Страйдер (джен)

В немилость Консульта лорд Орлок Танат впал не сразу. Этому предшествовал целый ряд скандалов политического спектра, сопровождаемых инцидентами различной степени сомнительности. Официальная версия гласила о том, что дом Танат погряз в некромантии — искусстве, которое Консульт старательно стремился искоренить как минимум в пределах Миллениума. Дом Танат всегда ходил по лезвию ножа, всегда был слишком близок к смерти и занимался наиболее подробным её изучением. Многочисленные мортуарии, анатомические театры и храмы, посвящённые Хизру, богу-хранителю мёртвых — всё это было более чем благодатной почвой, чтобы взрастить подозрения в умах тех, кто недолюбливал лорда Орлока и его наивернейших приближённых. Да и инцидент с придворным алхимиком лорда Орлока, создавшим эликсир, способный реанимировать мёртвых, превращая их в бездушные оболочки, одержимые лишь голодом и яростью, не прибавлял дому Танат популярности.

Лишь спустя долгие годы выяснится, что ни о какой некромантии не шло и речи. Выяснится, что инцидент с алхимиком был подстроен с самого начала, что гибель дома Танат была выгодна одному из богатейших и влиятельнейших знатных домов Миллениума. Выяснится, что Консульт с самого начала знал об интригах Высоких Лордов, но не делал абсолютно ничего, чтобы предотвратить трагедию и даже способствовал полному истреблению неугодного дома. Зачем? Такие детали низшим существам знать не положено, ибо пути Консульта неисповедимы, как и вершины, к которым он взбирался по трупам.

Но все вопросы, все откровения и все жуткие подробности всплывут позже. Сейчас же дом Танат подвергся тому, что в двуличном миллениумском обществе принято называть «Очищением». Ведь всем было ясно, что лорд Орлок безумен, его родня погрязла в пороке и преступлениях, о которых в приличных кругах не говорят, а его подданные стенают под гнётом деспота и ждут славных освободителей. Освободителями же служили главным образом воины дома Найан, у которого по чистой случайности были давние территориальные и торговые претензии к дому Танат. Остальные дома тоже прислали своих солдат, так как того требовало веление Консульта. Наибольшее рвение проявил дом Минос, чьё желание угодить богатому и влиятельному дому Найан накладывалось на личные амбиции лорда Робара Миноса и его неприязнь конкретно к лорду Орлоку. Когда шли тяжёлые городские бои, именно воины дома Минос были основной ударной силой. Хотя силой это можно было назвать с натяжкой.

Дом Минос был богат. Не так богат, как дом Найан, но достаточно богат, чтобы снарядить одну из лучших армий Миллениума. Вот только деньги из казны шли на поддержание роскошной жизни лорда Робара и его приближённых, но никак не на армию и уж тем более не на простых людей. Подданные дома Минос жили беднее любых других граждан Миллениума, сравниваясь в своём убожестве с самыми нищими обитателями Червя (так назывались огромные бесхозные трущобы на севере города). А армия дома Минос — вторая по численности армия Миллениума — больше походила на огромную толпу оборванцев, едва знающих с какого конца браться за меч. Это было мясо — тупое, бездарное и абсолютно неуправляемое. Смазка для мечей. Каждую улицу, каждый переулок, каждый закуток Миллениума, где шли бои с воинами дома Танат, армия Миноса заваливала трупами своих же солдат, изматывая защитников, принимая на себя весь удар, грабя, убивая мирных жителей и вытаскивая из домов даже то, что было прибито гвоздями. А когда их всё же добивали, когда изгоняли опьяневший от безнаказанности сброд с территории дома Танат, приходили воины дома Найан и снимали все сливки, без особых проблем сокрушая изнурённых защитников.

В конечном итоге дом Танат был разгромлен. Пали стены крепости, некогда бывшей пристанищем знатного рода, и опьянённые кровью захватчики ворвались в святая святых лорда Орлока. Немногочисленные выжившие защитники вместе с последними оставшимися членами дома Танат укрылись в одной из множества башен охваченной боями цитадели. Это сооружение не было военным, поэтому укрепляли его как попало и чем попало. Бывшая некогда домом науки, пристанищем того самого несчастного алхимика, чьи вышедшие из-под контроля эксперименты послужили первой искрой пожара, охватившего весь дом Танат, башня стала последним оплотом тех, кто не желал сдаваться и до последнего сохранял верность своему дому и господину. Загнанные в угол и лишённые какой-либо надежды, защитники оборонялись с той яростью, с какой может сражаться лишь человек, осознавший и принявший собственную обречённость. Осада затянулась.

