Жанна (джен)

Этот взгляд Жанны придал Грейгу сил. Выйдя от королевы, он сел на коня — и, не заезжая домой, чтобы передохнуть, направился в сторону Алой башни. Комендант, который видел его только вчера, удивился, снова увидев Грейга в Бриссье.

— Я только что от королевы, — сказал Грейг. — У меня важное сообщение для заключенного. Могу я с ним поговорить?

Про себя комендант, наверное, подумал, что приближенные Жанны что-то зачастили к его узнику. Сперва Ксаратас, а теперь — лорд Риу… интересно, что королеве может быть нужно от Франциска, который уже во всем признался?

Тем не менее, он, как и в прошлый раз, без каких-либо возражений проводил Грейга к Франциску.

Узурпатор встретил его стоя — даже если до прихода Грейга он сидел или лежал, то при звуке открываемой двери сразу же вскочил на ноги. При виде лорда Риу ужас на его лице сменился облегчением. Рыцарю было почти жаль, что новость, которую он привез, должна была полностью уничтожить всякие надежды узника.

— Я был у королевы, — сказал Грейг, как только комендант ушел. — Боюсь, вы были правы. Она в самом деле собирается передать вас Ксаратасу. Я, как и обещал, приложил все усилия, чтобы убедить ее отказаться от этого плана. Но у меня ничего не вышло.

После того, как узурпатор вел себя в последний раз, Грейг был готов к тому, что после такой новости Франциск потеряет сознание или, наоборот, впадет в истерику — будет кричать и плакать или даже начнет буйствовать. Но вместо этого тот только побледнел и еле слышно произнес :

— Я так и знал.

После этой короткой фразы наступила тишина. Риу молча стоял напротив узурпатора, не зная, что теперь сказать. В сущности, он уже сделал то, что обещал — узнал, что ожидает узника, и сообщил Франциску о его судьбе. Он даже, как и обещал Франциску, приложил усилия, чтобы избавить его от подобной участи. Так что теперь можно было бы со спокойной совестью уйти. Все остальное его уже совершенно не касалось.

Вот только эта тайная грусть во взгляде Жанны и эти слова о том, что теперь ничего уже не сделаешь, не давали ему уйти.

Ксаратас каким-то образом поймал Жанну в свою ловушку. Судя по некоторым вырвавшимся у нее словам, Ксаратас сумел убедить ее, что она перешла какую-то незримую черту. Что уже слишком поздно поворачивать назад, поскольку _для нее_ пути обратно больше нет — но она еще может, даже в этом состоянии, использовать добытые такой страшной ценой возможности во благо для Алезии.

Наверное, это даже было нетрудно. Жанна, разумеется, и раньше сознавала тяжесть тех решений, которые ей пришлось принять, чтобы вернуть себе престол. Но, убедив ее отдаться нелюбимому мужчине в обмен на политические выгоды, было уже не сложно лишить ее веры и надежды на лучшее будущее и возможность счастья для самой себя. Несчастный и уставший человек всегда податливее, чем счастливый и спокойный. И к тому моменту, как Ксаратас начал искушать ее картинами грядущего величия Алезии, Жанна уже была готова к тому, чтобы подумать — пропади все пропадом, падать так падать, но пускай хотя бы ее жертва будет не напрасной!..

И теперь Ксаратас был уверен в том, что победил.

Но, может быть, еще не поздно было ему помешать…

— Риу… пожалуйста… Не дайте ему это сделать, — сказал узурпатор еле слышно.

— Так, может, мне вам еще и побег устроить?.. — криво усмехнулся Грейг, делая вид, что он не понял узурпатора.

Что он не думает о том же самом, как вошел сюда. Нет, даже раньше — с той минуты, как только направился к Бриссье…

— Вы могли послать мне записку. Или сообщить о том, что вы узнали, через коменданта. Но вы пришли сами, — сказал Франциск почти шепотом.

Грейг не ответил, и узурпатор повторил, как будто уговаривая и его, и самого себя :

— Вы ведь пришли.

Грейг ощутил, как от этой попытки загнать его в угол в душе всколыхнулась злость.

— Подите к черту, Эссо, — так же тихо сказал он. — Я, как мне кажется, и так уже сделал для вас немало. Теперь ваша судьба — в ваших руках. Не хотите иметь дело с Ксаратасом — разбейте себе голову о стенку. Я тут ни при чем.

Франциск негромко засмеялся — со стороны это выглядело так, как будто он вот-вот заплачет.

