Вся министерская рать (джен)

Хьюго не уверен, как он относится к тому, что Альбус собирается в скором времени съехать и оставить всю квартиру полностью в его распоряжении. С одной стороны, соседствовать с Альбусом стало очень тяжело, когда он — наконец-то — добился Скорпиуса (хотя тут Хьюго бы поспорил, кто кого в итоге добился). Потому что Скорпиус от них почти не вылезает и, как следствие, в жизни Хьюго слишком много неловких моментов и случайно увиденных сцен, которые определенно не предназначаются для посторонних. С другой стороны, Хьюго привык, что в доме постоянно пахнет сигаретами, почти не бывает тихо, и что иногда он обнаруживает себя в три часа ночи со стаканом магловского виски на кухне вместе с Альбусом, вчерашней пиццей под согревающими чарами и разговорами о политике, философии и о куче чего еще.

Но Альбус, как кажется Хьюго, заслужил немного личного пространства для себя и Скорпиуса. Поэтому Хьюго старается помогать с приведением купленного ими дома в порядок так часто, как может. У него даже есть запасной комплект ключей от нового магловского замка на двери и благословение Альбуса на появление там в любое удобное время.

Так уж выходит, что Хьюго удобнее всего приходить на аллею Фламеля после работы. Дом находится в нескольких кварталах от министерства, Хьюго любит ходить пешком, а еще ему порой просто необходимо отвлечься на что-то после рабочего дня. И ничто не помогает лучше, чем необходимость отодрать штукатурку, разобрать стену или даже что-то покрасить: ремонт происходит как-то очень хаотично. А в выходные Хьюго старается заглядывать в магический приют проведать Мелани — одиннадцатилетнюю маглорожденную, за которой он присматривает до ее поступления в Хогвартс.

Но в этот раз после работы Хьюго отправляется домой, задержавшись только для того, чтобы поговорить с Розой. Она целые дни проводит, инспектируя агитационные палатки, расставленные в самых популярных местах. Хьюго думает, что дай ей волю — и она бы проверяла каждую в Британии. Но даже Розе Грейнджер-Уизли не под силу обойти за день двадцать с лишним палаток в разных частях страны.

Заканчивает она всегда у палатки возле Министерства магии, с завидным упорством пытаясь достучаться до каждого работника министерства и Визенгамота. На Хьюго она обычно не отвлекается, но сегодня у Розы, видимо, какое-то особое настроение. Поэтому, завидев его, она просит паренька в шапке гриффиндорских цветов использовать Сонорус и вмето нее вещать заученный текст о необходимости смены курса и заслугах Гермионы. Сама же Роза отходит в сторону, практически преграждая Хьюго путь, смотрит на него строгим взглядом и интересуется:

— Не знаешь, зачем дядя Гарри встречается с Драко Малфоем?

Хьюго удивленно мотает головой: он давненько не видел Гарри Поттера, да и Альбус ничего ему не говорил.

— Мало ли, какие у них могут быть дела, — осторожно замечает Хьюго. — Тебе-то что?

— Ты совсем не интересуешься происходящим вокруг, Хью, — укоризненно тянет Роза. — Говорят, что Малфой занялся политикой.

Хьюго невольно хочется рассмеяться. «Говорят», как же: вовлеченность Драко в политические процессы Магической Британии была, на его взгляд, очевидна и не ставилась под сомнение не то что сейчас — никогда вообще. Это он и говорит Розе, зарабатывая от нее еще один недовольный взгляд.

— Ты не понимаешь. После суда Малфой обрел определенный политический вес, и тот факт, что дядя отказался поддержать маму...

— Ты же не думаешь, что он собирается идти на выборы? — Хьюго хмурится. — Нет, он бы не стал. И Альбус бы наверняка знал, а он совсем ничего об этом не говорил.

— Альбус — эгоист, — цокает языком Роза. — Его интересует только собственное благополучие, а на остальных ему плевать.

