Мой дом - моя крепость (гет)

Первые месяцы в новом доме Элизабет не могла найти себе места. Каждый день она сталкивалась с новыми порядками, которые сильно отличались от уклада ее родного дома. Взять хотя бы то, что Мраксы вставали очень рано. С чем это было связано, Элизабет не понимала и чувствовала легкое осуждение Пипы, когда приходила к уже опустевшему столу. Меню Мраксов тоже не отличалась разнообразием. Уже намного позднее Элизабет поняла, что новая семья просто не может позволить себе того, что в доме Крэббов считалось обычной пищей.

Пипа экономила на всем. Она многое делала сама, чтобы не нанимать прислугу, и привлекала к этому Элизабет. Если общие моменты с приготовлением пищи и уборкой Элизабет могла понять и принять, то некоторые вещи ей казались нелепостью. Например, в первые же дни новой жизни Элизабет жизнерадостно принялась обставлять свои комнаты по вкусу. С помощью эльфийки она вымыла окна, убрала паутину, стряхнула слои пыли со старой мебели и решила, что в комнате необходимо поменять обои. Старые уже выцвели, кое-где их испортила плесень, местами виднелись проплешины. За обедом Элизабет поделилась своей идей с Марволо и Пипой. Марволо бросил своей обычное "делай, как хочешь", а Пипа всецело поддержала ее идею. Она вызвалась просмотреть каталог вместе с Элизабет, но поставила условие, что обклеивать комнату они будут своими силами. Элизабет очень удивилась, но не посмела возразить — может быть, Пипа и это умеет.

Они долго листали каталог. Элизабет делала пометки около симпатичных вариантов, а Пипа их комментировала:

— Дорогая моя Бетти! Эти обои слишком рельефные, они будут собирать на себя тучу пыли!

— Девочка моя, это очень неудачный цвет. Комната будет казать слишком маленькой.

— Этот вариант подозрительно дешев. Скорее всего, отвалится через год.

— Тебе не кажется, что рисунок слишком простенький?

— Марволо не любит желтый цвет...

В итоге Элизабет еле сдерживала себя, чтобы не сказать какую-нибудь грубость.

— А какой вариант нравится вам? — сдержанно спросила она. Пипа тут же просияла:

— Хорошо, что ты догадалась спросить совет более опытного человека. Ты так юна, можешь наделать столько глупостей! Никогда не стесняйся советоваться, я обязательно помогу тебе во всем разобраться, — с этими словами Пипа ловко выхватила каталог, открыла нужную страницу и показала выбранный вариант. Элизабет не нашла что ответить и молча рассматривала образец. Голубые обои в мелкий белый горошек. "Ладно, не самый плохой вариант", — решила Элизабет и обратила внимание на цену.

— Вам не кажется, что эти обои несколько дороговаты? — с сомнением спросила Элизабет, которая к тому моменту уже поняла, что Пипа любит экономить.

— Не можем же мы заказывать дешевую дрянь, — отмахнулась Пипа. — Значит, они доживут до того, как ваши дети начнут учиться.

Элизабет не могла уложить в голове постоянную экономию на еде, прислуге, домашней одежде, и поразительную роскошь, касающуюся того, что было на виду.

Через несколько месяцев Пипа начала критиковать учебу Элизабет. Сначала она делано-добродушно посмеивалась, что Элизабет тратит много времени впустую.

— Детка, зачем тебе чары? Может, ты хочешь изобрести что-то новенькое? — улыбалась Пипа каждый раз, когда Элизабет расплачивалась с учителями. Элизабет, мягкая по натуре, быстро поддалась ее манипуляциям и отказалась от изучения чар, хотя на душе скребли кошки от принятого решения.

Постепенно, в течение полугода, под разными предлогами было отказано всем преподавателям кроме художника и вышивальщицы. Пипа так расхваливала творчество Элизабет перед редкими гостями, что обычно Элизабет становилось неловко.

Марволо не влезал в отношения между матерью и женой. Большую часть дня он проводил сначала на службе, потом в непонятном клубе. Элизабет знала только, что это закрытый клуб исключительно для чистокровных, членство в котором стоило чуть ли не половину ее годовых доходов с земель Литтл-Хэнглтона.

