Сердца откроются нам (гет)

Теплый солнечный луч скользил по лицу, щекотал ресницы, словно пытаясь разбудить. Веки дрогнули, и закрытые глаза открылись, тут же мягкий солнечный свет превратился в острый клинок и резанул по зрачкам. Веки мгновенно сомкнулись и в наступившей темноте поплыли, растворяясь, радужные круги. Попытка повернуть голову отозвалась в плече и шее резкой болью. Лежащий на кровати мужчина застонал. Звук его собственного голоса как будто разбудил все остальные звуки, до того неслышимые им. Шорох занавесок, колышимых свежим ветерком, залетавшим в комнату сквозь открытое окно. Он нес с собой запах моря и смолы. Шум прибоя, перекатывающейся гальки, и тихий женский голос, напевавший какую-то простую детскую песенку.

Осторожно, он слегка приоткрыл глаза. Нужно сначала дать им привыкнуть к свету. Сквозь ресницы мужчина рассмотрел небольшую комнату, круглый стол, заставленный баночками и флаконами разного цвета и размера. Маленький очаг в углу со сложенными в нем поленьями. Белые вышитые занавески на окне и вазу со свежими цветами. Все же солнечный свет все еще был слишком ярок для него, и он, устало, сомкнул веки. Попытка пошевелить пальцами рук не дала никакого результата. Минутная паника охватила сознание, сердце учащенно забилось, и кровь по оживающим венам побежала быстрее, разнося по телу адреналин. Кончики пальцев неприятно закололо, словно сотни раскаленных иголочек впились в них. Но это принесло неимоверное облегчение. Он жив и не покалечен. Боль пройдет, и тело обретет прежнюю силу.

Мужчина глубоко вздохнул и почувствовал стягивающие грудь полоски ткани. Он не был связан, это были бинты. Значит, он был ранен. Память медленно возвращалась к нему. Как в замедленной съемке перед глазами проплывали картины: ночь, бой, и вспышки летящих во все стороны заклятий. Темная фигура убийцы, насылающего на него призрачный шар, в центре которого — смерть. От ужаса он хотел закричать, но из горла вылетели лишь страшные булькающие звуки. Дрожь сотрясла все его тело, и он почувствовал, как разрываются незажившие раны. И теплая кровь пропитывает белые повязки.

Раздались легкие быстрые шаги, и на воспаленный лоб легла прохладная нежная рука, неся с собой успокоение и защиту.

— Тише, тише, любимый. Ты дома, ты в безопасности. Не двигайся, ты еще слишком слаб.

Голос принадлежал молодой женщине. Такой знакомый, что на минуту показалось, будто это голос его потерянной любви.

«Может я все-таки умер, и это — мой рай?!».

Но на грешную землю его вернуло зрение. Он снова открыл глаза и перед ним, словно из тумана, появилось лицо, склонившейся над ним девушки. Черные глаза с золотистыми крапинками, словно искорками звезд в бездонной глубине ночного неба. Черные, не зеленые…

Страшное разочарование сжало холодной рукой сердце, и пустота, ставшая привычной, вернулась. Тоскливое безразличие вновь охватило его.

Между тем девушка продолжала суетиться возле него. Она разрезала бинты, промыла раны каким-то пахучим настоем и наложила свежую повязку. Все это она проделывала так ловко и привычно, словно это было не первый раз.

— Наконец-то ты пришел в себя, Северус.

Произнесенное ею имя заставило его вздрогнуть.

— Мне говорили, что ты можешь вообще никогда не очнуться, но я не верила. Я молилась небесам, и они вернули тебя.

— Пить, — язык не слушался, в пересохшем горле застревали звуки.

— Сейчас, — девушка взяла со стола прозрачный кувшин и налила свежей воды. Одной рукой она приподняла его голову, а другой поднесла стакан к его губам.

Он жадно припал к нему. Утолив жажду Северус почувствовал, что может говорить.

— Где я?

— Ты в безопасности, — повторила девушка, — Темный Лорд погиб. Мне так много нужно рассказать, но это позже, тебе надо набраться сил. Я приготовила бульон. Поешь сначала.

Это было так унизительно. Она кормила его с ложечки. Словно маленького ребенка, уговаривая съесть еще. В конце концов, он попросил оставить его в покое. Она опустила его на подушки, и заботливо поправив их, вышла из комнаты.

«Где же я видел эти глаза?» — этот вопрос мучил его, не давая заснуть. Хогвартс, пустой класс, запотевшая бутылка темного стекла. Он облизал пересохшие губы и словно ощутил привкус сливочного пива. И, наконец, он вспомнил. Приоткрытый для поцелуя рот и влажный от желания взгляд черных глаз, в которые он проваливался словно в бездну. «Хелен, Хелен Один!»

Уже засыпая, он думал — «Как она посмела?» Его миссия была выполнена, зачем она спасла его? Он был так зол, что даже известие о гибели Волан-де-Морта не принесло желанной радости. Но тут благодатное забытье смежило его веки, и он провалился в сон без сновидений.