Азиатский способ производства (джен)

Войти мы успели все, но вот вопрос теперь состоял в том, как выйти. Кинг начал прощупывать дверь на предмет скрытых механизмов, но ничего найти не смог.

— Пусто. Не возьму в толк, что с этой чёртовой дверью. Что-то тут...

— Господи Боже, — прошептал Ричардс.

— Что? — испуганно спросил Рон, — Что такое?

— Я вспомнил. Мусульманские похоронные и поминальные обряды предполагают строгое и беспрекословное соблюдение традиций и законов Шариата, — сглотнул Ричардс, — У них своя собственная система правил переселения мусульман в загробный мир...

— И что из этого? — нетерпеливо воскликнул Роуд.

— А то, что различные надмогильные постройки вроде мавзолеев, гробниц и склепов Шариатом не одобряются, — ответил Ричардс, оглядываясь на абсолютно пустую "гостиную", — Причём не одобряются однозначно. А это значит, что мы... не в мусульманском склепе, скажем так.

Он обошёл помещение. Дотронулся до холодной серой стены, провёл рукой по расписной двери.

— Это место древнее мусульманской культуры, — завороженно сказал он, — намного, намного древнее.

Стало по-настоящему страшно. Склеп был абсолютно пуст, но то, что виднелись проёмы в стенах, означавшие собой ведущие неизвестно куда проходы, угнетало. Ребята достали палочки, но от этого не становилось спокойнее. Полнейшая тишина пугала, а тухлый запах, доносившийся из одного из проёмов, внушал странные ощущения. Казалось, что из одной из этих бесформенных дыр на тебя смотрят тысячи глаз, тысячи пустых глаз сгнивших мертвецов, безмолвно выжидающих момента для нападения.

Пора было с этим завязывать.

— Давайте-ка выбираться отсюда, — хрипло сказал я, — нечего здесь...

Меня прервал жуткий утробный гул, возникший справа от входа. Я резко обернулся и только сейчас заметил: свет от Люмоса не осветил одно-единственное место в склепе. Не потому, что мощности не хватало. Свет заклинания озарил всё, помимо одного маленького проёма, по размеру немного уступавшего тем, что мы видели. Я пригляделся.

Там была Тьма. Ужасная, неестественная Тьма, из которой вырвался этот чудовищный звук.

И Тьма нарастала. Со стремительной скоростью и невероятным грохотом она поглощала всё больше пространства, вбирая в себя и камень, и железо, и дверь, и даже одинокий скелет у входа. Теперь Тьма грозилась добраться и до нас.

— Бежим! — рявкнул я.

* * *

И мы побежали. Один за другим ринулись в ближайший проход, показавшийся нам наиболее широким, оставляя оглушительный рёв позади. Тем не менее, вход оставался открытым; Тьма наступала, гул усиливался. Нужно было что-то делать. Ничего хорошего это в себе не несло.

— Бомбарда Максима!

Я дождался, когда мы достаточно отбежали вперёд, резко вскинул палочку вверх и обрушил лавину камней на дыру, через которую мы вошли, отрезав таким образом Тьму от нас. Закрыть вход представлялось единственным выходом, как бы парадоксально это не звучало.

В темноте (на сей раз обычной) слышалось громкое дыхание членов группы. Даже по прерывистым вздохам я узнал Рона; он упал позади меня, распластавшись, видимо, по земле. Я и не заметил, что пробежали мы, на самом деле, не такое уж и маленькое расстояние; видимо, настолько сильным был страх. Ладно. Нужно собраться с силами и выбираться отсюда. Хрен его знает, что тут ещё найдём. А назад, в спокойную и тихую Британию, очень даже хочется.

Не в гробах, что главное.

— Так. Слушай меня, команда. Поднялись и построились по одному в ряд. Кинг, обеспечь нас светом, держись в центре и ни в коем случае не гаси его. Используй что-нибудь покрепче Люмоса, но постарайся не выдать нас при случае. Я пойду впереди, Рон — за мной. Роуд, Ричардс, за вами фланги — смотрите по сторонам и не упустите чего. Жить хочется, знаете ли. МакДафф — замыкаешь.

Мы пошли вперёд. Путь был только один — неясная тропа, ведущая куда-то в сторону. Причём не вглубь, не наверх, а именно в сторону — как будто мы двигались по давно заброшенной системе коридоров. Двигались и тряслись — впереди не было видно ровным счётом ничего, но воздух почему-то нагревался по мере продвижения.

