Рождество на площади Гриммо, или Как Пожиратели пришли Поттера побеждать (джен)

Относительную тишину, в которую погрузились созерцающие жутковатого вида варево гости, прервал оглушительный гитарный рифф — начало какой-то старой песни.

— Продолжение банкета? — поморщился Долохов.

Внезапно хриплый голос певца перекрыло женское сопрано, показавшееся странно знакомым. Пожиратели Смерти переглянулись и всем скопом кинулись в гостиную, члены Ордена Феникса от них не отставали.

— Мерлинову бороду мне в... — просипел Макнейр, вытаращив глаза.

Остальные же молча уронили челюсти. Одна только Луна восторженно захлопала в ладоши и закружилась на месте.

Нарцисса Малфой, известная своей сдержанностью, стояла на столе, одетая в невообразимого цвета и покроя штаны, рваную футболку и мантию с закатанными по локоть рукавами. Сильным и чистым голосом она распевала песню, при одном только упоминании которой ещё несколько часов назад скривилась бы.

Протрезвевший от ужаса Люциус молча смотрел на жену и старался уверить себя, что это просто страшный сон. Беллатрикс лихорадочно убеждала вновь забившегося в угол Тёмного Лорда, что они с Нарциссой не родственники. Братья Лестрейнджи хором икали. Близнецы Уизли торопливо настраивали колдокамеру. Лишь один человек, кроме Луны, ловил от происходящего неподдельный кайф.

— Жги, сестрёнка! — восторженно орал Сириус. — Вот теперь я верю, что она моя родственница!

Тем временем из динамика зазвучала новая мелодия.

— Хэ-э-эй, бэ-э-эйби! — вывела Нарцисса вместе с певцом, лихо раскручивая над головой соскользнувшую с плеч мантию. — Ай уонна но-о-о-оу...

В мозгу Люциуса что-то щёлкнуло, и он, наконец, нашёл в себе силы броситься к веселящейся от всей души жене.

— Цисси, — зашипел он, пытаясь стащить благоверную со стола. — Цисси, это неприлично! Слезай, мы пойдём домой!

— Не-ет! Я никуда не пойду! Мне хорошо! Эй, братец, дуй сюда, подпевать будешь! Давай, как в старые добрые!

— Цисси, любимая, ненаглядная, я прошу тебя! — взмолился Люциус, покрываясь холодным потом — он заметил нацеленную на них колдокамеру и зловещие ухмылки Фреда и Джорджа. — Пожалуйста, я сделаю всё, что ты захочешь, я куплю тебе то колье с радужными бриллиантами, только слезь со стола, Мерлина ради!

— Люц, не нуди! — от хлопка Сириуса по спине у Малфоя-старшего подогнулись колени. — Цисси, ну как ты могла замуж за такого зануду выйти, а?

— Да сама не знаю, — пожала точёными плечами Нарцисса, не замечая резко изменившегося выражения лица своего мужа.

— Ты меня тогда страшно разочаровала.

— Нарцисса, — теперь уже голос Люциуса звенел чистейшей сталью. — Как это понимать?

Миссис Малфой посмотрела на мужа глазами невинного ребенка.

— Да ладно, Люц, не заводись, — забормотал Сириус, просчитывая, однако, возможные траектории заклинаний разъярённого родственника. — Ну, подумаешь...

— Нет, не подумаешь, — отрезал Люциус. — Я никому не позволю называть себя занудой!

Ответом ему было удивлённое молчание.

— Что? — выпалил покрасневший Малфой. — Да я с детства на всех балах звездой был!

Молчание стало скептическим.

— Не верите? Ну-ка! — он ткнул палочкой в сторону радиоприемника, и тот начал играть другую песню. — Сейчас услышите.

Заиграла красивая мелодия, Люциус набрал в грудь побольше воздуха и старательно запел, не попадая в такт и немилосердно фальшивя (мы же помним, что ему в детстве гиппогриф на ухо не просто наступил, а потоптался и джигу сплясал).

— В лесу-у ра-а-адилась ёлочка-а, в ле-есу она расла-а-а...

Все присутствующие впали в ступор, а Долохов откровенно заржал:

— Лю-у-уц, ты хоть знаешь, о чем поешь?

— Конечно, — с достоинством ответил Малфой. — Это старинная песня про ужасные кровавые пытки.

Долохов издал придушенный писк и рухнул на пол, хохоча во всё горло.

— Люц, ты уверен? — скептически изогнул бровь Рабастан.

— Ну разумеется, уверен! — раздражённо отмахнулся Малфой. — Как только я начинал петь эту песню, maman и papa сразу обещали исполнить все мои желания. Эта песня такая страшная, что никто не может дослушать её до конца, особенно в таком талантливом исполнении, как моё.

— Немудрено! — провыл Долохов из-под стола.

От неминуемой смерти Антонина спас Снейп. Разбуженный пением Люциуса, он, не вставая с дивана, махнул палочкой в сторону приемника, который подпрыгнул и заиграл энергичную мелодию.

— А чё все такие кислые? — радостно осведомился зельевар, скатываясь на пол. — Праздник же, танцевать надо! Оп-па, гангам стайл! Ну, ну, не стоим, веселимся! Оп, оп! — и Снейп в развевающейся чёрной мантии начал лихо отплясывать по всей комнате, стараясь ухватить кого-нибудь за руку и заставить прыгать вместе с ним. Посуда на столе и в шкафах жалобно позвякивала в такт почти балетным па зельевара.

— Эк его, а, — шепнул Макнейр Сивому.

— Не встанет завтра, — мрачно предсказал оборотень, ловко уворачиваясь от несущегося в его сторону Снейпа. — А как очухается, всех нас поубивает.

— Надо остановить его, что ли, — задумчиво протянул Долохов, выглядывая из-за скатерти как из-за занавески.

— Тебе жить надоело? — фыркнул Родольфус. — Подвинься лучше, мы с братом к тебе.

Тюк.

Снейп аккуратно рухнул на пол после удара полной бутылкой огневиски по голове. Бутылка разлетелась вдребезги, обрызгав всех драгоценным напитком.

— Эй, Гермиона, ты продукт-то не переводи! — Рон с упреком посмотрел на подругу. — Лучше б вон, табуретку взяла.

— Ну я это... Первое, что под руку попалось, взяла, — стушевалась девушка.

— Рон, для нашего уважаемого профессора ничего не жалко, — назидательно сказал Гарри.

Братья Лестрейнджи и Долохов из своего убежища посмотрели на Гермиону с немым восхищением, а Сивый хмыкнул:

— Вот! Сразу видно: гриффиндорка — ничего не боится.

Макнейр подошел к бессознательной тушке Снейпа и потыкал её носком ботинка.

— Молодец девчонка, качественно приложила.

Гермиона от похвалы зарделась. Ремус подошел к неподвижному телу и с помощью Макнейра перетащил зельевара обратно на кушетку (Пожиратель при этом ворчал по поводу веса худого с виду Северуса).