Возвышение Волшебников (джен)

Поместье Боунс находилось в Корнуолле, в нескольких милях от города Фалмут. Расположенный в уединённой местности и со всех сторон окружённый английскими пейзажами, этот недавно отстроенный большой дом в елизаветинском стиле когда-то был полон членов семьи Боунс. Однако в своей первой попытке захватить власть Волдеморт решил устроить для этой семьи показательную расправу. В результате двадцать три из двадцати шести членов семьи и все их домашние эльфы были вырезаны за одну ночь. Выжившие — Уильям, его жена София и его кузина Амелия — остались в живых лишь потому, что их не было дома, когда всё случилось.

Потрясённые случившимся, выжившие члены семьи скрылись в магловской Британии. Они поселились в доме, купленном через магловских родственников жены Уильяма, и наложили на него множество защитных чар.

Когда Волдеморт был повержен, а его Пожиратели Смерти схвачены или убиты, Уильям принялся за восстановление родового поместья. В качестве меры предосторожности он также усовершенствовал прежние защитные чары (которые, откровенно говоря, были просто жалкими), добавив заклятие сокрытия. Хоть оно и не было таким мощным, как Фиделиус, его было достаточно, чтобы будущим захватчикам пришлось очень нелегко в поисках этого места.

Как только работы над домом были завершены, Уильям, София и их дочь Сьюзен переехали в поместье. Его кузина, с другой стороны, всё ещё была привязана к своему таунхаусу в Брэдфорде и предпочла остаться там.

Однако теперь, после избрания на пост Министра, Амелия Боунс решила, что в её интересах будет находиться под защитой семейных чар и дополнительных мер безопасности родового дома. Хотя он и не был так же защищён, как официальная резиденция Министра магии, жизнь здесь давала Амелии возможность проводить больше времени с братом, невесткой и племянницей.

Именно поэтому ежегодная новогодняя вечеринка Министерства проводилась в поместье Боунс, а не в официальной резиденции Министра (расположенной в скрытом здании прямо напротив гостевого входа в Министерство магии).

Гарри слегка потянул за свою новую парадную мантию, осматриваясь по сторонам. Новогодняя вечеринка определённо отличалась от бала в поместье Лонгботтомов. Во-первых, атмосфера была более расслабленной, лишь с небольшой долей формальности. Политические интриги, преобладавшие на балу у Лонгботтомов, здесь были приглушены. Гости с беззаботной лёгкостью общались друг с другом, ведя непринуждённые беседы. На танцполе было больше народу, а музыка звучала гораздо живее.

Короче говоря, это была немного более сдержанная версия Святочного бала, проходившего в Хогвартсе два года назад. Конечно, скучным вечер не назовёшь — особенно благодаря барменше-итальянке, работающей в стиле флейринг, которая была столь же талантлива в смешивании напитков, сколь и горяча.

С напитками в руках Гарри направился обратно к своей компании.

— Где Невилл? — спросил он, оглядываясь в поисках друга. Гарри хотел, чтобы блондин тоже взял выпить, хотя бы для того, чтобы увидеть то же, что и он.

— Он со Сьюзен, — ответил Эрни. — Я смотрю, ты раздобыл напитки, — усмехнулся он, кивнув на стаканы в руке Гарри. — Я бы с удовольствием постоял там и понаблюдал, как она готовит ещё. Жаль, что мне пока нельзя пить. — Он уныло посмотрел в сторону бара.

— Ну, если хочешь, она делает и безалкогольные напитки, — ответил Гарри. Он поднял свой стакан и продолжил: — Я, правда, не знаю, что это, но выглядит интересно. — Он сделал глоток. — И на вкус тоже неплохо.

— Я не понимаю, почему ты пьёшь безалкогольное. Уверен, теперь-то тебе можно, раз уж ты эмансипирован и всё такое? — вмешался Энтони.

— О, да, точно! Ты ведь можешь, правда? Спорим, ты мог бы достать напитки для всех нас! — воскликнул Эрни с видом внезапного озарения, невольно помешав Гарри сообщить им, что напиток в его руке на самом деле был алкогольным. Майкл Корнер и Терри Бут, сидевшие за тем же столом, оживились при словах Эрни. Вскоре Гарри оказался перед выжидающими взглядами четырёх парней.

— Ой, не будьте идиотами, — сказала Дафна, приходя Гарри на помощь. — Гарри будет трудно это сделать. Я уверена, бармен заподозрит неладное, если он попросит пять напитков подряд.

— А леди права, — скрепя сердце произнёс Терри, пока остальные мальчики застонали. — Но всё равно, было бы весело посмотреть, как она готовит напитки. Жаль, что Гарри не может смотреть, раз он уже почти женат.

Гарри не удивился, услышав это от Терри. Он подозревал, что к этому моменту его статус и контракт стали секретом Полишинеля для всех, у кого был член семьи в Министерстве магии. Легко улыбнувшись Терри, он ответил:

— Я почти женат, Бут, а не почти потерял зрение. И хотя я не отрицаю, что у этой женщины большой талант, она мало того, что очень стара, так ещё и её красота бледнеет в сравнении с прекрасным образцом, сидящим рядом со мной.

Его ответ заставил парней рассмеяться, а девушек — закатить глаза, пока Дафна краснела.

— Тогда за будущих молодожёнов, — торжественно произнёс Эрни, поднимая свой бокал со сливочным пивом.

Когда они опустили бокалы, Дафна коснулась руки Гарри:

— Гарри, мы можем выйти на улицу, пожалуйста? Я хочу подышать свежим воздухом.

— Конечно, — сказал Гарри, вставая и следуя за Дафной.

Выйдя из поместья, пара побрела по заснеженному саду. Гарри нерешительно протянул руку и был приятно удивлён, когда она взяла её, притянула его руку к себе на плечи и, положив голову ему на плечо, прижалась к нему, пока они медленно шли по извилистой тропинке.

Им потребовалось некоторое время, но вскоре они уже прижимались друг к другу во втором уединённом месте, которое смогли найти (первое было занято Невиллом и Сьюзен).

— Твоя палочка выглядит по-другому, — лениво заметила Дафна, когда Гарри убрал упомянутый инструмент обратно в ножны, наложив на них обоих согревающие чары.

— Я её модифицировал, — объяснил Гарри, откидываясь назад. Снова достав палочку, он применил на правой руке заклинание Света Патронуса, как он сам его назвал, чтобы стало светлее.

— Ух ты, — сказала Дафна, глядя на серебристое, не дающее жара пламя на его ладони. — Как красиво! Как ты это сделал?

Гарри усмехнулся:

— А, эта мелочь? Ничего особенного... Могу научить тебя прямо сейчас, если хочешь.

— Ну... — как в трансе произнесла Дафна, глядя на пламя, танцующее на ладони Гарри. — Я... то есть, я не могу... не сейчас... — она очнулась от оцепенения. Посмотрев на Гарри, она продолжила более ясным голосом. — Можем отложить это на другой раз? Может, когда снова начнётся учёба? Думаю, я могу подождать три дня. Прямо сейчас я просто хочу... поговорить...

— Эм, конечно, — сказал Гарри, удивляясь, в чём дело. Он чувствовал, что она хочет поговорить с ним о чём-то наедине, но не думал, что она так скоро перейдёт к делу. Он обнаружил, что под своей холодной внешностью Дафна была довольно сдержанной и не очень комфортно чувствовала себя в разговорах с другими людьми. Ей также требовалось время, чтобы привыкнуть к человеку. Решив попробовать что-то новое, он сотворил банку, в которую поместил пламя.

