Компас твоей души (гет)

— Итак, хорошая новость в том, что меч только чуть-чуть задел твою селезенку, так что я смогла полностью ее вылечить до того, как ты истек кровью, — коротко сказала Ёри, глядя Изуне в глаза с того места, где она стояла на коленях у коврика, на котором его положили в нижней рубашке, и его бок был аккуратно забинтован. — Плохая новость в том, что лезвие прошло прямо сквозь поджелудочную железу и разорвало ее, и нет ровным счетом ничего, что я могу сделать, чтобы даже попытаться исправить это, что не убьет тебя намного быстрее каким-нибудь новым и интересным образом. Мы сумели удержать тебя от смерти от шока, и медицинские печати означают, что инфекция не будет проблемой, но тебя будет постоянно подташнивать, и попытка поесть вызовет у тебя рвоту, так что не пытайся, ты будешь испытывать постоянную боль, и бабушка надвое сказала, убьет ли тебя первым почечная недостаточность или коллапс легких. Если ты будешь двигаться настолько мало, насколько возможно, и пить много подсоленной воды, немного подслащенной медом, может быть, ты доживешь до следующей недели, но не рассчитывай на это.

Мадара не мог пошевелиться. Было видно в каждой черточке ее тела, что Ёри была горько несчастна от своего диагноза, снимая свои перчатки и забрызганный кровью халат и бросая их в кучу грязного белья с кровавыми простынями, на которых лежал Изуна во время лечения, и Мадара не мог пошевелиться. Все, что он мог делать, это не отрывать глаз от лица своего братишки, от выражения лица Изуны, искривленного от боли, горя, злости и растущего смирения, пока слова «может быть, ты доживешь до следующей недели, но не рассчитывай на это» отдавались эхом в его голове.

— Мадара-сама, — жена его двоюродного брата глубоко ему поклонилась, прежде чем выскользнуть из комнаты, придерживая одной рукой свой большой от беременности живот. Ее ассистент последовал за ней, неся окровавленное белье.

Мадара все еще не мог пошевелиться. Он едва мог дышать.

— Значит, вот и все? — прохрипел Изуна, невидящим взглядом уставившись в потолок над ним.

— Нет! — Мадара не мог… — Отото, пожалуйста!

— Я умру, — ровным тоном сказал Изуна, его дыхание было поверхностным, и каждое поднятие и падение грудной клетки причиняло боль и заставляло брови морщиться. — Так что, брат, пожалуйста, забери мои гла…

— Нет! — Мадара выбежал из комнаты, прежде чем он мог потерять контроль над чакрой. В том состоянии, в котором он был сейчас, это могло убить его младшего брата, и… нет. Нет. Это не мог быть конец. Он не мог потерять Изуну!

Кита. У Киты были печати, и печати могли делать чудесные вещи: то, что сейчас Учихи могли делать вещи, которые делали, чтобы лечить людей, было настолько же благодаря ее печатям, насколько и благодаря технике Инь Ёри. Неделя — это немного, но может быть…

* * *

Кита знала, что ее муж и деверь вернулись в селение клана Учиха. Она знала, что Изуна был ранен: она почувствовала это как в приглушенной агонии его чакры, когда его несли в зал исцеления, так и в диком, до ужаса испуганном вихре чакры ее мужа. У ее двух трехлеток были бенто, и они свободно бегали где-то в селении с другими маленькими детьми, пятилетняя Кину присматривала за ними обеими, а Бентен была на тренировке с нагинатой.

В главном доме клана не было никого, кроме нее. Никто не видел, как ее муж ввалился внутрь, сбросил сандалии и уронил свой окровавленный плащ. Доспехи и оружие остались лежать небрежной кучей за гэнканом, пока он неровной походкой прошел сквозь прихожую, чуть не запнувшись о край татами, прежде чем рухнуть на колени перед тем местом, где она занималась счетами Внешней Стражи, простираясь ниц и упираясь лбом в маты.

— Мадара?! — Кита резко отодвинула письменный столик, подбегая к нему, но не совсем осмеливаясь к нему прикасаться. — Что не так?!

— Пожалуйста! — умоляюще сказал он, не поднимаясь из этого ужасающе глубокого поклона. — Ты можешь воспользоваться печатями, чтобы исцелить Изуну? Кита, пожалуйста, помоги ему!

— Мадара, что с ним не так?

Это…

Ее муж немного приподнялся, но не вышел из позы догэдза.

— Ёри говорит, что его поджелудочная железа разорвана, — выдавил он, — и что у него есть максимум неделя. Пожалуйста. Я не могу… не могу, — разрыдался он, и все его тело затряслось, и он снова стукнулся лбом о татами.

Кита почувствовала, как ее собственная чакра взвихрилась, не замечая, как мир вокруг нее стал неестественно четким, и ее мысли закружились в водовороте. Она отбросила первые три вещи, которые пришли ей на ум (она ничего не могла сделать за такой короткий срок), если он умирал, им нечего было терять (что клан отдаст за мир), вернула чакру обратно под контроль, сделала осторожный вдох и задала вопрос:

— Мадара, ты или другие члены Внешней Стражи когда-нибудь видели, как Сенджу получал или получала такую рану, как Изуна, а потом он или она возвращались потом на поле боя?

Мадара поднялся из этого ужасающего поклона, и его шаринган зажегся, когда он сосредоточился.

— Я… может быть? — он посмотрел ей в глаза, и в каждой черточке его тела было видно отчаяние. — Я узнаю.

Он шатаясь встал на ноги, развернулся и быстро вышел из дома, едва потратив время на то, чтобы снова надеть сандалии, и слезы все еще покрывали его щеки, когда он рванул сквозь сад по прямой к штаб-квартире Внешней Стражи, перескочив через пруд в своей спешке.

