Избыточная реакция (джен)

Дэн знал, что такое сны вообще и ночные кошмары в частности. Не на своем опыте, конечно, — самому ему снов не снилось никогда. Никаких. Ни плохих, ни хороших. Но умному киборгу нет ни малейшей необходимости совать палец в огонь лишь для того, чтобы понять, насколько тот обжигает. Умный киборг и на расстоянии способен это оценить и проанализировать, а всю недостающую информацию скачать из инфранета.

Дэн и оценил. Скачал. Проанализировал. И пришел к выводу, что человеческие восторги по поводу положительных эмоций от просмотра во время не-бодрствования рандомных интерактивных историй с равновероятным собственным участием или неучастием сильно преувеличены. К тому же не существовало никакой гарантии, что все сны обязательно будут хорошими. Скорее даже наоборот. Да и пример Ланса, которого поначалу чуть ли не каждую ночь кошмарами буквально коротило, был достаточно красноречив, чтобы у Дэна пропали последние сожаления из-за недоступности для него этой человеческой (как оказалось, и не только человеческой) функции.

Спать без снов намного удобнее. Просто закрыл глаза и провалился в темноту, а через некоторое время снова их открыл, ощущая себя намного более бодрым. И с чувством глубокого удовлетворения считываешь доклады системы о завершении мелкой повседневной регенерации, достаточности энергии и готовности к активной работе всех составляющих. Удобно, практично, приятно. Чего еще желать?

Однако в последнее время что-то в привычном порядке вещей изменилось. Нет, снов ему не снилось по-прежнему, но…

Но почему-то теперь, просыпаясь, он испытывал не только привычное и обоснованное легкое удовольствие, но и совершенно необоснованную острую радость пополам с не менее острым же облегчением. Почти счастье, почти экстаз. Четыре дня назад, например, он поймал себя на том, что, проснувшись, какое-то время (двадцать четыре минуты) просто лежит, переполненный этим счастьем, дышит быстро-быстро, словно после сильной нагрузки, и улыбается. Не имея никакой объективной внешней причины ни для сбитого дыхания, ни для счастливой улыбки.

Внутренние причины были и легко раскладывались на составляющие — химические составляющие. Те самые, выработку которых он решил не блокировать ради чистоты эксперимента. За дыхание и учащенный пульс отвечает адреналин, его многовато, но недостаточно для ощущения полноценного страха — так, на самой грани, отсюда и сбой ритма сердечных сокращений. Эндорфинов больше, и это странно — обычно они как раз во время сна не вырабатывались, ну если, конечно, не было экстренной необходимости в обезболивании или противошоковых. Сейчас не было, никаких повреждений, а эндорфины — вот они.

Но эндорфины хотя бы понятно, они и ранее использовались, а вот серотонин… Радость — чистая, светлая, просто от того, что проснулся. Желание поваляться, наслаждаясь каждой секундой… Как люди с этим справляются, если у них каждое утро — вот так? Как они вообще встают, если просто лежать, проснувшись раньше всех, и слушать, как постепенно оживает корабль — удовольствие настолько острое, что по сравнению с ним уступает даже горячий душ? А ведь есть еще и окситоцин… Ох… Да. Теперь — есть.

Выработку окситоцина Дэн блокировал полностью всегда, сколько себя помнил. Начал еще на Шебе, еще даже толком себя не осознавая и ни в чем почти что не разбираясь. Просто именно там, на Шебе, он понял, насколько это подлый гормон. Может быть, самый подлый из всех, вырабатываемых человеческим организмом. Он заставляет не просто подчиняться приказам хозяина-командира, а делать это с радостью. Любить того, кто бьет и посылает на смерть, и доверять ему — безгранично, бездумно, вопреки всему.

Нет уж.

Дэн даже под приказами предпочитал решать сам, по максимуму из возможного. А если возможного нет — извернуться и все же его придумать. И не доверять никому. Доверие — еще один рычаг управления, убийственный и безотказный. Красная кнопка, отключающая защиту. Разумный киборг, если хочет выжить, не должен позволить никому воспользоваться этой кнопкой. И самый простой способ — вовсе ее не иметь. Нет доверия — нет и возможности его предать, а люди всегда предают, это их суть. Даже между собой, не то что с киборгами…

Дэн хмыкнул. Откинулся на спинку навигаторского кресла, уперся затылком в подголовник. Улыбнулся — не так, как утром, а отлично зная причину. Не химическую, хотя и тоже внутреннюю. Вспоминательную.

