Listen to your heart (гет)

Примечания:

С праздником мои любимые девочки ❤ Желаю вам счастья, любви и самое главное здоровья. Спасибо, что читаете мой фанфик. Это делает меня счастливой. Ещё раз поздравляю всех с 8 марта и желаю приятного чтения.

Чуть позже на зелёной траве у Хельмского ручья встретились король Теоден и Гэндальф. С ними были Арагорн, Леголас, Менеланна, Гимли и Эомер, а также несколько всадников из его отряда. Они до сих пор невольно бросали удивлённые взгляды в сторону леса.

— Я рад видеть вас невредимым, король Теоден! — поклонился Эомер.

— Ночь миновала, наступил день. Но он принёс с собой много странного! — Теоден обернулся и ещё раз окинул изумлённым взглядом лес и Белого Всадника. — Ты вновь являешься, когда нужен больше всего и когда тебя уже никто не ждёт! — воскликнул он.

— Как это — не ждёт? — поднял брови Гэндальф. — Я же сказал, что вернусь, и назначил вам встречу у Хельмского Вала.

— Но ты не назвал часа и не сказал, как это произойдёт, — произнёс король. — Доброе ты привёл нам подкрепление! Воистину, ты — великий кудесник, о Гэндальф Белый!

— Может быть, может быть… — Гэндальф загадочно оглядел всех присутствующих. — Но если и так, кудесничать я ещё не начинал. Что я сделал? Дал добрый совет, видя, что вы в опасности, да воспользовался быстротой Серогрива — вот и всё! — Он усмехнулся. — Победой вы обязаны собственной доблести да ещё выносливости воинов Эомера — они шли всю ночь.

Но на Гэндальфа смотрели с прежним, если не большим удивлением. Всё чаще люди с подозрением оглядывались на лес и проводили руками по глазам. Неужели Гэндальф ничего не видит?

— Вы говорите о деревьях? — Гэндальф рассмеялся долгим и весёлым смехом. — Не пугайтесь, я вижу их не хуже вашего. Но я тут ни при чём. Даже Мудрые не могут приказывать Лесу. Просто всё обернулось гораздо удачнее, чем я замышлял, и удачнее, чем я мог надеяться!

— Чьи же это чары, если не твои? — не поверил Арагорн. — Не Сарумановы же! Неужели тут замешан какой-нибудь третий волшебник, о котором нам ещё предстоит узнать?

— Это не чары. Здесь сила куда более древняя, — покачал головой Гэндальф. — Она явилась на землю раньше, чем раздалась первая песня эльфа, раньше, чем первый гном взял в руки первый молот.

Ещё не выкован был топор,

И юны были вершины гор,

И спали Кольца в глухой руде,

И зла не знали ещё нигде,

И безмятежными были дни,

Когда по лесу брели Они…

— И какой же ответ у твоей загадки? — спросил Теоден.

— Если хочешь узнать ответ, тебе придётся поехать со мной в Изенгард, — ответил Гэндальф.

— В Изенгард? — поразилась Менеланна.

— В Изенгард, — повторил Гэндальф. — Во всяком случае, я еду в Изенгард, и никому не возбраняется ко мне присоединиться. Там мы увидим кое-что любопытное.

— Даже собери ты воедино всех моих воинов, даже исцели их от ран и усталости — и то не наберёшь ты войска, с которым мы могли бы напасть на твердыню Сарумана, — нахмурился Теоден.

— И всё же я еду в Изенгард, — невозмутимо повторил Гэндальф. — Правда, ненадолго. Мой путь лежит на восток. Жди меня в Эдорасе, король! Ещё не сменится месяц, как я буду там.

— Нет! — возразил Теоден. — В чёрный час перед самой зарёй я усомнился в тебе, но теперь мы уже не расстанемся. Если таков твой совет — я поеду с тобой!

— Мне надо потолковать с Саруманом, и как можно скорее, — сказал Гэндальф. — Саруман причинил тебе много зла, король, и я хочу, чтобы ты присутствовал при нашем разговоре. Когда вы сможете выступить в поход, и быстро ли поскачут ваши кони?

— Мои люди устали в бою, — ответил Теоден. — Устал и я. Мы долго были в пути и давно не смыкали глаз. Увы! Мой преклонный возраст — не наговор Гнилоуста. Это — болезнь, которой не вылечить даже Гэндальфу.