— Думаете, я раньше не хотел этого сделать?.. Я об этом думал каждый день с тех пор, как оказался здесь. Один раз я совсем было решился… но у меня ничего не вышло. Не могу себя заставить. Как бы сильно ни хотелось. Я боюсь, — с обескураживающей откровенностью признался он.

Впрочем, на волоске от смерти вряд ли станешь думать о достоинстве… по крайней мере, в положении Франциска.

— Может, вам пора подумать, чего вы боитесь больше? — раздраженно бросил Грейг. Но узник не сдавался.

— Пожалуйста, Риу… Умоляю вас. Хотите, встану на колени, — сказал он — и в самом деле опустился на пол у ног Грейга, вызвав у того приступ смешанной с гадливостью неловкости.

— Перестаньте, — прошипел Грейг, подхватив узурпатора за локти и вздернув его на ноги с такой силой, что в спине остро дернуло потянувшуюся мышцу. — Какой же вы мерзкий трус… Что, разбить себе голову внезапно оказалось тяжелее, чем убить свою сноху и пытаться убить племянницу?

Франциск ничего не ответил — к счастью для себя. Может быть, если бы он снова начал его уговаривать, то Грейг бы плюнул на эту затею и ушел. Но он молчал, глядя на Риу умоляющим взглядом.

— …У меня отобрали оружие, — сообщил рыцарь. Даже члену королевского совета не позволили бы посещать Франциска без положенных формальностей вроде передачи оружия охране и беглого обыска.

Узник немного отодвинул воротник.

— Вы сильный человек. У вас наверняка получится…

Грейг посмотрел на дернувшийся на шее у узурпатора кадык и почувствовал, что голова у него сейчас пойдет кругом от нелепости происходящего. Теоретически силы ему, действительно, должно было хватить на то, чтобы задушить узурпатора раньше, чем охрана что-то заподозрит и успеет ему помешать. Но беда в том, что Грейг просто не представлял, как подступиться к подобному делу, да и не испытывал необходимой злости. Ему столько раз за эти годы хотелось убить Франциска лично, своими руками — но, как назло, именно сейчас подобная возможность совершенно не казалась ему соблазнительной.

А если узника сумеют вырвать у него из рук живым, то выйдет совсем глупо — он и самого себя погубит в глазах Жанны, и Ксаратасу не помешает.

Черт.

Черт-черт-черт-черт.

— Я никогда раньше этого не делал. Может получиться скверно, — предупредил Грейг.

Узник, естественно, сопротивлялся. Даже если человек не просто хочет умереть, а сам готов валяться у тебя в ногах, прося с этим помочь, как только смерть приблизиться вплотную, люди начинают вести себя совершенно одинаково. Франциск хрипел, брыкался и царапал пальцы Грейга, сжавшиеся у него на горле. В действительности это, скорее всего, заняло не так уж много времени, но рыцарю агония узника показалась бесконечной. Ему пришлось собрать всю ненависть, какую он когда-либо испытывал к Франциску, чтобы не заколебаться и довести начатое до конца. Когда в комнату узурпатора ворвалась стража, и Грейга сумели — впрочем, далеко не сразу — оторвать от его жертвы, Франциск уже не дышал, и его тело даже перестало содрогаться под навалившимся на него рыцарем. Но Грейг, которого силой выволокли в коридор, и, протащив по лестнице, заперли в абсолютно пустой камере, все равно испытывал острую тревогу, что Франциска смогут каким-нибудь образом спасти. В конце концов, Грейгу случалось видеть, как умеющие люди возвращали к жизни вытащенных из петли повешенных или утопленников, по виду которых можно было поручиться, что для них все уже кончено. И Грейг прекрасно понимал, что, если его бросили здесь одного — то только потому, что попытка спасти Франциска и не дать важному узнику лишиться жизни сейчас занимала стражу больше, чем судьба его убийцы.

Грейг хотел молиться, но с первых же произнесенных еле слышным шепотом слов почувствовал себя довольно глупо — он не сомневался, что Спаситель в состоянии понять его мотивы, но все же молиться об успехе совершенного убийства было слишком дико. Тогда он вздохнул и, мысленно признав, что в этом деле от него ничего больше не зависит, сел на деревянный не застеленный топчан возле стены, положил руки на колени и стал ждать. Пот, выступивший у него на лбу в то время, когда он прикладывал все силы, чтобы придушить Франциска, в нетопленной камере быстро остыл, и холодными каплями стекал по вискам и по шее. Пальцы ныли, словно он не сжимал ими человеческую шею на протяжении каких-то нескольких минут, а разгибал подкову.

