Проклятье Морфея (джен)

Уже четыре утра, а я так и не уснула.

Сначала мне мешала Пезз, теперь — мысли. А вы могли бы нормально спать, зная, что встречались с отцом лучшей подруги и не подозревали этого?

Вот и я не могу.

Стейси убеждает меня, что это ошибка, но я уверена, что нет. Я чувствую это. Но что, если он не скажет мне правду?

Прекрасно осознавая, что волнение мне никак не поможет, я всё равно не могу погрузиться в сон. Иногда мне кажется, что после случившегося с Перри Морфей пытается изгнать меня из своего мира, но что-то не даёт ему сделать это окончательно (ведь я же сплю хоть немного). Что это? Жалость? Или он считает, что я ещё не всё сделала? Человек без сна умирает, а чем я заслужила жить? Тем, что позволила подруге дважды умереть? Тем, что позволяю другим обманывать и предавать меня?

Успокойся, Эми. Морфея не существует. Это просто миф.

Его не существует.

Убедив себя в этом, я вроде засыпаю, но ощущения совершенно другие. Нет никакого умиротворения, облегчения. По телу пробегают мурашки, и мне так холодно, будто они пробрались прямо под кожу и усыпали мои вены крупицами льда.

Вижу вокруг лишь синие, цвета моря, стены. На стенах висят рамки, в которых картинки меняются одна за другой. Я в помещении, в котором никогда не была раньше. Оно похоже на музей. Расхаживая мимо картин, я чувствую то тепло, то холод и кажется, что это излучают они сами.

— Ты совершенно права, Эмили.

Оборачиваюсь на мягкий мужской голос. Передо мной стоят двое мужчин, оба в светло-голубом одеянии.

— Кто вы? И где я?

Один из мужчин, который постарше, улыбается мне.

— Я Гипнос, а это мой сын, Морфей, — Морфей проводит рукой по воздуху в знак приветствия, и следом за его ладонью появляются звезды.

— Извините, — шепчет он с улыбкой. — Я получил эту способность несколько столетий назад, но редко приходится её контролировать. Садитесь, мисс Томпсон.

Меня передёргивает от этой дружелюбной официальности.

— Просто Эмили, пожалуйста, — не успеваю я закончить реплику, как в зале появляются три кресла и стол, на котором стоят три чашки чая и тарелка эклеров.

— Хорошо, Эмили, — отвечает Гипнос, пусть и обращалась я к Морфею. — Ты же любишь эклеры, правильно?

Протираю глаза, желая поскорее отсюда уйти. «Интересно, где тут выход?», — проносится в моей голове.

— О, не спеши. Нам много надо тебе рассказать, — Гипнос что, читает мои мысли?

Покорно опускаюсь на стул и беру чашку.

Это всё так странно. Не похоже на сон, но чертовски нереально. И что же они мне скажут? Как я плохо вела себя, будучи в коме? Или что я не имела права сомневаться в их реальности? Это же мифология. Мифология Древней Греции. Как минимум, в США им делать нечего.

— О, мисс, вы ошибаетесь. Нам есть что делать по всему миру. Видите ли, мифы — не всегда ложь, — говорит Морфей своим спокойным тихим голосом, а Гипнос продолжает:

— На самом деле, они никогда не были ложью, просто люди перестали верить.

Тянусь за эклером, чтобы занять рот и одолеть желание перебивать их. Перебивать богов… Богов, с которыми я сейчас пью чай. Взяв пирожное, замечаю, что на его месте появилось ещё одно.

— Приятного аппетита, Эмили, — улыбается Гипнос и продолжает: — Когда ты попала в ту аварию, ты была подавлена. И неудивительно: в твой день рождения на твоих же глазах умерла твоя лучшая подруга.

Ох, серьезно? Он ещё осмеливается напоминать мне о смерти Пезз? Понимаю, что он всё равно знает, о чём я думаю, поэтому не озвучиваю своих мыслей и отпиваю чай.