Войска дома Минос, уже доказавшие свою непригодность в реальном бою, шли на штурм семнадцать раз, и все семнадцать раз атака захлёбывалась кровью. Сваленные в кучу трупы стали очередной преградой на пути захватчиков, деморализуя воинов лорда Робара и воочию являя им их будущую судьбу, ежели они вновь попытаются взять башню штурмом. Тогда в бой вступили воины дома Найан, вооружённые куда лучше своих нерадивых союзников и обладавшие куда большей выучкой и дисциплиной. Их атака была спланированной, организованной, продуманной до мельчайших мелочей… и она тоже потонула в крови, дерьме и криках умирающих. Дом Танат проиграл, но его защитники отнюдь не горели желанием с покорностью принимать смерть. Наоборот, они намеревались продать свою жизнь как можно дороже. И конкретно для дома Минос убытки уже перевесили выгоду.

Осада одной единственной башни длилась более недели. Каждая попытка штурма приносила слишком мало успехов и оставляла слишком много трупов. Консульт начинал терять терпение, а лорды испытывали доселе неведомое напряжение. Особенно лорд Минос, фактически впавший в полную зависимость от дома Найан. Потеряв большую часть своей армии, он уже не мог разыгрывать карту силы в грязной политической игре Вечного Города. Трон под ним шатался, конкуренты потирали руки в предвкушении, и лишь воля лорда Волдиса Найана определяла жить ему или умереть. Лорд Волдис пока что позволял Робару жить. А Консульт тем временем решил пойти на переговоры.

Лагерь осаждающих являл собой зрелище жалкое. Даже люди дома Найан выглядели грязными, угрюмыми и деморализованными. И их легко было понять: их успехи в предыдущих схватках дали им уверенность в собственной непобедимости, ощущение того, что боги благоволят им, но осада всего одной чёртовой башни, в которой окопались без пяти минут мертвецы, превратила их иллюзии в кровавое крошево, ныне расстелившееся на подъезде к строению. Воины дома Минос и вовсе напоминали помойных собак, бродящих то туда, то сюда по лагерю в поисках наживы. Командиры лорда Волдиса не приветствовали этих отщепенцев и всеми силами пытались загнать их в какой-то один дальний угол, чтобы не путались под ногами, но те, как шелудивые кобели, всё равно продолжали праздно слоняться по лагерю.

Наблюдавший это посланник Консульта был не в восторге от увиденного. Не в восторге были и воины, заметившие посланника. Они шарахались от него, как от прокажённого, складывая пальцы в защитные жесты, бормоча молитвы и пытаясь не смотреть ему в глаза. А вернее в то, что было вместо глаз.

Консульт внушал ужас даже своим подданным, но он обычно являлся силой такой же далёкой, как и боги. Он редко вмешивался в мирские дела, управляя Миллениумом из тени. Большая часть политических интриг была прерогативой Великих Домов и их лордов, ведущих свою тщеславную игру в надежде урвать очередной сладкий и нежный кусок пирога под названием «Власть». Консульт вмешивался крайне редко, играя роль некой высшей Воли, всемогущей железной длани, один перст которой способен свернуть горы. Сейчас этот перст был направлен на дом Танат и шагал через ряды всполошившихся его присутствием воинов, шарахающихся от него, как от огня.

Перст Консульта являлся представителем школы сайферов — колдунов, полностью посвятивших себя разгадке так называемого «Шифра», математического языка творения. Их магия была не похожа ни на одну другую, вообще не взаимодействуя с Эфиром, из которого другие волшебники черпали свою силу. Скорее даже наоборот — сайферы считали Эфир чем-то неестественным, побочным продуктом мироздания. Никто не знал, как именно они творят своё безумное колдовство. Высказывались предположения, будто они «взламывают реальность», что бы это ни значило. Сайферы хорошо хранили свои секреты и очень умело подчищали за собой следы. Лишь две вещи не вызывали сомнений — их безобразный облик и пробирающий до костей вопль. Нет, не вопль самих сайферов. Просто под их поступью время и пространство визжали от боли. Бесшумный, неописуемый, неосязаемый крик, ввинчивающийся в душу и заставляющий испытывать нечеловеческий ужас от одного лишь присутствия сайферов. Поэтому появление посланника Консульта привело лагерь осаждающих в непроизвольное движение. Всем хотелось убраться как можно дальше от этой богопротивной твари.

