебиение. Страх, стыд, беспокойство. Он был грязным, покрытым личинками, окровавленным и, если не считать его молчаливого спутника, он был один.

Он услышал женский вздох, не от раздражения, а от облегчения.

— Это вода, — сказала она, голос был приглушенным. — Прямо перед тобой. Ополосни лицо, постарайся также почистить нос и уши, иначе ты еще долго будешь плохо видеть и слышать.

Он повиновался, пошарив рукой, пока не нашел дождевую бочку и воспользовался водой, протирая глаза, убирая длинные нити слизи. Она легко разваливалась. Он отодрал сколько мог, проверил своё зрение, и оно всё равно оказалось размытым. Его вторая попытка ни к чему не привела, зрение не прояснилось.

— Он использует слизистые оболочки, — объяснила она. — Связывает саму слизь. Она накапливается, и приходится долго вытаскивать комочки этой дряни из носа и рта. Через час или два слизь затвердеет. Умойся, прополощи горло.

— Как долго? — спросил он. Ему все еще казалось, что его язык покрыт воском. Он моргнул и разглядел черноволосую красавицу в облегающем жакете.

— Достаточно долго, чтобы ты начал думать, что я солгала, и вред был причинён навсегда. Промывай регулярно, и станет лучше.

Он оглянулся через плечо.

— Они ушли, — заверила она его. — Им досталось больше, чем тебе. Они все равно полезли в драку, я не ожидала. У меня было с собой три шитых, и Ловец разорвал их в клочья. Академия проанализирует проблему и восстановит этих двоих в течение дня, а затем они разработают средства для предотвращения, по...

— Зачем ты спасла меня? — спросил Перси.

Он мог достаточно прозрел, чтобы видеть улыбку.

— Ты спасла меня, пожертвовала тремя шитыми и козырем, чтобы сделать это. Ты с ними.

— Да.

Впервые с тех пор, как в анонимной записке ему сообщили, что за ним идёт Академия, он почувствовал, что немного расслабился.

Он снова сполоснул лицо, затем потряс им в воде из стороны в сторону, плескаясь, разбрызгивая воду, пытаясь освободиться от прилипшей субстанции.

Выпрямившись, он поднес руки к волосам, а затем расчесал их пальцами.

Его зрение все еще было вполовину хуже нормы.

— Пойдем, — сказала она, улыбаясь.

Пунктом назначения, как оказалось, был невзрачный магазин со старой ковбойской шляпой над дверью.

— Ты когда-нибудь бывали- в подобном месте? — спросила его спутница, поднимаясь по лестнице впереди него, и бросила ему легкую улыбку через плечо.

— Я, э-э, никогда, хотите верьте, хотите нет.

— Верю, — сказала она. — Ты, скорее, из тех, кто находит кого-то, нежели зовёт и приглашает в подобные места.

Она так хорошо его знала?

— В дневное время, по крайней мере, — сказала она.

"Ага".

— Значит, ты наблюдала за мной настолько хорошо.

— Человек, что ходил вокруг вашего дома после школьных часов, тащил тележку? Наш.

— Понятно.

Они поднялись по лестнице на два этажа выше и подошли к двери, над которой висела еще одна ковбойская шляпа. Вместо того, чтобы открыть, спутница обернулась к нему, вытерла его лицо, коснулась его волос.

Его кровь все еще пульсировала, а лицо пылало после тщетной борьбы с Ловцом, и от интимных тем, поднятых вот так в лоб, он разволновался.

Судя по улыбке на ее лице, она знала это. Возможно, она наблюдала за ним даже более внимательно, чем он предполагал. Достаточно, чтобы знать, что ему нравится контролировать ситуацию, управлять ею, а она добилась противоположного.

Прежде, чем он успел задать вопрос, она открыла дверь.

Стены были задрапированы красным бархатом, или шелком, или чем-то очень близким к нему, с золотыми узорами. У колонн были ветви, тянущиеся вверх и вокруг них, и на одной ветке была маленькая птичка. Свет был электрическим, лился сквозь красное стекло.

По комнате в очень беспорядочной манере располагались восемь или девять человек — в креслах, на диванах или стоя.

— Синтия, — приветствовал ее старик. — И мистер Перси.

— Там были Ловец и Пёс. Я использовала свой ослепляющий порошок, в следующий раз они будут готовы. Луис скажет вам, что я помешала ему поджечь Пса Академии, мне это казалось слишком рискованным. Каждый раз, когда мы издавали звук, Ловец бросался на нас. Я позволила шитым издавать звуки, и мы ушли. Это был лучший вариант, потому что Ловец не замедлился.

— И не должен был, так он был задуман, — сказал старик; Перси моргнул, пытаясь разглядеть получше. Изменив тон, старик снова заговорил: — Ты хорошо поработал.

"Разговаривает со мной".

— Я потерпел неудачу. Мои творения мертвы.

— М-м-м, боюсь, что да, — сказал старик. — Мы сами это проверили. Трое мальчиков и девочка убиты группой Академии.

Перси почувствовал боль в груди. Ему удалось сохранить спокойное выражение лица.

Это было хорошо. Сознательный акт контроля помог ему сосредоточиться. Он чувствовал себя более похожим на самого себя.

— Что вы делали? — спросила другая женщина. Она была окружена клетками. Силуэты внутри напоминали птиц.

Перси открыл рот, чтобы сказать, но затем закрыл его.

— Не хочешь рассказать? — спросила Синтия, и ее тон был дразнящим.

— Ты привела меня сюда не просто так.

— Мы привели, — сказал старик.

Перси тщательно подбирал слова.

— Я чувствую себя так, как будто меня испытывают.

