Дамы семьи Блэк (гет)

Примечания:

Глава получилась неожиданно быстро, и я решила не томить вас ожиданием :)

Как всегда, буду рада комментариям.

Внутренний двор-атриум⁽¹⁾ зарос высокой, по колено, травой, кое-где пробившей даже мозаичную плитку возле бассейна. Плющ густо увил белые стены, полностью скрыв фреску с Амфитритой в окружении свиты из тритонов⁽²⁾, вооруженных трезубцами и оседлавших морских коньков, — если наверняка не знать, что она тут, никогда не догадаешься. Поликсена осторожно подошла ближе, отвела рукой зеленые плети, пытливо заглянула богине в глаза. Та исподлобья посмотрела в ответ и, помедлив, царственно кивнула — признала. Тритоны тут же пришли в движение: один, самый бравый, поднял своего скакуна на дыбы, другой задудел в ракушку, словно в охотничий рог. Богиня кокетливо взбила повыше пену, прикрывавшую пышные формы, и, изогнувшись, отжала руками тяжелую копну иссиня-черных волос.

Поликсена отошла в центр дворика и прикрыла глаза, вспоминая, как тут все было раньше. Они редко пользовались виллой после смерти тети Полидамии, кузины отца, — разве что летом, до пятого курса. Они с Пандорой купались в бассейне, весело разбрызгивая воду, валялись на кушетках рядом, поедая фрукты в невообразимых количествах и лениво листая книги и журналы… А вечерами гуляли по саду, ужинали на траве под оливковыми деревьями, под оголтелое стрекотание цикад, козьим сыром и хлебом с изюмом. Пандора любила улечься прямо на траву и смотреть на звезды, безошибочно указывать на них по очереди, называя их при этом вслух: вот это дядя Орион и его альфа, кузина Беллатрикс, вон там — альфы Большого Пса и Льва, кузены Сириус и Регулус, а чуть дальше — альфа Волопаса, дядя Арктурус⁽³⁾…

Предки знали, что делали, — перебравшись из Рима на окраину цивилизации, на суровые британские пустоши, они не пожелали менять свой привычный уклад жизни и, с помощью сложной сети амулетов, закопанных в углах поместья, воссоздали климат Апеннинского полуострова в его зените. Каждое столетие Паркинсоны проверяли работу амулетов и при необходимости заменяли их, но результат того стоил — на вилле «Соцветие» царило, застыв во времени, как комар в янтаре, вечное благостное лето. Тут даже в январе росли нездешние оливы и виноград, олеандры и магнолии, сладко пели скворцы и летали бабочки, усердно опыляя неувядающие цветы.

Со временем основная ветвь рода переселилась в другое место, где позже был основан мэнор. Сначала там высилась небольшая крепость, с подъемным мостом, рвом и бойницами, — дань неспокойным временам после ухода римских легионов, потом — массивный особняк. Старые обычаи забылись, и Паркинсоны стали настоящими британцами по духу, отказавшись в повседневной жизни от своих южных корней, но тут, на вилле, все оставалось, как прежде, в память о том, откуда они когда-то пришли.

Сначала за Поликсеной и Пандорой присматривала тетя Полидамия, а когда ее не стало, отряжать с ними стали домовиков, и у них наступила почти что полная вольница — родители занимались своими таинственными взрослыми делами, а Патроклу из-за разницы в возрасте было неинтересно с ними возиться. Брат предпочитал проводить лето у Малфоя или в мэноре — «перенимая дела» у отца и разъезжая по пикникам и балам.

Няня Элси не обладала властью заставить их чистить зубы или ложиться спать вовремя, но она брала настойчивостью: послушаешь полчаса причитания вкупе с патетичным выкручиванием ушей — и согласишься на что угодно, лишь бы эта пытка закончилась. Можно было бы наложить Силенцио, но Поликсена не могла долго выдержать укоряющий, полный непролитых слез взгляд Элси, к тому же Пандора немедленно перенимала у замолчавшей домовухи эстафету и принималась за нескончаемые нотации…