— Тогда скажи всем, кто отправится с нами, что они могут пока отдохнуть, — согласился Гэндальф. — Мы поедем под покровом сумерек. Это тоже неплохо: наш поход должен оставаться в тайне, если, конечно, это возможно. Но не бери большого отряда, Теоден. Мы едем вести переговоры, а не биться.

Король выбрал несколько быстрых всадников, оставшихся невредимыми в бою, и приказал им скакать во все концы Рохана с вестью о победе. Всем, молодым и старым, велено было спешить в Эдорас: на второй день после полнолуния туда должны были явиться все роханцы, способные держать в руках оружие. В Изенгард Король пригласил Эомера и Гамлинга. Вызвался ехать с Гэндальфом и Арагорн, а с ним — Менеланна, Леголас и Гимли. Несмотря на то, что ещё полностью не отошла от подрыва стены, Менеланна не пожелала оставаться в крепости.

Солнце уже приближалось к вершинам гор на западе от Лощины, когда, наконец Теоден с Гэндальфом и свитой выехали из Хельмовой Пади. Проводить их собралось великое множество людей: всадники, женщины и дети — все, кто сражался, и кто во время боя прятался в пещерах. Чистые, звонкие голоса пропели гимн победе — и все смолкли, гадая, что будет дальше. Ибо все взоры со страхом устремлялись к деревьям. Отряд подъехал к лесу и остановился: ни люди, ни кони не решались вступить под сень загадочного леса. Стволы стояли перед ними грозной серой стеной, повитые не то густой, осязаемой тенью, не то сумрачным туманом. Длинные, метущие землю ветви, казалось, шарили в траве длинными пальцами сучьев. Обнажённые корни походили на щупальца неведомых чудовищ, а под корнями зияли тёмные ямы.

Но Гэндальф без колебаний двинулся вперёд, а за ним последовали и остальные: там, где дорога, ведущая из Хорнбурга, ныряла в лес, стал заметен просвет под аркой из могучих сучьев. Туда-то и въехал Гэндальф, а следом — и весь отряд. Вскоре всадники с удивлением обнаружили, что дорога вьётся дальше, а вдоль неё, как и прежде, журчит Хельмский ручей. Над головами виднелась полоска неба, залитого золотым светом. Но деревья по сторонам дороги окутывала мгла, уже в нескольких шагах сгущавшаяся до непроглядной черноты, и в черноте этой что-то скрипело и стонало. Издали доносились приглушённые крики, слышался гневный бессловесный ропот, невнятные голоса. Но ни орков, ни других тварей на пути отряда не встретилось. Леголас и Гимли ехали теперь вместе — гном побаивался леса.

— Тут жарко, — сказала Менеланна Гэндальфу. — Я кожей чувствую, как велики гнев и ярость этого леса. Неужели у тебя не стучит в ушах?

— Ещё как, — ответил Гэндальф.

— Что сталось с этими злосчастными орками? — спросил Леголас, поравнявшись с Менеланной и Гэндальфом.

— Этого, наверное, никто никогда не узнает, — ответил Гэндальф.

Некоторое время отряд ехал в молчании. Правда, Леголас и Менеланна вертели головами и один раз хотели было остановить коней, чтобы послушать лесные шорохи, но Гимли этому воспротивился.

— Таких странных деревьев я ещё не видел, — удивлялся Леголас. — А ведь я знавал много могучих дубов и наблюдал за ними от желудя до глубокой старости! Хорошо бы побродить здесь без помех! Эти деревья умеют переговариваться по-своему, и со временем я научился бы понимать их язык.

— Только не это! — испугался Гимли. — Давай лучше оставим деревья в покое! Я и так прекрасно их понимаю. Они горят ненавистью ко всем двуногим, вот и всё. А разговоры у них об одном: давить! душить! ломать!

— Не всех же подряд, — возразила Менеланна. — Тут, я думаю, ты не прав. Счёты у них только с орками. Дело в том, что эти деревья не отсюда. Об эльфах и людях они знают мало. Они из глухих Фангорнских урочищ, Гимли, — вот откуда! Так мне кажется.

