Важное тонет в мелочах, катастрофы в нелепостях.
Б. Кауфман
Вечно я говорю «очень приятно с вами познакомиться», когда мне ничуть не приятно. Но если хочешь жить с людьми, приходится говорить всякое.
Дж. Сэлинджер
От: Джонни-Фэлл@почта.страна
Для: Кристина-Фэлл@почта.страна
«Здравствуй, милая Кристина!
С места в карьер: я был прав, но от этого не легче.
Это тезисно, а теперь попробую развернуть и систематизировать новые знания для себя, хотя за те два дня, которые прошли между беседой и возможностью написать тебе, я всё ещё в шоке.
Помнишь студентов-химиков Синклера и Скотта? Почему я спрашиваю? Об этом ниже.
В день, когда в мой кабинет для беседы должна была явиться Леа Фэлл, с самого утра всё шло не так, как надо. Сначала меня назначили дежурным, хотя была и не моя очередь. Просто мисс Грингс взяла бюллетень, и больше всё равно никто бы не согласился. Я отказываться пока не имею права, ибо молод-зелен. Поэтому между коридорным патрулированием, бдением за порядком в столовой и занятиями я всё пытался продумать план беседы, который не оформился за несколько дней. Да, я понимал с какого вопроса следует начать, но слабо представлял себе как это будет выглядеть. К тому же, я волновался, что ответ окажется положительным. Я, Крис, чёрт возьми, вообще не желал на этот раз оказаться правым.
Время, тем не менее, подходило к часу Икс, точнее к пятнадцати ноль-ноль, совершенно неумолимо. Я, однако, думал и, признаюсь, даже надеялся, что Леа Фэлл не придёт, потому что во время занятий её не было. Часть ребят находилась на медкомиссии, поэтому подозревать её в прогуле всё же не было причин. Я же решил сохранять хладнокровие.
Помню, что топтался в холле, поглядывая на часы. Стрелки плыли точно погружённые в масло. Мимо, как отсечки — «05», «10», «15», «20», — текли толпы студентов. Все по направлению к выходу. Я же символично против потока топтался в полосе солнечного света, падающей сквозь мутноватое окно.
Стук каблуков за спиной я бы не спутал с другим. Ходит легко, но хромоту её воспринимаешь на слух.
— Мистер Фэлл, здравствуйте, — поздоровалась она, поравнявшись со мной. Я — машинально:
— Да-здравствуйте-мисс-Фэлл, — в ответ про себя зачем-то отметив, что выглядела она чуть более аккуратно, чем обычно: светлые волосы смотрелись чистыми и, кажется, даже пахли ромашковым шампунем. Лицо, лишённое макияжа, ощущалось совсем детским. Белая рубашка, юбка, чуть приоткрывающая колени — во всём её образе намёк и издёвка — зачем же вы придираетесь ко мне, к хорошей девочке?
Всё изменилось, как только Леа Фэлл по моему приглашению вошла в кабинет. Она не проследовала на своё место, не спросила разрешения присесть. Она опустилась на первый попавшийся стол, положив ногу на ногу, занимая выжидательную позицию, точно пешка на e4 в начале партии.
Помню, что утром готовился тщательно. Вытер пыль со столов и шкафов, разложил книги по предмету, оставил включенным ноутбук — с монитора смотрела страница научного журнала. Прекрасная картинка — идеальный преподаватель. Только об одном я забыл — на углу стола осталась пачка сигарет.
— Курите в аудитории, мистер Фэлл? — Леа смотрела, прищурившись, от чего лицо её теряло невинное выражение и становилось почти отвратительным. Я подумал, что было бы глупо отрицать, учитывая наличие запаха табака, и протянул ей открытую пачку. Она вынула сигарету, а я заметил, что пальцы у нее — сплошные косточки. В девчонке едва ли наберётся килограммов сорок. Худая, как рыбий скелет, нахохлившаяся, точно галка, она ловко поймала огонёк зажигалки в моих руках и, затянувшись, как бы между прочим, будто пришла не на встречу с преподавателем, а с приятелем поболтать, спросила:
— Зачем звали?
Я решил действовать без паузы. Но только потому, что боялся растерять решимость. Какой бы она ни была, ни казалась — Леа Фэлл, — это просто ребёнок, которому, возможно, нужна помощь.
— Родители знают, что ты на героине? — на одном дыхании выпалил я, не замечая, как «тыкаю» ей.
В аудитории было тихо, и вопрос мой прозвучал, как раскат грома в сухую грозу, как хруст ветки в спящем лесу, но именно этого эффекта я и добивался. А ещё я ждал хоть какой-то реакции, но её не последовало. И я уже подумал, что ошибаюсь, но не зря ведь спрашивал тебя, Крис, помнишь ли ты пару наших однокурсников-химиков?
— С чего это вы взяли, что я употребляю? — очень ровно спросила Леа, стряхивая пепел с сигареты прямо на пол. Я заметил, как вздрогнули её пальцы. Вздрогнули и успокоились.
Снова глубокая затяжка, и я сам потянулся за сигаретами, прошёл к окну, широко распахнул створки.