Кита потратила секунду, чтобы помолиться о тех невезучих, на которых она только что натравила своего паникующего мужа, а затем поднялась на ноги. Его доспехи и оружие надо было разместить на стойке для брони, и его плащ нуждался в чистке — она перехватит мимопроходящего члена клана, чтобы он или она отнесли плащ Мидори, сама разберется с доспехами и оружием, а затем воспользуется тем временем, которое, как она надеялась, ей купит лихорадочный массовый допрос Мадары, чтобы просмотреть свои печати и придумать стратегию, на которую согласятся как он, так и Изуна.

Изуну наверняка будет сложно убедить. Он все еще бездумно ненавидел Сенджу — Хикаку хотя бы научился мыслить критически.

* * *

Час спустя Мадара притащил тринадцать членов Внешней Стражи в главный дом клана и нетерпеливо прожигал их взглядом, и его шаринган крутился, пока они по очереди делились гендзюцу с Ёри, чтобы она могла проанализировать раны и повторные появления, чему они были свидетелями. Обжигающий жар и слабо выраженная интенсивность, колышущиеся сквозь его чакру и обвивающиеся вокруг него, никак не разряжали атмосферу — Кита тихо принесла набор для чистки брони мужа и вложила его ему в руки вместе с нагрудной пластиной. Он слегка вздрогнул, но все же сел и начал процесс чистки и смазывания своих доспехов. Как только он успокоился, Кита принесла всю стойку для брони: это должно было занять его на время.

Это не требовало большого сосредоточения, и в конце он достигнет чего-то ощутимого, что было больше, чем то, что Кита могла сказать о том, чего здесь пыталась достичь она сама. Ну, вскоре будет пытаться. Весь план зависел не только от нее, но ей придется выполнить свою часть.

Ёри не торопилась. После первого обзора она отпустила восемь человек, прежде чем повторно просмотреть воспоминания оставшихся пяти. Мадара закончил с доспехами и начал точить кусаригаму, а затем перешел к парным мечам и различным ножам. Кита склонялась над своим столом, лихорадочно листая свои записи и наскоро придумывая новые печати, которые потребуются для ее плана, иногда консультируясь с диаграммой чакросистемы, которую Таджима-сама позволил ей выменять у Хьюга. С обеими диаграммами: учиховская чакросистема была немного своеобразна из-за их кеккей генкая, и Хинагику-сан любезно согласилась создать для нее конкретно учиховскую версию в обмен на целое кимоно из узорчатого дикого шелка, использовав отряд, доставивший запрошенное, как модели.

Это стоило того. Действительно стоило того.

Ёри наконец отпустила оставшихся воинов и подождала, пока они не только надели свои сандалии, но полностью покинули земли главного дома клана, прежде чем начать говорить:

— Ну, теперь я могу однозначно заявить, что да, у Сенджу есть какая-то комплексная программа исцеления, и они могут регенерировать повреждения органов примерно за две недели, а также лечить другие серьезные ранения, такие как раздробленные кости и ожоги третьей степени.

Ее лицо было напряженным: несомненно, она вспоминала всех Учих, которые умерли от схожих травм за последние семь лет. Они были значительно большим кланом, чем Сенджу, но все, что это означало, так это то, что они были способны выставить соответствующее число воинов против их врагов, несмотря на то, что они несли значительно большие потери. Мертвый есть мертвый, но пропасть между тем, где Учихи и Сенджу ставили отметку «точно больше не жилец», создавала большую разницу: у Сенджу были явно более хорошие лекари.

Мадара выдохнул, немного дрожа.

— Спасибо, Ёри, — тихо ответила Кита. — Пожалуйста, организуй все, чтобы Изуну можно было перенести домой, и будь спокойна, что с тобой проконсультируются, прежде чем мы снова его перенесем или попытаемся лечить.

Ёри ушла. Кита обратила все свое внимание на мужа.

— Мадара, у меня есть план, — мягко сказала она, — но чтобы он сработал, Изуна должен сотрудничать, и тебе сначала надо будет представить старейшинам статистику потерь, чтобы они могли согласиться, что стремление заключить мир с Сенджу пойдет на благо Учихам, как в краткосрочной, так и в среднесрочной перспективе, даже если в долгосрочной перспективе мира не будет.

— Мир? — Мадара прожег ее взглядом, яростно жестикулируя. — Кита! Тобирама практически убил моего брата!

— Мадара, Сенджу могут вылечить твоего брата, — терпеливо ответила она, — и это лучшее время, чтобы определить, серьезен ли на самом деле Хаширама по поводу желания мира. Если да, тогда он согласится, чтобы твоего брата вылечили, и Изуна будет жить. Если нет, — Кита вздохнула, — ну, мы едва ли сможем доверить брата нашего главы клана нашему врагу без того, чтобы не взять в ответ в равной степени важного заложника, не так ли?

— Ты хочешь нейтрализовать Тобираму, — мгновенно догадался Мадара, что верно, это дало бы преимущество в виде лишения Сенджу его навыков сенсора и тактической смекалки. Не говоря уже о вероятных логистических проблемах в долгосрочном периоде, так как небрежность Хаширамы начнет оказывать большее влияние. — Хашираме придется отпустить брата, чтобы обмен был равным, и мы, конечно, свяжем его чакру для безопасности членов нашего клана и так как Изуна в данный момент беспомощен, по крайней мере, для справедливости. Если Изуне полностью вернут здоровье, мы снова их поменяем, и с такой демонстрацией доброй воли старейшины будут вынуждены согласиться на все формальные условия, а если нет, — его горькая усмешка была слегка безумной.

— Я думаю, Хаширама согласится, — осторожно сказала Кита. И свидетельства из первых рук, и ее воспоминания из прошлой жизни намекали, что глава Сенджу — слепой фанатик, преследующий идеалы мира, так что он наверняка ухватится за этот шанс. Тобирама будет намного более настороженным, но он был прежде всего верным, так что если его брат прикажет — он подчинится. Даже если он вполне будет верить, что Учихи его убьют. Да, отдельные члены клана хотели его смерти, но не все. Даже не большинство.