Сайфер шёл в сопровождении двух страйдеров. Угрюмые, бледнокожие и беловолосые, они вполне вписывались в ту зловещую картину, кою являл собой посланник. Он шёл медленно, но уверенно, аккуратно подобрав полы своей мантии. Твёрдость его поступи удивляла, ведь у сайфера не было глаз. Он глядел перед собой двумя тёмными провалами глазниц, из которых постоянно сочилась какая-то чёрная маслянистая дрянь. Эта жидкость была повсюду — текла из его носа, ушей, пачкала расшитую переливающимися узорами мантию.

Сайфер приблизился к баррикадам, поднял «взгляд» на вершину башни. Втянув носом смердящий трупами воздух и облизнув длинные, перепачканные чёрной жижей зубы, посланник заговорил:

— Я пришёл поговорить с вашим предводителем.

Шелестящий, бесцветный и бесполый голос сайфера звучал на удивление громко и пронзительно. Реальность вопила от боли, пока он говорил. Слова, обращённые к засевшим в башне защитникам, острыми иглами пронизывали прочную кирпичную кладку.

— Я есть посланец великого Консульта, глас Воли Миллениума, — вновь заговорил сайфер, так и не дождавшись ответа из башни. — Я требую вашего предводителя или его представителя для проведения переговоров. Любое неподчинение воли Консульта будет караться смертью.

— Мы уже мертвы, безглазое ты пугало! — из самого верхнего окна башни показался крепкий усатый мужчина, спугнув сидящую где-то под крышей большую птицу, чья до странности чёрная тень шустрым угрём скользнула по кирпичной кладке. — Нечего нас тут запугивать! Мы со своей участью уже смирились!

Сайфер оскалился — ни в улыбке и не от злобы. Странный, неестественный оскал. Синий склизкий язык медленно прополз по чёрным дёснам, словно червь, объевшийся гнилья.

— Назовите ваше имя, — потребовал сайфер всё тем же шелестящим голосом, который исходил словно бы не из человеческой глотки, а был подобен свисту ветра в кронах деревьев.

— Тебе-то какое дело?

— Я хочу знать, с кем говорю.

Пауза. Мужчина в окне башни явно нервничал. Все нервничали. Гнетущее присутствие сайфера и его телохранителей-страйдеров пробирало до мурашек даже союзников, что уж говорить о шайке обречённых бедолаг в стенах осаждённой башни. Кое-как решившись, лидер защитников прокричал:

— Прояс. Лейтенант Винсент Прояс, четвёртая рота Хранителей Врат.

— Где капитан Давенмор из личной гвардии лорда Орлока?

— Погиб, — с горечью выплюнул Прояс. — Убит одним из этих ваших ручных выродков несколько дней назад.

Один из страйдеров гадко ухмыльнулся. Правая половина его лица представляла сплошной комок обугленной и истрескавшейся плоти — явный след от магического пламени, залечить который не могла даже знаменитая регенерация псов Консульта. Из-за чудовищного ожога ухмылка выдалась поистине дьявольской.

— Прискорбный факт, — прошелестел сайфер, не испытывая, впрочем, ни капли скорби. — Я бы предпочёл поговорить с ним или с самим лордом Орлоком.

— Они мертвы, — грубо ответил Прояс. — Я за главного. А теперь говори, что тебе надо и проваливай!