Поликсена вздохнула, усилием воли возвращаясь в настоящее, и прошла дальше, во внутренние покои. Заглянула в столовую-триклиний⁽⁴⁾: солнечно-желтую ткань на кушетках побила моль, стол покрылся толстым слоем пыли. Поликсена провела по нему пальцем, оставив длинный след, похожий на хвост кометы. Грустно возвращаться в места, которые помнишь совершенно другими, в блеске и сиянии их прежней славы. Тетя Полидамия любила устраивать тут пирушки, которые на старый, еще эллинский, манер называла «симпосиями»: ее гости одевались в римские тоги, ложились на кушетки и, в перерыве между поеданием устриц, лангустов и фиг в меду, цитировали стихи древних поэтов… Тетя Полидамия, румяная и веселая, похожая на сдобную булочку с корицей, хохотала, напропалую строила гостям глазки и взбивала рукой высоко подвязанные, неестественно светлые кудри. Тут, на вилле, она была царицей, тут ей не было равных — в отличие от мэнора, где единовластной госпожой была ее извечная соперница, мать Поликсены.

Полидамия Паркинсон и Кассиопея Блэк так и не сдружились, так и не нашли общий язык. Поликсена не застала момент, когда тетя Полидамия покинула мэнор, перебравшись в «Соцветие» с концами, но домовики шептались, что это случилось, когда леди Паркинсон наконец подарила роду наследника — в зрелом возрасте тридцати восьми лет. Незамужняя кузина Приама Паркинсона, привыкшая управлять мэнором как своим собственным, оказалась не у дел и с помпой обосновалась во втором доме семьи — том, где испокон веков доживали свой век холостяки и старые девы, куда перебирались на склоне лет уставшие от мирской суеты главы рода и их супруги, и где летом резвились дети рода всех возрастов. Замуж она так и не вышла.

Поликсена вышла из столовой и перешла по коридору в кабинет напротив. Здесь тетя разбирала письма от поклонников и старинных приятелей, писала ответы вычурным фазаньим пером (обязательно надушив при этом пергамент), здесь создавала свои «Очерки поместий британских родов» и рисовала к ним живые иллюстрации. Поликсене нравилось сидеть рядом, на полу, по-турецки, листать альбомы с движущимися репродукциями мэноров и слушать, как тетя Полидамия мурлычет себе под нос мелодии своей давно ушедшей юности, аккуратно выводя буковку за буковкой.

Поликсена подошла к ореховому бюро, очистила его от пыли заклинанием, отодвинула стул с темно-синей обивкой и села, примеряясь. Вполне возможно, вскоре здесь будет писать письма она сама — только вот кому? Северу и Нарциссе? В отличие от неунывающей тети Полидамии, у нее к тридцати двум годам не образовалось ни друзей, ни поклонников: кто в Азкабане, кто за границей, а кого уже и вовсе нет… Она прихлопнула рукой по столешнице и встала из-за стола. Надо будет — заведет и друзей, и поклонников! Будет устраивать пирушки на кушетках и с улыбкой присматривать за детьми у бассейна. За чужими детьми.

Поликсена сжала челюсти и размашистым шагом покинула кабинет. Прислонилась к стене спиной, постояла так пару минут. Судьба ничем не хуже другой, — строго сказала она себе. — И это не чужие дети. Это будут дети Патрокла, дети рода Паркинсон, — считай, почти что ее собственные. Откуда эта внезапная тоска? Неужели в ней все-таки проснулся поздний материнский инстинкт?

Поликсена вышла в сад и огляделась. Часть деревьев усохла, но другие все еще плодоносили. Она прошлась по заросшей бурьяном тропинке до их с Пандорой любимого гранатового дерева и нахмурилась — видимо, в какую-то из весен в него попала молния, расколов ствол почти пополам. Надо будет озадачить домовиков — может, гранат еще можно спасти, было бы жаль его потерять.

Родители наверняка наложили на «Соцветие» чары Стазиса, но заклинание надо было периодически подновлять, а с войной, гибелью отца, отъездом матери и болезнью Каролины ни у Патрокла, ни у Поликсены до виллы просто не доходили руки. Впрочем, ничего совсем уж неисправимого не случилось: умелые лапки домовиков уберут плющ, восстановят узор мозаики в атриуме, вычистят замутившийся бассейн и приведут в порядок сад. Перетянут стулья и кушетки новой блестящей тканью, повесят на окна и дверные проемы длинные летящие белые занавеси от надоедливых насекомых и вынесут в сад любимое плетеное кресло тети Полидамии. И, когда все будет готово к ее приезду, Поликсена переберется на виллу — сначала на лето, потом насовсем…

Она не станет соперничать с Розабеллой, как ее мать — с Полидамией. У мэнора наконец появилась новая хозяйка, у Патрокла — жена, а у Панси — мачеха… Нормальная семья, а не те разномастные осколки, которые Поликсена пыталась удержать воедино после смерти Каролины. Теперь ее основная задача — отойти в сторону, и совсем уж славно будет, если удастся сделать это спокойно и с достоинством. Например, самой выразить желание покинуть мэнор, а не дожидаться унизительных намеков брата или невестки.