— За что ты так его не любишь? — не выдерживает Хьюго. Этот вопрос, на самом деле, стоило задать уже давно. В конце концов, Хьюго прекрасно помнит, что до Хогвартса, да и на первых курсах, если кого-то и можно было назвать другом Альбуса, то Розу. Он не уверен, когда именно в их отношениях пробежала черная кошка, но точно помнит — еще на их пятом курсе Роза с Альбусом и Скорпиусом вместе готовились к экзаменам.

Роза поджимает губы, и на ее лице появляется некрасивое, злое выражение, которое никогда ей не шло.

— Много за что.

— Ну все-таки. Я правда не понимаю. — Хьюго ловит сестру за руку и заглядывает ей в глаза. — Это ведь неправильно. Вы были лучшими друзьями.

— Лучшим другом Альбуса был только Скорпиус, — неожиданно болезненным тоном отвечает Роза, и Хьюго на секунду кажется, что сейчас она скажет что-то невероятное и невозможное — вроде того, что была влюблена в Скорпиуса, и Альбус как-то ей помешал. Это нелепо звучит даже в его голове, поэтому Хьюго выдыхает, когда она продолжает: — Он дружил со мной, потому что ему это было удобно. Мы одногодки, а он тогда тяжело сходился с людьми. Он и сейчас такой, просто научился пользоваться тем, что у него есть от природы — этой тупой харизмой испорченного мальчишки. И когда я перестала быть нужной, чтобы выжить, он просто пошел дальше, не оглядываясь. А я, дура, этого тогда не понимала. И действительно считала его своим другом.

Хьюго хочется с Розой поспорить. Сказать, что Альбус не такой, что она его не правильно поняла, но что-то мешает. В глубине души Хьюго понимает, что Альбус и вправду может вот так обращаться с людьми и просто оставлять их позади, ничего не объясняя.

Но в одном он не согласен: Альбус поступает так не потому, что хочет сделать больно, и уж точно не потому, что ему плевать. По крайней мере, не всегда.

— Дай ему шанс, — говорит неожиданно для себя Хьюго и смущенно отводит взгляд в сторону. — Это было так давно, Роза, вы оба были детьми. Альбус... он сложный, неуживчивый и слишком резкий, но он такой не потому, что мудак и эгоист. А потому, что дурак, который на самом деле не верит в себя.

— А он, я смотрю, и тебя очаровал, — презрительно фыркает Роза.

— Он единственный поддержал мое решение бросить квиддич, Рози. И он сам предложил снимать с ним квартиру, когда понял, что мне нужно... спрятаться от семьи и от всех этих ожиданий.

— И он плохо на тебя...

— Да никто не влияет на меня плохо, черт возьми! — возмущенно восклицает Хьюго. — Я не маленький ребенок, Роза.

— Мне не нравится, когда ты говоришь со мной в таком тоне, Хьюго.

— А мне не нравится, когда ты считаешь мудаком единственного человека, который меня понимает. Потому что это — все, что ты говоришь мне, все, в чем пытаешься убедить, — не забота. Забота, Роза, — это накрыть чарами от дождя, поддержать, когда страшно, и помочь, когда я об этом прошу. Может быть, ты бесконечно даешь мне советы и критикуешь, потому что хочешь сделать лучше. Но подумай вот о чем: ты хочешь, чтобы лучше было мне, или чтобы выглядеть в своих же глазах серьезной и неравнодушной старшей сестрой? Потому что — сюрприз — и то и другое у тебя получается ужасно.

Роза выглядит оскорбленной и задетой до глубины души, а в голове у Хьюго звенит от того, что он все-таки высказал ей это в лицо. Ему еще не стыдно, но наверняка скоро станет: Хьюго терпеть не может ссоры. Но он так устал постоянно слышать недовольный голос Розы в своей голове, что терпеть это больше не может. У него должен быть свой собственный внутренний голос, а не Розин.

— Я не хочу тебя видеть, — сухо бросает Роза и первой отворачивается, направляясь обратно к неуместно яркой на свежем снегу палатке.