Люди опасны и доверять им нельзя — такой вывод он сделал когда-то на основе собственных наблюдений. И не сказать, чтобы это был такой уж глупый или вредный вывод, вовсе нет, на то время он был полезным. Ибо помогал выжить. Просто сделан он был на основании ограниченной выборки данных, а потому оказался неверным в проекции и перестал работать в изменившихся обстоятельствах. А Дэн к тому времени уже привык действовать именно так, словно этот вывод единственно верен всегда и во всем, и оказался не готов к переменам. И пришлось снова ломать себя, подстраиваясь под другие аспекты, другие правила и законы, другие принципы построения взаимоотношений, принятые между другими людьми. Ну да. Главное — люди, которые оказались действительно другими.

Оказалось, что они бывают и вот такими: умеющими доверять и достойными того, чтобы им доверяли тоже. Отказывающимися поступать плохо не потому, что кто-то увидит и накажет, а просто потому, что это нехорошо. Неправильно. Стыдно. Не перед другими стыдно, эти другие могут так ничего и не узнать, — перед собой, ты-то ведь знать будешь. Полина с ее пробами или мамой… Чего, казалось бы, проще — слегка обмануть начальство с никому не нужными анализами и честно сказать маме о том, что не любишь микробиологию? Простые решения, логичные и правильные. Кому, спрашивается, от этого могло быть хуже?

Однако Полина считала, что неправильные. «Ну я же буду знать!» — сказала она тогда. И еще: «Мама расстроится». А он ответил, что в альтернативном случае расстраивается она, считая этот аргумент решающим. А она… она ничего не сказала, посмотрела только. И он вдруг понял, что аргумент его — так себе аргумент, и не решает он ничего. И чужие интересы иногда почему-то вдруг становятся приоритетнее собственных. И вовсе не потому, что приказ и ты не можешь не подчиниться, нет! Просто потому, что «ну она же расстроится…»

Это было очень странным ощущением, Дэн его хорошо запомнил. Нет, он еще не доверял им тогда. Но ему уже почему-то хотелось быть с ними… нет, не вместе, конечно же, не вместе, вместе слишком опасно, но… хотя бы просто рядом. И желание это со временем становилось только сильнее. И для этого он был готов на многое, чем дальше — тем больше. Притворяться человеком. Шагнуть под плазму. Притворяться правильным киборгом, раз уж с человеком не получилось. Перестать притворяться...

Перестать притворяться оказалось труднее всего.

Давно миновали те времена, когда Дэн боялся лишним словом или неверным поступкам выдать себя, уверенный, что как только команда поймет, кто он такой — его пристрелят на месте или сдадут в ближайший офис DEX-компани (и, если бы его тогда кто-то спросил, он предпочел бы первый вариант). Миновали и те, когда он, не веря собственному счастью (не сдали! не бросили! позволили быть рядом!) пытался играть роль идеального киборга, полагая, что людям от него нужно именно это и искренне не понимая, почему это их так злит. Тогда он тоже боялся — нет, уже не того, что уничтожат или сдадут дексистам.

Тогда он уже понимал, что ни капитан, ни кто другой из команды этого никогда не сделает. Даже в самом страшном гневе по поводу самого страшного проступка, когда Дэн налажал по полной, и все они по его вине влипли в месячный завис, срывая график доставок и рискуя потерять корабль, Станислав Федотович угрожал не этим — он угрожал продать, считая именно такой вариант самым страшным наказанием. С уровнем искренности под чистую сотню. Дэна аж затрясло, когда он это увидел, хорошо еще, что капитан был слишком зол, чтобы заметить.

Он уже тогда догадывался, что даже при самом скверном раскладе эти люди позволят ему уйти — если он попросит. Не понимал только, почему это его уже вовсе не радует, скорее пугает.

Тогда-то и появился новый страх — страх, что они сами ему предложат такой расклад, решив, что так будет лучше. Для него лучше. А он не сможет им отказать. И это было почему-то уже почти так же страшно, как перспектива оказаться в лапах DEX-компани.

Но никто из команды ничего подобного ему так и не предложил. Даже в шутку. Даже такой бестактный обычно Теодор словно чувствовал, над чем можно издеваться безнаказанно, а чего лучше не трогать. Да и не только Теодор, они все словно знали. Впрочем, какое там словно — они точно знали! И это всегда ставило Дэна в тупик — сам-то он легко считывал изменение человеческих эмоций, но как это умудрялись делать обычные люди, не снабженные чувствительными детекторами? К тому же в отношении киборга!

Он тогда так и не сумел разобраться. Отложил на потом. И благополучно забыл, совсем по-человечески, надо же. Слишком много навалилось такого, с чем нужно было разбираться сразу и срочно, что казалось важнее. А теперь вдруг вспомнилось, да так ярко и остро…

Странно. Это что — тоже из-за гормонов?

Или из-за желания во что бы то ни стало отвлечься, отгородиться, отстраниться, думать о чем угодно, только не о том, о чем думать надо, и надо обязательно…

Дэн был рад, что сегодня дежурить выпало ему. И даже не потому, что в последнее время спать почему-то стало неприятно, а просыпаться — наоборот, но эта утренняя необъяснимая радость тоже пугала, и в конечном итоге делала неприятным весь комплекс ночного отдыха в целом. Просто сегодня все равно заснуть бы не получилось.

