Сын вьюги (джен)

В помещении властвовали полумрак, прохлада и теснота. Его полностью занимали тяжёлые шкафы из тёмного дерева, своей грузностью напоминавшие гномьи дома где-нибудь в пещерах Машрава. Окна здесь походили на их же осветительные шахты: таились в неприметных местах и рассеивали вокруг незаметный яркий свет. Даже свои блестящие камни — у гномов такие висели на потолках пещер — тут имелись: в шкафах сверкали корешки книг. Не все, меньшая часть, но и тех, что сверкали, было достаточно для сравнения с гномьими камнями.

Собрание книг в Чертоге Троелуния заставляло Лэдда чувствовать себя дикарём. В Илданмары, разумеется, тоже были книги: у Элэмэ, учившего детей грамоте и счёту, у старосты и Оннакса… Были и учётные книги: хозяйственные, лабазные, охотничьи — пожалуй, они в Илданмары составляли господствующее большинство.

Лэдд поморщился: «господствующее большинство» выползло из заумных глубин книги, которую он читал. С помощью этого большинства Совет вождя помогал собственно вождю решать всякие-разные проблемы государства Хенгиль. А проблем этих было немало: государство занимало — вот это Лэдд знал и раньше — весь Верхний материк, кроме шести надземных городов гномов, а население его составляли несколько сотен племён, лишь треть которых жила оседло. И вот поди найди другие две трети во всей Вара-йиль, чтоб, например, про новый налог им рассказать.

Вара-йиль… Лэдд сложил подбородок на ладони и прикрыл глаза, вспоминая карту Ирго, которую видел в Доме Знаний Хенгиль. Материк был чем-то похож на кривой округлый треугольник, поставленный остриём вверх. Из правого нижнего угла к нижней половине верхней левой стороны ползла-змеилась длинная горная цепь, называемая Лэлэ-йиль. Горы на большом изображении Ирго рядом с картой («Модель», — значилось на подписи) поднимались и опускались, точно как буквы в слове «лэлэ». Видимо, поэтому древние хенгиль так их и назвали.

Вара-йиль, равнинной землёй, звалось всё, что не горы и не верхний угол. Верхний угол на карте и даже на модели был закрашен чёрной краской и надписан как Чарги-йиль — тёмная земля. Про неё во всём Доме Знаний не нашлось ни единого упоминания. Да, наверное, и не надо: все знали, что это злая земля, которая полнится болезнями, проклятьями и нечистыми духами. Может, что-нибудь о ней можно прочесть у колдунов, но Лэдд пока не собирался этого делать — ему за глаза хватало Вара-йиль и государственного устройства Хенгиль.

Значит, Вара-йиль. Бескрайние бледно-зелёные земли очень понравились Ирмаске: разглядывая модель и карту, она говорила, что хотела бы там побывать и что там, должно быть, растут очень красивые цветы. На взгляд Лэдда, красивее всё-таки были цветы Лэлэ-йиль, но их он видел вживую, а растения равнин — только на рисунках в Доме Знаний, которые часто были сделаны одними чернилами и не раскрашены.

Пожалуй, Лэдд тоже хотел бы побывать в Вара-йиль и получить венок из тамошних цветов. Если его сплетёт Ирмаска, то какое ему дело, что там за цветы?

С тяжёлым вздохом Лэдд снова взялся за книгу. «Помимо Совета вождя имеет место у Хенгиль Совет племён — совещательное образование, собираемое вождём-ахэвэ раз в три года или же чаще в случае, если нечто чрезвычайное требует немедленного внимания, как было в числе прочего с вопиющим случаем на юге Вара-йиль, над гномьим городом Пигашем, в 4 509 году Седьмой эпохи», — сообщило ему «Устройство жизненного и государственного уклада Хенгиль», написанное Гвеком Ёиром два года спустя. Лэдд читал эту книгу уже неделю — по два часа каждое утро, а продвинулся всего-навсего до пятьдесят второй страницы. Гвек Ёир постоянно ссылался на что-то общеочевидное, но совершенно непонятное деревенщине из замкнутого мирка Ветреной горы.

