Компас твоей души (гет)

Кита постепенно привыкла к новой рутине, которая оказалась смесью приятно знакомого и сбивающего с толку чуждого. Каждое утро она проверяла своих свежевылупившихся гусениц (знакомое) и отрезала для них дополнительные ветки, если это было нужно, потом умывалась и шла помогать с завтраком. Завтрак был как привычным, так и непривычным: она помогала маме с готовкой уже несколько лет, но то, что ели Хикаку и его младшие братья и сестра, было не тем же самым, что привыкла есть Кита. На завтрак они ели рыбные чипсы вместе с обычным рисом, мисо и маринованными овощами, а не натто. Кита была вынуждена признать, что рыбные чипсы были вкуснее натто, но ей все равно понадобилось время, чтобы к этому привыкнуть.

После завтрака шла работа по дому и тренировки, первое знакомое, но последнее нет. Как потенциальная невеста главы Внешней Стражи она была целью атак Сенджу (и также целью для других людей, но конкретно упомянули только Сенджу), так что она должна была уметь защищать как себя, так и любых будущих детей. Ее навыки по обращению с проволокой посчитали достаточными (этому ее научил папа, потому что тестом хорошей проволоки было плавное ей управление), но ее навыки владения ножом, судя по всему, были недостаточными сами по себе, несмотря на то, что их назвали «хорошими», так что раз в два дня у нее были уроки нагинаты. Когда она не проводила утро за заучиванием стоек и ударов, пока ее руки не начинали гореть, она занималась стиркой, протиранием пыли и мытьем полов, а также садоводством и приготовлением еды. Она не должна была чинить татами или сёдзи (Охабари-оба платила кому-то другому, чтобы выполнять работу по починке вещей в доме), но это не давало много времени отдохнуть.

Обед был тихим приемом пищи, потому что всем мальчикам давались бенто за завтраком, так что им не приходилось возвращаться домой в перерывах между их собственными уроками в классах и на тренировочных полях. Охабари-оба обычно использовала это время, чтобы либо обсудить дела Домашней Стражи за простой едой, либо научить Киту, как выкладывать блюда к специальным фестивалям и случаям, что включало множество очень красивого и различной формы фарфора. Изучение того, как вообще готовить блюда, будет отложено до прихода самих этих случаев: клан не мог позволить себе тратить еду впустую. Может, Учихи и были благородным кланом, но клан не был достаточно богатым, чтобы позволить роскошь вне сезона.

После обеда шли более выматывающие для ума уроки. Мадара учил ее новым кандзи и поправлял ее каллиграфию около двух раз в неделю, но само расписание было гибким, так как он регулярно брал миссии и вел патрули: перерыв между уроками мог быть любым, от двух дней до целой недели. Если он не был доступен, Охабари-оба позволяла ей самостоятельно практиковаться час, играя на кото в кабинете вместе с ней и критикуя ее усилия. От нее требовалось минимум раз в день писать каждый кандзи на бумаге, а затем все ее усилия представлялись Мадаре на следующем уроке, чтобы он мог оценить ее прогресс.

Ките только недавно разрешили не писать первые десять кандзи, которым он ее научил. В данный момент она работала над тридцатью пятью, и было действительно очень тяжело не запутаться либо в значении, либо в порядке мазков кистью. Большая часть сложности возникала из-за перехода на использование левой руки, хотя она в любом случае всегда делала это дома и могла писать некоторые кандзи только левой рукой. У нее все еще не было мышечной памяти в левой руке для примерно половины распространенных кандзи, но те, которые она использовала в своих печатях, были лучше отработаны.

Если Мадара учил ее, то урок длился до середины дня. Если нет, то Кита практиковалась в игре на кото до того же времени. Охабари-оба давала ей фактические уроки раз в неделю, но во все другие дни от Киты ожидали, что она будет повторять то, что выучила, пока это не станет автоматическим, беглым и, самое главное, мелодичным.

Ките нравилось кото, и ей нравилась музыка, но ей не нравилось практиковаться. Нотная азбука не была интересной, и было невероятно тяжело с первого раза передвинуть кобылки ровно в нужное место. Она постепенно становилась лучше в этом, но ее прогресс удручающе напоминал ползание улитки.

В те дни, когда у нее были уроки с Мадарой, игра на кото шла после них. Она не могла спастись от практики в игре на кото. Она была обречена на болящие пальцы и разочарование.

После игры на кото Кита либо учила наизусть историю клана, изучала примеры конфликтов в Домашней Страже, а потом обсуждала это с Охабари-оба, либо практиковалась в чайной церемонии. Практика в чайной церемонии была ее наименее любимым делом: каждое движение должно было быть идеальным, как длинный, медленный и невероятно замысловатый танец, а Кита не была грациозной. Она была в середине скачка роста, у нее никогда не было уроков танцев, и она была склонна стукаться локтями о вещи. Единственной позитивной вещью, которую Охабари-оба могла сказать об ее усилиях, это то, что Кита всегда была аккуратна с рукавами и что у нее была надлежащая осанка. Она станет лучше, чем больше будет практиковаться, но повторение не порождало удовольствие.

Потом надо было приготовить ужин и подать еду по-волчьи голодным маленьким мальчикам, помыть посуду, пока Охабари-оба мыла маленьких мальчиков, приглядывать за маленькими чистыми сытыми мальчиками до их времени отхода ко сну (и они часто хотели, чтобы она делала вещи вместе с ними), а потом примерно час свободы до ее собственного отбоя.

Именно в эти вечерние часы у Охабари-оба было больше всего социальных гостей, в отличие от гостей, навещающих по клановым делам, которые заходили днем, пока Кита практиковалась в игре на кото или училась. Скорее всего, были и утренние гости, но утром Кита обычно находилась вне дома, так что их не видела. Иногда от нее ожидалось, что она будет сидеть на вечерних встречах, но в основном ей предоставлялось свободное время.

Так как вечера сейчас были достаточно светлыми, что ей не нужен был фонарь, Кита проводила свое драгоценное свободное время перечитывая и тихо проговаривая историю клана, которую ей надо было запомнить, и играя с идеями печатей и придумывая дизайны для новых композиций для плащей, и ей помогал Мадара, одолжив ей копию мифа о сотворении мира, принадлежащую его матери, и различные другие иллюстрированные мифологические тексты, включая напечатанную книгу о Такамагахаре. Половину из чего он не мог даже прочитать, потому что они были написаны хираганой, а его ей никогда не учили: хирагана была слоговой азбукой женщин и его отец не видел в этом необходимости. Кита сразу его с ней ознакомила, а затем прочитала ему вслух первую страницу, чтобы он смог понять, как работала эта азбука.

Однако он все равно позволил ей оставить себе истории. Он быстро пролистал их с активным шаринганом, прочитал вслух случайную страницу, чтобы доказать, что он сейчас знает хирагану, а потом умчался на миссию, на которую опаздывал после того, как остался так долго. Кита посчитала немного нечестным то, как откровенно шаринган позволял человеку жульничать: Мадара наверняка выучил все кандзи мифов через неделю после того, как обнаружил, что шаринган дает ему такую возможность. Она очевидно не могла это сделать, так что была вынуждена медленно изучать их, прилагая множество усилий, как делали и все остальные без шарингана.

Если он не убегал на миссии, то вечером Мадара обычно приходил, чтобы провести время с ней. В начале Изуна тоже приходил, но с течением недель он, кажется, потерял интерес и прекратил. Кита думала, что он решил, что она скучная, пока Мадара радостно не раскрыл, что его младший брат влюбился. Она мгновенно смирилась с конечным возвращением Изуны либо чтобы обожающе болтать, либо чтобы хандрить и ворчать, что девочка, а которой шла речь, не была заинтересована.

Ничего из этого не произошло. Изуна оказался шокирующе рациональным в плане романтических отношений и проводил месяцы в разгар лета флиртуя с одной из многочисленных девочек, которых звали Нака (судя по всему, из рода Кодзин), а потом каким-то образом закончил отношения без обид с обеих сторон около того времени, когда Кита проводила все свое время суша и прядя свои шелковые коконы, приглядывая за размножением шелкопрядов и снимая коконы, кипятя их отдельно от коконов более низкого качества (которых в этот раз было меньше), устанавливая веретено, чтобы можно было провести следующие несколько месяцев за изготовкой зелено-золотистой нити в каждый свободный момент.

Мадара был так же поражен романтическим успехом Изуны, как и она. Однако передышка от вмешательств четырнадцатилетнего была очень приятной: это дало ей время поговорить с Мадарой о более личных вещах, а ему дало время решить поделиться с ней похожими личными вещами, включая то, что он хотел мира, чтобы клан мог процветать.

* * *

Мать Мадары умерла, когда ему было девять, так что он не очень хорошо ее помнил. Частично из-за того, что это произошло до того, как он получил шаринган, но в основном из-за того, что его отец взял на себя его образование, когда ему было четыре, и после этого он не проводил с ней много времени. Изуна помнил ее лучше, несмотря на то, что был на четырнадцать месяцев младше, так как отец не сильно интересовался своим вторым сыном до смерти жены.

Изуна часто замечал, что у Мадары была внешность их матери, что Охабари-оба однажды подтвердила. Отец несколько раз говорил, что у Мадары было доброе сердце его матери, обычно когда критиковал его за какой-либо тактический выбор, который не одобрял.