Слишком много непонятного, которое обязательно следовало обдумать перед тем, как принять окончательное решение. Чтобы не ошибиться. Чтобы не стало хуже. Это ведь очень опасно — принимать какое-либо решение по поводу кого-нибудь из людей, когда ты не понимаешь причины их действий. Кому это знать, как не ему.

Он уже совершал такую ошибку, когда абсолютно не понимал мотивов окружавших его людей (его людей!), но принял решение быть для них идеальным киборгом. Не меньше, но и не больше. Но и не меньше, да! И ошибся. Очень серьезно ошибся, почти смертельно.

Тогда ему повезло — им всем повезло! — но ведь такое неслыханное везение может больше и не повториться, правда? Даже скорее всего не повторится, потому что статистическая вероятность штука суровая, и если снаряды еще вполне себе могут долбить в одну воронку (если стрелок опытный и рука у него твердая), то с хорошими случайностями такое не прокатывает.

То, что подозрительная пассажирка не была киборгом, вовсе не делало ее менее подозрительной в глазах Дэна. Ни на гран. И эта ее внезапно вспыхнувшая страсть к Теду — чем она вызвана? Тем, что он выдает себя за киборга? Или это был только повод, а на самом деле ее куда больше интересует иное. Совсем иное.

Например, то, что Тед — пилот…

«Вашему капитану случайно не нужен… ну кто-нибудь? Например, пилот? — спросила Элли когда-то давно. — Я была неплохим пилотом!»

Кому проще всего угнать корабль и привести его в нужную именно ему точку? Пилоту, конечно же. Особенно если другого пилота на этом корабле не будет...

Чушь.

Это не может быть правдой. Если похищение — ее рук дело, она не кинулась бы мешать похитителям, а без нее Дэн бы мог и не справиться. Да и не такой она человек, она хорошая, она…

Стоп.

Может ли Дэн быть уверен, что в нем сейчас говорит логика, а не окситоцин, заставляющий доверять всем подряд? В том-то и дело, что нет.

Как только он обнаружил повышенное выделение этого гормона, сразу же решил корректировать все свои выводы с поправкой на это обстоятельство. Поправка заключалась в абсолютном и безоговорочном вотуме недоверия всем, кто не был определен как достойный доверия ранее, в дотестовый период. Сейчас полагаться на здравость своих выводов Дэн не мог, приходилось делать своеобразный откат к прошлым константам. Не физически, конечно, иначе какой бы это был эксперимент? Но хотя бы на виртуальном уровне.

В число субъектов, ранее определенных Дэном в качестве безусловно достойных доверия, входили члены экипажа «Космического Мозгоеда» и еще несколько человек и ксеносов.

Элли в это число не входила.

Поправка автоматически ставила ее на первое место в ряду потенциальных подозреваемых. Поправка требовала доложить о своих подозрениях капитану. Дэн отложил решение до утра, собираясь как следует проанализировать происшествие, разбирая запись неудавшегося похищения буквально покадрово. Обращая наиболее пристальное внимание на поведение и микрореакции Элли как во время самого происшествия, так и до него.

Ничего нового не увидел, естественно. И ничего не изменилось.

Обвинять Элли ему не хотелось по-прежнему. Может быть, даже больше, чем сразу по возвращении. Но что им руководило? Логика? Или все-таки окситоцин?

Дэн крутанулся в кресле. Нахмурился.

Вообще-то это было легко проверить. Достаточно просто заблокировать выработку всего ненужного и усилить работу выводящей системы — и через полчаса (сорок семь минут, если быть точным) уровень гормонов в его крови упадет до уровня, не влияющего на мыслительный процесс. И станет понятно, не руководила ли им гормональная интоксикация, когда он принимал промежуточное решение не опровергать убежденность Полины в том, что похитить хотели ее.

Смешно.

Любой, кто просмотрел бы запись покадрово, смог бы убедиться, что никто не собирался похищать ни Полину. ни ее страшненького зверька. Хотя так и могло показаться со стороны, потому что за секунду до включения тяглового луча с тарелки Полина бросилась к Теду, желая показать ему какую-то только что обнаруженную ею прелестную мерзость. И прямиком угодила в этот самый луч, направленный точно на пилота, Дэн это видел. Его глаза были рассчитаны на куда более расширенный спектр по сравнению с человеческими, а наэлектризованные пылинки оконтуривали границы луча довольно отчетливо.

Полина была легче, именно поэтому ее и подкинуло первой. А пилот, прыгнувший на нее, словно шимпанзе, и вцепившийся сразу всеми конечностями тотчас после ее испуганного «Ой…», на адреналине не сообразил, что и сам начал терять вес, причем на какую-то долю секунды ранее.