— Как у нас получится это сделать?

— Печати, — лаконично сказала она. — Я могу поставить на Изуну временно обезболивающую печать, чтобы он смог двигаться и дышать сквозь боль во время перевозки, и более постоянную печать, чтобы обеспечить то, что никто не сможет тронуть его глаза, вместе с отслеживающей печатью, чтобы мы мгновенно узнали, если он умрет. У меня есть связывающие чакру печати, которые мы сможем поставить на Тобираму, дополнительные печати, которые я могу поставить на спальню, чтобы заблокировать его сенсорство, и поводковая печать, чтобы он не мог покинуть клановые земли без назначенного сопровождения. Лучший способ добиться того, чтобы Сенджу обратили внимание — это чтобы ты промаршировал к границе в полном доспехе и крикнул тем, кто наверняка будет скрываться неподалеку, что ты хочешь формальную встречу с их главой клана утром следующего дня. Может, возьмешь письмо? Каким бы ни был формальный протокол для организации краткосрочного перемирия.

Таджима-сама никогда не обучал ее подобным дипломатическим моментам.

— Я пойду сейчас…

— Мадара, подожди! Нам надо сначала убедить Изуну согласиться. Это его тело: использовать его как разменную монету без его согласия — это… — Кита скривилась. — Именно он должен согласиться позволить Сенджу использовать на нем свою чакру, он будет без сознания и уязвимым на их попечении.

Мадара плюхнулся обратно в сидячее положение.

— Да. Ты права, — его лицо окаменело. — Если ты сегодня поставишь на него обезболивающую печать, чтобы он мог мыслить ясно, пока мы это будем обсуждать, и он согласится, я могу пойти завтра и провести переговоры с Хаширамой послезавтра, — он намеренно расправил плечи, и всепроникающее отчаяние, которое глубокими трещинами ломало его маску, оказалось почти полностью сдержанным. — Что бы ни случится, ситуация с Сенджу будет менее безвыходной после этой попытки.

Кита кивнула. Она вложила множество усилий в придумывание чего-то, что обеспечит им преимущества вне зависимости от исхода. Даже если Хаширама скажет «нет», они все равно развеют сомнения.

* * *

Изуна согласился. Кита подозревала, что он согласился, потому что полностью верил, что умрет и что смерть от рук Сенджу — это более хорошая смерть, чем угасание в своей постели (также он сможет умереть, зная, что Тобирама его не переживет), но он все равно согласился, в полной мере нормально функционируя, что позволила ему обезболивающая печать, и именно это было важной частью. Единственным условием Изуны было то, что Мадара должен забрать его глаза, прежде чем они это сделают, на что Мадара сказал «да». Кита сумела убедить их согласиться на взаимный обмен (Изуне будет нужна возможность видеть, когда он будет в руках Сенджу), и Ёри согласилась провести процедуру после того, как Мадара потребует перемирия завтрашним утром.

Убедить старейшин было сложнее. Кита присутствовала на встрече для поддержки мужа, одетая в черное томэсодэ рода Тоётама, которое она унаследовала от прабабушки, и с должным образом элегантной прической в качестве знака уважения и напоминания как ее статуса, так и важности того, что было на кону. Потребовались часы, чтобы их переспорить, даже с помощью Охабари-оба, и Ките пришлось очень подробно объяснить все вещи, которые обеспечат ее печати (как на Изуне, так и на Тобираме). Она была рада блокирующей звуки печати на сёдзи, ведущих в комнату девочек: без нее их наверняка бы разбудили уже несколько раз.

Тобираме придется остаться в главном доме клана: это было единственное место, где Мадара мог гарантировать, что его не убьет во сне скорбящий член клана Учиха. Однако не в комнате Изуны: Кита перенесет туда футон Бентен, а для Тобирамы подготовит старую комнату Таджимы-сама. Это также будет должным образом нейтральным компромиссом, и не то чтобы отец Мадары был жив, чтобы жаловаться на то, что Сенджу получит лучшую комнату в здании.

Старейшины наконец-то сдались, хоть только и потому, что план подвергал риску строго главу Внешней Стражи и его ближайших родственников, а не кого-то из их ближайших родственников. Кита продемонстрировала для них свою связывающую чакру печать на нетерпеливом Мадаре (он рухнул на пол, хватая ртом воздух, как только она была активирована, но через несколько минут сумел пошатываясь встать на ноги и неверной походкой пройти по комнате, и его дыхание выравнивалось с каждым пройденным шагом), деактивировала печать, чтобы ее муж мог принять официальные обязательства клана Учиха заключить мир с Сенджу, а потом вежливо пожелала спокойной ночи гостям, прежде чем закрыть за ними дверь и простонать. Было уже действительно поздно, а завтра было много дел.

— Кита? — ее муж некрепко обнял ее за талию, и в каждой черточке его тела была видна отчаянная надежда.

— Это страшно и беспрецедентно, и у нас будет очень много работы, — тихо сказала ему она, — но я верю, что мы победим. Изуна будет жить, и у нас будет мир.

— Спасибо, — пробормотал Мадара, крепко сжав ее и уткнувшись лицом ей в волосы. — Кита, спасибо, без тебя…

Она так же крепко обняла его в ответ, пока он трясся, и влага просачивалась сквозь ее локоны. Сегодняшний день был кошмаром и испытанием всего, на строительство чего она потратила всю жизнь, но завтрашний день будет лучше.

Он обязан быть.