Вот и сейчас Лэдду пришлось лезть в лежавший тут же, на столе, географический справочник 4 323 года, за Пигашем, а потом мучиться догадками, что такого вопиющего могло приключиться в крупном подземном городе металлургов, раз происшествие отразилось на Вара-йиль.

— Сложно? — участливо спросил кто-то.

Возле узкого письменного стола, воткнутого в подоконную нишу в дальнем углу книгохранилища, стоял хенгиль, которого Лэдд видел в первый день в Саяндыли. Высокий, со льняными кудрями, в том же сиреневом жилете и с бусами белого жемчуга. От Гвека Ёира Лэдд уже знал, что белый жемчуг — знак семьи ахэвэ. Для самого вождя этот человек выглядел слишком молодо (едва ли старше Лэдда, но кто этих колдунов разберёт?..), стало быть, сын или внук. Лэдд вскочил, собираясь поклониться, но хенгиль отрицательно качнул головой.

— Тогре́йн Варны́, тринадцатый колдун Троелуния, — назвался он и пояснил, коснувшись пальцами бус: — Сын ахэвэ.

Это можно было понять ещё по родовому имени: в основном хенгиль хватало имени собственного или, в случае белородных, имени отца. Некоторые же цепляли следом за ними имя рода или прозвище, прилипшее за какие-то заслуги. Так, родоначальника Илданмары звали Илдан Дунгеле́н — от Д́унгеле, его родной земли.

Лэдд хотел было представиться в ответ, но обнаружил, что его язык теряется ещё в начале «л» и начинает гулять во рту, словно его хозяин замёрз или пьян.

— Ученик Раубы, я знаю. — Тогрейн сочувственно вздохнул. — Пока тебя не признают колдуном, ты лишён имени. Так со всеми бывает, и никто не знает причин. Когда я сам проходил обучение, почтенный Унгла сказал, что кто-то древний и могущественный — не то колдун, не то дух, не то… — проклял своих учеников и так сильно, что проклятье распространилось на всех.

— Это… жестоко. — Лэдд вновь овладел своим языком. Всё хорошо, если не пытаться произнести «л-л-лэ».

— Так сложно или нет? — Тогрейн навис над столом, опершись о него руками, и кивком указал на книгу.

— Читать — несложно. — Лэдд покачал головой. — Но здесь упоминается и не объясняется столько того, чего я не знаю!..

Тогрейн оглядел разложенные по столу словарь, географический справочник и свёрнутый вчетверо листок с пометками и ушёл куда-то в посвёркивающий корешками полумрак. Вскоре он, однако, вернулся с табуреткой и сел сбоку от Лэдда, через угол стола.

— Над чем ты сейчас?

— Совет племён, Пигаш, 4 509 год, — отчитался Лэдд.

Тогрейн прищёлкнул пальцами обеих рук.

— А! Помню, помню… Гномы увлеклись какой-то своей инженерией — а у них колдунов ничтожно мало, вот и лепят всякую механическую ерунду — и обвалили потолок над частью города. Беда в том, что на нём зимняя стоянка Дандары́ находилась. Это летом случилось, к счастью, так что люди кочевали и никто не пострадал. Совет племён тогда собрали, чтобы придумать, как с гномов убытки стрясти.

Не то чтобы Лэдд часто имел дела с гномами, но Илданмары торговал с ними по мелочи, и он непонаслышке знал, что гномы за каждую серебрушку удавятся. А тут — целая стоянка!

— И чем кончилось?

В сощуренных глазах Тогрейна на миг сверкнула сталь. И тут же пропала, сменившись кошачьей безмятежностью. Слыхал Лэдд про таких котов: маалы хоть и жили в Вара-йиль, а на всю страну своей цапучестью славились. Ты ему мяса кусок, а он — цоп! — и, хоть и невелик, с собаку, а руку по локоть оттяпает.

— Они отстроили в Дандары каменный город.

Каменный! Ради такого стоило собирать Совет племён… или руку, раз пошло сравнение с маалом, оттяпать.

