Невеста Призрака (гет)

Когда кончились выходные, а Изабель так и не появилась в театре, никто не удивился. Артисты лишь хитро переглядывались, если речь заходила о ней, заговорщически улыбались друг другу и спокойно выдыхали. В Lacroix даже уборщицы были в курсе, что у новенькой бурный роман с местной жуткой легендой, что Призрак Оперы осыпал её розами и драгоценностями, а она проявляла с ним во всей красе свой строптивый нрав. Девушка то подпускала его ближе к себе, то устраивала такие скандалы, от которых на ушах стояло даже начальство.

Но эти отношения давали артистам хлипкую надежду. Они верили, что Изабель сможет своей любовью хоть немного смягчить жестокий нрав мужчины, сделать его милосерднее, спокойнее, избавить от безумного фанатизма по искусству. В самом деле, увлекшись девушкой, он перестал обращать внимание на кого-либо ещё.

А потом Изабель не вернулась через неделю. Не появилась и на вторую. И на третью. И на четвёртую. Призрак Оперы тоже пропал, и это особенно настораживало.

С хмурым видом Жиль простукивал стены в театре, прислонившись к ним ухом. Он наведался в квартиру Изабель, но девушки там не было — об этом говорили скопившиеся счета в почтовом ящике. Близко она ни с кем из персонала не общалась, никого не оповещала о своих планах. Несмотря на то, что девушка всегда была в гуще событий театра, всегда в центре внимания, она оставалась какой-то отстранённой, задумчивой, угрюмой. Иными словами — нелюдимой.

В спонтанный творческий отпуск Изабель уехать не могла — для этого она была слишком ответственной. Оставалось только одно место, где она могла быть.

Театр "Lacroix".

Если, конечно, Изабель до сих пор жива.

Жиль не хотел думать, что новенькая погибла от рук своего любовника, но с каждым днём всё сильнее погружался в мрачные мысли, всё больше беспокоился. Он первым обратился в полицию и заявил о пропаже девушки, он дал наводку блюстителям закона на театр. Гаскон, конечно, был в бешенстве, но Жиль не из тех людей, кого пугал гнев начальства.

Лишь бы Изабель была жива.

Вот только полицейские ничего не добились. Присланного детектива Жиль узнал сразу — он уже приезжал в театр, чтобы расследовать преступления Призрака Оперы, его звали Мавис Марш.

В прошлый раз все улики, что он собрал против Призрака, в какой-то момент стали недействительными. Мавис списал убийства на несчастные случаи и закрыл дело.

Жилю не на кого было надеяться.

— Какого хрена ты делаешь, Жакоте? — прогремел Гаскон, заставив парня вздрогнуть и отпрянуть от стены.

Жиль приподнял бровь, глядя на мужчину, перевёл взгляд на стену, снова посмотрел на начальника.

— Краску со стен соскабливаю.

Гаскон стал мрачнее. Он скрестил руки на груди и стал покачиваться на пятках — это означало, что он решал, как подступиться к теме. Своего начальника Жиль знал, как облупленного, он в принципе хорошо изучил каждого, кто работал в театре, и понимал, как с ним общаться.

Только Призрак Оперы оставался для него нерешённой загадкой.

Призрак Оперы и Изабель.

— Жакоте, — вздохнул Гаскон. — Не трать время, не найдёшь.

Жиль закатил глаза, коснувшись ладонью стены.

— По крайней мере, я пытаюсь хоть что-то сделать.

Парень был спокоен, невозмутим, но в глубине души кипел от гнева. У него не было романтических чувств к Изабель, и беспокоился он о ней не потому, что был в неё влюблён. Она была его коллегой, его руководством, и с ней попросту было приятно общаться. Изабель было легко насмешить, легко растрогать, вывести из себя. Будучи такой эмоциональной и талантливой, она легко стала бы примадонной Lacroix. Призрак Оперы, видимо, тоже видел в ней потенциал.

Куда же он её дел?..

— Слушай, Жакоте, — вздохнул Гаскон. — Недавно Бувье объявился. Сказал, что наш местный житель пощекотал его. Ножом.

Жиль вытаращил глаза.

— В полицию он не жаловался, но меня оповестил, — Гаскон скрипнул зубами. — Требует компенсации за тяжкий вред здоровью. Иначе доложится аж в ФБР.

