Не та книга (джен)

— БУМ!

Безмятежный детский сон вдребезги раскидало мощным ударом о стену. С днём рождения, Гарри! Добро пожаловать в новую жизнь, юный маг. Отныне тебе никогда не дадут нормально поспать, поесть, а главное — подумать в покое и одиночестве.

Гарри сделал лёгкое движение ладонью, будто смотрит на карманные часы с цепочкой, и беззвучно произнёс: «Темпус». Часы в руке и правда появились. Старинная серебряная «луковица» без крышки, с белым циферблатом, дюжиной неизвестных рун на месте цифр и четырьмя тонкими воронёными стрелками. Секунды и будильник для серьёзного человека — важно. А ещё белый циферблат слабо светился в темноте мягким летним теплом.

Призрачные часы, конечно. Совсем не похоже на книжное заклинание: полыхающие в воздухе цифры электронного табло. И то верно: с какой стати древней магии потакать новомодным магловским штучкам?

Когда-то это простое заклинание едва не убило Гарри. «Вингардиум Левиоса» вот прошло почти без последствий, а это… Но зато и умеет оно чуть больше, чем сообщать текущее время.

Текущее время было «одна минута первого». Откуда, интересно, книжный герой знал, что родился ровно в полночь? Откуда Хагрид знал, что герой это знает? Почему *этот* Хагрид в этом уверен? Или тут общий для волшебников обычай: собираться толпой и орать спящему имениннику в ухо: «СЮРПРА-А-АЙЗ»!

— Бум! Бум-бум-БАХ!

Стены хижины реально ходили ходуном. Под потолком заколыхался старый такелаж и сети, на голову обильно посыпался песок. Здравствуй, чулан под лестницей.

— Бах! БАХ! БАХ!

Ну конечно, если ты припёрся в полночь без предупреждения, а хозяева не ждут тебя в прихожей, уже через десять секунд можно начинать нетерпеливо злиться и ломать дверь.

Вздохнув, Гарри спрятал «часы» и поднялся. Дурсли-старшие уже были на ногах: спали все в одежде, так что вскочить и выстроиться перед входом было недолго. Вернону хватило времени распаковать ружьё, но вот зарядить его он вряд ли успел.

— Кто там?! — рявкнул дядя. — Предупреждаю, я вооружён!

Ну кто ж так бездарно сливает тактический расклад, поморщился Гарри. «Сунешься — убью» работает лучше. Может, ему патронов поднести? И посоветовать убрать-таки женщин и детей в подпол?

— ТРАХ!

Вырванная с мясом дверь влетела в комнату и грохнулась на пол. Спецназу надоело ждать и он зашёл с ноги. Лежать, суки! Рылом в пол! Руки чтоб я видел! Руки, я сказал!

Сверкнувшая молния на миг осветила огромный силуэт в осиротевшем дверном проёме. Самое время плюнуть картечью по бездарно подставившейся мишени… Но нет: если ты орёшь «предупреждаю, я вооружен», вся гопота вокруг знает, что стрелять ты не готов и здесь просто раздают бесплатное оружие.

Вошедшему внутрь гиганту пришлось сильно наклониться под притолокой, да и в хижине следить за высотой макушки, дабы не сбивать с потолка светильники и декоративный хлам. Выглядел незваный гость… как Хагрид. Необузданная копна на голове и дикая в своей ширине бородища никогда не знали ни ножниц, ни расчёски. Шуба… а шубы не было: ни кротовьей, ни соболиной. Было промокшее пальто из какого-то брезента. Тётя Петуния назвала бы такое «молескином», но Гарри не видел особой разницы между ним и пожарным шлангом. И что за «глаза-жуки», он из книги тоже не понял, а сейчас никаких жуков нигде не наблюдал.