— Значит, Фангорн — самый опасный из всех лесов Средиземья, — подхватил Гимли. — Они много сделали для нас, эти деревья, и я вроде бы должен быть им благодарен, но полюбить их — увольте, — пробурчал Гимли. — Восхищайтесь ими сколько хотите, но я нашёл в этих краях куда большее диво! Я отдал бы за него все рощи и все леса всех времён. Я полон им до краёв! Люди — странные существа. Они владеют чудом из чудес, какого нет на всём Севере, и как они его называют? «Пещеры!» — возмутился он. — Пещеры, которые в дни войны служат им убежищем, а в дни мира — хранилищем зерна! Дорогие мои, известно ли вам, что подземные чертоги Хельмовой Пади обширны и прекрасны? Да если бы гномы о них прознали, они бы потянулись сюда бесконечной чередой, чтобы только взглянуть на них, да, да, и платили бы за это чистым золотом!

— Лично я не пожалею золота, только бы меня избавили от лицезрения твоих пещер, — сказал Леголас. — А если бы я ненароком забрёл туда, то дал бы вдвое больше, только чтобы меня выпустили на волю!

— Ты не видел подземных чертогов Хельмовой Пади, а потому я прощаю тебе эту неуместную шутку, — милостиво согласился Гимли. — Но ты пошутил неумно. Разве не прекрасен дворец под горой, в котором живёт король Лихолеских эльфов, и выстроить который вам помогли гномы? А ведь тот дворец попросту жалкая хижина в сравнении со здешними пещерами! — констатировал Гимли и посмотрел на Менеланну. — Чего стоят одни только эти огромные залы, где вечно звенит музыка воды, капающей в озёра, прекрасные, как Келед-зарам в звёздном свете? А когда зажигаются факелы, и люди вступают на песок под высокими гулкими куполами. Ох! Тогда в гладких стенах загораются вкраплённые в гранит самоцветы, кристаллы горного хрусталя и прожилки драгоценной руды, — протянул гном. — Тогда свет согревает мраморные складки, и они светятся, как раковины на солнце, как улыбка нашей Звёздочки! — Леголас взглянул на смутившуюся от такого сравнения Менеланну. — Пещеры! Подземные дворцы Хельмовой Пади! Благословенна стезя, что привела меня в эти чертоги! Я плакал, когда покидал их.

— Могу тебя утешить, друг мой Гимли, — улыбнулась Менеланна. — Если ты останешься цел, никто не помешает тебе вернуться сюда! Только не спеши сообщать об этих пещерах всему гномьему племени! Ты говорил, что на прежних местах гномам уже почти нечего делать. Может быть, здешние люди поступают мудро, помалкивая об этих пещерах. Наверное, одного трудолюбивого гномьего семейства с молотками в руках хватило бы, чтобы напортить столько, что потом никаким гномам не поправить!

— Ты не права, — возразил Гимли. — Сердце гнома не может остаться равнодушным к такой красоте. Дети Дьюрина не стали бы добывать тут каменья. Даже золото и алмазы нас не соблазнили бы. Разве ты срубила бы на дрова цветущую весеннюю рощу? — поинтересовался он. — Мы бы сохранили эти цветущие камни, мы бы не причинили им даже самого малого вреда. Вся наша работа заключалась бы в том, чтобы стучать потихоньку молотком, откалывая иной раз по крошечному кусочку камня за целый день, и так из года в год, чтобы в конце концов открыть доступ к новым галереям и новым залам, которые сейчас погружены во тьму и о которых догадываешься, только заметив пустоту за трещиной в скале. — Гимли мечтательно прикрыл Глаза. — А лампы, Звёздочка! Мы зажгли бы там такие же светильники, какие горели некогда в Казад-думе. Мы бы изгнали ночь, которая залегла там со времени, когда созданы были эти горы. А когда нам потребуется отдых, мы позволим ей вернуться.

— Твои слова трогают меня, Гимли, — признался Леголас. — Я ещё никогда не слышал, чтобы ты говорил так красноречиво. Ты почти заставил меня пожалеть, что я не видел пещер Хельмовой Пади! Знаешь что? Давай заключим договор. Если мы уцелеем вопреки всем опасностям, что ждут впереди, давай постранствуем по Средиземью! Ты посетишь со мной Фангорн, а я спущусь с тобой в пещеры Хельмовой Пади. По рукам? — улыбнулся Леголас, а Менеланна переводила удивлённый взгляд с гнома на эльфа. Никогда она ещё не видела этих двоих так мило разговаривающими друг с другом.

