Патронус Алекс (джен)

Северус Снейп

Сегодня ему приснилась Лили. Сначала маленькая, она смеялась и взлетала на качелях. Потом взрослая, с грустным взглядом. Она ничего не говорила: ни осуждала, ни обвиняла, но от этого было только хуже. А самое страшное — Лили его не слышала. Северус в который раз проснулся от собственного крика. И плюнув на бесполезные попытки поспать, пошёл развеяться. Хотя в два часа ночи нарушители уже не бегают, но мало ли. И, конечно, ему попался Поттер. Неудивительно, что Лили была такая грустная. Паршивец, охраняешь его, спасаешь, ничего не ценит. Шастает везде в поисках приключений на свою задницу. Вот где можно шляться до двух часов ночи? Естественно потом на завтрак опаздывает. Уизли, похоже, вовсе не появится. Сидят с Грейнджер на пару спят над тарелками. Ничего, вечером он их займёт. От радужных мыслей о пользе чистки котлов Снейпа отвлекла какая-то неестественно-напряжённая тишина, прерываемая судорожными вздохами — и так по всему Большому залу. У него не хватило воображения представить, что могло вызвать подобную реакцию. Оглядевшись по сторонам, Снейп увидел сотни раскрытых газет. И учеников со странным выражением лиц, перечитывающих одну и ту же страницу. Газеты Северус не любил. Уж если ему захочется занять мозги бессвязным бредом, он послушает учеников. Тем более сейчас, когда газеты читают даже самые ленивые, и основная тема — дурацкий турнир и Поттер. Прошло несколько минут, ученики продолжали, как зачарованные, пялиться в газету, коллеги-преподаватели от них не отставали. У Снейпа проснулось любопытство, и вдруг по залу пронёсся шелест приглушённого шёпота, каждый счёл необходимым посмотреть на Поттера: мельком, искоса или даже уставиться в упор. Так, во что он опять влез? Любопытство переросло в панику. Снейп почти грубо одолжил у Миневры газету. И сердце ухнуло куда-то вниз. С первой же страницы на него смотрела серьёзная, задумчивая Лили. Он не смог бы сказать сколько просидел, глядя на милое, родное лицо, пока изображение не поплыло. И, боясь позорно разрыдаться, Северус переключил внимание на статью.

"Дорогие читатели, мне наконец удалось узнать, чем таким важным был занят Гарри Поттер, что Турнир Трёх волшебников ему казался досадной помехой. Спор со временем, со смертью — чем не достойное занятие для героя…

— …Эта схема создана на основе маховика времени, — говорит Гарри, размещая на полу огромную, в несколько ярдов, отлитую из золота пластину.

Нет, я, конечно, знала, что род Поттеров не бедный, но даже не представляла насколько сильно не бедный!

— Мама умерла на этом месте. К сожалению, отца я вытащить не могу. Не знаю, то ли время, то ли мироздание против. А с мамой мы связаны её покровом.

— Прошу прощенья, чем? — не поняла я, ведь в книгах о Гарри Поттере ничего подобного не упоминается.

— Материнский покров. Такое бывает, когда сильная ведьма добровольно отдаёт свою жизнь за родного по крови или магии ребёнка до пяти лет. Явление, конечно, редкое, но случалось. Подобный покров носили Капелла Блэк и Гермес Боунз. Ничего особенного он не даёт, если не считать за особенность, что сразу после появления он отражает любое, абсолютно любое заклинание. В общем, с мамой мы связаны, и при соблюдении ряда условий я смогу её забрать.

— И какие же это условия? — спросила я.

— Сейчас увидите.

Чтобы увидеть эти загадочные условия, мы выходим из детской в коридор, где Римус Люпин создаёт магический кокон величиной в человеческий рост. Рональд Уизли вливает в этот кокон зелье, прозрачное, полное сияющих спиральных радуг. И мистер Поттер с мисс Грейнджер начинают его — зелье — трансфигурировать.