— Мы все это делаем, всегда, — сказала женщина с птицами. — Слабый ли ты, сильный, полезный, подходящий для романа партнёр, друг, враг?

— Я перефразирую. Я на экзамене.

— Нет, — сказал старик. — Не то слово.

— Важно, что я говорю, как я это говорю. И не говори, что это всегда имеет значение. Ты знаешь, что я имею в виду.

— Да, — сказал старик. — Я знаю. Расскажи нам о своей работе.

Перси молчал, размышляя.

Когда Синтия заговорила, ее голос был мягким, но в нем не было ни малейшей неуверенности.

— Что бы ты ни сказал, это будет лучше, чем молчание.

Перси заговорил не сразу, но он принял решение сказать.

— Я не горжусь. Я начал с того, что хотел проявить себя перед ними. У меня была идея, я хотел довести ее до конца и показать им, что они были неправы, отказавшись от нее.

— Твои клоны.

— Да, — сказал Перси.

— Твоя работа казалась безупречной, учитывая ограниченный доступ к ресурсам Академии. Они защищают свои тексты и диаграммы с опасной страстью. Половина того, что делают Пёс и Ловец, это собирают тех, у кого есть тексты или копии книг Академии. У каждой Академии есть проекты, которые делают это, их выставляют патриотами и защитниками Короны.

— Были учителя, приносящие части текстов в школу. Я улавливал заметки, удерживал фразы и цифры в своей голове, пока не удавалось их переписать, иногда часами позже.

— Впечатляет, — сказал мужчина в углу. — Зачем? Сначала ты хотел проявить себя в Академии, а потом начал убивать. Причинить вред Мотмонту и Академии тоже?

— Чтобы стать директором. Как только я смогу диктовать политику, я планировал начать массовое производство.

— Клоны массового производства?

Перси сумел улыбнуться потрескавшимися, запекшимися губами.

— Представьте, пожалуйста, новый метод ведения войны. Один человек или клон проникает и нацеливается на детей, заменяет их, клоны учатся вести себя как дети и медленно, но бесшумно замещают целое поколение. Одна команда или приказ, и целый город поставлен на колени.

— Мне действительно нравится твоё воображение, — сказал старик. — Академия нравится её оружие, как можно было заметить на примере Пса.

— Академии не понравилось мое оружие. И не из-за того, чем это оружие было, а из-за того, что у них в головах было другое представление о группе детей, работающих вместе. Моя идея была слишком медленной для Хейли.

— Ты хотел, чтобы это сработало. Жизни детей для тебя ничего не значили, ты продавал их, не заботясь о том, как мы их используем?

"И всё же это экзамен?"

— Жизни моих детей что-то значили для меня.

— Ты хочешь отомстить за них, Перси?

— Да.

— Тогда мы поможем. Ты воплотишь свой план.

— Они знают, как я действую. Они будут проверять, на всякий случай.

— Тогда пусть они тратят свое время впустую. Есть и другие маршруты.

Перси прищурил глаза, почувствовал в них пленку, и потер один их костяшкой большого пальца.

— Что за другие маршруты?

В ответ Синтия вытянулась и легко хлопнула по одной из красных ламп.

Перси понимающе кивнул.

— Мы будем работать вместе, — сказала она, — чтобы создавать красивые произведения искусства.

— И вы будете делать это с большим количеством ресурсов, — сказала женщина с птицами.

— Оставаясь при этом вне поля зрения, — сказал старик с чуть большим акцентом. — Я уверен, что ты понимаешь.

Перси медленно кивнул, обдумывая все это. Он позволил себе улыбнуться.

— Я надеюсь, не потребуется много усилий, чтобы заставить тебя действовать против Академии? — спросил старик.

Перси на мгновение задумался.

— Всякий раз, когда я думаю об Академии, я думаю о концепции Перероста. Вы знакомы с этим, я полагаю?

— Я был профессором, — сказал старик, — концепция мне знакома.

Перси слегка улыбнулся.

— Они ступают на опасную почву. На грани краха. Хейли тоже это видит, но он думает, что может сделать умы достаточно блестящими, чтобы решить проблему. Я думаю, что он только поспособствует этому. Нет, у меня точно не будем проблем в борьбе с ними.

По поведению остальных в комнате он понял, что прошел это испытание.

— Могу я умыться? — спросил он, когда остальные устроились поудобнее, и гул разговоров усилился. — Еще раз.

— Сюда, — сказала Синтия. — У тебя будет комната.

Она повела Перси в его покои. Его глаза расширились настолько, насколько позволяла слепящая пленка.

Полный набор академических текстов. Большие чаны, достаточные для размещения человека.

— Вода в той стороне, — сказала Синтия. — У тебя есть дополнительная ванная.

Он почти не слышал ее. Его палец провел по ближайшему чану.

Он создал бы жизнь, сыграл бы самого маленького из богов.

"Клоны, — подумал он. — От древнегреческого Klon. В смысле, Ветвь".

Он улыбнулся этой мысли и пошел умываться.

1) Overshoot

Вернуться к тексту

— Будешь так делать — заболеешь, — сказал мне Рик. Он ухватил мой капюшон и натянул его на мои мокрые волосы.

Немного раздраженно я сбросил его обратно и уставился на него.

Рик, один из старших мальчиков в Лэмбсбридже, только улыбнулся. Когда он приехал в приют, он принял меня за кого-то намного моложе. Он быстро понял, как сильно я ненавижу, когда со мной обращаются как с ребенком, и решил убить меня добротой.