Тогрейн подцепил книгу и спросил:

— Зачем тебе Рауба именно эту книгу дала? Она даже для образованного человека сложная и нудная!

За «образованного» необразованный Лэдд хотел было обидеться, но пока — пока! — Тогрейн был кругом прав. Но… как же можно образоваться, если не читать сложные и нудные книги? Домом Знаний сыт не будешь!

Лэдд достал из кармана разглаженную и сложенную побережнее бумажку со списком книг и показал Тогрейну.

— По её словам, здесь про место колдунов в государстве лучше всего рассказывается.

Тогрейн с сомнением оглядел список и закатил глаза.

— Вот и читал бы о месте колдунов. Про государство у тебя тут другая книга имеется. Хотя… ладно, кто я, чтобы с третьей колдуньей спорить? — Он полулениво-полупренебрежительно подпёр щёку рукой и заговорил: — Слушай. Потом прочитаешь для закрепления и все сторонние замечания расшифруешь.

— Рас… что?

— Разгадаешь. Шифр — это как загадка, только в основном в текстах. Фрагнарское слово, а туда из Линана пришло. Фрагнар — это…

— Я знаю. Уже попадалось. И про Линан знаю, ещё дома читал.

У Элэмэ был сборник сказок разных народов, и Линан там упоминался, как далёкая жаркая страна, где властвуют песок и солнце. Сам учитель, когда ученики подрастали, объяснял про материки и условия жизни на них.

— Хорошо! — Тогрейн примирительно улыбнулся. — Тогда про место колдунов. Если верить почтенному Унгле, колдунов-хенгиль одновременно насчитывается немногим более сотни. Большинство из них не сильны — вот как Лситья. Тех же, что что-то из себя представляют, находят либо Троелуние, либо колдуны, служащие ветвям, а не государствам. На Ирго, например, Хаагардский маяк есть — там хенгиль много, но Маяк нам не подчиняется, он сам по себе. В Чертоге Троелуния же колдунов обычно двадцать восемь — так вот сложилось. Мы народу и за лекарей, если надо, и штуки всякие мастерим… В общем, колдуем по-разному хенгиль на пользу. Стихийные колдуны чаще воинами становятся — их сила весьма разрушительна и пригодна против разного рода чудовищ. Хотя и в мирной жизни ей применение можно найти.

Лэдд задумался. Всю неделю, что он медленно, но неуклонно учился управляться со льдом, ему никак не приходила в голову очевидная мысль, что свои новые умения он однажды начнёт применять. Может, потому, что пляшущие снежинки и покрывающееся льдом тело казались совершенно бесполезными. Но… он же уже думал про ледяное окно? А можно, к примеру, ледяную корку на кого другого наслать и оставить на нём — жуткая смерть получится. Лэдд потряс головой: нет, не надо ему такого, лучше уж по старинке, из лука или гномьего эшверша. Впрочем, эшверш, если не птице голову отстреливать, тоже страшные раны оставляет. Оннакс лечил лет пять назад волчатку одного из владевших этой штукой охотников: мелкий дуралей уволок отцов эшверш поиграться и в итоге ногу потерял.

— Лёд, подозреваю, может помочь наводить мосты, — продолжал Тогрейн, — или нечисть Чарги-йильскую замораживать… Это даже полезнее моей глины будет!

Так вот кто тут второй стихийный колдун… Заодно и понятно, почему Лэдду именно Раубу в учителя назначили — Тогрейн, судя по возрасту, сам совсем недавно был учеником.

Во мраке шкафов раздались решительные шаги, приклацывающие, будто башмаки подбиты гвоздями. За ними последовал громкий басовитый голос:

— Тогрейн! О, вот ты где!

Всё свободное пространство, которое ещё оставалось в углу, вмиг оказалось заполнено. Вошедший был не то чтобы высок, но точно широкоплеч сверх меры. Светлые волосы, перетянутые шнурком, сиреневая рубаха и подвеска с крохотными, почти незаметными на широченной груди бусинами в цветах Троелуния.