Он редко виделся с семьей своей матери: они были ветвью Учиха, которая выполняла большую часть торговых миссий, притворяясь обычными гражданскими и продавая в Стране Огня и в различных соседних нациях белый уголь Учих, а также их сосновый уголь, бруски туши и другие товары, а потом используя деньги, чтобы покупать соль, сушеную рыбу, железный песок, разные другие необходимые вещи и немного предметов роскоши. Большинство из них не принадлежало к известным родам, но они были членами клана с наибольшим личным богатством и определенно были людьми, которые больше всех путешествовали: некоторые из них отправлялись в торговые предприятия, которые длились большую часть года. Несколько его родственников разной степени близости по материнской линии были во Внешней Страже, и у большинства из них были исключительно приличные резервы чакры. Однако те, кто не был во Внешней Страже, обычно не развивали шаринган, так как жизнь по большей части торговцами ограничивала их боевой опыт до тренировок и редких нападений бандитов, что было не совсем той средой, которая бы способствовала активации кеккей генкая клана.

Мадара знал, что у него даже в пятнадцать было намного больше чакры, чем у его отца, и что тут ему надо было благодарить за это кровь матери. Он также выглядел как его двоюродные братья по этой линии: у них всех было более крепкое телосложение, чем у отца, с более широкими плечами и узкой талией. Они также часто были громко общительными, каким Мадара определенно не был — это явно было чем-то, что Изуна унаследовал вместо него.

Кита и близко не была настолько общительной, насколько Изуна, но она и не была такой же нелюдимой, как Мадара. Не то чтобы ему не нравилась компания, но после того, как он начал учиться управлять своей чакрой, он обнаружил, что существовала такая вещь, как слишком много компании. Однако Кита не была против маленьких детей и была счастлива находиться в непосредственной близости от разговоров, даже если они фактически не включали ее.

Она умела слушать и была действительно заинтересована в изучении новых вещей: не просто практичных вещей, а вообще чего угодно. Она хотела знать о местах, где он был на миссиях, о людях, которых он встретил, об историях, которые он услышал, и даже была счастлива слушать, как он рассказывал о тренировках и патрулях. Она также задавала вопросы обо всех этих вещах, иногда чтобы выудить больше деталей, но в другие разы просто чтобы получить его мнение, которое он потом был вынужден объяснять, добавляя другие детали.

Кита никогда пренебрежительно не отзывалась о его мнениях или мыслях как о наивных или нереалистичных, но она также никогда не соглашалась с ним просто потому, что он будет следующим главой Внешней Стражи. Она слушала, она оспаривала, она ожидала, что он будет защищать свою позицию, и она признавала преимущества и выгоды его точки зрения, которые могла видеть, прежде чем находить в ней недостатки. Он ни с кем не мог так говорить с того короткого лета, которое он провел встречаясь с Хаширамой вниз по реке, и он скучал по этому.

Мадара обнаружил себя говорящим о своей мечте о мире и был в полном восторге, когда она на самом деле согласилась с ним, а потом поддержала свое согласие различными практическими моментами о том, как жил клан Учиха, которые также были аргументами за мир. «Война — это дорого», — сказала она, а потом указала на все, чего это стоило клану (в железе, стали, ткани, труде и жизнях), и рассказала о том, каково было жить на землях клана, когда вся Внешняя Стража была далеко, насколько меньше выполнялось дел и как все занимало больше времени, потому что фермеры и ремесленники выполняли еще и обязанность патрулировать границы, и что было постоянное напряжение, которое приходило от осознания того, что если сейчас на них нападет другой клан, они будут крайне уязвимы.

Ему никогда раньше вот так не излагали бытовую перспективу на цену войны. Он знал, что война ужасна для людей, сражающихся на ней, — он не задумывался, что это стоило оставшемуся клану столько же многого.

Ее точка зрения на мир также отличалась: она описывала войну как «навязывание» и противопоставляла мир как «сотрудничество». Ее объяснение также было логичным: война провоцировалась меньшинством, которое (нападая на тех, кто, как оно думало, его оскорбил) вынуждало всех остальных встать на чью-либо сторону и взять в руки оружие, либо чтобы защищать себя, либо чтобы поддерживать своих союзников. Мир же, напротив, устанавливался большинством, и все работали вместе, чтобы его поддерживать и разрешать споры между отдельными людьми, чтобы не доводить до боевых действий.

— Я думаю, ведение войны — это признак слабости, — тихо сказала ему она одним жарким летним вечером после Танабаты, прядя шелк на энгаве, и ее взгляд не отрывался от тонкой зелено-золотистой нити, которая извлекалась из пушистой массы на веретене. — Признак, что ты абсолютно не был способен прийти к соглашению другими способами, так что сейчас прибегаешь к тому, чтобы бить другую сторону по голове, пока она не уступит. Объявление кому-то войны говорит о том, что ты не желаешь сотрудничать или приходить к компромиссам, и нежелание работать с другими — часто признак жадности или какого-то другого серьезного недостатка. О чем была та война между даймё Страны Огня и Страны Чая?

— Деньги, — угрюмо сказал Мадара. Она была права. Это было неприятно, но она была права. Почему вообще Учиха сейчас сражались с Сенджу? Месть за всех, кого убил другой клан? Ну, Учиха убили столько же, и погоня за этой местью приводила к смерти только большего количества людей, так что, опять, кто конкретно был в ответе за эти смерти?

— Сражения — это действительно достаточно просто, — задумчиво сказала Кита. — Мы на нашей стороне, все остальные враги, и потому что они враги, они неправы, а мы правы. Мир — это тяжело, потому что тебе надо учитывать все точки зрения и признавать, что, может быть, ты был неправ. Работа Домашней Стражи тяжелая, потому что все Учиха и все думают, что они правы, но в споре с пятью сторонами очевидно, что они не могут быть все правы.

Мадара поморщился. Он был так рад, что никто не ожидал, что он станет главой Домашней Стражи. Это звучало как кошмар. Тот, как ему было хорошо известно, для которого у него не было ни терпения, ни дипломатических навыков. Руководить Внешней Стражей было намного более незамысловато.

— Проблема в том, что, хоть в этих случаях все в целом неправы в чем-то, у них есть что-то, в чем они не неправы, и ты должен провести столько переговоров, столько льстить и столько убеждать людей, пока они все не осознают, что предложенное решение каким-то образом будет им выгодно. Это самое тяжелое в мире, я думаю: убеждаться, что все в этом заинтересованы, потому что если все знают, что выиграют от этого, тогда они все будут готовы помогать этому случиться.

Это казалось намного более практичным и разумным, чем предположение Хаширамы, что они могут просто решить, что хотят мир, и заставить всех остальных согласиться с ними. Мадара уже знал, что это никогда не сработает: он не мог просто заставить весь клан делать то, что он хочет.

— Так как нам убедить клан хотеть мира?

Кита задумчиво нахмурилась: занятые руки вытягивали невероятно тонкие нити из пуха на веретене:

— Ну, сначала нам надо убедить их увидеть, что клан находится в лучшем положении в те года, когда мы не так часто схлестываемся с Сенджу. Также мы можем воззвать к гордости людей и показать, что единственная причина, по которой мы так много сражаемся с Сенджу, состоит в том, что жадные гражданские пользуются конфликтом между нашими кланами, чтобы нанять одного из нас, потому что какой-то другой экономический конкурент нанял другой клан. Я хочу сказать, если бы такое случилось с кланом, с которым мы бы не были смертельными врагами, воины, отправленные сражаться, хотя бы попытались избежать конфликта с другой стороной, делая минимальное для защиты до конца миссии, а потом отправились бы домой. Или, если бы нас наняли захватить что-то, мы подождали бы, пока нанятые шиноби были заняты, или просто ушли бы. Но это Сенджу, так что рвемся вперед, и люди умирают, и клиенты получают выгоду, — она сделала паузу. — По крайней мере, это то, что я слышала, на что намекают члены Внешней Стражи.

— Нет, ты права, — быстро согласился Мадара. — Клиенты действительно пользуются этим, и отряды, чьи миссии конфликтуют с другими кланами, действительно пытаются избежать конфликта, если это возможно.

Если только, конечно, эти «другие кланы» не были союзниками Сенджу — тогда вещи были менее предсказуемыми.

— Я хочу сказать, я был на миссиях, когда конкурент клиента нанял Абураме: лидер мисси решил, что лучшим планом действий было тайком встретить лидера команды Абураме в чайном домике, обсудить цели и требования миссии и прийти к такому компромиссу, чтобы мы следовали букве, пусть и не духу соответствующих контрактов. Или команде, чья цель миссии оказывалась скомпрометирована, предлагалась компенсация, потому что мы не хотели с ними сражаться, а они не хотели сражаться с нами.

Конечно, такое не всегда происходило и это никогда не происходило на миссиях, на которых руководил его отец, но его отец в любом случае никогда не ходил на рутинную охрану каравана или на мелкие миссии по захвату чего-либо. Как наследнику своего отца, Мадаре был нужен опыт того, что происходит на таких миссиях, потому что в конце концов он будет тем человеком, который будет их назначать, но как только он станет главой Внешней Стражи, у него больше не будет времени самому руководить на них.

