Гарри Поттер и внутренний голос (джен)

«…если мне будет позволено поправиться и продолжить преподавание, что крайне маловероятно. Ваш Квиринус Квиррелл».

Письмо жгло руки. Я схватился за щёки: мокрые. Утёрся рукавом.

Квиррелл прощался. Знал, что не выживет, если воспротивится монстру, и всё-таки сделал это. Его мучили, пытали, а он нашёл возможность написать письмо. Ни слова жалоб, ни капли страха, лишь сожаление о содеянном и благодарность. А ещё — жестокая откровенность, необходимая, чтобы я воспринял всё сказанное всерьёз.

Засыпая, подумалось, что не только Квиррелл считал меня семьёй. Я тоже, наверное, думал так о нём. Он заботился, и, как оказалось, совершенно бесплатно. Убить, конечно, пытался, но не по своей воле. Так не убил же! Оказался сильнее! Если б я только мог освободить его от подселенца!

* * *

Наутро я не сразу сообразил, чем закончился вчерашний день. Полежал. В спальне было тихо, в гостиной — тоже. Рано. Даже домовик ещё не приходил будить меня.

Я вздохнул по опекуну и вдруг, спохватившись, полез под кровать. Именно там валялась давняя посылка от неизвестного лица, которую я впопыхах заныкал от Рона, так и не вскрыв! Свёрток оказался узким, относительно длинным, с ножку табуретки, и весьма увесистым. Ни пыли, ни паутины — домовики убирали хорошо. Пергамент шуршал, поэтому я разворачивал его очень осторожно. Снимая обёртку и гадая, что это могло бы быть, я неосторожно дёрнул за прилипший край. Тот оказался тонким, упругим и жёстким, легко рассёк кожу, и вглубь свёртка упали две капельки крови.

— Бл%%%! — шёпотом, но от души высказался я и сунул палец в рот. В недрах упаковки вспыхнул и погас оранжевый блик, и я, уже далеко не такой дремучий, мысленно застонал. Привязка кровью случилась, ага. И активировал я его «волшебным» словом, которое в приличном обществе не произносят. Идиот.

«Не стоит ругать себя. Это вредно для здоровья и магии».

Отлично, ещё и с ума схожу. Гарри Поттер, мальчик-который-спятил. Но никаких посторонних мыслей больше не последовало. Если сумасшествие и есть во мне, то проявляется оно весьма избирательно и ждать очередного приступа бессмысленно. Само придёт.

Пришлось возвращаться к подарку. Секунду спустя на одеяло упал тяжёлый, красивый, явно дорогой… Жезл?

Крепкая, довольно толстая рукоятка, покрытая изящными кольцами рун. Резное навершие в форме цветочного бутона с вставкой из какого-то полупрозрачного сероватого камня. В древесине я не разбирался, но такой никогда раньше не видел, — тёмной, словно чёрный кофе, с маслянистым блеском полированных частей, и очень плотной. Филигранная работа, настоящее произведение искусства. Я робко коснулся жезла, но тот вёл себя смирно. Взял в руку — удобно. Мои пальцы с трудом держали перо или карандаш, поскольку те тонкие, а жезл лег в ладонь и пальцы сомкнулись, удерживая артефакт крепко и уверенно. Ух ты! Даже палочка никогда не ощущалась настолько комфортно! Тяжесть не раздражала, хотя сомнительно, что моим больным рукам она по силам. Время покажет. Я чувствовал магию артефакта и созвучность её с моей собственной.

Проводя кончиками пальцев вдоль древка, я размышлял о Квиррелле. Он думал обо мне, позаботился о сильной защите. Наверняка жезл куда мощнее волшебной палочки, но экспериментировать в общей спальне не стоило, поэтому я решил спрятать пока жезл в сундук, а как-нибудь в каникулы подняться на Астрономическую башню. По пути наверх есть несколько подходящих пустующих классов.

— Смотри не попадайся на глаза посторонним, — чувствуя себя придурком, приказал я жезлу. Тот слегка потеплел. Я определенно схожу с ума. Ну и пофиг.

* * *

Письмо из Гринготтса было лаконичным и кратким. Дескать, в отношении меня Квиррелл сделал ряд распоряжений, ознакомиться с которыми я могу в любое удобное время. Я пожал плечами и не нашел ничего лучше, как заказать регулярные квартальные выписки (мы с опекуном о них говорили) и пожелал снять наличные, чтобы, по моим прикидкам, спокойно прожить семь лет. Просто взял за основу сумму, которую платил опекуну, помножил на семь, и готово. За обучение и так будут отдельно высчитывать. Значительная часть денег по моей просьбе должна быть переведена в фунты. Я ждал доставку, не до конца уверенный, что у меня получится, — гоблины изъяснялись крайне скупо. Квиррелл в своём письме и то известил меня о делах куда подробнее.