Выглядел он соответствующе. Там, где Гордон был крупным в спортивном смысле, у Рика был круглый подбородок, широкие бедра, тяжелое, плотное тело. Он мог бы выглядеть как настоящий Бруно, если бы его лицо не было таким чертовски невинным: розовощеким, ясноглазым и светлокожим, как у пятнадцатилетнего подростка.

Для взрослых он был милым. Для меня он был помехой.

— Эй, Гордон, можно я возьму лишний зонтик? — спросил Рик.

Гордон и Хелен прогуливались вместе, каждый держал в руках по большому зонту; они шли в окружении младших сирот.

— Я думаю, Сай предпочел бы, чтобы ты оставил его в покое, — сказал Гордон.

— Спасибо, — сказал я. — Да.

— Он заболеет, если ему будет холодно и мокро.

— Сейчас лето, — заметил я. — Идет теплый дождь, и я хочу промокнуть. Я все равно переоденусь, когда вернусь.

— Почему ты хочешь промокнуть?

— Почему это вообще тебя касается? Моя голова становится горячей, иногда мне нравится остыть.

— Твоя голова становится горячей? — спросил Рик. Он одарил меня снисходительной улыбкой. — Я думаю, что тебя уже лихорадит, Сай.

Я бросил на него очень равнодушный взгляд, затем обошел пару недавно прибывших, намереваясь поставить их между мной и Риком.

Это не сработало. Я почувствовал, как чья-то рука схватила мой капюшон, и развернулся на месте, хлопнув по нему сильнее, чем было необходимо.

Это не возымело особого эффекта, но вызвало громкий шлепок, и скорость, с которой я повернулся, привлекла внимание. Теперь другие дети и несколько прохожих на улице смотрели на нас. Группа Лэмбсбриджа замедлила ход, некоторые вообще остановились.

Я пристально посмотрел на Рика сверху вниз.

— Тебе нужно лучше заботиться о себе, — сказал Рик самым приятным тоном, какой только можно себе представить.

— Я могу. Я забочусь. Мне не нужно, чтобы ты вмешивался и говорил мне, как это сделать, — сказал я напряженным голосом.

— Сай, — сказал Джейми.

Я не двигался, все еще пристально глядя на Рика.

— У меня руки заняты книгой и этим зонтиком, а мне нужно почесать нос, — сказал Джейми. — Ты можешь мне помочь?

Я повернулся спиной к Рику и подошел к передней части группы, где Джейми шел рядом с Элизой и Фрэн, единственными двумя девочками примерно нашего возраста, кроме Хелен. Все трое несли большие зонтики, чтобы укрыть от воды и нескольких маленьких детей. Я протянул руку и почесал ему нос. Он немного повернулся, подставляя его правильнее, провоцируя смех нескольких самых юных из толпы.

"Снимаю напряжение".

— Я хотел, чтобы ты взял мой зонтик, — сказал он, слегка улыбнувшись. Он пошел, и наша группа снова двинулась в путь. Я взял у него зонтик, держа его обеими руками и становясь в шаге между ним и Фрэн, и сказал: — Спасибо.

— Надень на него капюшон, Джейми, — сказал Рик.

Я напрягся.

— Рик, — сказал Гордон, — иди сюда.

С помощью Гордона Рик оказался в хвосте группы, в то время как Джейми держал меня впереди. Дети в середине плескались в лужах. В общей сложности мы заняли большую часть тротуара и часть улицы.

С полудня прошло уже несколько часов, и от мрака Редхэм отделяли пробивающиеся через облака лучи солнца. Дождь был тёплым, и примерно половина людей на улице занималась тем же, что и я — снимали капюшоны и держали зонты на отлете.

Не считая шитых, которые были рассредоточены вокруг, еще была группа, ведущая большое, безволосое млекопитающее без каких-либо опознавательных черт, его вели в направлении Академии. Где-то две трети людей на улице наслаждались дождем.

Чего Рик, казалось, не мог понять.

— Он действительно достал тебя, да? — спросил Джейми.

— Он должен был уже достать всех, — сказал я. — В его голове что-то серьёзно погнулось, и тот факт, что никто, кроме меня, этого не понимает, достаёт меня ещё больше, чем он.

— Рик не плохой парень, он просто неуклюжий, — сказала Фрэн рядом со мной.

Я оторвал одну руку от зонтика, чтобы указать на неё, послав Джейми свой лучший взгляд говорящий: "Ну? Ты видишь!?"

— Я его немного понимаю, — мягко сказал Джейми. — Частично. Я также думаю, что ты преувеличиваешь.

— Я понимаю людей, — сказал я, очень осторожно подбирая слова. Другие сироты не знали, кем или чем мы были, и неправильная формулировка могла привести к катастрофическим последствиям. — Я знаю, что заставляет их действовать. Я знаю, как это использовать. Мне приходится всё это понимать из-за того... откуда я пришёл. Я уже говорил тебе это и даже больше.

— Да, я знаю, — сказал Джейми так же осторожно.

Он знал, что я на самом деле имел в виду. Фрэн и Элиза были достаточно благопристойны, чтобы не совать нос в мое прошлое и не расспрашивать о нем, хотя я видел, как они переглядывались друг с другом.

— Давайте не будем слишком зацикливаться на плохом, когда вокруг маленькие, — сказала Элиза.

Я покачал головой.

— Я не понимаю Рика. Я могу подтолкнуть еготкнуть, испытать, но он даже не пошатнётся.

— Он знает тебя так же хорошо, как ты знаешь его, — сказал Джейми. — Ты умен, Сай, но не стоит недооценивать, насколько эффективен средний человек, когда он на сто процентов сосредоточен на чем-то одном.

— Он на сто процентов сосредоточен на мне? И ты не видишь, что в этом плохого?