— А, Сырга… — Тогрейн качнулся на табуретке, запрокинув голову к собеседнику. — Возьмём ученика с собой? Скучно же неделю над книгами киснуть!

Сырга — Лэдд прежде его не видел, но знал, что так зовут мужа Лситьи, — смерил его внимательным взглядом и уточнил:

— Рауба в котором часу приходит?

— После двух, — ответил Лэдд.

— Тогда идём.

Заложив страницу чистым куском бумаги, Лэдд вслед за Сыргой и Тогрейном покинул тесный полумрак книгохранилища. Снаружи, за пределами тенистого внутреннего двора с голубыми ёлочками, землю грело утреннее солнце. В городе оно играло светом и тенью, но за его стенами светило прямо. Они поднялись выше по склону, а затем спустились в длинную долину, откуда не было видно Сярморе; даже Саяндыль поднималась над скалами только башней Чертога и далёким маяком. На всю долину расстилались луга — светлые, изжелта-зелёные, будто полупрозрачные. Над ними тут и там вставали серые валуны, казалось, отбросившие своё многовековое каменное равнодушие, чтобы восхититься летним светом. Робкие цветы тоже поднимали свои венчики над сочной луговой травой, подставляясь под солнечные лучи. А облака, извечные враги солнца, разбежались — лишь два или три из них прилепились к высоким горам вдали, чтобы оттуда мелкопакостно грозить золотому светилу.

— Хорошо! — Торгейн заткнул за ухо голубой цветок на длинном остролистном стебле и блаженно зажмурился, заложив руки за голову.

— Хорошо, — согласно крякнул Сырга, но тут же пробурчал: — Лопа́чек только завёлся. Лситья говорит, за ягодой ходить невозможно стало.

— Шамана бы… — пробормотал Тогрейн. — И пару воинов в помощь.

— Дык посылали! И шамана с воинами, и двух шаманов, и трёх шаманов… Хитрый больно попался — видать, старый и опытный. Потому я туда иду. И вы двое.

— Предвижу ту ещё забаву! — провыл Тогрейн, явно кого-то передразнивая.

— Кто он такой, лопачек? — спросил Лэдд, всё это время внимательно слушавший их разговор в поисках объяснений.

— Нечисть мелкая, прыгучая, — пояснил Тогрейн. — Чёрный, одноглазый, однорукий, одноногий… Обитает в Чарги-йиль, но время от времени и в другие земли забирается. Особенно Лэлэ-йиль любит — здесь прятаться удобнее. Кроме того…

— Любит притворяться чёрным туманом, — перебил Сырга, — и обладает поистине бездонным желудком.

— Лошадей целиком лопает! — вставил Тогрейн.

— Помрёт, если сломать ему шею.

— Так обычно в преданиях делают. На самом деле надёжнее снести ему голову.

Они всё шли и шли по пологому склону ко дну долины. Там, внизу, чернело, не отражая неба, круглое озеро, больше напоминавшее колодец. На валунах грелись в лучах всё поднимавшегося солнца маленькие узорные змейки, над травой и цветами кружили поющие пчёлы. Долина прямо-таки дышала летом. Ветра не было, и воздух стоял, напитываясь запахами медовых трав и горячего камня. Было почти жарко — в Илданмары это слово можно было сказать, только сидя у очага.

Сырга и Тогрейн продолжали пререкаться, выбирая, какой же всё-таки способ убийства лопачка будет вернее. Лэдд подумал, что главное — повредить шейные позвонки или что-то другое в шее, а уж как именно это сделать, зависит скорее от обстоятельств.

Тем временем они наконец достигли озера, и — вот! — на дальнем его берегу встало чёрное туманное облако. Как настоящее, но неуловимо неправильное, злое, и даже не потому, что так низко облаков не бывает. Ветер даже не шелохнулся, а облако всё равно поплыло по-над озером.

— Вот он, гад, — подтвердил Сырга и принялся рыться в карманах, бряцая чем-то металлическим. — На расстояние в двадцать шагов — брысь!