Впервые, снимая собственные деньги, я ощутил острый приступ жадности. Потому что снял сразу много. Этак и обнищать недолго! Мне пришла мысль, что вопрос заработка в магическом мире, как и в человеческом, — один из важнейших. После обучения беглому чтению, конечно.

* * *

И где я буду своё богатство хранить? Под кроватью? Вынул пару монет. Попробовал представить двадцать тысяч галлеонов наличными. В кармане такое не носят. Но волшебный мир на то и волшебный, чтоб решать проблемы, сказал я себе (и это была моя собственная мысль). Нужно было лишь узнать, как.

Обращаться с таким вопросом к Снейпу нельзя. Он вытрясет правду как нечего делать и после озвереет. Мадам Пинс, библиотекарь, всю жизнь работала в Хогвартсе и вряд ли имела накопления. Флитвик и Макгонагалл исключались по умолчанию. Оставался Малфой.

Дразнить гриффиндорцев я не хотел — только-только начал нормально общаться. Стало быть, подойти к Драко во время завтрака не мог. Лучшим выходом было написать ему и назначить встречу в знакомом тупичке бокового коридора, ведущего к подземельям. Записку из одной строки я наваял за десять минут, размял пальцы и вызвал эльфа.

Дадли показывался редко, но был рядом почти постоянно. Мы договорились, что отдыхать он будет, пока я на уроках в толпе ребят. Теперь, когда следовало ждать ежеминутного похищения, пришлось исключить любые маршруты по школе, кроме самых необходимых, — классные комнаты, Большой зал, библиотека и башня Гриффиндора.

— Отнеси это Драко Малфою, — велел я. Эльф исчез на несколько секунд и появился снова, кивнув. — Как там профессор Квиррелл?

— Опекун хозяина ещё в лазарете. Он пытался позвать хозяина Гарри и попросить об этом других профессоров. Эльфу пришлось накладывать на него заклинание связанного языка.

— Спасибо, что заботишься обо мне, Дадли. Ты молодец.

Драко прислал записку перед обедом, и мы встретились, охраняемые мощными Гойлом и Крэббом. Не говорили мы довольно давно, и я отвык, чувствуя неловкость. Слизеринец отлично выглядел, как ни в чём не бывало ухмылялся, но первым разговора не начинал.

— Малфой.

— Поттер.

— Как дела?

Малфой весело заржал, и напряженность схлынула, как по волшебству.

— Такие предосторожности, чтоб просто хлопнуть по плечу, Поттер, — отсмеявшись, протянул он. — Выкладывай, с чем пришёл.

Я не стал юлить.

— Что ты знаешь о магических жезлах?

Парень замер и подозрительно прищурился:

— Жезлы — штука очень редкая. Сильная. Штучный товар. Даже у моего отца такого нет. В связи с чем вопрос?

Я похолодел. Интерес Малфоя был слишком очевиден и потому опасен. Отвлечь, отвлечь срочно!

— Дорогая вещь, как думаешь?

Малфой ощутимо расслабился.

— Хочешь купить?

— Прицениваюсь. А где их берут?

— Не говори только, что я должен снова беспокоить отца! Но книгу посоветовать могу, — он полез в сумку и вынул блокнот, ловко отделил листок и нацарапал моим «паркером» пару строк. — Есть и другие, но так сходу не припомню. Так зачем тебе…

— Слышал краем уха, что с его помощью можно колдовать лучше, чем палочкой. Мне нужно сильное колдовство.

— Зачем?

— Деньги, — выдал я. — Думал, смогу заколдовать кошелёк, чтоб ничего не стащили, — подумал и добавил: — И сундук. Как спрятать кучу вещей, чтоб никто не смог ничего украсть, чтоб я сам не мог их потерять, но они всегда были под рукой?

— Заклинание невидимого расширения, — немедленно отвечал Малфой. — Его накладывают на любой предмет, и он внутри становится больше, чем снаружи. — Драко принялся расстёгивать мантию. Я смотрел вытаращенными глазами, как он распахнул её: слева изнутри был пришит небольшой карман. Пустой. Драко коснулся его палочкой и что-то прошептал. Немедленно на полу рядом с нами выросла куча книг. Здесь были все наши учебники за первый курс и несколько тяжеленных с виду справочников. Я оторопело коснулся самого большого, попробовал на вес.