* * *

Кита была права: марширование к границе Сенджу в полном доспехе и крики действительно быстро призвали патруль Сенджу. Они согласились отнести свиток, который он бросил им в головы, своему главе клана, так что после этого Мадара пробежал всю дорогу до селения и быстро снял свое снаряжение, чтобы Ёри могла провести согласованную операцию на глаза в спальне Изуны.

Это была удивительно быстрая процедура, которую за века Учихи проводили снова и снова — всего лишь час спустя он смотрел на мир, который был более четким, чем то, что он видел без шарингана почти десятилетие, а Кита рисовала защищающую глаза печать на висках Изуны.

— Она должна быть видима, чтобы Сенджу знали, какие мы приняли меры предосторожности, — рассеянно сказала его жена, положив свиток, покрытый кандзи, линиями и символами под шею Изуне, — но если со временем эта печать будет у каждого члена клана, мы сможем спрятать ее под волосами. В конце концов, нет нужды афишировать, что она здесь.

— Как ты назовешь эту? — прохрипел Изуна. Китины печати для облегчения боли были опасны в долгосрочной перспективе, так как они не давали человеку заметить, что он или она причиняли себе вред, так что Изуне пока что придется тихо страдать. Он хотя бы не будет страдать еще долго.

Губы Киты дернулись — Мадара уже с нетерпением ждал неизбежного каламбура. Его жене нравилось придумывать каламбуры.

— Это печать «руки прочь», — с весельем сказала она. — Люди будут держать руки подальше от твоих глаз, иначе лишатся их у запястья.

Изуна задрожал.

— Оу, оу, оу, — выдохнул он, и на его глазах набухли слезы. — Не вынуждай меня так смеяться! — он махнул рукой, ударив ее по ноге. — Это было ужасно!

Мадара полностью одобрял ее новую печать — он чувствовал искушение сделать ее обязательной, как минимум для Внешней Стражи.

— Что насчет необходимых операций на глаза?

Операции на глаза были одной вещью, в которой Учихи наверняка были лучше, чем Сенджу (импланты и обмен глазами, так как иногда на поле боя травмы глаз все же случались), но с лечащей техникой Ёри период восстановления сокращался с недели слепоты под бинтами до жалкого получаса. Они также знали, что печати Киты, стимулирующие иммунитет, не вызывали отторжение глаз другого человека, что вначале было озабоченностью, которую несколько лет назад вызвался проверить член Внешней Стражи в отставке. Он до сих пор был здоров, так что это было достаточным доказательством.

— Мастер печатей с доступом к ключу шифрования сможет убрать печать, — сказала Кита, снова беря в руки кисть, — а для короткого осмотра, если и пациент, и целитель одновременно вольют чакру в печать, она временно откроется, чтобы позволить физический контакт. Однако ни обследование чакрой, ни лечение ей не запустит печать: она конкретно противостоит физическим попыткам проколоть или извлечь глаз, а также попыткам перерезать глазной нерв с помощью чакры.

— Отрезая руку, — закончил Мадара. — Поставишь ее и на меня, потом?

Его жена моргнула, глядя на него:

— Эм, дай мне ее сначала немного настроить? Она немного сделана на скорую руку, так что я планирую снять ее, как только Изуна вернется к нам. Я хочу встроить переключатель мертвеца, чтобы глазные яблоки превращались в жидкость, если тело, в котором они находятся, мертво больше дня, и немного подкрутить всю структуру, чтобы печать была более элегантной. Сейчас она довольно сырая.

— Как скажешь.

Если Кита думала, что сможет сделать печать лучше, тогда Мадара был более чем счастлив подождать, пока она не будет удовлетворена ее качеством.

— Ладно, она не должна причинить тебе боль, — твердо сказала Кита, — так что если ее почувствуешь, скажи мне немедленно, чтобы я могла убрать печать. Поехали: три, два, один, печать!

Вспыхнуло синим, и все чернила стекли в две точки на висках Изуны, формируя маленькие отпечатки руки, и ладони были вытянуты, как будто чтобы отразить удар. Затем Кита нанесла блокирующую боль печать на обнаженное плечо Изуны.

Его брат моргнул, медленно закатив глаза в одну сторону, а потом в другую, а затем на пару секунд активировал шаринган:

— Ничего не болит.

— Попробуй еще Мангекьё: он вытягивает много чакры, и я хочу быть уверена, что печать этому не помешает.

Глаза Изуны закрутились в новый и незнакомый узор, который был смесью Мангекьё его самого и Мадары.

— Все еще ничего, — заверил ее он, сумев выдавить тень своей обычно самоуверенной усмешки.

Кита снова села на пятки и вздохнула, потянувшись, чтобы убрать уже пустой свиток с дороги.

— Идеально. Теперь я заменю эту печать похожей, которая будет ослаблять боль, а не полностью обезболивать, так что ты сможешь попробовать немного поспать. Тебе нужен весь отдых, который ты можешь получить.

Как только сёдзи в комнату Изуны закрылись за ним, Кита мягко провела его в столовую и повесила чайник над ирори. Мадара позволил спокойной уверенности ее движений и хорошо знакомому процессу умиротворить себя, терпеливо ожидая, пока его жена не нальет чай в их чашки и не решит, что же именно она хочет сказать.

— Ты упомянул несколько раз, что у тебя и Хаширамы была идея построить деревню, — сказала она, как только чай был заварен и разлит. — Расскажешь мне об этом?

Мадара благодарно ухватился за отвлечение.

— У тебя есть немного бумаги, чтобы я мог ее нарисовать?

Кита незамедлительно открыла свою шкатулку с печатями и их принадлежностями и извлекла большой лист конопляной бумаги, подвинув назад один из татами, чтобы положить этот лист на деревянный пол под ним:

— Подойдет?

