Тайны Малого двора (гет)

Первым от шока отошел министр.

— Ранена? — Дарклинг протянул к ней руки, словно намереваясь взять ее за плечи, но передумал. — Кости целы?

Алина с неприязнью покосилась на него, потирая ушибленный бок. Затылок гудел, точно рой рассерженных пчёл. Неприятный комок в горле подступал ближе, стоило ей закрыть глаза. «Ничего с тобой не случится, говорили они», — сморщилась Алина про себя, ковыляя до машины.

— Угум. Дайте аспирин и с… стакан воды, короче.

— Потерпите до Малого. Аспирин усложнит целителям работу.

«Что еще за? Нашли дуру, под нож к этим коновалам! Нет уж, я как-нибудь сама потом до районной больнички доползу. Не надо нам ваших хилеров».

— Хуителям, — вполголоса буркнула Алина. После всего, что случилось, министр вел себя так, словно только что вышел со светского раута. И это, блин, неимоверно бесило. — Дайте аспирин, банкетку на поспать и от… пустите с миром.

— Не выражайтесь, — генерал даже не обернулся.

Вдалеке снова послышалось тарахтение автоматов. Генерал нажал на наушник.

— Фёдор, что там у вас?

Что ответили в наушнике, оставалось загадкой, на которую Алине совсем не хотелось знать ответ.

— Одного оставьте, — распорядился министр.

Когда они вернулись к машине, один из амбалов открыл ей дверь. Министр сел за руль и еще секунду недовольно разглядывал кучу кнопок и индикаторов на приборной панели. Затем буркнул в ее сторону:

— Пристегнись.

Оглянулся через сиденье, сдал назад и выехал из кустов на асфальт. Неуклюже развернувшись, машина покатила прочь от места засады. Где-то гулко протарахтела автоматная очередь. Потом все стихло. Дарклинг включил фары, но работала только одна. Рассеянным жестом покрутил колесико радиоприемника: за городом стабильно ловился белый шум — да пара каких-то хрипящих песенок из дачных каналов.

Алина беззвучно фыркнула носом.

Черный «рено» набрал неприличную скорость. Алина сжала ручку двери ледяными пальцами: она уже несколько раз успела вручить себе воображаемую шоколадку за пристегнутый ремень. Видя следы пуль на стеклах — отводила глаза. От мелькающих фонарей плясали мушки.

Из приоткрытого окна тянуло холодком: министр спустил стекло на сантиметр. Достал зубами из портсигара сигарету без фильтра. Неверным пальцем, дважды промахнувшись, мазнул по колесику зажигалки с откидной крышкой. Запахло ядреным табаком.

— Лес рубят — щепки летят, — сумрачно пояснил он. Вероятно, генерал ждал хоть какой-то реакции, но Алину подмывало только сплюнуть в окно. — Дрюскели наверняка хотели сорвать переговоры с Литславой, а ты попала под горячую руку. Добро пожаловать в политику, Алина Старкова.

Та закашлялась.

«Чтоб тебе эта политика ночью икалась, сукин сын!» — зло подумала она в ответ на генераловы объяснения, совершенно забыв, что про министров так думать не положено.

Если бы не паршивый цирк с дрюскелями, Алина бы точно спросила у генерала две вещи: откуда этот демон ночи знает ее имя, и не он ли велел дернуть ее из уютной обшарпанной общаги, как Гэндальф хоббита.

— Гримьерша сточит ножки своего кресла, когда поймет, что упустила.

Лицо Алины не выражало никакой радости по этому поводу.

На самом деле, ехать с министром непонятно куда после нападения и той странной вспышки ей вообще не хотелось. Хотелось вернуться в общагу и бодаться с соседкой из-за разбросанных вещей. Алина сглотнула. Она старалась не думать, что будет, когда та придет из магазина и обнаружит, что все вещи на месте, ее самой нет, а мобильник, посеянный в лесу, — ясен красен! — не отвечает.

— Черт! — процедил министр с сигаретой в зубах, морщась, как от головной боли. — Весь мой чертов график по…

Он осекся, покосившись на нее. Затем вытащил изо рта сигарету. Опять уставился на дорогу. Выглядел Дарклинг озадаченно, как пыльный шахтер, который выиграл билет на кругосветку и изо всех сил думает теперь, что с ним делать.

Память услужливо подкинула Алине широкоскулое лицо Мала. Да он с ума сойдет, пока она тут катается! А уж если узнает, что случилось… К горлу подкатил ком, но Алина подавила его: не хватало еще разреветься при этом… министре. Она отвернулась к окну, даже не стараясь отвечать генералу.