— Я бы предпочёл вернуться другой дорогой, — вздохнул Гимли. — Впрочем, будь по-твоему! Фангорн так Фангорн. Но ты должен пообещать мне, что после Фангорна мы отправимся в пещеры, и вы, — он указал на Менеланну, — да-да, Звёздочка, ты должна быть с нами в этот момент. — Он подмигнул. — Так вот. Вы разделите моё восхищение!

— Решено! — заверил его Леголас.

— Но — увы! — прервала эту идилию Менеланна. — Пока что нам придётся забыть и о пещерах, и о лесе. Смотрите! Деревья кончаются. Гэндальф! — обратилась она к нему. — Скажи, далеко ли отсюда до Изенгарда?

— Для Сарумановых воронов — около пятнадцати лиг лёту, — ответил Гэндальф. — Пять от устья Пади до Брода, десять — от Брода до ворот Изенгарда. Но ехать всю ночь нет никакой нужды.

— А что мы увидим в конце пути? — спросил Гимли. — Ты, может, уже знаешь, а я так даже не догадываюсь!

— Я и сам ничего не знаю, — уклонился от ответа Гэндальф. — Я побывал там вчера после заката, а за это время многое могло случиться. Но я всё же думаю, что мы едем не напрасно, хотя тебе и пришлось ради этого расстаться с Блистающими Пещерами Агларонда!

Наконец лес остался позади, и все увидели, что находятся у выхода из Лощины, близ развилки дорог: одна вела на восток, в Эдорас, другая — на север, к Броду. Оказавшись на краю леса, Леголас, придержав коня, с сожалением оглянулся и вдруг вскрикнул:

— Глаза! Смотрите! На нас кто-то смотрит из-под ветвей! Таких глаз я ещё никогда не видел!

Остальные, удивлённые его возгласом, приостановились и тоже обернулись. Леголас уже поворачивал коня, чтобы скакать обратно.

— Стой! — закричал Гимли. — Если ты сошёл с ума, это твоё дело, но дай мне сперва слезть! Я никаких глаз видеть не желаю!

— Не спеши, Леголас! — удержал эльфа Гэндальф. — Возвращаться в лес ещё рано! Ваше время пока не наступило. — Он перевёз взгляд на Менеланну, готовую помчаться вместе с Леголасом.

Оставив лес в стороне, отряд повернул к Броду. Поборов себя, Менеланна и Леголас последовали за остальными. Солнце уже скрылось за краем земли, но, когда они выехали из тени гор и повернули на запад, к Роханской Щели, небо всё ещё алело, и нижний край облаков горел огнём. На фоне багряного зарева кружили чёрные птицы. Кони перешли на неспешную рысь. Стемнело. Округлившаяся луна медленно взбиралась наверх по небосводу, и залитые холодным серебристым светом холмы вздымались и опадали, как волны огромного серого моря. Через четыре часа всадники подъехали к Броду. Река растекалась здесь по галечным отмелям посреди высоких, поросших травой террас. Ветер издали донёс до слуха вой волков. Дорога нырнула в лощину, выбежала к берегу реки и ушла в воду, чтобы вновь появиться на противоположном берегу. Поперёк течения тянулось три ряда плоских камней. Между камнями пролегали броды для лошадей, а посредине реки высился небольшой голый валун. Обычно Брод шумом и плеском воды у камней переправы давал о себе знать издалека. Теперь здесь царила тишина. Русло почти пересохло, обнажив россыпи гальки и серые песчаные отмели.

От Брода к Изенгарду вела древняя дорога. Сначала она следовала за рекой, вместе с ней поворачивая сперва на восток, а потом на север, но вскоре отошла от берега и устремилась прямо к воротам Изенгарда, к подножию гор, замыкавших долину верстах в двадцати четырёх от устья. Всадники ехали вдоль дороги, по обочине: земля здесь была твёрдая и ровная, на много вёрст вперед тянулся короткий упругий дёрн. Отряд перешел на быструю рысь — и к полуночи Брод остался уже лигах в пяти позади. Здесь ночное путешествие пришлось прервать. Впереди сгустилась зловещая темнота — луна ушла на запад и скрылась за горами. Но её последние лучи все ещё высвечивали поднимавшийся из непроглядной мглы огромный столб дыма, а по звёздному небу растекались чёрно-серебряные сверкающие кольца. Ночью никто из отряда не сомкнул глаз, а утром, не дождавшись восхода солнца, они продолжили путь.