Я старался не смотреть на Фэлл, но чувствовал, что она наблюдает из-под полуопущенных век. Я ждал, потому что ни хрена не знал, что говорить дальше.
В аудиторию ворвались звуки с улицы — пение птиц, шёпот ветра, шорох шин об асфальт. Я был не готов, оказывается, и более всего теперь желал, чтобы она сорвалась с места и исчезла, дала бы мне время на раздумья, на составление нового гениального плана действий.
Но обернувшись, я обнаружил её на месте, неудобную, словно отвесная скала, слишком значимую проблему, чтобы спрятать её в шкаф, положить на полку: Фэлл смотрела на меня, покачивая ногой, в руке её дымилась сигарета. Она таращилась на меня без страха, а потому я сказал, возвращаясь к официальному тону и «вы»:
— Мне не составит труда доказать, отправив вас на медосвидетельствование. Правила известны — нельзя отказаться из-за угрозы быть отчисленной. Если вам интересно, почему я пришёл к таким выводам — объясню: сонливость, заторможенность, мягкость в движениях — всё это свойственно человеку под кайфом в стадии тяги. Когда приход уже позади, но приподнятое настроение всё ещё не покидает. Мисс Фэлл, ещё вас выдают глаза. Каждый день я смотрю в булавочные зрачки. А вы часто видите себя в зеркало? Впрочем, и сейчас признаки налицо. Вы не успели употребить, и некайфы уже не подходе. Испарина на лбу, зрачки-блюдца.
Кристина! Именно тут стена и пала. Вздрогнули тощие плечи, сигарета упала из её рук. Я готов был сорваться — так стало её жаль, — но остался на месте. Я стоял и пялился ошалело, как слёзы текли по её лицу. Пустые, крупные — про такие говорят: «Крокодиловы». Девчонка держала себя из последних сил, чтобы не разрыдаться. Она, казалось, была готова говорить и:
— Что. Вы. От меня. Хотите? — процежено было с такой болью и злостью в голосе, что я невольно поёжился. — Какая вам разница, чёрт возьми? Я же посещаю занятия и, кажется, вам не мешаю. Какого чёрта вы прицепились?
Её поза изменилась. Острые коленки исчезли из поля зрения, мне был предъявлен гордо вздёрнутый подбородок, подол юбки целомудренно опустился на дюйм или два. И всё же, Леа Фэлл уже не выглядела такой уверенной.
— Я понимаю, что ей всё равно станет известно когда-нибудь, но не хочу, чтобы мать узнала раньше времени. Это убьёт её. Что вы хотите за молчание?
Она, наверное, думала, что я какой-нибудь извращенец, потому что натянула дурацкую юбку ещё ниже, так, что на секунду показалось, что та лопнет по шву на её заднице. Леа Фэлл смотрела с ненавистью, пыталась спрятаться за белобрысой чёлкой.
— Мне от вас, мисс Фэлл, ничего не нужно. Я пока и сам не знаю, что делать с новыми знаниями, но уверен, что хочу помочь вам. Для начала вот мой адрес (я тут же начеркал его на бумажке). Вы можете прийти, если будет нужна помощь, поддержка или просто будет больше некуда пойти. Во-вторых, вы можете называть меня просто Джонни.
Снова возникла пауза, которая обнадёжила меня иллюзией мысли в её взгляде. Она шевелила губами, шмыгала носом, мяла чёртову бумажку с адресом, и:
— А знаете что, «просто Джонни»? — вдруг воскликнула она. — А идите вы к чёртовой матери!
Леа Фэлл соскочила со стола, и, как есть, с бумажкой с адресом, зажатой в кулаке, выбежала из аудитории.
Как думаешь, Крис, беседа прошла удачно?
Это ирония, а если серьёзно, я более всего желал, чтобы мои догадки не подтвердились. Чтобы махнула она рукой и сказала что-то вроде: «Вот же какие глупости пришли вам в голову! Это надо же такое подумать! На самом деле так действуют транквилизаторы, прописанные моим врачом». Но я был прав. Имея в приятелях героинщиков, очень сложно не научиться отличать их от остальных с первого же взгляда. Я и так слишком долго пытался ничего не замечать, хотя смутные догадки терзали меня со времён первой встречи.
Крис. Всё. Не могу и не хочу пока продолжать, хотя мыслей много. Отвлечёмся. «Дебет» пополнился тем, что ребята стали интересоваться сами. Нашли какой-то день открытых дверей в клинике соседнего города. Попросили организовать экскурсию на субботу, а я ещё не приступал даже ко сбору информации. Наверное, я слишком зациклился на проблемах Фэлл, которые и решить-то вряд ли получится, не забывая об остальных студентах.
Что ж, честно — я устал. Поэтому попрощаюсь. Что касается самолёта, встречать меня не нужно, возьму такси. С подарком так и не определился. Что сама хочешь?
С любовью, Джонни».