Так продолжалось примерно полчаса. Мы шли, шли, а тропа и не думала кончаться. Некоторые изменения всё же были: с каждым шагом у себя под ногами мы обнаруживали всё больше и больше растительности. Казалось, что ступишь раз — и на тебе, какой-то неизвестный пахучий росток, от которого несёт чем-то одновременно сладким и одурманивающим.

— Чёрт возьми, что это за цветы? — сказал Рон, — У меня такое ощущение, что это поле, усеянное маком. Помнишь ту прошлогоднюю поездку в Парагвай, Гарри?

— Поле, усеянное маком, — недоверчиво спросил Роуд, — Тото, мы не в Канзасе.

Я улыбнулся. Роуд, двухметровый бугай, родился в маггловской семье, так что я не удивился прозвучавшей цитате из "Волшебника страны Оз".

Первое, что вспоминается о Роуде — то, что он никогда не унывал и унывать никогда не собирается.

Не унывал он и в кровавом августе двухтысячного, когда Пожиратели подняли народ на бойню в Манчестере, не унывал он, когда нас полным составом взяли в плен полусумасшедшие уэльские сепаратисты — да что там, Роуд смеялся во всю глотку, когда его били по почкам болгарские повстанцы тяжёлой зимой год назад. Роуда в одиночку послали помогать местным силовикам успокаивать разбушевавшихся студентов, которым, скажем так, помогали. Я протестовал, подавал прошение в Визенгамот — но бесполезно.

Впрочем, пронесло. До болгарской гражданской, к счастью, не дошло — долгая история — но потрепали Роуда там знатно. Наши в Болгарии, оказывается, ещё в середине девяностых активно работали — говорят, переворот в магическом правительстве не обошёлся без участия аврората. Документы пока мне недоступны, но как-нибудь я об этом расскажу. А сейчас Роуд напевал что-то ирландское — призывал одеваться в зелёное, но я особо не вслушивался. МакДафф, приободрившись, начал тихо подпевать.

— Да успокойтесь вы уже, — улыбаясь, сказал Рон, — Мы в древней гробнице или как?

Настроение у нас поднялось, и хорошо, так надёжнее. Бодрость ещё никому не мешала, а в бою — тем более. Брести по казалось бы бесконечному пути стало немного легче.

Ненадолго. Мы встретили их в конце пещеры. В тупике.

Сейчас я уже не помню, как они выглядели тогда. Невысокие, сгорбленные человекоподобные уроды, что-то шипящих друг другу у небольшого костерка, сложенного из пахучего хвороста. От них невероятно разило — казалось, воняет протухшей рыбой, но откуда здесь взяться рыбе?..

Конечно, нам рассказывали байки об обитавших в горах тварей. Говорили, что они утаскивают к себе и животных, и людей. Говорили, что когда-то были гоблинами наподобие наших, но покрупнее и более похожы на людей, и промышляли мелкой торговлей. А потом их проклял местный колдун, изуродовал их внешность и заставил спуститься глубоко под землю.

На самом деле, всё это — жуткие байки местных зевак. Существа, обитавшие горах, действительно принадлежали к гоблинской расе и были изгнаны из людского общества за какие-то там прегрешения. Я особо не вникал.

Они дали своей общине новое имя: "Джабат аль-Нусра" — и объявили джихад всему Ираку. Когда на город опускался вечер, они подрывали автобусы спецназа в центре Багдада, спешившие на место вооруженной стычки. Гибли и военные, гибли и гражданские. Не помню точно, как звали их лидера; у меня вообще плохая память на восточные имена. Помню только, что начиналось на "Абу Мухаммад", а дальше как отрезало. Запомнился он своими жуткими речами о том, что необходимо резать всех людей.

У костерка сидели двое гоблинов: один низкорослый и лысый, другой повыше, немытые пряди спадают на плечи. Наши ребята приготовились атаковать.

— Подождите, — тихо сказал я, — попробуем подойти по-другому.

Я сказал это потому, что лысый гоблин смотрел на меня и широко улыбался.

* * *

— Вы ведь понимаете, в чём дело, мистер Поттер — не можем, не можем мы к своим вернуться.

Голос гоблина, на ломаном английском представившегося как Сибахи, был полон печали. Он не сказал, как зовут его сына — да и не говорил тот на английском, но чай заварил добротный. Мы устроились вокруг костра и пытались отдохнуть.

— А сюда вы зря пришли. Нехорошо это. Опасно. Понимаете? Опасно. Нехорошо. — Сибахи испытывал неловкость из-за своей неумелой речи.