Так прошли зима и весна, а в начале июня Элизабет поняла, что ждет ребенка. Первым делом она написала Ирме в тот самый кожаный блокнот. Она писала и поливала строки горькими слезами. Ей было очень плохо и страшно. Элизабет написала и про проклятье Мраксов, и про странное отношение свекрови, и про то, как она боится будущего. Порывистым почерком на нескольких листах она описала новый, странный для нее быт и новые страхи. Ирма как смогла поддержала ее, призывая верить в лучшее.

Марволо отнесся к новости довольно странно. Он поцеловал Элизабет в лоб и спросил:

— Ты помнишь о проклятье? Не привязывайся к своему положению.

С этого дня он ежедневно справлялся о здоровье Элизабет, но никогда не говорил о ребенке, которого она носила.

Элизабет сложно давались первые месяцы беременности. Ей постоянно хотелось спать, и к этой вялости примешивалась мучительная тошнота. Элизабет проводила в постели большую часть дня и отказалась почти от всех занятий. Пипа по-дружески ее журила:

— Бетти, детка, ты еще такая молоденькая, а весь день лежишь. Что же будет с тобой в тридцать? Собирайся, милая, прогуляемся.

Пипа считала, что Элизабет слишком драматизирует по поводу своего положения:

— Все женщины через это проходят. Выносить и родить — самое простое, а вот воспитать хорошего человека — это уже дело серьёзное.

Не было рядом ни Ирмы, ни хотя бы Аурелии, которые могли бы поддержать Элизабет, отчего она почти поверила Пипе и ругала себя за вялость и сонливость. Ей казалось, что Марволо и Пипу никак не затронула новость о беременности, но в то же время она замечала, что Мраксы стали более нервными. Марволо и так отличался частой сменой настроения — в основном он был отстраненно вежлив, но иногда становился невыносимо грубым. В таком состоянии он отпускал злые насмешки над Элизабет или методично доводил её до слез придирками. Но несколько раз в месяц бывали дни, когда Марволо обходился с Элизабет довольно ласково и заботливо. Пипа будто не замечала странностей в Марволо. Ее настроение менялось не так часто и ярко, но иногда она начинала глупо хихикать и рассказывать Элизабет грязные слухи о знакомых.

Всю беременность Элизабет провела дома. В те времена ещё считалось неприличным беременным женщинам появляться в обществе. Ей было скучно, и лишь редкие визиты Олдуса, Аурелии и Феаноры скрашивали её одиночество.

В начале ноября Элизабет по обыкновению спустилась к завтраку позже Марволо и Пипы. Марволо допивал чай, невозмутимо посматривая в окно, Пипа же что-то возмущённо ему говорила.

— Доброе утро! — Элизабет слегка поклонилась и присела на краешек стула.

— Почему ты нас не предупредила? — набросилась на неё Пипа.

— О чем? — удивилась Элизабет.

— Ты посмотри на неё! — обратилась Пипа к Марволо и схватила газету, лежащую у его блюдца. — Не смей отпираться, негодница! Ты не могла не знать такое!

Элизабет стало страшно, она не знала, что и думать. Дрожащими руками она пролистала газету, просматривая заголовки, но ничего не обнаружила. Заметив это, Пипа вырвала газету из её рук и ткнула пальцем в маленькую заметку.

"Мистер и миссис Раптис объявляют о помолвке своей дочери Софронии Раптис с мистером Олдусом Крэббом, сыном Тронвальда и Кэтрин Крэбб".

Элизабет перечитала строки несколько раз и про себя улыбнулась. Софрония Раптис была той самой вышивальщицей, которая почти год обучала этому искусству Элизабет. На родине в Греции семейство Раптисов славилось своим умением. Некоторые секреты укладывания стежков, окрашивания нитей и множество других тонкостей передавались у них из поколения в поколение. Раптисы слыли довольно либеральными людьми. Софрония подрабатывала частными уроками, что было совершенно недопустимо для девушки из благородной семьи. Элизабет замечала, что Олдус оказывал Софронии знаки внимания, но даже не подозревала, что та отвечает ему взаимностью.

— Что ты молчишь? Думала, мы не узнаем? — Элизабет раньше не видела Пипу в таком бешенстве. Кожа на толстом лице пошла красными пятнами, Пипа брызгала слюной, её маленькие глаза лихорадочно блестели. — Послал Мерлин родственников! Чтобы ноги никого из твоей семейки здесь не было! Ты поняла меня?