— Если бы мы только могли так договориться с Сенджу, — вздохнула Кита. — Но опять, если бы у нас был мир, что бы ты сделал? Я имею в виду, если у нас будет настоящий прочный мир, исполнение обязанностей военной наемной силы больше не будет чем-то, что будет приносить деньги, не так ли?

Мадара не задумывался об этом. Мир (настоящий мир) оставит его без дохода и без каких-либо занятий кроме соколиной охоты и спаррингов.

— Эм…

Кита робко ему улыбнулась:

— Техники с чакрой имеют и ненасильственное применение. Может, между миссиями ты можешь походить по клану, посмотреть, что делают со своей чакрой люди, которые не являются шиноби на постоянной основе? Думаю, ты будешь удивлен.

— Так и сделаю, — быстро заверил ее он, потянувшись, чтобы взъерошить ей волосы. — Спасибо, Кита-чан.

Она поддерживала его мечты о мире, и это, возможно, была лучшая вещь в знакомстве с ней.

* * *

Вскоре после Обона Кита заметила, что один из регулярных гостей Охабари-оба приходил на самом деле не для того, чтобы обсуждать клановые вопросы. Тсуёши-сан, один из старших членов Внешней Стражи (чье имя она знала только потому, что Изуна настаивал на том, чтобы притаскивать всех главных помощников Таджимы-сама и представлять ее им как «невесту моего брата») приходил к Охабари-оба дважды в неделю (иногда чаще), потому что он за ней ухаживал. Кита точно не знала, была ли она удивлена, что пропускала это до настоящего момента, или была удивлена, что за Охабари-оба вообще ухаживали — недолгое размышление открыло, что последнее, и она была разочарована в себе. Охабари-оба не могла быть старше тридцати, что правда не было таким уж большим возрастом. Она все еще могла завести нескольких детей, если захочет. Мама, скорее всего, была старше, чем Охабари-оба, и она не считала маму старой.

Вооруженная этой информацией, Кита стала прилагать больше усилий, чтобы подслушивать. То, что сейчас была осень, означало, что ее шелкопрядов не надо было кормить (потому что новое поколение все еще находилось в яйцах и не вылупится до апреля), и огород тоже не надо было полоть, так что у нее было больше времени. Времени, которое она проводила за прядением.

Однако не было причин, по которой она не могла сидеть прямо за углом открытой сёдзи кабинета, на энгаве, где она могла наслаждаться солнцем и видеть пруд с кои. В конце концов, игру Охабари-оба на кото всегда было приятно слушать.

Прошлой весной Изуна продал ее мирный шелк по высокой цене, и у Киты были планы на эти деньги, но в этом году она ткала для себя оби из коконов вылупившихся шелкопрядов. Она даже не собиралась красить этот шелк, сохраняя его светло-зеленый цвет, и когда она его весь спрядет, она попросит бабушку показать, как ткать простой оби. Потом, когда оби будет закончен, она решит, захочет ли она оставить его простым или вышить его.

В конечном итоге она, скорее всего, сделает вышивку, но она не хотела торопить события. Сначала прядение ее шелка, потом его ткачество. Думать о вышивке сейчас будет делать все шиворот-навыворот.

Ките оставалось спрясти довольно много шелка, так что у нее было довольно много времени подслушивать. Не то чтобы это был особо интересный разговор: в основном о музыке и театре, а Кита никогда не видела никаких пьес. Или даже не читала никаких пьес, если быть честной. По крайней мере, не здесь. Она немного слышала музыку (разные Учиха играли на музыкальных инструментах, и фестивали всегда были громкими и веселыми), но она не знала композиторов или гражданских исполнителей, как их явно знали Тсуёши и Охабари-оба.

Союзы по любви были обычным способом, каким Учихи (и, как она изучала на своих новых уроках, большинство других кланов ниндзя) заключали браки. Договорные браки как тот, который будет у Киты, были исключением и обычно организовывались по политическим причинам — в результате они непропорционально влияли на ближайших родственников главы клана. Следовательно то, что Таджима-сама договорился о партии для всего сына, не было слишком необычным.

Однако в договорных браках, которые организовывали не Учихи, не было пункта, оговаривающего тот случай, когда та или иная сторона влюблялась в кого-то другого. Это была исключительно учиховская позиция, потому что кеккей генкай в виде шарингана шел рука об руку с сильными эмоциональными реакциями и степенью сложности, связанной с их преодолением. Учихи были неистово эмоциональны и проявляли это так, как, судя по всему, не одобряла гражданская культура. Литература самураев вообще клеймила любую влюбленность как признак слабого ума.

Однако клан Учиха знал, что их сердца были их силой, так что они делали послабления на такие случаи. Другие кланы ниндзя делали послабления для любовных союзов по более прагматическим причинам: было многократно сложнее выдать замуж или женить не желающего этого ниндзя, чем не желающего гражданского. Гражданские возлюбленные, которым организовывали договорные браки с людьми не по их выбору, зачастую совершали самоубийства. Ну, возможно, не зачастую, но определенно случалось достаточно часто, чтобы это стало популярным литературным мотивом. Ниндзя, помолвленные против их воли (или чьи гражданские возлюбленные были помолвлены с третьей стороной), с большей вероятностью решали, что убийство будет более эффективным в решении их проблем.

В настоящее время это не случалось так часто, так как новости об этом давно разнеслись. Даже если гражданский член клана просил благословения на брак с любимым человеком у его или ее родителей, эта просьба скорее всего будет принята в свете маячавших на заднем фоне смертноносных родственников.

Крестьяне не организовывали договорные браки (слишком много усилий ради недостаточной отдачи, когда любовный союз между согласными сторонами улучшал сотрудничество в контексте добычи средств к существованию), но торговый класс почти всегда устраивал только их. В результате удивительно большая доля женщин-гражданских среднего класса (и иногда юношей) была открыта к ухаживаниям шиноби, несмотря на связанные с этим риски от конкурирующих кланов.

Ее собственные прабабушка и прадедушка были доказательством этого.

Однако Кита могла понять, почему: это было лучше, чем вообще не иметь выбора. Она не имела возражений против конечной женитьбы с Мадарой (он был добр к ней и сосредоточен на благополучии своего клана в качестве своей главной жизненной цели), но успокаивало знать, что если она когда-нибудь действительно влюбится, то она будет свободна следовать за своим сердцем.

* * *

К Фестивалю Хризантем в сентябре у Учих уже были заказы на миссии на следующую весну: сжечь половину рисовых полей конкретных землевладельцев в границах Страны Огня, которые воспользовались ужасной погодой, от которой страдала большая часть страны в первой половине этого года, сговорившись вместе, чтобы поднять цены. Также были контракты на нападение и сожжение караванов определенных торговцев чаем, без сомнения чтобы ослабить конкуренцию и снова поднять цены.

Мадара знал, что клан определенно возьмет миссию по сожжению полей (легкие деньги), а также что жадные землевладельцы, о которых шла речь, без сомнения наймут Сенджу, чтобы защитить свои поля после потери первого урожая. Это, скорее всего, обернется очередной войной на год.

Вопрос с чаем был более проблемным, но после разговора с Китой он осторожно предложил отцу, чтобы они украли чай, а не сожгли его, а потом сами его продали. Это позволит выполнить букву контракта, принесет дополнительный доход в клан и обеспечит то, что цены на чай не взлетят в долгосрочной перспективе.

Перевести чай будет непросто, но Кита пообещала, что она сможет сделать печать для тяжелых товаров, которая позволит Внешней Страже быстро перемещать и нести весь этот чай без того, чтобы это было очевидным. Она выполнила свое обещание через неделю после начала осени, за чем последовали две недели тестирования под присмотром Ямасачи-сана и Санносавы-сенсея.

Это была достаточно странная система. Печать была вышита на дне неглубокой холщовой сумки на завязках с очень широким основанием и была чуть больше, чем толстой линией, окружающей изображение сложенного зонта с ручкой в форме головы попугая. Она работала при контакте: пользователь сначала активировал печать каплей чакры, потом засовывал все в сумку (печать не делала различий: если один конец объекта можно было запихнуть в сумку, он исчезнет в печати) и «закрывал» печать другим вливанием чакры. Как только печать была закрыта, в сумку можно было положить другие вещи, чтобы спрятать печать.

Вытаскивать вещи было сложнее: у тебя должна была быть четкая картинка того, чего ты хотел, пока ты добавлял чакру в печать, иначе все остальное просто выйдет в обратном порядке. Однако отец не считал это недостатком (с мешками чая это действительно не имело значения), и Мадара подозревал, что эти сумки скоро будут использоваться как для контрабанды, так и для хранения разных вещей. Сухие продукты в печати не разлагались и оружие не ржавело, так что клановые форпосты наверняка захотят комплекты из них, соответствующе маркированные, конечно.

Сумки можно было носить за спиной, и хотя отверстие на длинной стороне было немного неудобным, они были как раз подходящего размера для хранения свернутых плащей или смен одежды. С одобрения его отца Кита провела весь следующий месяц за вышиванием печатей на холщовых сумках, сделанных по ее дизайну другими членами клана, и все они были покрашены в индиго, чтобы не выделяться на фоне плащей членов Внешней Стражи. Каждый воин получил по одной, хотя это и значительно истощило клановые запасы ткани. Но возможность переносить и брать с собой больше еды или оружия без того, чтобы они отягощали человека, была преимуществом, которое они не могли себе позволить упустить.