— Погодите, начальник... а за что его?

— Ты Бувье забыл? Там причина не нужна, — Гаскон сжал пальцами переносицу. — Ну а наши голубки явно просто прячутся от полиции. Не волнуйся. Заплатил я этому придурку. Теперь он заткнётся, и сладкая парочка вернётся — счастливая и наворковавшаяся. Можешь считать их исчезновение за медовый месяц.

Жиль вновь нахмурился.

— Вы плохо знаете Изабель, — он убрал руки в карманы брюк. — Она всегда оставляла записку, отлучаясь даже на пять минут. А тут месяц...

— Какую записку, Жакоте? Ту, которую нашли бы следователи?

— Хорошо, — закатил глаза парень. — Я ночевал здесь. Когда в театре не было следователей. Что мешало ей выйти и сказать, что с ней всё в порядке?

Гаскон сощурил взгляд, крепко сжав челюсти.

— Жакоте... он ревнив и непредсказуем. Не лез бы ты в это.

— А если он пытает её? Мучает? Если она мертва? Мне тоже не лезть не в своё дело? — Жиль заскрипел зубами. — У Изабель никого нет, а теперь и вы от неё отворачиваетесь?

— Жакоте...

— Идите к чёрту. Лишайте зарплаты, увольняйте — плевать. Приду, как посетитель, и перерою этот чёртов театр.

Парень закрыл глаза, прижался ухом к стене и стал простукивать сантиметр за сантиметром, медленно продвигаясь дальше по коридору. Жиль считал, что чуткий музыкальный слух поможет ему найти секретные проходы и коридоры старого замка. А дальше — дело техники. Ключей у него не было, но он всегда мог найти инструменты и разворотить по камешку Lacroix.

— Не тронет он Идо, — проворчал Гаскон.

— Откуда такая уверенность?

Гаскон глубоко вздохнул.

— Ну, хотя бы из того, что помимо двадцати тысяч франков он стал требовать лекарства от простуды, хотя сам никогда не болел, женскую одежду и... кое-что, о чём тебе знать не надо.

Жиль приподнял брови, вновь отпрянув от стены. Он знал другого Призрака Оперы — жестокого, но талантливого человека, который однажды в приступе ярости сбросил с декорации одного из артистов. Ещё живого. Болтающегося в петле. Призрак Оперы называл его бездарностью, пустым местом и запрещал ему выходить на сцену.

Это был дебют Жиля. Небольшая роль, безымянный персонаж. В тот день юный артист, впервые увидев труп, впервые осознав близость смерти, хотел завязать с театром.

Ему требовалось немалое мужество, чтобы вновь вернуться на сцену. Но с тех пор по Lacroix Жиль ходил, оглядываясь.

И он не мог даже представить, что Призрак Оперы мог быть человеком, а не хтонической, ненавидящей людей тварью.

— Он мог пустить пыль вам в глаза, — закатил глаза парень. — Как будто он в первый раз от улик избавляется.

— Жакоте, — вздохнул Гаскон. — Ты не задавался вопросом, почему убийства прекратились? Почему Призрак Оперы не колесовал тебя, хотя ты дважды напивался перед выходом на сцену?

Жиль вздрогнул и выпрямился. Он не думал, что его состояние было так легко заметить. Но у парня было оправдание — он праздновал день рождения одного из своих братьев. А так как в его большой семье было десять человек, к алкоголю Жиль давно уже привык.

Видимо, в прошлые разы он переборщил.

— Ну и почему же? — сощурился парень. — Может, это обыкновенное затишье перед бурей?

— Перед какой, твою мать, бурей? Убийство малолетней сироты? Той, чья постановка ему понравилась? Тебе напомнить, какая это редкость, Жакоте? Он же все кости перемыл даже знаменитому Готье, который после гастролей у нас тут же завершил карьеру.

— И что? Фанатики непредсказуемы.

— А то, Жакоте, что Идо он не тронет, — Гаскон скрестил руки на груди. — А вот тебя повесит.

Жиль невольно потёр затылок, задавая начальнику немой вопрос.

— Ревность, Жакоте, ревность. Бувье этот идиот продырявил тоже из-за Изабель.

Парень присвистнул, зарывшись пальцами в свои светлые волосы. Интересно, и чем так покорила Призрака Оперы Изабель? Быть может, хотя бы с ним она не такая строгая и замкнутая, как со своей труппой?