Одинокая фара мазнула кругом света по черно-белому дорожному указателю. «Тарковка», — успела прочесть Алина. Мозг, слишком уставший для бдительности, подкидывал обрывки анекдотов про новых равских и сердитые шепотки керамзинских нянек.

Лес остался позади. Машина сбавила скорость, въезжая в поселок. Ровную, как скатерть, центральную дорогу освещал ряд фонарных столбов. Приглядевшись, Алина заметила, что они обвешаны камерами, и на всякий случай отодвинулась подальше от окна.

Вдоль дороги теперь мелькали то стриженый газон, то высокие узорные заборы. Казалось, эта часть города сплошь состояла из пустых велосипедных дорожек, стриженых деревьев и аккуратно вычищенных тротуаров. Кругом возвышались вторые и третьи этажи неприлично богатых домов. Со всеми шишечками на воротах, со львами и амурами, с вензелями, флюгерами и балкончиками район виделся Алине не то каким-то марципановым, не то музейным экспонатом.

— Ты что-нибудь знаешь о Малом дворце? — вдруг спросил министр. Он воспаленным взглядом смотрел на дорогу, не обращая ни малейшего внимания на пасторальный Беверли-Хиллз.

Алина пожала плечами. Малый дворец для нее был еще одним домиком для богатых буратинок, золотящих на досуге ёршики.

— Вот молодёжь, — министр сердито постучал пальцами по рулю. — И чему вас только учат?

Затянувшись еще раз, он высунул пальцы на улицу, затушил окурок о стекло и бросил его на дорогу.

— Малый дворец — это убежище. Для таких, как ты, от таких, как дрюскели. Ты хоть про дрюскелей-то знаешь?

Алина угрюмо кивнула. Нашел, блин, о чем спросить!

Когда поселок остался позади, их снова окружил лес. Вскоре мигающий круг от единственной фары осветил огромные, метра на три, решетчатые ворота с двуглавым белым орлом посередине.

Из будки вышел одетый в черную форму часовой с автоматом наперевес. Увидев министра, он резво отдал честь и хотел было пропустить их, но Дарклинг взъелся:

— Устав для красоты написан, сержант? Я что велел?

— Действовать по протоколу, товарищ генерал.

— Так выполняйте!

— Есть выполнять протокол, товарищ генерал! — Бедолага вытянулся в струнку. — Предъявите ваши документы!

Раздраженный министр вытащил из внутреннего кармана кефты какую-то ксиву. Раскрыл ее часовому. Тот еще раз отдал честь и, наконец, махнул кому-то рукой.

Ворота распахнулись, и они въехали внутрь. Снова мимо проносились фигурно обчекрыженные деревья, но все пряничные домики Тарковки сдохли бы от зависти перед зданием, что возвышалось слева от дороги.

Алина приникла к покрытому трещинами стеклу.

— Большой дворец, правое крыло, — презрительно бросил ее спутник, — самое уродливое место в мире.

Уличные фонари освещали колонны, фронтоны и узорную лепнину под крышей. Не будь дворец таким огромным, он тоже казался бы кукольным. На секунду позабыв про лес и фьерданских гадов, Алина по-детски открыла рот.

«Ну нихуясе! Шутит он так, что ли? С другой стороны, лепнины тут действительно многовато».

Все же Большой даже в свете фонарей был вычурней, чем любое здание, которое она когда-либо видела: террасы полнились статуями, блестящие окна шли ряд за рядом в три этажа, и каждое было украшено тем, что, как Алина подозревала, не просто позолота.

Ей вдруг ярко вспомнилась бетонная коробка универа, продуваемая всеми ветрами зимой, — с единственно красивым главкорпусом, — и сказочный налет как рукой сняло.

«Буржуи!»

Миновав кукольный, нарочито аккуратный керчийский мостик, они снова остановились рядом с будкой. Теперь, вместо дворца, слева, возвышалось другое здание из красного кирпича с белыми узорами. Он нависал над гравиевой дорогой, отбрасывая длинную темную тень. Несмотря на то, что этот краснокирпичный терем был раза в три меньше дворцового крыла, впечатление он создавал неприятное, почти гнетущее. Алине невольно вспомнился безликий майор Голицын и, — непонятно почему, — рассказы про Тайную канцелярию в книжках из православных лавочек.

Генерал во второй раз показал кому-то пропуск, и машина снова тронулась черепашьим ходом.

«Интересно, а по верхушкам местных заборов пускают ток?» — внезапно прорезалась совсем непохожая на весь здешний пафос, мысль, и Алина запоздало обрадовалась ей. Ком все еще был где-то внутри, как завонявший в кастрюле суп, но пока он был прикрыт крышкой. С губ сорвался легкий смешок.