Если начать ремонт сейчас, осенью, то вилла будет готова уже к лету, и тогда можно будет пригласить сюда на каникулы Панси и ее шебутных друзей. Малфою наверняка понравится дом, который помнит самых первых Паркинсонов, осевших на Островах, — Нарцисса говорила, ее сын увлекается историей. А Гарри совершенно точно придется по душе ленивый отдых под оливковыми деревьями, а еще — спокойствие и размеренность дней, текущих медленно и неторопливо, как цветочный мед. Можно будет устраивать учебные дуэли в атриуме, между цистернами с дождевой водой и колоннами (чем не условия городского боя?), учить их трансфигурации в саду, а Северу отдать под лабораторию одну из спален, ту, которая побольше…

Поликсена поймала себя на мысли, что ей нравится эта картина. Она хмыкнула, посмеиваясь сама над собой, но будущее внезапно стало казаться не таким уж серым и тоскливым, а отсутствие цели в жизни — однозначным.

* * *

— Вот, — Драко аккуратно положил на стол в библиотеке внушительную стопку книг разной степени древности, повернул на пальце кольцо-заглушку и приосанился. — Наша подготовка к покорению Тайной комнаты начинается здесь и сейчас. Запомните этот эпохальный момент.

Панси и Гарри переглянулись, и Панси с усмешкой покачала головой и взяла самый верхний томик. Темно-красная обложка с золочеными буквами, твердый переплет c уголками — таким можно убить, если хорошо постараться. «Основатели: мифы и реальность».

— Чудовище Слизерина, — напомнила она другу, откладывая книгу в сторону.

— Я прикинул на досуге и уверен почти на сто процентов, что никакого чудовища там в помине нет, — с готовностью парировал Драко, садясь и ставя локти на стол вопреки правилам хорошего тона. Выглядел он очень воодушевленным, и Панси не удивилась бы, запрыгай он на месте от переизбытка энергии. — Даже если Слизерин и поместил туда что-то живое, за десять веков от монстра остались бы одни кости, да и то не факт. Тысяча лет, Панси! Ничто под солнцем не живет столько времени. Даже Фламель — и тот только за шесть веков перевалил, а ведь он регулярно принимает свой эликсир.

Панси задумалась и отвлеченно побарабанила пальцами по столу. Здравое зерно в этом было. К тому же, за тысячу лет чудовище, даже будь оно долгожителем, наверняка хоть как-то да проявило бы себя — не могло не проявить: ему ведь надо есть и пить, вряд ли Слизерин перед скандалом с коллегами оставил ему запас на десять веков вперед. Кто-то точно заметил бы его, кто-то из учеников или даже преподавателей мог стать его жертвой. Она навскидку припомнила «Историю Хогвартса», но никаких страстей об Ужасе Слизерина в памяти не нашла — слухи, конечно, ходили, но о старинных замках слухи и легенды ходят всегда.

— Зачем нам вообще сдалась Тайная комната? — скептически поднял бровь Гарри и по очереди оглядел их. — Драко?

— Ты не понимаешь, потому что вырос у магглов, — отмахнулся Малфой. — Тайная комната — это же… Это как… ну что там у вас есть? Панси?

— Как святой Грааль, — подсказала Панси, подумав. — Плюс Эльдорадо.

— Вот именно! — поддержал Драко, откидываясь на стуле. — Место, куда не ступала нога человека после самого Салазара! Само по себе святыня, между прочим, даже если не брать в расчет припрятанные там сокровища.

— С чего ты взял, что там что-то припрятано? — еще более скептично спросил Гарри. — И когда мы вообще сошлись во мнении, что это точно Тайная комната Салазара? Того, что на раковине нацарапана змея, мне лично не достаточно.

— Тоннель, о котором никому неизвестно, закрыт на пароль на парселтанге, — оттарабанил Драко и припечатал: — Это точно Тайная комната, руку даю на отсечение!

— Малфой, с твоим воображением надо книжки писать, даже никаких приключений не надо, — покачал головой Гарри. — Бери пример с Локхарта — озолотишься, точно говорю.