Сердце Хьюго стучит так быстро, будто собирается выскочить из груди. Внутренний голос пока молчит, но Хьюго чувствует, как неприятный комок подкатывает к горлу. Хочется по-детски глупо разреветься, потому что говорить правду — больно.

Вместо этого Хьюго плотнее запахивает ворот пальто, неестественно выпрямив спину, и тоже уходит прочь. О том, что он собирался домой, Хьюго уже не думает. Его немного трясет после неудачного (или удачного, как посмотреть) разговора с сестрой, и...

Ладно, пойти в паб — это немного не его способ решения проблем и, может быть, соседство с Альбусом на него все-таки повлияло. Но прямо сейчас Хьюго хочется послать рефлексию к Мерлину, Мордреду, да к кому угодно.

Мэд присоединяется к нему, когда Хьюго уже полчаса медитирует в пинту сливочного пива. Она садится напротив, уронив на липкий от лака стол пачку медицинских карт, откидывает назад волосы — на этот раз изумрудные — и смотрит на Хьюго внимательным взглядом.

— Если ты хочешь напиться, сливочное пиво тебе не поможет. Нам же не четырнадцать.

— А жаль, — вздыхает Хьюго. К этому моменту чувство вины уже грызет его изнутри так, что хочется побежать к Розе и извиниться. Но даже если он так сделает, Роза не станет его слушать: она не очень отходчива.

— Что именно ты натворил?

— Сказал Розе, что она плохая сестра. Ну или что-то в этом роде, — уныло отвечает Хьюго. Мэд присвистывает, и на них оборачиваются. Мэд на это, впрочем, плевать. Она машет бармену и требует два стакана огневиски. Сливочное пиво, к которому Хьюго так и не притронулся, она пробует, морщит нос и отставляет в сторону. Хьюго слабо улыбается — Мэд никогда не любила сливочный привкус.

— Как вы с Уиллом только пьете эту гадость. Так, Роза. Ну и что она? Сказала, что ты говоришь так, потому что Альбус на тебя плохо влияет?

— Нет, это она сказала раньше. В принципе, из-за этого я и вспылил. Альбус не такой плохой, как она представляет. Знаешь, я ведь даже спросил, что у них произошло. И она сказала, что Альбус не дружил с ней никогда по-настоящему, а просто использовал. Но я не понимаю, почему все развалилось после их пятого курса. Ведь со Скорпиусом Ал сдружился еще на первом. И выводы Розы просто нелогичны.

— Забини, — роняет Мэд и смотрит на Хьюго удивленным взглядом. — Ты правда не понимаешь?

— При чем тут?..

— Когда Альбус с Розой оканчивали пятый курс, Забини оканчивал седьмой. Выпускной бал, Хью.

Хьюго смотрит на Мэд еще более озадаченно. Их ведь даже не было на этом выпускном, откуда он может что-то знать?

А потом он вспоминает: их не было, но были Роза и Альбус. Розу пригласил Скорпиус, а Альбус пришел туда под руку с Коннором Забини — тем самым, про которого Роза говорила слишком часто весь тот год. Хьюго Коннора особо не знает — они знакомы на уровне «привет-пока», да и то потому, что Коннор часто бывает в гостях у Джеймса.

Роза, очевидно, знала о нем больше, вот только Хьюго не особенно слушал, откровенно не понимая, какое его сестре дело до старосты Слизерина.

— О, — выдает Хьюго, и Мэд хихикает.

— Ты серьезно не знал? Роза даже звала его на бал, потому что думала, что Забини свободен. А когда узнала, кого позвал он, согласилась пойти со Скорпиусом.

— Ты-то откуда знаешь?

— Слухи, мой дорогой Хьюго, слухи! Об этом даже первокурсники судачили, потому что Альбус с Розой поругались еще у входа в Большой зал. — Мэд качает головой и подсовывает Хьюго стакан с огневиски. — Не лезь в это, Хью, — советует она. — Если им будет нужно, рано или поздно они помирятся.