Тень крупной птицы вновь зашевелилась, поползла по отвесной стене, медленно перебралась на крышу, оставаясь незамеченной, как и сама птица. Один из страйдеров на миг уставился на распластавшуюся на бурой черепице чёрную кляксу, но быстро отвёл от неё светящиеся глаза. Сайфер тем временем продолжал как ни в чём не бывало:

— Консульт был впечатлён вашей доблестью и решил проявить снисхождение в вашей ситуации. Вам предлагается сложить оружие и сдаться на милость Совета Лордов и Высокого Суда. Если среди вас есть мирные граждане, их необходимо будет доставить в Инквизиторий для установления их причастности к распространению некромантической скверны, запятнавшей дом Танат. Те, кто не подвергся тлетворному влиянию некромантии, будут помилованы и отпущены на свободу, остальных же ждёт справедливый суд. Это щедрое предложение, лейтенант. Куда более щедрое, нежели вы заслуживаете.

— Щедрое? — усатый лейтенант едва не задохнулся от возмущения. — Щедрое?! У нас здесь сорок семь безоружных гражданских, и вы предлагаете мне и моим людям просто так сложить оружие и отдать их под пытки Инквизиции?! Ты там белены объелся, говнюк безглазый?!

— У вас нет никаких шансов, лейтенант, — спокойно продолжал сайфер. — Вы можете обороняться ещё день, два, но что потом? Рано или поздно вас сломят. Рано или поздно у вас закончатся припасы. Рано или поздно у вас встанет выбор — умереть в бою или умереть от голода. Консульт же милостиво предлагает вам шанс выжить. Не всем из вас, но многим. Тем, кто не причастен к скверне дома Танат, нечего скрывать и нечего бояться, разве нет?

— Ты мне зубы не заговаривай! Мы с тобой оба знаем, что из Инквизитория никто живым не выйдет! И твой богами в жопу поцелованный Высокий Суд никого из нас не помилует! Вы просто хотите устроить показательную расправу в назидание остальным, чтобы показать, какие вы большие и страшные, как вы поступаете с теми, кто впал в немилость у твоего любимого Консульта! А знаешь, что? Хочешь показательной расправы — устраивай её тут! Спускай с поводка своих ублюдков, посмотришь, как умеют сражаться воины дома Танат!

Страйдер с обгорелым лицом громко хрустнул костяшками пальцев, размял шею. Жестокий взгляд его светящихся глаз горел жаждой крови. Ему явно не терпелось вступить в бой, срубить несколько голов. Второй вёл себя спокойней, только лишь перенёс вес тела на левую ногу. Сайфер же, выдержав паузу, заговорил вновь:

— А что же ваши люди, лейтенант? Они так же разделяют вашу браваду? Или, может, они проявят больше благоразумия, если вы позволите им высказаться?

В окне появились ещё несколько человек — все как один солдаты в цветах дома Танат. Их лица, измученные, окровавленные и усталые, озаряли улыбки. Так улыбаться может только человек, осознавший, что его жизнь подошла к концу, и искренне приветствующий смерть.

— Слышь, уродище! — крикнул один из них, самый молодой. — Ты бы шёл отсюда со своим благоразумием, пока его тебе не впихнули туда, откуда у тебя ноги растут!

— Да-да, т-точно! — заикаясь, вторил ему ещё один. — Мы вас, з-засранцев, не б-боимся! П-подходи п-п-по одному, мать вашу т-так!

Сайфер вновь оскалился, демонстрируя смазанные чёрной жижей зубы. Его бледное, иссечённое венами лицо было подобно жуткой и одновременно насмешливой маске. Синий язык жирным слизняком обслюнявил глянцевую мякоть дёсен, а шелестящий голос взвыл ураганным ветром.

— Да будет так!

Странная тень отделилась от крыши, стремительно скользнула вниз и влетела в окно. Послышались удивлённые крики, быстро сменившиеся звоном стали и воплями агонии. Грозная ругань. Яростный лязг. Из окна вылетело тело Прояса, громко брякнулось о землю и расплескало внутренности. Громыхнуло. Вспыхнуло. Зашипело. Из окна башни брызнул свет — белый, ослепительный. Шипение. Громкое, злобное, яростное шипение. Оно заглушило лязг. Заглушило крики. Заглушило всё.

Ш-ш-ш-ш!

Из окна валил дым. Воняло чесноком и горелой плотью. Воняло смертью.

Забаррикадированная изнутри дверь башни открылась медленно, словно распахнутая весенним ветерком. Вероятно, защитники сами в панике начали разбирать баррикаду, когда чёрное нечто ворвалось внутрь и начало убивать их одного за другим. На крыльцо вышел человек — то что осталось от человека. У него не было руки, раскалённая кольчуга плавилась прямо на нём. Лицо. Оно облазило, куски горелой плоти сползали с него огромными шматами, оголяя кость. Глаз уже не было.