— Сам колдовал?

— Издеваешься? Нет, конечно. Нам ещё рано.

— Кто-то зачаровал мантию для тебя?

— Разумеется. А отец заплатил. Когда есть деньги, необязательно уметь всё самому.

От облегчения я как-то ослаб и присел на подоконник.

— А как не потерять что-то? Не дать это украсть?

— Неужели среди гриффиндорцев завелись крысы? — Я молчал. — Что, серьезно? Ну ты даёшь. Я спрошу отца.

Я кивнул и отлепился от подоконника.

— Поттер, — позвал Драко, — ты даже не будешь мне должен. С тобой весело, ты забавный.

— А ты полезный.

— Продолжай хвалить меня, и я найду тебе адрес мастера. Бесплатно.

* * *

Малфой не подвёл. Я оплатил счет от мастера-артефактора и теперь вертел в пальцах невзрачный мешочек из серой шкуры. Размером с ладонь, лёгкий и плоский, с плетёным плотным шнурком. Без всяких подсказок вынул из него клочок пергамента, прошептал нацарапанное заклинание и капнул внутрь артефакта своей кровью. Короткое головокружение, вспышка — и мой мешочек пошевелился. Я аккуратно спрятал его в карман.

А затем мне привезли деньги. Однажды вечером в гостиной появилась недовольная декан МакГонагалл, велела следовать за собой и отвела в кабинет директора. Гоблин, старый, плешивый, сидел в кресле и, похоже, дремал. Дамблдор выглядел недовольным, но встретил меня спокойно и даже любезно.

— Я должен переговорить с мистером Поттером приватно, — проскрипел, открыв глаза, гоблин. — Дело касается его наследства.

— Я директор этой школы и буду присутствовать при вашем разговоре как представитель Гарри Поттера, — заявил Дамблдор.

— Мистер Поттер, хотите, чтобы директор Дамблдор участвовал?

— А можно поговорить один на один? — скромно уточнил я.

— Гарри, мальчик мой, — всплеснул руками директор, — я лишь хочу тебе помочь. Это же банкир. Мало ли что...

— Как вы смеете обвинять волшебный банк Британии! — рявкнул вдруг гоблин. Его глаза зажглись красным, а когти, как мне показалось, опасно сверкнули.

— Я только хотел сказать, что мальчик несовершеннолетний. Я как его опекун...

— Вы не его опекун, — немедленно перебил его гоблин.

— Да? — «удивился» я. — Тогда можно мне получить обратно ключ от сейфа отца?

Мелкая месть, да и денег в том сейфе оставалось немного, но удержаться я не смог.

— А почему ваш ключ, мистер Поттер, находится у директора Дамблдора? — осведомился гоблин.

— Директор сказал, что я его потеряю, — честно ответил я.

— То есть вы хотели его забрать?

Я кивнул

— Мальчик мой... — начал Дамблдор, но тут гоблин щёлкнул пальцами, и тут же из шкатулки, стоящей перед директором, повалил дым. Дамблдор убрал его одним движением брови, но гоблин уже безмятежно развалился в своём кресле:

— Мистер Дамблдор, можем мы с мистером Поттером обсудить его дела?

Вскоре мы сидели в пустом классе. Гоблин прочертил острым когтем в воздухе замысловатый вензель.

— Чары приватности, — пояснил он. — Как мне передать вам заказ? — Я погладил себя по карману. Гоблин оскалился: — Вы, я вижу, подготовились. Хорошо. — Он протянул мне свиток и вынул откуда-то несколько увесистых мешочков. Я вынул свой. — Прочтите, подпишите.

Когда с передачей наличности было покончено, я задал вопрос и о жезле.

— Простите, я не спросил вашего имени, мистер э...

— Мистер Кхрюгг. Поверенный рода Поттер.

Как нужно ответить, я не знал, но тут словно что-то подтолкнуло меня, и я позволил своим губам произнести:

— Пусть золото течет рекой, а головы врагов падают к вашим ногам, уважаемый поверенный Кхрюгг.

Что за бред? Но гоблин воспринял эту дикую фразу абсолютно спокойно.

— Я готов ответить на ваши вопросы, мистер Поттер.

— Расскажите о жезле, который был оставлен мне опекуном.