— Это мы уже поняли, поняли, — устало ответил я, кивком благодаря подавшего мне чай рослого гоблина. — Вот только как отсюда выбираться — нет.

— Это не проблема, мистер Поттер, — отмахнулся гоблин, — Мы вас проведём. Здесь уже, наверное, небезопасно оставаться. Зря, очень зря вы вошли сюда с того хода. Все местные знают, что нельзя сюда с того хода! Старого духа вы разбудили, очень старого!

— Ясно, мистер Сибахи...

— Просто Сибахи, просто Сибахи.

— Отлично, я понял. Расскажите, Сибахи — а как вас занесло-то в "аль-Нусру"?

— Как вам сказать, мистер Поттер... — гоблин вздохнул, — Пришёл я сюда с сыном — его, кстати, звать Муслимом, — и братом Хафизом. Пришли мы в неё давно, очень давно. Почему? Они убили мою мать и мою жену. Чего вы от меня хотите? Что бы вы сделали, если бы какие-то свиньи вырезали вашу семью, а потом отобрали всё, что у вас было?

Он вытащил старую колдографию, на которой был изображен он с братом, таким же гоблином, как и он сам — в те более молодые и расслабленные дни — им обоим еще не было тридцати, их бороды были аккуратно побриты, и они обнимали друг друга за плечи. На следующей колдографии его брат стоял один, держа в одной руке палочку, а в другой — гранату. Он сказал: "Джабат аль-Нусра — это меч на иракской земле".

— Нет, разумеется, сейчас я уже не могу воевать, — с сожалением сказал Сибахи, — Сына я тоже никуда не пущу. Я стар, он молод — нам нужно как-то выживать, а люди нас не примут, как бы мы не раскаивались. И, разумеется, мы уже давно никого не убиваем — а заблудившимся путникам вроде вас даже помогаем. Тем более, что вы — англичане, а не иракцы. Никого не трогаем, англичан не трогаем — только иракцев, и то давно. Сейчас... сейчас уже всё потеряно.

Я молча смотрел в глаза Сибахи. В них виднелись слёзы, слёзы какой-то непонятной мне утраты. Я не мог выдержать его взгляда и отвернулся якобы налить себе ещё чая. Взял чайник, налил немного — и мимоходом многозначительно кивнул Рону. Он, естественно, знал, о чём я.

Пора было уходить.

— Думаю, нам уже пора, Сибахи. Вы нас проводите?

— Разумеется, разумеется. После пробуждения духа нам тут оставаться нельзя...

Шли мы недолго, каких-то минут десять. Впереди шагал Муслим, державший в руках огромный фонарь. Сибахи шёл рядом со мной, остальные расположились чуть позади нас. Я на мгновение оглянулся и увидел решимость в глазах своих ребят. Значит, Рон уже передал. Когда я повернулся назад, Сибахи смотрел на меня.

Он понял.

— Мы уже почти на выходе. Знаете, мистер Поттер, — со вздохом сказал гоблин, — Я прожил долгую жизнь и ни о чём не жалею.

Муслим остановился и огромной лапой указал на старую обветшалую дверь. Я почувствовал свежий воздух. Подошёл к двери и выглянул: всё та же гора, то же кладбище. Крики вдалеке. Летают лучи. Ясно. Значит, пришли.

Я достал палочку и повернулся к гоблинам. Рон, Роуд, Ричардс, МакДафф и Кинг сделали то же самое. На войне враг есть враг, а долг выполняется в любом случае.

— Жалеть действительно не о чем, Сибахи, — ровным тоном ответил я. — Совершенно не о чем.

Когда в него попала Авада, Сибахи не кричал.

Тела их мы оставили в склепе.

* * *

На выходе нас, как ни странно, встретил Кемаль с командой. Сам он был цел и невредим, а вот подчинённым, видимо, досталось.

— Мистер Поттер, а я-то думал, что мы вас уже потеряли!

Молча выйдя, мы с товарищами-турками отправились вниз по долине. Наши, судя по всему, поработали на славу: горели ветхие постройки, возведённые шиитами, а кое-где лежали трупы. Мне было всё равно. Сейчас главное — добраться до цивилизации, прочь от этой чёртовой долины, прочь от чёртовой горы, прочь от чёртовой гробницы. Хватит с меня. Пора домой.

* * *

А дома, между тем, было очень даже жарко.