— У… бейте… м… еня… — из-за сгоревших губ и голоса, больше похожего на треск падающего дерева, слова было сложно разобрать.

Вслед за обгорелым человеком вышла стройная чёрная фигура, на ходу стряхивая пламя с дымящегося плаща. Лицо фигуры было закрыто чёрным платком, в руке зажат окровавленный меч, под капюшоном горели яркие синие глаза со змеиным зрачком.

Страйдер подошёл к обгорелой жертве, сделал одно едва уловимое движение мечом. Обугленная голова с жалкими остатками плоти мгновенно слетела с плеч. Переступив через труп, убийца приблизился к сайферу.

— Всё готово, — равнодушно проговорил он, стягивая с лица платок. — Башня зачищена.

— Ты справился быстрее, чем я ожидал, — безобразное лицо сайфера пересекло некое подобие улыбки. — Прими мои поздравления, Змей.

Кайрен принял похвалу молча, ни на миг не изменившись в лице. Колдун же отвернулся и принялся раздавать приказы:

— Капитан Румата, отправьте своих людей осмотреть помещения. Выведите выживших, если таковые имеются, но никакие вещи не трогайте. Мы не знаем, где эти грязные некроманты хранили свои нечестивые артефакты и что именно было поражено их скверной, поэтому проследите за тем, чтобы ваши люди не прикасались ни к единому гвоздю, а то не только дом Танат придётся подвергать Очищению. Только эвакуация гражданских, не более.

— Гражданских… — фыркнул страйдер с обгорелым лицом. — После фосфорных сфер... Ну-ну.

Солдаты приблизились к башне осторожно, с опаской. Вонь чеснока и палёного мяса. Воины кашляли, задыхались. Кого-то стошнило. Первые вошедшие в башню люди вылетели оттуда почти мгновенно. Их рвало. Рвало сильно, прямо на распластанные перед башней трупы их бывших соратников. Капитан Румата держался поодаль, хмуря густые брови. Кайрен почувствовал на себе его взгляд. Острый, неприязненный взгляд. Румата ненавидел страйдера. Ненавидел всех страйдеров. Как и все остальные жители миллениума.

— Рот не открывайте! — громко сообщил один из страйдеров. — Пары фосфора ядовиты! Надышитесь, и сперва челюсть отвалится, а потом подохнете!

Но солдаты и без этого успели прочувствовать всю едкость фосфорного дыма — дольше минуты в башне никто не задержался. Всех страшно рвало, один потерял сознание. Румата приблизился к одному из своих воинов.

— Что с гражданскими? — требовательно спросил он.

Воин ответил не сразу, отплёвываясь от рвоты. На капитана он даже не поднял глаза, просто пялился в каменную брусчатку, еле-еле дыша.

— Что с гражданскими? — повысил голос капитан, встряхнув солдата за плечо.

Вместо ответа воин отбросил руку командира и метнулся к Кайрену. Страйдер был удивлён таким поведением, но всё же успел в последний миг уйти от удара, метящего ему прямо в лицо. Солдат пролетел мимо, споткнулся и растянулся на земле.

— Какого чёрта?! — рявкнул Румата, хватаясь за меч.

Солдат приподнялся на локтях, злобно зыркнул на стоящего рядом Кайрена. Лицо страйдера было подобно камню, в то время как воин кипел от гнева.

— Грёбаный мясник! — срывая голос, заорал солдат. — Ты чего там устроил, сучье ты отродье?!

— Я зачистил башню, как мне и приказали, — последовал спокойный ответ.

— Зачистил?! ЗАЧИСТИЛ?!! Грёбаное чудовище, зачищают от солдат! ОТ СОЛДАТ, МАТЬ ТВОЮ?!! НЕ ОТ ГРАЖДАНСКИХ!!!

Молчание. Молчали все: Кайрен, воины дома Найян и другие страйдеры. Румата бросил короткий взгляд на дверь башни — из проёма всё ещё валил едкий, воняющий чесноком дым — перевёл взгляд на Кайрена. Взгляд, полный ненависти и презрения.