А вот Дэн сообразил. Успел. И вцепился в них обоих, рванул, отшвыривая за пределы луча, к кустам, и надеясь, что они сообразят зацепиться. Потому что ему было некогда, он уже перешел в боевой режим и собирался атаковать невидимого врага, но тут Элли крикнула: «Джамп!» — и пришлось разворачиваться и подставлять руки уже ей, ловя и подбрасывая.

Он собирался прыгать сам. В конце концов, именно для этого и предназначены боевые киборги! Но ее крик прозвучал так повелительно и непреклонно, что невозможно оказалось не подчиниться. И оставалось только поймать сцепленными в замок руками ее толчковую пятку и резко вытолкнуть руками вверх, придавая дополнительное ускорение, выбрасывая навстречу чему-то невидимому и определенно опасному. И надеяться, что оно не слишком далеко, тягловые лучи не бывают длинными, да и Парк тут одно название, не открытое же пространство, всего-то три уровня совместили, до потолка камнем добросить можно… ну, киборгу точно можно.

Тарелка неудачливых похитителей действительно висела невысоко — метра четыре с половиной, максимум пять. Элли повисла на чем-то невидимом, ловко зацепившись ногами и левой рукой, а правым кулаком принялась долбить по этому невидимому со скоростью и энергией леразийского долбодятла. Невидимое отзывалось жалобным скрежетом и, похоже, поддавалось насилию. Но не так чтобы быстро. И Дэн опять пожалел, что не прыгнул сам — он наверняка пробил бы жестянку с пары ударов.

А потом жалеть стало некогда — похитители опомнились, резко дернули тарелкой сначала в одну сторону, потом в другую, резко тормознули, крутанувшись, и Элли таки сорвалась. И пришлось ее ловить — на полной скорости, наплевав на конспирацию, при падении с такой высоты вероятность получения человеком серьезных травм была слишком высока, чтобы ею пренебрегать. А потом уже совместно с нею вытаскивать Теда с Полиной из тех кустов, в которые они закопались так, что не могли выбраться самостоятельно.

Элли ничего не надо было делать, помогая похитителям. Просто не мешать. И, возможно, похищение бы удалось. Хотя… сорок семь процентов — не такая уж высокая степень вероятности. Однако при ее вмешательстве эта степень сводилась к нулю. Значит, все-таки не один окситоцин виноват в том, что Дэн решил не докладывать капитану о своих вроде как подозрениях.

Но очень хочется проверить и окончательно убедиться, чтобы не грызло изнутри непонятное чувство. Словно он что-то упустил и теперь строит свои предположения на заведомо неверной основе. Может быть. Все же заблокировать выделение всей этой биодряни и…

Стоп.

Что им сейчас руководит? Действительно ли желание убедиться в верности логических выводов? Или совсем другое желание — сорвать эксперимент, который оказался намного сложнее, чем он предполагал? Вернуться к спокойному простому логичному миру, свободному от непонятного необоснованного счастья и такой же необоснованной и непонятной тревоги, от перебоев с дыханием и шума в ушах, от этого странного удовольствия по утрам…

Нет. Люди же с этим всю жизнь живут и как-то справляются. Если он бросит все на полпути — он никогда их не поймет по-настоящему. А главное даже не в этом — он струсит. Окажется слабаком.

Да, об этом никто никогда не узнает. Дэн никому не сказал ни слова о проводимом им сейчас эксперименте, и уж, разумеется, о провале этого эксперимента он тоже никому ничего не расскажет. Но сам-то он знать будет, вот ведь в чем штука…

Значит, никакой блокады.

А что касается подозрительной и непонятной пассажирки… Что ж, ее следует прояснить. Все непонятное потенциально опасно, его следует разъяснять, делать понятным и тем самым безопасным. Логично? Логично. И окситоцин тут ни при чем, Дэн точно так же думал задолго до начала эксперимента. Значит, изучать и анализировать. И быть по возможности рядом как можно чаще и как можно длительнее. Иначе как изучать? Логично? Логично. Заодно так будет удобнее и блокировать, если вдруг окажется, что она представляет собою опасность отнюдь не гипотетическую. А то, что мысль об этом доставляет странное и вроде бы необоснованное удовольствие… Что ж, вот это действительно вполне можно списать на влияние неконтролируемых гормональных выбросов. И не обращать внимания.

Дэн решительно развернулся к пульту, одновременно выщелкивая несколько вирт-экранов с ранее просчитанными вариантами трассы. Оглядел, щурясь. Поморщился, сбросил все. Нет уж! Никаких старых курсов. никаких проверенных трасс.

За оставшиеся до утра часы ему предстояло построить новую, совершенно другую и как можно менее предсказуемую.