* * *

Мешочек, оказывается, был сделан из ишачьей кожи. Эта вещь приводила меня в восторг. Артефакт выглядел пустым, был лёгким и плоским, но поверенный уверил меня, что вся заказанная сумма поместилась в нем без труда. Он научил меня вызывать деньги и класть их обратно. Так я смогу прятать туда и другие предметы — книги, как Драко, запасную одежду и так далее. Носить мешочек гоблин мне посоветовал на шее, хорошенько завязав, и уверил, что и принимать душ я могу, не снимая его. Чары не дадут ему промокнуть.

Жезл действительно можно считать полученным наследством, так как он получен от опекуна. Гоблин обещал прислать книгу, которую мне предстояло изучить. Сказал лишь, что если я захочу с ним расстаться, банк будет рад обсудить эту сделку.

— Жезл товар редкий, мистер Поттер, — уверил он меня. — Их всегда делали на заказ. Если волшебник очень силён, его магия попросту сожжёт палочку, поэтому нужен жезл. Легендарный Мерлин пользовался посохом, настолько была велика его мощь. В руках мага средней силы жезл способен накапливать магию, так что и возможностей у такого волшебника больше.

«Блин. Квиррелл передал жезл через гоблинов, так что скрыть его от них я всё равно не смог бы. А жаль. Надеюсь, хотя бы Малфой не воспринял мой интерес всерьёз».

Гоблин Кхрюгг насмешливо ждал, пока я переварю услышанное. Похоже, он видел меня насквозь. Я извинился, и мы продолжили.

Оказалось, что у меня был дом, оставшийся от моих деда и бабки Поттеров, в Лондоне и развалины родительского коттеджа в какой-то глуши под названием Годрикова Лощина. Так что проблем с жильём не было. Дом был закрыт. Состояние коттеджа я должен был оценить сам, гоблин сообщил только, что тот нуждается в ремонте, то есть в деньгах. Поверенный предложил нанять бригаду гоблинов для его восстановления, но я вежливо поблагодарил и пообещал обдумать. Он уважительно взглянул на меня и перевел тему, а я лишь краснел, так как мне попросту стало жаль денег.

Квиррелл не оставил мне средств, только жезл, который приобрел законным путем, и некий предмет в шкатулке, до сих пор хранящийся в банке. Если это Философский камень, то там он будет сохраннее. Однако меня несколько напрягла дороговизна магических артефактов. Семь лет — это долго. Один мешочек ишачьей кожи обошёлся мне в сто галеонов, а если я захочу сумку вместо сундука? Непромокаемую обувь?

— Мистер Кхрюгг, а каковы распоряжения опекуна относительно моих трат?

— Интересно, что вы спросили, мистер Поттер. Ваши счета будут оплачиваться даже после его смерти в пределах годового лимита в десять тысяч галлеонов.

Спасибо, профессор.

Мешочек с наличностью я повесил на шею. Очень хотел узнать о чарах незримого расширения поподробнее, но решил больше никогда ни о чем не спрашивать. Всё есть в книгах. Из-за своей глупости о моем мешочке знают Малфои, и не факт, что Драко не рассказал отцу и о моём интересе к жезлам.

Значит, нужно налечь на чтение. В который раз себе об этом говорю. Читаю уже бегло, но не так, как та же Гермиона или Драко. Пора возвращаться к тем упражнениям, что мы делали с Миртл. Надеюсь, у неё всё хорошо и она нашла покой.

— Дадли!

— Хозяин.

— Узнай, не надо ли чего профессору Квирреллу. Может, это стоит денег? Особенное зелье, которое не сможет предоставить школа? Что-то из еды? Белья? Ну ты понял. И передай, что его подопечный ему благодарен. И помнит всё. И не придёт.

— Да, хозяин Гарри. Дадли проследит. Дадли передаст.

* * *

Опекун приснился мне той же ночью. Я вспомнил, что сидящий внутри монстр всё ещё пытается приблизиться ко мне, позвать меня через других людей. Значит, он не оставляет профессора в покое, мучает его.

Квиррелл на уроках твердил нам, что для качественной защиты нужно уметь управлять собственным разумом. Очищать от посторонних мыслей. Он говорил, это не всем удаётся, кто-то так и не научится никогда. Но пробовать стоит.

Надеюсь, ему тоже помогает собственный опыт. Конечно, если этот монстр не сидит прямо у него в мыслях.