— Материнский покров хранится в крови ребёнка до семнадцати лет, и сейчас из зелья, созданного на основе моей крови, мы трансфигурируем голем. Замену, — на этом Поттер замолчал. А солнечно-радужная жидкость постепенно приобрела очертания красивой рыжеволосой девушки. И вот эту девушку — у меня просто язык не поворачивается сказать «голем» — ребята повели, как я понимаю, на замену. Поставив в переплетении рун, отчего те засветились. Поттер встал в шаге позади неё. Уизли и Люпин заняли места на схеме и, направив палочки, хором прочли заклинание. Поттер из глубины времени выхватил женскую фигуру, голем исчез. Грейнджер в то же мгновение усыпила вновь прибывшую заклинанием. Вот и всё, полгода работы за один решающий миг — и в детской комнате, где когда-то разыгралась трагедия, спит немного беспокойным сном Лили Поттер, положив голову на колени своему уже взрослому сыну…"

Северусу стало трудно дышать, он — как и все в зале — несколько раз прочёл статью, не в силах осознать степень счастья и шока. Жива, жива — почему-то закололо сердце. Снейп дрожащей рукой нащупал пузырёк в кармане, и, не чувствуя вкуса, выпил содержимое. Жива… как остальные чуть раньше, он нашёл глазами Поттера, по-прежнему спавшего над тарелкой. Паршивец, самоуверенный болван, не мог позвать, хотя бы с зельями помочь. Люпин в зельях разбирается как тролль в нумерологии. Кто же тогда зелье готовил? Ну не Грейнджер же, тут талант нужен, а она только по рецепту и способна варить. Кого позвали спасать его Лили? Нет, не его. Она не простит, не смерть мужа. Потом Северус представил, что о нём может сказать Поттер. Если она, конечно, спросит. А Лили может спросить, когда узнает, что он ведёт зельеварение. Написать, извиниться, попросить о встрече. Перед Поттером образовался лист бумаги. Похоже, господин директор проявляет любопытство — отстранённо подумал Снейп, в мыслях сочиняя письмо, вычёркивая предложения и вырывая неудавшиеся варианты. Ничего не получалось. Да ещё мальчишка настолько враждебно настроен, что не попросил помощи даже по профилю. А если б попросил? Снейп попытался это представить. Но почему-то не смог вообразить, как выслушивает до конца Поттера. И это приводило в ужас.

— Насколько я помню, мисс Грейнджер вернула Маховик времени целым и даже ни разу не разобранным, — весело заметил Дамблдор, выводя Снейпа из задумчивости и вызывая раздражение у МакГонагалл. Она сидела, разрываясь на части, то ли оштрафовать на сто баллов каждого, исключая Люпина, за нарушение всех правил, то ли обидеться, что с собой не позвали, то ли гордиться своими гриффиндорцами — всеми, включая Люпина. Но метания МакГонагалл не могли занять Снейпа надолго, и он вновь вернулся к мысленному письму Лили. Уроки прошли мимо сознания. Не глядя, он ненароком наградил баллами мисс Белл, отчего все слизеринцы пришли в шоковое состояние, а Кети Белл собралась упасть в обморок, подумав о чём-то не о том. Особенно после того, как не растерявшиеся гриффиндорцы посоветовали ей похлопать ресницами, дабы пополнить копилку баллами.

За обедом Снейп опять сверлил взглядом сонного Поттера. У них же была история магии, не мог там выспаться? Или директор не захотел ждать вечера. Ах да, вечером у нас отработка, и если Дамблдор не просит её перенести, значит разговор состоялся.

Как это ни смешно, легче стало на той самой отработке. Обсуждение зелья с Поттером и Грейнджер в спокойной обстановке давало иллюзию, что всё возможно и даже, возможно, Лили не откажется выслушать его. Напряжение, державшее Северуса весь день, немного спало. Всё-таки бездари — вместо того, чтобы раскрыть глаза пошире и почувствовать, проделали столько работы. Правильно как-то сказал Каркаров: «Бешеной собаке тысяча вёрст не крюк».

— Вот зачем это вычисление на сотню футов, какой-то подсчёт вероятностей, если и так ясно, что мешать нужно по часовой не менее десяти раз, а сколько именно, почувствовать в процессе.

— Кому это ясно? Нам ничего не ясно! Пятьдесят восемь процентов — это ещё не сто, — пробормотал Поттер, явно забыв где находится, что на мгновенье усилило иллюзию возможности. Но лишь на мгновение, потому что дети тут же спохватились и замерли, пытаясь не зевать.

— Идите спать, — сказал Снейп. Настроение снова испортилось. — Толку-то с вами сейчас разговаривать. Но только спать, поймаю в коридоре — отработку продолжим.