Его отец приказал, чтобы большая часть урожая предстоящего года состояла конопли, чтобы компенсировать уменьшившиеся запасы холста. Учитывая то, что Внешняя Стража будет полностью отсутствовать большую часть весны и лета, а новые сумки с печатями обеспечат более эффективное хранение, клан, как Мадара надеялся, не останется без еды, чтобы это позволить. Скорее всего, они вырастят больше гречки поздним летом после того, как соберут коноплю, что будет означать поедание больше собы и меньше сои или адзуки через год после этого.

Так как на носу был очередной военный сезон, Охабари-оба и Тсуёши-сан объявили о своем намерении пожениться. Из-за этого появились всевозможные нарушения привычного порядка: Охабари-оба переедет в дом своего нового мужа, так что больше не сможет заботиться о Хикаку, Хидзири, Хидаке и Бентен, но что еще более важно, она больше не сможет присматривать за главным домом клана, что было ее обязанностью как единственной живой близкой родственницы главы Внешней Стражи.

Отец решил, что теперь оба этих задания будут проблемой Киты, соответствующе увеличил денежное пособие, к которому у нее был доступ, чтобы она могла нанимать более нижестоящих членов клана, чтобы они занимались уборкой, готовкой и присматривали за садом, и оставил женщин разбираться с мелкими деталями. Охабари-оба была на высоте, с усердием принявшись решать возникшие сложности, и привлекла бабушку Киты — к первому дню зимы все, кажется, снова успокоилось, и сейчас основной задачей была подготовка к свадьбе. Дату назначили на пятое января, но главной заботой Мадары в данный момент был день рождения Киты.

Ей исполнится тринадцать чуть больше, чем через неделю. Это не было значимым возрастом, но он все равно хотел подарить ей что-то особенное. Он просто не знал, что.

Неожиданно, человеком, пришедшим к нему на спасение, был его отец. Мадару вытащили на очень холодный и снежный забег по пересеченной местности до Когей-гай, где он быстро прошел через серию ремесленных лавок и в конце концов выбрал глазированный чайник с бамбуковой ручкой наверху и пару юноми.

Юноми заставили его немного покраснеть, потому что такая комплектная пара, с идентичным узором, но одна чуть больше, чем вторая, называлась «чайные чашки супружеской пары». Чайник и юноми были для заваривания и чаепития каждый день, в отличие от элегантного тявана, который был только для чайных церемоний, и дарение Ките такого набора подразумевало, что однажды они будут жить в одном доме и каждый день пить вместе чай, только они вдвоем.

Не совсем верно (Изуна тоже будет жить с ними, если сначала не женится и не съедет), но посыл был понятен.

Его отец, кажется, одобрил его выбор, и они перешли к тому, чтобы забрать несколько других вещей из разных других магазинов, всех, судя по всему, заказанных заранее, так как он открывал каждый сверток только для того, чтобы бегло осмотреть его содержание шаринганом, прежде чем заплатить. После каждого магазина они незаметно опускали покупки в свои новые зонтичные сумки, а потом, когда все было сделано и они поели, они в ранних сумерках побежали обратно на клановые земли.

По пути домой Мадара раздумывал над тем, что Кита подарит ему на день рождения после зимнего солнцестояния. Ему исполнится шестнадцать (что было важным возрастом, потому что он будет достаточно взрослым, чтобы возглавлять миссии), и с учетом того, насколько занятыми были последние несколько месяцев, он не знал, когда у нее будет время, чтобы ему что-то купить или сделать.

Это не имело большого значения (ей не надо было что-то ему дарить), но он все равно был полон надежд.

Что было более важно, теперь он знал, что делать и куда идти за будущими подарками, за что он был очень благодарен. Когда Кита станет немного постарше, он спросит отца о заказах и кто из клана ими занимался: он не всегда сможет просто купить вещь с полки, не тогда, когда он займет место своего отца на посту главы Внешней Стражи. Возглавлять благородный клан как Учиха означало подавать пример, а не просто следовать примеру других людей.

* * *

Кита определенно раньше видела клановые свадьбы, но свадьба Охабари-оба будет первой, на которую она придет как гостья, а не просто как зрительница. Следовательно, она была вынуждена вышить кремовым шелком герб клана на спине ее прекрасного кимоно с глициниями, чтобы оно стало соответствующе формальным для такого случая.

У нее было немного времени, так как сейчас она отвечала за присмотр как за домом, в котором жила (теперь дом Хикаку, а не Охабари-оба), так и за главным домом клана, в котором жил Таджима-сама с Мадарой и Изуной. Большая часть работы была организационной и финансовой (следить за тем, чтобы кухня была полностью оснащена, стирать, посылать соответствующих людей готовить, прибираться и выполнять необходимые ремонтные работы, а потом платить им), но этого все равно было много. Охабари-оба еще несколько лет продолжит учить ее вещам, связанным с Домашней Стражей, но теперь Ките придется навещать женщину для этого, и это все усложнит.

Вообще, ей, скорее всего, придется приглашать Охабари-оба к себе, потому что все необходимые записи останутся там, где они были сейчас. Как и официальный чайный сервиз и другие аксессуары: Охабари-оба выйдет замуж за мужчину без известного рода, так что она полностью не покинет род Аматерасу (хотя ее дети не смогут на него претендовать), но она все равно будет зависеть от дохода своего мужа, а не своего брата, несмотря на то, что Таджима-сама наверняка обеспечит ее щедрым приданым. Тсуёши-сан провел последние несколько месяцев занимаясь серьезной реконструкцией своего нового дома, чтобы он больше подходил положению его невесты, но он все равно не был настолько роскошным, насколько был дом Хикаку, где главный коридор выходил на официальную приемную, а не прямо на основную гостиную с ирори. Единственным другим домом с официальной приемной был главный дом клана. Кита подозревала, что дом Хикаку технически должен был принадлежать главе Домашней Стражи, но под Таджимой-сама он просто стал собственностью младших членов рода Аматерасу.

Этой осенью Кита пока что ничего не смогла соткать: сначала та печать, сейчас свадьба Охабари-оба и связанные с ней изменения. Однако она хотя бы сумела закончить подарок на день рождения Мадары, что было чем-то. Она подготовила ему ленту, чтобы оборачивать рукоять оружия, и шнурок, чтобы привязывать меч к поясу, и оба предмета она сделала из дикого шелка-сырца. Они были сплетены, а не сотканы, и их было проще спрятать, когда внезапно приходили гости, когда она работала. Она также частично скрыла свои намерения одновременно делая себе шнурки для оби, которые она наденет на свадьбу в феврале.

Ките еще не исполнилось тринадцати, и ей надо было столько всего делать. Она технически была в ответе за два дома, ей все еще надо было сделать множество сумок Мэри Поппинс для Домашней Стражи (заказы Внешней Стражи шли первыми из-за предстоящего конфликта, но Домашняя Стража нуждалась в них так же сильно, если не сильнее), она практически воспитывала двухлетнюю Бентен, Охабари-оба увеличила частоту уроков готовки в свете ее предстоящего отъезда из дома, и у Киты также была куча плащей с композициями рисунков, принадлежащих старейшинам клана, которые надо было вовремя подновить и починить к свадьбе.

Ее уроки каллиграфии с Мадарой были несомненно умиротворяющими по сравнению со всем этим.

Она была так занята, что абсолютно забыла о своем дне рождения, пока после завтрака Хидака не подарил ей набор лакированных гребней для волос, а его два старших брата смотрели на нее, едва скрывая волнение.

— Большое спасибо, — машинально сказала она, чтобы скрыть укол в сердце от того, что сегодня она не была дома со своей семьей, а потом внимательнее посмотрела на свой подарок. — О, тут один на каждый сезон, как прелестно!

Орхидея и пион для весны, лотос и водяной ирис для лета, хризантема и гвоздика для осени, и слива, сосна и бамбук для зимы.

— Зимний самый красивый! — с энтузиазмом сказал Хидака, подпрыгивая на носочках. — Как ты, Кита-нее!

— Ну, я зимний ребенок, не так ли, Хидака-кун? — ответила Кита, раскрыв руки, чтобы он мог подбежать и обнять ее. — Еще раз спасибо за этот прекрасный подарок, Хикаку-кун, Хидзири-кун. Я обязательно буду их часто носить.

Было очевидно, что на них было потрачено достаточно много карманных денег или что они совершили набег на шкатулку с украшениями их матери. Она надеялась на первое: Бентен заслуживала унаследовать сокровища своей матери.

День продолжился в соответствии с ее обычной рутиной, но с подарками, появляющимися через разные промежутки времени. Изуна коротко прервал ее тренировку с нагинатой, чтобы подарить ей новый корпус веера утива и комплект из трех кусочков ткани с рисунками, чтобы его обтянуть, папа пришел в обед с Татешиной, Накой и Мидори, чтобы подарить ей новую плетеную корзину, наполненную полезными подарками, включая два новых нагадзюбана в цветах, которые дополняли ее кимоно, и немало окрашенных и переплетенных с металлом шелковых нитей. После этого ее младшие сестры сразу пошли домой, но папа остался.

