Волна / Billow (гет)

Он смотрел на нее, удовлетворённый вкусным предрождественским ужином в Большом зале, где снова ласкал ее бедро и коленку, пока она ела, сидя напротив.

Гермиона, поджав ноги, уронила голову на руки, а ее туфли валялись где-то на полу. Она была такой милой в простой одежде, с распущенными волосами. На ее лице играли отблески огня. Он довольно вздохнул и задумался, доводилось ли ему раньше так часто вздыхать. Наверное, нет.

— Северус, — позвала она, разбивая тишину. Они оба сидели с бокалами вина и размышляли о чем-то своем.

— Да?

— Все хорошо?

«Нет, не совсем. Правда, Северус? — придирчиво начал внутренний голос. — Ты раздумываешь, понравится ли ей твой подарок, ты не знаешь, когда она будет готова, ты не хочешь сделать ей больно. И, что хуже всего, ты так заботишься о ней, что даже соглашаешься со мной в том, что, наверное, влюбился».

— Все хорошо, всезнайка, — он улыбнулся, заставив голос в своей голове заткнуться.

— Хорошо, — она вздохнула и осторожно вытянула ноги. Поставив бокал на стол, Гермиона подошла к Северусу и встала прямо перед ним. — Можно? — спросила она.

Северус улыбнулся — за всю свою жизнь он так много не улыбался — и раскрыл объятия. Она устроилась на его коленях, положила голову на плечо и обвила руками.

— Северус, — снова позвала Гермиона, на это раз нежнее.

— М-м?

— Я не уверена, что подарить тебе на Рождество, — тихо призналась она.

— Мне не нужен подарок, — ответил он, играя с ее волосами.

«Потому что она — лучший подарок. Подарок, которого ты никогда не заслуживал», — добавил внутренний голос, но Северус только закатил глаза.

— Я знаю, что тебе не нужен подарок, — вздохнула она. — Но у меня есть кое-что для тебя, хотя я не уверена, что тебе понравится.

— Уверен, все, что ты подаришь, мне понравится, — ответил он, мысленно поднимая палец, чтобы предупредить комментарий внутреннего голоса.

Гермиона застонала.

— Я это тоже знаю, но...

— Хочешь обменяться подарками сейчас, всезнайка? — спросил он, целуя ее в нос.

— А ты не возражаешь?

Он кивнул.

— Давай сейчас, — Северус пошел в свой кабинет и принес оттуда квадратную коробку.

Он сам заворачивал подарок — идеально не получилось, но даже осторожной Даффи он не мог позволить узнать, что внутри. Никаких украшений, как бы это ни было соблазнительно. И книг. Он подошел к креслу как раз тогда, когда вернулась Гермиона. То, что она несла, напоминало большую, завернутую книгу. Конечно, она приготовила для него книгу. Что еще? Все дарят ему книги. Кроме Альбуса, его коронный подарок — носки. И Минервы. Для нее идеальный вариант: шарф, варежки или перчатки. Типичная мамочка. Северус не позволил разочарованию отразиться на своем лице. Он сел, пока Гермиона призывала кресло, крепко держа свой подарок.

— Я первая? — кротко спросила она.

— Нет, позволь мне, — ответил Северус и подождал, пока она осторожно положит свой сверток на пол, чтобы взять его подарок. — Счастливого Рождества, Гермиона, — немного неуверенно улыбнулся он.

— Счастливого Рождества, Северус, — хрипло прошептала она и, как ребенок, дернула оберточную бумагу. Бант, над которым Северус колдовал целый час, чтобы идеально завернуть подарок, оказался где-то на полу. — О Мерлин! — воскликнула она. — Я не... не понимаю.

— Это, — начал Снейп, опасаясь, что его голос будет дрожать, и она не поймет, зачем он подарил ей такое, — особенный котел. Серебряный. Тебе он понадобится только для нескольких редких зелий. А это — золотой кинжал, для того чтобы собирать особенные растения и травы.

Гермиона медленно кивнула, ее вдруг озарило.

— Я...