— Джинни, честно, я не знаю, почему так произошло, — сказала Грейнджер, — Мы с Кингсли всеми силами пытаемся поскорее вытащить его оттуда, но и у нас в Министерстве не всё гладко!

Джинни Поттер, тем временем, не собиралась успокаиваться. За окном усадьбы Уизли-Грейнджер, расположенной на окраине Лондона, стояла жуткая духота. Да, июнь. Да, Британия. Но когда, скажите на милость, каверзная госпожа Погода спрашивала, как ей следует себя вести?

— Я ещё раз повторяю, Гермиона: я не верю не единому вашему слову! Разве не ты говорила мне два года назад, что Гарри "просто отъедет в Уэльс по делам"? А что тогда случилось? Его чуть не убили!

Дверь в кабинет отворилась. Вошёл Кингсли. Да, он предупредил, что приедет к Грейнджер "по важному и неотложному вопросу", но Гермиона рассчитывала, что это произойдёт несколько позже.

— Джинни, — умиротворяющим басом произнёс он, — Не горячись, дорогая. Только что прилетела сова с письмом. С Гарри всё в порядке, уже завтра, думаю, он будет дома.

Джинни радостно вскрикнула и бросилась обнимать Кингсли. Тот, сдержанно улыбаясь, похлопал её по спине. Грейнджер, не сумев скрыть воодушевление, встала из кресла, будто бы желая присоединиться к радостным обьятьям.

Она знала, что Кингсли приехал сюда вовсе не за этим.

— Джин, ты не будешь любезна — можешь, пожалуйста, сделать нам холодного тыквенного сока? Просто понимаешь, — извиняюще сказал Бруствер, — у нас с Герми серьёзный разговор — нужно утрясти вопросы с последними постановлениями по эльфам.

— О, понимаю-понимаю, — улыбаясь, ответила Джинни, — Сейчас принесу!

И ушла, напевая: "Гарри возвращается, Гарри возвращается!".

Кингсли закрыл дверь. Теперь от его радушия не осталось ни следа.

— Как ты уже поняла, разговор будет совсем не об эльфах, — мрачно промолвил Кингсли, — Есть новость хорошая, есть новость плохая. Думаю, ты всё равно предпочтёшь хорошую, — дождавшись кивка Грейнджер, Бруствер продолжил — Благодаря моей недавней речи удалось добиться некоторого оправдания убийству Олдриджа.

— Неужели? — удивленно произнесла Гермиона.

Да, — кивнул он головой в ответ, — Олдридж мёртв. Завтра выйдет материал о том, что убитый чиновник был олицетворением коррупции, прогнившим взяточником и прочее, — Кингсли небрежно закурил, — А убийство спишем на ту же тотальную коррупцию. Скажем, что Олдридж убит своими же коллегами-конкурентами. Основная масса министерских работников — тупые серые крысы, жаждущие подсидеть друг друга. А народ... Что народ. Народ проглотит и не подавится, да ещё добавки попросит. А мы и рады провести зачистку — и помощников Пожирателей сметём, и министерских борцов с системой. Всё путём.

— А что... — боязненно спросила Гермиона, — что с Гарри? Он действительно возвращается?

Кингсли помрачнел ещё больше.

— Вот с этим проблема. В Министерстве на каждом углу слышатся обвинения в его сторону. Мол, национальный герой, всё такое — и из-за этого вина во всех прегрешениях Министерства ложится на него.

— Но это же несправедливо! Гарри — честный аврор, охраняющий наше общество! Как люди не могут этого понять?!

— Да понимают они всё, понимают... — устало сказал Бруствер, — Вот только ничего не поделаешь с его имиджем. Видимо, для его же безопасности придётся отправить Гарри куда-нибудь ещё.

— Это опасно! Неужели ты не знаешь, что он и так натерпелся всего этого?

— Я понимаю, понимаю... Но так будет только лучше. Лучше для всех. В первую очередь для него. Тут его банально разорвут на части, понимаешь? Люди верят — и, замечу, не зря — что Министерство прогнило, разбилось на фракции, пожирающие друг друга. И они правы. Все мы тут боремся за одно: за политическую власть, за возможность направить денежные потоки в своё русло. Но это не плохо и не хорошо. Это естественно. Естественная борьба. Выживает сильнейший, понимаешь? И уж лучше быть сильнейшим, нежели проигравшим. Такова жизнь, Гермиона. Пора взрослеть. Пора понять, что дедушка Дамблдор не всё понимал и не всё показывал. Такова жизнь.

Грейнджер уронила слезу. Видимо, другого выхода для Гарри не остаётся...