Кто бы мог подумать, что убивать человека — не в бою, когда мозг затуманен яростью и общим хаосом, а просто так — такая сложная задача… Впрочем, надо полагать, он с непривычки тратил большую часть сил впустую.

Грейг сам не знал, сколько он просидел в этой пустой, холодной комнате, однако к тому моменту, как дверь его камеры открылась, и внутрь вошел комендант Бриссье в сопровождении пары солдат, пот на его лице уже давно успел высохнуть.

— Узурпатор мертв?.. — спросил Грейг коменданта.

Тот удивленно шевельнул бровями. Он явно не ожидал, что Грейг задаст этот вопрос таким спокойным тоном. Риу вдруг подумал, что пара солдат, которых комендант привел с собой — свидетельство, что тот подозревает его в буйном помешательстве и опасается, не бросится ли он после Франциска на кого-нибудь другого.

— Да, он мертв. Мы пытались ему помочь и вызвали врача, но там уже было нельзя ничего сделать. Вы буквально раздавили ему горло, — отозвался комендант. — Я уже отправил гонца к Ее величеству, чтобы сообщить ей, что вы убили заключенного.

Грейг, ощущающий большое облегчение от новости, что Франциск умер, и теперь Ксатарас уже не получит своей жертвы и не сможет провести задуманного ритуала, только коротко кивнул.

Жанне, конечно, не придется объяснять, почему он решил убить Франциска. Как она на это среагирует — это уже другой вопрос…

Чуть-чуть помедлив, комендант спросил :

— Что, собственно, произошло? Почему вы на него набросились?

Риу пожал плечами — спина у него все еще ныла после того, как он так резко поднял узурпатора с колен.

— Боюсь, я не могу вам это объяснить, — ответил он.

Такой небрежный, почти легкомысленный ответ заставил его собеседника нахмуриться.

— Тогда, во всяком случае, подумайте, как вы станете объяснять это Ее величеству, — сказал он сухо. — Вы, лорд Риу, совершили убийство и вдобавок помешали осуществлению правосудия, избавив государственного преступника от назначенного ему наказания. Если у таких действий вообще может быть какое-то объяснение, то вам лучше его найти. Вы находитесь в месте, где люди, как правило, стараются отвечать на поставленные им вопросы быстро и охотно. И откуда никто не выходит, не сказав того, о чем его спрашивают.

Должно быть, еще ни один узник Бриссье за всю его историю не проявлял меньше волнения при упоминании допросов с пристрастием, которые составляли мрачную славу этой крепости. Но Риу совершенно точно знал, что дыба ему не грозит. С ним могли сделать что угодно — сегодня же обезглавить и похоронить на маленьком тюремном кладбище для государственных преступников, располагающемся прямо внутри крепости, или, напротив, запереть в тюремной камере и забыть про него на годы и десятилетия — но только не пытать. Жанна не только не захочет, чтобы он что-нибудь объяснял — она, скорее, будет озабочена, как бы он не сказал чего-то лишнего.

А соблазнительно, действительно, было бы взять и рассказать этим солдатам про Ксаратаса! Ему, конечно, поначалу никто не поверил бы. Решили бы, что он сошел с ума — сначала совершил убийство, а теперь несет какой-то бред про темных магов… Но довольно быстро его показаниями заинтересовалась бы Церковь, находившаяся с Жанной в сложных отношениях. Даже если к тому моменту Грейга давно уже устранили бы, церковники бы начали расследование — и правда, несомненно, вышла бы на чистую воду… Одна беда — таким поступком он, вместе с Ксаратасом, погубил бы и Жанну. И, вполне возможно, вверг бы только что сумевшую перевести дыхание Алезию в хаос новой войны, причем более страшной и масштабной, чем недавняя война с Тельмаром.

После ухода коменданта радость, что у него все получилось, и возбуждение, вызванное последними событиями, сменились ощущением опустошенности и неуклонно нараставшего уныния. Грейг начал сомневаться в том, правильно ли он поступил. Бесповоротно разрушить свою жизнь — и все ради чего? Ради того, чтобы разрушить план Ксаратаса? Так у Ксаратаса потом появится еще десяток новых — только Грейг, лишившийся своего места рядом с королевой, даже не будет знать, что он задумал…

А с другой стороны, глупо было не помешать ему сегодня, опасаясь потерять возможность что-то сделать завтра. Этак можно вообще всю жизнь просидеть сложа руки, уговаривая самого себя, что момент для его вмешательства все еще не настал.