— Ну, стал быть, нальют мне тут чайку? — пробасил великан. — Устамши я, до вас путшесват-то…

Гарри удивился: а где же книжное «Здрасьте, прошу прощения, мне нужен Гарри Поттер»? Великан меж тем продолжал демонстрировать безукоризненные манеры хуже-татарина: шагнул к самому удобному предмету мебели — софе, на которой сидел заспанный Дадли, — и прогудел:

— Сдвинь отсель, жирорясина!

Кузен подскочил и порскнул на безопасное расстояние, укрывшись за спинами старшего поколения. А Гарри ещё раз оглядел хижину внимательным взглядом: они точно не в жилище у Хагрида сейчас, имея редкостное везение улепётывать от магов и попасть точно в Хогвартс?

— А вот и наш Гарри!

Гарри перевёл взгляд на зияющий беззащитностью дверной проём. Распоясавшийся ураган щедро насыпа́л хозяевам дармовой влаги и холода. Понятливо крякнув, Хагрид поднял с пола дверь и поставил её «на место». Разумеется, дверь немедленно и вновь оказалась на полу: про ураган строкой выше было сказано не просто так.

Помянув какого-то мордреда, Хагрид предпринял ещё несколько попыток, но ни пудовые кулаки, ни подошвы восьмидесятого размера прогрессу поспособствовать не смогли. Здесь требовался инженер, а не дуболом. Помогла практическая смётка: дверь прислонили снаружи.

— Ты ж небось меня не помнишь, — вернулся Хагрид к основной повестке, после того как заглушённый штормовой гул позволил вести беседу не на повышенных тонах. — Тогдась шибко малым был, в одеялы пеленался. А нынче вона как подрос, и поди ж ты: на лицо вылитый папка!

Только глаза у меня мамины, добавил Гарри набившую оскомину книжную фразу.

— Токмо глаза в тебе мамкины.

Гарри подумал, что Хагрид — это ночной зверь. Сам мальчик, например, до сих пор не мог бы сказать, какие у великана глаза: света единственной «летучей мыши» было недостаточно.

— Ну хватит! — вдруг окрысился непонятно на что Вернон. — Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом! Вы вломились в чужие владения и…

— Да заглохни ты, куча нудотины! — гуднул Хагрид, после чего перегнулся через софу и выхватил у дяди направленное на него ружьё. Всё верно: угрожая — выполняй.

Дурсли получили назад свой завязанный узлом гладкоствол, а Гарри ещё раз задумался, не в конспиративной ли квартире Хагрида они находятся. Ну правда ведь: вернулся трудяга с вечерней смены, а тут какие-то тараканы попискивают и отдохнуть мешают.

— Дык о чём бишь я, — шумно выдохнул великан после того, как подтащил софу поближе к камину. — Стал быть, с днём ражденья, Гарри. Ты теперича подрос и… Да! Я ж тебе гостинцев там… щаз… Д’хде ж она, каналья… Во! Малость мятая, дорогой семши… Но ты не смотри, а пробуй: вкусу от такого токмо слаще!

В руках у Гарри оказалась ярко раскрашенная коробка. Когда молчание затянулось, коробку пришлось открыть и сказать «Спасибо». Так-то Гарри решил сегодня говорить по минимуму, потому что орать друг на друга предстояло взрослым, но бывают моменты, когда ничего не говорить невозможно.

Внутри нашёлся шоколадный торт вполне профессиональной работы. Торт был раздавлен, но зелёная надпись «С днём рождения, Гарри» угадывалась уверенно. Мальчик задумался, кто мог его испечь и кому пришлось сообщить имя Гарри. Надпись не содержала Хагридовой грамматики, да и в хижинном очаге без духовки можно приготовить разве что каменные кексы на закрытой сковородке.

— Ну так чего-сь там с чаем? — спохватился Хагрид, после того как молчание над открытой коробкой тоже затянулось. — И покрепше чего мечите, повод бяжет… А, тролльи пузова, нешто сложно хочь огня затеплить…

Обнаружив наконец холод в помещении, Хагрид присел у потухшего камина и завозился в нём своим зонтом будто кочергой.

— Всё у маглов через жопу, даже… кхм… Ну так-то лучше!