Алина тут же неприязненно покосилась на генерала — не заметил ли? Она вдруг подумала, что он и так видел больше, чем следовало. Давать же слабину при чужих было не в ее правилах.

Машина катилась дальше по дорожке, удаляясь вглубь парка — мимо живой изгороди лабиринта, мимо круглой лужайки и огромной теплицы с запотевшими стеклами. Они нырнули под кроны небольшой рощицы, достаточно густой для длинной арки. Через крышу сплетенных ветвей мерцали звезды.

Когда внедорожник, свернув еще раз, остановился на парковке, волоски на Алининой руке поднялись дыбом: ее охватило странное предчувствие. Будто она находится на границе двух миров, и скоро будет что-то совершенно особенное.

— О, — выдохнула она, выходя из машины. — А Малый он, потому что царь комплексует?

Прямо перед ними возвышались стены высокого, в три этажа, каменного терема с резными окнами, башенками и куполами. Глаза разбегались от цветов и узоров. Среди керчийского лоска аккуратных дорожек, стриженых газонов, фонтанов и клумб, Малый дворец был похож на застывший осколок чужой эпохи.

Его стенам нужны были не фонарные блики и объективы камер, а песни опричников, вино в старинных кубках, лай собак и песня охотничьего рога.

Дарклинг хлопнул дверью следом. Желтоватый свет фонарей лежал на изможденном лице министра, накидывая ему лет десять. Уголок его губ подозрительно дернулся, но на свой дворец он смотрел с такой гордостью, будто лично строгал узоры наличников и красил ромбики у шатров.

— Поаккуратней с языком, у нас не демократия, — вполголоса произнес Дарклинг, чуть наклонившись к ней. От него пахло табаком и порохом.

И они поднялись по каменным ступенькам крыльца, окруженного массивными резными столбами. У полукруглой двери стояли навытяжку двое опричников в черной форме. Алина приняла бы их за обычную охрану, если бы не единое на двоих, подчеркнуто профессиональное, выражение лиц.

Несмотря на явно потрепанную куртку и видавшие виды джинсы, пренебрежения эти бугаи не выдали.

«Стопроц насмотрелись на всяких додиков и похлеще!» — метко определила она.

Внутри Малый оказался еще красивее, чем снаружи: чего стоили например, одни бирюзовые двери с перламутровыми вставками! Алина украдкой коснулась их рукой.

«Охренеть! Сколько лет и рук понадобилось, чтобы создать такое место?»

— Отведите ее в Звездные покои, — бесстрастно скомандовал рядом с Алиной генерал, даже не взглянув на нее. Он достал телефон, что-то проверяя на дисплее. Два вооруженных до зубов охранника в местной униформе, косо посмотрев на ее грязные ботинки, шустро повели ее куда-то по коридору.

Алина презрительно фыркнула и, показательно не снимая обуви, захлюпала по ковру, оставляя мокрые следы. Спина в черном даже не обернулась.

«Ну и ладно! Подумаешь!»

— Эй, вы! — громко сказала Алина спине. Дарклинг замер, подняв голову. Поняв, что ее слушают, Алина продолжила уже обычным тоном. — Типа… Спасибо, что спасли мне жизнь.

Слова давались тяжело. Бок немилосердно болел после лестницы, а голова… Алина от всей души понадеялась, что дотерпит, куда бы ее не вели.

Лучше уж там где-нибудь сдохнуть, чем еще раз устроить прожектор перисхилтон, беспомощно вцепившись в руку министра.

— Ну, че встали? Не вдовы! — окрикнула Алина подозрительно молчаливых охранников и резко, игнорируя боль, зашагала дальше по коридору. Она держалась из последних сил, чтобы дожать несколько шагов до белой, как у Джейн Остин, двери.

* * *

Когда ее завели в неслыханных размеров комнату, Алина выждала, пока закроются двери, и только тогда мешком осела на пол. Комната — нет, это действительно гребаные покои! — словно сошла с картинок о графинях и маркизах. Повсюду обретались пастельные тона, высокие потолки и полупрозрачные шторы, изогнутые кресла и пуфики всех сортов.

Посреди всего этого безобразия в духе мадам Помпадур на белоснежном ковре стоял промышленных масштабов траходром.

«Простите нахуй, но это единственное, что можно делать на этом старомодном кошмаре! Еще и с кокетливым балдахином», — приподняла брови Алина.

Она вдруг остро ощутила свое несоответствие этому месту. Драные джинсы, куртка с пустыми карманами, из которых торчал синтепоновый подклад, расхлябанные уродливые боты. Вдобавок ребро ныло до сих пор, да и умыться бы с дороги не мешало.

«Хороша царевна!» — едко подумала Алина, стаскивая с себя все, кроме белья.