Тогрейн отскочил влево, Лэдд — вправо, повторяя за ним. Лопачек подобрался, уменьшился, а потом как вздулся! Чёрное облако — туча, не иначе! — придвинулось ближе, встало стеной. То есть сжирает он всё в облике такой вот тучи?.. Или всё-таки свой настоящий облик принимает?

Сырга наконец откопал пару металлических пластинок и, размахнувшись обеими руками, запустил их в лопачка. Пластинки упали по обе стороны от тучи, и между ними взмыло вверх что-то полупрозрачное, самую малость синеватое.

— Граница, — деловито пояснил Сырга, покосившись на Лэдда. — Дальше неё не пройдёт, пока в ней сила не иссякнет.

Словно в ответ на его слова, туча принялась биться о преграду, распластываясь по ней и стекая обратно, как опрокинутые чернила. Лэдд уставился на эти переливы во все глаза: было в них что-то красивое, хоть и насквозь неправильное. Лопачек перетекал туда-сюда, туда-сюда и вдруг разом опал на землю. Туча сгустилась, сжалась — и превратилась в тощего чёрного уродца с одной рукой из середины груди, одной ногой и одним глазом посередине лба. Вот он какой…

Тогрейн тем временем подкрадывался ближе. Вроде и яркий — сиреневый в золото-зелёной траве — он ухитрялся быть незаметным, как бывалый охотник, отчего снова напоминал дикого маала. Вот Тогрейн припал к земле, почти скрывшись в зарослях, и от него ладоней в сторону лопачка поползли по земле светящиеся линии. Плавные, извилистые, похожие на полёгшую от ветра траву, они без труда забрались в пределы установленной Сыргой границы и потянулись вверх. Лэдду показалось, что вокруг лопачка начала расти болотная ряска, но вот она поднялась повыше, увеличилась — и уже толстые глиняные пальцы обтекали, сжимали яростно бьющуюся нечисть.

Граница пала. Сырга решительно зашагал вперёд, видимо, намереваясь свернуть-таки лопачкову шею. Нечисть вертелась, плевалась чёрной слюной, а глина ползла вверх нехотя, еле-еле. Слюна лопачка иссушала её, превращая в безжизненный песок.

— Да что ж-ш-ш!.. — шипел Тогрейн, который катался по земле, словно буквально закапывая лопачка в глину.

Не помогало — нечисть почти вырвалась из глиняного плена — осталась лишь единственная щиколотка. Весь остальной лопачек уже клубился-расплывался, готовясь превратиться в тучу. Сырга даже бегом не успеет.

С одной стороны, едва ли всё было так серьёзно, как сейчас казалось Лэдду: лопачку полагался шаман, так что два колдуна его победят. Но если лопачек удерёт и, к примеру, переселится к другому озеру?.. Сырга ведь только слова Лситьи передал, но раз лопачек лошадей жрёт, не пострадают ли люди?

Лэдд задавал эти вопросы где-то на краю собственного сознания. В середине же его зрела, даже чесалась мысль помочь, наколдовать хоть что-нибудь. Другой край сознания нашёптывал на ухо: «Не лезь к знающим, ты колдун всего неделю!» Но это тоже был край.

Руки поднимались словно бы сами собой. «Можно ли заморозить тучу?» — спросил он себя. Краткое покалывание бежало вслед за кровью. Язык тоже будто бы жил своей жизнью — бормотать, когда делаешь что-то сложное и ни в чём не уверен, въелось в кожу ученика шамана, когда ему не исполнилось и десяти.

— Холодись-леденись, не клубись. Холодись-леденись, не клубись…

Мимо пронёсся порыв холодного ветра. Лэдд по привычке зажмурился — на Ветреной горе он всегда больно бил по глазам, — но всё же успел заметить бледно-голубой свет, мелькнувший впереди.

— От теперь другое дело! — крякнул Сырга и пошёл на лопачка неумолимо, как медведь.

Лопачек застрял между тучей и телом, кривой, уродливый, полупризрачный. Но шея его была на месте. Сырга вцепился в неё обеими руками и одним мощным движением загнул к земле.