Приближаясь к Изенгарду, Менеланна стала замечать, что закованные в цепи дороги сходились к центру котловины, где высилась башня весьма необычного вида. Ей было трудно поверить, что эта башня — творение рук человеческих. Казалось, в глубокой древности сами горы породили её в муках — плоть от плоти своей, кость от кости своей. Походила она на остроконечный утёс или скалу — чёрная, жёстко поблескивающая, составленная из четырёх мощных колонн-многогранников. Наверху эти колонны расходились четырьмя острыми, словно копья или рога, вершинами с отточенными, как ножи, лезвиями граней. Между рогами оставалось узкое пространство, где на высоте пятисот футов над равниной, на гладком каменном полу, покрытом странными знаками, мог свободно поместиться человек.

— Это Орфанк — крепость Сарумана, — произнёс Гэндальф. — Название это — может, умышленно, а может, и нет — имеет двойной смысл: на языке эльфов слово орфанк означает «гора-клык», а на роханском — «коварный ум».

— Жутковатое место, — добавил Гимли, слегка съёжившись.

— Да, но когда-то он был ещё и прекрасен. — Гэндальф остановился и оглядел местность. — В нём жили благородные князья и властители, нёсшие стражу на западных окраинах Гондора, и мудрецы, наблюдавшие за звёздами. Но Саруман постепенно приспособил башню для своих меняющихся планов и, как ему казалось, немало её усовершенствовал, без конца оснащая всё новыми и новыми приспособлениями и искренне думая, что честь их создания принадлежит ему одному. — Он слегка прищурился, будто ища вход. — Но он ошибался: все искусные выдумки и многосложные изобретения, ради которых он оставил свою прежнюю мудрость, исходили из Мордора, и только из Мордора.

Гэндальф первым миновал каменный столб с белой рукой. Только тогда всадники, к великому своему удивлению, заметили, что рука не сплошь белая, а испачкана как бы запёкшейся кровью. Присмотревшись, они различили, что ногти на руке выкрашены в красный цвет. Но Гэндальф все так же спокойно ехал вперёд, и наконец остальные скрепя сердце последовали за ним, начиная поневоле подозревать, что в долине случилось наводнение: у дороги мутно отсвечивали лужи, и среди камней бесчисленными ручейками сочилась вода.

Наконец Гэндальф остановился и дал своим спутникам знак подъехать ближе. Ворота Изенгарда были перед ними. Вернее, ворот-то как раз и не было. Створки лежали на земле, треснувшие, искорёженные, а вокруг валялось множество камней, разбитых на бесчисленные острые осколки. Арка ворот еще стояла, но за нею была пустота. Котловину до краёв заливала дымящаяся вода. В этом горячем чане, покачиваясь, плавали балки, брёвна, сундуки, шлемы и ещё какие-то покорёженные обломки. Погнутые, накренившиеся столбы — многие из них треснули, а иные и раскололись — ещё торчали над водой, но все мостовые были затоплены. Вдали, обвитый дымом, возвышался одинокий скалистый остров — башня Орфанк, по-прежнему высокая и чёрная. Буря не причинила ей никакого вреда.

Все молча сидели в сёдлах, дивясь увиденному. Было ясно, что владычеству Сарумана пришёл конец, но как это могло случиться, никто не понимал. Обведя взглядом развалины, роханцы подняли глаза на разрушенные ворота — и увидели, что на огромной груде щебня рядом с покорёженными створками лежат, удобно устроившись, два маленьких человечка. Рядом стояли бутылки, кубки и блюда — похоже было, что странные привратники только что как следует закусили и теперь отдыхают. Один, судя по всему, дремал, другой развалился, положив ногу на ногу и откинувшись на камни. Изо рта у него вылетали струйки и маленькие колечки прозрачного сизого дыма.