— Получилось!.. Не думал, что сработает... — пробормотал он себе под нос. Повернувшись к Дафне, он выжидающе посмотрел на неё, ожидая, когда она заговорит.

Дафна смотрела вдаль, думая о последних нескольких месяцах. С тех пор как она узнала о брачном контракте, она была в смятении. Она, конечно, знала о его существовании, но ни она, ни её родители не предполагали, что его придётся выполнять. В конце концов, единственным мужчиной в роду Блэков был Сириус Блэк, и при жизни он был преступником, человеком вне закона. Узнать о его посмертном оправдании было одновременно и облегчением, и горем. Горем, потому что этот человек так и не вкусил свободы, а также потому, что имя Блэков после стольких веков оборвалось с его смертью. Облегчением, потому что этот ужасный и непродуманный контракт никогда не придётся выполнять.

Поэтому для семьи стало шоком, когда они узнали, что не только существует глава Дома Блэков, но и контракт всё ещё действителен и теперь распространяется на этого нового Лорда Блэка. Первоначальные подозрения пали либо на какого-то древнего старика, которому каким-то образом удалось продержаться на этом свете столько лет, либо на Драко Малфоя, поскольку он был следующим мужчиной с самыми близкими кровными узами к Сириусу Блэку.

Ни один из этих вариантов не был для Дафны желанным. Не то чтобы она была счастливее, когда узнала, что это Поттер.

Первые мысли Дафны о Гарри Поттере не были благосклонными. Судя по тому, что она слышала о парне, он казался самодовольным, эгоистичным святошей. Другими словами, черноволосой, зеленоглазой гриффиндорской версией Драко Малфоя.

Вооружившись этим знанием, она определила свой план действий. По словам других людей, когда она смотрела на кого-то без всякого выражения своими льдисто-голубыми глазами, которые ещё больше выделялись на фоне её чёрных волос, это их пугало. Так что она делала это регулярно, поскольку это отпугивало от неё идиотов, а также, в кругу сверстников, помогало добиваться своего. На родителей это не действовало. Её близкая подруга Трейси Дэвис и сестра Астория как-то раз сказали ей, что она может быть очень напористой, почти агрессивной, когда захочет. Они больше никогда этого не повторяли после того, как Дафна очень убедительно заявила им, что она совсем не такая (возможно, говоря это, она применила тот самый взгляд).

И вот, совершенно ненапористая Дафна Гринграсс решила взять на себя инициативу на первой встрече со своим будущим мужем Гарри Поттером. Она начала встречу с прекрасной речи о том, как она не в восторге от того, что её выдают за него замуж. Этой речью она особенно гордилась, так как работала над ней целых два дня и включила в неё множество колкостей в адрес гриффиндорца. Поэтому, разумеется, она не обрадовалась, когда этот придурок вдруг расхохотался прямо посреди её выступления.

Но именно тогда Гарри Поттер начал менять её мнение о себе. Как только ему удалось заставить её согласиться хоть на что-то, даже если это была абсурдная идея называть его «Золотым мальчиком Гриффиндора», Гарри быстро взял встречу под свой контроль. Вскоре Дафна обнаружила, что он не был напыщенным и заносчивым, как его выставляли Малфой, большинство слизеринцев и немало когтевранцев. Он действительно был приятным человеком, почти, можно сказать, милым. Хотя он всё ещё оставался безрассудным идиотом с тактичностью на уровне Хагрида, но это можно было изменить... она надеялась. Так что она не стала следовать своему первоначальному плану. Она ограничилась предупреждением, что он должен изменить своё поведение, иначе... Потому что ей совсем не хотелось мужа, который сначала говорит, а потом думает. Такая грубость свойственна низшим классам.

Дафна была практичной девушкой. Она знала, что от этого контракта никуда не деться. Она также не ожидала, что из этого союза родится любовь. В конце концов, она едва знала этого парня, и то, что она о нём знала, его не красило. И вот, она решила, что если не может получить любовь, то по крайней мере может обеспечить себе хороший секс. Именно с этой мыслью она и сказала Поттеру набраться опыта в исполнении супружеских обязанностей. В конце концов, она могла бы получить от этого хоть какое-то удовольствие.

Но сейчас, оглядываясь назад, она должна была признать, что её первоначальное решение было несколько поспешным. Гарри был действительно приятным человеком. Более того, казалось, в этом году он сильно изменился. Он больше не общался исключительно с этим рыжим болваном Уизли и этой властной маленькой всезнайкой-грязнокровкой, предпочитая расширять свой круг общения. Она была знакома с когтевранцами со своего курса, и они хорошо о нём отзывались. Пуффендуйцы тоже замечали, что он не так уж и плох. И, что было настоящим сюрпризом, она услышала, что Блейз Забини начал его хвалить.

К началу зимних каникул она уже знала, что её чувства к этому парню изменились.

Ей потребовалось некоторое время, но после бала у Лонгботтомов она нашла свою мать и во всём призналась. Мать всё поняла.

— Когда меня впервые обручили с твоим отцом, — сказала женщина, — сначала я была несчастлива. Я думала, что никогда его не полюблю, ведь мы никогда раньше не встречались. Твой отец на два года старше меня, как ты знаешь. И вот я, в двадцать один год, должна была выйти за него замуж. Но знаешь что? Проведя год в качестве его жены, мы начали понемногу нравиться друг другу. И это чувство вскоре переросло в любовь. Тебе повезло, что ты полюбила своего жениха ещё до свадьбы. Если бы я могла изменить прошлое, я бы лишь хотела встретить твоего отца в школе, до того, как нас обручили. Это дало бы нам больше дней, чтобы быть вместе! — она улыбнулась дочери. — Ты приняла решение, основываясь на том, что знала, и приняла его, не разобравшись во всех фактах. Другими словами, моя дорогая дочь, ты совершила ошибку. Однако, я не думаю, что это такая уж плохая ошибка. Вы оба так молоды. Хорошо, что кто-то из вас сумел, так сказать, прощупать почву. Хотя я бы хотела, чтобы это была и ты, моя дорогая. — Её мать посмотрела на неё с лёгким неодобрением. — Но теперь, когда ты осознала свои чувства к нему, я предлагаю тебе прояснить свои намерения. Будь смелой, дочка, как тот гриффиндорец, которым является твой будущий муж.

И вот всё свелось к этому моменту. Глубоко вздохнув, Дафна посмотрела в яркие зелёные глаза своего жениха, а затем, не в силах долго выдерживать его взгляд, опустила глаза в землю и начала говорить.

— Когда я впервые услышала, что выхожу за тебя замуж, я сначала расстроилась. Я думала, что не буду с тобой счастлива. Поэтому я решила, что если уж я не смогу получить любовь, то было бы неплохо хотя бы получать хороший секс время от времени. Но потом я узнала тебя... и, думаю, теперь я не вынесу, если буду видеть тебя со всеми этими девушками. Мне не следовало просить тебя об этом. Теперь я это понимаю. Ты сможешь меня простить?

— Простить тебя за что? — мягко спросил Гарри.

Дафна почувствовала, как на глаза навернулись слёзы.

— За то, что не приняла тебя как будущего мужа, и за то, что намекнула, будто ты для меня недостаточно хорош, — всхлипнула она, утирая глаза рукавом.