Хьюго не спорит. Как минимум потому, что теперь помириться с Розой — это его первостепенная задача. Думая о том, как лучше это сделать, он возвращается домой в их с Альбусом лондонскую квартиру. Альбуса нет — сегодня они со Скорпиусом решили заночевать в доме, то ли чтобы провести какой-то ритуал, то ли чтобы потрахаться без необходимости навешивать на дверь Заглушающее.

Возле подъезда Хьюго мешкает, пытаясь найти ключи в недрах портфеля. Хлопок аппарации он слышит, когда открывает подъездную дверь, и с изумлением натыкается взглядом на Коннора Забини. Забини в замешательстве смотрит на Хьюго и зачем-то озвучивает очевидное:

— Я надеялся застать Альбуса, но у вас нет камина.

Хьюго молча на него таращится несколько секунд, прежде чем до него доходит, что надо что-то ответить.

— Ясно, — тянет он и хмурится. — Но только идиот будет аппарировать в магловский подъезд. А если бы тебя кто-то увидел?

Хьюго сам себе сегодня удивляется.

— Я не подумал, — извиняющимся тоном отвечает Коннор. Он выглядит пристыженным.

Хьюго вздыхает:

— Ала нет. В смысле, да, он все еще здесь живет, но сегодня он не придет.

— Скорпиус? — каким-то странным тоном спрашивает Коннор, и Хьюго на секунду становится его жаль. Потому что уж с кем с кем, а с ним Альбус точно обошелся не очень хорошо. И Хьюго не удивился бы, если бы узнал, что Коннор по-прежнему в него влюблен.

— С ним, — осторожно отвечает Хьюго и неловко предлагает: — Зайдешь?

Сердце почему-то снова стучит непривычно быстро. Хьюго, наверное, ни разу в жизни не говорил с Коннором вот так, и предлагать зайти как минимум странно. Как максимум — глупо, потому что все, что может ему предложить Хьюго, — это чай из пакетика и оставшаяся с прошлого вечера китайская лапша в коробочке.

Коннор соглашается, и Хьюго приходится заткнуть неожиданно проснувшийся внутренний голос, нашептывающий, что ничем хорошим это не кончится.

Хьюго чувствует себя неловко, когда ставит кипятиться чайник. Коннор смотрится странно и чуждо в кухне небольшой магловской квартиры — у него слишком красивое, породистое лицо, слишком внимательный взгляд и слишком дорогая мантия. Коннор, по мнению Хьюго, целиком и полностью состоит из этих «слишком»: мулаты часто бывают хороши собой, но Коннор обладает какой-то совершенно особенной привлекательностью. Такой, что даже лучший друг Хьюго Уилл, который весь Хогвартс страдал по Лили Поттер, однажды сказал, что пошел бы с Коннором в Хогсмид, не задумываясь.

Хьюго бросает на Коннора смущенный взгляд и думает, что тот похож на какого-нибудь высокородного лорда, и в каком-то смысле так и есть, заглянувшего на окраину своей вотчины. Мысль дурацкая, но она заставляет Хьюго выдавить еще одну неловкую улыбку.

— Я могу передать, что ты заходил.

— Не надо, — Коннор говорит осторожно, как будто не один Хьюго не понимает, как себя вести. — Это, в принципе, ерунда. Хотел кое-что сказать ему лично, но, пожалуй, завтра он и так уже узнает.

— Что-то важное? — интересуется Хьюго и хочет отвесить себе подзатыльник за нелепый светский тон.

Коннор, впрочем, улыбается и как будто расслабляется, притягивая к себе чашку с горячим чаем. Хьюго садится за стол напротив, на место, где обычно сидит Альбус, и отстраненно замечает, что отсюда хорошо просматривается коридор и даже входная дверь, благодаря зеркалу в прихожей. То, что Альбус выбрал именно это место в кухне, наверняка говорит что-то о его нестабильном эмоциональном состоянии, но Хьюго сегодня тоже в полном раздрае.

Иначе он вряд ли предложил бы Коннору Забини пить с ним чай из магловских пакетиков в без двадцати полночь.