— Это для тебя, чтобы ты использовала на своей одежде, северная звездочка, — твердо сказал ей папа, когда они вместе ели бенто, — не для плащей, если это не твой собственный плащ. Вышей оби, добавь детали на кимоно с рисунками или купи новое неокрашенное кимоно и сама сделай всю работу — показывай свою красоту снаружи, ведь твоя внутренняя красота уже мерцает ярким огнем.

— Да, папа. Обещаю.

Бабушка включила скрупулезно детализированную инструкцию о том, как ткать простой оби, несколько заметок о том, как ткать двухцветный двусторонний оби, и две простых схемы для ткачества, одна с клетками, а другая с узором бисямон-кикко, а также приказы пригласить ее в гости, когда она решит начать простой оби, чтобы она могла убедиться, что Кита случайно не установит ткацкий станок неправильно.

— Суставы твоей бабушки сегодня болят, так что она не смогла сама прийти, — тихо добавил папа, вытерев рот после того, как закончил свою еду. — Мы получили очень неплохой доход с нового поля — твоя тетя Тсую пообещала снабжать тебя бумагой по сниженной цене в обмен на часть конопли, и мы посеяли гречку в качестве второй посадки.

— Спасибо, папа, — они с мамой могли оставить бумагу себе или продать ее, но они отдали ее (или часть от нее, так или иначе) ей для того, чтобы она практиковалась в каллиграфии, печатях и рисунках. — Как только Мадара-сама скажет, что моя каллиграфия достаточно хорошая, я сделаю ей настенный свиток.

— Ей это понравится, — тепло сказал папа, наклонившись (не настолько сильно, как делал раньше, она определенно росла), чтобы поцеловать ее в волосы. — Береги себя, Кита.

Ее прогресс в кандзи на данный момент полз со скоростью улитки (у нее было мало времени практиковаться, и те пятнадцать, над которыми она сейчас работала, были чрезвычайно сложными), но Мадара все равно приходил к ней дважды в неделю, несмотря на то, что за последний месяц научил ее только двум иероглифам. Более сложные кандзи скопились, несмотря на то, что изначально ее учили им несколько недель, более простые, которые ими перемежались, были отложены как те, которыми она свободно владела.

Сегодня он подарил ей подарок на день рождения перед тем, как они начали. Это был чайник только для нее и пара чайных чашек мужа и жены. Ките они очень понравились не просто за то, что подразумевалось серьезность намерений (однажды у них будет собственный дом, где они будут пить чай вместе), но также потому, что раз Охабари-оба выходила замуж, ей придется самой организовывать место для проведения своих уроков или приходить к Мадаре в главный дом клана. Если уроки будут проходить здесь, она не хотела использовать чайные чашки, которые принадлежали родителям Хикаку, и использование гостевых чашек также не будет уместным. Однако сейчас у нее были собственные чашки, из которых она могла пить чай с Мадарой, и собственный чайник, в котором она могла его подавать.

Она мгновенно приготовила в них чай, к большому робкому удовольствию Мадары. Не то что это побудило его хоть каплю снисходительнее относиться к ней, когда она пыталась написать кандзи для слов «опорный пункт», «страх», «угрожать», «исправлять» и «эхо» без того, чтобы медлить при мазках или делать их слишком длинными или с неправильным углом.

В «эхе» было двадцать отдельных мазков кистью с тремя маленькими иероглифами, сжатыми над большим и плоским, и было тяжело вместить их всех!

* * *

Прибытие Таджимы-сама после игры на кото было неожиданным. То, что Охабари-оба хотела, чтобы Кита подала ему чай, было еще менее ожидаемым, но она хотя бы уже знала, что на сегодня была запланирована практика в чайной церемонии, и была соответствующе одета в светлое ирисовое кимоно и кремовый оби, вышитый золотом и с редкими розами, и ее новый гребень сидел в ее волосах. Охабари-оба предоставила свежий ёкан к чаю, и Кита медленно и тщательно провела тякай перед некомфортно внимательными зрителями.

Она знала, что не была хороша в этом. Не помогла и то, что ей приходилось делать все правой рукой. Чайную церемонию нельзя было проводить левой рукой, не важно, насколько менее неловко это было бы для нее.

Охабари-оба и Таджима-сама вели непринужденную беседу, пока она аккуратно по очереди раскладывала матчу в чашки, добавляла горячую воду и размешивала все надлежащим образом: это было частью менее формальной чайной церемонии, так что она должна была игнорировать разговор, хоть она и была предметом их беседы. Хотя бы обсуждалась не ее плавность в подаче чая.

Как только чай был подан (она приготовила себе чай в последнюю очередь), он должен был быть выпит, что также заняло время. Кита осторожно взяла в обе руки свою драгоценную и прекрасную чашу для чая и поглядела поверх нее на двух гостей. На Охабари-оба было светло-коричневое кимоно с узором из увядших листьев и светло-серый оби с бледными пятнышками, вышитый парящими воронами. На Таджиме-сама было угольное кимоно с узором из серых облаков, где тонкие серебряные молнии были вышиты тут и там.

Сегодня ей исполнилось тринадцать, она училась чайной церемонии меньше года и чувствовала себя очень-очень запуганной. Особенно так как продолжающаяся беседа между Таджимой-сама и Охабари-оба в данный момент крутилась вокруг ее знания истории клана.

— Кита-чан, — внезапно обратился к ней Таджима-сама, — объясни систему родов клана Учиха.

Кита опустила свой чай, но она не могла поставить его на стол, она еще его не закончила.

— Система родов клана Учиха основана на наследовании Мангекьё, формы, которую из-за горя принимает проявленный шаринган, — сказала она, следя за тем, чтобы ее тон оставался тихим и сдержанным. — У клана в данный момент восемь известных родов. Самый видный из них род Аматерасу, к которому традиционно принадлежит глава Внешней Стражи.

Корректно ей бы следовало сказать «к которому традиционно принадлежат главы как Внешней, так и Домашней Стражи», но Таджима-сама изменил тут правила, и было бы неблагоразумно привлечь к этому внимание.

— Вдобавок к восьми известным родам, у клана есть записи о еще девяти проявлениях Мангекьё, но детали об этих родах были утеряны. Если один из членов клана проявит какой-то из этих исторических Мангекьё, ему или ей будет немедленно официально присвоен статус главы этого рода клана. В клане могут быть другие неизвестные Мангекьё, но так как они никогда не были официально задокументированы, они непризнаны и безымянны.

— Назови восемь родов по степени их сегодняшней влиятельности.

— Первый род Аматерасу, род главы Внешней Стражи. Второй Ятагарасу, третий Райден, четвертый Инари, пятый Кодзин, шестой Тоётама, седьмой Кондзин и восьмой Ёмоцусикомэ.

Таджима-сама кивнул и снова развернулся к Охабари-оба — Кита закончила свой чай так быстро, насколько это было вежливо, так как сейчас он был не более чем теплым. Она надеялась, что они тоже скоро закончат свой чай, чтобы она могла забрать их чаши и уйти, чтобы помыть посуду. Поставив собственную чашку, она подождала, чтобы взрослые проявили инициативу. Она уже съела свой ёкан (сладости съедали перед тем, как пили чай), так что ей просто надо было сидеть тихо и быть терпеливой.

Чай наконец-то очень медленно подошел к концу, и Ките было позволено откланяться и сбежать. После мытья посуды она вернулась в кабинет, где ее ждали Охабари-оба и Таджима-сама.

Ждали с двумя коробочками, обернутыми в фукусу. Это хотя бы было ритуалом, который она знала, хоть сама в нем никогда и не участвовала.

Фукуса не была похожа на фуросики: во-первых, она была дороже, и после любования и извлечения подарка из коробки под тканью и коробка, и ткань возвращались дарителю.

Кита должным образом полюбовалась тканью, на которой была вышита Аматерасу, выходящая из пещеры и видящая свое сияние в зеркале Ята, осторожно отложила ее в сторону и открыла коробку. Внутри было шелковое кимоно сочного кораллово-розового цвета с ярким узором из очень светлых голубых волн, обрамляющих белые цветы вишни, и редких бело-красно-оранжевых рыбок, а также шелковый нагадзюбан темно-красного цвета с простым узором в виде черно-пурпурных чешуек по всей поверхности, хлопковая нижняя рубашка и пестрая нижняя юбка кремово-желтого цвета, белые таби, деревянные дзори и небесно-голубой оби, плотно вышитый красными пионами, насыщенно-зелеными травами и россыпью разных ярких бабочек.

Это был безумно роскошный подарок.

Она не могла от него отказаться.

Легально она была под опекой Таджимы-сама, так что это было в меньшей степени то, что он дарил ей, а, скорее, что-то, что он купил, чтобы увидеть, как она будет носить это для его сына. Как минимум ожидая то, что она наденет эти вещи на день рождения Мадары на следующей неделе. Таджима-сама даже наверняка сделает это снова. Чуть более внимательный осмотр хотя бы открыл, что кимоно и оби уже носили до этого: скорее всего, они принадлежали его покойной жене. Это было слегка менее ужасающе роскошно, хоть все остальное и было жестким и новым.