— Да, сэр, — сказали паршивцы хором, причём все трое, хотя только что Уизли мирно спал. И спрашивая друг друга взглядом: «что происходит?» — вылетели из кабинета.

Что происходит? Хотел бы он знать, что происходит? Спать не хотелось, но неожиданно для себя Снейп задремал, сидя в кресле. Снова снилась Лили. В этот раз она не молчала, далёкая и печальная. А такая домашняя, родная, села рядом и спросила: «Ты почему не позаботился о моём малыше? Я думала, мы друзья». В её голосе не было злости или обвинения, лишь недоумение. Что почему-то оказалось ещё страшнее. И Снейп, резко проснувшись, ушёл патрулировать коридор. Спать теперь не просто не хотелось, спать стало страшно.

Гарри

Не знаю, как весь остальной мир, но обитатели Хогвартса среагировали на «воскрешение» моей мамы довольно спокойно. Повышенное внимание и шепотки за спиной от учеников — это мелочи. Моё участие в турнире и то посильнее реакцию вызвало. О змееустости помолчим. Не надо о грустном. Некоторая оторопь и настороженность от учителей посерьёзней будет, но я опасался худшего. Ещё Снейп сегодня мрачнее обычного. Со своей отработкой. А спать-то как хочется. Мы стояли, ждали, когда нам назначат фронт работ, и старались зевать не раскрывая рот. Во избежание. Во мне крепло подозрение, что причиной повышенной мрачности зельевара является моя персона. Нет, я помню, что Снейп с папой был на ножах, но про маму он никогда ничего не говорил.

— Кто для вас готовил зелье под голема? — от неожиданности я вздрогнул. Чёрт, кажется, заснул. Снейп это заметил, но лишь усмехнулся, продолжая сверлить взглядом Гермиону.

— Расчёты Гарри делал, а варили мы вместе, — честно сдала меня подруга. Ну да её же никто не просил молчать.

— Несите сюда расчёты и лабораторный журнал, — послал нас профессор и даже не добавил ничего язвительного в своём стиле. Вот ведь, тяга к зельям у человека сильней характера.

И действительно сильнее. Мы посидели и вполне мирно пообщались. Хотя составленные зеркалом таблицы ингредиентов, действий и форм произвели на профессора неоднозначное впечатление, они, оказывается, всё это по велению души делают, а мы, бездари, таблицу на тысячу листов составили. Но зато сразу стало понятно, почему у Невилла котлы взрываются. Если самое главное тут — веление души. Гермиона взглядом дала понять, что она тоже догадалась. Рон ни до чего не догадывался, он просто спал. Ему не удалось на истории магии выспаться, и всё из-за Флёр Делакур.

Он, оказывается, её на бал приглашал, о чём я узнал, зайдя в гостиную после завтрака. Рон сидел в дальнем углу, и лицо у него было пепельно-серое. Рядом сидела Джинни и говорила с ним тихим ласковым голосом. Утешая, наверное.

— Что с тобой, Рон? — я подошёл к ним. Рон поднял голову, на лице его застыло выражение ужаса.

— Ну зачем, зачем я это сделал? — вопросил он срывающимся голосом. — Что меня заставило?

— О чём ты? — спросил друга я.

— Он… он пригласил пойти с ним на бал Флёр Делакур, — ответила вместо брата Джинни. Мне показалось, что она старательно прячет улыбку, но руку Рона гладила с искренней жалостью.

— Что?! Зачем?! — у меня в голове не укладывалось, на кой ляд другу такое «счастье».

— Не знаю, что меня дёрнуло? — Рон чуть не всхлипнул. — На что я надеялся? Кругом было столько народу. Я просто сошёл с ума. И все вылупились на меня! Я шёл мимо неё в холл, она стояла и разговаривала с Диггори. Вдруг на меня что-то нашло. И я её пригласил!

Рон застонал, спрятав лицо в ладони. И с трудом продолжил:

— А она глянула на меня, как на слизняка или ещё чего хуже. И даже не ответила. А я… я… не знаю… пришёл вдруг в себя и со всех ног бежать.