— И что же теперь делать? — вздохнул Жиль. — Сложить ручки и ждать? Полиция не шевелится, вы — тоже.

— А что ты предлагаешь? — Гаскон развёл руками в стороны. — Я обыскивал театр. Осмотрел каждый угол, каждую печную трубу. Ни намёка ни на один секретный ход. А если и найдёшь хоть один, то угодишь в ловушку.

Парень окинул стену хмурым взглядом, крепко сжал кулаки. Между ним с Гасконом всё-таки было весомое различие: начальник был тучным и неповоротливым, а Жиль, как исполнитель трюковых ролей, обладал и силой, и ловкостью, и гибкостью. Он мог пробраться куда угодно.

Вот только он не знал, куда пробираться.

— Слушай, Жакоте, — вздохнул Гаскон. — Нечем заняться — так давай я найду тебе дело. Мне не нужно, чтоб ты помер от собственной добросердечности.

Жиль не ответил.

— Пошли, — Гаскон достал из кармана пачку сигарет, достал один бумажный цилиндр, зажал зубами. — Есть у меня способ высвободить принцессу из лап дракона.

Парень выразительно приподнял бровь, но начальник ничего не ответил. Развернувшись, он медленно пошёл дальше по коридору, щёлкая металлической зажигалкой. Жиль отправился за ним, задумчиво почесывая затылок.

Сначала Гаскон спустился в подвал, потом — на второй подземный этаж о существовании которого Жиль даже не подозревал. Он был не из трусливых, но от пустого, утопающего в густой темноте пространства парню стало жутко. Здесь было холодно, пустые каменные стены давили со всех сторон и казалось, будто потолок мог в любой момент обрушиться на голову.

Призрак велел Гаскону купить лекарства? Неудивительно, что Изабель разболелась в такой обстановке.

— Здесь его логово? — спросил парень.

— Конкретно здесь — будущее место для аренды и мой возможный высокий заработок, если Идо оправдает мои надежды, — отчеканил Гаскон. После он прочистил горло и заговорил громче. — Эй, Отелло! Разговор есть!

Голос начальника эхом разнёсся по помещению, отразился от пустых стен, стал каким-то ненормально плотным, тяжёлым. Жиль стиснул кулаки, не желая выдать испуга.

В такой непроглядной тьме, которую едва рассеивал луч фонарика, Призрак Оперы запросто мог спрятаться, мог напасть в любой момент и убить обоих.

Подумав об этом, Жиль стал лихорадочно озираться по сторонам.

— Я общался с продюсерами, — Гаскон, наконец-то, прикурил сигарету, выдохнул дым. — Спасибо твоей Невесте, у нас от их предложений теперь отбоя нет. Идо предлагают поставить "Джекила и Хайда".

Жиль перестал дышать. Изабель часто приводила в пример эту книгу, когда артисту требовалось изобразить противоречие персонажа, часто рассуждала именно об этом сюжете. Ей казалось, что Хайда чёрный юмор и сарказм сделали бы самым обаятельным и соблазнительным персонажем в сюжете.

Гаскон глубоко затянулся, закрыв глаза. Тишина, повисшая в подвале, была зловещей.

— Ты никогда не был режиссёром, так что я тебе кое-что растолкую, — вновь заговорил начальник своим излюбленным, не терпящим возражений тоном. — Сейчас людям интересна Идо, они хотят знать, чему ТЫ и твоя Невеста её научили. Но продержи её взаперти хотя бы полгода, и о ней забудут. У нас большая конкуренция... впрочем, ты в курсе.

Гаскон снова затянулся.

— А она, кстати, молодец. К нам приходили люди, которые запомнили её по провинциальному театру. Их было немного, но это уже показатель, — он стряхнул пепел на голый камень. — Вот только память толпы скоротечна. И если ты вернёшь Идо слишком поздно, ей не позволят ставить ничего серьёзнее Красной Шапочки в школьном театре. И это не моя прихоть.

Жиль не надеялся на ответ, не ждал его. Честно говоря, он бы всё отдал, лишь бы поскорее отсюда уйти, сбежать, но выдержка начальника не позволяла ему проявить слабость.

И как Призрак жил в этом жутком склепе?