— Нет, позволь мне закончить. Иначе я никогда не признаюсь, — он сглотнул. — Я пробовал разные котлы для своего зелья. Но не серебряный. Что я хочу сказать своим подарком, Гермиона, — он придвинулся ближе. — Я очень ценю, что ты хочешь мне помочь в исследовании. У меня есть хорошее предчувствие, и хотя я никогда на них не полагался, но думаю, вместе нам удастся.

Гермиона вздохнула, осторожно поставила котел с кинжалом на пол и ринулась к Северусу с объятиями. Она покрывала его лицо поцелуями.

— Спасибо, огромное тебе спасибо! — радовалась она.

Северус смеялся. Нет, не посмеивался, не фыркал, а действительно хохотал, прижимая ее к себе.

Несколько минут они обнимались, и Гермиона начала еще больше нервничать по поводу своего подарка. Она откашлялась и подняла сверток с пола.

— Великие умы, Северус... — мягко сказала она, подавая ему подарок.

Он поднял бровь и весело взглянулна нее, но Гермиона только подтолкнула:

— Открой.

Северус глубоко вдохнул и дрожащими пальцами медленно развернул подарок. Это не книга. Слишком высокое и широкое, чтобы быть книгой. И тяжелое. Гермиона от нетерпения кусала губу. Ее ноги в теплых шерстяных носках нервно притопывали.

— Гермиона, это...

— Да, — она робко улыбнулась, — это овальный медный котел. Я... хм, читала твой экземпляр «De Potiones Vulgaris». Авторы настаивают, что овальный котел может по-другому влиять на зелья, особенно такие трудные, как Феликс Фелицис, и еще там написано...

— Что медь, хоть и не очень хороша для зелий, которым нужны высокие температуры, но остальные делает более сильными, — он закончил ее мысль и посмотрел на нее с таким чувством, которого она никогда не видела в его глазах. — Но овальных котлов больше не изготовляют.

Она тихо засмеялась.

— Я же бывшая красавица из маленького трио под предводительством Гарри Поттера. В этом есть и свои плюсы, — улыбнулась Гермиона. — Это помогло мне уломать Кардинджера. И он сделал, — она пожала плечами.

— Кардинджер, но он... — Северус запнулся.

— На пенсии. Официально. Да, — она снова улыбнулась. — Это было не просто, но он сдался. Кстати, — она добавила почти задумчиво, — он хотел знать, зачем мне такой котел. Я просто призналась, что читала, что он может помочь сделать мои волосы послушными. Ты можешь поверить, что люди считают меня такой глупой?

— Это... о Мерлин, Гермиона.

Он тяжело сглотнул. Овальный медный котел. Их столетиями не видели в магическом мире. Они почти стали легендой.

— Ты что? — спросил он. До его сознания только что дошли ее слова.

— Он спросил, для чего мне котел, — засмеялась она. — И почему-то, не знаю почему, но мне показалось, что он знает обо мне только из «Пророка». И, буду честной, там мою роль в войне изображали по-особенному: соблазнение Крама и причинение боли Гарри, потом причинение боли Гарри и соблазнение Рона, или наоборот, и потом ты. Я и сказала ему, что зелье «Простогладко» моим локонам не помогает, но я читала древний рецепт, благодаря которому можно сделать волосы послушными. Но для него нужен овальный медный котел. И вот, — она широко ухмыльнулась.

— Не могу поверить, — Северус осторожно поставил котел на стол и потом встал на колени перед ней. — Гермиона, я не знаю, как смогу отблагодарить тебя, — его голос почти срывался от волнения.

— Тебе не нужно, — улыбнулась она и обхватила руками его лицо. — Ты мой самый лучший подарок.

— Это просто...

— Ты — лучший подарок, — перебила Гермиона и, наклонившись, чтобы поцеловать его, за несколько сантиметров от губ остановилась. — Впрочем, есть один способ, чтобы отблагодарить меня, — лукаво прошептала она.

— Да?

Она наклонилась ниже и прошептала ему на ухо:

— Неси меня в кровать, Северус.

— Гермиона...

— Пожалуйста, неси меня в кровать, — повторила она и страстно его поцеловала.