Кита кивнула и выразила подходяще скромные благодарности за это великолепное сокровище, осторожно свернула все обратно в оберточную бумагу и отложила в сторону, а потом повернулась к подарку Охабари-оба.

Эта фукуса была более скромной, на ней был вышит журавль, парящий над заходящим солнцем, и черепаха, плывущая сквозь водоросли внизу. В коробке под ней была коллекция канзаши: четыре лакированных шпильки когай, которые подходили к гребням, которые ей подарили Хикаку с братьями (доказательство, что Охабари-оба помогла им в выборе подарка), и две пары бира-бира: одна пара с тонкими металлическими полосками, а другая с крохотными колокольчиками. Тут также был пакетик с повседневными простыми шпильками.

Очевидно, Охабари-оба хотела удостовериться, что ей больше не придется одалживать украшения для волос. Кита выразила свою благодарность, поклонилась обоим гостям и проводила Таджиму-сама из дома. Затем Охабари-оба дала ей время, чтобы убрать свои подарки и переодеться в повседневное кимоно, прежде чем позвать ее помочь с обедом.

Собу с уткой было как приятно готовить, так и, как только мальчики вернутся, есть. Она успокаивала ее нервы. Паста из красных бобов на десерт также была прекрасна.

Однако это определенно было самым напряженным днем рождения в ее жизни. Кита очень надеялась, что это не было началом тенденции.

* * *

Мадара теребил рукоять своего меча, пока сидел на ветви дерева, пристально смотря на дорогу, на короткий спуск всего лишь в нескольких метрах от его насеста. Кита подарила ему на день рождения обмотку для рукояти и шнурок, чтобы привязывать меч к поясу, сделанные из собственноручно выращенного зеленого шелка, и он взял за привычку играть с ними, пока ждал чего-либо за пределами земель клана. Эти вещи были восхитительно мягкими и более мягкими, чем любые его предыдущие аксессуары, так что когда они в конце концов износятся, он наверняка попросит у нее еще набор.

Свадьба Охабари-оба прошла гладко, но она все равно проводила большую часть времени в доме Хикаку, чтобы учить Киту тому, как быть членом рода Аматерасу и будущей главой Домашней Стражи. Мадара думал, что Кита будет хороша в этом: у нее был глаз наметан на лазейки, и она обладала достаточной креативностью, чтобы ими воспользоваться. Просто посмотрите на то, что сейчас делал Мадара: прятался на дереве на миссии, которая началась как поджог и убийство и превратилась в обман и воровство.

Чайный караван (везущий новый урожай сенча с южного полуострова и выращенного в тени чая Нефритовая роса, из которого будет сделан матча) должен был пройти сегодня. Когда, они точно не знали, но посев риса еще даже не начался, так что отец предоставил Мадаре услуги кланового призывателя воронов (одного из его троюродных братьев из рода Ятагарасу), благодаря которому сейчас в небе кружила птица. Разговор с Китой о торговле чаем побудил его провести небольшое исследование по пути сюда, так что теперь он знал, что было только три части Страны Огня, где выращивались чайные листья, которые подходили для перетирания в матчу, и что этот караван уже три года подряд завоевывал привилегию поставлять чай даймё и храмам страны благодаря тому, что их листья обладали приятным привкусом умами вдобавок к обычному свежему, изысканному вкусу.

Эти торговцы и чайные плантации, с которыми они сотрудничали, не будут полностью обанкрочены потерей этого контракта (они поставят достаточно других чаев на более широкий рынок позднее в этом сезоне), но им придется внести коррективы из-за того, что они не получат прибыль от инвестиций, и соответственно снизить свои расходы. Мадара не мог сказать, что был удивлен, что конкуренты этой группы прибегли к саботажу (ревность и зависть лежали в основе столь многих контрактов, предлагаемых Учиха), но хотя бы та стратегия, которую Кита помогла ему разработать, означала, что этот чай не пропадет даром. Караван не прибудет в столицу вовремя, чтобы соревноваться за самые высокие цены на новый чай, и не будет включен в ежегодное соревнование за поставки матчи храмам и даймё, но он прибудет на один из рынков, где чай будет продан и куплен. Скорее всего, по более низким ценам, чем намеревалось, так что он достанется более широкой аудитории, чем священники, монахи и самые богатые чиновники столицы.

Мадара знал, что его отец оставит значительную часть листьев для матчи для клана. Зонтичные сумки (и это название закрепилось) давали возможность полностью герметичного хранения, так что чай не прокиснет и не испортится. Вместо того, чтобы каждый месяц покупать небольшое количество свежего матча на случай гостей и регулярно его использовать, теперь они могли бесконечно хранить его в виде порошка, что означало возможность покупать чай оптом и более высокого качества.

Или, в этом случае, украсть оптом, хотя им придется заплатить, чтобы листья должным образом перетерли в порошок. Контракт просто обязывал их «уничтожить караваны, чтобы никакой чай не прибыл в столицу до июня», так что напасть на них из засады с нанесением тупых травм и использованием неуловимых гендзюцу, опустошить повозки, а потом выбрать другую точку засады для следующего цикла будет достаточно легко. Однако следующий караван наверняка будет намного лучше охраняться, так что Мадара дал ясно понять сорока соклановцам под его командованием, что они должны обеспечить то, чтобы никто из торговцев точно не вспомнил, кто конкретно на них напал (заставить их думать, что это были бандиты, вполне подойдет), и применять дзюцу по минимуму.

Не было нужды в том, чтобы кто-то осознал, что это была операция Учих, что побудит их нанять Сенджу. Это произойдет из-за риса позже, так как им придется быть видимыми для фактора устрашения.

— Они в поле зрения, — внезапно сказал его троюродный брат Эбоси. — Однако они не покажутся в пределах досягаемости еще добрый час.

Дзюцу позволяло ему видеть мир сквозь глаза его призывов — весьма эффективный способ разведки, когда вороны были распространены повсеместно.

Мадара потянулся к своей зонтичной сумке и вытащил бенто:

— Тогда вполне можем сначала поесть.

Это будут тяжелые шесть недель. Он был благодарен, что у печати Киты был предел вместимости, а не предел веса, и что она могла вместить все содержимое двух складов: им наверняка все это понадобится.

Он понятия не имел, что люди пили столько чая.

* * *

Две недели спустя, когда первая партия украденного чая была передана гражданским соклановцам, которые организовывали торговые поставки Учих, и все подчиненные Мадары получили свои пустые зонтичные сумки назад, очередной караван приблизился к их новой (и намного более ранней) точке засады.

Торговцы чаем действительно наняли Сенджу. Они вполне могли попытаться нанять сначала Учих (отец наверняка бы знал), но в данный момент все Учихи «работали в другом месте», и это, скорее всего, само по себе было показательно.

Тут хотя бы не было Тобирамы: если бы он был здесь, засада бы уже была кончена. Мальчишке едва исполнилось пятнадцать, и он уже был лучшим сенсором, чем кто-либо из клана Учиха, что ужасно раздражало, так как было невозможно напасть из засады ни на кого в пятнадцати километрах от него.

Если Тобирамы здесь не было (как и Хаширамы, по-видимому), тогда они, должно быть, уже охраняли урожай риса тех землевладельцев, которые воспользовались прошлогодним наводнением. В конце концов, гражданские, нанявшие Учиха, скорее всего, не держали рот на замке о своих намерениях, так что у землевладельцев было время подготовиться.

Мадара знал, что его отец — умелый воин, но он с Изуной не могли сражаться с Буцумой, Хаширамой и Тобирамой совсем одни. Ему надо будет послать сообщение с одним из воронов Эбоси и узнать, не был ли он против, чтобы Мадара делегировал командование и направился на север.

Однако сначала засада.

— Каков план, Мадара-сама? — тихо спросил Хикаку, с ненавистью глядя вниз на Сенджу, идущих рядом с караваном, который медленно поднимался из долины. Хикаку всей душой ненавидел Сенджу за смерть его младшей сестры Току.

— Нам остался еще месяц, так что мы не можем позволить себе получить травмы, — твердо сказал Мадара. — Мы также не можем позволить себе привлечь внимание: если Сенджу осознают, что я здесь, они пошлют Хашираму в охране следующего каравана, и мы не сможем украсть чай. Нам нужен этот чай, — настоятельно сказал он, когда несколько Учиха поблизости неодобрительно на него посмотрели. — Последняя партия одна принесла клану минимум в пять раз больше денег, чем эта миссия!

— Так какой план? — протянул Эбоси, и его шаринган крутился в раздражении.

— Мы выставим их полными дураками, — оскалившись, сказал Мадара. Он знал, как перетянуть соклановцев на свою сторону. — Это будет медленно, но это сработает. В конце Сенджу узнают, что, должно быть, это были мы, но из-за своей раненой гордости они наверняка приуменьшат риски, отчитываясь Буцуме. В конце концов, если мы прятались, мы, должно быть, были слабее них. Мы, скорее всего, получим Тобираму с последней доставкой, чтобы окончательно предотвратить засады, но это все равно лучше, чем Хаширама — он почувствует мое приближение и осознает, что не сможет выиграть.