— В ней течёт кровь вейлы, — напомнил я. — Ты тут ни при чём. Скитер правильно писала, Флёр за Диггори бегает, наверняка она вейловскую магию использовала, и тебе перепало. А с Диггори у неё ничего не выйдет. Он пригласил на бал Чжоу, — не то чтобы я был в этом на сто процентов уверен, но что-то подобное я то ли слышал, то ли видел, а Рона это должно утешить. И вообще, тут неуравновешенные девицы направо и налево магией швыряют, а я Сириусу автомат стесняюсь подарить. Сириус Блэк с автоматом будет ничуть не опасней Флёр Делакур с вейловскими чарами. Рон вскинулся и воскликнул.

— Вот это здорово! А знаешь, Невилл приглашал Гермиону! Он сам мне сказал после зелий. Говорит, Гермиона так всегда к нему хорошо относилась, помогала делать уроки, готовить зелья и всё такое… А она ему ответила, что уже дала согласие кому-то другому. Ха-ха! Если бы! Просто не захотела пойти на бал с Невиллом. Да и никто не захочет!

— Не смей смеяться! — рассердилась Джинни.

В принципе, она была права, но отходняк от стресса — штука тонкая, а Невилл всё равно не слышит. Входной проём открыли, и я напрягся, готовясь прикрыть безобразие, но в гостиную вошла Гермиона.

— Почему вас двоих не было на завтраке? — обратилась она к Уизли.

— Потому… Да перестань ты смеяться! Потому что этих двоих только что отвергли девушки, ну те, которых они пригласили на бал! — объявила Джинни.

Рон поперхнулся смехом, а я торопливо прикусил язык. Слишком торопливо и слишком сильно.

— Ну, спасибо, Джинни, удружила, — кисло проговорил Рон.

— Всех красавиц уже разобрали, Рон? — гордо тряхнула головой Гермиона, явно продолжая какой-то старый спор. — Теперь уже и Элоиза Миджен стала хорошенькой? Надеюсь, нет, даже уверена — ты ещё найдёшь где-нибудь кого-нибудь, кто тебе не откажет.

Добрая девочка — наша подруга, не ожидал.

— Мне вообще не обязательно идти с девчонкой, — встал в позу Рон. — А Гарри может пойти с Джинни.

Не успел я испугаться неловкой ситуации, Джинни сама отказалась.

— Не могу, — сказала она, густо покраснев. — Я уже иду с Невиллом.

— Молодец! — поспешил одобрить я. — Мама тебе уже прислала парадную мантию?

Джинни, забыв о смущении, похлопала ресницами и спросила.

— А зачем? Парадная мантия же была в списке.

— И для третьекурсников? На бал же идут с четвёртого курса? — услышав мой вопрос, Джинни снова залилась краской и убежала.

А Гермиона посмотрела на меня как на придурка.

— Ну что ты на меня так смотришь? Я совсем не хотел обидеть Джинни. У миссис Уизли были все основания полагать, что дочку непременно пригласят.

— Честно говоря, оснований было не так уж много, — почесал Рон затылок. — Среди старшекурсников Джинни популярностью не пользуется.

Теперь Гермиона смотрела как на придурков на нас обоих. И не просто как на придурков, а как на безнадёжных придурков. Мы с Роном синхронно пожали плечами и, тяжело вздохнув, приятель сказал:

— Тебе, Гарри, всё равно нужно бал с кем-то открывать, — при этом он заинтересованно так посмотрел на Гермиону.

— Стоп, стоп, стоп! — поспешил остановить я увлёкшегося друга. И вообще мне раньше почему-то казалось, что он Гермиону сам приглашать будет. В смысле себе… Неужели Грейнджеры весь интерес отбили? — У меня есть пара. Просто Джинни так уверенно сказала, что нам обоим отказали, поэтому я не стал при ней говорить.

— Здорово, а то меня уже пригласили, — обрадовалась Гермиона. — А на Джинни не сердись, она просто думала, ты Чжоу приглашал, тебе же она, вроде, нравилась? Вот, а Чжоу с Седриком идёт.

Возможно, Рон бы и не вспомнил об этом досадном инциденте с Флёр Делакур, если б мы не встретили её, когда шли по коридору, Рон с Гермионой на историю магии, а я в кабинет директора. Мне поспать совершенно не светило, оставалось утешать себя мыслю, что ночью наконец посплю, да и что там этой истории магии — не выспишься. И всё же в кабинет директора я стучал несколько недовольно.

— Заходи, Гарри, надеюсь, ты не слишком огорчён, что придётся прогулять историю магии, — заговорщицки подмигнул Дамблдор.

