Невеста Призрака (гет)

За время своего заточения Изабель преобразилась.

Она изменилась неуловимо, и в то же время безвозвратно. Её лёгкая походка стала грациознее, её жесты были выразительнее и элегантнее, её бледная кожа приобрела более здоровый оттенок, с изнурённого лица исчезли признаки тревоги и усталости. Из неуверенной, осторожной девушки Изабель медленно, постепенно превращалась в женщину, знавшую, что её любят.

Вернувшись, Призрак застал её за фортепиано. Изабель неторопливо перебирала клавиши пальцами правой руки. Мужчина узнал мелодию. Девушка вновь разбирала композиции из его "Дона Жуана", наигрывала их и, разумеется, порой не попадала по клавишам.

— Для чьих лапищ ты это писал? — тихо, едва слышно процедила она, раз за разом повторяя сложный фрагмент.

Она не слышала, как он вошёл. Сейчас Изабель была до того сосредоточена на правильном исполнении, что не обращала внимания на что-либо ещё.

Какой же невероятно красивой она была в этот момент.

— Для своих.

Девушка вздрогнула, когда мужчина склонился сзади, накрыл её руку своей ладонью и мягко поцеловал за ухом. Элегантными, отточенными движениями пальцев он с лёгкостью исполнил тяжёлый для неё фрагмент.

— Ты делаешь успехи, ангел мой.

Изабель вздохнула, переведя взгляд на ноты.

— Бесполезно, — произнесла она. — Мои пальцы слишком короткие и неповоротливые.

— В самом деле? — Эрик улыбнулся, слегка надавливая на её пальцы, нажимая ими на клавиши, вновь повторяя фрагмент. — Ты чудесно играешь. Пара месяцев практики, и станет гораздо проще...

— А знаешь, как будет ещё проще? — с озорством улыбнулась Изабель, встретившись взглядом с Призраком Оперы.

— Не начинай.

— Если я вернусь в свою манса...

Эрик склонился ниже, зарылся пальцами в её волосы, стиснул их и грубо, требовательно поцеловал девушку в губы, веля замолчать. Изабель прерывисто вздохнула, напряглась, словно натянутая струна, желая продолжить спор, но быстро сдалась и ответила на ласку. Это был самый эффективный способ прекратить ссору, оборвать её в зачатке. По крайней мере, сейчас — пока его поцелуи ещё кружили ей голову и заставляли сердце лихорадочно биться.

Тяжело дыша, он прервал поцелуй, когда Изабель подалась навстречу, заключила его в объятия. Это означало, что он ненадолго прощён.

— Продолжай, — с жаром выдохнул Эрик, — заниматься.

Но таких неохотных, таких вымученных приказов Изабель никогда не слушалась. Она подалась навстречу, ловя губами его губы, настойчиво требуя продолжения. Раньше Эрик не подозревал в этой замкнутой, одинокой женщине такой пылкой страсти. Но Изабель, как он уже успел убедиться, была полна сюрпризов.

После похищения он ожидал от неё скандалов, истерик, даже самоистязания. Но не дождался.

Изабель поступила мудрее. В первую неделю она вовсе не разговаривала с ним, лишила его своего голоса. Потом приболела и оттаяла, увидев его заботу о себе. Потом успокоилась. Потом стала проявлять к Эрику отчаянную, болезненную нежность. Нельзя сказать, что она не пыталась поджечь подвал — пыталась: собирала пустые сухие бумаги, плавила парафин, прятала свечи. Все её попытки Эрик пресекал. Перед каждым уходом он запирал свой кабинет, убирал всё воспламеняющееся, оставляя в комнатах невзрачный электрический свет. Он даже слил весь керосин из фонарей.

Осторожность никогда не бывает лишней.

И Изабель притихла, оставила попытки уничтожить его жильё. Правда, время от времени она настойчиво и с поразительным упрямством напоминала Эрику, что им обоим следует жить в нормальном доме. Порой речь даже заходила о том, чтобы вернуть поместью Валуа жизнь, восстановить сгоревший дом.

Эта идея не понравилась Эрику, и в то же время она не шла у него из головы.

Лучше бы Изабель ненавидела его, дралась с ним, плакала. Тогда бы он знал, как вести себя с пленницей.

Но она даже согласилась носить его кольцо на безымянном пальце, она занималась музыкой, она по-прежнему любила его. И потому Призрака Оперы мучила совесть.