Теоден, Эомер и Гамлинг смотрели на маленьких незнакомцев с нескрываемым изумлением. Странные привратники поразили их едва ли не больше, чем опустошение Изенгарда. Но прежде, чем король обрёл дар речи, человечек, пускавший дым изо рта, увидел застывших на границе всадников. Миг — и он был уже на ногах. Рохонцам сразу бросилось в глаза, что на плечах у него потрёпанный плащ такого же цвета и покроя, как те, что были на друзьях Гэндальфа. Маленький юноша поклонился до земли, приложив к груди руку.

— Добро пожаловать, господа, в Изенгард, — воскликнул Мерри.

— Ах вы пройдохи! — вскричал Гимли, не в силах сдерживаться. — Мы вас искали, разыскивали, а вы сидите здесь, пируете и… курите! — проворчал гном, на что сидящий хоббит весело пожал плечами, а Арагорн — счастливо улыбнулся, как и Менеланна, вновь увидевшая своих маленьких друзей живыми. Никогда она не была так рада видеть этих двух хоббитов целыми и невредимыми, как сейчас.

— Мы сидим на поле победы и вкушаем её заслуженные плоды, — довольно помотал босыми ногами Пиппин, а Мерри глубоко вдохнул воздух из трубки и выдохнул его большими белыми кольцами. — Солонинка особенно хороша! — закончил грандиозную речь Пиппин.

— Солонинка? — Весёлый смех охватил Менеланну и её спутников, видящих замешательство Гимли.

— Мы тут по приказу Древня, — деловито отзывался Мерри, показав в сторону крепости. — Он теперь здесь главный, в Изенгарде.

Отряд двинулся дальше вглубь территории. Энты ходили туда-сюда и что-то переносили, таскали.

— Мой юный господин Гэндальф, — обратился к Митрандиру энт. — Я так рад, что ты явился. С камнями и завалами я справлюсь, но нужно разобраться с колдуном, запертым в башне.

— Покажи себя, — прошептал Арагорн, вглядываясь в башню.

— Будь осторожен. — Гэндальф мельком взглянул на Арагорна. — Даже побеждённый Саруман очень опасен.

— Отрубить ему голову и делу конец, — вставил своё слово Гимли.

— Нет, — произнёс Гэндальф. — Он нужен живым. Надо кое о чём с ним поговорить.

— Ты много воевал, убил многих воинов, король Теоден, — послышался голос откуда-то сверху. — А после заключал перемирие. — Взглянув наверх, они увидели Сарумана, стоявшего на крыше своей башни. — Неужели мы не можем собрать совет как в старые добрые времена, мой друг? Неужели мы не заключим мир — ты и я?

— Мы заключим мир, — произнёс Теоден. Менеланна и Арагорн взглянули на него. — Мы заключим мир, после того как ты ответишь за то, что сжёг Вестфольд, за тех детей, что ты погубил! — воскликнул король в гневе. — Мы заключим перемирие, когда отомстим за жизни воинов, чьи мёртвые тела были изрублены перед вратами Хорнбурга, когда ты будешь повешен на потеху воронам, — ядовито выплюнул Теоден. — Тогда и настанет мир.

Менеланна согласно кивнула и вновь обратила взор на врага. Неприятное чувство закралось куда-то ей в душу и комом встало поперёк горла.

— На потеху воронам? — уточнил Саруман. — Ненормальный старик. И чего тебе здесь надо, Гэндальф Серый? Дай угадаю… ключи от Ортханка. Или, может, ключи от самого Барад-Дура? Вместе с коронами семи королей и жезлами пяти магов?

— Твоё предательство стоило многих жизней, — спокойно ответил Гэндальф. — Многие тысячи подвергали себя риску, а ты мог их спасти, Саруман. Но ты слишком погряз в делах врага.

— Так вот зачем ты пришёл сюда — чтобы выведать. — Саруман достал чёрный шар из-за пазухи. — У меня есть что тебе сообщить. В Средиземье кое-что начинает гнить. То, чего ты не увидел. Но великое око видит всё. Даже сейчас оно использует эту возможность. Скоро он нападёт на вас. Вы все умрёте. Ты знаешь это, Гэндальф, не так ли? — Саруман убрал палантир и с презрением посмотрел на Арагорна. — Уж не думаешь ли ты, что бродяга сможет сесть на трон Гондора? Этот изгнанник, скрытый тенями, никогда не будет коронован. Гэндальф никогда не поколеблется, чтобы пожертвовать теми, кто близок к нему, кто исповедует любовь. Скажи-ка, какими словами ты напутствовал полурослика перед тем, как отправить его на гибель? Тропа, на которую он ступил, ведёт лишь к смерти.