Когда великан поднялся, в камине уже вовсю полыхал гудящий огонь. Без дров, сам по себе. Точно так же, само по себе, в хижине стало тепло и уютно.

Хагрид на содеянном не остановился и приступил к опорожнению карманов. На свет появились большой столовский чайник, средний заварочный чайник, крохотный чайничек для пахучих трав, пара литровых кружек «добавки не надо», видавший виды закопчённый шампур, упаковка сосисок… Гарри моргнул. Это тот самый Хагрид, который не умеет пользоваться магловскими деньгами?

Основательно приложившись к бутылке с чем-то жёлтым, Хагрид затеял пожарку сосисок на огне. Запах поджариваемой колбасы — это именно то, чего не хватает голодным Дурслям в половину первого ночи. Гарри вздохнул. Оно, конечно, трогательно и заботливо: обогреть, накормить, защитить мальца… Но куда проще было бы не выгонять их всех на стылые скалы. Впрочем, Гарри понимал, зачем оно всё происходит и к чему задумано.

— Дадли, не бери у него ничего! Не вздумай к этому прикасаться!

Гарри полностью одобрял дядин подход. Книжный герой был удивительно некритичен к происходящему, а началось это именно с одиннадцатого дня рождения и по сюжету продолжится до момента, когда мальчик «проснётся» в Хогвартсе в первый раз. Гарри был настроен идти другой дорогой.

— Твой пузан ширше свинка на откорме, — мрачно ухмыльнулся Хагрид. — Свой кусок завсегда выжрет. Держи, Гарри. Эт’ всё тебе.

Что-то в который раз царапнуло слух. Принимая жирные поджаристые сосиски и присоединяя их к коробке в руках, Гарри попытался поймать за хвост понимание, что же ему не нравится в происходящем. Вроде всё идет, как в книге, за исключением его-книжного глупых реплик… За исключением…

— Ешь, не робей! Вона тощий какой да мелкий!

— Они горячие, — рассеянно отбоярился Гарри, думая о своём. И… не смог подавить размашистый зевок, вырвавшийся из челюстей совершенно против воли. Когда ж ты дашь поспать нам, stranger in the night…

«Вингардиум Левиоса»

Именно в этот момент в голове сложилось несколько кусочков мозаики, и Гарри был вынужден усилить контроль над лицом своим старым проверенным способом.

Хагрид. Он ни разу не представился, не произнёс своё имя. Это понятно: Гарри всё это время молчал и вопросов «кто вы, мистер» не задавал.

Но и Дурсли не озвучили этот вопрос ни разу. За все прошедшие полчаса. «Немедленно покиньте» и прочее, но не «да кто вы вообще такой, чума вас задери»!

Получается, вся эта вопиющая фамильярность, с которой Хагрид вломился в их убежище — это не хамство. Они знакомы. Хагрид не к себе домой завалился, а — к презренным, но знакомым маглам. К большому их сожалению — обоюдно и давно знакомым. Именно поэтому Дурсли особо и не дёргаются.

Хотя почему-то и не прячут Дадли в другую комнату. Уверены, что… А ружьё тогда зачем? Они ждали кого-то другого?

— В конец приморенный, гм… Вы чего-й ему спать-то не даёте, изуверы? Сон харчей не тянет, ежели вкрай стыдобу потерямши, дык чего ж… Тьфу, каналья! Я ж главное забыл!

Хагрид залез по локоть в нагрудный карман, долго там копошился и извлёк-таки наружу знакомый желтоватый конверт. Как и всё у Хагрида — слегка помятый.

— Во! Велено доставить в руку и тобой непременно прочитаться. Чтоб, значит, всякие препоны помехов не мешали и козней не козлили. Держи!

Конверт был решительно предъявлен получателю. Повозившись с перегруппировкой конечностей, всё ещё удерживавших Хагридовы подарки, Гарри забрал письмо и положил его на коробку. Точнее, на сосиски, лежащие на коробке.