— Если честно, я бы с удовольствием поспа… э… посетил историю магии, — директор рассмеялся и предложил присесть.

— Я бы хотел обсудить с тобой две вещи, и раз уж мы говорим откровенно, мне очень любопытны подробности прошлой ночи.

Начали мы с подробностей и, наверное, проговорили бы всё отведённое время, так и не перейдя к загадочным двум вещам, если б камин, вспыхнув зелёным пламенем, не выплюнул свиток с письмом.

— Это из министерства. Им, видать, тоже любопытно. Ты не против через десять минут слегка расширить круг общения?

— Абсолютно не против, — ответил я, хотя вопрос был риторический, и мои желания никого не интересовали.

— Что ж, — Дамблдор бесцельно переложил на столе несколько свитков. — Помнишь, в конце прошлого года ты предлагал созвать Визенгамот, тогда этого действительно не стоило делать. Сейчас же, когда появился абсолютно надёжный свидетель, самое время, — (ну да, а ещё отпала необходимость жить у Дурслей). — Вот только тебе не кажется несколько излишним так откровенничать с журналистами? — вот этот вопрос не риторический, и директор замолчал, ожидая ответа.

— Нет, ничуть. Либо я сам дам объяснение, либо потом меня объявят тёмным магом, а маму порождением кровавого ритуала, или некромантии, или ещё чего. У людей воображение богатое.

— Я уверен, ничего подобного бы не произошло, ты зря так плохо думаешь о людях.

— Ну да, я это заметил. На втором курсе… — не знаю, стал бы Дамблдор меня переубеждать или нет, но отведённые десять минут, видимо, истекли, и из камина вышел министр Фадж с аж пятью сопровождающими. Наверное, это те люди, которые смогли придумать убедительный повод, чтоб посетить сегодня Хогвартс вообще и его директора в частности. Или же министр просто не смог придумать хоть какой-то повод их не брать. Все пятеро уставились на меня с нескрываемым любопытством. А министр ещё и с испугом. Но он быстро взял себе в руки и, глядя в мои незамутнённые мыслями глаза, голосом доброго дядюшки спросил:

— Мистер Поттер, что вы можете сказать по поводу этой статьи? — статью он тут же продемонстрировал.

— Немного пафосно, но все факты изложены верно, — подтвердил я показания Риты Скитер.

— И когда нам можно будет встретиться с Лили Поттер? — спросил один из сопровождающих. Министр несколько суетливо заозирался, но инициативу сопровождающего одобрил.

— А вот это… В смысле пресса при проведении обряда была обязательна? — влез другой сопровождающий, даже не дав мне ответить на вопрос предыдущего. Как ни странно, его инициативу тоже одобрили. И все уставились на меня в ожидании.

— С мамой можно будет встретиться, как только она будет готова. Ей же всё равно нужно будет какие-нибудь документы оформлять. Пресса при обряде была совершенно необходима. Иначе пришлось бы объяснять каждому в отдельности, откуда мама взялась и где она тринадцать лет пропадала. Тут либо язык отсохнет, либо рука отвалится, если письма писать, — обстоятельно объяснил я голосом пай-мальчика. Вместе с незамутнённым мыслями взглядом получилось убойно.

Делегация, попереминавшись с ноги на ногу, пожелала посмотреть мои воспоминания. Но я, не меняя тона, напомнил, что являюсь несовершеннолетним, и без разрешения опекуна это невозможно. Так что пришлось министру с сопровождением идти туда, откуда пришёл. Дамблдор, который при фразе «просмотреть воспоминания» дёрнулся было к шкафу, тоже обломался. Но проводил он меня вполне мирно, хоть его взгляд и выражал озабоченность пополам с печалью, Дамблдор пожелал мне выспаться и отдохнуть, а также повеселиться на Святочном балу.

Ага, выспишься тут, отдохнёшь и повеселишься… нам ещё девочку Рону искать…

Лили Поттер

Слёзы полились сами неудержимым потоком, стоило остаться одной. Сегодня Блэк и Люпин нянчились с ней весь день, как с больным ребёнком. Лили старалась держать себя в руках и не огорчать своих заботливых нянек. Они наперебой рассказывали, какой замечательный у неё вырос Гарри… Вырос без неё… Как он старался вытащить их обоих… Не получилось… Не судьба… Она ни в коем случае не обвиняла, просто слёзы текли в уже промокшую подушку, и не было ни сил, ни желания их сдерживать. Шершавый собачий язык слизнул солёную дорожку с щеки.