Он терпел и рабовладение, и вытекавшие из него преступления, творившиеся в доме у Ксаратаса при молчаливом попустительстве властей. Но где-то же надо остановиться? Если он готов стерпеть и не вмешаться, даже когда этот маг решил устроить человеческое жертвоприношение, то остальное уже не имеет смысла…

Странно, все-таки, что Жанна этого не понимает.

Как Грейг и рассчитывал, его никто никуда не вызывал и не допрашивал. К вечеру ему принесли тюфяк и непритязательный, но все-таки вполне приличный ужин — причем ни один из заходивших в его комнату тюремщиков не проронил ни слова, явно следуя полученному им распоряжению. Грейг попытался представить, как проводит таким образом недели, месяцы и годы — молчаливая охрана, приносящая ему еду, время от времени менявшая ему постель и никак не реагирующая на его попытки с ними заговорить. Грегу случалось читать мемуары людей, которые подолгу находились в заточении, но примерить подобный опыт на себя — не в виде легкомысленной фантазии, а всерьез — не получалось даже в Алой башне, в королевской крепости Бриссье. Такое просто не укладывалось в голове.

И, вероятно, не случайно, потому что утром ему приказали собираться — и под конвоем повезли к королевскому дворцу, так что в итоге Грейг провел запертым в своей камере только вечер и ночь.

«Если, конечно, меня не намерены вернуть туда же после встречи с Жанной» — добавил Грейг про себя. Но он был молод, и возможность покинуть мрачные своды государственной тюрьмы, снова сесть в седло и ехать по знакомым улицам доставляла ему слишком большое удовольствие, чтобы он в состоянии был долго предаваться мрачным мыслям. Даже холод наступающей зимы и дувший с реки ветер, от которого немела кожа на лице, ничуть не портили испытанное Грейгом удовольствие. Это был настоящий праздник жизни и свободы, ощущающийся, как награда победителю — ведь, как бы там ни было, он все-таки добился своего и сумел помешать Ксаратасу! Грейг даже улыбнулся, пытаясь представить, в какой маг сейчас должен быть в ярости — ведь у него, в буквальном смысле, выдернули прямо изо рта уже надкушенный кусок…

На дворе королевского дворца Грейг неожиданно наткнулся на придворных, собирающихся на охоту. Он не сразу понял, что одним из этих молодых людей был кронпринц Генрих — а муж Жанны, узнав Грейга, удивленно и насмешливо присвистнул.

— Лорд Риу! Вы — и под конвоем?.. Я смотрю, моя жена шутить не любит. Что вы натворили, Риу? Завели любовницу?

Он рассмеялся, и сопровождавшие его придворные охотно подхватили этот смех.

Грейг изумленно посмотрел на принца. Он успел присмотреться к Генриху за несколько последних месяцев, но тот все равно продолжал время от времени ставить Риу в тупик. Надо быть исключительно самоуверенным, чтобы сказать нечто подобное о собственной жене! Но Генрих, видимо, уверен, что с тех пор, как он осчастливил Жанну собственным присутствием в ее постели, все прочие мужчины — в том числе и Риу — перестали для нее существовать, и их прежняя связь теперь может быть разве что поводом для шуток.

— Меня арестовали за убийство узурпатора, мой принц, — ответил Грейг, пытаясь поклониться пешему Генриху, сидя в седле со связанными за спиной руками — что, конечно, было глупо, но что еще делать узнику, к которому обращаются в такой момент?..

— А вы действительно его убили? — заинтересовался Генрих. Судя по всему, посланник, известивший Жанну об убийстве узурпатора, доложил о случившемся ей лично, а не всему королевскому двору.

— Да, государь. Я вчера посещал его в Бриссье и задушил его, — объяснил Грейг. Он ожидал, что теперь Генрих, вслед за комендантом крепости, захочет знать, зачем он это сделал, но муж Жанны только рассмеялся, как будто считал поступок Риу исключительно забавной, хотя и опасной шуткой.

— Прямо там? В Бриссье?.. Отличная идея, ничего не скажешь!.. Знаете, лорд Риу, вы мне чем-то нравитесь. И, раз у вас теперь, судя по всему, будут большие неприятности, я постараюсь вам помочь.

— Благодарю вас, мой принц, — ответил Грейг, несколько ошарашенный тем, что Генриха нисколько не волнуют ни его мотивы, ни смерть узурпатора, а только забавляет дерзость и скандальность его преступления.