Адрес на письме оказался примечательным: «Мистеру Г. Поттеру, Море, Хижина на скале, На пол». Желание пририсовать восклицательный знак было почти непреодолимым.

— Ты читай, Гарри, читай! Дай подсоблю…

Хагрид ухватил письмо, вскрыл конверт и сунул мальчику лист с уведомлением о предоставлении места в школе чародейства и волшебства. Возражения мальчика «я уже его читал» услышаны не были.

— Хогвартс, Гарри! Ты ж вестимо слышал, что за штука Хогвартс?

— Угу. Тут написано.

— «Угу»? Да вы… Вы что, ему рассказали? Тьфу, каналья! Вы что, ему не рассказали?

— О чём? — с горечью нарушила молчание тётя Петунья. — О чём ему МЫ должны были рассказать? Почему МЫ, а не ВЫ?

А Гарри вдруг понял, что тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос. Если, согласно книге, его прятали от мира магов, чтобы Гарри не искал магов, не узнал от них о своей исключительности и не возгордился, то почему дядя и тётя, обычные люди, должны были рассказать племяннику именно об этом: о мире магов, о героизме его родителей и о его, Гарри, выдающейся исключительности?

— Да тролльи ж ваши бошки! — взревел великан и топнул по полу так, что тётя в ужасе отшатнулась и в дальнейший разговор не лезла. — Знамо дело, наши письма вы окрали, но чтоб за Хогвартс ему и слова не сказамши…

Ребёнок живёт у маглов, ходит в магловскую школу и ни одного мага по соседству не имеет. И тут добрые — допустим, на самом деле добрые — опекуны рассказывают ему, что он волшебник. Станет ли такой ребёнок молчать, на людях или в школе? Кто будет расхлёбывать последствия, если магический мир до времени отрёкся от мальчика, как от чумного?

— Ты, Гарри, видать жутко непытлив, ежели ни в раз не спросимши, где твои родители всему научались и… ГАРРИ!

Мальчик вздрогнул, разлепляя глаза и выныривая из дремоты. Сон подкрался незаметно, слишком много приходится думать на туманную голову. Вот поэтому завтра он должен быть свежим и выспавшимся! А тут этот… негодующий правдоруб завёл свою шарманку и не даст поспать, пока «вечер откровений» не исчерпает.

— Погодь кемарить! Ты хоть понял, хто твои родители? Хто ты сам-то есть?

— Я запрещаю! — не выдержал долго закипавший дядя Вернон. — Я запрещаю, слышите? Прекратите немедленно! Я запрещаю вам что-либо ему рассказывать!

— А то что, Дурсль? Чего ты мне…

— Сами его забирайте и воспитывайте, если такие умные! А нет, так…

— ХА! Пожарь яичницу на своей красной роже! — Хагрид самодовольно задрал бороду, едва не задев потолок. И, демонстративно рисуясь перед бессильным Верноном, сдал главную тайну дня: — Ты волшебник, Гарри!

Слова канули в тишину. Долгую тишину. Главный потребитель этого спектакля как-то вяло реагировал на кульминацию: просто стоял и терпеливо ждал продолжения.

— Гарри?

— Да.

— Чего-й «да»-то? Не кемарь! Ты — волшебник!

Гарри вздохнул и приподнял руку с письмом.

— Здесь — написано. Я получил ваше письмо неделю назад. Я знаю, что я волшебник. И про Хогвартс. И про веники, и про жаб, и про директора… — Гарри запнулся и сверился с последней версией почтового спама, — Дамблдора.

Увы, чуда не произошло. Директор за последнюю неделю не поменялся, имя абитуриента — тоже. А ещё говорят, что магия существует!

— Э-э… — Хагрид на секунду завис, но быстро нашёл виноватого. — Дык, стал быть… Сову-то штож не прислали, ежели всё ведомо? Я вам тут калоши тру… А, копыта горгоны! Я ж совой и отписать должон! Так, щас… Сызнова скрылозом завертело… Да где ж оно…

После ещё одного рейда по карманам на столе появился мятый бумажный лист, перо, чернильница, палка сургуча, бечёвка, латунная печать, живая сова… Сову Гарри стало жалко: ей последнее обиталище было не по нраву и она немедленно выразила это возмущённым криком. Крик подействовал на Хагрида не больше, чем шумы в уборной.