Элизабет показалось, что Пипа вот-вот вцепится ей в волосы, и испуганно отшатнулась. Она собиралась убежать из комнаты, но Марволо остановил её:

— Сядь. Мама, вам нужно выпить успокоительное. Элизабет, принеси из хранилища свежий флакон.

Элизабет послушно вышла из комнаты, не желая туда возвращаться. Но через несколько минут она с тяжёлым сердцем распахнула ненавистную дверь и поставила нужный флакон перед Пипой.

— Твой братец поставил нас в глупое положение. Он позволил себе связаться с какой-то гречанкой из семьи знатных осквернителей крови и устоев магического мира. Думаю, ты понимаешь, что не можешь общаться с ним без того, чтобы не испортить репутацию нашей семьи. — Марволо тяжело посмотрел на Элизабет. Ей и без того было плохо, но новые обстоятельства окончательно выбили почву из под ног.

Она не сдержалась. Её речь была короткой и, наверное, казалась бессвязной. Она кричала, что Мраксы — снобы и лицемеры, что они оба сумасшедшие и жестокие люди, которым неведомо чувство такта и сострадания. Элизабет даже не испугалась Медею, которая всегда сопровождала Марволо дома. Потревоженная криками, змея начала раскачиваться, обвившись вокруг спинки высокого стула. Она недовольно шипела, глядя злыми глазами на Элизабет, и внезапно бросилась на неё. Элизабет вскрикнула сначала от неожиданности, а потом от боли. Медея несколько раз быстро укусила её в лицо и руки и тут же уползла куда-то под стол. Пипа и Марволо ошарашенно замерли, глядя, как Элизабет в ужасе рассматривает место укуса на руке. Они помолчали немного, потом Пипа растянулась в довольной улыбке:

— Бедное дитя, ты сама себя наказала. Вызови свою эльфийку, пусть позаботится о тебе. Но учти, что раны будут болеть ещё долго, — она показательно вздохнула и, как ни в чем не бывало, завела разговор с Марволо о миссис Уимблдон, которая снабжала Мраксов молоком.

В этот день у Элизабет внезапно отошли воды. На рассвете следующего дня она родила недоношенного мальчика. Проклятье действовало, и Салазар не смог задышать самостоятельно. Он был слишком мал.

Элизабет возненавидела Пипу, Марволо, Медею и всех змей на свете.

* * *

Пипа вела себя так, будто ни ссоры, ни потери внука не было. Элизабет это выводило из себя, но у неё не было сил разбираться в сложившейся ситуации. Марволо стал ещё более нестабильным. Первые часы он горевал вместе с Элизабет, но уже к вечеру начал обвинять её в гибели сына.

— Если бы ты держала себя в руках, могла бы доносить ребёнка до положенного срока!

— Как ты можешь так говорить?! Это твоя змея напала на меня!

— Ты спровоцировала Медею. Зачем было устраивать истерику на ровном месте?

Элизабет хотелось ударить его, хотелось бросать вещи, топать ногами, плакать, в конце концов, но ей было так плохо и морально, и физически, что она не могла встать с кровати. Ей потребовалось несколько недель, чтобы немного прийти в себя.

Элизабет написала обо всём Ирме, и та приехала к ней погостить. Ирма была в ужасе от порядков Мраксов, но смогла несколько наладить отношения между Пипой и Олдусом. Перед возвращением во Францию она крепко обняла Элизабет и прошептала:

— Дорогая, мне очень хочется тебе помочь. Но я пока не знаю, что можно сделать. Не падай духом! Мы что-нибудь придумаем.

Но Элизабет казалось, что жизнь кончена. Она уже не жила, а просто существовала.

Так продолжалось почти полгода. В самом разгаре весны Марволо более-менее пришёл в нормальное состояние. Несколько раз в неделю он приглашал Элизабет в старый парк на вечерние прогулки. Свежий весенний воздух и трели птиц поднимали настроение им обоим, и часто закаты они встречали на берегу заброшенного пруда. В это же время Пипа отправилась погостить к сестре на целый месяц, и Элизабет впервые чувствовала себя хозяйкой небольшого особняка Мраксов. Она составляла меню, организовала генеральную уборку, наняла садовника и с его помощью начала приводить сад в порядок, а ещё впервые за долгое время села за вышивку. Казалось, что жизнь налаживается. Как же Элизабет мечтала, что Пипа задержится у своей сестры ещё хотя бы на неделю, а лучше — на месяц, а ещё лучше — навсегда.