— Идеально, — он тщательно выбрал уголек, а не одну из ее кистей: было бы неправильно повредить ее инструменты для печатей. — Мы думали, что она может выглядеть как-то вот так…

Четыре часа и обед спустя план деревни перенес три отдельных перепроектирования, чтобы учесть идеи Киты (водопровод и канализация были действительно отличной идеей, как и правила обеспечение того, чтобы у каждого дома был подходящий участок, где можно будет выращивать собственные овощи) и ее очень веские аргументы, что, чтобы перетянуть даймё на свою сторону, скорее всего, будет лучше основать деревню как торговый пункт с местом под мастерские для ремесленников, а не чтобы просто все сразу съехались вместе. Это даст обоим кланам время свыкнуться с идеей и ослабит давление на тех, кто все еще горевал, и это также обеспечит место тем кланам, которые могут захотеть приобрести территорию в их новом центре торговли.

Учитывая это, Мадара перепроектировал Конохагакуре от реки наружу, включив канализационные линии и фильтрующие станции, чтобы вся рыба не задохнулась от их отходов, намеренно оставив большие участки леса нетронутыми внутри внешней границы, чтобы клану не пришлось выходить за стены, чтобы собирать древесину для угля. Не то чтобы он будет их останавливать, но в зимние месяцы лучше иметь ресурсы под рукой.

Он точно не знал, что потребуется Сенджу, но он оставил места для их полей и удостоверился, что было пространство для магазинного и ресторанного района не слишком далеко от промышленного района, а также достаточно площади для домов, садов и огородов. Также было много свободного места, чтобы перепланировка тут и там не стала большой проблемой, пока дорожная сетка будет оставаться неизменной. Кита была права, что сетка намного лучше паутины, исходящей из одной точки: это позволит людям перемещаться без того, что они будут постоянно вынуждены проходить через центр. Возможно, менее безопасно с военной точки зрения, но они и не строили в полной мере военную базу или клановое селение, не так ли? Предполагалось, что Конохагакуре будет центром для мира, так что планировка должна была отражать и это. Внешняя стена будет настолько же для того, чтобы защищаться от диких животных, и будет обеспечивать то, чтобы дети не терялись, насколько и для других целей.

Ему нравилась эта новая версия даже больше, чем та, которую он в детстве придумал с Хаширамой. Предложения Киты заставили весь проект чувствоваться гораздо более достижимым, чем, как он когда-либо надеялся, было бы возможно.

Может быть, в это время в следующем году они даже начнут ее строить.

* * *

— Хватит быть таким пессимистом, Тобирама! Это отличные новости! После ранения Изуны во вчерашней битвы, Мадара, должно быть, наконец-то решил заключить мир!

Тобирама не был удивлен: он провел вчерашний день наблюдая за тем, как чакра Мадары неожиданно пропадала и появлялась в селении клана Учиха, внезапно перейдя от отчаянной и ужасно испуганной до мрачно целеустремленной, а затем наконец сегодня утром стала крепко сдерживаемой концентрацией. Что бы Мадара ни планировал, маловероятно, что это будет хорошо для Сенджу.

У него было бы лучшее представление, что планировалось, если бы не эти экранирующие печати, разбросанные по селению Учих: они делали чрезвычайно сложным отслеживание движений кого угодно на их землях. Внезапность каждого перехода из запечатанных в незапечатанные области дезориентировала и означала, что он был вынужден сознательно игнорировать то, что делает клан Учиха, когда он был на миссиях, иначе он рисковал тем, что фатально отвлечется. Это все равно достаточно отвлекало, когда он был дома и работал над новыми техниками или улучшал старые, но он привык ограничивать свою перспективу, когда экспериментировал.

С тех пор как эти печати были созданы, Сенджу целенаправленно старались вычислить и нейтрализовать любого члена клана Учиха, который использовал фуиндзюцу, но Тобирама не был убежден, что они поймали всех. Не когда абсолютно каждый Учиха носил с собой различное снаряжение, явно сделанное специалистом по фуиндзюцу. Те глубокие, странно плоские сумки с крайне непривычной печатью для хранения большого количества вещей внутри были, судя по всему, стандартным обмундированием, так что в их селении наверняка был член клана, вышедший в отставку, который делал их по чьему-то шаринганно-точному примеру, и набор ярко окрашенных омамори, который носил каждый из них свисающими с пояса или ремня (цель неизвестна, так как Тобирама не смог заполучить даже один из них, чтобы разобрать), тоже, кажется, были стандартными.

— Условия подозрительны, анидзя, — вместо этого сказал он, вздохнув. Почему Мадара уточнил наличие доспехов, но не оружия? Не то чтобы отсутствие острой стали делало такую уж большую разницу среди шиноби: у них у всех была чакра под рукой.

— Не говори ерунды, Тоби, все будет в порядке! Мадара просто наконец-то признает важность нашей мечты о мире!

Тобирама не ответил. Он с дискомфортом осознавал, что Мадара ни в какой момент не переставал хотеть мира — он просто подходил к его достижению с абсолютно другого направления, чем Хаширама, с того, которое Хаширама, кажется, даже не заметил. Может, клан Учиха постепенно проигрывал на поле боя, но с финансовой стороны на рынках столицы был шелк, сделанный Учихами, и керамика, сделанная Учихами становилась все более популярным элементом престижа, как и сделанные Учихами лезвия — Тобирама даже купил одно из них себе, и оно действительно было великолепно. Они делали одни из лучших чернил, которые он когда-либо использовал. Их воины были в хороших доспехах и надлежаще вооружены, даже более хорошо, чем Сенджу. Единственным преимуществом Сенджу была преобладающая численность, большее разнообразие в стилях боя, и то преимущество, которое приносили его способности сенсора, вместе с, конечно, тем фактом, что его брат был значительно сильнее Мадары.