Камера видеонаблюдения 01-303
Лиза вскочила на ноги, когда из аудитории триста три на всех парах выскочила девица. Она бежала к лестнице, закрывая лицо руками, но вдруг остановилась посреди коридора. Постояв едва ли несколько секунд, она пошла к женской уборной, припадая на правую ногу.
Лиза выбежала из комнаты охраны, не заботясь о том, что в помещении никого не осталось, что тётка вернётся только через полчаса. Её волновало лишь увиденное минутой раньше на мониторе, услышанное с камер видеонаблюдения за аудиторией триста три.
Лиза ворвалась в уборную и подскочила к одной из кабинок. Дверцы были сломаны, и она увидела Леа, прижавшуюся к одной из перегородок. В её вене был шприц, в шприце контроль.
— Эй, ты, маленькая мразь, а-ну, не вырубайся, — Лиза схватила Леа за локоть. — У тебя должно быть что-то и для меня.
Но серо-голубые глаза девицы подёрнулись дымкой, она начала оседать прямо на грязный пол. Зрачки сузились, рот перекосился.
— Ну-ну-ну, я вызову полицию, вызову врачей, давай же, сучка, — Лиза чувствительно ткнула Леа коленкой в бок, но это лишь ускорило падение.
Тогда Лиза выхватила из пальцев Леа сумочку и немедля вывалила содержимое на подоконник. Два использованных шприца, духи, телефон, пустой кошелёк и… бинго! Неиспользованный чек.
…она раскатала дорожку прямо на бачке унитаза, нетерпеливо зажимая ноздрю.
Из тетради в потёртом синем переплёте
«Вот и всё. Приплыли. Теперь можно вести отсчёт времени в новой системе координат, торжественно открывать иной период в жизни, писать главу под названием «Докололась».
Не знаю сколько времени прошло с момента принятия последней дозы, но очнулась я на полу вонючего сортира на третьем этаже со шприцем в вене. Не могу понять — то ли порошок оказался слишком чистым, то ли организм так среагировал на кислоту. Я смывала пот и растёкшуюся тушь с лица и смотрела на себя в зеркало. Надо же, даже полгода не прошло, а за собственное тело я бы и гроша ломанного не дала. Обычная доза. Самая обычная.
У меня оставался ещё один чек на утро. Да, после такого я бы, понятное дело, не стала это двигать, но тут интересен ещё один момент. Моя сумка была практически вывернута наизнанку, эйч исчез, бумажник тоже был пуст, хотя я и не помню точно были ли в нём деньги. В любом случае придётся идти на Янг-стрит. Другого выхода нет. С другой стороны, мысль эта с каждым разом вызывает всё меньше эмоций. Янг-стрит, попрошайничество, воровство — лишь способы раздобыть деньги. Это как бизнес, но только единственно доступный мне.
Звучит почти печально, даже если просто думать, впрочем…
Пока я приводила себя в порядок и складывала вещи, моя голова разрывалась от боли. В мозгу всплыло странное слово «некайфы», которые я услышала от препода по анатомии. Вообще, следовало признать, что рамки употребления несколько сдвинулись, я получила не то, на что рассчитывала, раз уж даже этот мужик догадался, что происходит.
Пока курила, я всё думала об этом разговоре. Что не готова пока посвящать мать в тему собственной зависимости. Да, я понимаю, что она узнает в любом случае, что это неизбежно, но, пожалуйста, только не сейчас. Так что, понятное дело, придётся принимать условия этого чувака. С другой стороны, не наплевать ли? Кроме просьбы: «Называй меня, пожалуйста, просто Джонни», ничего ведь не было. И всё же, противно, что он вообще полез в это, не зная обо мне ровным счётом ничего, руководствуясь какими-то своими мне неведомыми причинами.
Странный этот Джонни тип. При беседе мне удалось рассмотреть его довольно близко. Ничего особенного: невысокий ростом, кудрявый, темноглазый, он, кажется, собрал в себе всё то, что мне в мужчинах неприятно. А желание лезть в чужую жизнь вызывает отвращение в общем.
Нужно просто не думать, необходимо забыть об этом».
Из тетради в потёртом синем переплёте
«Давненько я не писала в дневничок дважды за день. С другой стороны, никак не могу понять, почему разговор с преподом так и не вылетел из головы, и вместо того, чтобы отправиться на Янг-стрит и сделать парочку клиентов, я потащилась домой, развалилась на диване и стала листать альбом.
Где-то внутри зазвучал странный вопрос, который, пожалуй, я себе никогда не задавала, я валялась, смотрела на цветные прямоугольники, наполненные светом и цветом, и всё думала: «Когда он был-то, этот переломный момент? После чего всё началось?»
Пересмотрев фотоальбом раза три, я так и не нашла ответа. Вот я — пухлощёкий младенец, вот — ученица начальной школы, здесь — участвую в соревнованиях по фигурному катанию впервые в жизни, а тут подруги по команде разрисовывают мне гипс.
В больнице появились новые друзья. Джесси со сломанной ногой казался таким забавным. Я все никак не могла поверить, что, улепётывая от полицейской облавы, он вышел с третьего этажа. В окно.
— Как это произошло?
— Детка, я не помню, я же был под кайфом».