— Мы знаем, что ты помнишь об этом. И также мы знаем, как сильно ты всё исправить. Даже больше, чем ты сама осознавала. Поэтому Морфей дал тебе шанс сделать это. Если бы Перри не решилась отправиться к Аиду (а он, если тебе интересно, был рад увидеть её снова: не каждый умирает дважды), ты бы и дальше жила в том мире. Да, это именно то, что вы, люди, зовёте альтернативной вселенной, параллельным миром. Как ни назови, реалий не изменить.

Гипнос делает паузу, и обстановка становится напряженнее. Наверное, он решил дать мне время немного обдумать услышанное. Надо же, боги учтивы. Жаль, что они не были такими, когда всё произошло.

Продолжает рассказ Морфей, и я мысленно выдыхаю. Его голос мелодичнее, чем у Гипноса, и слушать его мне нравится больше. Может, это просто потому, что он моложе.

— Мисс, — он никак не перестанет называть меня именно так, — вы были правы насчёт картин. Это сны. По крайней мере, это то, что люди называют снами. Но снов не существует. Засыпая, вы перемещаетесь в другую реальность. Эти миры сменяются один за другим, пока ваша душа не начинает сопротивляться. Или же пока ваш организм не решит, что пора проснуться. Будучи в коме, человек застревает в одном мире, и чаще всего этот мир выбираю я. Вы были отчасти правы, называя происходящее «проклятием Морфея», но я бы назвал это возможностью.

В конце реплики голос Морфея звучит обиженно, но я ничего не могу с этим поделать. Я даже извиниться не могу: мои голосовые связки будто оцепенели.

Морфей протягивает мне руку, призывая идти с ним.

Мы, уже лишь вдвоём, переходим в зал, где картин меньше, но только на первый взгляд. Я впервые поднимаю глаза вверх. Стены, увешаны рамками, кажутся бесконечными.

— И им действительно нет конца, — мягко улыбается Морфей. Он взлетает ввысь и через несколько секунд возвращается с рамкой.

— Это Ваше путешествие. От начала и до конца. А сейчас, если позволите, я всё расскажу.

Киваю, и Морфей начинает повествование.

— Мы сразу знали, что Вы достойны того, чтобы вернуть подругу. Она сама была достойна жить, как и любой другой человек. Мы ни в коем случае не планировали аварию, но следили за Вашей жизнью. И когда авария произошла, мы старались переместить Вас как можно более незаметно. Гипнос был против моей затеи, поэтому в первый же вечер после Вашей с мисс Хеммингс прогулки он сделал всё, чтобы Вы решили, что это был лишь сон. И ему удалось. Но всё же я убедил его, что Перри надо вернуть хотя бы в параллельном мире, и поэтому в дальнейшем за всем следил я. Признаться, мало кто интересует меня так сильно: Вы действительно боролись за жизнь подруги. И тот браслет не имел ни малейшего значения. Селена была послана, когда один из наших ангелов, умеющий видеть будущее (он просил не называть его имени, и выполнить эту просьбу — малейшее, что мы можем сделать для него), предсказал аварию. Мы решили, что так у Вас будет хоть какая-то «причина» происходящего, в которую Вы будете верить. Так и произошло.

Чувствую, как в моём рту становится сухо. Сахара бы, наверное, позавидовала. Передо мной появляется стакан воды. Идеальность и волшебство этого места начинает раздражать, и я, отпив немного воды, спрашиваю:

— А что с Мартином?

— О, мистер Андервуд, — Морфей запинается. Теперь сомнений нет совершенно. Раз уж Морфей сказал это… — Я не вправе разглашать эту информацию. Просто найдите его, хорошо?

— Да, конечно, — сглатываю я, и Морфей обнимает меня.

«А сейчас возвращайтесь. Вам предстоит большое дело», — последнее, что я слышу перед тем, как сладко уснуть, обняв подушку.