Драко насупился и повернулся к Панси за моральной поддержкой. Давил на жалость он очень талантливо, и Панси сдалась.

— Я допускаю — только допускаю! — что Драко может быть прав, и это действительно Тайная комната, — сказала она, тщательно подбирая слова. Гарри с сомнением покачал головой, но возражать не стал. — В любом случае мы никуда не пойдем без основательной подготовки и четкого понимания того, что мы вообще ищем. А еще оставим записку с указанием того, как нас отыскать, на случай, если не вернемся вовремя. Конечно, лучше всего было бы взять с собой декана или даже отрядить его на подвиги одного…

— Ну уж нет, — возмутился Драко, скрещивая руки на груди. — Первооткрывателями станем именно мы, и в учебниках по истории напишут о нас, а не о крестном. Хватит с него регалий, надо и следующему поколению что-то оставить.

— Ты и так станешь лордом после отца, — напомнил Гарри. — Будешь голосовать в Визенгамоте, принимать законы и всячески вершить историю. Разве этого мало?

— Это не то, — сказал Драко неожиданно тихо и отвел взгляд. — Ну запишут в каком-нибудь официальном докладе, что, мол, лорд Малфой поддержал закон о запрете ковров-самолетов. Может, даже соответствующую строчку в учебник добавят, чтобы такие же, как мы, ученики Хогвартса через много лет ненавидели этого лорда Малфоя за его вклад в историю — больше к экзамену запоминать. Умру — потомки повесят мой портрет на стену, подпишут, какой я был лорд по счету, и на этом все.

Панси понимающе похлопала его по предплечью, и Драко накрыл ее руку своей и сжал в знак благодарности.

— А вот если мы откроем Тайную комнату, — с нарочитым энтузиазмом продолжил Драко, отпуская руку Панси и вставая, — то мы точно останемся в веках. И над страницами о нашей истории никто зевать не станет! Просто представьте себе, — он провел рукой по воздуху, будто читал натянутый транспарант. — «Тайная комната Салазара Слизерина, открытая Драко Малфоем, Гарри Поттером и Персефоной Паркинсон». Наши имена будут навсегда связаны с именем одного из Основателей!

— Ладно, я сдаюсь, — поднял руки Гарри, посмеиваясь. — С меня лично славы хватит, я ей по горло сыт, но вас лишать этого сомнительного удовольствия не стану. И одних туда не пущу, вместе пойдем.

* * *

Невилл смотрел на Гарри с друзьями из-за своего стола у окна и завидовал. Он был беспощаден к себе — другие точно не станут жалеть, — а потому признавался в собственных недостатках прямо и откровенно. Он завидовал уютному молчанию этой троицы, непринужденным жестам поддержки, общим, только им троим понятным шуткам. Иногда Невилл размышлял, был ли у него шанс стать в их компании четвертым, но потом с сожалением понимал, что вероятность невелика, — если они не сблизились тогда, после дуэли, на фоне победы Гарри и извинений самого Невилла, то вряд ли сблизятся сейчас, когда из опасностей только дурное настроение Снейпа и слишком длинное эссе по трансфигурации.

К тому же, Беллатрикс Лестрейндж продолжала числиться родной теткой Малфоя, и ее портрет, как и прежде, насмешливо сверкал глазами со стен в Лонгботтом-холле, не давая о себе забыть. Невилл иногда подолгу смотрел на него, изучая каждую черточку, каждую деталь. Врага надо знать в лицо, это он давно уже понял. Нужно знать его как самого себя или даже лучше, опережать его хотя бы на один шаг — и тогда успех неизбежен.

Женщина на портрете была очень красивой, слишком красивой, чтобы понравиться Невиллу. И опасной. Хищная темная красота, как у ворона или гебридского черного дракона: черные кудри, белая кожа, капризные красные губы… Злая королева из «Белоснежки», и корона имеется — тонкий рубиновый обруч, теряющийся в копне волос. Амбиции и голод, страсть и высокомерие, — вот о чем говорило это породистое лицо. Невилл пытался представить, какая могла бы из Беллатрикс выйти мать или жена, но его воображение заклинивало. Плохой результат — потому что Белла Блэк все же вышла замуж, а это значило, что Невилл, несмотря на все старания, так и не смог понять эту женщину до конца.