Я попробовал расслабиться, позволяя памяти всё, что ей хочется. Мысли лениво перетекали, образы сменяли один другой. Я снова увидел себя в доме Дурслей и напрягся, но постарался успокоиться. Они далеко, верно? И если меня тянет в те воспоминания, значит, как учил профессор, их надо пережить и отпустить. Возможно покричать. Какую это принесет пользу, я не знал, но шуметь в спальне нельзя. Придётся уединяться.

До Астрономической башни я добрался так быстро, как только мог, взобрался по крутой выщербленной лестнице на самый верх и, тяжело дыша, растянулся посреди площадки. Сжался, привалившись к холодному камню парапета и уткнувшись лицом в колени. По ногам дуло, спина мёрзла, но возвращаться не хотелось. Хотелось одиночества.

Я встал на колени, натянул поглубже капюшон. Пошевелился, выбирая удобное для поясницы положение. Мантия спадала крупными складками, окутывая меня всего, с головой, и я вдруг почувствовал, как согреваюсь. Плотная ткань почти не касалась тела и не пропускала свежий ночной ветер.

Тихо, тепло, уютно. Ни за что не поверил бы, как коленопреклонённая поза может быть такой удобной и... умиротворяющей. Вот сейчас отпустить мысли казалось вполне возможным и даже безопасным.

Смогу ли я оставаться таким же невозмутимым, как мой опекун, зная о близкой, ужасной смерти?

«Но ты — уже! Тело подводит тебя, пальцы болят и не слушаются, колени дрожат и кто знает, что ещё. А ты живёшь себе, учишься и даже думаешь о будущем. Если даже одиннадцатилетний мальчик так может, почему бы не быть мужеству и у взрослого?»

Потому что в нём живёт чудовище, которое причиняет ему боль.

«Дурсли тоже причиняли тебе боль».

— ЗАТКНИСЬ! — заорал я вдруг, но было слишком высоко — меня никто не услышал.

«Когда кузен сунул твою руку в приоткрытую дверь и, пока его приятель держал тебя, с размаху закрыл её, навалившись с ним вдвоём, боль была вполне соизмерима с пыткой профессора. Пока ты катался по полу, прижимая к груди сломанные пальцы, прибежавший на крики дядя наступил на вторую кисть. Типа нечаянно. А затем пнул по хребту, чтобы ты перестал скулить. Долгие два месяца ты не мог пользоваться руками, помнишь? Тетка стащила с тебя штаны, потому что снять их сам в туалете ты не мог. Только длинная, широкая футболка Дадли и была твоей единственной одеждой, покуда не срослись кости. И нет, никто не отвел тебя к врачу. Никто не мыл. Никто не кормил, — тарелку просто ставили рядом, и ты жрал, как собака, опираясь на локти. Никогда не говори, будто тебе не хватает выдержки».

Я стиснул зубы. Детские воспоминания нахлынули и закружились перед глазами. Много лет я гнал их, и наконец они стали чем-то вроде давно позабытого сна. Длинного, бесконечно мучительного сна. Кузен оставлял меня в покое, лишь когда бывал в школе, пока я, обгаженный, дрожащий от холода, баюкал сломанные конечности.

Память будто оживала. Всё верно. Если раньше я довольно ловко управлялся и уверенно держал карандаш, то с того вечера мои пальцы больше не принадлежали мне. Были и ещё… моменты, о которых сейчас не стоит.

— Нефиг вспоминать всякое дерьмо, — зло выплюнул я и выругался — с удовольствием и облегчением.

Едва уловимый отголосок одобрения тёплым комочком коснулся груди. Словно я сам себя похвалил. Кстати, а с чего бы вдруг всплыли те кошмарные воспоминания?

«Скрытые внутри, они разъедают душу, мучают её. Нужно избавиться от них, отпустить. Примириться. Понять, что они больше не имеют значения».

Ничего себе — «не имеют значения». Мне тут полную инвалидность пророчат. Хотя… А кто это со мной говорит? Невольные, навязчивые мысли и будто не мои. Снова привет, глюк?

Но на башне лишь тонко гудел ветер. Никого вокруг. Да и в голове я больше никого постороннего не слышал. Так, отголоски эмоций. Я поднялся, держась за стену, и побрёл обратно, отрешённо вспоминая и довольную физиономию брата, и собственный плач, и всё прочее, омерзительное, но реальное. Спотыкаясь, я простил себе и слёзы, и мольбы, и даже вынужденную нечистоту. Когда же наконец добрался до входа в башню Гриффиндора, оказался совершенно обессилевшим, опустошённым и спокойным.

Ну было и было. Чего уж теперь.