В один из таких дней неожиданно явился Олдус вместе с Софронией. Марволо был на службе, и они смогли спокойно пообщаться в гостиной. Прощаясь, Олдус неожиданно спросил:

— Ты знаешь, где сейчас миссис Мракс?

— Она отправилась к своей сестре.

Олдус внимательно посмотрел на Элизабет:

— Не знаю, есть ли у миссис Мракс сестра, но сейчас она точно не у неё. — Он понизил голос до шёпота: — Она в Азкабане. Ее на три месяца посадили за издевательства над магглами.

— Что ты, не может быть! — ужаснулась Элизабет.

— Бетти, это очень серьёзная ситуация. Скажи, тебя не заставляли в этом участвовать?

— Нет, я даже не знала... Но когда она это делала? Миссис Мракс почти всё время дома.

— Я не знаю детали. Процесс проходил в закрытом режиме. Но ходят разные слухи... Если миссис Мракс или Марволо хотя бы попробуют заставить тебя поднять палочку на человека, обязательно сообщи нам. Эта семья всё больше не нравится мне. Если бы два года назад я знал хоть часть того, что знаю сейчас, не допустил бы помолвки. Будь внимательна. Если Марволо будет вести себя как-то странно, обязательно сообщи мне.

— Он всегда ведёт себя странно, — грустно усмехнулась Элизабет.

— Хорошо, если он будет вести себя подозрительно, сообщи нам.

— Что... Что она сделала с теми магглами? — спросила Элизабет, хотя не хотела знать ответ.

— Ходят слухи, что миссис Мракс с миссис Гойл и миссис Аббот отрабатывали на маггловских семьях некоторые заклинания. Насколько я знаю, Марволо не был в этом замечен, но, думаю, это вопрос времени. В общем, будь начеку.

Этот разговор встревожил Элизабет не на шутку. Вечером, как бы невзначай, она поинтересовалась у Марволо, когда вернётся его матушка.

— Ты вошла во вкус и не хочешь делить управление домом с моей матерью? — с обычной насмешкой ответил он вопросом на вопрос.

— Что ты... — Элизабет смешалась под его взглядом.

— Раз уж ты спросила... Мама написала, что задержится ещё на некоторое время. Они с Френсис хотят совершить небольшое путешествие.

— Я рада за них. А где живёт твоя тётушка Френсис?

— Почему ты спрашиваешь? — Марволо подозрительно посмотрел на неё, и даже тон его стал жестче.

— Вы никогда не рассказывали об этом. Если это тайна, можешь не говорить, — пожала плечами Элизабет и вернулась к пяльцам. Хотя голос ее был спокоен, сердце бешено колотилось. Марволо внимательно на нее посмотрел, но ответил:

— Ее поместье находится около Скарборо.

Они замолчали, увлекшись каждый своим делом.

Через несколько дней Элизабет обнаружила, что украшения из шкатулки бабушки Луэллы подменили. Вместо них лежали хорошие копии, которые отличались от оригинала разве что оттенком и отсутствием нескольких трещин. Элизабет встревожилась и пыталась понять, зачем Марволо понадобились ее украшения. Она была уверена, что именно Марволо забрал их, потому что на прошлой неделе в шкатулке все было в порядке.

С этого дня Элизабет стала внимательно наблюдать за Марволо. Первой странностью, которую она обнаружила, стал читательский билет министерской общественной библиотеки. До этого Марволо не раз презрительно отзывался о посетителях общественных библиотек. Он, как и большинство чистокровных, считал, что у каждой уважающей себя семьи должна быть своя библиотека. Но при этом будто забывал, что во всём доме Мраксов с трудом набирался десяток книг и столько же потрепанных журналов, а всё остальное давно перешло в чужие руки через антикварные лавки. Элизабет не удалось хорошенько рассмотреть билет, но дату открытия она успела подсмотреть — Марволо завёл его три месяца назад. Пытаясь найти взаимосвязь между внезапным интересом Марволо к книгам и пропажей дорогих украшений, Элизабет решила, что он изучает законодательство и хочет поскорее вызволить Пипу из Азкабана. Она ещё больше утвердилась в своей догадке, когда Марволо внезапно собрался в дорогу. Он сообщил это мимоходом во время вечерней прогулки:

— Завтра я по службе отправляюсь в другой город. Вернусь к концу недели. Говорят, Эдгар открывает собственный магазин ингредиентов в Косом переулке. Не могла бы ты узнать, будут ли у него в продаже слезы русалок?