— Эй, ну что ты, — сказал Гарри, обнимая её и прижимая к своей груди. Он принялся рисовать круги у неё на спине, изо всех сил надеясь, что она не разревётся, как Чжоу Чанг. — Не плачь, — утешающе произнёс он, пока его мозг лихорадочно пытался сообразить, что делать. Хотя он был гораздо увереннее в себе, чем в прошлом году, он всё ещё не имел понятия, как утешать плачущую девушку. Особенно когда эта девушка была такой сдержанной и спокойной, как Дафна: видеть её слёзы было настоящим шоком. В поисках ответа его разум наконец-то что-то придумал.

— Я не могу тебя простить, — сказал он наконец, заставив Дафну застыть. — В конце концов, хоть ты и велела мне набраться опыта, это не значит, что я был обязан делать то, что ты сказала. У меня тоже был выбор, и я решил встречаться со всеми этими девушками, хотя знал, что обручён с тобой. Так как же я могу простить тебя, когда я сам был не прав?

Дафна на мгновение замолчала, а затем крепче обняла Гарри и подавила тихий всхлип.

Гарри крякнул от внезапного усиления давления. Положив подбородок ей на макушку, он поцеловал её в волосы и сказал:

— Сначала, признаюсь, я был рад возможности встречаться со столькими девушками, несмотря на то, что обручён с тобой. Но через некоторое время я понял одну вещь: все девушки, с которыми я встречался, бледнели в сравнении с тобой. Ни одна из них не могла заставить меня смеяться так, как ты. И ещё меньше тех, кто способен относиться ко мне как к равному. Я не знаю, любовь ли то, что я к тебе чувствую, но это определённо что-то близкое. По правде говоря, я и сам собирался скоро поднять эту тему.

Спустя мгновение Дафна наконец отстранилась, смущённая, хотя и не возражала против руки Гарри на её плече. Гарри молча протянул ей платок, который он наколдовал своей палочкой. Она с благодарной улыбкой приняла его и вытерла влагу с глаз. Глядя на неё сквозь призрачный свет серебристого огня, он не мог не думать, что она прекрасна. Она не была красива в том смысле, который он предпочитал (например, Гарри хотелось бы, чтобы её грудь была немного пышнее), но в ней была определённая притягательность. Её стройная фигура напоминала ему большую кошку, а её льдисто-голубые глаза и чистая бледная кожа разительно контрастировали с чёрными волосами. Но что Гарри ценил в ней больше всего, так это её ум. Она не была болтливой, хотя ему хотелось бы, чтобы она говорила больше. С другой стороны, это лишь побуждало его внимательнее слушать, когда она всё же начинала говорить. Её язык был так же остёр, как и её ум.

Огромным плюсом было то, что она, похоже, не была такой плаксой, как одна когтевранка, с которой он встречался в прошлом году.

Глядя на освещённое поместье вдалеке, Гарри пришёл к выводу, что у них определённо есть шанс на счастливое будущее. Что Дафна будет хорошей женой. И скучно с ней точно не будет.

— Как насчёт того, чтобы больше не говорить об этом небольшом инциденте?

— Договорились, — сказал Гарри. Они погрузились в молчание.

Вскоре их вывели из задумчивости крики «С Новым годом!», доносящиеся из поместья, и звуки взрывающихся фейерверков.

Улыбаясь, Гарри повернулся к ведьме рядом с собой и притянул её ближе.

— С Новым годом, Дафна, — сказал он, прежде чем поцеловать её.

— С Новым годом, Гарри, — с улыбкой ответила Дафна, когда они отстранились. Прижавшись к его груди, она смотрела на фейерверки, думая, что, хотя Гарри всё ещё был дерзким и безрассудным идиотом (пусть и менее дерзким и безрассудным, чем раньше), она не возражала, чтобы он был её дерзким и безрассудным идиотом. К тому же он был довольно симпатичным. Особенно ей нравились его глаза.

Пока пара смотрела вдаль на зрелище перед ними, знаменующее начало нового года, оба думали об одном: с приходом нового года изменились и их отношения.

— Так... — сказала Дафна несколько минут спустя, когда погас последний фейерверк. — Тебе удалось набраться опыта?

С загадочной улыбкой Гарри повернулся к ней и сказал:

— Не скажу. Мы ведь договорились об этом не говорить.

* * *

Стоя у камина в поместье Лонгботтомов несколько дней спустя, Гарри лениво размышлял о том, что это были самые интересные зимние каникулы в его жизни. За исключением инцидента в Сандрингемском дворце, вечеринки у Лонгботтомов и новогодней вечеринки в резиденции Министра, остальное время, проведённое с Лонгботтомами, было спокойным. До сих пор все зимние каникулы, которые у него были (годы до Хогвартса он не считал), были шумными, в компании множества людей, так что провести их в тишине было для Гарри определённо в новинку.

Гарри так и не понял, понравился ему этот опыт или нет. В конце концов, он просто решил, что это было по-другому. Не хорошо и не плохо.

— Спасибо, что пригласили меня, э-э, тётушка Августа, — сказал Гарри, повернувшись к бабушке Невилла, всё ещё не привыкнув так её называть. — И спасибо за, ну, всё остальное.

За время каникул Августа Лонгботтом прониклась к Гарри симпатией и спустя несколько дней после их поездки в Годрикову впадину настояла, чтобы он называл её так, сказав, что её крестник звал её так же.

— Была рада, Гарри, — сказала леди Лонгботтом. — Надеюсь, ты приедешь на летние каникулы или, по крайней мере, на следующие зимние?

— Насчёт лета не уверен, но точно знаю, что на следующие зимние каникулы не приеду, — с улыбкой ответил Гарри. — Потому что к тому времени, если всё пойдёт по плану, я смогу провести свои первые и последние зимние каникулы вне школы в полностью отреставрированном замке Поттеров!

— Понимаю, — ответила леди Лонгботтом с лёгкой улыбкой. — В таком случае, надеюсь, что всё пойдёт по плану.

— Эм, это может прозвучать несколько преждевременно, но я надеялся, что Невилл сможет приехать ко мне на зимние каникулы, — нерешительно сказал Гарри, глядя на внука и бабушку. Увидев кивок Августы и улыбку Невилла, Гарри ухмыльнулся. — Отлично! Кроме того, я тут подумал, может, устроить новогоднюю вечеринку или святочный бал, чтобы, так сказать, представить дом. Я надеялся, вы могли бы помочь... — он неуверенно посмотрел на Августу.

Августа улыбнулась Гарри и сказала:

— С удовольствием помогу. Давай поговорим об этом через несколько месяцев. Строить планы сейчас немного преждевременно, особенно в нынешней обстановке. Я и сама до последней минуты не была уверена, что смогу осуществить задуманное. В любом случае, che sarà, sarà, как говорится. Будем решать проблемы по мере их поступления.

Кивнув, Гарри взял щепотку летучего пороха и бросил в камин. Попрощавшись с бабушкой Невилла, он поднял свою сумку, шагнул в изумрудное пламя и крикнул:

— Кабинет МакГонагалл!

Он успел бросить последний взгляд на гостиную и улыбающуюся леди Лонгботтом, прежде чем пламя поглотило его; вращаясь очень быстро, он видел размытые проблески других волшебных комнат, которые исчезали из виду, прежде чем он успевал их разглядеть; затем он начал замедляться и, наконец, остановился прямо в камине в кабинете профессора МакГонагалл. Она едва оторвалась от работы, когда он выбрался из каминной решётки.

— Добрый день, профессор, — весело сказал Гарри.

— Добрый вечер, Поттер, — сказала преподаватель трансфигурации, встретив его лёгким кивком. — Постарайтесь не слишком пачкать ковёр пеплом.

В ответ Гарри вытащил палочку и взмахом руки убрал пятна пепла, которые, как он предположил, остались от предыдущих студентов.