Это также сделает жизнь легче для отца с Изуной: отсутствие Тобирамы сделает Хашираму нетерпеливым и рассеянным, особенно как только он осознает, что Мадара не здесь и, следовательно, наверняка противостоит его младшему брату на поле боя.

Тобирама не был благородным противником, но он хотя бы был прагматичным. Мальчишка знал, что Мадара сильнее него, так что предпочтет отступление продолжительной конфронтации даже с миссией на кону. Мадара сможет одновременно взять на себя Тобираму и лучших из Сенджу, пока остальная часть его соклановцев будет грабить (и, скорее всего, сжигать, так как у них будет ограниченное количество времени на работу) караван и справляться с более низкоранговыми Сенджу.

— Как? — спросил Хикаку, внезапно очень заинтересовавшись.

— Мы будем использовать гендзюцу. Проберемся в караван, пока он будет двигаться, парами со скрытой чакрой, и за несколько дней заменим груз чая камнями и ветками. У одной пары будет зонтичная сумка, наполненная мусором, и они будут выгружать этот мусор, пока другая пара будет загружать чай, чтобы вес и, следовательно, особенности управления повозками не изменились, а потом мы наложим гендзюцу на камни, чтобы гражданские слишком быстро не заметили разницу. Мы все сейчас знаем, сколько весит мешок чая и сколько из них вмещают повозки. Мы можем утащить их товары у них из-под носа, так что Сенджу будут чувствовать себя такими самодовольными, пока в конце концов не прибудут в столицу, где осознают, что полностью провалились, — мстительно сказал Мадара. — Остальные могут следовать рядом на случай, если что-то пойдет не так, тихо нападут из засады на гражданских, чтобы позаимствовать у них одежду, чтобы ее потом надели лазутчики, понесут гражданских с собой, чтобы потом снова их одеть и чтобы они присоединились к группе — так Сенджу никогда не осознают, что они вообще пропадали.

Маниакальные улыбки со всех сторон сказали ему, что он успешно убедил всех в его (признаться честно, сложном) плане.

— Если Сенджу не осознают, кто мы, они не подумают избегать смотреть нам в глаза, — злобно пробормотала Така, одна из пяти женщин в группе. — Это будет чистое удовольствие Мадара-сама.

Така была весьма уважаемым специалистом по гендзюцу в клане, где все с шаринганом могли накладывать иллюзии с такой же легкостью, как дышали — эта миссия идеально ей подходила.

— Вы все знаете, кто лучший в гендзюцу и скрытности и у кого больше опыта, — прямо сказал Мадара. — Пойдут не больше, чем десять. Разделитесь на пары, возьмите дополнительную сумку и направляйтесь вниз по склону. Остальные из нас будут оставаться намного выше линии деревьев, чтобы вас не выдать.

— Как прикажете, Мадара-сама, — прощебетал Раусу, уже подходя к Таке, которая была самой опытной и лучшей в гендзюцу из всех присутствующих — она будет эффективным полевым командиром для этого задания.

У него руки чесались оказаться на передовой, но наблюдение за иллюзионистами спереди и сверху с готовностью спикировать и атаковать, если их поймают, было лучшим применением его навыков и положения наследника главы Внешней Стражи. Так он сможет командовать всем полем, Эбоси будет отчитываться ему о деталях с помощью ворона, и Мадара не выдаст их из-за того, что его способность скрывать чакру все еще давала сбои, когда он нервничал.

Это был громадный успех. Гендзюцу, через которое Эбоси показал реакцию Сенджу, когда неделю спустя кража была раскрыта (что было увидено глазами воронов), заставило всю боевую группу кататься по полу, хохоча от радости в их убежище в тридцати километрах отсюда.

Тобираму действительно послали с третьей (и последней) партией, на которую им надо было напасть по контракту. Это столкновение было жестокой расточительной резней (Мадара потерял Раусу, и двенадцать других соклановцев пришлось уносить с поля из-за их ран), но они забрали половину чая, а остальное сожгли вместе с фургонами, и он надеялся, что торговцы усвоили, что стравливание Учих и Сенджу приведет к тому, что все поблизости тоже умрут, особенно когда столкновение происходит в узкой долине, где нельзя было никуда сбежать с поля боя.

Тобирама выжил и отступил, как и ожидалось, но Сенджу понесли больше потерей, провалили свою миссию и не сумели сохранить жизни даже половине гражданских. Мадара сомневался, что их снова наймут — скорее всего, в следующем году эти торговцы наймут сначала Учих, чтобы не обнаружить себя на противоположной стороне контракта.

Затем ему приказали направляться на север с двадцатью самыми здоровыми людьми из их группы, чтобы присоединиться к миссии по сжиганию риса, что действительно превратилось в настоящую войну кланов. Оставшаяся часть группы похромала домой на запад (с чаем и ранеными на носилках), а те, кто не был ранен, потом запутают следы и направятся за ним.

Он надеялся, что они прибудут на поле боя раньше Тобирамы.

* * *

Ките было тринадцать, и то, через что сейчас проходило ее тело, определенно было пубертатным периодом. Однако знание этого совсем не помогало, когда в данный момент она технически была главой Домашней Стражи и вся Внешняя Стража была далеко, занимаясь крупной кражей чая, сожжением рисовых полей или разведкой у границ сил Сенджу, чтобы убедиться, что другой клан не решит выполнить свой контракт тем, что сорвутся с места и разгромят рисовые поля других людей, таким образом создавая повсеместный скачок цен, который будет выгоден их текущим работодателям.

Она не была уверена, что Изуна вообще осознавал, что это возможно, пока она на это не указала, но он мгновенно понял более широкие последствия и поговорил с Таджимой-сама, что было причиной того, что в этом году вся Внешняя Стража была не дома, несмотря на то, что миссия этого не сильно требовала. Они возьмут мелкие местные миссии, конечно, но это все равно означало, что они не будут доступны для более выгодной работы в другом месте.

К сожалению, указание на последствия сжигания рисовых полей побудило Таджиму-сама назначить ее главой Домашней Стражи, прежде чем уехать и взять всех воинов с собой, так что Ките было тринадцать лет, и она была в ответе за часть клана Учиха, которая не покинула клановые земли, чтобы выполнять контракты. Она не ожидала, что демонстрация понимания экономики и ее влияния будет достаточным для Таджимы-сама, чтобы дать ей настоящую власть: несомненно, главе Домашней Стражи надо было обладать большими знаниями, чем эти? Даже если ее решения должны будут быть одобрены, когда он вернется, и ей надо было убедить старейшин, чтобы они поддержали ее выборы, он не мог просто изменить задним числом то, что она сделала или что потратила.

Охабари-оба все еще занималась вместо нее большей частью моментов, касающихся межличностных отношений, но Кита должна была лично подписывать все финансовые документы и решать, что клан будет делать со всем этим чаем, который у них внезапно оказался лежащим грудами.

Кита не ожидала, что ее (очень базовые) знания о рыночных силах и эффектах изобилия или дефицита на цены окажутся такой ценностью для клана. Да, все члены клана, кто занимался торговлей, действительно знали, что ты получишь лучшую цену на что-то, если это было вещью, которую покупатель не мог получить в другом месте, не поступаясь при этом качеством, но клан Учиха в основном занимался специализированными товарами и услугами, так что у них не было осознанного понимания, что наводнение рынка делает с другими торговцами в краткосрочном и долгосрочном периоде.

Это хотя бы легко объяснялось несколькими упражнениями на логику, так что у нее не было никаких проблем с тем, чтобы убедить торгующую ветвь клана полностью согласиться с ее планом, что надо взять две трети чая (все еще в теперь уже официально названных «зонтичных сумках») и вывезти его из страны. Первую партию на север: на севере чайный сезон начинался позже, так что там в это время года будет прибыльный рынок для нового чая, так что клан сможет продать его по высокой цене. Они также смогут потратить деньги на товары, которые было сложнее заполучить в Стране Огня — у групп, направляющихся в Страну Горячих Источников и в Страну Железа был приказ купить железный песок. Столько железного песка, сколько они смогут найти за такой короткий срок: сейчас было просто запасаться благодаря тому, что у клана по сути было неограниченное пространство, и это позже даст большие рыночные возможности. Ежеквартальные заказы железного песка, конечно, останутся неизменными: не было нужды настраивать против себя их обычных поставщиков.

Через несколько недель более маленькие группы направятся на запад в Страну Ветра, если у них будет ворованный чай, чтобы им их загрузить. Но у Ветра было немного вещей, которыми можно было торговать. Тем временем, однако, оставшийся чай разделяли так, чтобы часть подходящего для матча чая можно было немедленно растереть в порошок (ну, отвести в подходящие кооперативы по перемолке чая, чью работу клан оплатит долей продукции), а остальное складировалось. Новый сенча оценивался, десятины откладывались для глав Внешней и Домашней Стражи, а остальное было доступно клану по весьма символической цене.

Чай был по сути бесплатным, так что взимание платы больше, чем номинальная сумма, призванная давать доход тем членам клана, кто управлял складами, было бы злоупотреблением. Существовал также верхний предел того, сколько чая мог купить один дом, чтобы никому не пришло в голову захватить все себе. Новый чай все равно исчез за неделю. Следующая партия действительно прибыла вовремя, чтобы оправдать небольшую группу торговцев, направляющуюся в Страну Ветра.