— Я достаточно наслушался! — взвыл Гимли. — Леголас, убей его! Вонзи стрелу ему в глотку!

— Нет! — остановил их Гэндальф, когда Леголас потянулся за стрелой. — Спустись, Саруман, и ты спасёшь себе жизнь.

— Оставь свою жалость и милость, мне они не нужны! — Маг направил на него свой посох, из которого появилась вспышка, и пламя окутало Гэндальфа.

Весь отряд стоял поражённый после того, как огонь развеялся, а Гэндальф стоял совершенно цел и невредим. Он взглянул на недоумевающего Сарумана.

— Саруман, твой посох сломан, — произнёс Гэндальф, и в этот момент посох разлетелся на несколько кусочков.

Растерянный и озлобленный, он не заметил, как со спины к нему подошла фигура в чёрном, выглядевшая так жалко по сравнению с магом.

— Грима… не стоит следовать за ним, — крикнул Теоден, в надежде в последний раз образумить своего бывшего советника. — Ты не всегда был таким как сейчас. Когда-то ты был воином Рохана. Спускайся.

— Воин Рохана? Что такое Рохан как не соломенный хлев, где пьянствуют вонючие разбойники, а их отродья валяются на полу с собаками. — Саруман с презрением скривил лицо. — Победа в Хельмовой Пади не твоя заслуга, Теоден Конюх. Ты всего лишь жалкий потомок своих великих предков.

Гвэйвэ беспокойно зафыркал, переминаясь с ноги на ногу. Менеланна погладила коня по шее, успокаивая его.

— Менеланна, — обратился к ней Саруман, отвесив шуточный поклон. — Твоё имя означает «небесный дар», но кто ты на самом деле? Дочь полуэльфа Элронда и той, с кем неплохо позабавились окри. — Он усмехнулся, не сводя взгляда с Менеланны. — Та, кто не должна была рождаться в эту эпоху. Жалкая девчонка, которая не может найти себя в этом мире, презирая каждый свой сделанный шаг. Ты никто и ничто. Страшна и тяжела твоя судьба, эльфийка из Ривенделла!

Воспоминания о матери накатили с новой волной. Только на этот раз Менеланна испытывала не грусть, а гнев. Гнев от того, что Саруман посмел упомянуть о ней своим поганым лживым ртом. Но постепенно приходило и осознание того, что он был в чём-то прав. И от этого глубоко внутри себя Менеланна стала задыхаться от мучительной боли. Наблюдая за растерянной и сбитой с толку Менеланной, Леголас выхватил стрелу из колчана, приложил её к лориэнскому луку и направил на безумствующего старца.

— Леголас, сын Лихолеского короля Трандуила! — ещё пуще зашёлся хохотом Саруман. — Твой отец безумен, как и все его планы! Ты никогда не получишь девы, которую столь страстно вожделеешь, так же, как и Гриме не видать племянницы семнадцатого короля Рохана! — Саруман повернулся к Гриме и ударил его по лицу, отчего тот упал.

— Саруман! — перебил его тираду Гэндальф. — Ты знаешь всё о делах врага. Расскажи всё без утайки.

— Отзови своё войско, и ты узнаешь, где свершится твоя судьба. Я не позволю держать себя заложником.

За спиной у смеющегося мага раздался яростный крик. Грима с размаху вонзил длинный кинжал в спину того, кому прежде так рьяно служил. В этот же миг Леголас пустил стрелу, которая пронзила бывшего советника Теодена. Саруман полетел вниз со скалы и упал на острый наконечник водяного колеса.

— Передай нашим союзникам во всех краях Средиземья, которые ещё не порабощены, враг идёт войной, а мы должны узнать, где он нападёт, — произнёс Гэндальф, обратившись к Теодену.

Водяное колесо заскрипело, погружая Сарумана в воду.

