Птица на ветру (гет)

Миллисент снился странный сон.

— Вы не имеете права верить этим нелепым слухам, — с жаром убеждала она миссис Кребб, глотая злые слезы, — почему вы так легко допускаете возможность его смерти? Он далеко, он не помнит своей жизни, наших имен, но он не умер! Я докажу вам, что он не умер! Его тела ведь так и не нашли!

Недоверчивое лицо Аделаиды искажала гримаса страдания, а Милли уже бежала босиком вниз по скользкому от мокрой грязи склону. Возле терявшейся в ночном мраке могилы Винсента неслышно журчала река, и от густой удушливой тьмы кружилась голова. Вокруг сновали закутанные в темные плащи фигуры, и девушка не слишком удивилась, обнаружив, что мраморное надгробие с именем кузена бесследно исчезло. Хриплый мужской голос неразборчиво прошептал ей на ухо незнакомое имя.

— Ей все известно о мистере Креббе. Вы должны встретиться наедине. Она будет ждать тебя.

Миллисент полученное известие не обрадовало — сердце сжалось от тревожного предчувствия неминуемой беды. Она с отчаянием взглянула на пожилого мага, передавшего ей послание, и, наконец, проснулась.

Только теперь, в свете приветливых лучей майского солнца она могла рассмотреть предоставленную ей для ночлега комнату с кружевными занавесками. Сквозь открытую форточку доносилось беззаботное щебетание, а на каминной полке было расставлено множество колдографий в серебристо-синих рамках. С каждой из них улыбалась миловидная девушка с блестящими волосами, убранными в аккуратный узел на затылке, и она же стояла в дверях, держа в руках плащ-дождевик, на котором еще не успели обсохнуть мелкие капли.

— Погода испортилась, — посетовала одетая, как заправская наездница, Мораг Макдугалл, бережно вешая плащ на спинку кресла. — Неподходящее утро для верховой езды. Как хорошо, что ты не оказалась без крыши над головой в эту ужасную ночь. Поверить не могу, что тетя выгнала тебя из дома. Неужели бывают настолько бессердечные люди? У нее ведь не осталось других родственников.

Миллисент пожала плечами. В свете недавних откровений Винсента поступок Аделаиды Кребб казался жалкой и незначительной местью, совершенно теряя былое значение, подруга же выросла в слишком благополучной семье, чтобы это понять.

Мораг первая неуверенно окликнула ее в Диагон аллее, где Миллисент бродила, не разбирая дороги. Сердитый колдун из незаселенной новостройки к вопросам подозрительной девчонки отнесся недоброжелательно и захлопнул дверь прямо перед ее носом, буркнув напоследок, что гоблин исчез накануне захвата Министерства и оказался крайне неаккуратным плательщиком, задолжав ему десяток галеонов за последние два месяца.

— Отец не оставлял никаких указаний на этот случай, — растерянно прошелестел Винс. От разочарования его облик как-то помутнел — или это для потрясенной Миллисент все краски разом сгустились, подчеркивая безнадежность ее положения. — На официальные счета Креббов наложен арест, а гоблины после недавнего налета на сейф Лестрейнджей о людях не слишком высокого мнения, будь то даже праправнучка Эммы Гринготтс. Я не знаю, кто, кроме Дарка, откололся от племени. Сбережения на черный день отец доверил ему, но вот особых способов связи не предусмотрел.

Винсент еще продолжал что-то говорить, но смысл его слов едва долетал до Миллисент. Вкус разочарования оказался не горьким, как уверяли низкопробные любовные романы, а тошнотворным: казалось, что в область желудка невидимая рука вонзила тупую иглу, невозможно ни дышать, ни думать.

— Ты сказал, мистер Борджин? — вдруг вскинула она брови, выхватив знакомое имя из напыщенной тирады кузена. — Разве он не в тюрьме?

— Если только его не арестовали этой ночью, — удивился Винсент. — Таким, как он, фамилия Булстроуд скажет многое. Кроме того, он побаивался отца.

— Когда тот был жив, — отрезала Миллисент. — Нет, я не пойду к Борджину. Разве не ты жаловался на мою склонность оказываться в неподходящем месте в неподходящее время? Не хватало еще, чтобы меня отправили в Азкабан, когда по всей стране гремят аресты.

— И куда же ты отправишься, совсем одна? — ухмыльнулся Винсент. — У тебя нет денег и нет друзей, да и я не намерен наблюдать за тем, как ты делаешь глупости.

— Я даже самой себе помочь не могу, Винс, — вздохнула Миллисент, — что уж говорить о тебе. Но я уверена, найдутся люди, которые меня не оставят.