— Они ведь не продаются без лицензии.

— Лицензия есть. Это не для меня, а для знакомого, — зачем-то уточнил Марволо.

Элизабет, конечно не поверила ни в какого знакомого. Она подумала, что вопрос о слезах русалки был задан для отвода глаз. Да и сама поездка казалась ей сомнительной. Для себя Элизабет решила, что Марволо нашел какого-то свидетеля и поедет в Азкабан освобождать Пипу. Как на самом деле все проходит, она не знала, поэтому считала, что правильно составила логическую цепочку.

После возращения Марволо стал еще более внимателен по отношению к Элизабет и даже пытался делать ей комплименты. Элизабет, не привыкшая к вниманию супруга, постоянно смущалась и не знала, как реагировать на его поведение. Особенно чутко Марволо заботился о ее здоровье. Он выписал укрепляющее зелье и каждое утро обязательно подавал ей новый флакон. Его настроение все также колебалось, но он старался сдерживаться. Элизабет видела, что Марволо часто стоило огромных трудов не сказать в ее адрес что-нибудь резкое. Она это ценила и старалась отвечать ему взаимной нежностью. Элизабет не задумывалась, с чем связаны такие перемены, пока случайно не наткнулась на тонкую брошюру "Как очаровать молодую леди".

Находка вогнала ее в краску и заставила забиться сердце быстрее. Элизабет поверила, что Марволо полюбил ее и хочет построить с ней счастливую семью. В то же день, невзирая на свою стыдливость, Элизабет предложила Марволо возобновить супружеские отношения. Марволо изумился, но, как ей показалось, был рад.

Почти два месяца Элизабет чувствовала себя счастливой. Она сделала большую перестановку в особняке, навела порядок в саду, каждый день занималась любимым рукоделием, а вечера проводила в компании Марволо, который продолжал оттачивать роль заботливого супруга. В июне она поняла, что вновь беременна, но в этот раз даже обрадовалась своему положению. Марволо очень бурно отреагировал на ее новость. Он возбужденно ходил по комнате и приговаривал:

— Это будет великий наследник! Весь мир будет целовать край мантии Мраксов.

Элизабет немного испугалась и решила, что он опять впал в непредсказуемое возбуждение, которое могло привести как к большой нежности, так и к вспышке ярости. Элизабет расстроилась и поспешила удалиться.

Через несколько дней её счастливый мир рухнул. Во время завтрака в окно постучался министерский ворон. Марволо прочитал письмо и спешно отправился на работу — срочные вызовы иногда бывали, и Элизабет спокойно допивала чай с молоком в одиночестве. Неожиданно прилетела ещё одна птица. Элизабет растерялась — письмо, скорее всего, было адресовано Марволо, а его почту она никогда не трогала. На свитке стояла печать библиотеки. Любопытство взяло верх, и Элизабет осторожно раскрыла свиток.

Главный библиотекарь уведомлял Марволо, что тот незаконно хранит у себя библиотечные книги. Ниже приводился небольшой список книг, которые Марволо почему-то не вернул, и приличный штраф. Элизабет прочитала список и не знала, смеяться ей или плакать. Все четыре книги были посвящены... родомагии. Название одной было донельзя пафосным — "Восстановление величия рода. Ритуалы и зелья для зачатия великого продолжателя чистокровного рода".

Отец Элизабет был человеком образованным и часто высмеивал три вещи: политику, прессу и родомагию. Он знал очень много шуток на последнюю тему и иногда говорил миссис Крэбб:

— Ну что, сварим зелье, чтобы родить великого Крэбба, пред которым склонятся все аристократишки?

— Тебе что, пятерых мало? — с наигранным ужасом восклицала миссис Крэбб, и они весело смеялись.

В детстве Элизабет не понимала, над чем смеются взрослые. А сейчас первый веселый порыв сменился пока еще туманным осознанием, что ее использовали. Элизабет бросилась в комнату Марволо. Она никогда не заходила туда одна, но сейчас обычный страх уступил место сильнейшей обиде. Нужные книги она нашла без труда и быстро начала их листать. В некоторых местах Марволо оставил закладки, где-то были подчеркнуты важные мысли. Элизабет пробегала взглядом строки, написанные старым языком, и все больше ужасалась.