— Ты винишь его? Вы встретились друг с другом в один из ваших плохих дней, в один из дней, когда ты находился в особенно отвратительном, злобном настроении...

"После Назначения".

— ...И заставил его подумать над тем, как противодействовать тебе.

— Что он и сделал, — пробормотал я.

— Что означает, что он не сдастся, он не изменит курс. Ты сам заварил эту кашу, Сай. Теперь тебе придётся её расхлёбывать. Обрабатывая людей, не удивляйся, если они станут отбиваться лучшими способами, какие придумают.

Я нахмурился:

— Если бы у меня была подсказка, какое-то представление о том, что делает человека, который в корне испорчен...

— Сильвестр! — Фрэн упрекнула меня с таким возгласом, что дети, с которыми мы гуляли, немного дёрнулись. — Не будь злым!

— Прости, — пробормотал я, немного съежившись. — Я просто говорю. Я его не понимаю. Я не знаю, что приводит к тому, что Рик остается Риком.

— Я знаю, — сказал Джейми. — Знаю его историю.

Я сразу же стал щенком: глаза заблестели, уши навострились.

— И я не собираюсь тебе рассказывать, — сказал Джейми. — Никогда.

— Но...

— Потому что ты используешь это. Я знаю тебя. Вывалишь это и разберёшься настолько хорошо, насколько сможешь. Для тебя это будет преимуществом.

Я боролся с желанием ударить Джейми зонтиком, который держал в руках. Мне удалось избежать этого только потому, что я сказал себе, что Джейми должен был записать это в одну из своих записных книжек.

— Этого нет в моих дневниках, Сай, — тихо сказал Джейми. — Вернее, было, но я зачеркнул слова, когда ты кинул кружку в его голову, прямо перед Рождеством. Я знал, что в итоге ты бы подсмотрел.

"Раздражающе противостоять тому, кто знает тебя достаточно хорошо, чтобы предсказать твои мысли".

— Я собирался спросить, действительно ли ты читал его дневники, — сказала Фрэн, — Но потом я подумала, черт возьми, глупая я, это же Сильвестр.

Я вздохнул. Я подумал, не ударить ли их обоих зонтиком, но потом заметил выражение лица Джейми. Легкая забота, беспокойство. Мягкость.

"Джейми такой медлительный, что никогда не уберется с дороги достаточно быстро. Не спортивно", — сказал я себе.

— Не могли бы вы дать нам с Саем минутку? Мы просто немного пройдемся вперед, — сказал Джейми.

— Я присмотрю за спиногрызами, — сказала Фрэн, забирая у меня зонтик и держа по одному в каждой руке.

Я не пропустил улыбку на ее лице, когда она это сказала.

Джейми коротко кивнул ей. Мы ускорили шаг, чтобы вырваться вперед, что не было большой проблемой, учитывая, насколько медленной иногда бывает группа пятилетних детей. Он передвинул книгу, чтобы на неё не так сильно капал дождь. Я вытянул руку, чтобы натянуть его дождевик над ней.

Через минуту мы были достаточно далеко, чтобы нас никто не услышал. Нам пришлось обходить медленно движущееся препятствие. Препятствие было в форме большого стеклянного корпуса, размером с карету, с тканью, наброшенной через верх, уже хлюпающей от накопившейся воды. Живые лошади тянули штуку вперёд, и студенты Академии, не ведущие лошадей, свободным кругом выстроились у контейнера, оберегая от идущих карету, чтобы она не упала набок.

Когда мы были на другой стороне, я прокомментировал:

— Рик из тех парней, которые в конечном итоге одеваются в одежду своей мамы и улыбаются, убивая своих жертв вязальной спицей или чем-то в этом роде.

— Ты не вытянешь из меня ответ, Сай, — сказал Джейми.

— Не вязальная спица. Но что-то изобретательное, — задумчиво произнес я. — Обычный предмет домашнего обихода. Это ты читаешь книги. Какой предмет подходит?

— Ты взволнован больше, чем обычно, — сказал мне Джейми. — Я думаю, подойдёт термин "взвинченный". Я полагаю, из-за Мэри?

Я нахмурился.

— Да, — сказал Джейми.

— Тебе не нужно вести себя так самодовольно.

— Я не самодовольный, — сказал Джейми со всеми признаками того, что он действительно верит в свои слова. — Послушай, прошло уже несколько недель. У тебя есть склонность желать управлять кораблем, даже если предполагается, что Гордон будет его капитаном. Знаю, что тебе не удалось управлять Мэри так, как тебе нравится, несмотря на твои очень частые визиты.

— Я все рассказал Хейли, — сказал я. — Я...

Джейми бросил на меня быстрый взгляд.

— Почти все. Я объяснил, я добился его согласия и добился надсмотра для сотрудничества Мэри. И половину времени я даже говорить с ней не могу, потому что они что-нибудь делают с ней или её родителями.

Джейми кивнул, воспринимая это, запоминая, может быть, обрабатывая что-то еще или просматривая набор воспоминаний в своей голове.

— У тебя не было желаемых результатов с ней, когда ты её навещал. Вот почему ты сейчас так не уверен в себе.

— Я не чувствую себя неуверенно.

— Хорошо, — сказал Джейми.

По его голосу было не похоже, что он мне поверил.

— Она на полном серьёзе пыталась убить тебя, — сказал я. — Если все пойдет не так, как надо, она может попробовать еще раз.

— Она сделала больше для того, чтобы убить тебя, чем меня, — заметил Джейми. — Несколько раз, по факту. Если ты хочешь моего содействия, тебе следует стараться лучше.

— Ты зануда, — сказал я.