— Ладно, — стоически сказала она, — Раз выбора нет, то пошлём Гарри куда-нибудь ещё. Я не против.

— Вот и чудненько, — улыбаясь, ответил Кингсли.

Гермиона не знала тогда, что Бруствер просто устранил конкурента в борьбе за власть. Гермиона слишком привыкла к Дамблдору и его вечной доброте.

И это плохо.

* * *

— На самом деле, Гарри, в моей жизни всё куда проще, нежели рисуют сплетники.

После прибытия в Ирак Кемаль Ататюрк пригласил Поттера на частный разговор в одну прекрасную чайхану Багдада. Довольно известное место в узких кругах — если, конечно, знать, где искать. Для такого гостя, как Кемаль Ататюрк, хозяин чайханы не пожалел лучшего топчана, расположенного на втором этаже и надёжно скрытого от посторонних глаз особой магией.

Поттер пил турецкий яблочный чай из круглой расписной пиалы. Рядом с топчаном стояли два кальяна — Гарри уловил запах зелёного яблока.

— Собственно говоря, это довольно старая традиция — пить чай и курить кальян одного вкуса, — неторопливо начал Ататюрк. — Знаешь, как всё это готовится? Чай, как и табак для кальяна, хранят в плотно закрытой емкости, чтобы он впитывал влагу и посторонние запахи, а хранение табака для кальяна в плотно закрытой банке предотвратит его от пересыхания. Церемония чаепития не требует спешки, также как и сеанс кальянокурения, также как и все на Востоке. Понимаешь, Гарри? Всё, о чём говорят здесь, приложимо к человеку. Вот возьмём, к примеру, тебя, — сказал Кемаль, затягиваясь, — ты уже набрался кое-какого опыта, уже немалое повидал. С другой стороны, ты, мой друг, ещё очень и очень молод. Ты можешь многого достичь.

Поттер раскурил свой кальян и неспешно откинулся назад, смотря на необыкновенные узоры, которыми был расписан топчан. Сидеть здесь удобнее, нежели на традиционных английских диванах. Вот только подходили ли Гарри восточные?

— Господин Ататюрк, мы все понимаем, что ситуация сложилась сложная. Также мы понимаем, что в Ираке я совсем не по своей воле. Моё место... — вздохнул Поттер, — моё место там, в нашей дождливой Британии.

— Конечно, конечно, — улыбаясь сказал Кемаль, — В Британии, в Британии...

Но всё же Поттер не мог не задать вопроса.

— Вы сказали, что ваша жизнь куда проще, нежели о ней говорят. Что вы имели в виду? И как вы живёте, если не секрет?

Кемаль улыбнулся и погладил свою бороду. Он уже давно понял все тонкости воздействия на юных боевиков вроде этого Поттера; стоит намекнуть на свой авторитет, стоит показать, что ты — воплощение всего того, что является их идеалом — и всё. Они в кармане.

— О, мистер Поттер, моя жизнь — крайне интересная штука. До недавнего времени я обитал со своими детьми в Абу Даби и работал в Африке. После различных авантюрных проектов по созданию морской частной военной компании в Восточной Африке, после некоторых прибыльных, но всё же развлекательных поездок вроде этой, моя финансовая компания инвестировала в нефтяные месторождения в Южном Судане, а также в картографические проекты в области нефтедобычи и разведки полезных ископаемых в Африке. Знаете ли, Гарри, Африка — это золотая жила.

— И это есть основная сфера ваших интересов? — жадно спросил Поттер, — А где вы ещё промышляете, если не секрет?

— Понимаете, я в то же время много колесил по миру и, в первую очередь, по Азии, пытаясь привлечь иностранный капитал в свою компанию. Азиаты говорили мне, что я, мол, классный парень, но что пора уже забить на работу в области военной охраны, перестать собирать деньги под авантюры, а спуститься на землю и использовать свой уникальный опыт и создать реальную компанию для крупного бизнеса без всякой политики и войны. Но знаете, мистер Поттер, — мечтательно вздохнув, сказал Ататюрк, — Путешествия — моё всё. Я никогда не сижу на месте. Ездил я и в дебри Юго-Восточной Азии, и в сердце повстанческой Европы, и в далёких заварушках на севере Африки участвовал.

— И как вы дошли до жизни такой? — сыронизировал Гарри.