Призрак давно растворился в воздухе, словно никогда не существовал, но его не то сожалеющий, не то насмешливый взгляд, то и дело, воскресал в воспоминаниях Миллисент. С рассветом девушка добралась до ближайшего ломбарда и рассталась с единственной ценностью, доставшейся от матери, — кулоном в виде уробороса — змеи, кусающей свой хвост — ради тридцати галеонов, мизерной суммы, учитывая его истинную ценность.

— Миллисент? — Пэнси Паркинсон торопливо захлопнула дверь за спиной, с нескрываемым шоком глядя на бывшую подругу. — Как ты здесь оказалась? Я слышала, ты уехала к матери.

— Я передумала, — Милли мрачно хмыкнула, представив, с каким усердием Аделаида писала общим знакомым, трудясь над распространением выгодных ей новостей. — Скажи, я могла бы остановиться у тебя на несколько дней? Так случилось, что мне больше некуда пойти.

— Дорогая, в любое другое время я бы тебя пригласила, — Пэнси театрально прижала руку к груди, — но ты же понимаешь, под каким мы сейчас наблюдением аврората. Отца пытаются обвинить в причастности к темной стороне. Что за глупости! Если это связано с тем, что я когда-то говорила про Гарри Поттера, так могла ли я вести себя иначе, находясь в окруженной школе, где меня в любой момент могли убить? Кстати, мои соболезнования, такая страшная трагедия с Винсом... Заходи в другой раз, когда страсти улягутся, мы с радостью примем тебя. А сейчас извини, родители ждут, — Пэнси едва ли не просочилась в замочную скважину, словно опасаясь, что Миллисент силой ворвется в дом, навлекая на них дополнительные неприятности. «Это была миссис Престон, мама», — донеслось из-за двери, и Милли невесело рассмеялась.

— Мы продаем все недвижимое имущество и покидаем страну, — категорично отрезала Лиза Турпин. В перегороженной чемоданами и коробками гостиной ее дома было полно хныкающих детей, а из комнаты в комнату бегала, отдавая распоряжения, дородная женщина в пышном рыжем парике. — Нам не предъявили никаких обвинений — пока — но отец опасается, как бы мы не попали под горячую руку. Ты же знаешь, тетя Лотта замужем за братом отца Тео, которого арестовали в битве за Хогвартс. Извини, Милли, я ничего не могу для тебя сделать.

— И у тебя еще хватило наглости прийти сюда? — чуть не подавилась Трейси Дэвис, с трудом узнав бывшую одноклассницу. — И давно ли мой дом стал так похож на приют для бездомных? Твоей подругой была Паркинсон, вот у нее и проси помощи, Булстроуд, а я больше всего мечтаю раз и навсегда забыть, чему обязана знакомством с этим сборищем малолетних преступников, в которое превратили наш факультет. Чтобы духу твоего здесь не было через пять минут.

— Грегори тяжело переживает гибель друга, а вы пришли напоминать ему об этом ужасе? — рядом с миссис Гойл даже Миллисент могла почувствовать себя миниатюрной куколкой. — Не надейтесь меня разжалобить своими драматическими историями. Я так понимаю, вы девушка настырная, сколько вы хотите за то, чтобы раз и навсегда оставить нас в покое?

Еще несколько закрывшихся перед Милли дверей и погасших каминов убедили ее окончательно: Винсент, к глубокому сожалению, оказался прав. Аделаида Кребб знала свое дело: ни слизеринцы, ни рэйвенкловцы не считали возможным пустить на порог своего дома особу с сомнительной репутацией. Никто из многочисленной вереницы знакомых — кроме Мораг.

— Только на одну ночь, Милли, — ободряюще улыбнулась ей подруга. — А утром подумаем вместе с мамой, что тебе делать дальше.

Миссис Макдугалл, в определенных кругах личность довольно известная, занималась цивилистикой и научной работой. Мораг унаследовала ее проницательный холодный взгляд и трезвый рассудок. Память миссис Макдугалл представляла собой компьютер с обширной базой данных, и пока Миллисент допивала свой кофе, та уже успела назвать ей с десяток фамилий, которые могли оказаться полезными.

— Дэвисы?

— Выставили меня за дверь.

— Нотты?

— Не пускают в имение никого, кроме авроров и адвокатов.

— Брокльхерсты?

— В Германии.

— Бэддоки?

— Каждую минуту ждут ареста. Готовы одолжить двадцать галеонов.

— А что насчет Гринграссов? — вдруг просветлело лицо миссис Макдугалл. — Судья Гринграсс известен своей справедливостью, а его дочь Дафна — такая милая и воспитанная барышня...

— Миллисент не пойдет к Гринграссам, мама, — перебила ее Мораг. — Они с Дафной на дух друг друга не переносят с первого курса.