— Ты, сука, сам-то видел, что натворил?! — продолжал кричать солдат, поднимаясь на ноги. — Так иди, мразь, посмотри! Взорвал эти свои вонючие хреновины в закрытом помещении! В ПОМЕЩЕНИИ, ТВОЮ МАТЬ!!! Иди, тварь, полюбуйся! Полюбуйся своими художествами, ублюдок!

— Достаточно! — шелестящий голос сайфера был напитан силой, неведомой ни одному обычному смертному. Сила пошатнула страйдеров, вновь опрокинула наземь сорвавшегося солдата. Жуткое лицо колдуна обильно истекало чёрной жижей, оскал безобразного рта приобрёл звериные черты.

— Усмирите свою шавку, капитан Румата, — потребовал сайфер, и его фигура сделалась необычайно грозной, словно он увеличился в размерах. — И впредь держите своих псов на коротком поводке, иначе я сам их усмирю, да так, что даже память о них исчезнет из мироздания.

— Своих псов лучше бы на поводке держал… — тихо буркнул капитан.

— Вы слишком много себе позволяете, капитан Румата, — оскал сайфера растянулся едва ли не до самых ушей, чёрная дрянь пузырилась между его длинных, похожих на щепки зубов. — Придётся мне показать, что бывает с теми, кто идёт поперёк Воли Консульта.

Сайфер зашептал слова. Формулы. Уравнения. Цифры и пропорции. Взлом реальности. Свет полился из его рта… Нет, не свет. Скорее цвет. Цвет из некоего иного пространства, иного слоя мироздания или даже иной вселенной. Воздух затрещал, наполнился рябью, ослепительными геометрическими фигурами. Воины бросились врассыпную, заходясь паническими криками. Страйдеры отшатнулись, лицо обгорелого исказилось ужасом. Капитан Румата прирос к земле, с выражением неописуемого страха наблюдая за тем, что происходит с его подчинённым.

Солдат вскрикнул. Скорее от удивления, нежели от ужаса или боли. Линии и параболы цвета из иной вселенной прорезали слой реальности там, где он стоял. Он не издал ни звука, просто закипел, сварился изнутри за один удар сердца. Кожа растворилась, кости перестали существовать, внутренние органы слились в единую жидкую массу. Осталась только кровь. Кровь, застывшая в образе человеческого силуэта, кипящего, бурлящего, дымящегося. Дым кристаллизировался, зависал в воздухе причудливыми переплетениями дуг, линий и спиралей.

Воздух гудел и гул становился громче. Бурлящий кровавый силуэт начал ярко светиться изнутри. Багрово-красное свечение залило двор, слило распластанные на земле трупы в единое месиво штрихов и линий. Кайрен зажмурился. Даже для его глаз этот свет был слишком ярким, слишком болезненным. Вспышка, взрыв, звон. Страйдера обдало кровавым кипятком. Он шарахнулся назад, провёл пятернёй по забрызганному лицу. Посмотрел на свою окровавленную ладонь. Красные брызги сползали с неё, вспархивали в воздух, как бабочки, как лёгкий бумажный пепел. Красное свечение, кристальный дым, цвет из иной вселенной — всё исчезло.

— Вот что бывает, когда кто-то смеет перечить Консульту, капитан Румата, — скалясь, проговорил сайфер, устремив взор выдавленных глаз на командира воинов дома Найян. — Надеюсь, вы усвоили этот урок?

Румата молчал. Его лицо было бледным, губы плотно сжаты, в глазах смесь из ужаса, отвращения и полного непонимания того, что сейчас произошло. Сайфер убил человека… Нет, не убил. Аннигилировал. Заставил его исчезнуть самым жутким и чудовищным образом. Растворил его в слоях реальности, разобрав на мельчайшие частицы.

Взломал реальность.

— Вы усвоили урок? — повторил колдун, и чёрная жижа тонкими глянцевыми червями стекала по его подбородку.

Капитан кивнул — медленно и неуверенно, с трудом сохраняя самообладание.

— Усвоил.