— Или ты забыл, — выдохнул дым Гаскон, — насколько болезненно забвение для творца?

В оглушающей тишине раздались неторопливые, глухие аплодисменты.

— Браво, Гаскон. Твои речи покорили покойника.

На этот раз мужество оставило Жиля. Он вздрогнул, сжался, подавил рвущийся из горла крик. Воспоминания о пережитых ужасах разом обрушились на него, стоило монстру в белой маске выйти из густой темноты.

Его трясло, от страха у парня скрутило желудок, но сбежать он не мог. Это чудовище держало в плену Изабель и могло убить Гаскона, повесить его, как и тех несчастных, до которых дотянулись его одетые в белые перчатки руки.

Призрак Оперы был спокоен, в отличие от своих собеседников, и, как всегда, невероятно элегантен. Внешне он не изменился после начала совместной жизни с девушкой.

Скорее... даже стал ещё лучше выглядеть.

— Любопытно, — учтиво улыбался мужчина. — Продюсеры неохотно вкладываются в такие сюжеты. Их больше интересует пошлая любовная драма.

— Не переживай. По сценарию Хайд и Джекил влюблены в одну и ту же женщину.

— ...а я уже поверил в лучшее.

Жиль прерывисто вздохнул и сделал шаг вперёд. Только после этого Призрак Оперы обратил на него внимание.

— Где Изабель?!

Мужчина хмыкнул, на мгновение отведя взгляд в сторону. Он поднёс ладонь к лицу и прокашлялся.

Глаза Жиля округлились. Теперь поверх белоснежных перчаток Призрак Оперы носил на безымянном пальце золотое кольцо.

— Мсье Жакоте, — Призрак Оперы обдал парня высокомерным взглядом. — Если я ещё раз услышу, как вы скребёте напильником по кирпичам моего театра, в следующую секунду он окажется у вас в сонной артерии. Это понятно?

Жиль похолодел. От страха он не мог вымолвить ни слова.

Призрак смерил его долгим презрительным взглядом, после чего вновь обратился к Гаскону.

— Ты закончил? Мадам де Валуа не покинет своего нового дома.

— Брось, — выдохнул дым начальник. — Даже на день рождения не устроишь ей сюрприз? Неужели девчонка для тебя так мало значит?

Гаскон держался просто и непринуждённо, хотя Призрак Оперы сверлил его ненавидящим взглядом. В этот момент Жиль понял, почему в кресле начальника сидел именно Гаскон Мартен, а не кто-либо ещё.

Он же чёртов манипулятор.

— Как она обрадуется, — покачал головой Гаскон. — Такой сюжет сразу после той пошлятины, над которой она билась два месяца.

— Изабель, — процедил Призрак Оперы, — справилась со своей работой.

— И на отлично. Лично я доволен тем, как от неё пополнел мой кошелёк. Да и ты доволен ею. Неужели ты хочешь задушить такой талант?

Призрак вскипел, его лицо исказилось яростью.

— Однажды я видел, что делает с людьми талант. Она не повторит мою судьбу.

Жиль моргнул, вглядываясь в эту мрачную фигуру. Чью судьбу Изабель должна была повторить? Неужели этот человек когда-то был знаменит?

Как там его фамилия?

Валуа?

Тот самый Валуа?!

— Повторит? — не унимался Гаскон. Переспорить начальство было не так-то просто. — С таким-то мужем?

Сжав губы в линию, Призрак перевёл взгляд на своё сверкающее обручальное кольцо. Жилю казалось, что оно было единственным признаком жизни в этой жуткой мраморной статуе.

— А ещё, — вздохнул Гаскон. — Ты всегда можешь разрушить её надежды, сорвав постановку. Идо сварливая, упрямая, склочная... ну, как и ты. Скажи честно: пилит? Так сломай ей жизнь, и получишь послушную, трепетную, зависящую от тебя одного супругу.

Теперь Жиль догадался, как Гаскон ухитрился не развестись после двадцати лет брака.

Он ждал, что после таких слов Призрак Оперы вспылит, нападёт, убьёт их.

Но мужчина задумался.

И, хмыкнув, круто повернулся на пятках, взмахнув длинным плащом. Он ушёл, не сказав ни слова, и растворился во тьме, как в родной стихии.

Примечания:

Всех непослушный детей прошу в гости: https://vk.com/misternevermore