— Молодца! — провозгласил он, повернувшись к Лэдду. — Так и надо!

Лэдд отклонился, заглядывая ему за спину. Там таял, становясь всё прозрачнее и прозрачнее, поверженный лопачек.

— А как с ним шаманы борются? Если нас трое было…

— Пф-ф! — Тогрейн вскочил на ноги и принялся яростно отряхиваться. — Обычно они послабее — от одной борьбы с границей падают. Чтоб её кинуть, достаточно и шамана. Потом воин ему башку срубит — и всё. А этот смог несколько раз тучей стать.

— Старый, видать, — сказал Сырга. — Это мы от возраста дряхлеем, а в Чарги-йиль всё наоборот. — Тут он вдруг повернулся к Лэдду и спросил: — Ты как сам-то?

— Да… никак.

Есть хотелось, как будто завтрак был не четыре часа назад, а на прошлой неделе, но с таким проявлением колдовства Лэдд уже познакомился. Сегодня он, кажется, сделал даже больше, чем за всю неделю целиком.

— Ну смотри, — добродушно прогудел Сырга, — а то колдовать в первый год — как бревно тягать, силы надо!

Сперва у них дар за кровь, теперь вот за мышцы… Нельзя ли просто сказать, что дар — это ты целиком? Впрочем, не Лэдду об этом судить.

Вернувшись в Чертог Троелуния, они наткнулись на Раубу. Та стояла, подбоченившись, у входа в башню и недобро выглядывала не то Лэдда, не то Сыргу. Может, и Тогрейна, но он вышагивал с таким независимым видом, что его как бы не за что было выглядывать.

— Та-ак… — протянула колдунья. — Это кто у меня сегодня учёбу прогуливать собирается?!

— Никто! — Лэдд виновато замотал головой. Он и в самом деле не собирался ничего прогуливать: едва за полдень перевалило, а Рауба, как и предсказывала Лситья, раньше двух никогда не появлялась.

— Бестолковый… — заботливо вздохнула колдунья. — Вредно тебе пока колдовать так много. После обеда иди дальше книги читать.

— Рауба, а ты его сама учишь чему-нибудь или только за книги сажаешь? — спросил Сырга. — Не научится ведь ничему.

Рауба хмыкнула.

— Это у вас, артефакторов, учение сложное. В стихийном колдовстве нужно сперва тысячу раз одно и то же повторить, и только потом теории учиться. Но… ученик, что я тебе вчера рассказывала?

— Про ветви колдовства, — отозвался Лэдд. Голод мешал сосредоточиться, но он послушно оттарабанил: — Целительство, серая ветвь мертвецов, зельеварение и артефакторика, красное колдовство и колесо стихий, сила пути… И запретные чёрные чары вроде жертвоприношений и ветви изменения.

— Ясно всё с вами… — пробормотал Сырга и попросил: — Как закончишь с теорией, отдай его мне? Ну нельзя парню над книгами чахнуть!

— Почтенный Унгла не позволит, — засомневалась Рауба. — Ну да сам спроси.

Почтенного Унглу они встретили за обедом, уже через полчаса. Сегодня в трапезной вообще собралось много народу. Как сообщила Лситья, колдуны жили каждый по-своему и обедали в разное время. За ужином вот собирались почтенный Унгла, Дагна, Лэдд, да пару раз оставалась Рауба, за обедом — нет. Сейчас же явились они все да ещё Тогрейн, Сырга и Лситья, потому что, по словам почтенного Унглы, негоже жене обедать отдельно от мужа, пусть она и не колдунья.

Позже всех в трапезную вошла ещё одна женщина: высокая, но согбенная, тонкая, как травинка, с седыми волосами до колен. Свободное красно-фиолетовое облачение делало колдунью похожей на поздние сумерки. Завидев её, все, от Унглы до Тогрейна, поклонились в пояс; Лэдд повторил за ними.

— Добрый свет, почтенная Игдие! — произнёс Тогрейн.