Да и... он ведь до сих пор не показал ей всей черноты своей души.

— Ты ужасная ученица, — прошептал он, несильно прикусив губу девушки. Она со стоном выдохнула. — Лишь бы не заниматься...

— Учитель, — улыбнулась Изабель, сняв маску с его лица, проведя кончиками пальцев вдоль линии ожогов, — вы сами меня прервали. Кто из нас ещё ужасен?

— Лукавый демон, — произнёс он, крепче сжимая в объятиях хрупкую девушку. — Я принёс тебе новости.

— М-м-м, — промурлыкала Изабель, пальцами зарывшись в его волосы, растрепав их. Если она и хотела сейчас о чём-то говорить, то только в горизонтальном положении.

Нельзя сказать, что Эрик был против.

— Тебе предлагают постановку, — прошептал он, с жаром целуя бледную шею возлюбленной, оставляя на коже красноватые следы. — Джекила и Хайда.

Изабель охнула, вздрогнув в его объятиях.

— И я решил, — продолжал мужчина, медленно стягивая с девушки её новое платье, — что тебе под силу воплотить на сцене этот сюжет.

Эрик вновь поцеловал её в губы, не позволяя ни ответить, ни задуматься над его словами. С одной стороны он хотел, чтобы девушка взялась за постановку, хотел вновь видеть её творческий запал, её трепетную старательность, услышать её чарующее пение на большой сцене.

С другой... если она согласится, её будет так легко потерять.

И так легко приковать к себе.

Навсегда.

Сорвать постановку, уничтожить все её надежды, лишить желания выходить из театра. Стать для неё деспотом, тираном, тюремным надзирателем.

И больше никогда не бояться её потерять. Никакой конкуренции, никаких завистников, и никакого огня, который испепелил бы её дотла.

Впрочем, эти тревоги ненадолго оставили Эрика, когда Изабель со всем своим неистовством отдалась ему. С каждым разом в постели она всё меньше напоминала неопытную юную девушку, с каждым разом она была всё ближе к тому, чтобы окончательно превратиться в хищницу. Изабель часто стыдилась своего безумного, безудержного желания, но Эрику оно доставляло ни с чем несравнимое удовольствие. Ему даже льстило, что к нему, такому мерзкому и отвратительному уроду, до сих пор могли пылать такой страстью.

Акт любви был прекрасным завершением каждого урока. И, что сильнее всего поражало Эрика, каждый раз это происходило по инициативе Изабель. Мужчина был строг с ней, резок, беспощаден, а она... будто бы поощряла это. Будто бы желала его только из-за его строгости.

Сейчас её голова покоилась у него на плече. Эрик перебирал пальцами крупные кудри девушки, наслаждался их мягкостью и надеялся, что она не вспомнит о своей работе.

— Из тебя бы вышел самый обаятельный Хайд.

Эрик закатил глаза, выразительно вздохнув.

— А как я буду работать? — начала она, и в её голосе звучала осторожность. Эрик знал, почему девушка насторожилась: перед ней представился шанс обрести свободу, и она боялась его упустить. — Мы же не приведём труппу сюда...

— Мы поднимемся на поверхность, — вздохнул он, глядя в тёмный потолок. — Но в свою промозглую мансарду ты не вернёшься.

Изабель не ответила, закрыв глаза, обнимая его. Он прислушивался к её тихому дыханию, наслаждался жаром кожи, мягкостью волос, лёгкими прикосновениями. Тепло её любви обжигало его заледеневшее за прошедшие пять лет сердце, воскрешало его, заставляло биться.

Эрик думал, что недостоин такого счастья. Ненавидел себя за неутраченную способность радоваться.

Он жив.

А вокруг него, живого, — холодные могилы.

— Эрик, — произнесла она. — Когда мы будем на поверхности... ты расскажешь мне, что было после Вивьен?

Призрак Оперы нахмурился.

— Зачем тебе это? Мы вместе, тебе хорошо со мной...

Она опустила палец на его губы, веля замолчать.

— Ты сам говорил, что тяжёлая тайна всегда вызывает ненависть к себе, мешает петь, — улыбнувшись, она погладила его по щеке. — А я не смогу работать без лучшего в мире артиста. Без учителя. Без жениха.

— Мы женаты.

— Пока не увижу официального свидетельства о браке, ты останешься женихом.