Авторы книг всячески убежали читателя, что владеют секретами рождения сверхмагов, которые впитали бы в себя мудрость, силу, способности всех своих предков и увековечили свой род в истории человечества. В талмудах приводились похожие рецепты, которые Марволо, судя по его заметкам, переработал на свой лад. Читая списки ингредиентов, Элизабет плакала от понимания того, на что пошли украшения бабушки Луэллы, зачем Марволо спрашивал о слезах русалок, какое зелье он на самом деле давал ей по утрам. Даже брошюрка нашла своё объяснение — согласно книгам, оба супруга должны были желать дитя.

Элизабет плакала, злилась и не понимала, как Марволо мог купиться на подобную чушь, но сделать уже ничего не могла. К вечеру она успокоилась и ничем не выдала своего нового знания. Но быть ласковой и нежной супругой ей больше не хотелось. Впрочем, Марволо это уже было и не нужно.

* *

Новую беременность Элизабет переносила хуже, чем первую. Слабость и тошнота были намного сильнее, чем в первый раз. Бывали дни, когда Элизабет совсем ничего не ела, а только пила соленую воду. Возращение Пипы из "путешествия" она почти не заметила. Большую часть времени Элизабет опять проводила в постели, но на этот раз Пипа почему-то ее почти не трогала и даже пыталась заботиться.

Опять все развлечения Элизабет свелись к визитам Олдуса и Софронии. Феанора тоже ждала ребенка, поэтому слала только ободряющие письма. Ирма тоже часто писала Элизабет, тревожась за ее состояние, но Элизабет отвечала не на все письма, ограничиваясь несколькими строками. Видимо, Олдус тоже написал Ирме что-то такое, что она прибыла из Франции в самые кратчайшие сроки.

Когда Ирма навестила Элизабет, то с трудом смогла сдержать слезы жалости. Элизабет была очень бледной и худой, кожа казалась прозрачной, словно пергамент. Даже сквозь теплое платье были заметны колебания огромного живота. Ирма недоверчиво уточнила, точно ли Элизабет не должна родить в ближайшие месяцы, но получила отрицательный ответ.

— Может быть, у тебя двойня? В нашей семье часто рождаются двойни.

— Я тоже думала об этом. Мне сейчас очень сложно думать, как будто мысли специально разбегаются от меня. Это такое странное ощущение...

В тот же день Ирма написала мужу с просьбой найти хорошего целителя.

В следующий визит к Мраксам Ирма обмолвилась, что ищет целителя для Элизабет, так как обеспокоена её состоянием. Пипа и Марволо холодно отказались от её помощи, что встревожило её ещё сильнее. Ирма смогла подловить момент, когда Пипы и Марволо не было дома, и всё же привела целителя, который удачно был проездом в Англии. Целитель подтвердил, что Элизабет носит нескольких малышей, но был в ужасе от её состояния. Во время осмотра в комнату ворвался разъярённый Марволо.

— УБИРАЙТЕСЬ! ЖИВО! — орал он, нацеливая палочку то на Ирму, то на целителя. Целитель попробовал было успокоить Марволо, но получилось только хуже, поэтому им пришлось спешно убегать от кидавшего в них заклятья Марволо.

— Простите, миссис Паризо, я ничего не успел сделать. Одно скажу вам точно — ваша сестра физически и магически истощена. Если честно, я не уверен, что она переживет предстоящие роды. К сожалению, в Англии я не могу положить начало медицинскому разбирательству...

— Благодарю, мсье! Мы что-нибудь придумаем.

В тот же вечер всё семейство Крэббов собралось на семейный совет. Они долго обсуждали, как могут помочь Элизабет, и решили, что ей необходимо бежать из страны. Муж Ирмы мог помочь с оформлением документов, братья выделили крупную сумму для медицинского ухода и на содержание Элизабет. По магическим законам того времени, покинув мужа, Элизабет не могла претендовать на своё имущество в Литл-Хэнглтоне. Так же решено было организовать портал из Англии во Францию. Все понимали, насколько это опасно для Элизабет в её состоянии, но опаснее было оставлять её у Мраксов. К тому же в тот же вечер все Крэббы получили громковещатели от Марволо, что любой их визит будет считаться вторжением на личную территорию со всеми вытекающими последствиями.

Очередь на создание портала была расписана на месяц вперед, и никто не мог на это повлиять. Олдус, Ирма и Генри надеялись, что Элизабет выдержит этот месяц.