Её усадили во главе стола, где обычно располагался сам почтенный Унгла. Лэдд подумал, что ему не мешало бы разузнать больше о Троелунии, ведь про Игдие он слышал лишь то, что она первая колдунья, но, похоже, дело обстояло сложнее. Унгла — тоже первый, но она явно намного старше и почтеннее, раз даже он так кланяется. А ещё почтенная Игдие, очевидно, весьма редкая гостья в Чертоге.

Когда все сели, Дагна наклонилась к Тогрейну и, почти коснувшись губами его уха, прошептала:

— Как думаешь, она правда будущее видит?

Тогрейн пожал плечами, легко и как бы случайно оттолкнув её подальше. Лэдд покосился на старших колдунов, но никто из них не обратил внимания на шёпот — то ли не слышали, то ли про них слишком часто сплетничали.

К концу обеда, когда съелись и густая похлёбка, и запечённое мясо и остался только травяной настой с брусничным пирогом, Сырга обратился к почтенному Унгле:

— Позволь забрать ученика у Раубы. Она его тут оставляет, а я в поле буду брать, — и он рассказал о схватке с лопачком, немного, на взгляд Лэдда, приукрасив вклад ученика. Мол, без него бы не справились.

Всё время рассказа почтенная Игдие безотрывно и не моргая смотрела Лэдду в глаза. У неё самой они были чёрные, словно у ворона, и топящие в трясине. Она моргнула, лишь когда заговорил почтенный Унгла.

— Колдуны младше пятого учеников обычно не берут. Считается, что опыта у вас мало. Ты и вовсе десятый пока… — Он задумался, но всё же кивнул. — Бери. Никто ведь не мешает ему и у других советов спрашивать.

— Спасибо тебе, почтенный Унгла! — прочувствованно воскликнула Рауба. — Теперь меня никто от садов-огородов отвлекать не будет.

Почтенная Игдие повернулась к ней и строго вскаркнула:

— В Аптанлы дожди затяжные будут. Картошку не потеряй!

— Не потеряю, — пообещала Рауба, — хороша будет картошечка.

Убедившись, что о нём больше говорить не будут, Лэдд выскользнул из-за стола и направился к выходу. Ему хотелось сегодня дочитать до конца хотя бы одну главу. Когда он проходил мимо Игдие, та придержала его за руку тонкой костлявой ладонью. Лэдд опустил голову и вновь встретил немигающие чёрные глаза. Вблизи он увидел пляшущие в них отблески огня, вот только светильники в трапезной гномьи висели, и днём их никто не зажигал.

— Долгая тебя ждёт дорога, ухабистая, в чужие земли. Многих ты потеряешь. И та, кто тебя ждёт, тебе не поможет. Встретишь трёх родных сестёр — третью береги, другие две тебя погубят.

Та, кто ждёт… Это что же, ему к Ирмаске теперь не возвращаться?! Или… или почтенная Игдие каким-то образом про Иръе прознала? Едва ли она ответит…

Второй рукой колдунья достала из складок одежды плетёный шнурок и накинула его на запястье Лэдда.

— Волосы подвязывай, как отрастишь. Неудобно это — мужчине с лохмами расхаживать.

Неодобрительно покосившись на простоволосого Унглу и встрёпанного, как кот после драки, Тогрейна, почтенная Игдие наконец отпустила Лэдда. Он почувствовал, будто вынырнул из ледяного горного озера.

Волосы… Лэдд их прежде коротко стриг — длинных в Илданмары вообще не носили. Однако Рауба уже говорила, что сила отчасти в волосах копится, так что, хоть по плечи, но отпустить придётся.

— Картошка! — ещё раз каркнула почтенная Игдие.

— Помню! — крикнула Рауба с порога.

Обещание своё она, надо сказать, сдержала: картошку по осени выкопали вкусную и на всех хенгиль. Только почтенная Игдие этого не увидела. На исходе лета, в страшную грозу над Чертогом, она умерла в своём чуме далеко на востоке Вара-йиль, прожив, как Лэдд узнал от всеведущей Лситьи, день в день тысячу лет.