Братья-Лестрейнджи и Барти Крауч на фоне Беллатрикс как-то терялись, особенно Барти, — сухопарый и веснушчатый, облизывающий губы и стреляющий глазами по сторонам, то и дело оттягивающий воротник рубашки, будто тот его душил. Подумав, Невилл пришел к выводу, что Крауч был невротиком, и его непревзойденные успехи в школе были результатом попыток справиться с пренебрежением со стороны отца. Женщина на портрете легко могла бы подчинить вчерашнего выпускника своей воле, Невилл был в этом почти уверен.

С Лестрейнджами дело обстояло куда сложнее. Мужчины на портретах были похожи: золотистые волосы, светло-карие глаза, благородные открытые лица с волевыми подбородками. Старший носил волосы короче, и взгляд у него был жестче, требовательнее. Младший был похож на рыцаря из средневековых романов, и на своем портрете он чаще всего смеялся, даже когда бабушка в ярости кромсала его Секо. Что привело этих двоих в городской особняк Лонгботтомов? Что заставило их смотреть, как жена одного из них и ее верный паж пытают до безумия двух невинных людей? Невилл не понимал, он никак не мог связать мужчин на портретах с рассказами бабушки. Возможно, он просто все еще плохо разбирался в людях.

Невилл отвернулся от однокурсников и пробежал глазами по домашнему заданию. Почерк, однако, неплохой, — критически оценил он сам себя. Буквы ровные, прямые, как солдаты на плацу. Так и должно быть, если хочешь выжить, — дисциплина важнее всего. Он тоже уже два месяца как начинал свой день с холодного душа и пока упорно держался.

Дверь в библиотеку скрипнула, и он поднял голову. Невилл специально сел возле окна, спиной к шкафу и лицом к залу, так чтобы видеть всех, кто заходит и выходит, — старая, взращенная Врагом, привычка. В библиотеку скользнула Джиневра Уизли, замерла в дверях, находя глазами Малфоя, и закусила губу. Затем упрямо тряхнула головой и заскользила в сторону, за незанятый стол. Невилл проводил ее взглядом и покачал головой — ну вот, еще одна неприкаянная душа. Он сочувствовал Джиневре, но ее манера преследовать своего рыцаря по пятам не находила у него понимания. Насильно мил не будешь, а Драко абсолютно точно не интересовала дочь семьи Уизли — уж в этом Невилл был уверен.

Он обмакнул перо в чернильницу и на мгновение застыл, глядя на набухшую на кончике пера маслянистую каплю. Чернила были до оторопи похожи на оттенок волос не к добру помянутой Беллы Блэк. Невилл аккуратно опустил перо обратно и тяжело сгорбился.

Скоро очередной поход в Мунго к родителям — каждый год, как какой-то магический ритуал, за века потерявший всякий смысл. Мама снова будет смотреть сквозь него и совать ему в руки обслюнявленные, пожеванные фантики из-под дешевых конфет, а отец утробно мычать и мотать головой. Невилл любил родителей, но он часто думал о том, что лучше бы ему никогда не видеть их в таком состоянии. Он мог бы жить с мечтой о красивых и сильных маме и папе, с течением времени добавляя в свою личную сказку все новые и новые подробности. Но бабушка так настаивала… Гарри повезло больше — его родители навсегда остались в человеческой памяти такими, какими были при жизни, — смелыми и молодыми, сияющими, будто звезды.

Я откажусь, — внезапно подумал Невилл и сам поразился этой мысли. — Я откажусь. Вместо похода в Мунго я проведу вечер, рассматривая их колдографии: ту, где мама смеется, а папа кружит ее в танце, и другую, где мы все втроем. Я хочу запомнить их такими.

Он достал перо из чернильницы и продолжил писать эссе. Буковка за буковкой, строгие ряды, без помарок, как солдаты на плацу или на параде, как он сам.

* * *

— Сделай с ним что-нибудь, он опять на нас пялится, — шипит Северус, прикрывшись книжкой. Поликсена, чьи воспоминания Северус-в-настоящем смотрит, фыркает и оборачивается через плечо. На нее тоскливо глядит увалень с добрым лицом и ежиком светлых волос. Завидев ее интерес, он отводит глаза, краснеет и, помедлив, вяло машет ей рукой. Поликсена поворачивается обратно к друзьям.

— Ну допустим, не на нас, а на меня, — заявляет она и достает из сумки учебники, раскладывает их по столу. Каролина, слушая их перепалку, прячет улыбку в краешках губ. — И вообще, что я с ним сделаю, прокляну? Я в Азкабан не хочу. Так что сидим дальше и делаем вид, что мы ничего не замечаем.