Генрих кивнул со всей величественностью, с какой только может стоящий на земле человек проститься с сидящим в седле собеседником и охранявшей его стражей, и, похлопывая по сапогам своим охотничьим хлыстом, вернулся к своей свите. Генрих ощутил, что сопровождавшие его солдаты перевели дух от облегчения. Действительно, если бы принц сейчас внезапно, под влиянием порыва, приказал бы им освободить их пленника, они бы оказались в крайне щекотливом положении…

— Идемте, сир, — сказал солдат, который помог Грейгу спешиться. — Ее величество ждет вас.

Жанна, к счастью, не захотела любоваться на Грейга со связанными за спиной руками, и велела конвойным его освободить. А после этого велела страже подождать за дверью. Но на этом плюсы его положения, увы, кончались. Поскольку рядом с Ее величеством торчал Ксаратас, а сама Жанна смотрела на лорда Риу холодно и неприязненно.

— Вчера, вскоре после того, как вы покинули дворец, Ксаратас сказал мне, что вас нужно остановить, — произнесла она. — Он утверждал, что вы отправитесь в Бриссье и постараетесь разрушить наши планы. Несмотря на то, что у меня не было причин сомневаться в способностях Ксаратаса, я все же полагала, что на сей раз он ошибся. Я просто не представляла себе, что вы можете предать меня и сознательно сорвать мои планы. Тем не менее, Ксаратас оказался прав… Я отправила в Бриссье своего гонца, чтобы сказать, что с нынешнего дня к Франциску не следует допускать никаких посетителей, но было уже слишком поздно. Подъезжая к крепости, мой человек буквально столкнулся с гонцом, который должен был сообщить мне о смерти узурпатора.

Грейг мысленно порадовался, что он поехал в Бриссье сразу же после разговора с Жанной. Промедли он тогда хотя бы полчаса — и все бы сорвалось.

«Мне повезло» — подумал он.

— Что же вы молчите, сир? Разве вам нечего сказать? — спросила Жанна с нетерпением.

— Просто лорд Риу не раскаивается в том, что сделал, — вкрадчиво сказал Ксаратас. — Он не понимает, что одним движением лишил Алезию новых земель, побед, господства на материке...

— Господства, которое держится на темной магии?.. Побед, купленных человеческими жертвами?.. Я думаю, Алезии это не нужно, — резко сказал Грейг.

— Дело не в том, во что вы верите и что вы думаете, — в голосе Ее величества звучал холодный гнев. — Не вам было решать судьбу Франциска. И не вам решать, что лучше для Алезии. Вы присягнули мне на верность, Грейг. Я доверяла вам. Даже после нашего расставания я все равно была уверена, что я могу не сомневаться в вашей преданности. И сейчас я хочу понять только одно — как вы могли так поступить? Как вы могли предать меня?

Грейг сглотнул вязкую слюну. Сердце у него колотилось, как подстреленная птица.

Жанна знала, что, если уж он рискнул зайти так далеко, то его не проймешь угрозами о заточении в Бриссье и даже казни. Но она все-таки нашла брешь в его броне — хотя, наверное, ей и искать было не надо, это с самого начала было слишком очевидно…

Чего она вообще от него хочет? Чтобы он уверял ее в своей преданности на глазах у ее нового любовника?

— Я просто… не считал это предательством, — сказал он через силу.

— А чем же вы это считали, Грейг? — спросила Жанна издевательским и мягким голосом. — Или вы скажете, что вы сделали это все ради меня? Решили спасти мою душу?..

Грейг заставил себя выпрямиться — и посмотреть ей в глаза. Пускай она, во всяком случае, запомнит его человеком, достойным ее и всех тех лет, на протяжении которых он был рядом с ней.

— Нет. Я решил спасти свою. Ведь это я взял в плен регента, и сам доставил его к вам. Я не могу не отвечать за то, что его отдадут на растерзание Ксаратасу.

В лице у Жанны что-то дрогнуло. Она искоса посмотрела на Ксаратаса, который стоял рядом с ее креслом, выжидающе следя за каждым жестом королевы, и — хотя Грейг осознал это только гораздо позже — именно в этот момент, наверное, решила изменить свое решение и сказала совсем не то, чего ждал маг.

— Уйдите, Грейг, — приказала она. — Идите и спасайте свою душу где-нибудь подальше от меня. Я не хочу вас больше видеть.