К тому времени у Киты был подробный список пожеланий от ремесленников клана (вещи, которые позволят им расширить их бизнес или улучшить продуктивность) и другой список пожеланий от клановых старейшин, который по большей части включал вещи, полезные для войны, и предметы роскоши.

Она уже вкладывала значительные средства в железный песок, что простимулирует военную сторону вещей. Другие вещи, которые ей было комфортно покупать оптом до того, как из Страны Ветра прибудет выручка от чая, включали нори, комбу и другие съедобные морские водоросли, соль, высушенную или другим образом сохраненную рыбу и морепродукты, лак и васи. Другим вещам придется подождать до конца сезона, но у нее были планы на цитрусовые деревья, белые шелковицы (генетическое разнообразие — это важно, а все мамины деревья были клонами), бумажные шелковицы, рисовые отруби для солений, хлопок (как сырец, так и тканый), а также лекарства, краски, драгоценные металлы, сырьевые материалы, чего клану надо было только в небольших количествах, но без чего он будет страдать. И не забыть включить книги: и образование, и досуг были важны.

Может, она в конечном итоге купит и яйца шелкопрядов: мама выращивала только столько, чтобы хватало на ее собственные проекты, а если клан сможет производить собственный шелк, то это будет устойчивым источником дохода, а также гордости. Это также даст импульс к увеличению инвестиций в мир: шелку требовался мир, чтобы он был действительно прекрасен, так как выращиванию шелкопрядов нужно было стабильное снабжение листьями, ткачество занимало много времени, различные более экзотические краски должны были быть куплены, и полученные рулоны ткани должны были быть проданы. Да, существовал рынок просто для шелковых коконов, но цены там были намного ниже. Обработка и труд добавляли ценности, что было только ожидаемо.

С домашним шелком сложной частью было прокормить шелкопрядов: они ели как не в себя, намного больше, чем дикие гусеницы Киты, и за год рождалось несколько поколений. Белые шелковицы, к счастью, очень быстро росли, так что было возможно наращивать продукцию шелка, пока ты мог увеличивать количество доступных деревьев.

Кита планировала посадить новые саженцы белых шелковиц на территории общего кланового пользования и выделить ближайшие сады на то, чтобы выращивать в них шелкопрядов, чтобы полученный шелк принадлежал клану в целом, а не какому-то конкретному человеку. Отдельные люди были, конечно, вольны выращивать деревья из семечка в собственных садах и покупать собственные яйца шелкопрядов, но совместное выращивание основной массы деревьев (и шелкопрядов) означало, что каждый сможет посвятить несколько часов процессу без того, чтобы какой-то отдельный человек оказался перегружен. Это также страховало продукцию от смертей отдельных людей, болезней, отъездов и других неожиданных нагрузок.

У Киты также были планы на гончарное дело для клана: у них был уголь и они плавили сталь, у них был берег реки и глиняные холмы поблизости, так почему бы и нет? Она была очень заинтересована в том, как техники Учих могли помочь и усовершенствовать процесс обжига, и она была уверена, что тут также можно было использовать клановую гордость в качестве рычага влияния. Представьте, подавать чай в клановой керамике!

Она говорила обо всех этих вещах там, где люди могли ее слышать. Ну, не о ее скрытых мирных мотивах, но о том, как она хочет сделать клан более процветающим. Она также упомянула возможность разведения своего собственного скота (скорее всего, свиней: свиньи съедят все, и с шелком, в который они собирались вложиться, у них скоро будет регулярное снабжение куколками шелкопряда от размотанных коконов), и несколько людей уже, кажется, были согласны с идеей уменьшения пищевых отходов и отсутствия необходимости покупать свинину.

К тому времени, как побитые остатки чайных налетчиков вернулись в клановое селение, полные ликования от успеха, несмотря на раненых и умерших, и несущие еще одну приличную партию листьев, Кита вышила множество печатей для хранения в них купленного железного песка, поручила двум молодым соклановцам устроиться учениками к гончару в ближайшей союзной деревне, отдала приказ на строительство очень крепкого свинарника на краю селения (никто не знал, привлекут ли свиньи диких кабанов, и позволять животным жить в огороженной секции леса было лучше, чем пожертвовать частью поля), пополнила аптекарские запасы и наметила зону общей клановой земли на сад.

Было очень тревожно услышать то, что Мадара с остальной частью его дивизии был напрямую призван помогать на миссии по сжиганию полей (доказательство, что все действительно переросло в полномасштабную войну), но все, что Кита могла делать в этой ситуации, — это организовать вещи так, чтобы последняя партия чая была продана на разных местных рынках, запасаться кожей и лаком для починки доспехов, чинить плащи раненых, проводить похороны мертвых (к счастью, их было только трое) и пытаться придумать способы, как вдовы смогут заработать деньги. Скоро придет время собирать урожай конопли, и с учетом того, сколько было посажено, каждому будет нужна помощь с обработкой, так что это хотя бы было временным решением проблемы.

Торговцы, которые финансировали набеги на чайные караваны, полностью все оплатили, так что Ките надо было только получить одобрение от старейшин для ее следующей партии покупок: это дело было почти сделано, так как единственные последние споры были о том, что купить первым. Учитывая то, что торговая группа, посланная в Страну Ветра, должна была вернуться со дня на день с еще большим количеством денег (и, скорее всего, с немалым количеством золота: в Ветре были золотые пески), она надеялась, что препирательства немного стихнут. Было возможно сделать только ограниченное количество вещей одновременно, когда почти половина самых здоровых взрослых была далеко, убивая друг друга и умирая. Может, она могла продавить вещи, связанные с шелком, как способ для клановых вдов и старших сирот заработать деньги? Это снимет бремя подобных вещей со всех остальных, и выращивание шелка считалось подходяще женской профессией.

Единственная польза от миссии по сжиганию полей была в том, что, так как она была заказана крупными производителями риса, клану и заплатили рисом. Ну, фьючерсами на рис: они не смогут его получить, пока не придет время сбора урожая.

Кита просто надеялась, что война не затянется слишком надолго после времени жатвы. Погода в этом году была удивительно мягкая, так что если это так и продолжится, сражения могут идти и в середине ноября. Она отчаянно надеялась, что этого не произойдет, но в поговорке, что фортуна помогает подготовленным, была правда, так что она посоветовалась с ушедшими в отставку членами Внешней Стражи (которые составляли боевую часть Домашней Стражи) по поводу усиления патрулей и обеспечения дополнительных тренировок подросткам, которым было мало чем заняться летом, не считая напряженных, но коротких периодов сбора урожая.

Членам клана вообще-то нельзя было присоединяться к Внешней Страже, если они были младше четырнадцати, но тренировки были доступны всем старше восьми. То, что Мадара, Изуна и Хикаку присоединились такими маленькими, было из-за того, что за них решил Таджима-сама.

Кита надеялась, что все вещи, которые она сделала в отсутствие Таджимы-сама, получат его одобрение. Или хотя бы одобрение Мадары: было намного более вероятно, что ее жених увидит, чего она на самом деле пыталась достичь.

* * *

Был действительно ноябрь, когда Внешняя Стража прихромала домой, потеряв пятнадцать человек, и больше половины из выживших была ранена. Похороны будут продолжаться больше недели. Ее дядя Сефури был среди умерших. Она не очень хорошо его знала, но его смерть ранила, и тетушка Тсую была безутешна.

Мадара почти час яростно говорил, изливая на нее свои чувства, о том, как Хаширама пытался продать мир кровавыми руками, прежде чем наконец сумел разрыдаться и оплакать своих потерянных соклановцев. Он уснул у ирори, и его голова покоилась на ее коленях, пока она гладила его волосы, и Ките наверняка пришлось бы сидеть так всю ночь, чтобы его не потревожить, если бы Хикаку медленно не вышел из своей спальни, неся запасные подушки и одеяла, чтобы Мадара мог с ними обниматься, так что она могла спать в собственной кровати без того, чтобы разбудить ее жениха и отправить его домой.

Вот так Кита обнаружила, что Мадара лунатик: когда она проснулась следующим утром, он лежал свернувшись рядом с ней под одеялами, все еще завернутый в то, которым его накрыл Хикаку предыдущей ночью, одна его рука за ночь обернулась вокруг ее талии, и его лицо уткнулось ей в загривок.

Он проснулся в тот момент, когда она попыталась выскользнуть из-под него, и его полнейшее смущение от того, что он забрался к ней в кровать (дополненное извиняющимся лепетанием и случайное признание, что обычно он делал это именно с Изуной), заставило его прятаться в кабинете целый час, и его чакра была взволнованной клубящейся массой, что, в свою очередь, вынудило Киту выманивать его едой и заверениями, что все было в порядке, как только все младшие мальчики были накормлены и неуклонно посланы на их уроки.

Она очень ценила его моральные качества, но она бы хотела, чтобы он доверял ей в том, что она знает, что он добрый и учтивый человек. Она не собиралась предполагать, что у него были гнусные намерения, из-за чего-то такого невинного, как уснуть на ней. Однако убедить в этом ее глубоко смущенного жениха было довольно-таки непросто — Кита была уверена, что опоздает на свою тренировку с нагинатой.