Изабель говорила мягко, ласково, но была до того настойчива, что это выводило Эрика из себя. И просьбы девушки были не такими уж и невыполнимыми, но...

Вернуться к людям? Жить среди них, будучи уродом? Терпеть ужас и отвращение в их глазах?

И быть позором для Изабель. Как вышло, что такая красавица оказалась в лапах гадкого чудовища?

Нет. Этого он не вынесет.

— Эрик.., — произнесла она. — Твоё лицо всегда такое спокойное, равнодушное, но стоит тебе подумать о неприятных вещах, как на лбу появляется морщинка.

Закатив глаза, он приказал себе вновь стать невозмутимым и отчуждённым. И когда он позволил ей так хорошо изучить себя?

— Мой большой и страшный Призрак Оперы, — с этими словами девушка поцеловала его в щёку. — И всё же... ты расскажешь мне?

— Да, — вздохнул он. — Твоя взяла, ведьма. Расскажу.

— Ты просто само очарование.

Само очарование. Эрик хмыкнул. С тех пор, как он сделал маску Призрака Оперы, никто не осмеливался говорить ему подобных вещей, никто не обращался к нему с такой непринуждённостью.

Как же он скучал по таким простым мелочам.

Изабель заснула в его объятиях, опустив голову на плечо. Какое-то время Эрик лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к её дыханию, боясь, что в любой момент оно может оборваться.

Какая жестокая ирония. Призрак боялся смерти.

Он спал мало и беспокойно и обычно покидал Изабель, прежде чем она успевала проснуться. В это время Эрик либо читал, либо сочинял что-нибудь, стараясь не шуметь. Сейчас же он не хотел уходить.

Эрик де Валуа ни перед кем в жизни не извинялся. Сейчас же Призрак Оперы мысленно просил прощения у девушки за то, что собирался совершить.

План преступления уже выстраивался в его голове, и даже будучи недоработанным, казался безупречным. Он знал, как уничтожить её карьеру, знал, как заставить девушку ненавидеть и творчество, и людей, и театр, и жизнь в целом.

И его самого. Конечно, она возненавидит его, разве могло быть иначе? Пока его злоба уничтожала других людей, пока не касалась Изабель и её близких, ей было легко прощать Призрака Оперы.

Закрыв глаза, он коснулся губами её лба.

Разрушать, убивать, истреблять было проще, когда в его сердце пылала ярость, когда оно было сковано отчаянием, скорбью, когда в нём образовалась всепоглощающая бездна.

Изабель вторглась в его мрачную душу ярким солнечным лучом.

И с первых нот Призрак Оперы — неуловимый, беспощадный и жестокий — был уничтожен, сломлен, свергнут.

Ей бы бежать от него, спасаться, прятаться. Быть может, ей бы встретился на пути благородный рыцарь, который избавил бы её от одержимого преследователя. Эрик был бы мёртв, и его мытарствам пришёл бы конец.

Но она осталась.

И, что более важно, доверилась ему.

А он взамен должен был её предать.

Впрочем, какая разница? Преступлением больше — преступлением меньше... Неважно, что была готова простить ему Изабель, неважно, как далеко распространялось её милосердие.

Себя он простить не мог.

С этими мыслями Призрак Оперы заснул. Обычно его сны были тяжёлыми, болезненными, оставляющими после себя либо ужас, либо гнетущую тоску. Но сейчас Эрику снилось иное.

Лето. Дом. Сломанная маска на столе. Где-то из глубины дома звучало тихое, мелодичное пение Изабель.

И слышался требовательный плач младенца.

Эрик не верил в символизм снов, да и в любом сюжете считал их не более чем показателями дурного вкуса. Но, проснувшись, мужчина испытывал ещё большее смятение, чем прежде.

В его темнице не наступал рассвет, не восходило солнце. Взглянув на часы, он разбудил Изабель мягким, почти невесомым поцелуем.

— Просыпайся, счастье моё.

— Который час? — сонно пробормотала девушка.

— Час вернуть тебя в ненавистный мне мир, — улыбнулся Эрик.

Час, когда ты умрёшь для него, — безмолвно добавил Призрак Оперы.

Ради меня.

Ради нас с тобой.

Прости меня, ангел мой.

Примечания:

Бар всегда открыт для всех непослушных детей: https://vk.com/misternevermore