— Я знаю, — сказал он. Он обнял меня за плечо. — Я ужасная зануда.

— Наиужаснейший зануда. Я не представляю, почему ты нравишься Фрэн.

— Эм?

— Ты ей нравишься. Нравишься-нравишься. То, как она вела себя, когда мы оставили их позади, я уверен.

Теперь настала очередь Джейми выглядеть немного раздраженным и обеспокоенным.

"Хорошо".

За всеми его издёвками насчёт моих стараний для Мэри я знал, что он тревожится об этом. Я знал, что он будет беспокоиться за Фрэн, и это не обязательно было плохое беспокойство, но я почувствовал небольшой трепет победы.

— Я ей действительно нравлюсь?

— Она думает, что старый зануда Джейми лучший. Говорю тебе, если бы хоть одной девочке я нравился, как ты нравишься ей... — я умолк.

— И?

— Я не знаю! Я мог бы заставить их сделать все, что угодно. Покрасить волосы в синий цвет, или плюнуть Псу в морду, или ...

— Все, что угодно, — сказал Джейми, обрывая меня.

— Да, — сказал я, улыбаясь.

— Одной тревогой меньше, — сказал он.

— Что?

— Я думал о тебе и Мэри и о взаимодействии между вами двумя, — сказал Джейми, немного запинаясь, когда попытался объяснить. — Вы слишком молоды для этого, полагаю.

— И что под "это" подразумевается?

— Ты быстро все схватываешь, — сказал Джейми. — Очевидно. И ты первым начал общаться с людьми. Выбор слов, как ты самовыражаешься, иногда слишком по-взрослому, из-за того, как ты мастерил свою личность.

— Ага... — сказал я, приглашая его продолжать.

— Это такое облегчение; увидеть происходящее в прошлом и получить намёки на основы происходящего сейчас.

— Ты задница, — сказал я. — Это и есть настоящий я.

— Может быть.

— Не может быть. Ты определенно задница.

— Я имел в виду...

— То, что ты задница? Ты задница? — я воспользовался тем, насколько медленным он мог быть, чтобы подкалывать его.

Он переместил свою хватку с моих плеч, чтобы обхватить мою шею согнутой рукой, слегка меня придушив.

Я ткнул его в мягкую сторону живота, отчего он только сильнее начал меня душить.

Наше хулиганство продолжалось до тех пор, пока мы не заметили миссис Эрлз, стоявшую на углу дороги.

Судя по ее реакции, она искала нас. Джейми отпустил мою шею и заднюю часть нижнего белья. Я тоже отпустил его, поправил одежду.

— А где остальные? — спросила она.

— Может быть, на минуту отстали, — сказал я, оглядываясь, чтобы проверить. — Нам нужно было немного поговорить.

— Похоже на то, — сказала она, прежде чем наклонилась, чтобы поправить воротник Джейми. — Что-то случилось?

— Мэри? — спросил я, не теряя ни секунды. — Что-то случилось?

— Нет. Мэри только что приехала со своими сумками. Но она пришла с компанией.

"Кукольник? Нет. Слишком рано".

— Мистер Хейли? — спросил я и, не переводя дыхания, добавил: — Он чего-то хотел?

— "Да" на оба вопроса, — сказала она. Она отвлеклась, вытянув шею, чтобы посмотреть, сможет ли она заметить остальных. — Профессор Хейли попросил вас встретиться с ним в старой конюшне? Ты знаешь, где это?

— Да, — сказал Джейми.

— Хорошо, потому что я этого не знаю. Если ты хочешь идти вперед, я могу послать остальных в вашем направлении.

— Мы подождем, — сказал я одновременно с Джейми, сказавшем:

— Хорошо.

— Мы подождем, — подтвердил я. Джейми кивнул.

Остальным потребовалось меньше минуты, чтобы догнать нас. Когда они показались в поле зрения, самые маленькие дети набрали скорость, бросившись к миссис Эрлз. Она не наклонилась, чтобы поприветствовать их, но протянула руку, чтобы коснуться головы здесь и там.

Когда Гордон и Хелен увидели нас, я указал на боковую улицу справа от нас. Гордон кивнул.

Хелен потребовалось некоторое усилие, чтобы вырваться из окружения детей, которые столпились вокруг нее. Не самых мелких. Дети в возрасте от четырех до шести лет не так сильно привязались к Хелен, но девочки, которые были ближе ко мне по возрасту, всего на ступеньку ниже ее, как правило, боготворили ее.

Пока она прощалась и мягко обрывала их, когда они пытались расспросить ее, у меня возникла мысль.

— Лилиан?

— Лилиан с Мэри, сказала миссис Эрлз.

Это меня беспокоило. Трудно было понять, почему.

Я оглянулся на Рика, он смотрел на нашу группу с любопытством. Начал следовать за нами, но госпожа Эрлс ему помешала, попросила помочь ей с детьми.

Меня это очень порадовало.

Хелен наконец догнала нас; когда она повернулась спиной ко всем, за исключением нас, её лицо стало очень плоским.

Мы вместе пошли по тротуару. К старой конюшне, в которой уже давно не держали лошадей. Она была незначительной достопримечательностью, не стоила усилий, чтобы сносить, и слишком ветхой, чтобы использовать по назначению.

— Я сказал Рику отвалить, — сказал Гордон.

— Он не отвалит, — сказал я.

— Да, — сказал Гордон. — Я понял. Но я подумал, что попробую. Хотел бы я сделать больше.

— Скажи мне, что ты согласен с тем, что у него что-то не так с головой.

— У него что-то не так с головой, — согласился Гордон.

— Спасибо тебе! — сказала я, указывая и глядя на Джейми. — Видишь?