На дворе стоял яркий ноябрь. Погода днём была уже морозная, дожди не шли. Золотая и алая листва, укрывавшая лужайку перед домом Мраксов, по утрам покрывалась белым инеем. Элизабет почти все время находилась в полузабытьи, полулежа в своей кровати. В те редкие минуты, когда её сознание прояснялось, она любовалась пёстрым ковром за окном. Повитуха, вызванная на днях Мраксами, сказала, что Элизабет родит не раньше середины декабря. Это казалось Элизабет недостижимым сроком, она чувствовала, что не доживёт до этого дня.

Двенадцатого ноября ещё до рассвета Элизабет почувствовала первые схватки. Она устало обрадовалась, что скоро всё для неё закончится, и провалилась в забытье. Резкая боль заставила её очнуться. Постель была мокрая, сама Элизабет покрылась холодным потом, ноги тряслись, совершенно её не слушаясь.

— Долли, — шепотом позвала она эльфийку. Во рту пересохло, очень хотелось пить. Долли явилась в ту же секунду с десертной ложкой в руках. Она начала было что-то настойчиво лопотать, но Элизабет накрыла новая волна боли, и она не могла понять сказанного.

— Позови Ирму... — попросила Элизабет, не отдавая отчёт, что требует почти невозможного. Эльфийка опять начала что-то говорить, что-то очень важное, но боль опять отвлекла Элизабет. Она казалась ей почти непрестанной, и Элизабет невольно закричала. Долли начала рвать себе уши и тихонько подвывать от того, что не может ничем помочь. В коридоре послышались шаги, Долли всунула в руку Элизабет ложку и исчезла.

В комнату, отдуваясь, вбежала Пипа. Она всплеснула руками и начала суетливо бегать по комнате. Вскоре появился Марволо, но Пипа выгнала его. Видимо, Марволо хотел знать подробности происходящего, поэтому прислал Медею. Змея бесцеремонно вползла на кровать и обвилась вокруг одной из ножек балдахина. Элизабет отмечала все это краем сознания. Она металась по кровати, чувствуя, как ее раздирает изнутри. Не было сил кричать, не было сил сопротивляться боли, Элизабет всем своим существом призывала смерть, но та все запаздывала. Ноги ее тряслись, иногда непроизвольно распрямляясь, тогда Медея недовольно шипела, а Элизабет сжималась в предчувствии укуса.

Элизабет ждала целителя, но никого, кроме Пипы и Медеи, в комнате не было. За окном уже рассвело. Неожиданно боль затихла, начались потуги. Первым родился мальчик.

— Мертвый! — объявила Пипа, с необъяснимой злостью глядя на Элизабет. Медея тоже злобно зашипела и бросилась на Элизабет, отпрянув в последний момент. Элизабет хотелось кричать от несправедливости — она призывала смерть себе, а она пришла за сыном. Опять.

Через несколько минут родился еще один мальчик. Он закряхтел, и Пипа радостно подхватила новорожденного.

— Марволо, у тебя сын! Наследник! Добро пожаловать в мир, Морфин Мракс!

Элизабет не чувствовала ни радости, ни облегчения. Ее непреодолимо влекло в сон. Пока Пипа занималась Морфином, Элизабет чувствовала, как из нее уходит жизнь, сменяясь тяжелой дремотой. Вдруг тело само напряглось, и Пипа вскрикнула.

— Третий! Нет, третья... Это девочка, — ее голос был очень растерянный.

Пипа оставила Морфина и принялась за девочку, которая пару раз слабо пискнула.

— Эта долго не проживёт, — с неожиданной грустью вздохнула Пипа, закутывая новорождённую.

Элизабет, в которой шевельнулся было интерес к происходящему, начала опять засыпать от усталости. Она не видела, как ее кровать пропитывается кровью. Этого не видел никто — Пипа перестала обращать на нее внимание и давно ушла с двумя свертками в руках. Марволо даже не заглянул в комнату. Медея уползла после рождения девочки. Никто не увидел и другого — ложка, которую Элизабет все еще слабо сжимала, внезапно начала наливаться синевой, а потом исчезла вместе с умирающей Элизабет...

За окном сгущались сумерки. Небо заволокли тяжелые тучи. В комнате стало холодно — в распахнутые створки врывался ветер. Он трепал занавески, играл с балдахином, а потом сильный порыв опрокинул подсвечник с догоравшими свечами на прикроватный столик.

Начался пожар.