— Я собираюсь баллотироваться в министры, — сообщает Коннор, и Хьюго не сразу понимает, что это не шутка.

— Ты... серьезно?

— Абсолютно, — Коннор усмехается, глядя на удивленное лицо Хьюго. — Уже подал документы в Визенгамот, и об этом даже писал «Пророк».

— Я не читал. Ты знаешь, что тебе придется выступить против моей матери? — заторможенно спрашивает Хьюго и сам же отвечает: — Конечно, знаешь. И что, ты набираешь нужное число голосов для регистрации?

— Завтра узнаю. — Коннор замечает замешательство на лице Хьюго и объясняет: — Завтра заседание Визенгамота по рассмотрению всех заявок. Для человека, чья мать — кандидат в министры, ты совсем не интересуешься политикой, да?

— Мой максимум — проголосовать, — пожимает плечами Хьюго. — Не знаю, мама всегда была очень вовлечена в министерство, а мне было не интересно. Семейный агитатор у нас Роза, ты должен ее помнить — она еще работает в аппарате министра специалистом по связям с общественностью. Она очень... активная.

— Роза еще в Хогвартсе была такой, — фыркает Коннор. — Мы с ней часто спорили в клубе дебатов.

— У нас был клуб дебатов? — удивляется Хьюго.

— А ты думал, ученики Хогвартса в свободное время только делают уроки и играют в квиддич? — насмешливо интересуется Коннор, и Хьюго смущенно опускает взгляд в чашку — не признавать же, что он действительно так считал? Хьюго только этим и занимался.

— Клуб дебатов звучит очень по-задротски, — говорит Хьюго и издает нервный смешок. — Извини, я... я обычно не такой, просто сегодня весь день какой-то дурацкий.

Коннор окидывает его непонятным взглядом и хмыкает:

— Ну не знаю даже, когда мы с тобой говорили в прошлый раз, ты тоже был слишком дерзким для хаффлпаффца.

— Когда мы... что? — Хьюго широко распахивает глаза и какое-то время таращится на ухмыляющегося Коннора. — Не-е-ет, — страдальчески тянет в итоге он и чувствует, как краснеют щеки. — Только не говори, что это было на дне рождения Джеймса.

— Хорошо, не буду, — покладисто отвечает Коннор. Хьюго не знает почему, но ему стыдно. После того вечера он проснулся на диване в гостиной дома на Гриммо с таким похмельем, что просил Альбуса запустить в него Авадой и клялся, что больше никогда не будет пить. Что было накануне, он не помнил совершенно и считал, что так даже лучше: не придется за себя краснеть.

Оказалось, краснеть все-таки пришлось, пусть Хьюго так и не вспомнил, за что.

— Я ничего не помню и не уверен, что хочу, — признается Хьюго, бросая на Коннора смущенный взгляд. — Ал как-то уж слишком веселился со своими намеками.

— Могу тебя утешить, что все остальные надрались ничуть не меньше. — Коннор говорит как-то вкрадчиво, с хищными нотками, от которых Хьюго становится не по себе. — Но, конечно, никто больше не пел песни Queen с таким чувством, как ты. У тебя, кстати, прекрасное чувство ритма.

Хьюго думает, что покраснеть сильнее уже невозможно, но Коннор добавляет:

— ...И чертовски сексуальный голос. — И Хьюго понимает, что ошибался: возможно, еще как. Хьюго хочется отодвинуться, добавить в пространство между ними немного больше воздуха и, может, еще пару предметов мебели. Но вместо этого он замирает, глядя Коннору в лицо, и совсем не удивляется, когда тот подается вперед и оставляет на его губах короткий, ни к чему не обязывающий поцелуй.

— Ступефай, — выдыхает Хьюго и нервно смеется в ответ на изумленный взгляд Коннора. — Альбус советовал не ждать, пока меня облапают.

— Ты мог просто сказать, что против.