— Дорогой… проф… фесор… Дам… Дум… Дай-ка своё письмо, Гарри. Ага… Дум… бле…

Хагрид елозил пером, высунув от усердия язык. Определённо, письменная часть бытия не являлась его сильной стороной. Гарри уж было примирился с потерей ещё двадцати минут ночного сна, но спектакль поломал Вернон.

— Ну вот что! — дядя решительно шагнул вперёд. — Он никуда не поедет, ясно?

— А ты давай, помешай ему, — с удовольствием переключился на устное общение Хагрид. — Я б посмотрел на этот цирк.

— Мы согласились его оставить только потому, что могли вырастить нормального человека! Нормального, слышите? Мы поклялись искоренить весь этот вздор! Какой ещё волшебник? Посмотрите на себя: где он и где вы?

Гарри мог бы с этим поспорить. Нормального человека растят иначе, и начать можно хотя бы с одежды. Что-то всё же с ней не так, с этой его одеждой у Дурслей.

— Да вы!.. — Хагрид тоже стал закипать. — Вы хоть знаете, кто он? Он… Да каждый наш дитёнок «Гарри Поттера» с колыбалей слышит, а вы мне тут… ХА! Да вы ж и так всё знамши! Изначала знамши и назло ему таили!

Великан вовсю пытался заинтриговать Гарри намёками на знаменитость и привлечь светлой памятью о родителях, но мальчик безучастно смотрел на огонь в камине. Тётя Петуния вела экспрессивный рассказ о своей сестре, о лягушачьей икре и ненормальном Джеймсе Поттере, однако Гарри всё это уже читал и мог бы сам рассказать больше.

Например, что его отец вовсе не «взорвался», а вполне себе жив и здоров, греет пузо на…

— АВТОКАТАСТРОФА?! — заорал Хагрид. — Да штоб Лили и Джеймс могли сгинуть в какой-то автокатастрофе? Срамота! Скандал! Гарри Поттер — это Гарри-то Поттер! — не знает своей истории, а он у нас…

Занятно, но когда Хагрид волнуется, с него слетает этот просторечный скрэмблер. Гарри вздохнул, собрался и внимательно оглядел комнату. Дадли пятился от разошедшегося лесника вместе со старшими, никаких съестных припасов в поле зрения не было. Кроме тех, что были в руках Гарри.

Единственной причиной, по которой мальчик всё ещё держал в руках торт с сосисками, было уберечь от расправы кузена. Сейчас дядя Вернон полезет на рожон, Хагрид разозлится, и тут ему на глаза попадётся чавкающий Гарриным тортом Дадли. Так было в книге.

Какими бы Дурсли ни были жмотами, но Гарри с ними предстояло жить ещё семь лет.

— Кусок старушачьего бреда, — вдруг совершенно спокойно произнёс Вернон. И повернулся к Гарри. — Послушай меня, парень. Я допускаю, что с тобой что-то не то, хотя вести себя на людях ты умеешь. Но что касается твоих родителей — да, они оба были колдунами. И да, я считаю, что миру стало спокойнее без них. Но их печальный конец был закономерен, я всегда так говорил. Как только ты связываешься с этими ненормальными типами, твоя судьба…

Хагрид схватил зонтик и направил его на дядю.

— Я тебя предупреждаю, Дурсль. Ещё хоть слово!..

Дядя побледнел, но взгляда от великана не отвёл. Однако был вынужден замолкнуть, потому что его ухватила за руку Петунья. Что и говорить, у Вернона за спиной семья, а умному сказано достаточно. Затыкать рот силой — хреновый аргумент, жаль что сам дядя об этом вспоминает, лишь столкнувшись с ещё более непреодолимой силой.