— Тебе просто нравится, что он по тебе страдает, — обвиняюще говорит Северус-в-прошлом, откладывая книжку и резким жестом скрещивая руки на груди. — Пожалела бы бедолагу Эррола, жестокосердная.

— Значит, Эванс можно водить тебя за нос, а мне Макмиллана нельзя? — усмехается Поликсена. Она опускает глаза на пергамент и чертыхается себе под нос: поставила кляксу. — Север, не лезь под руку, Мерлина ради. Что тебе вообще до Макмиллана? В тебе не к месту заговорила мужская солидарность?

— Язва, — усмехается Северус. — Поступай как знаешь.

Поликсена еще немного сопит, избавляясь от кляксы и от злости, а потом подзывает их склониться ближе.

— Эйвери и Макмиллан могут хоть обглядеться, — угрюмо шепчет она, и Каролина понимающе кивает. — Все равно мою судьбу будут решать родители, а не то, кто пытался зажать меня под омелой в хогвартских коридорах.

— Неужели Сандро все-таки повезло? — ахает Каролина, и Поликсена на нее шикает.

— Может, и повезло бы, — мурлычет она лениво, — если бы он был не таким надутым индюком. Нет, с Сандро каши не сваришь — я его насквозь вижу.

— Сандро плохо кончит, — соглашается Северус. — Он привык все брать с наскока, золотой мальчик.

Он на удивление удачно перекривляет Эйвери и его повадки, и подруги, не сумев сдержаться, хохочут, вызывая этим гнев мадам Пинс...

Северус вынырнул из думосбора, потирая виски. В ушах все еще звенел давно отзвучавший смех. Он усмехнулся и отодвинул опустевший флакон в сторону. Права была Поликсена: в свое время он изрядно покуражился над ее поклонниками. Северус не помнил за собой такого таланта к сатире, но он уже успел привыкнуть за этот год к тому, что он вообще прискорбно мало знал о самом себе.

Он оценил взглядом батарею из флакончиков на столе. Воспоминания Поликсены за четвертый курс почти закончились, остались пятый, шестой и седьмой курсы, к тому же их недолгая дружба после выпуска. Северус заранее готовился к неприятным откровениям, которые ждали его в конце этого экскурса в прошлое. Он готов был признаться сам себе, что сознательно оттягивает момент, когда окунется в думосбор и увидит дуэль и то, как Каролина падает на пол и замирает подстреленной птицей.

Нет, уж лучше он будет смотреть, как они, веселые и улыбчивые, со своими смешными полудетскими драмами и сомнениями, учатся, ссорятся, мирятся, гуляют по окрестностям Хогвартса и делают вместе давно проверенное домашнее задание — в общем, дружат. Пока Северус там, в тех безмятежных, навсегда ушедших днях, можно забыть о том, чем все в итоге закончилось…

* * *

Идея всем вместе отправиться на Гриммо 12 и сделать особняк своей базой на несколько дней в поисках информации о крестраже сестре предсказуемо не понравилась.

— Я сама схожу, — кисло предложила она, пытаясь держать лицо, но тоска с легкостью пробивалась сквозь неумелую маску. — Могу взять с собой Нарциссу в качестве компромисса — она урожденная Блэк, есть шанс, что если я проведу ее за руку, дом ее пустит.

— Я бы все-таки хотел составить вам компанию, — мягко сказал Патрокл, ловя Поликсену за руку и заглядывая ей в глаза снизу вверх. Они были у него в кабинете: он сидел за столом, а сестра стояла рядом, как всегда, вытянувшись в струнку, словно на докладе, — старая привычка еще времен отца. — Я уже просмотрел нашу библиотеку, из интересного — только дневник одного из предков, где он упоминает о разработках Герпия, но его интересовал не крестраж, а выведенный Герпием василиск. Думаю, у Блэков должно быть больше информации, они любили тянуть в дом всякую дрянь.

Поликсена страдальчески скривилась, как от зубной боли, но руку убирать не стала.

— Давай хотя бы без Люция, — попросила она. — Я и за тебя-то не ручаюсь, но ты хотя бы Блэк по матери, а Люциуса дом если и впустит, то точно попытается покалечить. Там и при леди Вал было то еще местечко, а уж после… Он или свернет шею на лестнице, где внезапно вздыбятся ступеньки, или ему на голову «случайно» упадет люстра.