— Я... — Хьюго теряется, потому что сегодня и правда все шиворот-навыворот. — Я не уверен, что против. Но я не...

Что именно он «не», Хьюго не знает. Ему двадцать шесть, и у него ни разу не было отношений, потому что ни одна девушка не соглашалась пойти с ним на свидание, кроме Джилл Хопкинс на седьмом курсе Хогвартса. Но и с ней Хьюго сходил в Хогсмид только раз. Хьюго не то чтобы в отчаянии, но близок к этому настолько, что в Новый год пообещал себе не отказываться от любой возможности.

Коннор Забини — явно не лучший вариант для экспериментов, но он за полчаса проявил к Хьюго больше интереса, чем все девушки, с которыми Хьюго пытался флиртовать в прошлом году.

— Я не гей, — выдает в итоге Хьюго, и Коннор смотрит на него насмешливо.

— Конечно, не гей. Ты уже говорил. На дне рождения Джеймса.

— Я все еще не хочу знать, — предупреждает Хьюго и первым подается вперед, вцепляясь в ворот чужой мантии. Он понятия не имеет, откуда у него взялось столько смелости, но Коннор отвечает на поцелуй, и это неожиданно... хорошо.

Хьюго заставляет свой протестующий внутренний голос заткнуться.

* * *

Одна из главных обязанностей главного редактора «Ежедневного пророка» — изучать все, что пишут конкуренты. К конкурентам Драко Малфой причисляет даже глупый «Ведьмополитен» и устарело сексистский «Плейвизард», которые он презирает хотя бы за откровенную кальку с аналогичных магловских изданий. Свежие номера газет и порой журналов Драко обычно разбирает досконально, чтобы потом на ежедневной утренней летучке высказать своим штатным корреспондентам все, что думает. Последнее время он чаще их хвалит, потому что они наконец-то научились работать и стерли из своей памяти образ Риты Скитер как лучшего журналиста в Магической Британии.

Однако это утро становится исключением. Потому что чертов «Виндзорский вестник» вышел с материалом о выборах министра магии, который у «Пророка» только на стадии подготовки — даже не допечатной.

— Это никуда не годится, Голдштейн, — рычит Драко, бросая на овальный стол в конференц-зале свежий номер «Вестника». — Ты должен был сделать подробный обзор кандидатов в министры еще позавчера, и что я вижу сегодня? Обзор от гребаного «Вестника», Голдштейн! В чем твоя проблема?

Джозеф Голдштейн вжимается в спинку стула и смотрит виновато.

— В миссис Грейнджер-Уизли, сэр, — сбивчиво отвечает он и тушуется под острым взглядом Драко.

— Ты хочешь сказать, что у госпожи замминистра нашлось время для того, чтобы побеседовать с оппозиционным «Вестником» и дать масштабное интервью «Придире» и молодому Скамандеру, а для тебя и «Пророка» — нет? И ты говоришь мне об этом только сейчас?

— Но, сэр, вы же сами велели не тревожить вас по пустякам, — спорит Голдштейн.

— По пустякам, Голдштейн, это, по-твоему, относится к заместителю министра и верховному чародею Визенгамота?! — Драко может сказать еще очень многое на тему интеллектуальных способностей Голдштейна, но замечает Гарри Поттера через прозрачную стену конференц-зала и считает про себя до десяти, чтобы успокоиться. — Все остальное у тебя готово, Голдштейн?

— Готово. Секретарь миссис Грейнджер-Уизли сказал, что она освободится только завтра.

— Мне плевать, что тебе сказал секретарь. Сдаешь сегодня все, что у тебя есть. А с Грейнджер-Уизли я сам разберусь.

— Да, сэр.