— Так-то лучше, — буркнул Хагрид и уселся на жалобно скрипнувшую софу.

После чего нахмурился, пытаясь вспомнить, о чём вообще шёл разговор. Гарри вновь заразительно зевнул — не то чтобы совсем без намёка, но подействовало это не так, как задумывалось. Ассоциативная цепочка спихнула Хагрида на старую дорожку.

— Да… Стал быть, волшебник ты, Гарри. Сильный волшебник. Ну, будешь, когда выучишься. Не веришь?

— Если в вашей школе выяснится, что я не волшебник, меня просто отправят назад, не так ли? — рискнул поторопить подачу информации Гарри.

Впору было взывать к магии, чтобы Хагрид не завёл сегодня Большую Балладу о Волдеморте. Со всеми фольклорными оборотами от рассказчика и комментариями от Дурслей это точно затянется до утра. Спать придётся стоя.

Гарри уже многократно проклял Дамблдора с его дурацкой игрой. Да неужели для судьбоносного разговора нельзя выбирать более детское время? Это всё ещё высокое искусство или уже маразм?

— Да где ж это видано, чтоб сын Лили и Джеймса Поттеров — и волшебником не вышел? — опять начал возбуждаться великан. — И думать забудь, ясно тебе? Ты, ежели хочешь знать…

Не прокатило. Молчать нельзя, говорить нельзя, хамить что ли начать? Нет, хамство — путь в один конец. Но, как говорится, бойся своих желаний.

— Можете угрожать мне сколько угодно, но платить за его школу я не собираюсь, — вновь не выдержал Вернон. — Я читал ваше письмо. Для обучения ему требуется куча вашей ненормальной ерунды, вроде гримуаров и палочек.

— Ежели он туда идёт, ни один магл в том остановить его не волен, особливо такой здоровый, как ты. Сына Лили и Джеймса Поттеров, да не пустить в Хогвартс — ты совсем сдурел? Гарри вписан туда родимшись, ясно? А стал быть и школа ему как есть лучшая, и сем зим спустимши он и сам себя не узнает, так-то! И жить ему там дадено с такими как он, и директором ему сам’ где ни есть великий Альбус Дамблдор…

— Я не буду платить за то, чтобы какой-то чокнутый старпёр учил его колдунским фокусам! — проревел вышедший из себя Вернон.

Дохрюкался.

— НИКОГДА! — зарычал Хагрид, поднимая зонтик. — Никогда не смей оскорблять при мне Альбуса Дамблдора!

Сверкнуло синим, грохнуло петардой, и… Дадли завопил от боли.

Гарри оцепенел. За что?!

Дадли орал, держался за задницу и не знал, куда себя деть. Оказывается, принудительная трансформация в исполнении неумехи — это очень больно и ни разу не смешно. Старшие Дурсли наконец осознали, рядом с какой бездной всё это время находились, схватили мечущегося сына и ретировались в соседнюю комнату.

Послышался звук сдвигаемой для баррикадирования мебели, а потом завизжала от ужаса Петуния. Глухо завизжала, потому что зажимала рот рукой. В отличие от развлекательной книги, в реальности хвост сам собой одежду не прокалывает.

Гарри не понимал, что же он сделал не так. Дадли за всю встречу не издал ни звука. Единственное его проявление — оживился при жарке сосисок. Но Хагрид выбрал самого слабого и ударил по нему садистским проклятием. Не Вернона ударил, нанёсшего оскорбление. Ребёнка. Безоружного. Смертельным оружием мага.

— Осерчал я малость, — сокрушённо крякнул Хагрид. — И не вышло ведь, чего хотел. Я ж свиньёй его делал, а он, вишь, и без того уже свинья. Токмо хвост и вылез у поросятины.

Гарри похолодел. То есть нам ещё и повезло, а вообще-то задумывалось превратить Дадли в поросёнка? Навсегда? Потому что хвост никуда не исчезнет и Дурсли через месяц повезут сына к хирургу.

За что?

