И ясное солнце снова взойдёт над тобой... (гет)

Настанет утро, и ясное солнце снова взойдёт над землей. А пока лишь белый лунный свет освещал волшебную деревеньку, по улицам которой крались две тёмные тени. А другая, третья тень, летела за ними, летела следом — сердце готово выпрыгнуть из груди.

Тёмный лорд всегда отправлялся на поиски Избранного в торжественном одиночестве. Но сегодня рядом с ним скользила тень предателя, без которого он никогда не смог бы перешагнуть порог дома Поттеров.

Питер Петтигрю — глупая маленькая крыса! — торопился, то отставая, то забегая вперёд, портя всё впечатление от величавой фигуры, плывущей по тёмной аллее в зловещей тишине. Питер был рад. Сегодня он был незаменим. Сам великий лорд Воландеморт, владеющий знаниями глубокими и устрашающими, могущественный волшебник, которому подвластны все стихии, нынче не мог обойтись без неприметного и незаметного Хвоста.

Он был незаменим. Он был бесконечно полезен Тёмному лорду. Он рассказал ему всё, всё! Благодаря ему каждое заклинание, каждый куст, каждый закоулок в доме Поттеров был знаком Повелителю. Кто ещё мог бы поведать об этом? Только Питер, Питер Петтигрю.

Глупая маленькая крыса! Питер не подозревал, что как только его неукротимая ненависть к Джеймсу Поттеру будет удовлетворена, он получит в награду не обещанную Тёмную метку, а зелёный луч смертельного заклятия. Никто не должен был узнать, что произошло на самом деле. Из года в год, из века в век изумлённые люди будут повторять и рассказывать друг другу, как величайший, могущественнейший волшебник Воландеморт сам перешагнул через казавшиеся до сих пор неодолимыми преграды. А о маленькой серой крысе не вспомнит никто и никогда.

Питер Петтигрю не подозревал об этом. А быть может, и нет. Быть может, несколько секунд мстительного торжества стоили долгих лет его бледной, никчёмной, незаметной жизни, полной тайных мучений и лжи?

Питер отнюдь не был тупицей, он не был совсем уж лишён способностей, хотя не имел ни выдающихся талантов, ни привлекательной внешности, ни особенного обаяния. Рядом со своими даровитыми и шумными друзьями, на фоне их ярких успехов и даже поражений — в своём роде не менее ярких — он терялся и бледнел. Питер и сам не заметил, как детская симпатия к школьным товарищам постепенно преобразовалась в жгучую зависть, а затем и в лютую ненависть. Он ненавидел их всех, всех. И Ремуса, рыцаря Печального образа, и бесшабашного Сириуса, и вечно уверенного в успехе Джеймса. И даже Лили, в которую когда-то был слегка влюблён — именно за то, что она упрямо считала его хорошим, находила в нём несуществующие достоинства и ждала, что именно таким он и будет — таким, каким он не мог, не имел сил быть! Питер страстно желал крикнуть ей: "Смотри! Я не такой святоша, как ты! Я трус, дрянь, я всех вас ненавижу и никого не люблю! Я не боюсь твоего осуждения!"; крикнуть и увидеть, как изменится её лицо, как исчезнет с него эта ласковая улыбка.

На самом деле он всегда её боялся. Все её любили. Её уважали. Даже если бы в школе Эванс не была старостой, которая может назначить взыскание и снять баллы, её мнение всё равно было бы важным. И хотя они уже давно не сидели за одной партой и не собирались вечерами в гриффиндорской гостиной, Лили по-прежнему оставалась у них за старшую — точно староста или заботливая сестра.

И только для Джеймса Поттера она была женой. Джеймсу вечно доставалось всё самое лучшее. У остальных в их команде хоть что-то да было не так — Сириуса терзали бесконечные конфликты с чистокровной семейкой, Ремус вообще являлся оборотнем, хмурым и хворым. А вот Джеймсу досталось всё — и быстрый ум, и ловкость, и знатная, но любящая семья, и отменное здоровье, и даже любовь умницы-красавицы Лили.

Но скоро это всё закончится. Растает, исчезнет слава Джеймса Поттера как отличного бойца и благородного защитника семьи, как исчезнет жизнь из его чересчур счастливых глаз. Всё исчезнет, а Питер будет смеяться, смеяться...

Петтигрю остановился. Волдеморт брезгливо протянул руку своему недостойному слуге, и Питер коснулся его ледяных — неужели от волнения? — пальцев, а затем толкнул калитку и шагнул на усыпанную гравием дорожку.

Как только нога Тёмного лорда тоже опустилась на гравий, охрана дома пала; пала охрана, созданная современными людьми, но дом — дом насторожился. Поколения Поттеров и Певереллов, что некогда жили на этой земле и любили её, незримые, встали плечом к плечу — яблоку негде упасть. Под порывом ветра застучали, заскрипели чуть блестящие в лунном свете кроны старых лип на аллее, зашумел столетний дуб, роняя последние листы на лужайку. Ветви плюща и жимолости, оплетавшие фасад дома, зашевелились, разрастаясь, скрывая входную дверь. Низкая каменная ограда начала расти, но прежде, чем она поднялась выше человеческого роста, через неё перемахнула быстрая тёмная тень.

Высокая фигура в чёрной мантии возникла на дорожке, преграждая Тёмному лорду путь к дому.