Джейми пробормотал:

— Это не... Нет. Я не говорил, что ты не прав. Я сказал, что это не...

— Ты не думаешь, что он слишком льстивый или хороший, и что привязался к Саю как банный лист, — сказал я.

— Я, э-э, нет.

— Просто подожди. Если миссис Эрлз опять застанет его вылизывающим пол в ванной, тогда...

— Опять? — вмешался Джейми.

— Видишь? Прямо вот оно. Твоей первой мыслью не было "он не стал бы этого делать". Ты зацепился за "опять"!

— Нет, — сказал Гордон очень спокойно, — я думаю, что это нормально — зацепиться за "опять". Я думаю, что ты немного перегибаешь палку в этом вопросе.

— Просто подожди, — предупредил я.

— Я подожду, — сказал Гордон. — Только не убей его, пока я жду. Это, вероятно, незаслуженно, и это расстроит профессора Хейли.

— И разозлит не так, как ты злишь его обычно и потом уходишь от ответственности, — отметила Джейми.

— Я знаю, знаю!

Поход к конюшне занял не много времени. Дождь заметно усилился, после чего перешёл в морось. Я был ему рад, убрал волосы назад. Джейми теперь, когда от дождя осталась одна морось, тоже откинул капюшон, но его длинные волосы стали только влажными, не мокрыми.

Когда мы прибыли, я заметил Мэри. Лилиан была недалеко. Хейли стоял у двери конюшни, рядом с Псом и Ловцом. Я заметил Пожирателя в конюшне, он сидел на полу, его лоб был на высоте калитки стойла.

Мэри выглядела немного не в своей тарелке, но она была достаточно сосредоточена, чтобы не показывать этого. Я должен был сделать вывод не по выражению лица или языку тела, а по расстоянию между ней и Лилиан. Мне нравилось, что они не стояли близко друг к другу.

Мэри была одета в обычную одежду впервые с тех пор, как я встретил ее, без униформы Мотмонта или халата пациента, и у нее были волосы, перевязанные лентами, но выглядели не так, как при нашей первой встрече. Ее волосы были длиннее и не были подстрижены, хотя и были заплетены в косу с одной стороны для опрятности.

Она приветствовала меня легкой улыбкой, когда я приблизился, Джейми последовал за мной.

Хейли был одет в свой черный лабораторный халат, простую рубашку и брюки. Козырёк конюшни защищал его от дождя. Он говорил что-то Пожирателю, но его глаза были прикованы к нам, взгляд был оценивающим — его глаза несколько раз прыгали с Мэри на меня, оценивая так же, как я измерял ее расстояние от всех остальных.

Как и предполагал Джейми, я смоделировал себя из того, что знал о людях вокруг меня, и предполагал, что одним из этих людей был мистер Хейли.

Пес лежал в грязи, вполне возможно, наслаждаясь прохладной жижей и грязью. Выражение его лица всегда было трудно прочесть, так как у него не было правильного рта, а металлические приспособления вокруг его лица растягивали кожу и натягивали мышцы таким образом, что это делало его менее читаемым. Металлические ставни, которые обычно были у челюсти, поднялись к носу, я заметил, что они прикрывают нижнюю половину его лица. Защита?

Ловец стоял неподвижно, руки в карманах, его человеколов стоял так, что он опирался на него локтем.

И Пожиратель... ну, Пожиратель был Пожирателем. Толстый и голый, с кожей, которая казалась слишком толстой, выпученными глазами со слишком маленькими зрачками, которые двигались слишком медленно, лениво скользя по каждому из нас, а так же с маленькими, слишком поджатыми губами. Хейли разговаривал с ним, но тот никак не реагировал, и не было даже намёка, что он слушает.

— Ягнята, — сказал Ловец. — Давно не виделись.

— Недавно, — ответил я. — Как дела?

— Бывало и хуже, Сай, — ответил он.

Гордон и Хелен оторвались от нас с Джейми. Гордон направился прямо к Псу. Если кому-то подходило рукопожатие, Псу Гордон дотрагивался до стороны головы, убирал волосы от глаза.

Что-то в Псе слегка расслабилось, мышцы на его плечах и спине расслабились там, где они были напряжены

Одинокая тварь.

Хелен, со своей стороны, шла медленно, немного покачиваясь, заложив руки за спину, ее юбка колыхалась влево и вправо при каждом шаге. Она остановилась где-то посередине между Гордоном и остальными из нас, все еще сцепив руки за спиной.

Покачивание было почти игривым, что само по себе было очень интересно. Хелен не отличалась особой экспрессивностью, и любое выражение, которое она показывала, обычно предназначалось для кого-то другого.

Это поднимало вопрос о том, для кого именно здесь действовала Хелен. Я оглядел всех, как людей, так и эксперименты, и не смог определить, в чем дело.

И это заставило меня подумать, что это было для ее же собственной выгоды. Намек на личность, которую Хелен создавала для себя? Эксперимент, чтобы посмотреть, как люди, которых она считала важными, могут отреагировать?

Она поймала мой изучающий взгляд и слегка улыбнулась, и это была озорная улыбка.

"Джейми был не единственным, кто знал меня достаточно хорошо, чтобы догадаться, о чем я думал. Было ли это для меня?"

— Она страшная, — пробормотала Мэри.

— Ты страшная, — сказала я.

— Ну... — сказала Мэри, и судя по тону, у нее не было особенно удачного ответа.

— Она на твоей стороне, — сказал я. — Что делает ее хорошей страшилкой, верно?

— Да, — сказала Мэри, но в ее голосе не было уверенности.

Вся эта сцена была в точности территорией Хелен. И точно не была территорией Мэри.