— Ты это, Гарри… Не говори никому, лады? Мне ж чудесать не можно, токмо малости там. Тебя вот нашедши да письмо отдать.

Гарри посмотрел на Хагрида и не нашёл в его тёмных глазах ни капли сострадания к изуродованному ребёнку. Только беспокойство за собственный нагоняй. Опустив взгляд, мальчик подошёл к столу и молча положил на него коробку со съестным.

Это было нерационально, недальновидно и непозволительно дерзко для слабого сироты в преддверии предстоящих событий. Но мальчик ничего не мог с собой поделать. Хагрид — равнодушный подонок. Разделить с ним трапезу — значит стать таким же подонком и принять ответственность за содеянное. Неважно, чем ему грозит такой демарш: Гарри *самому себе* этого не простит.

Подойдя к софе, мальчик взял с неё одеяло, которым укрывался Дадли. Дурсли вряд ли снимут баррикады до полудня, Хагрид тем более не замёрзнет под своим пальто, да и на диване с камином под боком. А Гарри оно пригодится, чтобы не околеть до утра в хижине с выломанной дверью.

Добавив к одеялу собственный «свитерный матрас», Гарри отошёл в самый дальний угол, постелил себе на полу, лёг, отвернулся к стене и затих.

— Дык а… Чаёк-то поспел как раз…

Гарри очень не хотелось ночевать в одной комнате с жутким великаном. Но сегодня он на собственном опыте убедился: магу может противостоять только маг. В их семье из магов — только он один. А значит, его место сегодня здесь.

И пусть сам Гарри мало что может противопоставить взрослому волшебнику с колдовским зонтиком. Но пока Дамблдор не сказал «фас!», Хагрид его не тронет. А пока Гарри находится здесь, никто не будет ломиться к Дурслям.

— Мордредовы маглы… Всё у них через… — В бутылке обильно забулькало. — Хух… Весь вечер кентаврам под нужник…

О руководителе можно многое сказать по подчинённым. Хагрид — правая рука Дамблдора. Если Хагрид творит такие вещи, Дамблдор его за них не наказывает. Если Дамблдор не наказывает, он не считает такие вещи чем-то плохим. Если он не считает такие вещи плохими для подчинённых, он и сам их творит. Потому что себе обычно позволяют больше, чем подчинённым. Ну не Хагрид же устроил весь этот террор с макулатурой, в самом деле!

— Да не вопи ты так… На вон, сосиски пожри, а там до́клад Дамблдору отнесёшь… Ненавижу я пыргаментом шкрябать, хто б знал как…

Чем тёмная магия отличается от светлой? Питается ненавистью и калечит души её адептов? Тогда сегодня Гарри видел именно её. Не похоже, чтобы Хагрид делал из Дадли свинью с добрыми чувствами или от большой любви. А душе его давно не хватает некоторых важных частей: сострадания, например, или хотя бы ощущения, что он делает что-то не то.

«Вингардиум Левиоса»

Довольно себя накручивать. Без дополнительной информации получаются не далеко идущие выводы, а бессонница на остаток ночи. Лучше укутаемся в добрую магию, и да будет наше утро мудренее… мудренее чем…

Минуту спустя мальчик уже видел первый сон. Детские нервы обладают удивительной способностью к регенерации и стрессоустойчивости. А если бы света в хижине было чуть больше, внимательный взгляд мог бы разглядеть странный танец, который выплетала песчаная пыль вокруг свернувшегося калачиком ребёнка. Резвый и злой сквозняк, беспощадно выхолаживающий всё, что ниже колен, возле этого танца деликатно притормаживал, гармонично вплетался в узорную негу и навёрстывал упущенное лишь где-то под потолком. И ей-же-ей, не стоило любопытным взглядам на своей шкуре проверять, чего ещё припасено у этого танца для посетителей плотнее сквозняка и грубее свежего воздуха.

Это было любимое заклинание юного мага, а любимые заклинания всегда умеют чуть больше, чем изучаемые из-под палки.