— И когда только просочился? — одними губами шепнула Лили, обнимая лохматую голову Бродяги и поливая её слезами вместо подушки. Он не возражал, не утешал, просто тихо скулил в ответ на её слёзы.

— Ты, наверное, думаешь, что я неблагодарная эгоистка? — спросила Лили, вытирая ладонями мокрые щёки.

— Что за дурацкие мысли? — Сириус торопливо обернулся. — Никто так не думает и не подумает.

— А вдруг Гарри решит, что я не рада?

— Лили, ты же была самой умной ведьмой на курсе, а говоришь… Разве Гарри не поймёт, что ты оплакиваешь его отца.

Лили вздохнула и вновь вытерла щёки ладошками, каким-то беззащитно-детским жестом. Сириус достал из кармана альбом с летними фотографиями и увеличил его.

— Вот смотри, я его в Хогсмиде оставил… Сейчас сбегал… Здесь фотографии с последних каникул Гарри. Как раз когда мы золото для переноса искали.

Молодая женщина взяла альбом, не спеша его открывать. Она чуть дрожащими пальцами погладила обложку и вдруг спросила:

— А почему только с последних?

Сириус знал, что рано или поздно придётся всё рассказать Лили, но надеялся дать подруге чуточку прийти в себя. Не получилось.

— Какой он взрослый, — выслушав сбивчивый и немного путанный рассказ Сириуса, Лили вглядывалась в лицо сына. — Джеймс в его возрасте так не смотрел.

— Ничего удивительного, мы начали так смотреть после нескольких месяцев участия в войне.

Гарри

Пока не торопясь двигался к спальне, меня основательно потряхивало, пожалуй, я так не боялся встречи с хвосторогой. Да и что там бояться-то было, при наличии чёткого плана-то. А что сказать двадцатилетней девушке, у которой только что убили мужа, а годовалый сын одним мигом превратился в четырнадцатилетнего оболтуса? Что сказать? Но говорить-то что-то надо. Иначе упущу… потеряю… Нет, не так. Вот ведь, пока планировал, работал, ни о чём таком не думал. А теперь легче у десятка хвосторог яйца отобрать. Так ничего и не придумав, я закрылся пологом и вызвал Сириуса.

— Привет, детёныш, как там у тебя? — поприветствовал меня крёстный. Даже в маленьком сквозном зеркале у него наблюдался раздрай эмоций, неверное, не меньше моего.

— Да как-то так… — обтекаемо ответил я. — А как она?

— Учитывая обстоятельства, вполне, — ещё более обтекаемо ответил Сириус.

— Как думаешь, можно мне с ней поговорить?

— Конечно! — обрадовался он. — Сейчас отнесу зеркало Лили, — роль посредника между мной и мамой его слегка напрягала.

Мне хотелось спросить, ну, может быть, она считает, что мне следовало ещё попробовать, поискать способ вытащить папу. Но я не спросил, может, потому, что боялся ответа? Да и какая теперь разница.

В зеркале появилось личико симпатичной девушки. Несколько бледноватое, с едва заметными редкими веснушками на носу и щеках. Нет, я знал, что ей всего двадцать один, но сейчас, увидев её такую юную, потерялся окончательно, а она заплакала…

— Не надо, не плачь, — собственный голос показался мне чужим и странным.

— Не буду, — покладисто согласилась Лили, продолжая плакать. — Оно само как-то выходит. Весь день не плакала, а вечером глаза на мокром месте. Не обращай внимания.

— Не могу, — я коснулся кончиками пальцев зеркала. — Прости. Ну вот… — после моей попытки извиниться, сам не знаю за что, она сильнее заплакала. — Ли… ма… — начал заикаться я. — Теперь даже не знаю, как тебя называть. Ты же всего на семь лет меня старше.

— Мамой, конечно! — сердито тряхнула волосами Лили. — Ты не так уж давно научился говорить это слово, мне оно ещё не надоело!

— Хорошо, мама, — неловко произнёс я, будто действительно недавно научился, и понял, что пора закругляться, иначе зареву. А что простительно девчонке, для парня уже нелепо. То есть не девчонке, конечно, а маме: она смотрела в глаза смерти, она закрывала меня собой, конечно же, мама и никак иначе.