Это значительно повышало мою уверенность в новом члене группы. Я не потерял ее за то время, пока Хейли, Лил и прочие люди Академии тыкали, проверяли и допрашивали её.

Я протянул руку и коснулся ее руки.

Она сжала мою ладонь, и удивительная сила пожатия сказала мне, что я читал её, ни в чём не ошибаясь.

— В чём бы ни было дело, — прокомментировал Гордон, — это что-то большое.

Хейли только что закончил разговор с Ловцом. Он повернулся к нам лицом.

— Это... потенциально проблематично. Другие особые проекты уже работают над этим. Я хочу призвать вас для ускорения работы и чтобы убедиться, что вы эффективно взаимодействуете.

— Это не проблема, — сказал Гордон, все еще держа руку на виске Пса.

— Я буду краток. В этой ситуация все карты уже на столе. Что-то пошатнулось в Академии. Студенческий проект. Ловец предложил взять вас, просто чтобы у нас было больше глаз на поле.

— Если что-то вырвалось на свободу и они не могут это поймать, почему вы думаете, что мы сможем? — спросил Гордон.

— Мы ничего не теряем, если будем помогать друг другу, а отказ выставит нас с плохой стороны в лице Академии, — сказал Хейли. — если мы не будем участвовать, то покажем себя неэффективными, но они не уверены в том, что мы не будем мешаться. Я изложил наше дело, и они согласились разрешить нам участвовать в охоте, при условии, что я познакомлю вас с некоторыми другими специальными проектами и попрошу вас содействовать, не путаясь под ногами. Последний пункт имеет высший приоритет.

Мы все кивнули, включая Мэри.

— Не кивай, Сильвестр, — сказал Хейли. — в основном говорю это для тебя.

Я не смог сдержать улыбку.

— Я-то что? Почему я?

Он не удостоил меня ответом. Вместо этого он указал на Мэри.

— Я согласился на твою просьбу позволить ей присоединиться. Я очень много раз баловал тебя за последние несколько лет. Я прошу вас сотрудничать здесь. Пожалуйста.

Улыбка сползла с моего лица. Я почувствовал, как Мэри сжала мою руку.

— Я сделаю это, — сказал я.

Он кивнул.

— Эксперимент не может выйти за пределы города. Пожиратель будет в лесу, на окраине, Пёс и Ловец в городе. Мы исходим из предположения, что это оно все еще где-то в Академии, и большая часть внимания сосредоточена именно там. Вы будете там, и я договорился, чтобы вы поговорили с преступником.

— Преступник, — сказал Гордон. — Это интересный выбор слов.

— Это то, что нужно, — сказал Хейли. — Этот инцидент был преднамеренным, и он был совершен студентом, который действовал не в одиночку.

— Это... они? — спросила я, взглянув на Мэри. — Группа, с которой работал Перси?

— Мы не знаем, — сказал Хейли. — Мы вышли на несколько зацепок, но, вероятно, нет. Я слышал, другие полагают, что это что-то ещё. В чём бы ни было дело, слухи о сбежавшем эксперименте распространяются. Люди напуганы. Предпочтительно быстрое решение.

Я подавил вздох и остроумный комментарий. Он должен был сглазить это.

— Мы этим займемся, — сказал Гордон.

— Хорошо, — сказал Хейли. — Идите.

Мы пошли. Пожиратель начал подниматься, вздымать своё массивное тело в вертикальное положение.

Пёс и Ловец повернулись, отправившись к тротуару парой. Остальные из нас, Ягнята и наш медик, направились в сторону Академии. Хейли следовал позади.

Мэри не отпускала мою руку всю дорогу до Академии.

Мы вошли в Академию. Дорога разделялась, петля вела к запасному входу в Изгородь, а главная дорога продолжалась прямо под массивной аркой. Я заметил, что между аварийным входом и аркой была выставлена двойная охрана. Люди в форме настороженно посмотрели на нас, но Хейли, все еще шедший далеко позади нашей группы, помахал им рукой, и они пропустили нас.

Чтобы войти внутрь, требовалось пройти через тяжёлые двери. Они были обшиты деревянными панелями, но по прошлому опыту и наблюдениям я знал, что дерево покрывало тяжелую сталь. Они были тяжелыми, массивными, и идея заключалась в том, чтобы в случае необходимости они выдержали взрыв бомбы. Если бы дело дошло до этого, Академия превратилась бы в крепость.

Печально для города, но Академия продолжит стоять при любом сценарии.

— У нас не было возможности поговорить, — заметил я Мэри.

— Да, — согласилась она. — Я не думаю, что они хотели, чтобы мы разговаривали.

— Я это понимаю, — сказал я и подумал о том, как Хейли подчеркивал, что мне не стоит действовать необдуманно и быстро. Он хотел показать, что имеет некоторый уровень контроля над Мэри? Каким образом?

Ну, разлучить нас было одним из способов. Я обещал, что ей не придется быть одной, и Хейли вынудил меня нарушить это обещание, хотя и незначительным образом. Показывая своё лицо, я мог убедить её, что пытаюсь, но сейчас настало время продолжить.

— Я помню, как подслушал разговор о том, что ты не была готова к такому врагу, как мы, — сказал я. — Вы думали, что это будут Пёс и Ловец или один из других экспериментов.

— Да. Мы исследовали все, что могли найти, но это было трудно. Мы не хотели привлечь внимание, — сказала она. Убрала свою руку от моей и поправила свитер, одернула край юбки и очень демонстративно не вложила свою руку в мою обратно.