— Прекрасно, — сайфер изобразил подобие улыбки. Лучше бы он это не делал. — А теперь уберите ваш сброд. Ваши воины явно неспособны выполнять более сложные задачи, нежели резать друг другу глотки. Отныне и впредь имением дома Танат будет заниматься Консульт. Я вызову взвод страйдеров для обследования башни и остальных внутренних помещений цитадели. К тому моменту, как они прибудут, ваших бойцов здесь быть не должно. Вы меня поняли?

— Но…

— Вы поняли, капитан Румата?

Румата вновь сдержанно кивнул, раздувая ноздри не то от гнева, не то от страха, не то от обоих чувств, обуревавших его душу. Сайфер же продолжал фальшиво улыбаться, будто кто-то неумело натянул подгнившую кожу на покорёженный череп.

— Приятно осознавать, что вы не так глупы, как кажетесь на первый взгляд, — процедил колдун. — А теперь отводите своих… подопечных. Я останусь здесь до прибытия страйдеров.

Румата, немного поколебавшись, начал отдавать соответствующие приказы. Сайфер же приблизился к башне, ни капли не реагируя на едкий и ядовитый фосфорный дым. Он бормотал что-то, вероятно, выходил на связь с Консультом, но Кайрен его не слушал. Он продолжал смотреть на свою ладонь, на которой не осталось ни капли крови уничтоженного солдата. Только мысли. Только слова, упрекающим эхом ввинчивающиеся в мозг.

«Грёбаный мясник!»

— А ты молодец, пацан, — страйдер с обгорелым лицом подошёл к Кайрену. — Быстро управился. Не люблю все эти магические и алхимические приблуды, конечно, — я бы больше мечом поработал — но всё равно хвалю. Эффективно, а главное —эффектно.

Кайрен молчал. Он вообще не замечал названого «брата». Равно как и не замечал откровенной издёвки в его словах.

— Мирняк жалко, конечно, — даже не пытаясь изобразить досаду, посетовал тот. — Но тут уж ничего не поделаешь. Мирняк всегда дохнет. В мирное время, на войне — какая, сука, разница? Тараканы порой живучей людишек, так что десятком больше, десятком меньше… Ты мне вот что скажи — ты чувствуешь себя героем? Сорок семь гражданских спалил, как ни крути. Ведь спалил же, да?

Кайрен вспомнил, как он ворвался в башню — момент, случившийся совсем недавно, но казавшийся таким далёким. Всё протекало будто бы само собой. Вспомнил, как зачистил первое помещение, как выбежал на лестницу, схлестнулся с солдатами. Их было много, но все в узком помещении. Мешали друг другу, толкались, сбились в кучу. Удачный момент. Удачный, чтобы прикончить всех сразу. Он взорвал одну сферу. Затем вторую для верности. Вторая взорвалась не сразу.

Он видел её. Видел, перед тем, как всё поглотило пламя. Женщина с ребёнком, с девочкой. Забилась в угол, смотрела на него в ужасе. Она отвернулась, заслоняя дитя собой, своей спиной. Она до последнего надеялась, что сможет её защитить. Ценой своей жизни, но защитить.

Белый фосфор горит с чудовищной температурой, способной плавить металл и камни. Его обереги трещали по швам, когда он оказался чуть ли не в эпицентре взрыва. Внутри магического кокона было жарко, как в аду, нечем дышать. Его волосы дымились, кожа едва не лопалась от жара, но он стоял и смотрел на них. На мать и дочь. На то, как безжалостное пламя пожирает их, сплавливает в единую уродливую конструкцию, как сливается их тающая, как воск плоть. Их оплавившиеся черепа взирали на него с немой ненавистью.

— Чего молчишь, пацан? — в голосе обгорелого страйдера уже не было былой издёвки. Только гнев, агрессия, презрение. — Чего не отвечаешь, а? Ты же хорошо выслужился перед нашими хозяевами. Давай, скажи, чувствуешь себя героем?

— Отвали от него, Синдер, — вмешался другой страйдер. — И попридержи свой поганый язык, иначе тебе его подрежут.

— Эй, да я же просто спрашиваю!

— Ничего, — голос Кайрена прозвучал блекло. Ещё более блекло, чем обычно. Синдер уставился на него с любопытством, зловеще щуря красные глаза.

— Чего сказал? — спросил он.

— Ты спросил, чувствую ли я себя героем, — пояснил Кайрен. — Так вот — нет, не чувствую. Я вообще ничего не чувствую.