Осмотревшись как следует, она доковыляла к еще одним белым дверям, попроще и с кокетливой белой ширмой. За ними оказалось странное помещение с ванной в винтажном стиле. Даже подставка для душевого шланга казалась ей чем-то смахивающей на позолоченные рожки телефона тридцатых годов.

В помпадурской удачно нашелся шкаф с разномастными халатами. Прикинув, что раз спрашиваться не у кого, а хата теперь ее, Алина стрельнула ближайший, дымчато-мышиного цвета — и уже в полуджазовом будуарчике откопала шкаф со всякого рода банными прибабахами.

Понежившись вволю в пахнущей духами ванной («Кайф!»), Алина нырнула в бархатный халат. Распаренная, она доползла до кровати и как-то совсем незаметно для себя, даже не откидывая одеяла, уснула.

Она спала так крепко, что не слышала ни чужих шагов, ни озабоченного женского цоканья. Она даже не поняла, когда ее, точно ребенка, уложили уже на расстеленную простынь и заботливо накрыли пуховым одеялом.

Шаги удалились и затихли в коридорах дворца.

* * *

— Засада, — мрачно сказал Федор и повернулся к Алине. — Сиди здесь.

Он выскочил из машины вместе с другим сердцебитом.

Немного погодя снаружи послышались выстрелы, крики и отчетливый металлический запах. Алина беззвучно сползла на пол, натянув кефту на голову и сворачиваясь калачиком, чтобы занимать меньше места.

«Господи боже, блять, куда я вляпалась?»

Она даже не вскрикнула, когда через лобовое, покрытое трещинами стекло туда, где она только что сидела, врезалась вторая пуля. Снаружи донеслась досадливая брань на фьерданском, и у Алины похолодели руки.

«Дрюскели!»

Она лежала на полу, напрочь забыв, что меньше часа назад ее пугали три амбала в машине. Сейчас она предпочла бы ехать с ними в любом неизвестном направлении, чем попасться кому-то из этих экстремистов с винтовками. Мир сузился до комочка страха, и Алина молилась всем святым, чтобы ее не заметили.

Долго, впрочем, отлежаться не получилось: ее грубо выволокли из машины за ноги.

В перебранке двух дрюскелей она успела уловить разочарованные нотки. Потом ее пнули под ребра — так, для профилактики, чтобы не вставала, — и Алина поняла, что на нее косо смотрят из-за треклятой сердцебитской кефты.

— Я не гриш! — только и успела она крикнуть.

А затем послышался глухой стук. Наступила ночь. В черепном домике Алины погасили свет.

..Когда она открыла глаза, то непробиваемая кефта уже успела пропасть, да и карманы ее собственной куртки были блаженно пустыми. Над ней возвышался тот самый дрюскель. Над дрюскелем ярко-ярко, совсем не так, как в городе, горели звезды. Алина лежала на холодной земле, окруженная деревьями. Голова отвратительно болела.

К толстым, похожим на двух червяков, губам фьерданца прилипла мерзкая ухмылочка.

— Дрюсьи-дрюсьи, — нехорошо осклабился он.

То ли он совсем не собирался ее убивать, то ли…По спине пробежала дрожь.

«Нет-нет-нет! — мысленно запротестовала Алина. — Все ведь не может быть так плохо! Суки!»

Однако в неторопливых шагах дрюскеля угадывалось, что еще как может. Вот только с каждым его шагом воздух вокруг сгущался, а лес становился все темнее.

«Наверное, так и бывает перед самым отвратительным», — успела подумать Алина.

А потом послышался окрик. Тоненько свистнуло лезвие, и на ее лицо брызнула теплая кровь.

Отскочив, Алина завизжала, что было сил, — и проснулась. Села рывком на кровати. Ком в горле подозрительно разросся. Быть может, потому что не было ни привычного гудка будильника, ни куда-то исчезнувшей боли в ребрах и затылке.

Взгляд ее упал на распетрошенную* курточку на ручке двери. Это стало последней каплей. Алина подтянула к себе колени и закрыла лицо руками. Она пыталась дышать ровно и медленно, но почему-то все выдохи получались у нее с завываниями.

— Ни-ничего не слу-учится, го-оворили они, — ее мелко трясло, и вместо глумления получалось только совсем жалобно, взахлеб всхлипывать, уткнувшись лицом в колени, — т-туда, б-блядь, и обратно, говорили они.

Изнутри ее выжигало мерзкое, чудовищное одиночество. Соленым потоком прорывалась обида: на себя, на амбалов и на этого дебильного генерала. Сама не до конца осознавшая, с чего это ее вообще так развезло, Алина даже не делала попыток остановить эту лавину.

Едва она утихла с последним надрывным вздохом, как тотчас распахнулась дверь.