Мой разум пронесся через три непосредственные возможности относительно того, почему она это сделала. Она жаждала быть частью чего-то: привили ли ей любовь к Академии, может, она была запечатлена? Она оказалась в Академии, и сознавала ли она теперь, что Академия наблюдает за выражением ее лица и взаимодействием со мной? Это означало, что Хейли в каком-то смысле победил. Она настолько же его, насколько и моя.

Или я поставил ее в неловкое положение, напомнив ей о прошлом и ее прошлых связях? Это означало, что моя хватка ослабевала, но это можно было исправить.

Наконец, это мог быть дискомфорт. Принимала ли она пассивную роль? Подчиненная, преданная, она явно следовала моему примеру. Если это было так, то я должен был быть особенно нежным.

— Хм, — сказал я спокойно и тихо, как будто думал о чем-то совершенно другом. Затем, не выдавая своих лихорадочных мыслей, спросил: — Каков был план борьбы с нами? Могу я спросить?

— У нас были идеи. Запасы оружия, ловушки. Это трудно, учитывая, что школа такая, какая она есть, не так много укромных мест, когда столько людей бегает вокруг.

— Но они всё же были.

— В основном на крыше и в некоторых местах в подвале. У меня был запас краски для волос и мускуса от скунса, так что я могла превратиться из брюнетки в блондинку, сбить их со следа, а затем исчезнуть в толпе.

— Это миф, — указал я. — Про мочу скунса. Увековечен Академией. Это только облегчает Псу выслеживание вас. Это не замедляет его.

Заложив одну руку за спину, я сделал жест "иди сюда".

— О, — сказала она.

Последовала пауза. Я заметил приближение Гордона. Мэри заметила, что он подошел, чтобы пройти справа от меня, прежде чем сказала:

— Плохо, что это действительно бесит меня?

Я улыбнулся, издав звук, который был наполовину выдохом, наполовину смехом, подняв руку за спиной жестом "стоп".

— Нет. Это сводит с ума.

— Сай — больше, чем большинство, — сказал Гордон. — Один из трёх лучших способов привести его в дурное настроение — сказать, что его план не сработает: прошлый, настоящий или запланированный.

— План, — сказал я. — Это слово заставляет меня думать, что мне следует отрастить усы крючком, которые я должен закручивать пальцем.

— Я думаю, так и сделай, — сказал Гордон.

Если бы это был Джейми, я бы ударил его, затеял легкую драку, но это был не он. Гордон выставил бы меня в дурном свете, и он сделал бы это, даже не пытаясь.

Мэри впервые за сегодняшний день сумела по-настоящему улыбнуться.

— Какие еще два способа добраться до него?

Гордон хихикнул, и в этом звуке было что-то, что выдавало его образ "хорошего мальчика", намекая на то, каким парнем он был на самом деле. В каком-то смысле было честнее показывать эту сторону себя, но это не было мило.

— Тебе придется дать мне что-нибудь, чтобы что-то получить, — сказал он.

— Я, сейчас? — спросила она, легко попадая в ритм разговора. — Надо будет запомнить.

Однажды, не сейчас, но скоро; я представил, как он отточит эту скрытую грань себя до остроты бритвы. При правильном использовании он мог привлечь к себе девушек — красавчик, хорошо сложенный, образ "рыцаря в сияющих доспехах", чтобы заинтересовать их поначалу, — а затем намекнуть на скрытый секрет, чтобы зацепить их.

Мэри была слишком осведомлена о крючке, чтобы попасться на него, но она была достаточно заинтригована, чтобы опустить стены вокруг себя. Сейчас её плечи были не так напряжены.

— Ты герой Ягнят. Авангард, — заметила Мэри.

— Во мне нет ничего особенного, — сказал он, глядя поверх меня, чтобы одарить ее односторонней ухмылкой, которая выдавала ложь.

— Сай сказал, что ты особенный.

— Неужели? Что ж, тогда это должно быть правдой, — сказал Гордон, смягчая сарказм улыбкой. Мэри улыбнулась в ответ. — Еще раз, куда мы идем?

— Недра, я думаю, — сказал я, указывая. Затем развернулся, продолжил идти спиной, повысил голос и вновь указал в сторону. — Недра?

Хейли, находившийся в пределах слышимости, кивнул и указал в том же направлении.

Мы повернули налево. Кларет Холл находился всего в нескольких шагах справа от нас, окаймленный другими главными зданиями, Рядами и различными дорогами.

— Недра, — сказала Мэри. — Такого я еще не слышал.

— Студенты называют их подземельями, туннелями или ямой. Официальное название "лаборатории", также "углубление", "дом Пожирателя".

— Я слышала о подземельях и туннелях, — сказала Мэри. Она сделала паузу. — Пожиратель. У нас не было плана на его счет. Что мы вообще могли сделать, кроме как разбежаться и держаться на виду у публики?

— М-м, — сказал я уклончиво. — Потеряешь бдительность, и он собьёт тебя как грузовой поезд. Мы не можем причинить ему вреда ничем, кроме настоящей пушки, и я сомневаюсь, что даже мы сможем заставить его стоять на пути одной из них достаточно долго.

— Я немного удивлена, что это вообще принимается во внимание, — сказала Мэри. — Ты явно подумал об этом, взвесил варианты и решил, что вы проиграете?

— Ошибаешься по четырем пунктам, — сказал я сразу после ее вопроса.

Я видел, как она остановилась, подняла руку, посмотрела на кончики пальцев, перефразируя свой вопрос в голове.

— Я не придавал большого значения этой конкретной проблеме, так что все это и все, что следует за этим, не проработано достаточно хорошо. Пожиратель редко выходит на улицу, так что он один из тех, кого мы видим меньше всего, наряду с Палачом.

— Палач? — спросила она.