— Надеюсь, ты понимаешь, что твоя премия после этого под вопросом, — замечает Драко и машет Поттеру, чтобы он прошел в кабинет. — Всех остальных это тоже касается. Если у вас какие-то проблемы с любым работником министерства, вы говорите об этом мне, ясно? Не думал, что придется это объяснять вам, как вчерашним выпускникам Хогвартса. Началась избирательная кампания, и нам нельзя уступать какому-то вшивому «Виндзорскому вестнику» в скорости. «Ежедневный пророк» был и будет главной газетой Магической Британии, и если ради этого придется переселиться в редакцию на время выборов — мы переселимся, все понятно? А теперь работайте, черт возьми, и больше не лажайте. И, если что, присутствие Главного аврора в моем кабинете не является сигналом к тому, что меня вообще нельзя беспокоить.

Драко выходит из конференц-зала и продолжает про себя считать — он терпеть не может отчитывать своих журналистов вот так, публично, а не с глазу на глаз, но до Голдштейна по-другому не доходит.

— Поттер, — говорит Драко вместо приветствия и строгим взглядом смотрит на Гарри, нахально занявшего его кресло в кабинете. — Для посетителей здесь предусмотрен отдельный, не менее комфортабельный стул.

— Стул априори менее удобен, чем кресло, — ворчит Гарри, но не спорит и перебирается на указанный Малфоем стул. — У вас что-то случилось? Тот парень выглядел испуганным.

— Тот парень, Поттер, не смог связаться с твоей подружкой, — недовольно цокает языком Драко. — Поэтому прежде, чем я пойду говорить с ней лично, выкладывай, что у вас происходит с рыжим семейством.

— Так трогательно, что ты переживаешь за мою семью, — замечает с усмешкой Гарри, но под яростным взглядом Драко осекается и принимает серьезный вид. — Джинни отчего-то решила, что я не голосовал за Гермиону на заседании. Гермиона же игнорирует меня точно так же, как и твоего пацана.

— Плохо. — Драко недовольно морщится. — Тогда нам с тобой стоит заглянуть к ней как можно скорее. Найдется для этого минутка в твоем расписании?

— Хоть сто, Малфой, я не горю желанием впервые разругаться с Гермионой спустя столько лет.

— Тогда пошли. И умоляю, Поттер, вспомни, что тебе предлагали Слизерин и поумерь свою гриффиндорскую горячность.

— А ты откуда знаешь? Про Слизерин? Об этом нигде не было, я никому не рассказывал, кроме детей.

Драко смотрит на Гарри удивленно и напоминает:

— Твой младший сын, Поттер, приезжал в Малфой-мэнор летом после первого курса. И сказал, что Шляпа предложила ему выбор, как и тебе.

— Шляпа предлагала ему выбор? — удивляется Гарри и хмурится. — У нас, знаешь, ну...

— Да знаю я, что у вас «ну». — Драко, наверное, впервые в жизни смотрит на Гарри с сочувствием. — Видишь, какая случилась неприятность: твой сын выбрал Слизерин, потому что туда уже распределили моего. Я думал, ты про это знаешь.

— Ал никогда не говорил. Он вообще довольно закрытый.

— Думаю, мне он сказал только из опасений, что я запрещу Скорпиусу с ним общаться, — Драко криво улыбается. — Ну знаешь, из-за того, что мы с тобой враждовали. И зря ты никому не говорил про Шляпу. Если бы твой непогрешимый образ героя-гриффиндорца слегка подкорректировали и приземлили, возможно, сейчас нам не пришлось бы выдумывать, как расположить народ к кандидату-слизеринцу.

— Я мог бы рассказать об этом сейчас.

— Не стоит, Поттер, сейчас это могут воспринять в штыки. Так что давай придерживаться плана, но сперва поговорим с Грейнджер.

— Грейнджер-Уизли, — поправляет его Гарри, и Драко заносчиво фыркает:

— Двойные фамилии звучат очень глупо.

— Малфой!

— Заметь, моя фамилия звучит просто прекрасно. — Драко усмехается, быстро пишет записку с предложением вместе пообедать для Джеймса и выпускает зачарованного журавлика в окно под прищуренным взглядом Гарри. — Что?

— Ничего, — мотает головой Гарри и первым идет к выходу из кабинета. — Только учти, Гермиона может быть сейчас очень не в духе.

— Как-нибудь переживу.