В свете текущей ситуации Министерство разрешило временное подключение к сети Летучего пороха из различных волшебных домов, чтобы студенты могли безопасно добраться до школы. У тех, у кого не было подключения к сети или волшебного камина, была возможность либо воспользоваться камином в Гринготтсе за символическую плату в пять кнатов, либо камином в «Волшебных вредилках Уизли», что было бесплатно при условии покупки товара в магазине и готовности рискнуть встретиться с Фредом и Джорджем перед тем, как пройти.

— Спасибо, Поттер, — с благодарностью сказала МакГонагалл. — Очко Гриффиндору. Приятно видеть, что простая вежливость не чужда всей современной молодёжи.

— Не за что, профессор, — с улыбкой ответил Гарри. Поправив мантию, которая оставалась безупречной благодаря наложенным на неё непроницаемым чарам, он подождал, пока появится Невилл. Вскоре блондин появился во вспышке зелёного огня с синим оттенком. Увидев вопросительный взгляд Гарри, профессор МакГонагалл объяснила:

— На камины наложены чары для обнаружения любых тёмных предметов, чтобы ничего неподобающего не пронесли внутрь. Отсюда и синее свечение.

— А что случится, если кто-то всё же пронесёт что-то тёмное?

— Чары вспыхнут красным, и человек не сможет выйти из камина, пока его не освободит учитель, — быстро ответила профессор МакГонагалл. — А теперь, если у вас больше нет вопросов, я предлагаю вам обоим исчезнуть. У меня есть работа.

— О, и Поттер? — Услышав, как профессор МакГонагалл его окликнула, Гарри обернулся в дверях. Увидев, что она протягивает ему свиток пергамента, он подошёл, чтобы взять его с вопросительным выражением на лице. — Объявление о предстоящих курсах по аппарации, — объяснила МакГонагалл. — Повесьте его на доску объявлений завтра утром.

— Конечно, профессор, первым делом. — Взяв свиток пергамента, Гарри покинул её кабинет вместе с Невиллом.

Глядя на объявление перед собой, Гарри начал размышлять, что делать с уроками. Он понятия не имел, что для шестикурсников будут проводиться занятия! На самом деле, он не особо задумывался о получении лицензии на аппарацию, которая, учитывая его статус эмансипированного, была ему легко доступна.

— Запиши меня, ладно? — голос Невилла вырвал Гарри из раздумий. — Можем сразу покончить с этим и избавить себя от необходимости заниматься этим вместе с остальными.

— Хорошая идея, — сказал Гарри, приложив пергамент к стене и взяв самопишущее перо Невилла, записал их имена, решив, что будет разумно записать и своё имя, чтобы избежать подозрений. Правда, на занятиях придётся сдерживаться. — Как хорошо быть старшим старостой!

Когда они собирались повернуть в коридор, ведущий к башне, они услышали громкий скрежещущий звук, который они не сразу опознали как чей-то голос, поющий во всё горло, причём ужасно.

— Я вечно дую пузыри,

Прекрасные пузыри в воздухе,

Они летят так высоко, почти достигают неба,

А потом, как мои мечты, тают и умирают...

— Ладно, ладно, я открою, открою, только заткнись, чёрт возьми!

— Привет, Дин! — сказал Гарри, заметив парня, стоявшего у открытого входа в гостиную с триумфальным выражением на лице.

— Гарри, Невилл, как каникулы?

— Отлично, а почему ты пел? — спросил Невилл, когда они с Гарри подошли ко входу.

При этом вопросе Дин широко ухмыльнулся и сказал:

— А, это... ну, Полная Дама не открывала, видимо, пароль сменился. Так как она меня не пускала, а я не собирался ждать, пока кто-нибудь впустит, я сказал ей, что я, чёрт возьми, не знаю пароль, раз меня здесь не было, и чтобы она меня впустила, но она ни в какую! Тогда я заметил, что у неё похмелье, и пригрозил, что буду громко петь, пока она меня не впустит! — он усмехнулся. — Я даже первый куплет не успел допеть!

Посмеиваясь, все трое вошли в гостиную.

— О, да ладно! — с недоверием произнёс Гарри. Ибо там, вцепившись друг в друга в своего рода вертикальной борьбе, стояли Рон Уизли и Лаванда Браун.

— Ну, по крайней мере, они не делают ничего слишком неприличного, — настороженно сказал Невилл, будто готовый в любой момент закрыть глаза.

— Слава Мерлину хотя бы за то, — саркастически бросил Гарри. Его прервал визг: «Гарри!», когда к нему подбежала Гермиона.

— Привет, Гермиона, как прошло Рождество?

— Пожалуй, я пойду, увидимся позже, Гарри! — сказал Невилл. — Гермиона, — произнёс он с приятной улыбкой, которая, как знал Гарри после проведённой с другом недели, была абсолютно фальшивой. Ведь это была та же самая улыбка, которую он нацеплял, разговаривая с кем-то скучным. — Идёшь, Дин? — сказал блондин Дину, и улыбка на его лице стала искренней.

— О, всё было хорошо, ничего особенного не делала. В общем, у меня кое-что для тебя, Гарри, — сказала Гермиона, протягивая ему свиток пергамента.

— Ещё один урок Дамблдора, я смотрю, — тихо сказал Гарри, разворачивая пергамент и читая его содержимое. Положив письмо в карман, Гарри поднял глаза на Гермиону, у которой было выжидающее выражение лица. — Что?

— О, ничего, Гарри, как твоё Рождество?

Гарри лишь пожал плечом и небрежно сказал:

— Нормально. Провёл его в «Норе», встретил Ремуса и Тонкс, выпил немного эгг-нога, послушал какую-то скучную старую музыку... Ничего особенного. О, меня попросили стать крёстным отцом будущего ребёнка Ремуса! Так что, думаю, это было более особенным, чем я сначала сказал.

Гермиона, которая, казалось, вот-вот собиралась что-то сказать, внезапно передумала, закрыла рот и с недоверием спросила:

— Они попросили стать тебя крёстным отцом?

— Ага, разве не здорово? — сказал Гарри с широкой улыбкой. — Думаю, это делает меня мудрым и всезнающим...

— Ясно, — сказала Гермиона, бросив на Гарри неодобрительный взгляд. — Так это всё, что ты делал, Гарри? — она скрестила руки на груди и посмотрела на него с непроницаемым выражением.

— Э-э, да, — Гарри озадаченно посмотрел на неё.

— Больше ничего? — увидев, что Гарри кивнул, Гермиона продолжила: — Потому что Джинни сказала мне, что ты был в «Норе» не всё время и уехал от Уизли.

— Да, уехал, — сказал Гарри.

— Так почему ты мне об этом не сказал? — буквально взорвалась Гермиона.

— Потому что ты не спросила, — нейтральным тоном ответил Гарри, стараясь скрыть раздражение в голосе. — Кажется, твой вопрос был: «Как прошло твоё Рождество». Я уехал в поместье Лонгботтомов после Рождества. Таким образом, эта информация не входила в рамки твоего вопроса.

С самодовольной ухмылкой он оставил Гермиону стоять, задыхаясь от возмущения, и направился к спальне шестикурсников.

— О, и Гермиона, будь добра, присмотри за Бон-Бончиком и его подружкой. Мы же не хотим повторения ситуации, когда гормоны берут верх над людьми, правда? — С этим прощальным выпадом Гарри исчез на лестнице для мальчиков.

* * *

На следующий день Гарри и Невилл вышли на улицу и с удивлением обнаружили, что Сьюзен ждёт их одна, без Ханны.