* * *

Через час, а может, два или три, или целую жизнь, или только секунду, Северус лежал головой на голом животе Гермионы. На ее лице сверкала необыкновенно довольная улыбка — Гермиона знала, что это лучшее Рождество в ее жизни. Она ожидала боли, но было просто непривычно, не более того. Сладко и неторопливо. Мучительные, приятные, изумительные, великолепные мгновения... Он целовал каждый дюйм ее тела, уделял внимание каждому квадратному миллиметру. Просто то, что она могла чувствовать его своей кожей, позволяло ей взлетать на вершину удовольствия. А теперь это. Гермиона никогда не воспринимала Северуса как героя-любовника (она провела долгих шесть лет в одной комнате с Лавандой и Парвати), но он любил прикосновения. Его голова покоилась на ее животе, он рисовал на ее коже невидимые линии, заставляя ее дрожать. И позволил Гермионе играть своими волосами.

Он никогда не понимал выражение «заниматься любовью» и всегда осуждал это маггловское хиппи-название. Но то, что происходило здесь и сейчас, трудно было описать как-то по-другому. И он понял, и позволил себе влюбиться бесповоротно, погрузиться в мир, который существовал только для них.

Северус поцеловал ее живот, потом поднял голову.

— Я хочу пить. Ты тоже?

Гермиона кивнула и улыбнулась.

— Да, пожалуйста.

Он встал с кровати, надел свои пижамные брюки. Наклонившись, он нежно поцеловал Гермиону.

— Я скоро вернусь. Не двигайся.

— Даже и не думаю, — она улыбнулась и, завернувшись в одеяло, наблюдала, как он выходит из спальни, осторожно закрывая дверь.

Комната одновременно напоминала Северуса и была так непохожа на него. Матрас, она только сейчас это заметила, оказался достаточно жестким — как и он, но белое, украшенное вышивкой, хлопковое постельное белье совсем не подходило для сурового профессора. Стены каменные, без картин. Мебель простая. Комод, шкаф, тумбочка. А кровать чудесная. Большая, с балдахином, из темного дерева. Гермиона потянулась и снова устроилась на мягкой подушке.

Северус улыбался сам себе, когда шел за двумя стаканами содовой.

— Северус, — нежно позвала бабушка, и он удивился, увидев ее здесь.

Он почти забыл о портрете на несколько часов. Нет, он совсем забыл о нем, потому что Лакс молчала, когда они с Гермионой разговаривали в гостиной.

— Да, бабушка Лакс? — Он встал возле картины, скрестив руки на голой груди.

— Я горжусь тобой, мой мальчик, — прошептала она, и слеза скатилась по ее щеке. — Не отпускай ее.

Северус улыбнулся.

— Не отпущу, бабушка. Обещаю.

— Это мой мальчик. Тогда я оставлю вас вдвоем.

— Спасибо, — хрипло сказал он.

— Не за что, милый. — Она вытерла слезу и медленно пошла к другому портрету.

Милый. Уже тридцать лет Северус не слышал этого слова, и в целом мире не было женщины, кроме нее, кому он позволял так себя называть. Он снова улыбнулся и, взяв воду, вернулся в спальню.

Казалось, Гермиона почти спит. Ее глаза были закрытыми, а дыхание медленным. Он помог ей сесть и поддержал, пока она жадно пила, а потом забрал стакан и поставил на тумбочку.

— Северус, я...

— Ш-ш-ш, Гермиона, спи. — Он прижался к ее спине, положив одну руку ей на живот. Другую она использовала как подушку.

— Спокойной ночи, — сонно пробормотала она, и Северус поцеловал ее висок, придвинувшись ближе.

Ее дыхание выровнялось, и хотя голова Гермионы была тяжелой, Северус и не думал отодвигать руку. Вот оно — счастье. Он вдохнул запах ее волос и через несколько мгновений взглянул на ее лицо. Гермиона казалась такой безмятежной, когда спала.

— Моя маленькая всезнайка, — очень нежно прошептал он, — я влюбился в тебя.

Гермиона открыла один глаз и улыбнулась.