— А почему бы и нет? — невозмутимо ответил турок. — Каждый талантливый военный может устроить себе такую жизнь, мистер Поттер, а если он маг, то открываются поистине невероятные возможности. У меня много друзей-военных, таких же, как я. И живём мы припеваючи, знаете ли. А сейчас открываются новые сферы деятельности. Вспомните пожелания акул азиатского капитализма: пришло время создания отдельной транспортно-логистической авиакомпании в Африке для их растущих аппетитов и нужд. И такие люди, как вы, мистер Поттер, мне не помешают, — подмигнув Поттеру, закончил Ататюрк.

Впервые за долгие годы Гарри растерялся. За годы воспитания у Дурслей, у Дамблдора и в Аврорате его не научили самому важному.

Умению самостоятельно принимать решения.

— Вам уже пора вырасти из английских штанишек, мистер Поттер, — выпустив колечко дыма, произнёс Кемаль, — Давно пора. Вы не нужны своему правительству. Ваше правительство вас просто использует. Задумайтесь над этим.

И Поттер задумался.

* * *

Контроль за допуском в зону аппарации держал старик Джо. Именно в его смену вежливое и тихое этническое согласие всех участников иракской кампании грозило перерасти в драку.

— Нельзя туда входить. — Арабы поднажали. Джо сказал: — Уйдите, пожалуйста. Запрещено, — и попробовал плотно задвинуть дверь. Тон его совсем не был властным, он нервничал из-за иранских арабов: кое-кто уже прорвался, дверь закрывать нельзя. Поттер отошел от стойки, нервничая, ибо очередь его команды подходила через пять минут. Он даже попробовал срезать путь сквозь толпу, мягко и довольно вежливо сопротивлявшуюся. Даже будучи ниже многих в толпе ростом, он вполне отчетливо видел, как Джо совершил глупый проступок: коснулся мусульманина оскверненными свининой лапами.

Сияние дома уже отражалось на лицах простых арабов. Передовые ряды уже видели просторные арабские одежды, бедуинские головные уборы, тюрбаны паломников, готовые приветствовать и благословлять руки, пусть даже державшие кастрюли и свертки. Народ не потерпит ни одного неверного между собой и домом. Джо отлетел к стене в позе распятого. Его коллега бросился на помощь из-за стойки для проверки документов с криком:

— Назад! Назад! — но запутался среди наступавших турок, и кто-то из них откинул его в сторону, как занавеску. Бармен помчался за маггловским полицейским. Гарри теперь оказался в толпе и тоже кричал. Вреда ему не причинят — англичанин, хотя и неверный, все-таки принадлежит к расе бывших окружных начальников, судей, врачей, мужчин, которые в свое время были, возможно, полезнее прочих, могущественных, но кротких. Самые рьяные уже приближались к зоне с громкими приветствиями, остальная толпа следовала за ними, а перед арабами шла дисциплинированная группа армян.

— Выходим сразу после них, — закричал Поттер своей команде. — Не ждите долго, аппарируйте к Министерству!

Один за другим британцы, волочившие сумки на спинах, просочились к аппарационной зоне, еле протиснувшись через толпы жаждущих попасть домой.

* * *

Кингсли встретил Поттера прямо у входа в Министерство — конечно же, аврорам не подобало появляться из ниоткуда прямо у магглов на глазах, так что рядом с министерской будкой теперь красовалась скрытая от маггловских очей палатка. Да-да, наподобие той самой, в которой Гарри на четвёртом курсе проводил ночи во время турнира по квиддичу.

Когда один за другим прибыли все члены команды и можно было убедиться в их целости и сохранности, Бруствер попросил всех выйти. Всех, кроме аврора Поттера.

— Понимаешь ли, Гарри, сложилась очень трудная ситуация. Возможно, всё обернётся очень серьёзными последствиями и для меня, и для тебя, и для всего аппарата Министерства...

— Бруствер, достаточно словесного мусора! — захохотал Поттер. — Говорите по существу. Я устал, хочу домой к жене. Ирак, знаете ли, не самое приятное место.

— Да-да, понимаю, просто знаешь... Сейчас такая ситуация... Я думаю, тебе лучше... Как это сказать...

Гарри оценивающе оглядел Кингсли. Министр выглядел потрёпанным и невероятно усталым.

— Вы хотите, чтобы я уехал на время, так, министр?

Кингсли с облегчением вздохнул.

— Да, Гарри. Ради твоей же безопасности.

Поттер улыбнулся и вытащил что-то из кармана.

— Я понял, Бруствер, — сказал он, вертя в руках визитку Кемаля Ататюрка, — Я всё прекрасно понял.