— Где Ханна? — спросил Невилл, оглядываясь.

— Она не сможет прийти, потому что её отец забрал её из школы, — грустно сказала Сьюзен.

— Что? — в шоке спросил Гарри. — Но я думал, ей удалось убедить отца позволить ей остаться после того, как её мать убили Пожиратели Смерти?

— Видимо, он передумал, — сказала Сьюзен, тяжело дыша, так как они начали пробежку. — Не то чтобы я его виню. Ханна большую часть времени была здесь в подавленном состоянии, хотя и скрывала это от всех.

Ничего не говоря, подростки закончили свою утреннюю тренировку и направились обратно в свои гостиные.

Как только Гарри закончил принимать ванну, он спустился в гостиную со свитком пергамента в руке, объявляющим о предстоящих курсах аппарации. Гостиная всё ещё была пуста.

Курсы по аппарации в этот день были единственной темой разговоров среди шестикурсников. А после того как стало известно, что Гарри кто-то переносил с помощью парной аппарации (спасибо одному рыжему), подросток вскоре оказался завален вопросами от других шестикурсников о том, каково это.

— Ну, чувствуешь такое сжатие, будто тебя проталкивают через трубу, — сказал Гарри своей заворожённой аудитории, состоящей из всех его однокурсников-гриффиндорцев. — Но я уверен, вы все это знаете, — добавил он импульсивно, приняв небрежный вид.

— Что ты имеешь в виду? — с любопытством спросила Парвати.

— Ну, ничего особенного, но в детстве я постоянно аппарировал. Правда, не знал, что я делаю. Но я часто перемещался по своему району, после того как обнаружил, что могу это делать, когда однажды случайно оказался на крыше своей старой начальной школы. Это было до того, как я получил письмо из Хогвартса и узнал о существовании магии... Мне, кажется, было шесть?

Увидев ошарашенные лица, Гарри сделал растерянный вид.

— Разве это не обычное дело? Я имею в виду, я уверен, что многие из вас это делали.

— Чувак, никто сознательно не аппарировал до получения письма из Хогвартса. Конечно, у некоторых из нас это могло быть проявлением стихийной магии, но я впервые слышу о ком-то, кто делал что-то подобное, — осторожно сказал Симус, пока остальные медленно кивали, некоторые с сомнением на лицах.

— О, — сказал Гарри. Он сделал такое же выражение лица, как когда на втором курсе узнал, что разговаривать со змеями — не обычный дар.

К концу дня вся школа уже знала, что Гарри Поттер умел аппарировать с малых лет. Правда, к тому времени всё студенческое население было уверено, что Гарри было четыре года, когда он впервые аппарировал.

Новость вызвала смешанную реакцию. Некоторые были в восторге, другие задавались вопросом, даёт ли это Гарри право на немедленное получение лицензии. Большинство, однако, отнеслись к этому факту скептически.

Гарри не особо волновал скептицизм. Он знал, что сможет доказать им всем обратное к началу первого занятия. Это был гениальный ход с его стороны. Таким образом, ему не придётся беспокоиться о том, что он слишком быстро научится.

Хотя дополнительная популярность и внимание ему не очень нравились, ему приходилось с этим мириться. Таковы были побочные эффекты славы. По крайней мере, на этот раз о нём говорили что-то хорошее.

* * *

Когда день подходил к концу, Гарри незаметно ускользнул и неохотно направился в кабинет Дамблдора. Пробормотав пароль, он не мог не почувствовать некоторого трепета, смешанного с гневом и обидой, которые вызывало в нём имя старика. Он не встречался с Дамблдором с их насыщенной встречи после того судьбоносного похода в Хогсмид, поэтому не знал, что старик планировал или уже спланировал. От Гарри не укрылось, что Дамблдор был могущественен: и магически, и политически. А рассказ Батильды о его детстве не давал старику лестной рекомендации по части морали. Так что он знал, что этот хитрый старик мог выкинуть какой-нибудь коварный трюк.

— А, Гарри, входи, — радушно сказал старый директор.

Вежливо улыбнувшись и ничего не сказав, Гарри сел напротив Дамблдора. Он посмотрел на Омут памяти, стоявший на столе, и на флаконы с воспоминаниями, прежде чем безучастно взглянуть на директора.

Гарри заметил, что Дамблдор не вызывал его в свой кабинет после того, как он, по сути, накричал на старика и обвинил его во всех грехах. Сначала он испытал облегчение, подумав, что старик решил оставить его в покое или понял, что Гарри не примет никаких оправданий. Однако, наблюдая за директором, сидящим за учительским столом каждую трапезу, это первоначальное чувство облегчения сменилось мыслью, что директору на самом деле всё равно, что о нём думает Гарри. А если ему было всё равно на это, значит, ему было всё равно и на самого Гарри, и никогда не было до него дела. Эта мысль гноилась и со временем сожгла всю ненависть, которую Гарри испытывал к Дамблдору.

Долгое время Гарри думал, что противоположность любви — это ненависть, но теперь он понял, что это безразличие. Потому что, в конечном счёте, ненависть, как и любовь, — это эмоция. Поскольку директору было наплевать на Гарри, Гарри решил, что и ему должно быть всё равно. Так что за время зимних каникул он решил принять по отношению к директору вид вежливой отстранённости. Их отношения были деловыми, вызванными войной. В них не было ничего личного.

Не то чтобы это помешало бы ему найти возможность отомстить директору.

Альбус с любопытством смотрел на молодого человека перед собой. Изначально он хотел вызвать парня в свой кабинет на следующий же день после их ссоры, чтобы попытаться спокойно всё ему объяснить. Он знал, что Гарри достаточно успокоится, чтобы быть благоразумным. Однако госпитализация мисс Перкс и её последующая смерть привели к долгому обсуждению с Попечительским советом и отделом авроров будущего школы и последующих мер безопасности. Затем внезапно появилась новая зацепка в прошлом Тома Реддла. Из-за этих событий Дамблдору пришлось отложить встречу с парнем до сегодняшнего дня, более чем через месяц после их последней встречи.

И вот, Альбус Дамблдор ожидал встретить угрюмого и дерзкого подростка. К чему он был не готов, так это к безучастному выражению на лице парня. В его глазах не было даже тени вызова или триумфа. Он слышал, что парень после Рождества отправился на вторую половину каникул к Лонгботтомам, и задавался вопросом, не был ли это своего рода вызов инструкциям, которые он дал Гарри много месяцев назад в «Норе».

Следующую долгую минуту молчания Гарри осматривал комнату. Он рассеянно заметил, что инструменты и их столики были починены.

— Я слышал, ты встречался с Министром магии на Рождество? — наконец нарушил молчание Дамблдор.

Гарри ответил на этот полувопрос-полуутверждение лишь небрежным «ага», после чего снова замолчал. В конце концов, его новое отношение к директору не означало, что он должен был участвовать в разговоре с этим человеком или начинать его.

Дамблдор сидел, разглядывая подростка перед собой. «Как же всегда трудно вытягивать информацию из подростков», — подумал он, не в первый раз за свою долгую жизнь.

— Она хотела встретиться с тобой с тех пор, как вступила в должность, — наконец сказал он. — Я счёл неразумным удовлетворять её желание, так как это произошло сразу после попытки Корнелиуса использовать твоё имя для повышения своих рейтингов и удержания на посту в последние дни его жизни на посту Министра. Ты должен признать, что это очень подозрительно.