— Разве время помнить о школьных ссорах? — недоуменно протянула миссис Макдугалл. — Придется переступить через гордость. Уверяю тебя, дорогая, если заручиться поддержкой судьи Гринграсса, можно не беспокоиться за свое будущее. Сейчас, когда лучшие представители нашего общества себя скомпрометировали, именно он будет представлять интересы чистокровных в Визенгамоте, и лучше быть другом его семьи, нежели злопамятной школьницей, лелеющей детские обиды. Думаю, с моей рекомендацией разговор у вас сложится удачнее

Миллисент возненавидела Дафну Гринграсс, как только увидела на платформе 9¾, окруженную родственниками и чемоданами, в сказочных малиновых туфельках, созданных специально для принцесс. Дафна и вела себя, как принцесса, снисходя до общения лишь с избранными, и в их число никак не могла попасть сестра одного из худших учеников на курсе, родители которой не пожертвовали школе ни единого кната.

Имение Гринграссов отвечало худшим ожиданиям Миллисент — как и его хозяйка, оно было безупречно и всеми фибрами стремилось отторгнуть инородное тело, так бесцеремонно вторгнувшееся в его пределы. Вот ее спутницу дом привечал, как равную, — если кого-то в Англии и коснулась разрушительная война, то только не миссис Макдугалл. Со своими драгоценностями и не сходящей с лица белозубой улыбкой она идеально вписывалась в изысканные интерьеры огромных светлых комнат с окнами, выходящими на цветущий сад.

— Мой муж сможет тебя выслушать, как только освободится, — многообещающе улыбнулась излучающая похожую ауру успешности миссис Гринграсс. — Сейчас у него посетители из министерства. Подождать можешь в гостиной. А я исчезаю, мне уже пора быть на вокзале Международной каминной сети, встречать Эсти. Моя дочь, Астория, сегодня она возвращается из Франции.

Миллисент прошлась по комнате, оглушенная внезапным одиночеством. Мать Мораг, прежде чем аппарировать, расцеловала ее в обе щеки, и все же девушка точно знала, что обратно в доме Макдугаллов ее не ждут. Тем не менее, она была благодарна. Непродолжительное пребывание у подруги подарило ей иллюзорное ощущение домашнего уюта, почти позабытого за последние сорок восемь часов.

Сквозняк слегка приоткрыл неплотно захлопнутую дверь кабинета, и до Миллисент донесся негромкий, однако властный голос.

— ... недопустимых последствий. Меня не интересует общественное мнение, мой друг, закон выше сиюминутных желаний толпы. Я, разумеется, говорю не о законотворческих потугах дискредитировавшей себя организации...

— Вы рискуете нажить себе врагов, ваша честь, — возразил ему собеседник. — В министерстве сегодня немного сторонников таких крайностей.

— Ваша ошибка в ненависти к крайностям, — бескомпромиссно отрезал судья Гринграсс. — По мне, истинная опасность заключается в стремлении к духовной посредственности. Когда общество охвачено этой болезнью, рождаются тираны.

В спор вмешался третий голос, и Миллисент уже не могла разобрать ни слова. Ясно было одно — чиновникам так и не удалось добиться от судьи Гринграсса ожидаемого результата. Что бы ни было предметом разногласий, для Гринграсса оно представляло принципиальный, а потому не подлежащий обсуждениям вопрос.

— Не могу пользоваться взятым взаймы талантом, уважаемые господа, — подытожил судья тоном, от которого представители министерства, должно быть, раздосадованно заскрежетали зубами. — Ваши идеи столь масштабны, что бедный старик рискует остаться и вовсе не с чем, расплачиваясь по счетам.

Милли вдруг задумалась о том, как, должно быть, непросто приходилось домашним жить под одной крышей с таким деспотичным человеком. Впрочем, не исключено, что от жесткого нрава судьи страдали лишь подчиненные и докучающие бездельники из министерства.

Миссис Макдугалл полагала, что история Миллисент произведет на Гринграсса неизгладимое впечатление, он ведь и сам был отцом шести дочерей. Холодный нейтралитет, который он принял во время войны, сослужил ему хорошую службу — его мнение высоко ценилось еще во время первого возвышения Волдеморта, теперь же он оказался редким представителем древнего рода, известным, как служитель закона, а не как его злостный нарушитель.

— По долгу службы мне ежедневно приходится работать с жертвами войны. На поверку, речь скорее идет о жертвах собственной глупости. Значит, это вы девушка, которую привела Рут.

Миллисент резко развернулась и с удивлением узнала пожилого мага из своего сна. Судья Гринграсс вошел в комнату неслышно, как хищник, подкарауливающий добычу, и, расположившись в кресле, с любопытством рассматривал незваную гостью.