— Ладно, — согласился Патрокл с ноткой сожаления. Люциус пришелся бы в библиотеке Блэков очень кстати — он обладал нюхом на редкие книги и обожал рыться во всяких старинных гримуарах. Нашел ведь он труды и Годелота, и Буллока! Впрочем, Поликсена права, дом на Гриммо всегда был с капризами, а уж когда закрылся от посторонних, так и вовсе. — Когда отправимся?

— Раньше начнем — раньше закончим, — буркнула сестра, забирая свою ладонь и скрещивая руки на груди защитным жестом. — Что хоть такое этот крестраж?

— Якорь для души, — пояснил Патрокл, откидываясь в кресле. — Мы с Люциусом склонны считать, что Лорд перед смертью перестраховался и сделал себе… ну, скажем, запасную копию.

Поликсена удивленно подняла брови.

— И Люций хранил эту штуку столько лет? Почему не уничтожил?

— Непонятно, что с ней вообще можно сделать. Пока выглядит так, что она заставляет человека спасать ее от уничтожения любой ценой. Наверное, можно было бы взять кого-то под Империо и уничтожить тетрадь его руками, — он поймал на себе пристальный взгляд Поликсены и улыбнулся. — Но я не буду этого делать, это так, мысли вслух.

— Надеюсь, он только один, — вздохнула Поликсена и, заметив, как Патрокл застыл, осеклась. — Что? Неужели вам с Люцием это в голову не приходило?

— Нет, — пробормотал Патрокл, забарабанив пальцами по столу в раздумьях. Внутри все похолодело. — Герпий сделал только один крестраж. Буллок и Годелот тоже писали только об одном. Он должен быть один!

— Мы имеем дело с Лордом, — пожала плечами сестра с такой вопиющей небрежностью, словно речь шла о том, какой боевой прием использовать на дуэльной площадке или какое платье надеть на бал. — Если что-то я в этом человеке и понимала, так это то, что ему всегда было мало. Если летать — так без метлы, если власть — то единоличная и абсолютная. Не удивлюсь, если, задавшись идеей создать себе крестраж, Лорд решил пойти дальше, чем кто-либо еще до него. И, скорее всего, у него получилось — у него всегда получалось.

— Это в корне меняет дело, — подумав, сказал Патрокл. Он говорил медленно и осторожно, словно ступал по тонкому льду. — Мы должны очень четко решить для себя, как нам поступать дальше, и сделать это нужно до уничтожения тетради. Если ты права и крестраж не один, то кто-то другой может возродить Лорда. Тогда, если Лорд узнает о том, что мы уничтожили один из его якорей, нам конец. Он мог бы простить хитрость или даже предательство, но только не прямую угрозу своей драгоценной жизни. Если мы решим уничтожить тетрадь, то будем обязаны отыскать все оставшиеся крестражи и уничтожить их тоже. Только вот беда — до недавнего времени мы понятия не имели, что крестражи вообще существуют. Есть ли другие? Где они спрятаны? Сможем ли мы до них добраться? Этот план становится очень, очень рискованным.

— Мне не нравится ход твоих мыслей, — сказала сестра, напрягаясь. Все-таки она слишком хорошо его знала. Чаще всего это было Патроклу на руку, но иногда ужасно мешало. — Есть ведь и второй вариант, я правильно тебя понимаю?

Патрокл криво усмехнулся и крутанул глобус. На него взглянула Африка с ее снежными вершинами, алмазными копями и бескрайними саваннами. Жестокий материк. Иногда нужно быть жестоким, чтобы защитить тех, кто тебе доверен.

— Если мы решим, что не сможем отыскать все крестражи, — сказал он, — нам следует возродить Лорда самим, до того, как это сделает кто-то другой. Объяснить, что мы только сейчас поняли, какое сокровище было у нас в руках, и заслужить усилиями по воскрешению Лорда его снисхождение.

— А с Гарри что делать будем? — процедила сестра, раздувая ноздри, как разъяренная кобылица. — Подарим Лорду в честь нового дня рождения?

— Мы объясним, что вся эта интрига с дружбой наследников была затеяна, чтобы переманить мальчика на нашу сторону и воспитать из него верного последователя Лорда. А затем мы отойдем в сторону, Поликсена, — тяжело произнес Патрокл, презирая самого себя в этот момент. — Мне нравится Гарри Поттер, но мы не станем мешать Лорду решать его дальнейшую судьбу.