— Верно, — сказал Гарри. — Однако, — продолжил он, почти неохотно, — ваши подозрения были необоснованными. Она не пыталась меня завербовать. Её слова были примерно такими: «Я не настолько в отчаянии, чтобы использовать шестнадцатилетнего школьника для удержания себя на посту», кажется.

— Тогда о чём она говорила? — с любопытством спросил Дамблдор после очередной паузы.

— Да ни о чём, в общем-то. У меня просто был десятиминутный приятный разговор с Министром магии. У неё не было ничего важного, что она хотела бы мне сказать или чем поделиться. — Увидев на лице Дамблдора выражение вежливого недоверия, Гарри сказал в свою защиту: — Что? Это правда!

Дамблдор всё ещё держал брови поднятыми, когда ответил:

— Значит, Министр хотела встретиться с тобой столько месяцев только для того, чтобы немного поболтать? — медленно сказал он. — Прости, Гарри, но мне в это как-то трудно поверить. — В его голову закралась мысль, и он с беспокойством спросил: — Думаю, будет лучше, если ты расскажешь мне, что именно она сказала, потому что я боюсь, что у неё мог быть другой мотив в разговоре с тобой. Что-то, чего ты мог не заметить. — Дамблдор проклял себя за то, что не предвидел возможности того, что Амелия окажется достаточно хитрой, чтобы застать Гарри врасплох в «Норе». Кто знает, какую информацию эта женщина могла собрать? И хуже всего было то, что Гарри, будучи таким молодым и неискушённым в политике или в общении с представителями правоохранительных органов, мог непреднамеренно выдать эту информацию, не задумываясь.

— Я не очень хорошо помню разговор, — сказал Гарри. — Но я точно знаю, что она ничего не спрашивала о вас, об Ордене, о Волдеморте или о чём-то важном. Она даже не упоминала эти темы! Это было как разговор с кем-то на улице, правда. Я на самом деле думаю, что она хотела, чтобы Перси снова начал общаться со своей семьёй.

Наступила тяжёлая пауза, пока Дамблдор обдумывал слова Гарри.

— Очень хорошо, — наконец сказал он, надеясь, что так оно и было, как бы странно это ни звучало. На всякий случай он решил разведать и выяснить, что именно Министр хотела от Гарри. В конце концов, хотя Министр была хитра и имела отличные барьеры, препятствующие незаметному проникновению в её разум, её помощник и Корнелиус были довольно уязвимы.

— Что ж, ночи становятся длиннее, а у нас есть дела, — сказал Дамблдор со вздохом, взглянув на свои карманные часы со странными отметками на циферблате. — За время каникул мне удалось найти одно важное воспоминание. — Он махнул своей раненой рукой в сторону одного из флаконов. — Однако это воспоминание не так важно, как второе, которое я покажу тебе позже. Так что без дальнейших проволочек...

Он поднял флакон со стола и мгновение посмотрел на него, коротко подумав о судьбе бедняги, у которого он его получил, прежде чем поставить его обратно на стол.

— Прежде чем мы начнём, я думаю, было бы лучше дать немного предыстории. Так что, если ты потерпишь меня, Гарри, — Дамблдор сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, прежде чем начать подробную историю того, что Волдеморт делал в свои юные годы в Хогвартсе в образе Тома Реддла.

— ...Наконец, после тщательных поисков по старым книгам волшебных семей, он обнаружил существование уцелевшей линии Слизерина. Летом своего шестнадцатого года он покинул сиротский приют, в который возвращался ежегодно, и отправился на поиски своих родственников Гонтов. А теперь, Гарри, если ты встанешь...

Дамблдор поднялся.

— Мне очень повезло добыть это, — сказал он, выливая блестящую массу в Омут памяти. — Ты поймёшь, когда мы это увидим. Начнём?

Гарри подошёл к каменной чаше и послушно наклонился, пока его лицо не погрузилось сквозь поверхность воспоминания; он почувствовал знакомое ощущение падения в пустоту, а затем приземлился на грязный каменный пол в почти полной темноте.

Несколько минут спустя и директор, и ученик были выброшены из Омута памяти. Размышляя о воспоминании, которое Гарри только что видел, он сказал:

— Я так понимаю, та неестественная темнота, что наступила под конец, была делом рук Волдеморта?

— Именно, — сказал Дамблдор с одобрительным кивком. — Волдеморт, очевидно, стёр память о том, что произошло дальше, из разума Морфина, прежде чем продолжить делать то, что он планировал.

— Дайте угадаю, — сухо сказал Гарри. — Затем он заявился в город, подошёл к особняку в деревне, позвонил в дверь и сказал «Привет» своему дорогому папочке. О, и он также показал ему палочку своего дяди и на что она способна.

— Совершенно верно, — сказал Дамблдор, чувствуя, как его губы изогнулись в улыбке вопреки его воле. — На следующее утро служанку, работавшую у Реддлов, видели бегущей по Хай-стрит с криками о тройном убийстве. Магловские власти, я полагаю, до сих пор не знают, что или кто убил семью. Однако Министерство магии знало о маглоненавистнике, жившем недалеко от деревни, поэтому первым, кого они посетили, был, естественно, Морфин Гонт. Им даже не пришлось его допрашивать или использовать Веритасерум, так как он был готов признаться в убийстве маглов, сообщая детали, которые мог знать только убийца. И, как ты уже догадался, палочка Морфина также была доказательством того, что именно ей убили Реддлов. Он даже спокойно пошёл с ними, не создавая особых проблем, казалось, совершенно безразличный ко всему, кроме потери кольца своего отца.

— Полагаю, Том изменил память Морфина, — сказал Гарри. Он не мог не почувствовать неохотного восхищения сложной магией, которую Волдеморт провернул в возрасте шестнадцати лет. Ему не нужно было спрашивать, почему Министерство не смогло обнаружить использование Волдемортом магии несовершеннолетними, так как он знал, что существуют способы обойти Надзор. В конце концов, он сам использовал один из таких методов.

— Именно, — сказал Дамблдор. — Потребовалось много искусной легилименции, чтобы извлечь этот единственный фрагмент, который мы только что видели. Я пытался использовать его, чтобы добиться освобождения Морфина, но прежде чем решение об освобождении было принято, Морфин умер в Азкабане. — Дамблдор склонил голову, думая о невинном человеке, который провёл в Азкабане более полувека, только чтобы умереть там прямо перед тем, как его должны были объявить свободным. Он быстро отбросил эти мысли. Он не мог позволить себе на них зацикливаться, так как они, вместе с мыслями о заключении Сириуса Блэка, всегда приводили к мыслям о его собственном отце. Альбус помнил два случая, когда ему удалось увидеть своего отца перед его смертью. Именно из-за этого он страстно ненавидел дементоров, а также впадал в невыносимую депрессию, думая о Сириусе, а теперь и о Морфине Гонте.

— А теперь вернёмся к делу. У меня есть ещё одно воспоминание. И это самое важное воспоминание, которое я покажу тебе сегодня вечером. Фактически, это может быть самое важное из всех наших маленьких погружений в этот Омут памяти.