Мадара сделал свой клан финансово процветающим, и его воины были явно хорошо обучены и вооружены. У него даже были медики, снующие за линией фронта, чтобы лечить раненых настолько быстро, насколько возможно. Так куда девались все эти Учихи? Тобирама был вполне уверен, что не видел достаточно трупов, чтобы объяснить пропадающие лица и сигнатуры чакры. Мадара перевел их куда-то в другое место, тайно вывез некоторых соклановцев с земель Учих спрятанными под печатями, чтобы Тобирама не мог их отследить?

Что бы ни происходило, он подозревал, что Кита-сан приложила руку к требованию Мадары о встречи по поводу перемирия. Изуна был категорически против переговоров с Сенджу, но вежливая, сдержанная девушка, которую он встретил в столице, была силой, с которой надо считаться, тем более что он так мало о ней знал. Он не замечал, что она когда-либо была на поле боя, и она проводила намного больше времени на скрытых территориях селения Учиха, чем на видимых.

Тобирама подозревал, что именно она его эквивалент со стороны Мадары, а не Изуна. Ее уловка с чайной церемонией была безупречна: он все еще не был уверен, что уловил все подтексты. Но с тех пор она не совершала никаких откровенных шагов, и это его тревожило, так как именно Учихи нарушили перемирие после смерти его отца два года назад.

Какая бы игра ни игралась, ему совсем не нравилась форма, которую она принимала.

* * *

Кита успешно убедила включить ее в делегацию. Она была клановым мастером печатей, так что она должна была быть той, кто нанесет печать на Тобираму: они все знали, что он тоже был экспертом по печатям, так что позволение одному из ее учеников сделать эту работу создаст вероятность, что он сумеет выпутаться из менее мастерски сделанных оков. Хаширама также, может быть, будет настаивать на дополнительных условиях, и она была наиболее квалифицированной модифицировать собственную работу, чтобы их включить.

Мадара согласился, при условии что Кита наденет полулаты Изуны под плащ и у нее будет достаточно печатей тайм-аут под рукой. Ну, он звал их нокаутирующими печатями, но они были печати тайм-аут. Потому что как только их наносили, у жертвы наступал тайм-аут, пока Кита не отпустит его или ее.

Сама печать выглядела как овальные карманные часы с кнопкой сверху, с точкой посередине, но без стрелок. Она сделала несколько печатей, рассчитанных на определенное время (на тех были стрелки), но бесконечные все еще были ее любимыми. С ними также было проще всего работать, и она могла наносить их прикосновением за долю секунды. Даже на расстоянии с помощью чакры, хотя это требовало слегка большей сосредоточенности.

Прошло достаточно времени с тех пор, как она носила рабочую одежду и обматывала руки и ноги, но ты правда никогда не забудешь, как это делать. Как только она надлежаще оделась, Кита позволила своему мужу обернуть ее в мягкий поддоспешник и закрепить доспехи поверх (было немного неловко отрегулировать их над ее грудью, но она была стройной и едва ли на пару сантиметров ниже ее деверя, так что все могло было быть хуже), а затем надеть на нее ее собственный плащ поверх всего этого. Плащ с композицией рисунков, который для нее сделали ее младшие сестры, с Тоётамой-химэ в форме дракона, извивающейся по всей подкладке вокруг рукавов. Различные слои дзюни-хитоэ разной длины, ниспадающего с ее тела, и разнообразные женские аксессуары плыли по волнам вокруг нее; хижина из перьев и соломы на пляже была у подола, а солнце и луна на плечах, окруженные грозовыми облаками, отмечали ее как жену члена рода Аматерасу.

Кита любила свой плащ. Ее сестры действительно превзошли себя, хоть ей и пришлось перешить все печати, вышитые на холщовой сердцевине, когда они перестали работать после первого года. Она собрала волосы в простой утилитарный пучок, положила свою шкатулку с принадлежностями для печатей (которая была с отличным узором от ее ежедневной шкатулки с письменными принадлежностями) в карман в ее рукаве, обычно используемый для скрытого ножа, добавила емкость с заранее подготовленными чернилами в другой рукав и вышла из дома, чтобы присоединиться к остальной группе.

Мадара брал важных представителей каждого рода и четырех воинов без рода: это означало, что восьмилетний Кагуцучи был вынужден отправиться вместе с ними в своем крохотном плаще с композицией рисунков (вырезанном из плаща его покойного дяди), что было довольно волнительно, но с учетом того, как два члена Внешней Стражи вились вокруг него, она была уверена, что он будет в порядке. Скорее всего, подхвачен и унесен подальше от поля боя в ту секунду, когда ситуация пойдет под откос. Изуну несли другие два менее высокоранговых члена Внешней Стражи (оба с медицинской подготовкой), и И, ее безрукая ученица, незаметно шла за ним, легко сжимая зубами кисть.

И была примером того, чего могла достичь учиховская целенаправленность перед лицом серьезных сложностей: она заново выучилась всем своим огненным техникам после того, как Сенджу намеренно сделали целью ее руки, чтобы она перестала рисовать печати в середине битвы, а потом она еще и снова выучилась писать. Ей не было даже двадцати, и она решительно учила себя использовать нити чакры, как делали бродячие марионеточники бунраку из Страны Ветра. Она уже могла одновременно использовать до пяти нитей и наверняка будет совершенствоваться. Скоро она вернет себе ловкость, даже без физических рук.

Другого ученика Киты с протезированной частью ноги и амортизированной стопой (еще один предмет из арсенала бунраку, купленный за чернила и стальную проволоку Учих вместе с уроками по чакронитям) с ними не будет: он присматривал за девочками для нее. Ё хорошо ладил с детьми: он жил в одном из сиротских приютов и помогал тренировать младших детей, чтобы у них была какая-то база, на которую можно будет опираться, как только они будут достаточно взрослыми для официальных тренировок. Никакого обращения с чакрой, но игры на ловкость, растяжки и медитации. Все важные базовые навыки, которые были нужны каждому члену клана Учиха.

