Сердца откроются нам (гет)

Время летело незаметно. Вот уже по вечерам, в комнате, где стояла кровать Снегга, Хелен стала разжигать камин. Дни становились все короче. Северус теперь чаше проводил время в общей гостиной. Ему нравилось смотреть, как маленькая Динь возится с огромной рыжей кошкой, иногда забредавшей в их уютный домик. Несколько раз она предпринимала попытки встать и пойти самостоятельно, но без поддержки смешно брякалась на свою маленькую попку и тогда с забавным видом протягивала к нему ручки, прося помочь ей встать, походить с ней по комнате. Он не мог отказать ей, с удивлением замечая, что это доставляет ему доселе не испытанную радость. Иногда, если было тепло, он выходил с ней к морю и усадив Надин рядом с собой наблюдал как малышка возится в прогретом последними солнечными лучами песке, пытаясь разыскать морские раковины. Радости ее при каждой находке не было предела. Однажды он сам заметил торчащий из песка острый край огромной раковины и произнеся невербально «Акцио» достал ее. Увидев это Динь призадумалась, мило наморщив носик, и в тот же миг вокруг них поднялись миллионы песчинок, словно потеряв земное притяжение зависли в воздухе. Мгновение спустя они опали, остались висеть лишь раковины поднятые волей юного создателя этого хаоса. Они будто в танце кружились вокруг них. Глаза девочки блестели от счастья. Маленькие губки лопотали какие-то бессвязные слова, пытаясь объяснить Северусу, что это сделала она САМА! Он любовался ею, понимая, что эта малышка вырастет в настоящую сильную ведьму.

Хелен больше не заговаривала с ним о своих чувствах, и это тоже в некоторой степени способствовало его хорошему настроению. Единственное, что напрягало его — это мысль о том, что, в конце концов, эта идиллия когда-то должна закончиться и нужно будет думать — а что же дальше? Жить ради ребенка с этой женщиной он не собирался, деньги и дом у него были, но смысла в будущем он не видел. Как будто истратив все жизненные силы на борьбу с Темным Лордом, он потерял и их источник. Чувство мести из-за утраты единственной любви не было больше первопричиной для дальнейшего существования.

Наконец, в один из пасмурных дней Хелен сказала ему, что не может больше находиться в этом без сомнения уютном, но не пригодном для жизни зимой доме.

— Я очень хочу, чтобы ты поехал с нами, со мной и Надин, — она умоляюще взглянула на него.

— Не вижу смысла. И не могу понять, в качестве кого я буду жить с тобой, если соглашусь. Ты ясно дала понять, что твоя одержимость мной благополучно закончилась. Чувств ни с твоей ни с моей стороны, нет, и не будет, так, что же тогда? Ребенок?

— Ты жесток, я сказала тебе это, чтобы объяснить, что же двигало мной тогда в школе. Но лишь теперь я понимаю, что полюбила бы тебя все равно. Я люблю тебя и не могу справиться с этим чувством. Тогда в Визжащей Хижине я потеряла контроль над собой, безумие овладело мною. В тот момент я выбирала не разумом, а сердцем. Мое сердце выбрало тебя…

Снегг отвернулся, ему был неприятен этот умоляющий взгляд, и он совершенно не хотел видеть слезы в ее глазах. Раздался тихий хлопок, и когда он обернулся, Хелен уже не было в доме. На столе лежал конверт. Он медленно подошел к столу, решая открыть его или сразу бросить в камин, но все же решил прочитать послание.

«Северус, я знаю, что ты не согласишься быть со мной, и поэтому обещаю, больше не буду докучать тебе своими чувствами и желаниями. Ты можешь жить в этом доме столько, сколько тебе понадобиться. Я пришлю к тебе сову, которая будет приносить почту и продукты. Прощай, Хелен».

Внизу была приписка:

«P.S.

Последние слова Лили были: « Я прощаю его».

Прости себя…»

Лили прощает его, в ярости он разорвал послание. Она не должна была прощать, он не желал прощения и милости. Он желал ее любви, без остатка, только себе…

Он тяжело оперся на стол. Мгновенная вспышка злости, словно лишила его сил. В груди неприятно закололо. Наконец-то он был один. Тишину, воцарившуюся в доме, нарушал лишь треск дров в камине да завывание ветра на чердаке. Успокаиваясь Снегг прошелся по пустому дому. Скрип половиц единственный звук, который сопровождал его. Он хотел подняться в комнату Хелен и Надин, но что-то остановило его. Ему вдруг стало жутко. Казалось дом, наполненный до этого энергией жизни, вдруг мгновенно лишился души, словно поцелованный дементором. Он быстро вышел на улицу и вздохнул такой живой — морозный воздух. Ветер оглушил его тысячью звуков. Резкие крики чаек неприятно резали слух, но это было лучше, чем звенящая тишина замершего дома.

До самого вечера он бродил по берегу, смотря на тяжелые, как его мысли, волны. Промерзший до костей он вернулся в хижину. Камин уже догорел и по комнате гулял ветер. Уходя, Снегг забыл закрыть дверь, и озорник засыпал весь пол принесенными с улицы сухими листьями. Северусу было все равно, есть не хотелось.

Он уселся в стоявшее возле остывшего камина кресло и, задумавшись, не заметил, как уснул. Ему снилась Визжащая хижина. Темный лаз в углу комнаты притягивал его словно магнит. Из него тянуло сыростью и затхлостью. От шороха, раздававшегося из темноты подземелья, охватывал ужас, и холодный липкий страх сковывал тело, словно руки и ноги опустили в ледяную воду.

Проснулся он от тихого звука, казалось, кто-то напевал наверху простую детскую песенку. Подняв голову, Снегг прислушался, но это был лишь ветер, застрявший в печной трубе. Он поежился, на мгновение ему почему-то стало жалко, что он ошибся. С трудом заставив себя встать, он прошел на кухню и налил себе стакан холодной воды. День закончился так же, как и начался.

Пустота, поселившаяся в доме, потихоньку проникала в душу Снегга. Дни проходили за днями, но ничего не менялось. Он перестал замечать день на дворе или ночь. Когда он был голоден, он ел, когда замерзал, то разжигал огонь. Он почти перестал выходить из дома, то дремал, то впадал в забытье. Почта, раз в неделю приносимая трудолюбивой совой, валялась в коридоре не тронутая.