Сказав это, Альбус взял другой флакон и наблюдал, как вязкое содержимое медленно переливается в Омут. Ему придётся почистить Омут после этого просмотра: воспроизведение повреждённых воспоминаний было вредно для Омута, и если он не выполнит необходимые заклинания, редкое магическое устройство может испортиться. А учитывая, что изначально это был не его Омут, он не мог себе такого позволить. Он и так был в шатком положении с Гарри. Было удивительно, что парень ничего не сказал о том, что Омут принадлежит ему. Возможно, он ещё не осознал этот факт? Альбус знал, что, вероятно, помогло бы его отношениям с Гарри, если бы он рассказал парню об этом, но в то же время это откровение могло и оттолкнуть подростка. А времени оставалось мало, прежде чем он отправится в своё следующее великое приключение. Он надеялся, что тот факт, что к тому времени он будет мёртв и уйдёт, поможет сгладить любые острые углы, когда Гарри всё узнает. В любом случае, он должен был показать Гарри искажённое воспоминание, данное его старым другом. Хотя Альбус получил много информации из этого воспоминания, каким бы искажённым оно ни было, ему всё равно нужно было полное воспоминание, чтобы убедиться, что он ничего не упустил. Кроме того, это был бы идеальный способ для Гарри отточить свою хитрость. То, что подростку понадобится, если он надеялся победить Волдеморта.

Гарри заметил сгустившуюся консистенцию воспоминания, которое Дамблдор назвал чрезвычайно важным. Он догадался, что это было связано с тем, что воспоминание было испорчено или как-то искажено. Наклонив голову над Омутом, он опередил своего директора, погружаясь в него.

— Как видишь, воспоминание было подделано, — сказал Дамблдор, вернувшись на своё место за столом после того, как они просмотрели воспоминание. — Гораций вмешался в свои собственные воспоминания, без сомнения, стыдясь информации, которую он непреднамеренно дал Волдеморту... Гарри, ты в порядке?

Альбус с беспокойством посмотрел на своего ученика. Молодой человек обхватил голову руками и выглядел явно нездоровым.

— У-ух, — буквально простонал Гарри. — Не думаю, — наконец сказал он.

— Ты выглядишь довольно выжатым, мой мальчик, — сказал Альбус. Наклонившись вперёд, он осмотрел лицо парня перед собой. — Ты довольно бледный. Я думаю, что визит в больничное крыло будет разумен. Возможно, мне следовало отложить это на другой день. Кажется, что это, вкупе со стрессом от возвращения к школьной жизни, не пошло тебе на пользу. Я позову мадам Помфри... — сказав это, он встал и двинулся к камину.

— Нет, нет, — сказал Гарри, вставая. — Всё в порядке, профессор, я думаю, я смогу добраться туда сам.

Дамблдор с беспокойством посмотрел на подростка, словно сомневаясь в его словах.

— Ты уверен? Будет проще и быстрее, если ты воспользуешься Летучим порохом...

— Нет, никакого Летучего пороха. Я не думаю, что переживу это прямо сейчас! — отчаянно сказал Гарри.

Альбус открыл рот, словно собираясь возразить. Передумав, он сказал:

— Очень хорошо, если ты уверен.

— О, я уверен, — сказал Гарри, шаркающей походкой направляясь к двери. — Увидимся позже, сэр.

— Береги себя, мой мальчик. О, и последнее, прежде чем ты уйдёшь: как ты видишь, эта информация очень ценна. Поэтому крайне важно, чтобы мы получили верное воспоминание. Я уверен, что истинное воспоминание хранится в разуме Горация. Оно ещё не полностью стёрто. Так что впервые я должен дать тебе домашнее задание, Гарри. Я хочу, чтобы ты добыл верное воспоминание у Горация Слизнорта.

— Да, сэр, — сказал Гарри, открывая дверь, совершенно не в настроении спорить с профессором или спрашивать, почему Дамблдор сам не может этого сделать. — Спокойной ночи.

Ответное «Спокойной ночи» Альбуса услышала только закрывшаяся дверь его кабинета. Жаль, что он не смог поговорить с Гарри об их предыдущей ссоре, но он сомневался, что такая щекотливая тема была бы хорошо воспринята парнем в его плохом самочувствии. Ну что ж, может быть, в другой раз...

Спотыкаясь, спускаясь по лестнице, Гарри едва заметил, как за ним закрылась горгулья. Глубоко вздохнув, он выпрямился, взял себя в руки и направился к гриффиндорской башне. Он не собирался идти в больничное крыло. Он знал, в чём проблема, и знал, что никакое зелье или заклинание не смогут это исправить.

Испорченное воспоминание Слизнорта вызвало в нём ещё одну реакцию, самую сильную на данный момент. Только на этот раз ему пришлось сдерживать поток воспоминаний. Он знал, что Дамблдор мог что-то заподозрить, если бы он поддался воспоминаниям, поэтому счёл разумным сдержаться.

Однако сдерживать видение было утомительно. На полпути к спальне он позвал домового эльфа и попросил перенести его на кровать в спальне.

Вздохнув с облегчением в, к счастью, пустой комнате, Гарри наконец позволил воспоминаниям захлестнуть себя.

Казалось, у оставленных воспоминаний был один триггер, своего рода пароль: крестражи. Как только Гарри услышал это слово в воспоминании Слизнорта, оно открыло дверь, о существовании которой он даже не подозревал, несмотря на долгую практику окклюменции.

— Нет... ну... тебе будет сложно найти в Хогвартсе книгу, которая даст тебе подробности о крестражах, Том, это очень тёмная материя, очень тёмная, — сказал Слизнорт, глядя на него.

Нерешительность, небрежность и осторожная лесть — всё это пришло к нему естественно, когда он произносил свою заготовленную речь.

— Но вы, очевидно, всё о них знаете, сэр? Я имею в виду, такой волшебник, как вы... простите, я хотел сказать, что если кто и может мне рассказать, так это вы... поэтому я просто решил спросить...

— Ну, — сказал Слизнорт, не глядя на него, но теребя ленточку на коробке с засахаренным ананасом, — ну, не повредит дать тебе общее представление, конечно, просто чтобы ты понимал термин. Крестраж — это слово, используемое для объекта, в котором человек спрятал часть своей души.

«Идеально, теперь следующая строчка по сценарию». Тщательно контролируя волнение, которое он ощущал, он сказал:

— Я не совсем понимаю, как это работает, сэр.

— Ну, ты разделяешь свою душу, понимаешь, — сказал Слизнорт, — и прячешь часть её в объекте вне тела. Тогда, даже если тело будет атаковано или уничтожено, ты не можешь умереть, потому что часть души остаётся на земле и невредима. Но, конечно, существование в такой форме... мало кто захочет этого, Том, очень немногие. Смерть была бы предпочтительнее.

Когда он почувствовал предвкушение от такой близости к цели, тихий голос спросил: «Кто такой Том?». Проигнорировав этот голос, он задал следующий вопрос.

— Как разделить свою душу?

— Ну, — сказал Слизнорт с неудобством, — ты должен понимать, что душа должна оставаться нетронутой и целой. Её разделение — это акт насилия, это против природы.

— Но как это сделать?

— Актом зла — высшим актом зла. Совершив убийство. Убийство разрывает душу на части. Волшебник, намеревающийся создать крестраж, использует это повреждение в свою пользу: он заключает разорванную часть...

— Заключает? Но как?

— Есть заклинание, не спрашивай меня, я не знаю! — сказал Слизнорт, качая головой, как старый слон, которого донимают комары. — Разве я похож на того, кто пробовал это — разве я похож на убийцу?

— Нет, сэр, конечно нет, — быстро сказал он, хотя и почувствовал лёгкое разочарование. Ну что ж, не было бы так приятно, если бы всё было так просто. — Простите... я не хотел вас обидеть...

— Вовсе нет, вовсе нет, я не обижен, — грубо сказал Слизнорт. — Естественно испытывать некоторое любопытство к таким вещам... Волшебников определённого калибра всегда привлекала эта сторона магии...