* * *

Следующее после «Люмоса» заклинание у Гарри освоилось только спустя четыре месяца. И было это «Агуаменти».

То есть пробовал-то Гарри многое из книги, выглядевшее достаточно простым: «Репаро», «Темпус», «Акцио», «Тергео»… Но ничего из этого волшебства не желало воплощаться в реальности. Гарри не унывал и проявлял изобретательность: перебирал разные подходы, мог неделями сосредотачиваться на одном «проекте», а мог и чередовать сразу несколько, чтоб глаза не замыливались.

Для «Агуаменти» мальчик, конечно же, привлекал всё, что связано с водой. Колдовал на берегу пруда и в ванной, гипнотизировал струйку воды из-под крана и стоял под дождём. Делал кораблики, мыл руки в лужах и пытался почувствовать влагу в земле. Не пренебрегал ни льдом из холодильника, ни паром над чайником, ни комбинированием всех трёх агрегатных состояний вместе. А однажды Гарри специально не пил целый день, надеясь, что магия ответит жаждущему волшебнику. Тщетно. Она и не таких хитрецов повидала.

Как и в истории с «Люмосом», всё произошло случайно. Оказалось, что под колдующей рукой нужно было разместить чашку. В груди у Гарри тоскливо похолодело, а обе кисти ослабели от стужи: он держал злополучную чашку в руках. Произошло это на кухне, так что внезапно потяжелевшую посудину Гарри выронил и разбил, за что получил нагоняй от тёти. Промучившись полдня с непослушными руками и отогревшись лишь к вечеру, Гарри записал себе в актив новое заклинание.

Выяснилось, что «Агуаменти», в отличие от «Люмоса», работает не всегда. Вода не должна материализовываться зря — таково было основное условие, нащупанное методом проб и ошибок. Ты мог наполнить кружку, ведро или даже ванну, но вода должна была попадать *куда-то*. Она «не брала платы» за создаваемый объём, но нельзя было просто взять, «открыть кран» на пыльную землю и уйти по своим делам. И да: в отличие от книги, вода не выстреливала холодной струёй из руки — она просто появлялась в сосуде. Тихо, незаметно и вся сразу.

Немного позже Гарри освоил и «бессосудный» режим этого заклинания. Материализуемую воду можно было и куда-то изливать — на тушение огня или полив растений, например, — но в этом случае приходилось заметно напрягаться, чётко представляя, *зачем* ты эту воду льёшь, куда и в каких количествах. «Наполни эту чашу» получалось намного проще.

Вооружившись этим принципом, планку «Акцио» удалось взять быстрее. Выяснилось, что просто сказать «Акцио нужная вещь» решительно недостаточно. Ты должен или очень хорошо знать разыскиваемый предмет, или весьма неплохо представлять, как бы ты его искал. Первое подойдёт для поиска личных вещей («Акцио ключи от дома»), второе — для добычи («Акцио форель»). Представил недостаточно чётко — заклинание не сработает.

Смахивает на кашу из топора, скажете вы? Ну так и манящие чары — вовсе не панацея для лодырей, подносящая тапочки или кофе по щелчку пальцев. Они — инструмент решения более сложных задач: достать провалившуюся в дренажную решётку запонку, например.

И вообще, один из основных выводов, которые Гарри сделал для себя к своему одиннадцатилетию, гласил: магия — не сказка. Волшебство всегда работает вместе с волшебником. Вместе, а не вместо. Заказать магии построить себе за ночь дворец с хрустальным мостом, а самому по-барски завалиться спать — такое действительно было возможно только во влажных мечтах отпетых лентяев и недальновидных дураков. В мечтах, которые по непонятным причинам именуются в нашем мире сказками и рекомендованы к прочтению всем без исключения детям в первые десять лет их жизни.

А Гарри не мог себе позволить жить в этой сказке. В любой сказке неизменно весело лишь читателям да садисту-сказочнику. Поменять бы их местами с главными героями, но такого чуда никакое колдунство никогда не выколдовывает.