Питер тоненько пискнул и, вмиг обернувшись крысой, с бешеной скоростью ринулся в кусты.

— Жаль, Северус-с, — издевательски протянул Волдеморт, поднимая волшебную палочку, — ты мог бы стать лучшим из моих с-слуг...

Но убить Северуса Снейпа оказалось не так-то легко. Пусть Тёмный лорд был могущественным колдуном, всю свою жизнь посвятившим тёмным искусствам, пусть на его стороне была сила, опыт, безумное остервенение, но и Северус недаром изучал боевую магию; более того — его вело мужество отчаяния; с тех самых пор, как он понял, что натворил, передав слова рокового пророчества Волдеморту, он превратился в живой порыв — найти, спасти, успеть, преградить путь, смыть кровью своё преступление. С одной этой целью он жил и дышал, и эта нечеловеческая сосредоточенность и целеустремлённость удесятеряли его силы, быстроту реакции и ловкость.

Ускользнув от смертоносного луча, он оборонялся, нападал, вновь защищался, летая по полутёмному парку, окружавшему старинный дом. А между тем самая земля и древние каменные стены, стёкла окон, в которых отражались отблески заклятий, деревья и кустарники, — всё ожило, помогая ему. Сдвигались и размыкались ветки, корни исчезали и появлялись из-под земли, и Волдеморт ощутил, что сражается не только с человеком, но и со всем семейным мирком, со всеми поколениями Поттеров и Певереллов, вдохнувших жизнь в своё обиталище.

Тёмный лорд лишь усмехнулся — он чувствовал себя великим и могущественным, как никогда, и ему казалось, что он способен справиться со всеми, с любой стихией, даже с древней магией старинного поместья.

Северус Снейп же ничего не чувствовал и ни о чём не думал. Он весь обратился в силу, в зрение, в слух. Напряжение последних лет, полных тревог и страданий, достигло апогея. Он следил за Волдемортом с тройной энергией, с тройным вниманием; услыхав, что тот в тайне от всех оставил дом Абраксаса Малфоя, где ныне обитал, что он захватил с собою против обыкновения кого-то из слуг, неизвестных Ближнему Кругу, Северус послал Дамблдору сообщение-предупреждение... и сам перенёсся в Годрикову лощину.

Ему нужно было выиграть лишь несколько минут — коротенький отрезок времени, необходимого для того, чтобы оповестить Орден — и чтобы орденцы собрались здесь.

Ему требовалось выиграть несколько минут — и он их выиграл.

Вот в свете заклятий сверкнули очки Джеймса Поттера и белозубая ухмылка Сириуса Блэка.

Думал ли когда-нибудь Снейп, что станет сражаться с ними плечом к плечу?

Сражаться против своих недавних друзей и соратников?

Друзей... уже давно Северус задавался вопросом, а был ли кто-нибудь из этих людей в чёрных мантиях и серебристых масках его другом. И давно в душе своей произнёс ответ — и приговор: другим и самому себе. За всю свою жизнь у Северуса не было ни одного искреннего друга, который ценил его и дорожил им самим — не его талантами, не его умом, не выгодой, которую он мог принести, а его собственной душой, его дружбой; этим другом была Лили Эванс, но он предал её.

Предал ради смутных призраков с неподвижными лицами — Власть, Могущество, Богатство, Слава, принадлежность к старинной элите, идеи превосходства и политических преимуществ чистокровной аристократии — жалкий дым в сравнении с тем, что он терял, отталкивая Лили. Он предавал её всякий раз, когда соглашался, что такие, как она — грязь, недостойная жизни, когда считал её справедливое возмущение блажью. О да, он предал её гораздо раньше, чем принял Тёмную Метку, раньше, чем передал слова пророчества Волдеморту.

И вот у Северуса никого не осталось — никого и ничего. Все вокруг были его врагами, ему приходилось обороняться и от орденцев, не знавших, что он на их стороне, и от Упивающихся Смертью, увидевших, что он отвернулся от них.

Мальсибер сполз по стволу столетнего дуба, шипя ругательства сквозь зубы. Эйвери, широко раскинув руки, рухнул ничком на траву.

Безумная Белла крутилась в дикой пляске, выкрикивая оскорбления в адрес "дорогого кузена", на которые Сириус отвечал не менее остроумными и дерзкими выпадами.

Северус не тратил дыхание на слова. Он сражался.

Недавние соратники кидались на него с особенным ожесточением. Это Питер, проклятая крыса, каким-то образом вызвал их. Ничего, Поттеры уже поняли, кто мог так предать их. Петтигрю найдут, достанут из-под земли, в этом Снейп не сомневался. Главное — он выиграл ту короткую дуэль, выиграл те несколько минут, за которые Лили должна была спастись вместе с сыном, а Джеймс — ринуться на защиту дома.

Оседая на ковёр из опавших листьев, оказавшийся удивительно мягким, Северус ещё слышал хлопки трансгрессий и видел вспышки проклятий. Кто это был? Уже не имело значения.

Ничего не имело значения, кроме того, что ясное солнце завтра снова взойдёт над светлой головой Лили.

Пожалуй, сейчас не имело значения даже то, что Волдеморт также осел на землю в нескольких шагах от него и застыл в немой неподвижности.

Утро настанет, и солнце взойдёт в высоком небе, а пока длился самый тёмный час ночи, и поле битвы в Годриковой лощине освещал серебристый лунный свет.