— Да, сэр, но я не понимаю — просто из любопытства — я имею в виду, будет ли польза от одного крестража? Можно разделить душу только один раз? Не будет ли лучше, не сделает ли это тебя сильнее, если твоя душа будет состоять из большего количества частей, я имею в виду, например, разве семь не самое могущественное магическое число, разве семь?..

— Мерлинова борода, Том! — взвизгнул Слизнорт. — Семь! Разве не достаточно ужасно думать об убийстве одного человека? И в любом случае... разделять душу уже достаточно плохо... но разрывать её на семь частей...

Слизнорт выглядел глубоко обеспокоенным: он смотрел на него так, словно никогда раньше его толком не видел, и он мог сказать, что профессор сожалел о том, что вообще завёл этот разговор. Не то чтобы это имело для него большое значение; он получил всю необходимую информацию. К тому же, через несколько дней всё со старым хрычом вернётся в норму.

— Конечно, — пробормотал Слизнорт, — это всё гипотетически, то, что мы обсуждаем, не так ли? Всё чисто академически...

— Да, сэр, конечно, — быстро сказал он. Похоже, ему не придётся особо трудиться, чтобы успокоить старого дурака.

— Но всё же, Том.. держи в секрете то, что я тебе рассказал — то есть, то, что мы обсуждали. Людям не понравится думать, что мы болтали о крестражах. Это запрещённая тема в Хогвартсе, знаешь ли... Дамблдор особенно строг в этом вопросе...

— Я не скажу ни слова, сэр, — сказал он, прежде чем повернуться, чтобы уйти.

* * *

Гарри едва успел осознать, где он находится, как на него нахлынули обрывки новых воспоминаний.

...Он наконец-то изучил заклинание. Произнося его невербально, он думал о смерти своего отца. Он видел себя стоящим над этим человеком, глядя в глаза никчёмному маглу, слепо направляя палочку ему в грудь. Серая струйка дыма медленно вырвалась из центра. Не в силах сдержаться, он издал крик, который эхом разнёсся по большой комнате, где он сидел. Тяжело дыша, он сосредоточился на кольце, которое украл у своего дяди-сквиба, и с ещё одним криком втолкнул дым в камень...

...смерть грязнокровки была несчастным случаем, но она послужила его цели. Он снова перенёсся в воспоминание о её смерти, выражение шока на её лице было приятным... Слегка улыбнувшись, он снова слепо направил палочку себе в грудь. Боль была немного слабее, и поднявшийся дым был более тёмно-серым, но ему было всё равно. Он втолкнул его в свой дневник...

...он тяжело дышал, глядя на диадему перед собой. Он наконец-то отомстил старому ублюдку, который обманул его мать, какой бы никчёмной она ни была. Эта диадема будет спрятана в Хогвартсе, в Выручай-комнате. Единственной комнате, о которой, он был уверен, никто не знал. Прямо под кривым носом старого Дамблдора...

...он смотрел в зелёные глаза младенца, которому было предсказано его уничтожить. Смерть маленького сорванца поможет укрепить его бессмертие. Он был удивлён, когда проклятие, зелёное, как глаза сорванца, отлетело в него, разорвав его надвое и вырвав из тела. Он почувствовал, как рассеивается; его единственной надеждой было живое существо в той же комнате... то, что его уничтожило. И он действовал...

* * *

Задыхаясь, Гарри вернулся в настоящее. Так вот что такое крестраж! — подумал он молча, пытаясь восстановить дыхание. Он мгновенно почувствовал отвращение. Подумать о том, что Волдеморт пошёл на такие крайности, чтобы достичь бессмертия, было тошнотворно. Он действительно погрузился в самые тёмные из тёмных искусств.

Это, безусловно, объясняло значение предметов, которые вызывали у него те видения в прошлом. Чаша Хаффлпафф... Медальон Слизерина... Кольцо Гонтов (или это было кольцо Певереллов?)... всё это были крестражи... и, кроме кольца, все остальные были у Гарри.

Ну, кроме кольца и диадемы... и кольцо на самом деле не считалось, так как оно уже было уничтожено. В конце концов, камень был цел, когда Волдеморт превратил его в крестраж.

Конечно, самой тревожной частью был тот факт, что кусок души этого ублюдка засел в нём... даже если его там больше не было, мысль о том, что он так долго носил такую скверну, не была приятной. Бессознательно Гарри подошёл к зеркалу. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз смотрел на свой шрам в зеркале и разглядывал его. Шрам, который в прошлые годы всегда был таким ярким и чётким, за последние несколько месяцев стал довольно бледным. На самом деле, ему пришлось даже напрячься, чтобы найти его в тусклом свете пустой спальни. Это было визуальным подтверждением того, что он подозревал всё это время. Шрам больше не был проклят, и он был полностью свободен от какого-либо фрагмента души Волдеморта. Более того, из-за него Волдеморт больше не был бессмертен!

Или, по крайней мере, он был менее бессмертен... если такое возможно.

Насколько он понял, Волдеморт разделил свою душу на семь частей. Или на восемь? Почему-то Гарри сомневался, что Волдеморт знал, что сделал его крестражем. Так что была определённая вероятность, что этот человек снова разделил свою душу после восстановления своего тела... Гарри посчитал в уме; это означало, что в теле Волдеморта осталась 1/256 часть души... если его расчёты были верны, это было крошечное количество души для одного тела.

Внезапно глаза Гарри широко раскрылись. Дамблдор знал! Он знал о крестражах. И он знал, что это такое. В конце концов, было слишком большим совпадением, что Гарри видел воспоминания, связанные с предметом, который позже был превращён в крестраж. А это означало, что Дамблдор знал или подозревал, что сам Гарри был одним из них! От этой мысли по его спине пробежали мурашки. Невольно всплыл разговор, который он вёл с директором четыре года назад:

«...если я не сильно ошибаюсь, он передал тебе часть своих способностей в ту ночь, когда оставил тебе этот шрам. Не думаю, что он сделал это намеренно...»

«Волдеморт вложил в меня частичку себя?»

«Похоже на то...»

Дамблдор знал тогда. Всё это время он знал. И он не счёл нужным сказать Гарри. Вот тебе и открытость, и раскрытие всех секретов, — горько подумал Гарри. Не то чтобы он был удивлён: ему достаточно было вспомнить всё, что он узнал за лето, о чём старик ему не рассказал.

Но это было серьёзно. Это означало, что Дамблдор всё время знал, что Гарри был крестражем, и, судя по тому, что Гарри знал о них на данный момент, чтобы сделать Волдеморта смертным, нужно было уничтожить сосуды, в которых находились фрагменты его души, то есть крестражи, которые он создал. По крайней мере, традиционным способом: то, что случилось с одержимостью и всем прочим, что он сделал, определённо попадало в категорию нетрадиционного. Так что это означало, что Дамблдор всё это время готовил его смерть! В голове Гарри закружились разные сценарии. Неужели именно поэтому его подбросили на холод к ненавидящим магию маглам? Чтобы, если холодная ноябрьская ночь не убьёт его годовалое тело, это сделают маглы? Был ли цирк, устроенный на первом курсе, потенциально смертельное наказание и, наконец, история с камнем попыткой покончить с ним? Поощрял ли Дамблдор события следующего года? Остановился ли он, когда понял, что у Волдеморта может быть больше одного крестража?

Гарри покачал головой. Думать об этом не поможет. Всё это было в прошлом. Важно было настоящее. А в настоящем было два человека, которые с радостью бы увидели его мёртвым... два человека, у которых была общая цель — убить его... Дамблдор и Волдеморт. И он должен убить их раньше, чем они доберутся до него.