Она надеялась, что Хаширама действительно так же слепо предан своей мечте о мире в реальной жизни, как в той истории про Наруто. Если он был хотя бы слегка прагматичен, он совсем не согласится с ее идеей.

* * *

Группа Учих хотя бы предполагала, что они не действовали полностью недобросовестно: среди них была седая хромающая женщина и восьмилетний мальчик вместе с ожидаемыми воинами, и два шиноби даже несли Изуну, который выглядел чрезвычайно нездоровым. Его кожа была пожелтевшей, липкой от пота, и его глаза запали в глазницы — Тобирама был даже впечатлен, что он сидел прямо. И все же, то, что Мадара принес своего брата на это место, намекало на то, что это было как серьезно, так и официально, так как не было ни единого шанса, что глава Учиха притащит своего очевидно раненного брата на поле боя, особенно не тогда, когда он был плотно укутан в стеганое одеяло под плащом, а не носил доспехи: нижний край одеяла был явно виден над щиколотками Изуны.

Знакомая женщина, маячащая за Изуной, бросила на него яростный взгляд, языком крутанув кисть во рту. Отрезание рук явно не было достаточным, чтобы удержать ее от занятий фуиндзюцу, хотя это хотя бы убрало ее с поля боя. И все же Тобирама был удивлен, что Учихи до сих пор не использовали взрывные печати: они были одним из простейших применений фуиндзюцу. Клан Учиха использовал самую разную другую пиротехнику, но он все еще не видел ни единой взрывной печати.

Но опять, Тобирама и сам их не использовал.

Мадара сделал шаг вперед, Кита была за его левым плечом, и несколько знакомых воинов находились от них по бокам вместе с пожилой женщиной и мальчиком очевидно в каком-то официальном порядке приоритетности, судя по тому, как быстро некоторые из них поменялись местами и два воина торопливо шагнули назад из формации, встав за плечами самого юного их соклановца, как личная стража.

— Сенджу Хаширама, ты призываешь к миру, — громко сказал глава Учиха, — но Учихи видели мало доказательств твоей искренности. Мы не видели от тебя ничего кроме войны с момента твоего прихода к власти, и многие гражданские члены нашего клана умерли от рук и лезвий твоих воинов.

Какие гражданские?! У клана Учиха были гражданские члены? Каждый Сенджу до последнего был полностью обученным шиноби, не важно, что он или она делали в свободное время. Идея того, что кого-то не обучали, когда они все были на войне, была немыслимой. Не говоря уже о том, что Тобирама никогда не видел и не чувствовал ни единого взрослого Учихи без тренированных резервов чакры и элементарной подготовки. Что это за новая хитрость?

— Следовательно, мы хотим проверить твою искренность, — заключил Мадара.

— Конечно, — мгновенно согласился Хаширама. — Что у тебя на уме, Мадара?

— Я доверю тебе моего раненого брата на три недели, — ровным тоном сказал глава клана Учиха, — и ты позволишь моей жене связать чакру твоего брата, прежде чем он будет доверен мне. Через три недели, если оба все еще будут жить, каждый из нас вернет наших заложников, и мы установим дату для написания официального договора.

Так вот что происходило: Изуна умирал, и Учихи хотели убить его взамен.

— У меня нет возражений, — без замедления сказал его старший брат — Тобирама дернулся. Было одной вещью знать в глубине души, что его брат не ценит ничего больше, чем его идею о мире, даже своих родичей, но слышать это сказанным так ясно перед их врагами…

— Анидзя!

Хаширама свирепо посмотрел на него, и его чакра угрожающе встрепенулась — Тобирама склонил голову и начал быстро снимать свои доспехи. Если он умрет, Учихи хотя бы не получат возможность захватить никакие трофеи.

— Поджелудочная железа Изуны разорвана, — продолжил Мадара, и его чакра была невыносимо горячей, но крепко сдержанной, — так что ему потребуется значительная медицинская помощью, и он согласился, что твой клан может ее оказать. Печати были нанесены на его глаза, чтобы их невозможно было трогать, и на его сердце, чтобы, если он умрет, я незамедлительно узнал об этом. Бумажка с печатью на его ключице для ослабления боли, чтобы его можно было перемещать без рвоты и обмороков. Она многоразовая и будет оставлена с ним для облегчения дороги.

Очень сложная травма, надо отметить, особенно если надлежащее лечение еще даже не началось после такого большого количества дней, как она была получена, но такая травма не была за пределами возможностей Сенджу, хоть, возможно, она и была на границе того, что могли спокойно вылечить Учихи. Может, они даже смогут проанализировать эту обезболивающую печать для собственного использования. Тобирама передал последние части поддоспешника Токе, снял хаппури и стряхнул волосы с глаз, и Кита сделала единственный шаг вперед, достав кисть из одного рукава и емкость с чернилами из другого.

Значит, она была мастером печатей Учих — ему следовало бы догадаться. Другие, которых Сенджу встречали на поле боя и на миссиях, были, судя по всему, учениками.

— Пожалуйста, снимите рубашку и повернитесь лицом к своему брату, Тобирама-сан, — вежливо сказала ему она. Тобирама замялся на долю секунды, а затем сделал точно то, что она попросила, сжав в руках меховой воротник, стянул тонкую ткань через голову и позволил ей повиснуть у локтей. То, что его брат точно подталкивал бы его к смерти, которой вполне можно было избежать, было унижением, которое он хотел предотвратить.

Легкое искусное прикосновение напитанных чакрой чернилами к его коже было почти нежным, природный огонь Китиной чакры был теплым и успокаивающим, а не яростным, кусающим жаром, к которому он был больше привычен от тех Учих, кого он встречал на поле боя. Не то чтобы Тобирама ожидал, что она убьет его менее эффективно: огонь — это огонь, будь он в очаге или бушующий в лесу.