— Мерзость Сарумана всю водой смыло. Деревья вернутся и снова будут здесь жить. Молодые деревья, дикие деревья. — Древобород окинул взглядом местность и стоящих неподалёку энтов.

Внезапно Пиппин спрыгнул с коня, на котором сидел Арагорн, и пошёл в сторону водяного колеса.

— Пиппин, — крикнул Арагорн, и все обратили внимание на хоббита.

Он продвигался всё дальше и дальше, а затем, наклонившись, достал из воды большой чёрный шар.

— Тресни моя кора. — Древобород уставился на палантир.

— Перегрин Тук, дай мне это, дружок. — Гэндальф наклонился и забрал у хоббита шар, предварительно завернув его в рукав своей мантии.

Взглянув ещё раз на башню, они двинулись к разрушенным воротам. Как только арка осталась позади, Древобород приветствовал выходивших из леса дюжину энтов. Арагорн, Менеланна, Леголас и Гимли смотрели на них и дивились.

— Позволь теперь полностью представить тебе моих друзей, Древобород, — сказал Гэндальф. — Я рассказывал тебе о них, помнишь? Теперь они перед тобой. — Гэндальф назвал имена своих спутников.

Древобород осмотрел Менеланну, Арагорна, Гимли и Леголаса долгим, изучающим взглядом, а затем по очереди обратился к каждому с приветствием. Особое благоволение он выказал Менеланне и Леголасу.

— Говорят, ты прибыл издалека, из самой Чёрной Пущи, мой добрый эльф? — обратился он к Леголасу. — Некогда это был очень большой лес!

— Чёрная Пуща и сейчас велика, — ответил Леголас. — Но не настолько, чтобы мы, её обитатели, устали от общения с деревьями! Я мечтаю побродить по Фангорну. Ведь я успел пока побывать только на опушке. И мне жаль было покидать ваш лес так скоро. Глаза Древоборода засветились от удовольствия.

— Надеюсь, твое желание исполнится раньше, нежели состарятся эти горы, — торжественно произнёс он.

— Я бы хотел, чтобы оно исполнилось побыстрее! — воскликнул, поклонившись в ответ, Леголас. — Я заключил с моими друзьями договор: если всё сложится удачно, мы навестим Фангорн вместе — с твоего соизволения, конечно!

— Эльфы для нас всегда желанные гости, — кивнул Древобород, глядя на Менеланну.

— Речь не только об эльфах, — сказала Менеланна. — Речь о Гимли, сыне Глоина.

Гимли поклонился энту в пояс, отчего топорик выскользнул у него из-за пояса и со звоном покатился по камням.

— Гм! Гном, да ещё с топором?! — прогудел Древобород, с подозрением глядя на Гимли. — Эльфам я мирволю, но ты просишь от меня слишком многого, любезная Менеланна! Что за странная дружба!

— Может быть, она и покажется кому-то странной, — возразил Леголас, — но, пока Гимли жив, без него мы в Фангорн не пойдём. — Леголас и Менеланна поравнялись с Гимли, положив руки ему на плечи. — Знай, о Фангорн, владыка Фангорнского леса, что топор моего друга предназначен не для стволов, а для орочьих шей. В битве за Хорнбург он обезглавил целых сорок орков и ещё троих в придачу!

— Ну что ж, — смягчился Древобород. — Это мне по душе. Добро же! Что будет, то будет — не надо спешить и бежать событиям навстречу. Тем более сейчас всё равно время расстаться. День клонится к вечеру, а Гэндальф говорил, что хочет выехать до наступления темноты. Да и король Рохана спешит к себе домой.

— Да, мы должны ехать, и немедленно, — подтвердил Гэндальф. — Кстати, боюсь, привратников нам придётся забрать с собой! Вы отлично справитесь и без них.

— Справиться-то я справлюсь, — вздохнул Древобород. — Но мне будет их не хватать. Мы знакомы без году неделя, а уже подружились. Похоже, с возрастом я становлюсь не в меру тороплив. Под старость время иногда оборачивается вспять… Но в мире так давно не появлялось ничего нового — ни под солнцем, ни под луной… И вот — поди ж ты! Ну, теперь я их не забуду. Наши два племени будут отныне дружны между собой, и дружба эта продлится до тех пор, пока обновляются листья по весне. Доброго пути!