Поликсена неверяще покачала головой и сделала шаг назад, и этот шаг внезапно показался Патроклу огромным, невозвратным, словно между ними в этот момент пролегла бездонная пропасть.

— Мы принимали его у себя дома, — сказала она, цедя слова, как гадюка — яд. Сестра была очень похожа на maman в этот момент. — Я лично ставила ему боевой хват и дуэльную стойку, а твоей единственной дочери он дорог, как брат. Мордред, он дорог мне тоже! Я не отойду в сторону.

Патрокл с тоской почувствовал, как внутри все обрывается. Паркинсоны не могут стоять по разные стороны баррикад, это непреложная истина, позволившая им выживать и крепко держаться за свое в течение стольких веков. Он прикрыл глаза, ярко представляя себе, как Лорд небрежным жестом подзывает к себе Гарри Поттера, а Поликсена загораживает мальчика собой. Сражаться с собственной сестрой? Патрокл еще не сошел с ума. Позволить Лорду расправиться с ней, пожертвовать черной овцой в стаде? При одной только мысли об этом его кулаки сжались сами собой. К тому же, тогда о доверии Лорда точно можно будет забыть — тот не простит открытого вызова от уже вызвавшей его подозрения семьи. Бунт Поликсены перечеркнет любые заверения в лояльности от самого Патрокла…

Он неожиданно остро почувствовал себя, как некогда прародитель Одиссей, вынужденный вести свой корабль через тесный пролив между двумя древними чудовищами — Сциллой и Харибдой. Жуткая шестиглавая Сцилла охотилась, высунувшись по грудь из своей мрачной пещеры и хватая за раз по одному человеку каждой из своих пастей, в то время как Харибда, огромный водоворот, трижды в день засасывала в себя все живое. Сцилла гарантированно погубила бы шестерых моряков, Харибда стала бы могилой для всех на корабле. Одиссей взвесил все «за» и «против» и хладнокровно выбрал Сциллу, пожертвовав шестью своими товарищами, чтобы спасти остальных. Рациональный, утилитаристский подход — такому учил Патрокла отец.

Но видно, он действительно слабак, раз не может сделать то, что твердит ему разум… Отец был бы разочарован. Одиссей, наверное, тоже.

— Тогда лучше бы нам отыскать крестражи все до единого, — устало и зло сказал Патрокл вслух. — И Мерлин свидетель, я не представляю, как мы это сделаем.

Примечания:

PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com

Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️

Примечания:

1. У меня Паркинсоны пришли на Острова с римскими легионами, так что вилла "Соцветие" — классическая римская вилла с атриумом, столовой-триклинием и прочими типично древнеримскими штучками.

Примеры таких домов:

https://avatars.mds.yandex.net/i?id=03bc645c56c0a66753623d594528a22e712b8a72-7066306-images-thumbs&n=13

https://happyhouse.guru/uploads/posts/2023-01/thumbs/1673413790_happyhouse-guru-p-peristilnii-dvor-instagram-56.png

https://happyhouse.guru/uploads/posts/2023-01/thumbs/1673413759_happyhouse-guru-p-peristilnii-dvor-instagram-54.jpg

2. В целом мое видение Беллы:

https://ibb.co/bz0bQyv

3. Гебридский черный дракон:

http://pm1.narvii.com/7248/36bbc9dc3a76dda0df4f477dfbbaf6cf2ba73775r1-600-424v2_uhq.jpg

https://abrakadabra.fun/uploads/posts/2022-01/1642053270_2-abrakadabra-fun-p-gebridskii-chernii-drakon-4.jpg

1) Центральная часть древнеримского жилища (домуса), представлявшая собой внутренний световой двор, откуда имелись выходы во все остальные помещения. Обычно без крыши. В атриуме могли находиться колонны и цистерны с дождевой водой, а также бассейн.

Вернуться к тексту

2) Амфитрита — морская богиня у древних греков, супруга Посейдона. Тритоны — придворные во владениях Посейдона и Амфитриты. Плавали на дельфинах и трубили в морские раковины. Обладали рыбьим или дельфиньим хвостом.

Вернуться к тексту

3) Очень часто в реальных знатных семьях не называли дальних родственников по реальному родству. Старших по возрасту называли "тетя" или "дядя", ровесников — "кузен", младших по возрасту — "племянница" или "племянник". При этом по родству их отношение могло быть совершенно другим.

Вернуться к тексту

4) Столовая с тремя застольными ложами и столом между ними. Римляне ели лежа на боку.

Вернуться к тексту