Не было слышно ни звука, кроме отдаленного пения птиц, ручья, бегущего по камням со стороны запада, различного равномерного дыхания присутствующих, тихих звуков кисти по коже и звяканья бутылочки с чернилами. Время растягивалось, пока Тобирама позволял врагу делать с собой то, чего он никогда не позволял союзнику даже пытаться, потому что его брат потребовал этого.

Наконец он услышал тихий щелчок закрытия бутылочки с чернилами и шуршание рукавов.

— Хиэй-сан, Яджуро-сан.

Шуршание ткани, скрип доспехов, и двое мужчин, несущих Изуну, появились в периферийном поле зрения Тобирамы, и женщина с кистью в зубах покровительственно маячила за ними.

— Если двое Сенджу сделают шаг вперед и примут моего деверя на свое попечение, я буду чрезвычайно благодарна, — вежливо сказала Кита, встав рядом с Тобирамой и коротко потянув его рубашку обратно к плечам. Тобирама надел ее через голову настолько спокойно, насколько смог. На его спине была нарисована печать. Печать, которую он не видел, с целью, которую он не мог предположить. Она простиралась на весь его позвоночник от загривка до талии и обвивалась вокруг боков и плеч, а также по рукам почти до локтей. В ту секунду, когда Кита ее активирует (что требовало простого колебания ее чакры, даже не касания), он будет полностью в ее власти. Нет: он уже был в ее власти. Все, что осталось, это падение топора.

Он отказывался показывать свой страх. Он умрет с достоинством.

— Чиги, Шуро, — резко сказала Тока, аккуратно передав его доспехи Рюше, чтобы ее руки оставались свободными. Двое названных шиноби шагнули вперед с поднятыми руками и растопыренными пальцами, пока они не оказались всего лишь в нескольких шагах от оборонительно плотно стоящей группы Учих.

— Печать серьезно ограничит доступ Тобирамы-сана к его чакре, — ровным голосом сказала Кита в тишине. — Когда я тестировала ее на Мадаре-сане, он упал на колени и ему было тяжело дышать первые несколько секунд. Как только я буду уверена, что Тобирама-сан достаточно восстановился для дороги, Хиэй-сан и Яджуро-сан передадут Изуну-сана Чиги-сану и Шуро-сану, и обмен заложниками будет завершен.

Тобирама знал, что для него было слишком поздно отступать (не что чтобы он когда-либо пойдет против брата), но он с тревогой осознавал, что Кита шла на многое, чтобы действовать в духе видимой доброй воли. Кроме того, Мадара позволял ей это. Глава Учиха позволял жене командовать своими шиноби в его присутствии и обращаться к его врагам от его имени, что большинство восприняли бы как признак слабости. Это не могло быть слабостью: Мадара не был слабым, как и не был политически некомпетентным. Это было целенаправленно. Для чего?

— Фуин.

Даже с предупреждением Тобираму все равно согнуло на четвереньки, его трясло, и он тяжело дышал. Его чакра… чем была эта печать, что он едва мог ее даже чувствовать?! Дальность его сенсорства сузилась почти до ничтожной (может, сто метров, в лучшем случае), и ему внезапно стало холодно.

Никто не сдвинулся, хотя чакра Токи всколыхнулась в тревоге, пока он содрогался и пытался дышать ровно. Тобирама осторожно обернул свой воротник вокруг горла, не вставая с колен, дрожащими руками прикрепил его к рубашке, а потом, как только его желудок наконец-то успокоился, попытался встать.

Его колени угрожающе подкосились — Кита схватила его за руку выше локтя и привела его в равновесие, и чакра каждого присутствующего Сенджу напряглась от ее внезапного движения.

— Я… не пострадал, анидзя, — выдавил он, опираясь на свою тюремщицу. Он чувствовал себя опустошенным и ужасно слабым, но это не было всеобъемлющим упадком сил, как истощение чакры. Его чакра была все еще здесь, он просто не мог к ней прикоснуться. Она была плотно заперта за его вратами чакры. Потеря была шоком, но он уже начал приспосабливаться.

Чиги и Шуро взялись за руки, чтобы двое Учих напротив них могли повернуться и осторожно усадить туда Изуну спиной — то, как при перемещении мужчина пошатнулся, его лицо посерело и стон вырвался сквозь сжатые зубы, что говорило о том, что даже с печатью, трепещущей у его горла, ему все равно было ужасно больно. Женщина держалась позади, оставляя зубами вмятины на рукоятке своей кисти, и ее пустые рукава слегка трепетали на ветру.

Тобирама позволил развернуть себя и отвести к тому месту, где ждал Мадара, сложив руки на покрытой доспехами груди.

— Обмен заложниками совершен, — объявил глава Учиха, и вся его чакра выражала мрачное удовлетворение. — Последующая встреча состоится через три недели.

Его взгляд соскользнул на своего младшего брата, чье лицо блестело от пота, пока он опирался на Чиги, его глаза были затуманены, и его чакра колебалась с каждым приступом боли.

— Увидимся, Мадара! — радостно согласился Хаширама, сияюще улыбнувшись своему противнику и полностью игнорируя Тобираму. — Я обещаю хорошо позаботиться о твоем младшем брате!

— Как поступлю и я, — холодно ответил Мадара, и вся группа Учих отступила назад к деревьям. Тобираме было трудно не отстать от их выбранного темпа, пока его клан уходил за пределы его нынешней дальности сенсорства, несмотря на руку Мадары выше его локтя, тянущую его вперед. Глава клана Учиха зарычал, затем вообще поднял его с земли и перекинул его через плечо, прежде чем побежать еще быстрее.

Тобирама не стал протестовать против унизительного обращения как с мешком с рисом. Он знал, что это не принесет ему ничего хорошего.

Он все еще был жив. Этого должно было быть достаточно.